Текст книги "Имаджика: Пятый Доминион"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)

– Шутишь, что ли?

– Никаких шуток. Так написано.

– Им удалось?

– Разумеется нет. – Пай замолчал и стал пробегать колонки глазами. – Здесь говорится, что они убили бомбой трех его советников, а одиннадцать солдат получили ранения. Взрывное устройство… подожди-ка, я слегка подзабыл оммотадживский язык… взрывное устройство было тайно пронесено Верховной Жрицей Фэрроу. Здесь написано, что они были взяты живыми, но повешены уже мертвыми, что означает, что умерли под пыткой, но Автарх все равно решил сделать спектакль из казни.

– Ну и варварство, так его мать.

– Это обычное явление, в особенности когда речь идет о политических преступлениях.

– А что насчет Тик Ро? Почему там помещен его портрет?

– Утверждается, что он также участвовал в заговоре, но ему, по всей видимости, удалось сбежать. Проклятый болван…

– Почему ты так о нем?

– Потому что он впутывается в политику, когда куда более важные вещи поставлены на карту. Это, конечно, уже не в первый раз и, разумеется, не в последний…

– Не понимаю, о чем ты.

– Люди устают от ожидания и в конце концов опускаются до политики. Но это так недальновидно. Глупый пидор!

– А ты хорошо его знаешь?

– Кого? Тика Ро? – По безмятежным чертам Пая пробежало мгновенное сомнение. Потом он сказал: – У него есть… определенная репутация, скажем. Они его обязательно найдут. Во всех Доминионах не найдется такой канализационной трубы, где бы он смог спрятать свою голову.

– А тебе-то какая печаль?

– Говори потише.

– Отвечай на вопрос, – сказал Миляга, швырнув на сиденье бывшую у него в руках книжку.

– Он был Маэстро, Миляга. Он называл себя заклинателем, но это, в сущности, сводится к тому же: у него была сила.

– Тогда почему же он жил посреди такой навозной кучи, как Ванаэф?

– Не всем так важно жить в окружении женщин и роскоши, Миляга. У некоторых более возвышенные стремления.

– Например?

– Стремление к мудрости. Помнишь, почему мы отправились в это путешествие? Для того, чтобы понять. Это благородный помысел. – Он посмотрел Миляге в глаза впервые после происшествия на платформе. – Твой помысел, мой друг. У вас с Тиком Ро много общего.

– И он знал об этом?

– О да…

– Это он поэтому так взбеленился, что я не сел и не вступил с ним в разговор?

– Пожалуй что да.

– Проклятье!

– Хаммеръок и Фэрроу, наверное, приняли нас за шпионов, которые прибыли, чтобы разнюхать насчет заговора против Автарха.

– А Тик Ро все понял.

– Да. Когда-то он был великим человеком, Миляга. Во всяком случае… ходят такие слухи. Теперь, я думаю, он уже мертв или умирает под пыткой. А для нас это не очень хорошая новость.

– Ты думаешь, он назовет наши имена?

– Кто знает? У Маэстро есть способы защитить себя от страданий во время пыток, но даже самый сильный человек может сломаться, если знать, как на него надавить.

– Ты хочешь сказать, что Автарх, возможно, уже снарядил за нами погоню?

– Я думаю, мы бы уже знали об этом, если б это действительно случилось. Мы прошли большой путь после Ванаэфа. Следы уже остыли.

– А может быть, они не арестовали Тика? Может быть, ему все-таки удалось улизнуть?

– Но они поймали Хаммеръока и Верховную Жрицу. Так что можно не сомневаться: у них есть описание нашей внешности с точностью до волоска.

Миляга откинулся на сиденье.

– Проклятье, – сказал он. – Что-то маловато у нас здесь друзей, тебе не кажется?

– Тем больше причин крепче держаться друг за друга, – ответил мистиф. Тени от проносящейся мимо бамбуковой рощи замигали у него на лице, но он продолжал неотрывно смотреть на Милягу. – Какой бы ущерб, по твоему мнению, я тебе ни принес, сейчас или в прошлом, я прошу у тебя прощения. Я никогда не желал тебе никакого зла, Миляга. Пожалуйста, поверь в это. Ни малейшего зла.

