Текст книги "Имаджика: Пятый Доминион"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)

3

Эфрит сказал, что подъем будет легким, и с точки зрения крутизны его действительно можно было считать таковым. Но темнота сделала легкий путь трудным даже для такого проворного существа, как Пай-о-па. Однако Эфрит оказался заботливым проводником: замедлял шаг, когда замечал, что Пай отстает, и предупреждал о местах с неустойчивым грунтом. Через некоторое время они уже оказались высоко над деревней, и снежные пики Джокалайлау показались над верхушками холмов, в окружении которых спал Беатрикс. Но сколь высокими и величественными ни были эти горы, за ними виднелись нижние склоны еще более огромных пиков, вершины которых терялись в облаках. В нескольких ярдах Пай заметил вырисовывающийся на фоне неба силуэт дома, на веранде которого горел свет.

– Эй, Бедняга! – позвал Эфрит. – К тебе пришли! К тебе пришли!

Однако ответа не последовало, и они подошли к дому, единственным живым обитателем которого было пламя лампы. Дверь была открыта, на столе стояла еда. Но вокруг не было и следа Бедняги Таско. Эфрит оставил Пая на веранде и отправился на поиски. Скот в коррале позади дома топтался в темноте, издавая нечленораздельные звуки. Воздух был насыщен тревогой и беспокойством.

Через несколько секунд появился Эфрит и сказал:

– Я нашел его: он на холме! Почти на самой верхушке.

– Что он там делает? – спросил Пай.

– Может быть, смотрит на небо. Мы поднимемся. Он не будет против.

Они продолжили подъем, и теперь их присутствие было замечено стоящим на вершине.

– Кто там? – крикнул он вниз.

– Это я, Эфрит, мистер Таско. Я с другом.

– У тебя слишком громкий голос, мальчик, – раздалось в ответ. – Пожалуйста, потише.

– Он хочет, чтобы мы не шумели, – прошептал Эфрит.

– Я понял.

Здесь, на высоте, дул холодный ветер, и это навело Пая на мысль о том, что ни у Миляги, ни у него нет подходящей одежды для предстоящего путешествия. Коаксиальный же явно забирался сюда регулярно: на нем были шуба и меховая шапка-ушанка. Было очевидно, что он не из этих мест. Потребовалось бы не меньше трех деревенских жителей, чтобы сравняться с ним в массе и силе, а кожа его была почти такой же темной, как у Пая.

– Это мой друг Пай-о-па, – шепнул ему Эфрит, когда они оказались совсем рядом.

– Мистиф, – внезапно произнес Таско.

– Ну что ж, хоть это хорошо. А то столько незнакомцев, и все за одну ночь. Что это нам сулит?

– Еще кто-то пришел? – спросил Эфрит.

– Послушай… – сказал Таско, устремив взор через долину по направлению к черным склонам. – Неужели ты не слышишь шум машин?

– Нет. Только ветер.

В ответ Таско подхватил мальчика и уже в физическом смысле направил его в сторону источника звука.

– А теперь слушай! – сказал он яростно.

Ветер донес еле слышный шум, который мог бы оказаться отдаленным громом, если бы не был постоянным. Источник его, без сомнения, находился не в деревне, да и не похоже было, что в холмах ведутся земляные работы. Это был звук работавших в ночи двигателей.

– Они едут к долине.

Эфрит издал радостный клич, который был прерван Таско, резко хлопнувшим ладонью ему по губам.

Чему ты так радуешься, дитя? – спросил он. – Ты что, не знаешь, что такое страх? Да, наверное, действительно не знаешь. Ну что ж, учись бояться. – Он сжал Эфрита так крепко, что мальчик стал брыкаться, пытаясь высвободиться. – Эти машины едут из Изорддеррекса. От Автарха. Теперь понимаешь?

Наконец он отпустил Эфрита, и тот попятился от него, испугавшись самого Таско уж никак не меньше, чем едущих где-то далеко машин. Таско отхаркался и сплюнул комок мокроты в направлении звука.

– Может быть, они минуют нас, – сказал он. – Они могут поехать и другими долинами. Им необязательно ехать через нашу. – Он снова сплюнул. – Ладно, нет никакого смысла здесь стоять. Чему быть, того не миновать. – Он повернулся к Эфриту. – Прости меня, если я был груб с тобой, мальчик, – сказал он. – Но я услышал эти машины. Они точно такие же, как и те, что истребили мой народ. Поверь мне, их не стоит приветствовать радостными возгласами. Понял?

