Текст книги "Час, когда придет Зуев"
Автор книги: Кирилл Партыка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Часть вторая. ЗАЗЕРКАЛЬЕ
9
Волин безмятежно посапывал, прикрывшись ватником, когда Лобанов вдруг подхватился и начал трясти приятеля за плечо – приехали! Алексей сонно завозился, закряхтел, глянул на слепое табло часов.
– Твои тоже стоят? Тогда надо у проводника спросить.
– Не надо спрашивать, я сам знаю. Подъем!
– Ежась и покашливая со сна, друзья взялись за рюкзаки и, держа их перед собой, затопали к выходу. Поезд стоял здесь всего пару минут, так что приходилось поторапливаться, но Волин успел отметить, что в неосвещенных секциях сохраняются полная тишина и неподвижность. Волину показалось, что вагон совершенно пуст, и эта иллюзия неприятно кольнула в сердце.
Вывалившись в зябкий тамбур, Алексей с облегчением вздохнул. Ему хотелось побыстрее покинуть заполненный немым, давящим покоем вагон и выбраться на звонкий ночной морозец. Сергей принялся царапать ногтем заросшее инеем тамбурное окно, за которым ничего нельзя было разглядеть, кроме света фонаря, пушистым серебряным шаром повисшего за заиндевелым стеклом.
Проводник все не появлялся, так что высаживаться пришлось самостоятельно.
Ругнувшись, Лобанов с треском распахнул пристывшую вагонную дверь и первым спрыгнул на перрон. Волин подал ему сверху пожитки. Снегопад прекратился.
Неподвижный студеный воздух глухой ночи едва заметным льдистым маревом струился над заснеженной платформой, густо желтел под опрокинутыми чашками фонарей, сгущался до непроницаемой черноты над крышами приземистых станционных построек.
Лобанов окинул взглядом перрон, недоуменно повертел головой, вглядываясь в близко подступившую темень, и сообщил:
– Оркестра что-то не видать.
– Девиц с цветами тоже, – поддакнул Волин.
Их, действительно, никто не встречал, и это очень удивило Сергея. Потоптавшись на месте, он сердито сплюнул и вскинул на плечи рюкзак.
– Проспал, что ли, Егорыч? Не похоже на него. Ладно, надо двигать в тепло, там разберемся.
Взваливая на спину свой груз, Волин оглянулся и вздрогнул Позади маслянисто поблескивали рельсы, а дальше взгляд упирался в черную стену ночи, подпертую стволами недалекой лесной опушки. Минуту назад все это скрывал застывший у перрона состав. Но теперь его не было. Поезд исчез, прокрался на цыпочках за их спинами, хитро посмеиваясь и не издав ни звука.
– Не понял, – удивился Лобанов, тоже глянув через плечо.
– Может, это такой акустический эффект? Мороз, снег, тайга близко. – Алексей почувствовал, как ночной холод вдруг проник под ватник и зябко расползся по спине.
– Специалист! Наоборот должно было греметь, как бетономешалка. – Лобанов был тоже заметно обескуражен. – Ладно, черт с ним. Пошли.
Сергей повернулся и побрел к старому двухэтажному зданию вокзала. Стеклянная арка его фасада теплилась жидким электрическим светом.
Волин потащился следом, глядя на неровные борозды в снегу, оставляемые сапогами друга. Алексею пришло в голову, что, в сущности, это и есть начало восхождения к вознесшейся в упоительный ветреный простор вершине, на которую он так стремился.
Но радостное настроение почему-то не приходило. Вместо него в груди стальной пружиной все туже закручивалась тревога и росло невнятное предчувствие чего-то недоброго. Алексей вдруг отметил, что за все это время не увидел на перроне ни одного человека. Он огляделся. Да. Кажется, этот никому не нужный поезд промелькнул мимо станции, словно призрак. Никто не вышел к его прибытию и никто не сошел с него во время короткой стоянки. Искрящееся ватное одеяло снега, укрывшее перрон, оставалось гладким и нетронутым. Его уродовали лишь две колеи, пропаханные сапогами друзей. Волин потряс головой и украдкой ущипнул себя за ухо, желая убедиться, что это не продолжение томительного дорожного сна. Мочка отозвалась болью, но вокруг ничего не изменилось.