– Я знаю, – пробормотал Миляга. – И я тоже прошу у тебя прощения, честно.

– Так, может быть, отложим наш спор до той поры, пока из всех наших оппонентов во всей Имаджике останемся только мы сами?

– Пожалуй, ждать придется долго.

– Тем лучше для нас.

Миляга расхохотался.

– Согласен, – сказал он и подался вперед, беря мистифа за руку. – В конце концов, мы вдвоем повидали много удивительного, так ведь?

– Да уж.

– Там, в Май-Ke, я уже стал было забывать о том, сколько чудес окружает нас.

– И нам еще многое предстоит увидеть.

– Только обещай мне одну вещь.

– Какую?

– Никогда больше не ешь у меня на глазах сырую рыбу. Это больше, чем может вынести человек.

2

Исходя из тех восторженных описаний Л’Имби, которыми снабдила их Хэирстоун Бэнти, Миляга ожидал увидеть что-то вроде Катманду – город храмов, паломников и легкодоступных наркотиков. Может быть, когда-то он таким и был, во времена давным-давно прошедшей молодости Бэнти. Но когда, через несколько минут после захода солнца, Миляга и Пай вышли из поезда, их встретила отнюдь не атмосфера духовного покоя. У выхода с платформы стояли солдаты – большинство из них слонялись без дела, курили и болтали, но некоторые бросали пристальные взгляды на выходящих пассажиров. Однако, к счастью, на другую сторону платформы несколькими минутами раньше прибыл другой поезд, и выход был забит пассажирами, многие из которых прижимали к груди все свое имущество. Миляге и Паю не составило труда замешаться в середину толпы, пройти незамеченными турникет и оказаться за пределами станции.

Но на широких, освещенных фонарями улицах города также были войска, и их апатичное присутствие вызвало у Пая и Миляги не меньшую тревогу. Низшие чины носили грязно-серую форму, но офицеры были в белом, что как нельзя лучше подходило к субтропической ночи. Все были вооружены. Миляга старался не присматриваться ни к людям, ни к вооружениям из страха привлечь к себе нежелательное внимание, но даже беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться в том, что и оружие, и запаркованные на каждой второй улице машины были выполнены в том же устрашающем стиле, который им уже приходилось наблюдать в Беатриксе. Военные заправилы Изорддеррекса были явно непревзойденными мастерами по производству смерти, и их технология на несколько поколений опережала локомотив, который привез путешественников в этот город.

Но больше всего Миляга был зачарован не танками и пулеметами, а присутствием среди солдат неизвестного ему подвида. Пай назвал их атаками. Они не были выше своих товарищей, но головы их составляли добрую треть роста. Их приземистые тела были гротескно широкими, для того чтобы вынести такой большой груз плоти и костей. «В них легко попасть», – заметил Миляга, но Пай прошептал, что мозги у них маленький, черепа крепкие, а кроме того, они обладают героической способностью переносить боль, причем доказательством последнего была удивительная коллекция синевато-багровых шрамов, которую каждый из них носил на коже, такой же белой, как, очевидно, и скрывавшиеся под ней кости.

Было похоже, что войска находятся в городе уже не первый день, так как местные жители спокойно расхаживали по своим вечерним делам, словно военные и их смертоносная техника были самой обычной вещью. Признаков братания не наблюдалось, но не было и беспокойства.

– А куда мы пойдем теперь? – спросил Миляга у Пая, когда они выбрались из привокзальной толпы.

– Скопик живет в северо-восточной части города, неподалеку от храмов. Он – доктор, чрезвычайно всеми почитаемый.

– Думаешь, он все еще практикует?

– Он не костоправ, Миляга. Он – доктор теологии. Ему нравился этот город, потому что здесь была такая сонная атмосфера.

– Теперь все изменилось.

– Да уж конечно. Похоже, что город сильно разбогател.