– Да, – сказал Эфрит, но Пай усомнился в искренности его ответа. Перспектива прибытия этих грохочущих штук наполняла мальчишку не ужасом, а только возбуждением.

– Так скажи мне, что тебе нужно, мистиф, – сказал Таско, начиная спускаться с холма. – Ты ведь взобрался на этот холм не для того, чтобы посмотреть на звезды? Или все-таки для этого? Ты влюблен?

Эфрит захихикал в темноте у них за спиной.

– Даже если бы это было правдой, я все равно бы не стал об этом говорить, – ответил Пай.

– Так в чем же дело?

– Я приехал сюда с другом из… далеких мест, и наш автомобиль скоро откажет. Нам нужно обменять его на животных.

– Куда вы направляетесь?

– В горы.

– Вы подготовились к этому путешествию?

– Нет. Но мы займемся этим.

– Чем раньше вы уйдете из долины, тем безопаснее для нас, я думаю. Одни незнакомцы притягивают других.

– Вы поможете нам?

– Вот что я предлагаю, – сказал Таско. – Если вы покинете Беатрикс прямо сейчас, я позабочусь, чтобы вы получили запасы и двух доки. Но вы должны поторопиться, мистиф.

– Я понимаю.

– Если вы уедете прямо сейчас, может быть, машины пройдут мимо.

4

Без проводника Миляга вскоре заблудился на погруженном во мрак холме. Но вместо того чтобы повернуть назад и подождать Пая в Беатриксе, он продолжал ползти вверх, надеясь, что с вершины откроется красивый вид, а ветер прочистит ему мозги. Прохладный ветер, величественная панорама. Впереди хребет за хребтом терялись в туманной дали, и наиболее удаленные вершины были так высоки, что он засомневался, сможет ли Пятый Доминион похвастаться столь же высокими горами. Позади него среди расплывчатых силуэтов холмов виднелся лес, сквозь который они проезжали.

И вновь ему захотелось, чтобы у него была с собой карта территории, по которой можно было бы оценить масштаб предпринимаемого ими путешествия. Он попытался запечатлеть пейзаж в своем сознании, сделать нечто вроде наброска для полотна с изображением уходящих вдаль гор, холмов и долины. Но открывшееся перед ним зрелище подавило его попытку превратить его в символы, ограничить его и заключить в рамку. Он отказался от своего намерения и снова обратил взор к Джокалайлау. Но прежде чем подняться наверх, взгляд его задержался на склонах соседнего холма. Он неожиданно осознал, какой удивительной симметрией обладает долина: холмы поднимались на одну и ту же высоту слева и справа. Он стал вглядываться в склоны холма напротив. Разумеется, поиски следов жизни на таком расстоянии были абсурдным занятием, но чем пристальнее он изучал лицо холма, тем сильнее овладевала им уверенность, что перед ним – темное зеркало и кто-то, пока невидимый, изучает скрывающие его тени в поисках следов его, Миляги, пребывания здесь. Сначала эта мысль лишь заинтриговала его, но вскоре он почувствовал испуг. Прохлада, овевавшая кожу, пробралась и в его внутренности. Его начал бить озноб. Он боялся пошевелиться, так как этот другой, кто бы он ни был, мог заметить его, а заметив – причинить ужасное зло. Долгое время он стоял неподвижно. Ветер налетал резкими порывами и приносил с собою звуки, которые он стал различать только сейчас. Грохот движущейся техники, жалобный вой некормленых животных, рыдания. Эти звуки и наблюдатель с противоположного, зеркального, холма были как-то связаны друг с другом, он знал это. Тот, другой, пришел не в одиночку. У него были машины и звери. Он нес слезы.

Когда холод пробрал Милягу до костей, он услышал, как Пай-о-па зовет его снизу. Он взмолился о том, чтобы ветер не переменился и не отнес этот зов, а вместе с ним и сведения о его местонахождении в направлении наблюдателя. Пай продолжал звать его, и голос его звучал все ближе и ближе. Он пережил пять ужасных минут этой пытки, и тело его разрывалось от противоположных желаний: часть его отчаянно желала, чтобы Пай оказался рядом, обнял его, сказал, что овладевший им страх просто нелеп; другая часть его была в ужасе от мысли, что Пай найдет его и тем самым выдаст его местонахождение существу с противоположного холма. В конце концов мистиф отказался от поисков и удалился в сторону Беатрикса.

