Текст книги "Танец с дьяволом"
Автор книги: Кирк Дуглас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
– Ты это всерьез?
Она опять откинулась на подушку.
– Мужчины очень упрощенно понимают секс и вечно строят из себя то, что испанцы называют «macho» – грубого самца. А вот некоторые надевают женское платье и парик, красятся и вовсе не перестают от этого быть мужчинами. А древние греки вообще считали, что женщины годятся лишь для того, чтобы рожать им детей, настоящая же любовь существует только между мужчинами.
Дэнни не мог с этим не согласиться.
– Дэнни…
– Что?
– Тебе обязательно надо попробовать с мальчиком… Хорошеньким, свеженьким, маленьким члеником.
– Люба, спи, пожалуйста.
* * *
Когда Дэнни уезжал на съемки, Магда с Любой бродили по городу, осматривали достопримечательности, которых в Лиссабоне было так много, или загорали на берегу Тэжу, протекавшей у самого дома. Лиссабон пошел на пользу Магде – она посвежела и порозовела, да и весь мир теперь тоже воспринимала в розовом свете. Люба больше не тревожилась за нее – зато Магда начала тревожиться о судьбе дочери.
– Скажи мне, ты что – любишь его? – напрямик спросила она ее однажды, когда они сидели на берегу, свесив ноги в воду.
– Да нет, просто мне с ним хорошо.
– Я ведь не первый день тебя знаю, Люба. Так у тебя было с Валентином. Теперь тебе ни до кого, кроме Дэнни, нет дела.
– А он тебе не нравится?
– Да не в том дело «нравится – не нравится»! Он через неделю возвращается в Америку, а ты остаешься. Смотри, чтоб не вышло как тогда, с Валентином… Помнишь, как ты горевала?
– А, может, он возьмет меня с собой в Америку!
– Люба, это фантазии!
Люба смотрела, как под ее ногой в воде вздуваются и лопаются пузыри.
– Помнишь нашу пословицу: жизнь без фантазий – что пруд без рыбы?
– Я с тобой серьезно, а ты мне в ответ какую-то чушь несешь. Ой, смотри, Люба, ой, смотри, не обожгись еще раз!
* * *
В воскресенье Адолфо пригласил всю съемочную группу к себе на коктейль. Дэнни настойчиво звал с собой и Магду, но она сказала, что стесняется многолюдных сборищ, а потому осталась дома.
Нуно Адолфо радушно пригласил своих гостей к «Ьоа mesa», шведскому столу на португальский манер, где стояли бесчисленные блюда португальской кухни, а доминировало излюбленное национальное кушанье – запеченная треска. Киношники не заставили себя упрашивать и набросились на еду так, словно несколько дней голодали.
Дэнни хозяин обрядил в какую-то пурпурную хламиду, которую называл «кафтан», встав на цыпочки, расцеловал в обе щеки и шепнул на ухо:
– Любезный сосед, сахарку не угодно ли?
Дэнни засмеялся, бросив взгляд на слонявшегося из угла в угол Брюса Райана. Томясь без своих подлипал, он явно искал им замену. Дэнни собирался было подойти к нему, но тут актер подобрался к Любе и плотоядно похлопал ее по заду.
– Славная у тебя попочка, – услышал Дэнни. «Спятил он, что ли?» – подумал он, и тотчас до него донесся ответ:
– И у тебя недурна.
Дэнни отошел и вскоре оказался в той части дома, где по выбеленным стенам были развешаны необыкновенно яркие, странные и выразительные картины хозяина – слоны на тонких длинных ногах, морские пейзажи со смутными очертаниями человеческих фигур.
Дэнни так увлекся ими, что позабыл о времени и очнулся, лишь услышав за спиной голос Любы:
– Невероятно, а? Невозможно поверить, что все эти чудеса создал этот кругленький смешной человечек. Он – гений. Посмотри, – и, взяв его за руку, она подвела его к полотну, где были изображены ягнята и львы, причем первые были вдвое крупнее. – Какое у него бешеное воображение… Какое буйство цвета! А посмотри на это! – она потянула его к другой картине.
Люба ни за что не хотела уходить, пока вечеринка не кончилась, и сразу после этого вдруг как-то угасла и поникла, словно игрушка, у которой кончился завод.
Домой они возвращались молча – каждый думал о своем. Во тьме мерцал красный огонек любиной сигареты, становясь ярче при каждой затяжке и опять тускнея. Где-то вдалеке выл на полную луну пес. Люба прислушалась, остановилась.
