Текст книги "«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков"

Автор книги: Клаус Фритцше

Соавторы: Юлия Нестеренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Рассказывает старшина Нестеренко:

– Сегодня поймаем самого главного бандита Хасана Терлоева! – потирал руки довольный Петров. – Накануне арестовали его пособников Муртазалиевых. На допросе они признались, что Хасан скрывается в пещере горы Бачи-Чу на территории Джумсоевского сельсовета. Командовать спецоперацией будет сам генерал Церетели!

Наша опергруппа окружила пещеру, но бандит успел скрыться, однако оставив в спешке все свое имущество. Кроме оружия и карт Кавказа на немецком языке, нас очень заинтересовали найденные в его рюкзаке бумаги.

– Надо же, какая ценная находка: списки членов повстанческой организации ОПКБ по 20 аулам Итум-Калинского, Галанчожского, Шатоевского и Пригородного районов! – восхищался товарищ Церетели (потом мы сосчитали, что в списках числилось 6540 человек).

Летом 1943 года, после победы наших войск на Курской дуге, явственно наметился перелом в ходе войны. Фронт все дальше и дальше откатывался от Кавказа; стало ясно, что немцы больше не вернутся сюда. Бандитизм в горах Чечни тоже пошел на убыль. С одной стороны, руководство бандформирований поняло, что на победу Германии им рассчитывать не приходится. В то же время наш полк НКВД был усилен людскими и материально-техническими ресурсами и стал все успешнее действовать в борьбе с повстанцами. Наши бойцы и командиры освоили особую тактику боев в горной местности, где сражение ведется фактически не в двух, а в трех измерениях и где важно не только обойти противника с флангов и зайти в тыл, но и постараться очутиться выше него по склону. Мы усвоили специфику партизанской войны и научились наступать не широкой цепью, а действовать отдельными мелкими группами; у нас появились специалисты-альпинисты, обучающие своим приемам остальных бойцов. С другой стороны, давала свои плоды миролюбивая агитация полковника Лагодинского, поверив которой многие бандиты были легализованы и сдали оружие.

В результате к концу 1943 года в ЧИ АССР осталось не более полусотни мелких разрозненных банд, а общее количество состоящих на учете бандитов едва превышало 500 человек. Труженики республики успешно выполнили план по сдаче государству сельхозпродукции, увеличилось по сравнению с предыдущим годом производство продукции нефтепромыслов.

И вот на фоне всего этого нас как громом поразил приказ Берии – планировалась спецоперация по выселению вайнахского народа!

Первым свое сомнение в справедливости подобной акции выразил Димпер, у которого происходящее явно ассоциировалось с трагедией собственного народа.

– Замолчи! – был вынужден сказать ему я. – Красноармеец Шаламов, не забывайте, что мы всего лишь солдаты, и не нашего ума дело обсуждать приказы наркома внутренних дел.

– Вот-вот, именно так и Шмеккер всегда говорил, – пробурчал себе под нос Крис, но я все равно услыхал его слова и буквально взвился.

– Твое дело телячье – иди, куда начальство посылает. А для несогласных есть военный трибунал.

У меня и без рассуждений Криса на душе кошки скребли, а тут еще он со своими сравнениями. Нам объяснили, что выселение производится с целью лишить бандитов поддержки со стороны местного населения! Ведь как бы ни страдали порой от их действий сами вайнахи, но древний горский кодекс чести не позволял им выдавать абреков русским властям.

Кроме того, меня сильно задела реакция Лайсат. Дело том, что я сделал ей официальное предложение – брак со мной мог спасти чеченку от депортации. Но чертовка лишь сверкнула на меня своими черными глазищами и заявила, что разделит горькую судьбу своего народа!

Высшим партийным работникам, чеченцам и ингушам по национальности, было заранее доложено об указе о выселении и о мотивах, которые легли в основу этого решения.