Однако Миляга не сразу покинул укрытие. Он подождал еще с четверть часа, до тех пор пока его напряженные глаза не уловили движение на противоположном склоне. Похоже, наблюдатель оставил свой пост и двинулся на другую сторону холма. Миляга мельком увидел его силуэт, когда он исчезал за гребнем, и успел заметить, что этот другой имеет человеческий облик, во всяком случае в физическом смысле. Он подождал еще минуту, а затем стал спускаться по склону. Члены его онемели, зубы стучали, мускулы свело судорогой от холода, но он двигался быстро. Раз он упал и прокатился несколько ярдов на ягодицах, к вящему изумлению дремлющих доки. Пай стоял внизу, поджидая его у дверей дома мамаши Сплендид. Пара оседланных и взнузданных животных стояла на улице. Одного из них Эфрит кормил с ладони.

– Куда ты ходил? – осведомился Пай. – Я искал тебя.

– Позже, – сказал Миляга. – Сначала мне надо согреться.

– Времени нет, – ответил Пай, – Условия сделки таковы, что в обмен на доки, еду и одежду мы отправляемся немедленно.

– Неожиданно они почувствовали огромное желание от нас отделаться.

– Так оно и есть, – раздался голос из-под растущих напротив дома деревьев. Темнокожий мужчина с опаловыми, месмерическими глазами вышел из темноты.

– Тебя зовут Захария?

– Да.

– Меня зовут Коаксиальный Таско, по прозвищу Бедняга. Доки принадлежат вам. Я дал мистифу кое-какие запасы на дорогу, но, прошу вас… никому не говорите, что вы здесь были.

– Он думает, мы приносим несчастье, – сказал Пай.

– Может быть, он и прав, – сказал Миляга. – Могу я пожать вашу руку, мистер Таско, или это тоже приносит несчастье?

– Руку пожать можете, – сказал Таско.

– Спасибо вам за транспорт. Клянусь, мы никому не скажем, что были здесь. Но у меня может возникнуть желание помянуть вас в мемуарах.

Суровые черты Таско смягчились в улыбке.

– Это я вам тоже разрешаю, – сказал он, пожимая Миляге руку. – Но только после моей смерти, хорошо? Я не люблю, когда к моей жизни проявляют излишнее внимание.

– Согласен.

– А теперь, прошу вас… чем скорее вы удалитесь, тем раньше мы сможем притвориться, что никогда вас не видели.

Эфрит принес Миляге пальто. Оно доставало ему до пят и пахло теленком, который был рожден на нем, но Миляга обрадовался ему.

– Мама прощается с вами, – сказал мальчик Миляге. – Но она не выйдет и не встретится с вами напоследок. – Он понизил голос до смущенного шепота. – Она себе все глаза выплакала.

Миляга двинулся было к двери, но Таско перехватил его.

– Пожалуйста, мистер Захария, никаких промедлений, – сказал он. – Либо вы уедете сейчас, с нашим благословением, либо не уедете вообще.

– Он не шутит, – сказал Пай, забираясь на доки, который скосил глаз на седока. – Надо отправляться.

– Неужели мы даже не обсудим маршрут?

– Таско дал мне компас и объяснил дорогу, – сказал мистиф. – Вот этим путем мы отправимся, – сказал он, указывая на узкую тропинку, ведущую вверх за пределы деревни.

С неохотой Миляга вдел ногу в кожаное стремя и влез в седло. Только Эфрит попрощался с ними и стиснул руку Миляги, рискуя вызвать гнев Таско.

– Когда-нибудь мы встретимся в Паташоке, – сказал он.

– Надеюсь, – ответил Миляга.

Этим их прощания и ограничились. У Миляги осталось чувство прерванного на полуслове разговора, который теперь никогда не будет окончен. Но, во всяком случае, они вышли из деревни куда лучше подготовленными к предстоящему путешествию, чем когда они вошли в нее.

* * *

– В чем дело-то? – спросил Миляга у Пая, когда они взобрались на возвышенность над Беатриксом, где тропа поворачивала, оставляя за пределами видимости его спокойные, ярко освещенные улицы.

Через холмы должен пройти батальон армии Автарха, по дороге в Паташоку. Таско боялся, что присутствие чужаков в деревне может дать повод солдатам для мародерства.

