Текст книги "«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков"

Автор книги: Клаус Фритцше

Соавторы: Юлия Нестеренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Рассказывает рядовой Гроне:

– В двадцатых числах ноября майор Петров сообщил нам об окружении 6-й армии под Сталинградом. Сказать, что мы сильно расстроились? Кто как: мы с Крисом просто не верили, что русские смогут удержать в кольце такую огромную и сильную группировку. Это ведь считалась лучшая, элитная армия вермахта. Сам Гитлер сказал, что смог бы штурмовать с ней небо. А ведь если задуматься, несколько двусмысленные слова. Ну, в плане того, что через пару месяцев после окружения эта армия действительно почти в полном составе попала на небо. В смысле души их вознеслись после смерти. Но пока мы уверены, что они вырвутся из смертельного кольца.

Только Гюнтер настроен менее оптимистично. Скажем так, от тех изощренных ругательств, которые он посылает в адрес фюрера, покраснел бы любой гамбургский извозчик. Петров сначала просто с восторгом слушал, потом стал записывать некоторые фразы в блокнотик.

– Надо же, – говорил он. – Я и не подозревал, что в немецком языке существуют такие яркие и точные выражения!

– Это еще что, – шепотом говорит ему Серега. – Послушать бы, как он будет материться, когда русские возьмут Берлин!

Энкавэдэшные мозги капитана Чермоева действуют несколько в ином направлении.

«Фельдфебель, – строго говорит он, – по-моему, вы не рады успехам Красной Армии?»

– Просто мне за державу обидно! – фельдфебель сказал это по-немецки, но майор Петров перевел именно так. И велел капитану: «Не цепляться к фрицам. Не видишь, у людей горе».

ЧАСТЬ 6

Рассказывает старшина Нестеренко:

– В конце октября Лагодинский поручил нам ликвидировать командира абреческого отряда Джохара по кличке Борз. Его отряд был, пожалуй, одним из самых малочисленных – менее десяти человек, – но за ними тянулась целая цепь кровавых преступлений. Ходили слухи, что Джохар мстит за расстрел своего старшего брата Исы и поклялся уничтожить за него тысячу безбожников-копаров. Мы знали, что приказ о расстреле его брата отдал лично майор Петров и он же лично командовал расстрелом. Само дело об убийстве брата Джохара было довольно темным, произошло это еще в конце тридцатых годов: наш Владимир говорил, что Иса скрывал у себя во дворе целый склад оружия и оказал сопротивление товарищам из НКВД, которые пришли это оружие конфисковать. Сами аулчане утверждали, что конфисковать хотели вовсе не оружие, а единственную лошадь Исы. Как бы то ни было, результатом конфликта стало то, что чекисты застрелили Ису прямо посреди аульской улицы и прямо на глазах его младшего брата Джохара, который видел все из окна собственного дома.

Таким образом Владимир Петров стал кровным врагом Джохара, а это!..

О! Горцы очень щепетильны в таких делах! Каждый уважающий законы адата считает своим священным долгом отомстить обидчику за пролитую кровь, кровная месть неумолима и беспощадна! Мститель преследует своего кровника, как волк преследует в горах оленя, кровная месть не гаснет целые годы и десятилетия.

Наш майор ходил буквально на волосок от гибели: сразу после этого случая начальство перевело его служить подальше от Чечни, и вернулся сюда он только осенью 1942-го. И пока его спасало то, что горец искал убийцу брата среди офицеров НКВД; он и подумать не мог, что обидчик скрывается под мундиром офицера СС. Но Джохар знал своего кровника в лицо, и если бы вдруг при случайной встрече все открылось… нашей миссии пришел бы конец.

Итак, Петров был лично заинтересован в устранении Джохара и его банды. Был применен испытанный прием – абреку назначили встречу в доме его кунака в одном из высокогорных аулов.

Рассказывает рядовой Гроне:

– Поздним осенним вечером ничего не подозревающий горец в сопровождении двух своих нукеров подскакали к дому; стих топот подков и улеглась поднятая копытами лошадей пыль на аульской улочке. Лязгнул кованый засов на тяжелых деревянных воротах, и их створки со скрипом раскрылись, впуская всадников во двор. Наш Ахмет почтительно придержал стремя главного гостя, затем провел его в кунацкую. Пришельцы скинули чувяки и вошли в темную комнату, освещенную лишь одним тускло чадящим на столе светильником.