Председатель СНК ЧИ АССР Молаев после этого сообщения прослезился, но взял себя в руки и обещал выполнить все указания партии и правительства. Была сделана попытка воспользоваться авторитетом высших духовных лиц Чечни Б. Арсановым, А.Г. Яндаровым и А. Гайсумовым, они призывались оказать помощь через мулл и местных старейшин. 40 республиканских партийных и советских работников из чеченцев и ингушей были прикреплены к 24 районам с задачей подобрать из местного актива по каждому населенному пункту 2–3 человек для агитации.

Брат и сестра Чермоевы были приглашены на совещание к начштаба нашего горнострелкового полка Буланову, где им были вручены особые пропуска для беспрепятственного движения по району и дано задание убедить соплеменников не противиться депортации с целью предотвращения ненужного кровопролития. Тогда мы и предположить не могли, как они воспользуются этими спецпропусками! Утром 22 февраля возле своей подушки я нашел записку от Лайсат:

«Я знаю, вы все обвините нас в предательстве, коварстве и самой черной неблагодарности. Но не я предала Советскую власть, а она меня. И не только меня одну – весь вайнахский народ. Она отняла нашу свободу, землю, радость, наши горы и даже наш вкусный воздух. Я была патриоткой до мозга костей, беспредельно чтила Ленина, верила Сталину. Помню, с каким воодушевлением я пела: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!» Пела до тех пор, пока «страна моя родная» не накинула мне петлю на шею. Вот когда дыхание перехватило… Все разом изменилось, когда мне цинично заявили: «Раз ты патриотка, помоги нам лишить тебя родины, родителей и даже жизни», пришлось наконец понять, что есть Советская власть».

– Вот стерва! – скрипнул зубами Петров. – Ну что ж, мне не привыкать, не впервые получается, что твой бывший товарищ по органам вдруг оказывается скрытым врагом народа. Однако надо готовиться, завтра приступаем к акции. Кодовое название «Чечевица», кодовый сигнал «Пантера».

С начала февраля 1944 года в Чечню прибывали воинские части под видом проведения учений в горной местности. В операции принимали участие 19 тысяч оперативных работников НКВД – НКГБ и СМЕРШ и до 100 тысяч офицеров и бойцов войск НКВД, стянутых с различных областей. Значительная их часть до этого участвовала в операциях по выселению карачаевцев и калмыков и, кроме того, будет участвовать в предстоящей операции по выселению балкарцев… Теперь все эти части спешно выдвигались в заданные районы и окружали аулы.

Был дан секретный приказ до 2 часов ночи 23 февраля оцепить все населенные пункты, расставить засады и дозоры, отключить радиотрансляционные станции и телефонную связь.

Мы с Гюнтером и Крисом в качестве проводников должны были провести роту НКВД в один из самых отдаленных аулов. Рота недавно прибыла из Ростова, ее бойцы уроженцы центральной части России и Сибири, их понятия о Кавказе самые смутные, опыта действий в горах никакого.

Горная дорога, предназначенная для вьючного скота, серпантином лезет вверх, к перевалу. Идем с полной выкладкой, у каждого за спиной около 30 кг: оружие, полные подсумки патронов, гранаты, сухой паек. Разреженный воздух высокогорья затрудняет дыхание, сердце бешено колотится в груди, порой темнеет в глазах. Только Гюнтер, с детства привыкший к походам по Баварским Альпам, прет вперед, как танк, шагает легко и широко, словно не тянет его вниз помимо обычной у всех поклажи тяжеленный «МГ-34» на плече.

Он и обычно малоразговорчив, а сейчас за всю дорогу не проронил вообще ни слова, его обветренное лицо непроницаемо, покрывшиеся инеем брови сурово сдвинуты; шагает как робот, лишь изредка притормаживая и оглядываясь на отстающих. Вот подошел к тяжело отдувающемуся Димперу, молча взял у него рюкзак и вскинул себе на плечо.

– Не надо, ты же не вьючный мул, – пытается слабо протестовать Крис.

– Gehen weiter! – едва разжав губы, командует фельдфебель.