– Что такое? – спросил Дэнни.
– Да нет, вдруг почудилось, что это Блю-Бой.
– Кто это?
– Блю-Бой, моя собака… Нам пришлось бросить его в Милане. Хотела взять с собой, да не вышло. У меня до сих пор стоит перед глазами, как он бился о борт автобуса и выл, выл, выл… Потом автобус тронулся. Это была моя ошибка и мне урок: расставаться с тем, к кому привязался, – слишком больно, так что лучше уж ни к кому не привязываться…
– Ты поэтому отдала Магде пуделька?
Она кивнула. Он обнял ее.
– Вот ты вспомнила Милан, а заговорила о собаке. Что же, друзей из двуногих у тебя там не осталось?
– Почему же, осталось. Только у них был шанс, а Блю-Боя я обрекла.
– Вижу, ты любишь собак.
– Да. А теперь и Магда полюбила. Как она сердилась, когда я приручила Блю-Боя, а вот пришло время – и поняла меня. Твой подарок помог ей. – Люба жадно затянулась сигаретой. – А там, дома, в Калифорнии, у тебя есть собака?
– Нет.
– Заведи себе собачку, Дэнни. Они такие чудные. Всю свою жизнь они ждут, ждут, ждут тех, кого любят. Ждут, когда их выведут, ждут, когда впустят в дом, ждут, когда накормят, Ждут, когда погладят и приласкают. И как они умеют быть благодарными за все! И воздают за добро сторицей. И хотят они только, чтобы им разрешили любить. Ты их бьешь, а они все равно тебя любят.
В доме было темно. Магда уже спала. Они легли и некоторое время лежали неподвижно. Молчание нарушил Дэнни.
– Спишь?
– Нет.
– Знаешь… Мне нравится, когда ты размышляешь, и нравятся твои мысли.
– Правда? – она прижалась к нему теснее.
– Отличные мысли – о собаках, о сексе, о жизни…
Она хихикнула.
– Ничего смешного. Я очень многому научился у тебя, особенно в смысле секса. Каждый раз, когда я с тобой, – все, словно впервые.
– А ты помнишь, как это было впервые?
Он не отвечал.
– Ну, расскажи, расскажи мне…
– Уже поздно, Люба. Давай спать.
– Так нечестно, я же тебе рассказала! Ну, Дэнни-и!.. Может, ты тоже всего лишь играл с большим пальцем?
– Да нет, – засмеялся он, – просто я боюсь, тебя шокирует то, что я тебе расскажу.
– Ты еще не усвоил, что меня шокировать невозможно?
– Ну, ладно. Моей первой женщиной была моя мать.
Ошеломленная Люба подняла голову:
– Не верю. Быть этого не может.
– Ну, я же говорил тебе, ты будешь шокирована. Только она была мне не родная мать, а приемная. Она усыновила меня после гибели моих родителей. Это было чудесно… чудесное знакомство с тем, что такое женщина… – Он отвернулся. – Никогда и никому я не рассказывал этого.
Люба крепче прильнула к нему.
– Дэнни… То, что ты сейчас сказал, очень важно для меня. Ты мне доверяешь. Я верю, что ты никогда и никому не говорил этого. А то, что ты узнал от меня, знаешь ты один.
ТРОЯ, ПОРТУГАЛИЯ.
Когда до конца съемок осталось два дня и группа отправилась в Трою, Магда решила вернуться домой. Ей тут очень нравится, и она сказала, что поездка была незабываемой, но она волнуется о собачке.
Вечером, после обеда, который им подали на веранду их номера, Люба рассказала Дэнни, как она соблазнила Хаима на берегу реки.
– Похоже? – Дэнни показал туда, где текла река Садо, торопясь встретиться с водами Атлантики.
– Дэнни, для объятых страстью все берега всех рек неотличимы друг от друга. Но мы можем проверить, – рассмеялась Люба.
Она сбросила туфли и сбежала по каменным ступеням к реке. Дэнни следовал за ней с бокалом портвейна – лучшего в мире, по словам хозяина отеля.
– И что же предприняла Магда, когда накрыла вас на месте преступления? – спросил он, босиком бредя за нею по прибрежному песку.
– Ничего. Мы два дня не разговаривали, но никаких объяснений Хаима она слушать не стала.
Дэнни засмеялся, пригубил портвейн.
