Текст книги "Танец с дьяволом"
Автор книги: Кирк Дуглас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
Дэнни любил детей, но по отношению к Джонатану испытывал странную необъяснимую неприязнь, переходившую в ненависть. В соседней комнате гремел рояль: Кэти упорно отрабатывала один и тот же пассаж.
– Послушай, Дэнни, – с гордостью сказал Милт. – Здорово, правда?
Дэнни и рад был бы не слышать, но это было невозможно.
– Замечательно, – ответил он, беспорядочно двигая фигуры, чтобы поскорее завершить партию. Это ему удалось.
Когда обед был окончен (попросить соды Дэнни не решился), и дети милостиво оставили взрослых одних, Милт прошептал:
– Ненавижу еврейскую кухню. Слава Богу, хоть не кошерное.
– Дэнни, я приглядела тебе невесту! – крикнула из кухни Сара. Дэнни и Милт быстро переглянулись. Сара появилась в дверях с подносом. – Не девушка, а чистый брильянт, правда, Милт? – восторженно говорила она, разливая кофе. – Да еще и богатая.
– Спасибо, Сара, но в ближайшее время я с помощью Божьей и твоего мужа намерен заняться карьерой.
– Хорошая жена поможет карьере больше, чем Милт, – бросила она через плечо, уже в дверях. С кухни донесся ее голос: – Милт, ты бы пригласил ее как-нибудь почерком к нам. Надо их познакомить.
– Непременно, непременно, дорогая! – крикнул Милт, одновременно делая страшные глаза Дэнни: дескать, не бойся. Оба засмеялись. – А ведь ты еще не был у меня в кабинете.
– Как это я не был? Налево по коридору, последняя дверь.
– А вот и нет. Я теперь в соседях у самого мистера Гроссмана.
– Ну? Поздравляю. Значит, преуспеваешь.
– С такими клиентами как ты разве можно прогореть? Все твои телешоу идут «на ура». Ты исключительный молодец, Дэнни.
– Что ж ты не можешь устроить такому исключительному молодцу постановку игровой ленты?
– Мы как раз снова к этому подходим.
– Ну-ну, только не торопись, ради Бога. Я пять лет ждал и еще подожду.
* * *
Шел 1960 год. Президентом Соединенных Штатов стал Джон Кеннеди, бешеным успехом пользовались Чабби Чекер и твист, но двадцативосьмилетнего Дэнни интересовала только обещанная Милтом встреча с Артом Ганном.
Этот человек сделал себе имя на низкопробных фильмах ужасов – обходились они дешево, доход студии приносили огромный, – а теперь сам намеревался возглавить киноконцерн «ЭЙС-ФИЛМЗ». «Ему пальца в рот не клади», – предупреждал Милт. Ганн был родом из России и принадлежал к числу тех евреев, что ринулись из нью-йоркского гетто в Голливуд осуществлять свою «великую американскую мечту». Впрочем, его мечты были незамысловаты, прозаичны и просты.
Перед встречей Милт, надевший самый яркий из своих клетчатых спортивных пиджаков, и Дэнни в обычном синем блейзере и серых фланелевых брюках зашли в студийный кафетерий позавтракать. Милт, увлеченно разделываясь со стейком «Хемфри Богарт», проговорил с набитым ртом:
– Потом не говори, что я тебе на студию ходу не давал.
Дэнни ел салат из тунца под названием «Грета Гарбо», поглядывая по сторонам. Мимо, направляясь в особую комнату, прошли два знаменитых и высокооплачиваемых режиссера – Уилли Уайлер и Говард Хоукс.
– Давал, давал. Мне бы теперь еще вон туда попасть.
Свидание с Ганном длилось пять минут. Сидя за своим неимоверных размеров письменным столом и словно ставя зажатой в пальцах толстой сигарой точку после каждого слова, магнат произнес:
– Достаньте сценарий, чтобы поставить по нему фильм могла даже ваша собака и чтобы фильм принес мне миллион.