Так вот что я слышал на холме.

– Именно это ты и слышал.

– И я видел кого-то на противоположном холме. Клянусь, он высматривал меня. Нет, я неправильно говорю. Не меня, а кого-то. Вот почему я не откликнулся, когда ты звал меня.

– У тебя есть какие-нибудь мысли по поводу того, кто бы это мог быть?

Миляга покачал головой:

– Я просто почувствовал его взгляд. А потом увидел чей-то силуэт на склоне. Бог его знает. Теперь, когда я говорю об этом, это звучит нелепо.

– В тех звуках, которые я слышал, не было ничего нелепого. Лучшее, что мы можем сделать, – это убраться отсюда как можно скорее.

– Согласен.

– Таско сказал, что к северо-востоку отсюда находится место, где граница Третьего Доминиона вклинивается в этот Доминион на большом участке, – может быть, около тысячи миль. Мы сможем сделать наше путешествие короче, если попадем туда.

– Звучит неплохо.

– Но это означает, что нам надо идти через Великий Перевал.

– Звучит похуже.

– Это будет быстрее.

– Это будет смертельно, – сказал Миляга. – Я хочу увидеть Изорддеррекс. Я не хочу замерзнуть в Джокалайлау.

– Стало быть, мы пойдем более длинной дорогой?

– Я считаю, так лучше.

– Это удлинит наше путешествие на две или три недели.

– И удлинит наши жизни на много лет, – парировал Миляга.

– Можно подумать, что мы с тобой мало пожили, – заметил Пай.

– Я всегда придерживался убеждения, – сказал Миляга, – что жизнь не может быть слишком длинной, а количество женщин, которых ты любил, не может быть слишком большим.

5

Доки оказались послушными и надежными, одинаково уверенно ступавшими и по месиву грязи, и по пыли, и по мелким камешкам, и проявлявшими полное равнодушие к пропастям, которые разверзались в дюймах от их копыт, и к бурным потокам, которые пенились рядом с ними секунду спустя. И все это происходило в темноте, так как, хотя и прошло уже несколько часов и, казалось, заре уже пора было заняться над холмами, павлинье небо спрятало свое великолепие в беззвездном сумраке.

– Может ли оказаться, что ночи здесь, наверху, длиннее, чем внизу, на шоссе? – удивился Миляга.

– Похоже на то, – сказал Пай. – Мой живот говорит мне, что солнце должно было взойти уже несколько часов назад.

– Ты всегда определяешь течение времени с помощью живота?

– Он более надежен, чем твоя борода, – ответил Пай.

– Где сначала появляется свет, когда близится восход? – спросил Миляга, поворачиваясь, чтобы оглядеть горизонт. Когда он обернулся назад, в том направлении, откуда они шли, горестный стон сорвался с его губ.

– В чем дело? – сказал мистиф, останавливая своего доки и пытаясь проследить направление взгляда Миляги.

Ответа не потребовалось. Столб черного дыма поднимался между холмов, и нижняя часть его была подсвечена пламенем. Миляга уже соскользнул с седла и теперь взбирался на скалу, чтобы точнее определить местоположение пожара. Он помедлил на вершине всего лишь несколько секунд, а потом пополз вниз, обливаясь потом и тяжело дыша.

– Мы должны вернуться, – сказал он.

– Почему?

Беатрикс горит.

– Как ты смог определить это с такого расстояния? – спросил Пай.

– Смог, черт возьми! Беатрикс горит! Мы должны вернуться. – Он взобрался на своего доки и стал разворачивать его на узкой тропинке.

– Подожди, – сказал Пай. – Подожди, ради бога!

– Мы должны помочь им, – сказал Миляга. – Они были к нам так добры.

– Только потому, что хотели поскорее от нас избавиться!

– Ну что ж, теперь худшее случилось, и мы должны попытаться сделать все, что в наших силах.

– Обычно ты проявлял большее благоразумие.

– Что ты имеешь в виду «обычно»? Ты ничего обо мне не знаешь, так что не пытайся судить. Если не пойдешь со мной, то и отправляйся на хер!

Доки развернулся, и Миляга пришпорил его каблуками, чтобы он пошевеливался. Во время пути дорога разделялась только три или четыре раза, и он был уверен, что сможет найти обратную дорогу в Беатрикс без особых проблем. Да и столб дыма послужит ему мрачным указателем. Спустя некоторое время, как Миляга и предполагал, Пай последовал за ним. Мистиф был счастлив, когда его называли другом, но где-то в глубине души он был рабом.