– Салям алейкум! – произнес Джохар, тщетно пытаясь разглядеть находящихся в комнате людей.

– И тебе салям! – отозвался насмешливый голос с явно не чеченским произношением. В ту же минуту чьи-то жесткие руки схватили троих гостей, выкручивая назад локти и не давая им шевельнуться, а в бритые затылки уперлись вороненые стволы револьверов. Поднятый невидимой рукой светильник поднялся со стола и поплыл вперед, освещая чье-то сухощавое лицо под фуражкой. На околыше немецкой фуражки зловеще сверкал серебряный череп со скрещенными костями, однако само лицо показалось Джохару странно знакомым.

– Узнаешь меня? – незнакомец еще сильнее приблизил горящий фитиль к своему лицу, и Джохар начал понимать, кто перед ним.

– Хотел встретиться со мной? – издевательским тоном продолжал офицер. – Ну, вот и свиделись! Конечно, не совсем так, как ты хотел…

Джохар видел совсем рядом его серо-стальные глаза, и изогнутые в ухмылке тонкие губы, и золотую коронку на ощерившихся зубах.

Злоба и обида на подлый обман захлестнули горца с головой, бешеная злоба придала ему силы – он рванулся из удерживающих его рук, словно пойманный волк из капкана, и прыгнул вперед. Его пальцы вцепились в горло кровника, словно когти дикого зверя, оба мужчины повалились на пол, увлекая за собой висящий за спиной майора ковер с прикрепленными на нем саблями и кинжалами. Враги барахтались, запутавшись в ковре, один из чекистов лупил прикладом по голове и спине горца, но от ярости тот почти не чувствовал боли; он только рычал и норовил дотянуться зубами до горла врага, где набухала и билась синеватая яремная вена. Петров уже начал багроветь и задыхаться, когда между лопаток Джохара по самую рукоять вошел кинжал Ахмета. Джохар выгнулся назад и хрипло заорал, его руки на шее майора ослабили хватку, и майор почувствовал, как на него горячим, липким потоком хлынула пузырящаяся чужая кровь. Владимир сбросил с себя тело умирающего противника и, пошатываясь, встал; у его ног бился в агонии горец, его стекленеющие глаза с ненавистью глядели на русского, а немеющие губы через кровавую пену пытались послать последние проклятия своему кровнику.

– Сдохни, собака! – в ярости выкрикнул чекист и, выхватив из кобуры револьвер, в упор выстрелил в искаженное злобой лицо абрека. Три выстрела подряд превратили лицо в кровавое месиво; когда пороховые газы рассеялись, горец был уже мертв. Владимир презрительно пнул его узким носком начищенного офицерского сапога, мертвец вяло колыхнулся, словно мешок.

– Лучше было бы взять живым, – буркнул я себе под нос, но обостренный слух майора уловил сказанное, Владимир круто развернулся и ткнул ствол своего еще дымящегося пистолета мне в скулу – ей-богу, у меня было полное впечатление, что, находясь в таком настроении, он способен пристрелить и меня!

– Поговори тут у меня, фашист! – прошипел он мне в самое ухо, и дуло револьвера вдавилось мне в щеку.

– Владимир, соца (уймись)! – Чермоев повис на его руке и осторожно отобрал взведенное оружие. – Конечно, жаль, что этот пес сдох, он мог бы рассказать нам немало интересного. Надеюсь, его дружки тоже кое-что знают.

Он кивнул в сторону двоих лежащих на полу лицом вниз нукеров; сидящие на их спинах чекисты уже сноровисто вязали им руки назад.

Пленников подняли и, толкая в спину, повели к выходу из сакли.

– Вы не дождетесь от меня ни единого слова, шакалы! – проходя мимо Петрова с Чермоевым и глядя им прямо в глаза, четко произнес один из пленников.