Признаки новообретенного благосостояния Л’Имби виделись повсюду. Это были и сверкающие здания, многие из которых выглядели так, словно краска на их дверях только что просохла, и разнообразных стилей одежда, в которую были обряжены попадавшиеся им пешеходы, и большое число элегантных автомобилей на улицах. Но оставались и кое-какие признаки той культуры, которая существовала здесь до эпохи обогащения: громоздкие старые автомобили до сих пор бороздили улицы под аккомпанемент раздающихся со всех сторон гудков и проклятий, а несколько фасадов, оставшихся от старых зданий, были встроены – зачастую довольно грубо – в новые дома. А кроме того, были и живые фасады – лица людей, среди которых шли Пай и Миляга. Местные жители отличались одной уникальной анатомической особенностью: на головах у них были небольшие кристаллические образования, желтые и фиолетовые. Иногда они имели форму гребешков или корон, а иногда просто вырастали посреди лба или были хаотично расположены вокруг рта. Насколько было известно Паю, они не имели никакой конкретной функции, но явно рассматривались как уродство утонченными модниками, которые доходили до высочайшей изобретательности в деле сокрытия своей общности с обычной деревенщиной. Некоторые из этих стиляг носили шляпы и вуали и скрывали свои кристаллы под слоем грима. Другие же удаляли наросты с помощью пластической хирургии и гордо расхаживали со шрамами на голове, бывшими зримым доказательством их богатства.

– Это выглядит гротескно, – сказал Пай, когда Миляга поделился с ним своими наблюдениями. – Но вот тебе хороший пример пагубного влияния моды. Эти люди хотят выглядеть так же, как модели из паташокских журналов, а дизайнеры Паташоки всегда черпали вдохновение в Пятом Доминионе. Проклятые идиоты! Ты только посмотри на них! Я клянусь, что если бы мы распространили слух, что все сейчас в Париже отрезают себе правую руку, то по дороге к Скопику нам бы пришлось не раз споткнуться об отсеченные конечности.

– А когда ты был здесь, все было не так?

– Во всяком случае в Л’Имби. Как я уже сказал тебе, это было место, созданное для размышлений. Но в Паташоке и тогда царило то же самое, потому что она очень близка к Пятому Доминиону и его влияние очень сильно. И всегда находилось несколько второсортных Маэстро, которые сновали туда-сюда, принося с собой стили и идеи. А некоторые из них даже умудрялись делать на этом бизнес, пересекая Ин Ово каждые несколько месяцев, чтобы узнать последние новости Пятого Доминиона и продать их Домам мод, архитекторам и так далее. Какое падение! Это внушало мне крайнее отвращение.

– Но ведь ты сам сделал то же самое, разве не так? Ты стал частью Пятого Доминиона.

– Но только не в этом, – сказал мистиф, ударяя кулаком себя в грудь. – Моя ошибка заключалась в том, что я заблудился в Ин Ово и допустил, чтобы меня вызвали на Землю. Когда я был там, я играл в человеческие игры, но только постольку, поскольку было необходимо.

Непокрытые головы Пая и Миляги были лишены наростов и шрамов, и поэтому, несмотря на мешковатую и сильно пожеванную одежду, они привлекали к себе завистливое внимание фланирующих по улицам модников. Разумеется, оно было далеко не доброжелательным. Если теория Пая верна и Хаммеръок или Верховная Жрица Фэрроу действительно описали их заплечных дел мастерам Автарха, то плакаты с их предполагаемыми портретами вполне могли быть расклеены и на улицах Л’Имби. А в таком случае любой завистливый денди мог с легкостью избавиться от потенциальных конкурентов, шепнув пару слов на ухо любому солдату. «Не будет ли благоразумнее, – предложил Миляга, – поймать такси и продолжить путешествие в более конфиденциальной атмосфере?» Мистиф, однако, с неохотой отреагировал на это предложение, объяснив, что не помнит адрес Скопика и единственный способ найти его – это идти пешком, возлагая надежду на интуицию. Однако они стали избегать оживленных участков улиц, где праздные посетители кафе под открытым небом наслаждались вечерним воздухом или, что встречалось менее часто, стояли группки солдат. Хотя они и продолжали привлекать интерес и восхищение, никто не сделал попытки их остановить, и через двадцать минут они свернули с главной улицы. Через пару кварталов ухоженные здания уступили место строениям попроще, а расфранченные денди – более мрачным созданиям.