По дороге они молчали, что было вовсе не удивительно, учитывая характер последнего разговора. И только однажды, когда они взбирались на ступенчатый хребет (долина, в которой был расположен Беатрикс, пока еще не была видна, но стало совершенно ясно, что дым идет именно оттуда), Пай-о-па пробормотал:

– Почему всегда это должен быть пожар?

И Миляга понял, как бессердечно он отнесся к его нежеланию возвращаться.

Картина разрушений, которую, без сомнения, им предстояло вскоре увидеть, была эхом того пожара, в котором погибла его приемная семья (с того дня они никогда об этом не говорили).

– Может быть, дальше я отправлюсь один? – спросил он.

Пай покачал головой.

– Либо вместе, либо вообще никак, – сказал он.

Дорога стала легче. Склоны сделались более пологими, тропа более ухоженной, да и небеса наконец-то посветлели – наступила запоздавшая заря. К тому моменту, когда их глазам открылось зрелище разрушенного Беатрикса, великолепный павлиний хвост, который впервые вызвал восхищение Миляги в небе над Паташокой, раскрылся у них над головой, и его красота придала увиденному внизу еще более мрачный вид. Пожар продолжал бушевать, но огонь уже уничтожил большинство домов и окружавшие их березово-бамбуковые рощи. Они остановили своих доки и внимательно осмотрели окрестности. Разрушителей Беатрикса нигде не было видно.

Отсюда пойдем пешком? – предложил Миляга.

– Пожалуй.

Они привязали животных и спустились в деревню. Еще до того, как они вошли в нее, их ушей достигли звуки рыданий, напомнившие Миляге звуки, которые он слышал, застыв неподвижно на склоне холма. Он знал, что разрушения каким-то образом являются следствием той незримой встречи. Хотя он и не попался на глаза наблюдателю во мраке, тот почуял его присутствие, и этого оказалось достаточно для того, чтобы обрушить все эти бедствия на Беатрикс.

– Я отвечаю за это… – сказал он. – Помоги мне Господь… Я отвечаю за это.

Он повернулся к мистифу, который замер посреди улицы с бледным и ничего не выражающим лицом.

– Оставайся здесь, – сказал Миляга. – Я пойду попробую отыскать семью.

Пай никак не отреагировал на его слова, но Миляга предположил, что они были услышаны и поняты, и пошел в направлении дома Сплендидов. Беатрикс был уничтожен не простым огнем. Некоторые дома были опрокинуты, но не сожжены, а деревья вокруг них выдернуты с корнем. Однако нигде не было видно жертв, и Миляга начал надеяться, что Коаксиальный Таско убедил жителей уйти на холмы, прежде чем появились разрушители. Эта надежда была перечеркнута, когда он подошел к тому месту, где стоял дом Сплендидов. Как и прочие дома, он был превращен в пепелище, и дым горящей древесины скрывал до этого момента нагроможденную напротив него ужасную груду. Здесь были все добрые граждане Беатрикса, сваленные в одну кровоточащую кучу, которая была выше его роста. Вокруг нее бродили несколько рыдающих уцелевших жителей, разыскивая своих близких в месиве искалеченных тел. Некоторые из них цеплялись за тела, которые показались им знакомыми, а другие просто стояли на коленях в смешанной с кровью грязи и причитали по покойникам.

Миляга стал обходить кучу, выискивая среди плакальщиков знакомое лицо. Один парень, которого он видел, когда тот хохотал над кукольным представлением, держал на руках тело жены или сестры, столь же безжизненное, как и те куклы, которые доставляли ему такое удовольствие. Какая-то женщина рылась среди трупов, непрерывно выкрикивая чье-то имя. Он подошел, чтобы помочь ей, но она крикнула ему, чтобы он не приближался. Пятясь назад, он увидел Эфрита. Тело мальчика лежало в куче, глаза его были открыты, а рот – бывший источником ничем не омраченного энтузиазма – был разбит прикладом или ударом ноги. В этот момент Миляга хотел только одного: чтобы ублюдок, который сделал это, оказался где-нибудь поблизости. Он чувствовал, как убийственное дыхание жжет ему глотку, стремясь свершить безжалостную месть.