На развилке оглядывается по сторонам, сверяется с компасом и машет рукой налево. Видно, что он неплохо ориентируется на местности, бывал здесь и до войны, и совсем недавно, этим летом.

Вообще-то отряд должна была вести Лайсат, но после ее побега Лагодинский был вынужден назначить проводником Гюнтера. Ходят упорные слухи, что брат и сестра Чермоевы подались в банду Исраилова. Не хватало еще сейчас встретиться с ними на узкой горной дорожке!

Вот подъем становится настолько крутым, что некоторые бойцы вынуждены карабкаться по склону буквально на четвереньках. Ноги скользят по обледенелым камням, порой идущий выше падает и сшибает нижних, образуя куча-мала. Нас спасают немецкие альпинистские ботинки с триконями и ледоруб – посох альпиниста, но подобные вещи есть далеко не у всех – большинство бойцов обуты в обычные армейские сапоги или даже валенки.

На перевале ветер становится еще сильнее, он воет как тысяча сорвавшихся с цепи бесов, норовя сбросить незваных пришельцев в бездонную пропасть. Кажется, сама природа седого батюшки Кавказа ополчилась против нас и защищает своих детей.

Внизу, на склоне ущелья, курятся над саклями дымки, но до аула надо еще преодолеть невероятной крутизны спуск Спуск тяжелее, чем подъем, ноги абсолютно не держат, почти все бойцы вынуждены съезжать «на пятой точке» (проще говоря, на собственном заду), кое-как притормаживая пятками. На особо сложных участках обвязываемся веревками.

– Переход Суворова через Альпы, – пытается шутить Димпер, вспоминая знаменитую картину.

Да уж, чудо-богатыри Суворова шли за славой, а мы?! Сравнение явно не в нашу пользу.

Стремительно смеркается, торопимся, ведь нам непременно надо достичь аула до наступления темноты. Ветер становится все злее и холоднее, он продувает ущелье, как огромную аэродинамическую трубу; его порывы выдувают последнее тепло из-под наших телогреек; ватные штаны покрыты толстым слоем наледи, на бровях и вокруг ртов намерз белый иней, и мы все похожи на сказочных Дедов Морозов.

Но вот наконец и аул: разгоняя прикладами собак, входим в сакли. Хозяева гостеприимно приглашают нас отдохнуть на коврах в кунацкой, хозяйки хлопотливо кипятят калмыцкий чай с бараньим жиром, пекут кукурузные лепешки в крохотных глиняных печурках. На все их расспросы врем про учения, право же, нам даже неудобно перед гостеприимными людьми.

Утром всех мужчин приглашают в здание сельсовета, ничего не подозревающие люди идут как на праздничный митинг, ведь сегодня 23 февраля – День Советской Армии. Да уж, запомнят они и этот день, и эту Красную Армию!

Майор НКВД зачитывает с трибуны указ Верховного Совета СССР «…за пособничество бандитам и немецким диверсантам…». Народ потрясенно молчит… Какое массовое пособничество? Ну не было ничего такого, уж нам-то, бойцам НКВД, это известно лучше, чем кому-либо! Были отдельные задуренные националистической пропагандой личности… Честно говоря, мы опасались вооруженного сопротивления, но сопротивляться особо некому – перед нами в основном согнутые годами старики и безусые мальчишки. После я узнал, что и в других аулах случаи сопротивления были единичными. В непокорных был дан приказ стрелять без предупреждения, на поражение. Крис с Гюнтером и его верным «МГ-34» расположились на скальном уступе, отсюда весь аул виден как на ладони и, если что, будет прекрасно простреливаться. Руки Шаламова дрожат, когда он суетливо заправляет пулеметные ленты. Фельдфебель ложится на снег и поудобнее устраивается, глядя в прицел. Лицо его сумрачно, черт знает, какие ассоциации бродят сейчас в его немецкой башке.