– Да что он мог ей объяснить? Все мужчины в таких случаях лепечут одно и то же: «Прости меня, я виноват, я не хотел; так вышло, она мне напоминала тебя». – Гораздо больше она злилась на меня. И правильно делала. Я же это сделала, чтобы причинить ей боль, а потом мне сразу стало ее жалко.
– И больше она с Хаимом… нет?
– Отчего же? Мы делали это втроем.
– О, Боже! Запущу-ка я первый в жизни порносериал на эту тему! Когда же это вы успели?
– Через неделю или чуть позже.
– И, конечно, по твоей инициативе?
– Пришлось взять все на себя – Хаим робел и стеснялся.
– Робел? – Дэнни швырнул пустой бокал в реку. – Ну да, конечно… Он же просто завел шашни с мамашей, а потом оказалось, что трахнуть надо и дочку.
– Ты будешь слушать, что было дальше?
– Буду, буду, извини, – сдерживая смех, сказал он. – Слушаю тебя в оба уха.
– Он хотел устроить обед по случаю нашей новой жизни…
– Тоже твоя затея?
– А вот и нет! Хаим хотел устроить обед, а я настояла, чтобы происходил он в нашей комнате.
– Нет, ты меня просто пугаешь. От тебя надо держаться подальше, – Дэнни отбежал за песчаную дюну.
Люба настигла его и нежно поцеловала:
– Нет, не надо!
Они сели рядом, на траву. Дэнни незаметно переводил дух – он запыхался.
– И что же Магда?
– Магда отказалась наотрез. Она все еще чувствовала себя оскорбленной. Но я сказала: «Мы уезжаем, Хаим любил тебя и хочет увидеть в последний раз».
– И она сдалась?
– Сдалась.
– И приготовила обед?
– Конечно. Но Хаим принес…
– Молчи! Я уже догадался – рыбу!
– Ну, разумеется, рыбу. Огромного окуня.
Дэнни вскочил на ноги и принялся с жаром импровизировать:
– Я так ясно все это вижу! Хаим пошел рыбачить на вечерней зорьке, на этот раз – один. Солнце садится. Хаим чувствует свою вину, корит себя: «Что же я за сволочь такая? Извращенец! Как я мог! Дочь той, которую я люблю! Это никогда не повторится…»
– Ты будешь слушать или нет?
– Буду, но с того момента, когда вы доели окуня. Итак, вторая серия!
– Тогда не перебивай! И вот, когда вино было допито…
– А Магда слегка охмелела… – Дэнни стал расхаживать по берегу взад-вперед. – Эх, если бы я мог завтра же приступить к съемкам!.. Ну все, молчу-молчу! Как же ты осуществила свой коварный план?
– Очень просто. Подошла и поцеловала Магду в губы.
– Отчего Хаим чуть не упал со стула?
– Кто-то, кажется, обещал заткнуться?
– Но неужели ты и впрямь поцеловала ее? По-настоящему?
– Да!
– А она?
– Она попыталась оттолкнуть меня.
– Но не слишком сильно.
– Да, она же выпила, и ей это нравилось.
– А Хаим смотрел?
– «Смотрел» – не то слово. Он не сводил с нас глаз.
Дэнни с размаху опустился на траву рядом с ней.
– А потом?
– Потом я его позвала.
– Нет, от тебя точно надо бежать! Тебе же было четырнадцать лет!
– Почти пятнадцать.
– И тебе нравилось, что все крутится по твоей воле. «Иди сюда», – передразнил он.
Люба усмехнулась.
– Этого я не говорила. Я просто смотрела на него.
– О, черт! Ты же прирожденная сценаристка! Этот сериал – лет на пять! Магду сыграет София Лорен. На роль Любы объявим всеамериканский конкурс! Перепробую сотни девчонок.
– Не сомневаюсь.
– Это же блестящая находка! «Хаим, иди сюда, поцелуй Магду…» Для тебя люди, как марионетки, да? Ты дергаешь за ниточки, и они пляшут, верно?
– А покуда они целовались, я сбросила туфли, стянула с него штаны – и готово дело!
– Какую же удочку надо иметь, чтоб вытянуть такой улов? Не удочку, а целый уд!
Люба поморщилась на эту сомнительную остроту и продолжала:
– Он вошел в раж и только не знал, как и с кого начать. Тут Магда легла в постель.
– Вы ее соблазнили вдвоем!
– Так и было задумано.
– Ну, и как вела себя Магда?
– По крайней мере, не чувствовала, что ей изменили.