Дэнни, потеряв всякий интерес к телевидению, стал рыскать в поисках сценария, который отвечал бы невысоким запросам Ганна. Дело было непростое, но он вспомнил слова Эндрю о том, что все уже написано классиками, и двинулся в нужном направлении. Первой его заявкой стал перелицованный под вестерн «Король Лир»: старый владелец ранчо пытается разделить свое имущество между тремя дочерьми. Сценарий он написал сам.
На предварительный просмотр, состоявшийся в кинотеатре «Гондола», Дэнни привез Милт, уверявший, что его в таком состоянии за руль сажать нельзя. Дэнни подташнивало, и он, поручив другу смотреть кино, прогуливался в непосредственной близости от дверей туалета. На другом конце огромного фойе, у столика, где лежали карточки и груда карандашных огрызков, расположился сам Арт Ганн. Из зрительного зала, где сидели студенты, коллеги Дэнни, не доносилось ни звука, и он не знал, как понимать это молчание.
Когда же гогочущая, горланящая, выдувающая пузыри жвачки толпа повалила к столу ставить свои отметки фильму, Дэнни взглянул на студентов с ненавистью. Подошел Милт. Дэнни едва сумел выдавить из себя улыбку.
– Подумать только, мое будущее зависит от того, сколько баллов поставит мне какой-нибудь олух!
– Этот олух заплатит за билет, – хмыкнул Милт.
Когда толпа вокруг стола поредела, Дэнни увидел Арта Ганна, разбирающего карточки. Крепко сжимающие толстую сигару зубы скалились в широкой улыбке.
* * *
Милт заключил со студией «ЭЙС-ФИЛМЗ» очень выгодный контракт, позволивший Дэнни переехать из скромной квартирки на Сансет-стрит в дом, о котором совсем недавно он не мог и мечтать. Это было швейцарское шале на склоне холма, чуть в стороне от Тауэр-роуд и в пяти минутах от отеля «Беверли Хиллз». Подземный гараж, на первом этаже – большая кухня, просторная столовая с камином и комната для гостей. Лестница вела на второй этаж, где находилась спальня, из которой можно было выйти прямо на тихий зеленый луг. Дэнни мечтал пристроить к дому бассейн и теннисный корт, а пока самым любимым местом стала для него спальня. Он перетащил туда письменный стол и, работая над сценарием, вылезал наружу, прохаживался по траве, поглядывал на далекие бурые холмы.
Переделка классики в вестерн оказалась золотой жилой. Снятые им фильмы не выдвигались на «Оскара», интеллектуалы морщились и говорили, что он в угоду массовому плебейскому вкусу портит бессмертные творения. Но кое-кто считал, что, напротив, его фильмы приобщают широкого зрителя к классике, поданной в облегченной и усеченной форме. Эти споры, происходившие публично и в печати, привлекли к нему всеобщее внимание. Впрочем, даже самые язвительные критики не могли отрицать, что его фильмы – умны. Тем более, что они неизменно собирали полные залы.
Когда Дэнни читал статьи, посвященные собственному творчеству, ему всегда казалось, что написаны они о ком-то другом. Успех казался ему ненастоящим. Жизнь казалась не похожей на жизнь. Он словно играл роль в одном из своих фильмов.
Его имя стало часто мелькать в колонках светской хроники, где его «подавали» как одного из самых завидных женихов – тридцать три года, безмерно одарен и находится на взлете. Его находили, кроме того, очень привлекательным и сравнивали с признанными красавцами, вроде Клиффа Ричардса или Роберта Тейлора. У него возникали романы то с одной хорошенькой актрисой, то с другой, но ни одна связь не длилась больше нескольких месяцев.
Сара Шульц, разумеется, лезла вон из кожи, чтобы женить его на очередной «очень-очень достойной и порядочной девушке, идеальной будущей супруге и матери», которая при ближайшем рассмотрении оказывалась существом тучным и мечтающим выскочить за кого угодно. Милт действовал в противоположном направлении, посылая другу вереницы соблазнительных и шальных девчонок, которые хотели сниматься в кино.
Однажды после обеда, когда Сара варила на кухне кофе, Милт шепотом осведомился:
– Ну, как тебе Нэнси?