Он оглянулся в поисках какой-нибудь мишени, пусть даже это будет и не сам убийца. Кто-то с ружьем или в военной форме – человек, которого он мог бы назвать врагом. Он не помнил, чтобы ему когда-нибудь приходилось испытывать нечто подобное, но ведь раньше у него не было той силы, которой он обладал сейчас, – или, если верить Паю, он просто не знал о ее существовании. И как ни мучительны были окружавшие его ужасы, мысль о том, что он обладает такой способностью к очищению, что его легкие, горло и ладонь могут с такой легкостью вычеркнуть виновного из жизни, была бальзамом для его скорби. Он пошел прочь от пирамиды трупов, готовый при первом же удобном случае превратиться в палача.

Он завернул за угол и увидел, что путь впереди заблокирован одной из военных машин захватчиков. Он остановился, ожидая, что сейчас она повернет к нему свои стальные глаза. Это была идеальная фабрика смерти, облаченная в броню, похожую на крабовый панцирь. Колеса ее были утыканы окровавленными косами, из башенки торчало дуло. Но смерть отыскала свою фабрику. Из башенки поднимался дымок, и водитель лежал в том положении, в котором его застиг огонь, когда он выбирался из внутренностей машины. Небольшая победа, но во всяком случае доказывавшая уязвимость этих механизмов. Когда-нибудь это знание может оказаться тем шагом, который отделяет отчаяние от надежды. Он уже отвернулся было от машины, когда его окликнули, и Таско появился из-за дымящегося остова. Лицо его было окровавлено, а одежда покрыта пылью.

– Плохо ориентируешься во времени, Захария, – сказал он. – Слишком поздно ушел, а теперь вернулся, и снова слишком поздно.

– Почему они сделали это?

– Автарху не нужны причины.

– Он был здесь? – сказал Миляга. Мысль о том, что мясник из Изорддеррекса был в Беатриксе, заставила его сердце биться быстрее. Но Таско сказал:

– Кто знает? Никто никогда не видел его лица. Может быть, он был здесь вчера и пересчитывай детей, а никто даже и не заметил его.

– Ты знаешь, где мамаша Сплекдид?

– Где-то в куче.

– Господи…

– Из нее не получился бы хороший очевидец. Она бы совсем обезумела от горя. Они оставили, в живых только тех, кто лучше других сможет рассказать историю. Зверствам необходимы очевидцы, Захария. Люди, которые разнесут весть о них повсюду.

– Они сделали это в качестве предостережения? – спросил Миляга.

Таско покачал своей огромной головой.

– Я не знаю, как работают у них мозги, – сказал он.

– Может быть, нам стоит узнать об этом, чтобы суметь остановить их.

– Я скорее умру, – ответил Таско, – чем стану копаться в таком говнище. Если у тебя хороший аппетит, то отправляйся в Изорддеррекс. Там ты получишь хорошее образование.

– Я хочу чем-то помочь здесь, – сказал Миляга. – Наверняка найдется для меня какая-то работа.

– Оставь нас, чтобы мы оплакали своих мертвецов.

Если и существовала более веская просьба удалиться, то Миляге она была неизвестна. Он порылся в поисках слов утешения или извинения, но перед лицом такой трагедии, похоже, только молчание было уместно. Он склонил голову и оставил Таско наедине с его трудной долей очевидца, вернувшись мимо горы трупов на улицу, где оставил Пая. Мистиф не сдвинулся ни на дюйм, и даже когда Миляга встал ему в затылок и спокойно сказал, что им пора ехать, прошло еще много времени, прежде чем он обернулся и посмотрел на него.

– Не надо нам было возвращаться, – сказал он.

– Пока мы теряем время, это будет происходить каждый день…

– Ты полагаешь, мы можем остановить это? – спросил Пай с ноткой сарказма.

– Мы не пойдем в обход, мы пойдем через горы. Выиграем три недели.

– Так, значит, я угадал? – сказал Пай. – Ты действительно думаешь, что можешь остановить это.

– Мы не умрем, – сказал Миляга, обнимая Пай-о-па. – Я не допущу этого. Я пришел сюда, чтобы понять, и я пойму.

– Сколько еще ты сможешь вынести?

– Столько, сколько потребуется.

– Я могу напомнить тебе твои слова.

– Я и так буду помнить их, – сказал Миляга. – После этого я буду помнить все.