– О, Хаим! О, как я завидую тебе! У тебя в жизни не было такой ночи! И у меня, кстати, тоже.
– Это был просто прощальный подарок.
– Может, ты и со мной попрощаешься?
– Пожалуйста! Прощай, Дэнни, – она звонко расхохоталась.
– Ты же понимаешь, о чем я. Давайте представим, что мы трое – в Кракове, в Милане, где угодно!
– Ты, по-моему, сказал, что это пахнет извращением.
– Я сказал? Отрекаюсь от своих слов.
– Хорошо. Я обещаю тебе это. Когда-нибудь, – не сводя с Дэнни глаз, она стала расстегивать на нем рубашку. – Но сегодня я тебя ни с кем не собираюсь делить. – Она положила его на спину и стянула с него брюки.
Потом поднялась, сняла с себя платье, под которым ничего не было. Точеный, как эбеновая статуэтка, силуэт с серпиком новорожденного месяца за правым плечом четко вырисовывался на фоне звездного неба.
Она опустилась на колени, провела кончиками пальцев по мускулам у него на груди, потом медленно скользнула вдоль его тела, ощутила его напряженную плоть, взяла ее в рот, нежно прикоснулась языком. Когда он начал пульсировать, вытащила и медленно ввела в себя, оседлав Дэнни.
– Так хорошо, милый? – шепнула она.
В ответ Дэнни удовлетворенно простонал и начал двигаться под нею.
– Не шевелись! – хрипловато приказала она, поднимаясь и опускаясь в заданном Дэнни ритме. – Не шевелись… лежи смирно… смотри на небо… считай звезды. Только медленно, и не успеешь досчитать до десяти – увидишь, как небосклон пересечет комета, – она тихо засмеялась.
* * *
Потом, когда они вернулись в отель, опустошенный Дэнни растянулся рядом с нею на кровати, глубоко вздохнул и на мгновение задержал дыхание.
– Тебе хорошо? – спросил он.
– Очень, – ответила она.
В темноте Дэнни не видел ее довольного лица: она нашла новый способ доставить ему наслаждение. Он обнял ее, крепко прижал к себе.
– М-м, как приятно… Я чувствую себя в полной безопасности… как тогда, на проволоке, когда я сорвалась, и Йозеф подхватил меня.
– Я тебя понимаю. В детстве я тоже упал – с крыши хлева… Но меня вот никто не подхватил. Сестра подняла меня, привела домой, уложила. Как хорошо, когда о тебе заботятся…
– Говори, говори… – сонно прошептала Люба.
Он поцеловал ее волосы. Она придвинулась еще ближе, обняла его и уснула.
А Дэнни не спалось. Он хотел рассказать ей – рассказать, что она вселяет в него уверенность, вызывающую в памяти события и лица, сорок лет пролежавшие под спудом запрета. Как много хорошего было в его жизни – почему же он сам себя лишил этого? Это она, Люба, заставила его захотеть вспоминать. Почему ей это удалось? Потому что она похожа на Рахиль?
Какая странная, ни на кого не похожая, окутанная тайной женщина! Она то шокировала его откровенностью, то трогала своей ранимостью и душевной тонкостью. Она всегда была честна и неизменно говорила то, что чувствовала и то, что думала. Слова «стыдно» в ее словаре не существовало. А он с этим словом ложился и вставал…
Глава XI
1987.
ЛОНДОН.
Лиссабонское очарование померкло и растворилось в грохоте турбин. «Боинг» английской авиакомпании взял курс на Лондон. Финальные сцены должны были доснимать в Пайнвуде: еще неделя – и все.
Дэнни опустил на колени переплетенную тетрадь сценария, откинул спинку кресла, закрыл глаза, притворяясь спящим. Однако всем своим существом он ощущал рядом присутствие Любы.
Чувство, которое он испытывал к ней, оказалось более глубоким и сильным, чем думал Дэнни, и он не мог с ним совладать. Люба внушала ему страх. Каким-то образом она сумела нащупать брешь в возведенной им стене, усыпить его бдительность и снять часовых – слишком хорошо и легко ему было с ней. Само собой вышло, что он рассказал ей и про миссис Деннисон и про то, как свалился с крыши хлева… Он готов был рассказать ей все.
Начиналось это по-другому: говорила она, а он слушал. Что ж, он сам изменил правила игры. И теперь Люба знала то, что в целом мире не знал ни один человек, и собиралась выведать еще больше.