Когда Лобанов с лязгом распахнул массивную, подернутую инеем дверь вокзала, Алексей еще раз огляделся по сторонам, а потом поднял голову. Должно быть, тучи все еще не разошлись, потому что ни звезд, ни луны он не увидел.
Вскоре выяснилось, что в этих краях железнодорожная станция – не самое оживленное место: Полутемный, просторный, во всю высоту здания зал, на уровне второго этажа опоясанный таинственной галереей, был тих и безлюден. Посередине его выстроились в несколько рядов скамьи из гнутой фанеры, а справа и слева тускло светились зашторенные оконца с надписями: «касса», «справка», «дежурный по вокзалу». Быть может, когда-то здесь в очереди за билетами толпились пассажиры, досаждали дежурному бестолковыми вопросами. Но те времена давно миновали. По отчетливым признакам унылой заброшенности нетрудно было догадаться, что тишина и безлюдье обосновались здесь давно и надолго.
Оставив вещи на желтой скамье, изукрашенной корявой резьбой «памятных» надписей, Волин и Лобанов обследовали зал и примыкающие к нему помещения, подергали запертые двери, постучали в отгородившиеся шторами окошки касс, но нигде не обнаружили ни одной живой души. Лобанов даже, повысив голос, воззвал:
– Хозяева, ау-у!..
Хозяева не откликнулись. По полу, выложенному крупными истертыми плитками старого паркета, тянуло сквозняком, старое деревянное здание чуть слышно поскрипывало и вздыхало. На галерее Волину почудились чьи-то шаги, он вздрогнул и задрал голову, но там, по-видимому, тоже просто гулял ветер. Зато их собственная поступь раскатывалась по залу многоголосым эхом, которое бормотало и перешептывалось под высокими сводами, подолгу не желая умолкать. От этого Алексей нервно озирался и поеживался.
Вдруг Лобанов издал торжествующий крик и ринулся между рядами скамеек, потому что в полутемном закутке его зоркому взгляду открылся телефон-автомат.
– Щас ты у меня, Егорыч, проснесси, – приговаривал Сергей, срывая трубку и накручивая диск, – щас ты из койки-то выпрыгнешь!
Волин, окрыленный надеждой, поспешил к приятелю.
На том конце провода отозвались почти сразу.
– Егорыч, ты?! – заорал Сергей так, что зал ожидания мгновенно наполнился многоголосым уханьем и болботанием. – Спишь, лицо твое неприятное! А мы тут припухаем!.. Что?.. Какой крематорий?! Я звоню на квартиру. – Он зло ударил по рычагу. – Шутники! – И опять крутанул диск. Потом отнял трубку от уха, недоуменно осмотрел ее, подул в наушник.
– Что еще опять? – нетерпеливо осведомился Волин.
– Сперва не туда попал, потом вообще тишина.
Лобанов снова набросился на аппарат. Но через несколько минут, едва не обломив рычаг, повесил трубку на место.
– Нету связи. Кончилась.
– Вот черт, невезенье!
– Попозже брякнем, может, восстановится. – Лобанов отошел.
Волин тоже повернулся спиной к капризному автомату и вдруг замер. Позади ему отчетливо послышалось совсем тихое, похожее за мышиный писк хихиканье, гадкое, глумливое и какое-то мультяшечное, будто даже не человеком производимое. Алексей резко обернулся в надежде, что это просто шутит свои шутки причудливое вокзальное эхо. Но звук не утихал, и от него волосы зашевелились у Алексея на голове. Волин сразу догадался, откуда доносится гаденький смешок, хоть поверить в это было трудно. Его издавала трубка, висевшая на рычаге оглохшего телефона.
Она даже слегка покачивалась, будто искоса, издевательски поглядывая на оторопевшего Алексея. Какой-то мелкий пакостный тролль прятался в ней и веселился неизвестно отчего, может быть в предвкушении неведомой беды, подстерегавшей приезжих на вымершем вокзале.