– В НКВД и не такие пели соловьями, ты просто не знаешь наших методов! – рявкнул майор и наотмашь ударил его в ухо затянутой в кожаную перчатку ладонью; голова пленника мотнулась, и из уха, из лопнувшей барабанной перепонки потекла тонкая струйка крови. Петров нагнулся, поднял с пола оброненную в драке эсэсовскую фуражку с черепом на околыше, тщательно отряхнул ее и аккуратно надел на голову, подровняв козырек. И меня вновь поразило его жуткое сходство с нашим покойным оберштурмфюрером, бывшим хозяином этой фуражки. В зловещем полумраке комнаты, в сполохах мигающего фитилька свечи мертвый эсэсман Шмеккер и живой майор Петров казались почти близнецами, как будто дух мертвеца продолжал жить в теле живого странной и полной злобной ненависти жизнью.

Рассказывает старшина Нестеренко:

– Но и у нас в отряде не обошлось без потерь. Один из бандитов тяжело ранил Алексея Ростоцкого. Он умер в госпитале, на руках у моей матери. Перед смертью просил похоронить его рядом с дедом, в родовом склепе. Командование разрешило выполнить его просьбу.

Осенью НКВД совместно с воинскими частями провело крупную операцию, в результате которой вооруженное восстание в Веденском и Чеберлоевском районе было подавлено. 7 ноября 1942 года главарь бандитов Майрбек Шерипов был убит. Чуть ранее, в октябре, был застрелен Расул Сахабов. Характерно, что убили его не чекисты, а чеченец Магомадов – его кровный враг. Лидера другой шпионской группы Дзугаева арестовали. Актив повстанческого формирования, созданный главарем банды Сахабовым, в количестве 32 человек был схвачен НКВД, остальных участников принудили сдать оружие и легализоваться.

Рассказывает рядовой Гроне:

– Абвер решил продолжить помощь местным националистам. Ведь несмотря на успешно проведенную русскими операцию, в горах оставалось еще много бандитов: многие из бывших джигитов Шерипова и Сахабова сумели ускользнуть от НКВД и присоединились к бандам Терлоева.

Вечером мы попросили Петрова рассказать нам о Терлоеве.

– А что вам рассказывали о нем в «Бергмане»? – задал встречный вопрос майор.

– Ну, он образован, юрист, писатель. Создал национал-социалистическую партию горцев, их там вроде около пяти тысяч человек со своей программой. Идейный борец с Советской властью, хотя вырос при Советах, ему сейчас около сорока. Послал через линию фронта своего представителя к германскому командованию с просьбой о помощи, – хором перечислили мы.

– Точно! Он из богатой и известной семьи. Дед его был одним из наибов Шамиля, отец – абрек, приемный брат Зелимхана, убит при грабеже Кизлярского Казначейского банка. Родился он в 1903 году в селении Нашхой Галанчожского района Чечни. В семье из шести братьев он был самым младшим.

Хасан до революции посещал арабскую духовную школу, затем Советская власть выучила его на свою голову Учился в Комвузе в Ростове. Бывший комсомолец, даже член ВКПБ. Четко усвоил ленинское «дайте мне организацию революционеров, и я переверну Россию». Вот он и занялся партийным строительством – создал свою организацию «Кавказские братья». Кстати, ваш абверовский офицер Ланге обозвал его программу глупой.

– Нам рассказывали о нем как о талантливом самобытном писателе. Говорили, что в юности он писал стихи и пьесы, опубликовал две книги.

– Ага! Писатель, все пописывал антисоветские статейки в местной «Крестьянской газете», где рассказывал, как советские чиновники притесняют горцев. Фантазии у него было хоть отбавляй! За что и был арестован.

– А знаете, почему его в первый раз отпустили из тюрьмы?! – гордится своей осведомленностью Димпер. – Ведь выяснилось, что многие из этих чиновников действительно были ворами и взяточниками!

– Терлоева и в самом деле четыре раза арестовывали и даже приговаривали к смертной казни, но каждый раз он путем подтасовки фактов и подкупа (сам юрист!) умудрялся выходить на свободу. Публично раскаивался в 1933 г., был восстановлен в партии. Ему разрешили работать корреспондентом грозненской «Крестьянской газеты». Посылают его на учебу в Москву в Коммунистический университет, но он опять связывается там с антисоветским подпольем.