Он открыл глаза и заметил, что Брюс Райан, сидевший через проход от них, оценивающе рассматривает Любу. Перехватив взгляд Дэнни, он подмигнул. Люба подмигнула в ответ, потом повернула голову к Дэнни, который опять углубился в сценарий.
– Не обращай на него внимания, – сказал Брюс. – Кроме работы, его ничего не интересует. Вообще подозреваю, что он не знает, куда вставляют…
Дэнни пропустил эту подначку мимо ушей, досадуя, что Люба вступила в разговор с Брюсом.
– А ты-то знаешь? – продолжал тот.
– Я-то знаю, – ответила Люба.
– Да, пожалуй, ты-то знаешь.
Дэнни краем глаза наблюдал за ними, вспоминая заигрыванья Брюса на вечеринке у Адолфо. Но в эту минуту хорошенькая стюардесса принесла актеру выпить, и он переключился на нее.
– У тебя еще много работы, Дэнни? – спросила Люба.
– Не очень, – отозвался он, не поднимая головы.
Она внимательно поглядела на него. Казалось, он углублен в чтение, и лишь пульсирующая на виске жилка показывала, как он напряжен. Что-то опять мучило и угнетало его. Как будто и не с ним лежала она прошлой ночью на берегу.
С того дня, как начался их роман, она так много рассказала ему, хоть и старалась поначалу сдерживаться. Но он был ненасытен и настойчив и хотел знать все. И чем больше она рассказывала, тем сильнее увлекала ее возможность раскрыть ему тайны, о которых знали только они с Магдой. У нее возникла потребность в этих откровениях. А под конец и он стал изливать ей душу.
* * *
Из Хитроу Дэнни отвез Любу к ней домой. Пока шофер вынимал из багажника чемоданы, он осторожно провел губами по ее щеке:
– Не забудь поцеловать за меня Магду.
– Не забуду, – кивнула она и, опершись о крыло лимузина, подняла к Дэнни лицо, загоревшее и посвежевшее под португальским солнцем. Ветер трепал ее волосы, лукавые искорки мелькали в глазах. «Боже, – подумал Дэнни, – она ко всему еще и красива».
Он достал из кармана конверт.
– Что это? – ее улыбка исчезла.
– Немного денег, я же знаю – тебе сейчас нужно…
– Дэнни. С тобой я сплю не за деньги. Я люблю тебя.
Дэнни прикусил губу, едва удержавшись, чтобы не сказать «И я тебя». Эти слова так просто и естественно готовы были сорваться с языка.
– Разве ты не понимаешь? – она заглянула ему в глаза. – Я люблю тебя.
Он бережно прикоснулся губами к ее губам:
– Считай, что я их тебе одолжил.
Она стиснула его руку и сейчас же разжала пальцы.
– Я скажу, когда мне понадобятся деньги.
Она ушла, а Дэнни так и остался стоять с конвертом в руке.
* * *
Портье, сообщив, что за последние три дня из Рено четырежды звонила Стефания, вручил ему письма, среди которых был и большой конверт с почтовым штемпелем Лонг-Айленда и столбиком фамилий в углу – из адвокатской конторы. Дэнни почувствовал озноб, сунул письмо в карман и шагнул в лифт, не слыша даже приветствия лифтера. До своего номера он добрался весь в поту, и когда достал письмо, на конверте остались темные следы его влажных пальцев.
Вскрыл его – несколько страниц юридических документов, заполненных витиевато-невразумительными словесами, которыми любят изъясняться дорогие адвокаты. Документы об удочерении. Все места, где должна стоять его подпись, аккуратно помечены синим крестиком, а эти страницы переложены закладками. Тут же красовались угловатые росчерки Джи-Эл. Заметил Дэнни и каллиграфически выведенную фамилию дочери – такой почерк вырабатывают в закрытых частных школах.
Он прилег на диван. Какая сволочь! Здесь чувствовалась привычная хватка опытного дельца, умеющего манипулировать средствами, добиваться выгодной сделки и давить конкурентов. Для него Патриция товар, который надо перехватить, проведя эффектную комбинацию, а кого в этой игре раздавят, тоже вполне понятно.
У него засосало под ложечкой, когда он увидел четко напечатанное «ПАТРИЦИЯ Д. СТОУНХЭМ». Но все-таки – «Д.»! Эти крохи ему решили сохранить. Если он подпишет, то своими руками отдаст Джи-Эл все права на Патрицию, откажется, отречется от нее! Зачем это нужно Стефани? Как уговорил их обеих Стоунхэм, чем улестил?