Опергруппы из трех человек заходят в дома, производят обыск, изымают оружие, ищут антисоветскую литературу и валюту, требуют выдать бандитских пособников. Каждая такая опергруппа отвечает за выселение четырех семей. Кое-как пристроив на коленях планшетку, офицер торопливо заносит данные в учетные карточки, где отмечает всех домочадцев (в том числе и отсутствующих), а также обнаруженные и изъятые при обыске вещи. На сельскохозяйственное оборудование, фураж, крупный рогатый скот обещает выдать квитанции для восстановления хозяйства.

С почерневшими от горя лицами горянки собирают свой немудреный скарб – разрешено взять не более 500 кг на семью, но и этот груз как тащить на себе через заснеженный перевал?! Предстоит преодолеть тяжелый подъем, на руках придется нести маленьких детей. Да, главное сейчас спасти детей!

У одной женщины от волнения начинаются роды, растерявшийся офицер НКВД бестолково мечется вокруг нее, пока его не прогоняют аульские повитухи. Отправка задерживается, наш майор злится, у него строгие рамки приказа.

Пускаемся в путь только на следующий день, карабкаемся в гору вместе со всем этим пестрым табором. Ночуем на перевале, под открытым небом, костров разводить особо не из чего, а за ночь температура сильно упала, и повалил густой снег. Утром еле откапываемся из-под снежного савана. Новорожденный ребенок замерз, но его мать не хочет бросать окоченевшее тельце и несет его с собой. Это совсем молодая женщина, ей не более семнадцати лет, это ее первое дитя: она рвет на себе волосы и воет, словно волчица. От ее стенаний у меня мороз по коже, я не могу смотреть в глаза идущим в колонне горцам, но мой автомат стоит на боевом взводе, и его очередь готова пресечь любую попытку бунта. Сумрачны лица и остальных моих товарищей, мы движемся медленно и скорбно, словно огромная похоронная процессия.

Но вот и соседний аул, тот, что за перевалом. Он встречает нас оглушительным ревом недоенной скотины – население вывезли отсюда двое суток назад, скот брошен, вымя коров и коз раздулось от переполнившего его молока, и несчастные животные мыкаются в поисках своих пропавших хозяев. Разрешаем женщинам из нашей колонны подоить скотину, посуду находим в брошенных домах – почти всю утварь хозяева были вынуждены оставить. Один из солдат берет в руки серебряный кумган, некоторое время любуется им, затем кладет в вещмешок. Женщины поят молоком детей, предлагают и нам. Видно, что у них нет злости на нас, понимают, что мы люди подневольные и действуем не по собственному злому умыслу. По распоряжению Петрова режем пару бычков, чеченцы разводят костры из сухих кукурузных стеблей и варят мясо. Ночуем в заброшенном доме, посреди разгрома, спим вполглаза – побаиваемся побегов своего спецконтингента. Хотя куда им бежать – в горах зимой верная смерть. Утром, едва рассвело, грузим детей на несколько найденных двухколесных тележек, горцы называют их арба. Запрягаем бычков и поехали. Дорога становится более широкой и пологой, но все равно на подъемах толкаем арбу сзади, уперевшись плечами, а на спусках виснем на ней, изо всех сил вцепившись руками и пытаясь тормозить подошвами сапог. Тяжелая снеговая туча опускается буквально нам на головы, снег валит густыми влажными хлопьями, еще более затрудняя нашу дорогу.

Но вот райцентр, здесь пересаживаем людей на грузовые «Студебеккеры», которые отвезут их до ближайшей железнодорожной станции. Там предстоит погрузка в эшелоны и долгий мучительный путь в Казахстан. А по брошенному аулу уже бродят мародеры.

– Вот так, наверное, было и с моим родным немецким селом, – печально говорит Шаламов-Димпер.

Но не он один подавлен происходящим, в смятении и остальные солдаты. Ропот еще больше усиливается, когда узнаем, что многие высшие офицеры НКВД и лично сам Берия удостоены правительственных наград за успешное проведение спецоперации. «Разве можно давать ордена за участие в таком черном деле?» – вертится в голове. Но мы боимся обсуждать это даже между собой – ведь так просто самому оказаться причисленным к врагам Советской власти.