– А правду говорят, что он в Москве создал подпольную террористическую группу, дерзко ограбившую банк и убившую двух сторожей? А из их отрубленных рук и ног выложил две буквы «М», что обозначало «Мусульманские мстители»? – затаив дыхание, спрашиваю я.

– Где это вы читали? В «Фелькишер Беобахтер»? Гляди-ка, прямо как чикагского гангстера Хасана там расписали!

– А еще писали, что он бежал с сибирской каторги, убив охранника и двух собак. Вырезал «филе» и, пока скитался по тайге, питался этим мясом! – округляет от ужаса глаза Димпер.

– Чьим мясом: собак или охранника?! Я смотрю, вы любите страшные сказочки на ночь? Смотрите, чтоб ночью никто не намочил постель со страху, когда ему приснятся кровавые отрубленные руки, – иронизирует Петров.

– А они нам уже давно снятся, мы их в натуре видели. И головы отрезанные тоже, – жестко сказал Гюнтер. – Это не смешно, после боя на Аргуни Крис действительно несколько ночей кричал во сне.

– Герр фельдфебель, зачем вы позорите меня! Теперь чекисты будут считать меня истеричной барышней, – протестует Димпер.

– Нет, Кристиан! Именно после этого случая мы стали считать вас людьми! – кладет ему руку на плечо Серега.

Он знает, чем началась и окончилась эта история, я рассказывал ее на первом допросе у Лагодинского.

Но давайте вернемся к нашим баранам.

– А еще была какая-то романтичная история, что вместо прошения о помиловании Терлоев подал заявление со словами: «Я решил встать во главе освободительной борьбы моего народа!»

– Ага, романтик с большой дороги. Всюду распространял слухи, что Советская власть проводит политику геноцида кавказских народов. А на гербе своей партии изобразил горца, режущего шашкой свинью, да еще пояснил, что под свиньей имеются в виду русские гяуры!

Понабирал в свои банды дезертиров и уголовников, вот они и начали бороться за «святое дело свободы»: грабили магазины и сберкассы, вырезали русские и еврейские семьи, охотились на небольшие группы и одиночных военнослужащих.

– Тогда почему Советы не подавили это восстание в самом зародыше?

– У Терлоева всюду были свои люди. Его агентом был даже сам министр внутренних дел ЧИ АССР Албогачиев. Многие из руководства только делали вид, что преследуют бандитов, а на самом деле сотрудничали с ними. Помните, как 17 августа вы совместно с бандитами Шерипова легко разгромили Шароевский райцентр?

– Да, нас тогда просто поразило практически полное отсутствие сопротивления!

– Так вот, благодарить за свою легкую победу вы должны начальника отдела по борьбе с бандитизмом ЧИ АССР подполковника ГБ А. Алиева, лично приказавшего их роте (он кивнул на Сергея) накануне уйти из аула. И он же помешал нам поймать вашу группу.

В общем, биография Терлоева очень похожа на биографию Майрбека Шерипова. Надеюсь, и кончит так же! – закончил свой рассказ Владимир.

* * *

Беда подкралась незаметно. Вскоре мы получили из центра радиограмму, что надо готовиться к встрече очередного десанта абверовцев.

Встретим по всем канонам кавказского гостеприимства! Они получат свинцовое угощение, которое вряд ли смогут переварить! – расхохотался Ахмет. Мы не станем стрелять по своим! – сразу резко встал на дыбы Гюнтер. Даже если опять пришлют таких негодяев, как ваши Хайнц и Шмеккер? – прищурился Петров.

Мы должны сообщить в центр координаты для лучшей высадки десанта: место выбирает сам Лагодинский – это окрестности аула, недавно освобожденного красноармейцами от банды.

Примерно треть всех сброшенных с парашютами энкавэдэшники расстреляли еще в воздухе. Но большая часть диверсантов во главе с командиром сели в стороне и смогли выскользнуть из окружения.