Чувствуя, как голова идет кругом, он снова взял стопку бумаг и заметил среди них пустой конверт с заранее надписанным адресом конторы. Вот молодцы! Предусмотрели каждую мелочь! Джи-Эл ничего не оставляет на волю случая. Ему нужно только, чтобы вслед за синим крестиком стояла подпись бывшего зятя.
Нет, черта с два! Не дождетесь! Это вам не на бирже играть!
Он скомкал документы, швырнул их в мусорную корзину. Было нечем дышать. Он открыл окно, набрал полную грудь воздуха. Через дорогу, в Гайд-парке стайка девочек собиралась бежать наперегонки, родители со смехом подбадривали их. Дэнни не в силах был смотреть на их счастливые лица.
Он снова бросился на диван, зарылся головой в подушки. Интересно, что сейчас делает Патриция – сидит на уроке, катается на лошади? Или, может быть, пошла гулять? Он представил ее среди этих готовящихся к старту девочек, а себя – среди родителей, за финишной ленточкой. Вот она вырывается вперед, и он кричит, поддерживая ее. Девочки скрылись из виду, а когда появились, Патриции среди них уже не было. В стороне он увидел черный лимузин Джи-Эл, вот он тронулся с места, и в окошке показалась рука. Патриция машет ему на прощанье или зовет за собой? Другие девочки уже у самого финиша, и среди них – улыбающаяся Люба. Раскинув руки, она бежит прямо к нему…
Зазвонил телефон.
Звонок был длительный, резкий, настойчивый, требовательный.
– Мистер Деннисон, это ваша жена из Рено, штат Невада, – услышал он в трубке голос телефонистки.
Он взглянул на часы: в Неваде сейчас пять утра. Должно быть, у Стефани лопнуло терпение.
– Соедините.
– Дэнни?
– Да, Стефани, это я.
– Я несколько дней не могу до тебя дозвониться, – по голосу он понял, что она пьяна.
– Я был в Португалии на съемках.
– А в Португалии, что ли, телефонов нет? – И без перехода: – Я просидела в этом дерьмовом городке полтора месяца, и мне здесь ост… осточертело.
– Кто тебя держит? Уезжай. Мне развод не нужен. Достаточно нашего соглашения жить врозь – оно же оформлено юридически?
– А папа говорит, что если я не расторгну брак, он не даст ни цента.
– Ты сама решила жить с таким папой.
– И чего он постоянно пристает ко мне?
– Спроси его.
– Он со мной не разговаривает.
– А ты не пробовала позвонить ему в трезвом виде?
– Я и сейчас трезвая! – завопила она.
Дэнни знал, что спорить бесполезно. В трубке послышались всхлипывания.
– И Патриция тоже не желает со мной разговаривать… Он ее настроил против меня. Он ее возит по всему свету, заваливает барахлом. Испортит окончательно…
– Стефани! – рявкнул он, и жена замолчала. – Если бы ты не напилась в стельку, то помнила бы, кто подписал бумагу об удочерении!
– Он… он угрожал мне, Дэнни… Обещал отдать меня в клинику… в психушку. Говорил, что я не мать. Я совсем запуталась, Дэнни… Приезжай сюда… Вытащи меня из этого дерьма. Дэнни… Прошу тебя.
Раскаиваясь, что повысил голос, он попытался успокоить ее:
– Стефани, еще очень рано, поспи немного, будет лучше.
– Не желаю я спать!
– Ночью люди спят.
– И видеть не могу эту гестаповку, которую он мне навязал в компаньонки!..
– Ложись, ложись, Стефани.
– Она мне шагу не дает ступить!
– Позови доктора, Стефани.
– Не нужен мне никакой доктор!
Дэнни повесил трубку.
СИРАКУЗЫ, НЬЮ-ЙОРК.
Плотный мужчина в клетчатом костюме вошел в сиротский приют Св. Иоанна, пересек вестибюль и снял шляпу, прежде чем постучать в дверь директрисы.
Высунулась молоденькая монахиня.
– Чем могу служить?
– Мне нужно поговорить с матерью-директрисой.
– Как о вас доложить?
– Мистер Маккрейчен, – он достал из кармана большой белый конверт. – Я представляю интересы Стоунхэмовского фонда.
ЛОНДОН.
В понедельник утром в павильоне царила атмосфера всеобщего благодушия, как будто от этого группа могла скорее оказаться дома, под калифорнийским солнцем.