Волин судорожно шагнул вперед, рывком сдернул чертову трубку и поднес ее к уху.
При этом он зажмурился, словно в ожидании удара или укуса. Но эбонитовый наушник был плотно набит глухой спрессованной тишиной, сквозь которую не пробивались даже обычные для поврежденной линии потрескивания. Прикрыв глаза, Волин с минуту вслушивался в эту устойчивую немоту, а потом повесил трубку на место. «Не охота мне нужна, а седуксен». Он направился в центр зала.
– Мы в восхищении, – заявил Лобанов, усаживаясь на скамью и демонстративно закуривая.
– Мессир в восхищении, – согласился Волин и плюхнулся рядом. – Но курить все равно не полагается. Что тебе здесь, нехорошая квартира?
– Она самая, – подтвердил Сергей. – Гнуснейшая, можно сказать. И хозяева у нее поганые.
Они посидели молча.
– Что же это с Егорычем стряслось? – Лобанову надоело рассматривать паркетный пол. – И куда железнодорожные деятели подевались? Унесло на летающей тарелке?
– Смейся! Так до утра здесь и будем торчать?
– Ну, можно пойти вырыть берлогу в сугробе.
– А далеко твой друг любезный живет? Может, нанесем поздний визит?
Лобанов с сомнением глянул на громоздкое походное снаряжение, зевнул.
– Не близко. Нет, не потащимся среди ночи. Не помрем до утра, а там ох уж я его и разыщу!.. Хотя, может, случилось что.
Сплюнув, Алексей начал прикидывать, как бы поудобнее завалиться на скамью.
Заметив это, Лобанов сунулся к вещам.
– Погоди, сейчас мы, чтоб лучше спалось, по стопарю тяпнем. – Он извлек сумку с припасами.
Но после первой сон, наоборот, рассеялся, после второй Волин тоже закурил, а после третьей они завели беседу о текущих политических событиях.
Пустой, перекликающийся шорохами вокзал подмигивал с галереи блуждающими бликами, взмахивал крыльями теней под высоким сумрачным потолком, щурился подслеповатыми, занесенными снегом окнами.
Иногда Волину чудился чей-то взгляд, упершийся ему в затылок, или возникало в углу, где висел телефон-автомат, отдаленное злое хихиканье. Алексей вздрагивал и оборачивался, но зал по-прежнему заполняла все та же промозглая дремотность пустого казенного помещения. Лишь один раз, когда они уже ополовинили вторую бутылку, Волину показалось, что в темноте галереи мелькнула неясная тень, напоминающая давешнего рыбака в дождевике и со сломанной удочкой. Но этого уж никак не могло быть, потому что никакого такого рыбака в природе не существовало.
Алексей торопливо опустил взгляд и потянулся к приятелю чокаться. Позже ему припоминалось, что Лобанов сильно ругался, грызя зубами жестяную пробку третьей бутылки, которую никак не мог откупорить.
10
Волин проснулся, но глаз не раскрыл, а только подтянул под себя затекшие и озябшие ноги. Озяб он весь и подумал, что вот опять в доме отключили отопление.
Но потом сообразил, где находятся, и со стоном замотал чугунной головой.
Состояние было такое, что не мешало вызвать «неотложку». Но «неотложек» поблизости не водилось, а потому Алексей закряхтел и все же разлепил склеившиеся веки. Сквозь осклизлую пелену проступила спинка соседней скамьи, а еще дальше – по-прежнему зашторенные окошки касс. Протерев глаза, Алексей взглянул на часы, но табло оставалось слепым. Он сел. Лобанов спал на соседней скамейке, втянув голову в воротник ватника, оброненная шапка валялась рядом на полу, усеянном окурками. Свинство какое! Охотнички! Вон уже и «пушнина» появилась. Две пустые бутылки выглядывали из-за сваленной на полу амуниции, а третья, недопитая, поблескивала у ножки скамьи.