– Ничего, – улыбнулся Дэнни.
– Завидую тебе. Хоть бы недельку опять пожить холостяком.
– Но ведь Сара – такая прелесть, – сказал Дэнни, стараясь, чтобы это прозвучало искренно.
– Да прелесть-то она, конечно, прелесть, но, видишь ли, мы поженились сразу после колледжа, – довольно уныло сказал Милт, – а с тех пор много воды утекло. Жизнь меняет людей. Я обожаю свой сумасшедший бизнес, а она так и жила бы в Бронксе.
– Почему ты ее никогда не берешь с собой, когда идешь ко мне?
– В следующий раз непременно возьму, – заржал Милт, воровато поглядывая на дверь кухни. – С Нэнси познакомлю, да? А в этот уик-энд мы с тобой летим в Лас-Вегас.
– Это еще зачем?
– Летим – и все! Ни зачем, так просто. Встряхнуться. Тебе понравится, – Милт говорил очень настойчиво.
– Да я бы с удовольствием, но у меня работы по горло.
– Друг мой, в твоей жизни переизбыток работы и недостаток баб.
Дэнни засмеялся.
– Милый, – сказала, входя Сара, – давай познакомим Дэнни с этой Розалиндой, которая была тогда у Розенбергов. Такая милая девушка, хоть и не еврейка.
– Ну, что же, – завел глаза Милт, – это удачная мысль.
Когда Сара вышла, он присел на ручку кресла Дэнни.
– Скажи, я тебе друг?
– Друг, – улыбнулся Дэнни. – Единственный друг.
– Тогда ты полетишь со мною в Вегас.
– Милт…
Но тот, сжав его руку, предостерегающе взглянул на дверь, за которой Сара, производя на удивление много шума, взбивала крем для земляничного торта.
– Ты меня прикроешь, создашь мне алиби. Сара что-то пронюхала.
– А кто у нас в Вегасе?
– Дарлен.
– Кто?
– Да не придуривайся! Ты ее отлично помнишь! Блондинка-танцовщица, снималась у тебя в последнем фильме. Помнишь?
– Смутно.
– Потрясающая баба! Сейчас она работает в Вегасе. В субботу после ночного шоу мы договорились встретиться. Понял? Она приведет для тебя девочку.
– Зря ты все это затеял, Милт, но если это так много для тебя значит, ладно, летим, – поколебавшись, сказал Дэнни.
Милт глядел на него так, словно собирался заплакать:
– Ты – настоящий друг, Дэнни. Никогда этого не забуду.
* * *
Сидя рядом в «Цезарь-Паласе», они смотрели шоу.
– Вот она, – шепнул Милт, толкнув Дэнни локтем так, что чуть не выбил у него из рук стакан. – Третья слева. А для тебя есть хорошие новости: она приведет с собой свою подружку Тину. Видишь – темненькая с краю.
Тина была сложена как богиня. «Отличный проведем вечерок», – подумал Дэнни.
По окончании шоу Милт, не теряя времени, повел Дарлен в свою комнату. Дэнни повернулся к Тине:
– Пообедаем?
– Пообедаем?
– Вы, наверно, очень проголодались после такого шоу?
– Ужасно, – благодарно кивнула она.
Дэнни поднялся с нею на крышу, где находился самый дорогой ресторан. Тина растерянно вертела в руках роскошно разукрашенное с французскими названиями блюд меню.
– Если вы мне доверите, – улыбнулся Дэнни, – я закажу для нас обоих.
– Да-да, пожалуйста! – с явным облегчением воскликнула она.
Он незаметно рассматривал ее. Тина, должно быть, стала «королевой красоты» в каком-нибудь захолустном городке на Среднем Западе, а теперь готова была сделать все, чтобы запомниться голливудскому режиссеру. Она соблазняла его, но очень неумело, и Дэнни стало ее жалко. Хватит с него: всю процедуру он знает наизусть. И после обеда, к несказанному удивлению Тины, он отвез ее домой, а сам первым же рейсом улетел в Лос-Анджелес.