Черт побери! Никогда не думал, что подобное сообщение так расстроит нас. Да не в плане того, что почти всех расстреляли. Все убитые при жизни были отменными подлецами, неоднократно участвовали в карательных акциях, и мы согласились со справедливостью возмездия. Нас больше беспокоили ускользнувшие. Они могли информировать Центр о произошедшем, и у командования вновь могли ожить подозрения по поводу нашей благонадежности. Чем грозило это нашим семьям в Германии, вы уже знаете. Ситуация была такова, что наши родные оказались в роли заложников. Причем эта карта была козырной не только в руках гестапо. Мы, конечно, старались не сомневаться в порядочности товарища Лагодинского. Страшно было сомневаться. Если бы он отдал приказ стрелять по десанту, мы бы его выполнили. Но он был мудрый человек и не стал испытывать нас на верность.

Однако через одно испытание мне все-таки пришлось пройти. Один из парашютистов схвачен, и вновь в роли переводчика предстоит быть мне. Конвоир вводит здоровенного детину в разорванной униформе ротенфюрера СС и с синяком под глазом.

– Спроси, как его зовут? – командует Чермоев.

Пленный настороженно вслушивается в мою речь и спрашивает: «Ты немец?»

– Да.

– Тогда какого черта ты здесь делаешь? Ты коммунист?

– Кончайте болтать между собой, – возмущается Чермоев. – Пусть отвечает на вопрос!

– Меня зовут Фриц Швейффер! – заявляет пленный. – Я солдат СС, член Национал-социалистической партии и больше ничего не скажу тебе, большевистская свинья!

Ничего себе экземплярчик! Ну и как это перевести?!

– Он сказал, что его зовут Фриц Швейффер и он солдат СС, – нахожу компромисс я.

Но Чермоев по тону явно чувствует, что тут что-то не так.

– А дальше что он сказал? – тянет он угрожающим голосом. – Вы что, оба собираетесь дурачить меня?!

– Ну, это непереводимый немецкий фольклор, – мнусь я.

– Переводи все! – орут мне оба на двух языках. Вот уж попал между двух огней!

Да пошел этот Фриц к черту. Хочет повыпендриваться перед чекистом – пожалуйста! Посмотрим, насколько его хватит. Монотонным голосом перевожу все их фразы и цветистые выражения. Стандартный набор: Чермоев матерно кроет Гитлера и фашистов, а эсэсман с непередаваемой гордыней говорит о силе германской армии, которая гнала РККА до Волги и до Кавказа.

Кстати, большей части десанта удалось оторваться от преследования НКВД именно благодаря Фрицу; он прикрывал отход своих, отстреливался до последнего патрона, затем сражался врукопашную с навалившимися на него чекистами.

– Сволочь, пятеро наших бойцов из-за него погибли! Своими бы руками придушил! – злится Чермоев.

А эсэсовец только смеется ему прямо в глаза, словно нарочно доводя чекиста до белого каления.

– Я же, – говорит, – не виноват, что вы погнали своих солдат прямо под мои пули! Что же вы, как грамотный командир, не послали их в обход с флангов!

А потом Аслан его чуть прямо в кабинете не пристрелил, когда ротенфюрер начал рассказывать о своих подвигах в борьбе против белорусских партизан. Кстати, по сути своего задания Фриц так ничего и не сказал.

К обеду вернулся из рейда Петров, и они с капитаном взялись за нациста уже вдвоем.

Майор сказал, что «это зрелище не для маленьких детей», и выпроводил меня. Через несколько часов я услышал два пистолетных выстрела в задней части крепости.

Я смог увидеть обоих чекистов только глубоким вечером. Они пришли в обнимку и слегка покачиваясь от выпитого. Но заканчивать пьянку пока не собирались. Послали Нестеренко сбегать к Никитичне еще за парой бутылок самогона и усадили нас пить вместе с собой. Потом к нам присоединились еще пара русских, притащили сало и вареную картошку на закуску.

– Не стесняйся, ешь, – резал мне толстые ломти хлеба и сала Петров, – ты еще пацан, тебе сил набираться надо.

Сами они пили много, закусывали мало.

– Давай, пей, Павел! – обнимал меня за плечи захмелевший Серега. – Пора тебе уже научиться пить как настоящий русский мужик.

– Да куда немчуре до нас! Кишка тонка! – пьяно хохотал один из пришедших по имени Андрей, наливая мне стакан доверху. – Пей до дна, если ты меня уважаешь.