Даже на лице Брюса Райана играла улыбка. В руках он вертел номер «Голливуд-репортер» и всем показывал статью о новом бестселлере Сидни Шелдон.
– Читал? – спросил он Дэнни. – Я приобрел права на эту вещь.
– Читал. Чудовищно.
– У тебя получился бы из этого хороший фильм.
Фильм действительно мог бы выйти очень недурной, однако Дэнни не был уверен, что выдержит еще одну совместную с Брюсом работу. Надо было отделаться, не нахамив.
– Роль там, конечно, прямо для тебя. Ладно, вернемся домой – обсудим.
– А где эта девица, что так отчаянно клеилась ко мне в самолете? – спросил Брюс по дороге на площадку.
«А ведь Люба и вправду „клеилась“ к нему, – подумал Дэнни. – Да ведь она профессиональная потаскуха», – напомнил он себе и в следующее мгновение понял, что ему надо делать. Взглянув Брюсу прямо в глаза, он спокойно спросил:
– Понравилась?
– Понравилась, – заржал Брюс.
– Получишь.
Брюс схватил Дэнни за руку:
– Что значит «получишь»?
– То и значит. Часов в десять будь у себя в номере. Дверь не запирай. Ложись в постель. Она придет.
– Ты что? Ты это всерьез?
– Боишься дверь оставить открытой?
Оба засмеялись.
Съемки шли необыкновенно гладко, а после обеда Дэнни позвонил Любе.
– Что случилось? Я тебя никак не могла разыскать вчера… Ты что, сердишься на меня за что-нибудь?
– Вовсе нет. Так, возникли кое-какие неполадки. Ты вечером свободна?
– Для тебя я всегда свободна.
– Я пришлю за тобой машину. В девять вечера. Поднимешься в мой номер. Ну, прости, меня ждут. Пока.
* * *
Официант поставил кофейник и чашки на столик у камина и вышел. Дэнни, не умолкая ни на минуту, налил Любе кофе, но она отпила глоток водки. Все это время она молча слушала, что от нее требовалось.
– Дверь будет незаперта. Войдешь, закроешь за собой дверь, станешь в ногах кровати, поглядишь на него и при этом – ни слова.
– Даже поздороваться нельзя?
– Не смеши меня.
Она вздохнула и поднялась.
– У тебя в самом деле много хлопот с ним?
– Он справлялся о тебе, Люба.
Она глотнула прямо из горлышка.
– Поняла? Подходишь и становишься в ногах…
– Дэнни, тебе за целый день не надоело разводить мизансцены?
– Но это важно.
– Ладно-ладно, я слушаю.
– И, не сводя с него глаз, все с себя снимаешь, потом медленно стягиваешь с него простыню и ложишься сверху.
Она поглядела на него с любопытством:
– Ты правда хочешь, чтобы я это сделала?
– Да.
– Только я никак не пойму, зачем тебе это надо.
– Действуй, Люба, все зависит от тебя.
Она сделала еще глоток:
– Номер 8–35?
Он испытующе оглядел ее:
– Верно.
Люба посмотрела на часы:
– Ну, в таком случае – пора. Невежливо опаздывать, – обернувшись на пороге, она послала ему странную полуулыбку и вышла.
Дэнни, услышав стук захлопнувшейся двери, готов был броситься за Любой и вернуть ее. Зачем он это сделал? Чтобы показать Брюсу Райану: эта очаровательная девушка сделает все, что я захочу? Рука его сжала телефонную трубку. Еще не поздно позвонить наверх и все изменить. Но Дэнни не стал звонить. Он должен пройти через это. Чтобы спасти самого себя, он должен применить сильнодействующее средство. Он не может позволить себе полюбить проститутку.
Сняв халат, он растянулся на диване. Закрыл глаза и попытался вызвать в памяти что-нибудь приятное – что угодно, лишь бы забыть о том, что происходит сию минуту.
…Ему было четырнадцать, он играл у полотна железной дороги, проходящей неподалеку от приюта. Плотно обхватив ногами холодное железо высокого столба, он полез по нему наверх, на насыпь, и когда добрался до верху, все тело, точно теплой волной, обволокло неведанным раньше блаженством. Он еще крепче прижался пахом к столбу, закинул голову к синему небу и задергался в сладких судорогах.
– Я чуть не умер, – прошептали его губы.
Он удержался на столбе, медленно сполз вниз, на землю. Руки и ноги не слушались.