В понедельник на студии появился Милт.
– Что-то ты очень скоро отстрелялся, Дэнни. Не понравилась Тина?
– Не знаю. Мы пообедали и расстались.
– Не может быть!
– Придется поверить.
Милт поскреб бородку и взглянул на Дэнни из-под очков.
– Знаешь, извини, но ты как-то странно относишься к сексу.
– Да?
– Да. Ты чертовски интересный мужчина, девочки на тебя вешаются, а ты – ноль внимания.
– Короче, Милт.
– Ты совершенно явно не добираешь свою квоту.
Дэнни рассмеялся над тем, с каким искренним огорчением произнес эти слова Милт.
– Послушай, выбери себе по вкусу любую звезду, позвони ей, назначь свидание. Большая часть, кстати, сидит по вечерам дома, потому что все думают, что они заняты, и никто никуда не приглашает. Так вот, ты бы мог каждое утро просыпаться рядом с новой звездой.
– Скажи мне, Милт, а неужто тебе хочется переспать с каждой смазливой девчонкой?
– Это было бы грандиозно, но об этом можно только мечтать! – Он расхохотался и обнял Дэнни за плечи. – Ты явно со сдвигом, но все равно – отличный малый и мой друг! Ты меня отмазал перед Сарой, и я – твой должник.
– Ах, вот так? Тогда дай мне снять следующую картину без Арта Ганна.
– А-а, хорошо, что ты сам заговорил о творческих планах. Когда ты запускаешься с «Землей буйволов»?
– На следующей неделе.
– Займи в ней Дарлен.
– Так все роли распределены. Не буйволицу же ей играть?
– Ну впиши какой-нибудь эпизодик… А то нам придется регулярно летать в Лас-Вегас.
Дэнни засмеялся:
– А я-то думал: тебя волнует моя квота.
– Послушай, – голос Милта стал непривычно серьезен. – За красивые глаза девочки со мной спать не будут, да и потом надо их сначала иметь, эти красивые глаза. Сара не устает мне напоминать – чтоб я был Кларк Гейбл, так нет! Войди в мое положение!
Дэнни вошел и сочинил для Дарлен маленькую роль танцовщицы в салуне. Это была его пятая игровая лента, переделка «Макбета»: владелец ранчо и его жена пытаются прибрать к рукам окрестные пастбища.
* * *
Дэнни завел свой новый «порше» на стоянку и со сценарием под мышкой быстро вошел в павильон. Чмокнув в щечку свою помощницу Матильду, он показал ей отмеченные в сценарии изменения. Электрики ставили свет, готовясь к съемке назначенного на сегодня эпизода. Он заглянул в видоискатель и чуть изменил композицию кадра. Потом поднял голову и тут увидел, что на него с улыбкой смотрит Слим.
– Меня на улыбочки не купишь, – пошутил Дэнни. – На морде улыбочка, а внутри злоба кипит, оттого ты и лысеешь, Слим.
Рука Слима сама собой дернулась к увеличившейся плеши.
– У меня для тебя сюрприз, Дэнни, – шепотом сказал он.
– Мне только сюрпризов и не хватает, – ответил Дэнни и тут заметил ее.
Маргарет Деннисон стояла у края съемочной площадки. Потом пошла к нему. Глаза ее влажно блестели.
Дэнни обнял ее, почувствовав, как тонка и хрупка она стала. На лице появились новые морщины.
Они не виделись много лет. Дэнни лишь позванивал ей по праздникам да приписывал несколько сухих фраз к ежемесячному чеку. В ответ получал сердечное и теплое письмо. Сейчас его охватило чувство вины перед нею.
– Как я рад тебя видеть, Маргарет! Каждый раз, когда я собирался приехать к тебе, приходилось срочно запускаться с новой лентой…
– Я понимаю, Дэниел, и не в обиде. Я видела все твои картины.
– В «Риальто»?
– Конечно.