Не помню как, но нетрезвый разговор перекинулся на сегодняшний допрос пленного ротенфюрера.

– Прикинь, этот эсэсовец еще разозлился, когда я назвал его фашистом, – возмущался Чермоев. – Орал, что он национал-социалист и сам презирает фашистов. Как это?

– Самое интересное, что сторонники Гитлера Действительно не любят это слово. Это понятие родилось в Италии. Партия Муссолини заимствовала название из истории Древнего Рима, – начал объяснять я. – Немцы называют себя наци.

– Да какая, к черту, разница, – отмахнулся капитан. – я считаю, что подонок, хвастающийся расправами над партизанами, именно фашист.

– Вы все-таки расстреляли Фрица? – решился спросить я у Петрова.

– А тебе что, жалко его? – подозрительно сощурившись, ответил вопросом на вопрос майор.

Я замялся и опустил глаза. Да, этот ротенфюрер был тот еще экземплярчик и на допросе проявил себя как ярый нацист.

– Немного да, – честно ответил я. – Я просто подумал о его детях, помните, он показывал двоих кудрявых малышей на фотографии. Теперь они остались сиротами.

– Да уж ангелочки-близнецы, – усмехнулся Андрей. – Мальчишки вырастут и станут такими же убийцами, как их отец.

– Зачем вы так говорите? – поежился я.

– Затем, что их папаша вряд ли бы пожалел русских ребятишек.

– Неудивительно, что Гроне жалеет фашиста. Ведь он и сам недавно был таким же. А может, в глубине души и остался? Просто пошел на сотрудничество ради спасения своей шкуры, – усмехнулся Чермоев.

Я просто онемел. Я знал, что Чермоев недолюбливал меня и моих немецких камерадов, но такое услышать не ожидал!

– Я никогда не был таким фашистом, как этот эсэсман! – четко отчеканил я. – Я не совершал никаких воинских преступлений. Я всегда считал, что воевать надо честно и на поле боя, а не с беззащитными стариками и детьми.

– Да, да, в плену вы все быстро учитесь кричать «Гитлер капут» и сразу все поголовно становитесь коммунистами. Мы и не ждали, что ты скажешь что-то иное, – продолжал чеченец. – Правильно, немчура боится – значит, уважает! Чуть что, я и тебя, Гроне, могу расстрелять. Уверяю, рука не дрогнет. Так что смотри мне!

– Я решил сражаться на вашей стороне не из-за страха, а потому, что искренне считаю Гитлера злом для моей Родины и хочу, чтобы поскорее кончилась эта война…

– Ладно, ладно, Гроне, раскипятился, – похлопал меня по колену Петров. – Успокойся, капитан просто пошутил.

– Зато я не шучу! – грохнул кулаком по столу чернявый Андрей. Его явно понесло. – Я прекрасно помню оголтелых молодчиков с закатанными по локоть рукавами, которые расстреливали наших пленных в сорок первом. Да, да, я был у вас в плену, и со мной не цацкались, как мы сейчас с твоими камерадами. Нас били коваными сапогами в зубы и морили голодом в Уманской яме. Как цинично заявил нам ваш эсэсовский офицер, чем больше сдохнет расово неполноценных славян, тем быстрее освободится жизненное пространство для арийского народа.

– Я никогда не считал никакой народ низшей расой, подлежащей уничтожению. У меня нет и никогда не было ненависти к русским…

– А я с удовольствием буду убивать проклятых фашистов, пока ни одного из этих выродков не останется на нашей земле! – яростно отчеканил Андрей.

Господи, за что они на меня так? Что я им еще могу сказать?!

– Оставь его, Андрей. – Сергей берет меня за плечи и выводит из комнаты, шепча: «Не бери в голову, разве ты не видишь, что они в стельку пьяны и несут невесть что».

Вы думаете, их извиняло то, что они был пьяны?! Но русская поговорка не зря говорит: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».

Я пришел к себе в комнату, меня просто молотило и я долго не мог успокоиться. Возможно, мне стало бы легче, если бы я мог кому-то высказать свою незаслуженную обиду, но я прекрасно понимал, что ни Курту, ни тем более Гюнтеру говорить об этом не стоит.