Потом он часто прибегал к этому способу самоудовлетворения, и сейчас, лежа в темноте, медленно растирал свой член полотенцем и видел Магду, Любу и себя самого.
* * *
Сколько времени стояла над ним Люба, давно ли она вошла в комнату? Он не слышал ее шагов. Дэнни поспешно натянул на себя простыню.
Щелкнул выключатель, свет из ванной комнаты проникал и в спальню.
– Ну, ты рад? Я сделала все, как ты хотел, – Люба налила себе из стоящей на столике бутылки. – Разыграла сцену по вашим указаниям, маэстро. Сначала стащила с него простыню.
– Он был голый?
– Нет, в ночной рубашке, – Люба бросила в стакан кубик льда.
– В пижаме, что ли?
– Да нет же, – Люба повернулась к нему. – В черном шелковом неглиже.
– Женском?
– Бывают мужские неглиже? – сухо осведомилась она.
Дэнни на миг лишился дара речи. Супермен Брюс Райан – в женском белье?
– Он что – педераст?
– Может быть и не совсем, но с несомненными причудами в этом смысле.
– Ну, понравилось ему?
– Понятия не имею. Он болтал без умолку. – Люба сделала большой глоток.
– И что же он говорил?
– Да он не со мной говорил, а по телефону.
– Да ну?
– Болтал беспрерывно, если не считать тех секунд, когда кончил. Кончил и опять стал молоть языком.
– С кем же это?
– Не знаю, с мужчиной каким-то.
– Не может быть! Наверно, это была девица.
– Тебе, конечно, видней, но звали эту девицу Джим.
– Ты врешь, Люба.
– Не сойти мне с этого места. А почему ты так удивляешься? Я же тебе говорила: самые крутые на вид мужики на поверку оказываются гомиками. Я другого не понимаю, Дэнни… Зачем тебе это было надо?
Дэнни откинул голову на подушку и очень тихо сказал:
– Хотел посмотреть, сделаешь ли ты это.
– Я сделаю все, что ты мне скажешь.
– Ты пошла к Брюсу, потому что ты – блядь!
– И ты только сейчас это понял? – не повышая голоса, спросила она.
– Так ты говоришь, что сделаешь все?…
– Все, что ты скажешь, – пристально глядя на него, сказала Люба.
– Это потому, что ты – курва, так, кажется, называли тебя в Кракове? Вот потому ты делаешь все, что угодно! Вспомни своего мальчика из газеты! – Она молчала. – А разве я не видел, как стоило мне отвернуться, ты завела шашни с Брюсом?!
Люба налила себе еще.
– Ты бесишься, потому что я сделала все, как ты хотел.
Дэнни привскочил на кровати:
– И не спорила, и не возражала, повернулась и пошла к. Брюсу!
– Дэнни, ей-Богу, это глупо.
Действительно, глупо. Он чувствовал это.
– Уходи, – сказал он, пытаясь сохранить достоинство, что было непросто сделать без штанов – он сидел перед ней в одной пижамной куртке.
– Дэнни, что с тобой? – она подошла к кровати. – Не хочу я никуда уходить.
– Убирайся! – крикнул он, чтобы остановить ее.
– Да в чем дело? – она замерла, пораженная его тоном.
Дэнни глядел на нее, словно надеялся остановить взглядом.
– Ты не должна была ходить к нему!
– Дэнни, ты несешь какую-то чушь.
– Ты – блядь! – сквозь зубы бросил ей он.
– А ты кто? Ну-ка, ответь! Я делаю то, что ты хочешь, а ты бесишься! Хочешь, скажу, кто ты такой? – крикнула она, глядя ему прямо в глаза. – Ничтожество!
Дэнни, спрыгнув с кровати, схватил с ночного столика две стофунтовые бумажки и швырнул ей.
– Убирайся отсюда!
Она постояла минутку, глядя на нелепого, голого ниже пояса Дэнни. Он и сам понял, что смешон, и торопливо улегся в постель, натянув простыню до подбородка. Люба подняла стакан:
– Спокойной ночи, полковник Джонсон! – и с достоинством вышла из номера.
Почему «полковник Джонсон»? Что она хотела этим сказать? И тут Дэнни вспомнил ее рассказ про второго мужа Магды.
– Сука! – пробормотал он.
Потом вылез из кровати, нагнулся за своими пижамными штанами и замер. На полу, куда едва доходил по-прежнему горевший в ванной свет, лежали две бумажки по сто фунтов каждая.