Вокруг ничего не изменилось, ни одна живая душа не дала о себе знать. Волину вдруг сделалось жутко. «Ненормальный какой то вокзал, – подумал он, ежась. – И поезд был ненормальный, и вообще…» Но тут пробудился Лобанов. Спустив ноги на паркет и одернув ватник, он диковато огляделся, пристально посмотрел на Алексея, будто пытаясь уразуметь, что это за подозрительный тип с опухшей физиономией коротает время по соседству, наконец проснулся окончательно и без предисловий осведомился:
– Ты зачем меня вчера напоил?
– Напоил, связал и надругался, – откликнулся Волин. – Вставай, охотничек, дичь по тебе соскучилась. – Он радовался тому, что вместе с коротким одиночеством кончился и его непонятный страх.
Нахохленный Лобанов вдруг наклонился и поднял полупустую бутылку.
– Это черт знает что! Мы на охоту приехали или водку пить? – И тут же схватился за голову. – Нет, так невозможно заниматься. Башка резонирует.
В руках у него материализовался складной пластмассовый стаканчик. Волин было запротестовал, но потом вдруг подумал: да ладно, отдыхаем все-таки – и они самым вульгарным образом опохмелились. Прожевав сало, Алексей буркнул:
– Наливай еще!
Минут через двадцать, когда фойе вокзала утратило зловещие черты и показалось даже уютным, Волин, в такт словам размахивающий маринованным огурцом, вдруг заметил открытую дверь и споткнулся на середине фразы.
– Ага, явились, голубчики, – сказал Лобанов, проследив взгляд приятеля. – Ну, пошли, глянем.
На стене рядом с распахнутой дверью красовалась медная чеканка с надписью «Буфет» и выдержанной в рыцарском стиле эмблемой в виде перекрещенных вилки и ножа. Волин удивился тому, что несколько часов назад не заметил ни этой вывески, ни самой двери, но нетерпеливый Лобанов уже шагнул через порог. Миновав тесный «предбанник», друзья оказались в довольно неожиданном месте.
– Однако, – сказал Сергей, оглядываясь по сторонам. – Что это значит?
Они стояли в обширном зале добротного городского ресторана. Длинные ряды столов под крахмальными скатертями в окружении мягких кожаных полукресел ровными шеренгами уходили к эстраде, уставленной звуковыми колонками и барабанами. Стены поблескивали зеркалами, проглядывавшими среди бордовых драпировок. С лепного потолка тяжелыми виноградными гроздьями свисали погашенные хрустальные люстры.
Из-под ног нечаянных посетителей вытекала малиновая речка ковровой дорожки, струилась между столов и упиралась в плотину эстрады. В ресторане стоял розовый полумрак.
Лобанов оценил сервировку ближнего стола, оглядел тяжелые бархатные портьеры, скрывающие окна, поправил шапку на голове и поразмыслил вслух:
– Лепо ли нам со свиным рылом в калашный ряд? – И тут же спохватился: – Да что за черт, откуда это здесь? Во всем поселке и пивнушки-то приличной никогда не было.
Волин удивленно хлопал глазами. Что тут было раньше, он не знал, но ясно же, что только идиот мог открыть фешенебельный ресторан на этом задрипанном, полузаброшенном вокзале. Алексею опять сделалось нехорошо и тревожно, захотелось немедленно вернуться в фойе, купить билет и убраться отсюда с первым же поездом.
Но он вспомнил слепые окошки касс, пустые, заснеженные пути и тоскливо подумал, что убраться они никуда не смогут, потому что, похоже, влипли в какую-то непонятную и дрянную историю.
– Может, не пойдем? – усомнился Волин. – Мало ли тут что…
– Не пойдем – не узнаем, – пожал плечами Лобанов.
– И шут с ним. Сам ведь говоришь: этого здесь быть не должно.
– Точно, не должно. Но – есть. А если не пойдем, оно, что, исчезнет?
Волин не нашелся, что ответить.
– Вот и давай пока сделаем вид, что ничегошеньки-то нас здесь не удивляет, – подытожил Сергей. – Лады? Мы же в чертовщину не верим, правда?
– Правда, – нерешительно согласился Волин.
Слева от входа, в просторной нише, располагался бар. Обтянутая кожей стойка поблескивала горками разнокалиберных питейных емкостей и никелированным боком кофеварки. Заметив аппарат, Алексей тут же уловил терпкий запах любимого напитка. Кофе сейчас был бы в самый раз.