– Здесь гораздо безопаснее, – сказал Миляга, что было довольно-таки парадоксальным замечанием, если принять во внимание, что улицы, по которым они сейчас шли, они инстинктивно постарались бы обойти стороной в любом из городов Пятого Доминиона. Их окружало плохо освещенное захолустье, где большинство домов впало в полное запустение. Однако свет горел за окнами даже самых ужасных развалюх, и дети играли на улицах, несмотря на довольно поздний час. Их игры приблизительно соответствовали играм детей Пятого Доминиона, но они не были заимствованы, а просто изобретены юными умами на основе тех же самых исходных материалов – мяча и биты, мела и асфальта, веревочки и считалки. Миляга почувствовал себя более спокойным, идя в их окружении и слыша их смех, который ничем не отличался от смеха земных детей.

В конце концов обитаемые дома уступили место совершеннейшим руинам, и, судя по раздражению Пая, он утратил представление об их местонахождении. Потом, увидев в отдалении какое-то здание, он издал удовлетворенное хмыканье.

– Вон там – Храм, – сказал он, указывая на монолит, возвышавшийся в нескольких милях от того места, где они стояли. Он был не освещен и казался заброшенным, возвышаясь в гордом одиночестве в удалении от всех прочих зданий.

– Вид на него открывался из окна туалета Скопика. Он рассказывал, что в теплые деньки он открывает окно, чтобы можно было одновременно испражняться и предаваться созерцанию.

Улыбнувшись этому воспоминанию, мистиф повернулся спиной к Храму.

– Окно туалета выходило на Храм, и между ним и домом не было больше улиц. Там был участок голой земли, на котором паломники разбивали свои палатки.

– Значит, мы идем в правильном направлении, – сказал Миляга. – Просто надо выйти на крайнюю улицу справа.

– Логично, – сказал Пай. – А я уж было засомневался в своей памяти.

Через два квартала выложенные булыжником улицы заканчивались.

– Здесь, – сказал Пай. Никакого торжества в его голосе не было, что вряд ли могло удивить кого-нибудь, учитывая, какой унылый вид открылся перед ними. Если великолепию кварталов, через которые они только что проходили, предел положило неумолимое время, то на этой улице разрушения носили явно рукотворный характер. Несколько домов горели. Остальные выглядели так, словно их использовали в качестве целей на учениях бронетанковых войск.

– Кто-то побывал здесь до нас, – сказал Миляга.

– Похоже на то, – ответил Пай. – Не беспокойся, наши поиски не зашли в тупик. Он обязательно оставил нам послание.

Миляга не стал отпускать замечаний по поводу того, насколько маловероятной представляется ему такая возможность, и пошел вслед за мистифом по улице, пока тот не остановился у здания, которое, хотя и не было превращено в груду обгорелых кирпичей, было готово рухнуть в любую секунду. Огонь выел его глаза, и от когда-то роскошной двери осталось несколько подгнивших досок. Освещено это унылое зрелище было не светом фонарей (таковые на улице отсутствовали), а россыпью звезд.

– Тебе лучше остаться здесь, – сказал Пай-о-па. – Скопик мог оставить это место под охраной.

– Какой, например?

– Не один Незримый умеет расставлять стражников, – ответил Пай. – Прошу тебя, Миляга… мне будет спокойнее, если я займусь этим в одиночку.

Миляга пожал плечами.

– Делай, как тебе заблагорассудится, – сказал он. И потом, после некоторой паузы: – Впрочем, ты всегда так и поступаешь.

Он наблюдал, как Пай взошел по заваленным хламом ступенькам, выломал в двери несколько досок и скользнул внутрь. Вместо того чтобы дожидаться его у порога, Миляга пошел по улице, желая еще раз взглянуть на Храм и размышляя о том, что этот Доминион, как и Четвертый, преподнес немало сюрпризов не только ему, но и Паю. Безопасный вроде бы Ванаэф чуть было не стал местом казни, в то время как угрожающие горы стали местом их воскрешения. А теперь Л’Имби, бывший когда-то приютом размышлений, предстал перед ними городом кричащей безвкусицы, соседствующей с руинами. Что же последует вслед за этим? Не обнаружат ли они, оказавшись в Изорддеррексе, что он с негодованием сбросил с себя репутацию Вавилона Имаджики и превратился в Новый Иерусалим?