– Да, там-то все и начиналось. – Дэнни усадил ее в свое режиссерское кресло. Платье мешковато свисало с ее похудевших плеч, из-под подола выглядывал краешек комбинации. – Я никогда не забуду эти утренние сеансы.
– И я тоже.
Маргарет прижала его голову к груди.
– Босс, у нас все готово, – вмешался Слим.
– Дэниел, я, наверно, тебя задерживаю…
– Не беспокойся, звезды всегда опаздывают на съемку. Слим, пожалуйста, возьми мою маму под свое теплое крылышко, пока я буду создавать у нее на глазах нетленный шедевр.
– Вам здесь удобно, миссис Деннисон? Может быть, хотите кофе? – Слим был сама предупредительность.
– Нет-нет, спасибо, не беспокойтесь… Вот если бы только вы рассказывали мне, что происходит: я ведь никогда раньше не видела, как снимают кино. Что это – салун?
Слим пустился в объяснения, но она, казалось, не слушала. Ее восторженный взгляд был прикован к лицу Дэнни, который очень спокойно, но уверенно говорил с актерами, игравшими злодея Мак-Мэртри и его жену.
– Тишина на площадке! – гаркнул Слим над самой ее головой. – Идет репетиция!
– Довольно, давай остановимся, – подал реплику Мак-Мэртри.
– Нет, назад пути нет. Мы должны доделать то, что начато. Соберись с силами, Мак, – ответила его жена.
– Да, ты права, слишком далеко мы зашли и поздно поворачивать.
Лицо миссис Деннисон оживилось.
– …как бы собой наглядно воплотив кровавый шаг, который я задумал… – вдруг произнесла она и, заметив недоумевающий взгляд Слима, голосом учительницы в классе объяснила: – Это тема шекспировской трагедии «Макбет». Душевные муки человека, зашедшего туда, откуда уже невозможно вернуться. Ему нет пути назад. Он движется к несчастью.
– Понятно, – сказал Слим и, взглянув на часы, завопил: – Перерыв!
Дэниел подошел к Маргарет и подал ей чашку кофе.
– Я и не знала, что ты такой требовательный, Дэниел. Заставляешь актеров снова и снова повторять одни и те же фразы. Ты их, наверно, совсем измучил.
– Вот за эти муки им и платят такие деньги.
Она засмеялась:
– А что делают вон те люди на площадке?
– Дублеры. Они заменяют актеров, чтобы мы могли правильно поставить свет.
– А почему сами актеры этого не делают?
– Ты же только что сказала, что они и так измучены мной.
Она снова прыснула, как девчонка, крепко сжала его руку. Дэнни радовался, что она наслаждается этим новым миром, словно школьница. Уже на выходе они столкнулись с Милтом, у которого в кабинете Дэнни было назначено свидание с Дарлен. Милт поцеловал руку миссис Деннисон, что на европейский манер делал по отношению ко всем пожилым дамам, и сказал:
– Ну, теперь я понимаю, в кого это наш Дэнни такой красивый.
Маргарет просияла.
– Милт – мой лучший друг…
– …и поэтому я отдаю ему девяносто процентов своих заработков, – подхватил тот.
Дэнни засмеялся, глядя на озадаченно-испуганное лицо Маргарет.
– Он шутит, мама. Но некоторые агенты именно так и поступают.
* * *
Вечером он повел Маргарет к «Чейзену» в Беверли-Хиллз.
– За женщину, которая сыграла главную роль в моей жизни! – провозгласил он, подняв бокал шампанского.
– Ты устроил мне настоящий праздник, Дэниел, – глаза Маргарет увлажнились.
Дэнни никак не мог привыкнуть к тому, что она так постарела. Губы были намазаны криво, куда-то делась ее патрицианская изысканность.
Дэнни заказал фирменное блюдо Чейзена – два стейка «Хобо».
– Среднепрожаренный, да?
– Да, это будет прекрасно.
Сквозь тонкое стекло бокала он глядел на ту, которая сделала для него так много. Маргарет была грустна и сосредоточенна, следа не осталось от веселого любопытства, искрившегося в ее глазах на съемочной площадке. Зрачки расширились так, что глаза стали черными, и, когда она подносила к губам бокал, рука ее дрожала.