Лобанов прогрохотал сапожищами по выдраенному до блеска полу и принялся громоздиться на высокий вертящийся табурет. Волин, потоптавшись, последовал его примеру. «Закрыто же еще», – подумал он, через плечо косясь на необитаемый зал, и вдруг краем глаза заметил в красноватом сумраке человеческую фигуру в нелепом одеянии с наброшенным на голову капюшоном, сгорбившуюся над дальним столом.
Алексею показалось, что там еще и маячит сломанная удочка, прислоненная к одному из кресел. Волин резко крутанулся на табурете, но никаких посетителей с удочками и в помине не было.
– Бармен! Эй, бармен!.. – Лобанов прихлопнул ладонью по стойке так, что бокалы в горках звякнули. Но призыв его остался без ответа.
Все это время перед приятелями маячила, будто нарочно выставленная напоказ, початая бутылка коньяка. Она призывно поблескивала темными боками, нахально лезла в глаза, как жирная клякса в тетради по чистописанию, и Лобанов, не выдержав, отодвинул ее в сторону. Но изнервничавшись и убедившись в недоступности отрезвляющего напитка, сцапал украшенную золотистой наклейкой емкость, а Волин машинально подставил стаканы.
– Ну, пусть нам будет хуже, – Сергей набулькал себе и другу почти до краев.
– Послушай, не нравится мне все это. – Алексей не торопился прикасаться к стакану. – Может, обойдемся без этих удовольствий?
– Мне, знаешь, тоже не в кайф, – отозвался Лобанов. – И что, вернемся в фойе и нажремся на лавке?
– Почему обязательно нажремся?
– Я это вижу, – Сергей покрутил пальцем в воздухе, – и осязаю. Как и ты. Значит, это существует. И я должен понять. А если бегать, ни хрена ничего не поймешь.
– Давай подождем, может, кассы откроются.
– Давай. Но я лучше здесь подожду. Там всё мертвое какое-то. А тут, глядишь, что-то и произойдет.
Волин вздохнул.
Они выпили, а поскольку бармен по-прежнему не появлялся, вскоре повторили. С бутылкой было покончено в два счета. Порывшись в карманах, Волин выложил деньги.
Ему все же не терпелось убраться отсюда. Вот только куда?
Но Лобанов особенно не спешил. Он снова принялся колотить по стойке и издавать грозные окрики. Алексей ткнул друга кулаком в плечо, слез с табурета и тут же увидел собаку. Большая, черная, с короткой лоснящейся шерстью, она неторопливо трусила от стола к столу, что-то вынюхивала, шаря брылястой мордой по полу, скрывалась между кресел, мелькала то тут, то там, так что у Волина слегка зарябило в глазах. Ему показалось, что на плече животного гладкая шкура разъедена обширной буровато-розовой проплешиной. Вздрогнув, Алексей промямлил:
– Э-э, ты посмотри…
– Что? – Лобанов обернулся.
От одного из столиков им призывно махала официантка. На белой скатерти уже густо были расставлены салатницы, дымящиеся тарелки и судки. Сергей собрался обрадоваться такой предупредительности, но, во-первых, никто еще ничего не заказывал, а во-вторых, ему показалось… конечно, только показалось при обманчивом освещении и сквозь дымку хмеля, что девица, накрывающая на стол, мягко говоря, не одета. А выражаясь точнее, абсолютно без ничего. Более того, она определенно смахивала на бесстыжую попутчицу, смутившую Лобанова ночью своим нахальным визитом. Сергей крепко зажмурился, а когда открыл глаза, официантка исчезла. Но стол оказался сервирован на славу.
– Т-ты видел? – спросил Волин, слегка заикаясь.
– Меньше надо пить, – не очень уверенно отозвался Сергей.
– При чем здесь – пить? Разве в этом дело?!
Но в чем тут дело, Алексей совершенно не понимал. И это его все больше пугало.
– Пойдем, кушать подано, – позвал Лобанов.