Он устремил взгляд на окутанный сумерками Храм, и мысли его вновь обратились к вопросу, который несколько раз занимал его во время путешествия по Третьему Доминиону: как лучше всего подойти к задаче составления карты Доминионов, чтобы, когда он наконец возвратится в Пятый Доминион, он смог бы дать своим друзьям хоть какое-то представление о местной географии? Они путешествовали по самым разным дорогам – начиная с Паташокского шоссе и кончая залитыми грязью грунтовыми маршрутами, ведущими от Хаппи к Май-Ke; они прошли зеленеющие долины и побывали на таких высотах, где не рос даже самый морозоустойчивый мох; они познали роскошь автомобилей и надежность доки; они потели, замерзали и переходили границу между явью и сном, словно поэты, направляющиеся в страну фантазии, сомневаясь в надежности своих чувств и в себе самих. Все это необходимо было отобразить: дороги, города, хребты и долины – все это надо было представить в двух измерениях, чтобы размышлять потом над этим на досуге. «Со временем я займусь этим, – сказал он себе, вновь откладывая на будущее решение этой проблемы, – со временем».

Он оглянулся на дом Скопика. Пая не было видно, и он начал подумывать, уж не случилось ли с мистифом какой-нибудь беды. Он вернулся к крыльцу, поднялся по ступенькам и, чувствуя себя слегка виноватым, скользнул в дыру между досками. Свет звезд, однако, был лишен возможности с такой же легкостью проникнуть за ним, и он оказался в такой абсолютной темноте, что его пробрала дрожь и на память ему пришел безмерный мрак ледяного собора. В тот раз мистиф был за ним; теперь он оказался впереди. Он помедлил несколько секунд у двери, пока его глаза не помогли ему сориентироваться. Это был тесный дом с тесными комнатками, и где-то в глубине его звучал голос, едва ли не шепот, на который он и двинулся, спотыкаясь во мраке. Уже через несколько шагов он понял, что этот голос, хриплый и испуганный, принадлежит не Паю. Может быть, Скопику, который прячется в руинах?

Мерцание света, не ярче самой тусклой звезды, привело его к приоткрытой двери, за которой он увидел говорящего. Пай стоял в центре погруженной во мрак комнаты, спиной к Миляге. Повыше плеча мистифа Миляга увидел источник умирающего света: висящий в воздухе силуэт, похожий на паутину, сплетенную пауком, которого потянуло к занятиям портретной живописью, и вздымавшуюся от малейшего дуновения ветра. Однако движения его не были произвольными. Бесплотное лицо открывало рот и изрекало мудрость:

– … нигде так не испытывается, как в подобных катаклизмах. Мы должны признать это, мой друг… признать это и молиться… нет, лучше не молиться… я теперь сомневаюсь во всех богах, а особенно в местном. Если по детям хотя бы частично можно судить об Отце, то вряд ли Его можно назвать справедливым и добрым.

– По детям? – переспросил Миляга.

Дыхание, вместе с которым вылетело это слово, казалось, затрепетало в натянутых нитях. Лицо вытянулось, рот исказился.

Мистиф оглянулся и помотал головой, призывая незваного гостя к тишине. Скопик (а это послание, безусловно, принадлежало ему) снова заговорил:

– …Поверь мне, мы знаем только сотую часть хитростей и уловок, которые скрываются за этим. Задолго до начала Примирения уже начали работу силы, направленные против него, – вот мое глубочайшее убеждение. И вполне логично предположить, что эти силы до сих пор существуют. Они вершат свое дело в этом Доминионе и в том Доминионе, из которого ты прибыл. Их стратегия измеряется не десятилетиями, а столетиями – точно так же должны были действовать и мы. И они глубоко внедрили своих агентов. Не доверяй никому, Пай-о-па. Даже самому себе. Их заговор был составлен еще тогда, когда нас с тобой не было на свете. Вполне может получиться так, что любой из нас служит им тем или иным образом, даже и не подозревая об этом. Они придут за мной очень скоро, возможно с пустынниками. Если я умру, ты будешь об этом знать. Если мне удастся убедить их в том, что я всего лишь безвредный чокнутый, они заберут меня в Колыбель и засадят в приют для умалишенных. Отыщи меня там, Пай-о-па. А если ты занят какими-нибудь более неотложными делами, то забудь меня; я не упрекну тебя за это. Но, друг мой, отправишься ты за мной или нет, в любом случае знай, что, когда я думаю о тебе, я по-прежнему улыбаюсь, а это редчайшее из удовольствий в наши дни.