– Маргарет… – как странно было после стольких лет называть ее по имени! – Маргарет, ты хорошо себя чувствуешь?
Она взглянула на него и ответила тихим голосом, еле слышным в ресторанном шуме:
– Прости меня, Дэниел, если я совершила какой-нибудь грех по отношению к тебе.
– Зачем ты это говоришь? Ты сделала мне столько добра – больше, чем кто-либо другой на этом свете.
Слабо улыбнувшись, она отпила немного шампанского.
– Мне хотелось бы так думать. Я уповаю на то, что ты запомнишь мои добрые дела, если они и вправду были…
«Как она странно говорит, – мелькнуло в голове Дэнни. – Может быть, немного опьянела?» Вслух он спросил:
– Что-нибудь случилось?
– Нет-нет, ничего, – все с той же блуждающей улыбкой отвечала она. – Я так горжусь тобой, твоими успехами! Но, знаешь, я… я немного устала, а завтра рано утром мне надо улетать.
– Но почему ты так торопишься, Маргарет? Ты еще не видела мой новый дом – там есть отличная, удобная комната для тебя…
– Спасибо тебе, Дэниел, но… я должна возвращаться.
– Пожалуйста, останься еще. У тебя усталый вид. Поживи у меня немного, прошу тебя…
Грустно улыбнувшись, она вынула из своей потертой сумочки небольшой пакетик, обернутый в голубую бумагу и перевязанный кружевной ленточкой.
– Это тебе, Дэниел. Эту книгу мне подарили в юности, и тогда я редко в нее заглядывала, но потом стала читать ее все чаще и чаще. Пожалуйста, прочти и ты ее, только прочти внимательно и подумай о том, что в ней сказано. – Глаза ее настойчиво молили его о чем-то. – Считай, что это домашнее задание от твоей старой учительницы.
Дэнни в растерянности принял у нее пакет, не зная, что сказать. Они попрощались, и он обещал, что скоро прилетит к ней и они увидятся.
Однако увидеться им больше не пришлось. Неделю спустя он получил письмо: духовник миссис Деннисон извещал его о том, что она скончалась. У нее был рак, и она прилетела в Калифорнию, нарушив запрет врачей, чтобы в последний раз взглянуть на него.
Вот тогда Дэнни, убитый и горем, и неизбывной виной, развязал кружевную ленточку и вскрыл голубую, пахнущую лавандой обертку.
Это была моралите – духовная пьеса XVI века – на двух языках. Она называлась «Всякий человек». Дэнни плохо понимал архаичный английский текст и потому стал читать ее по-немецки.
«Господь сказал: да приидут пред лицо Мое все живущие и дадут Мне отчет о жизни своей», – так она начиналась. Главный герой ее в Судный День, покуда посланная Богом Смерть ожидает его, тщетно зовет своих былых друзей свидетельствовать в его пользу. Все – и Красота, и Сила, и Наслаждение – отступаются, все предают его. Он отпирает свои ларцы и сундуки, но деньги бесполезны и бессмысленны. Его единственное спасение Добрые Дела, но и им нечего сказать в оправдание ему. Смысл пьесы сводился к тому, что отчета в твоих действиях у тебя потребуют раньше, чем ты думаешь, а потому спеши творить добро ежедневно и ежечасно, не откладывай это на потом.
Дэнни, опустив книгу на колени, рассеянно перелистывал страницы. Что хотела выразить своим прощальным подарком Маргарет Деннисон? «Не живи бездумно, отдавай себе отчет в том, что делаешь»? Может быть. Что же – это нечто вроде ее завещания ему? Но книга эта больше подходит для умирающей от рака пожилой женщины, которая знает, что дни ее сочтены. Ему нужно что-то другое – то, что способно было бы снять налет какой-то беспросветности, омрачавшей его жизнь, – даже самые светлые ее минуты. Вряд ли пригодится ему для этого «Всякий человек», но тем не менее пахнущий лавандой томик остался в его памяти и в его мыслях.