Еще до окончания речи паутина постепенно стала терять силу, позволявшую ей удерживать сходство, черты размягчились, силуэт начал сворачиваться, и, когда последнее слово послания прозвучало, он превратился в обычный мусор, которому оставалось только опуститься на пол. Мистиф присел на корточки и прикоснулся пальцами к безжизненным нитям.

– Скопик… – пробормотал он.

– О какой Колыбели он говорил?

– Колыбель Жерцемита. Так называется море в двух или трех днях пути отсюда.

– Ты был там?

– Нет. Это место ссылки. В Колыбели был остров, который использовался как тюрьма. В основном там содержались преступники, которые совершили чудовищные зверства, но были слишком опасны для того, чтобы их казнить.

– Не понимаю.

– Я тебе расскажу как-нибудь потом. Сейчас нам важно то, что, похоже, его переделали в сумасшедший дом. – Пай поднялся на ноги. – Бедняга Скопик. Он всегда испытывал ужас перед безумием…

– Мне это чувство знакомо, – заметил Миляга.

– …а они засадили его в сумасшедший дом.

– Стало быть, нам надо вызволить его оттуда, – сказал Миляга просто.

Он не мог разглядеть выражения лица Пая, но он увидел, как мистиф уткнул лицо в ладони, и услышал приглушенное рыдание.

– Эй… – мягко сказал Миляга, заключая Пая в объятия. – Мы отыщем его. Я знаю, что не должен был приходить сюда и следить за тобой, но я просто подумал: вдруг с тобой что-нибудь случилось.

– Во всяком случае, ты сам услышал его. Теперь ты знаешь, что это не ложь.

– С чего бы это мне думать, что это ложь?

– Потому что ты не доверяешь мне, – сказал Пай.

– Я думал, мы договорились, – сказал Миляга, – что мы вместе, и это наша лучшая надежда на то, что мы останемся живыми и в здравом уме. Разве это не так?

– Да.

– Ну так давай не будем об этом забывать.

– Это может оказаться не так-то просто. Если подозрения Скопика верны, то любой из нас может работать на врага и не знать об этом.

– Под врагом ты имеешь в виду Автарха?

– Безусловно, он один из врагов. Но я полагаю, что он всего лишь внешнее проявление более могущественных разрушительных сил. Имаджика больна, Миляга, от края и до края. Теперешний вид Л’Имби приводит меня в отчаяние.

– Знаешь, тебе надо было бы заставить меня поговорить с Тиком Ро. Он мог бы дать нам несколько подсказок.

– Я не имею права принуждать тебя к чему-нибудь. Кроме того, я не уверен, что он оказался бы мудрее Скопика.

– Может быть, если мы сможем поговорить с ним, он будет знать еще больше.

– Будем на это надеяться.

– И тогда я не стану ерепениться и убегать, как последний идиот.

– Если мы попадем на остров, тебе некуда будет убегать.

– Это точно. Стало быть, теперь нам нужно какое-нибудь транспортное средство.

– Что-нибудь не бросающееся в глаза.

– Что-нибудь быстрое.

– Что-нибудь, что легко уворовать.

– А ты знаешь, как добраться до Колыбели? – спросил Миляга.

– Нет, но, может быть, мне удастся порасспросить об этом, пока ты угонишь машину.

– Неплохой план. Да, кстати, Пай! Купи выпивки и сигарет, пока будешь этим заниматься, хорошо?

– Так ты еще и декадента собрался из меня сделать?

– Виноват. А я-то думал, это ты сбиваешь меня с пути истинного.