– Я не хочу, – Алексей даже вздрогнул. – Мы же не заказывали.
– Хочу – не хочу… Пошли.
Официантка посамовольпичала. Оглядев богатое угощение, Лобанов присвистнул.
Посередине стола торчала откупоренная бутылка. Сергей уселся и наполнил рюмки.
– Слушай, – сказал Алексей, беря вилку, – тебе не кажется, что мы… что нам… лучше вести бы себя по-другому?
– Вот я до чего таких людей не люблю! – Сергей понюхал коньяк. – Бр-р… Сидят, как кроты в норе, а вытащишь их на свет божий, сразу начинают это самое… – Он чокнулся со стоящей на столе приятелевой рюмкой, выпил и закусил салатом.
Спросил с полным ртом:
– По-другому, это как?
– Пойдем в поселок, найдем кого-то. Есть же какая-то администрация или милиция, наконец.
– Ты уверен, что найдем?
– Что ты имеешь ввиду? – озадачился Волин.
– А имею я ввиду… Впрочем ладно, – со странной интонацией сказал Лобанов. – Кстати, про какого рыбака ты мне намедни заправлял?
Волин догадался, что не слепой Серега, просто пижонит по своему обыкновению.
– Про рыбака я тебе расскажу. Но ты сперва посмотри вокруг. Ерунда же какая-то.
Вымерший вокзал, столичный кабак откуда-то взялся, по нему собака бегает.
По-твоему, это в порядке вещей? А по дороге тебе тоже видения являлись. Женского пола и неглиже. Забыл? Или наврал?
– Так это ж во сне, дурилка! И потом, подожди, где ты собак увидел?
– Ты что, ослеп? Черная псина только что тут сновала. Сам же меня и просветил, дескать, пить надо меньше.
Сергей потер лоб.
– Ну, не знаю. Официантка, кажется, имела место. (Он чуть не добавил: голышом.) – Официантка – само собой, раз кушать подано. А собаку, значит, ты не заметил.
Хорошо, шут с ней. Так вот, когда ты спал, по вагону ходил рыбак. Или не рыбак, не знаю кто. В дождевике и с удочкой. Верхний конец у нее обломлен и болтается.
Чушь какая-то…
Выслушав, Сергей опять наполнил рюмки.
– Ну да, самое время рыбу удить. Мне, кстати, еще пригрезилась, будто валимся мы в тартарары и горим ясным пламенем…
– Горим? Что горит? – подался вперед Алексей.
– Да черт его знает! Что я, во сне разбирался? Может, просто мы оба гриппом заразились. Сейчас, говорят, знаешь какие вирусы вылупились? У-у!.. – Лобанов растопырил пальцы и повертел ими над головой.
– Ты мне про вирусы не рассказывай. Микробиолог. От вирусов насморк, а не видения. Мне ведь тоже приснилась какая-то катастрофа, тоже горело все и крушилось. Что ты на это скажешь?
– А скажу я тебе, мил человек, давай еще выпьем. – Лобанов опять ухватился за бутылку. Отчего-то избегал он серьезного разговора и демонстративно валял дурака.
Они приняли еще по рюмке, потом по другой, а там и по третьей. Сергей уныло ковырял вилкой салат, а Волин придвинул к себе тарелку с бифштексом, проткнул мясо вилкой и принялся орудовать ножом. Бифштекс был нежный, в меру прожаренный и брызгал соком. «Приличный все-таки ресторан», – подумал Волин.
– Оч-ч хар-роший кабак, – сказал он вслух. Про рыбака, дурные сны и разные тревоги Алексей уже слегка подзабыл.
Лезвие ножа наткнулось на что-то твердое. Волин поднатужился, но неподатливое включение перерезать не удалось. Мясо елозило по тарелке. Что за черт? Костей туда, что ли, понапихали? Харчевня!..
Выйдя из себя, Алексей разорвал бифштекс пополам. Куски разъехались в стороны, окончательно сметая гарнир с тарелки, и между ними обнаружился странный и, кажется, несъедобный предмет. Он был белесый, толстый и напоминал личинку гигантского насекомого, но не являлся таковой, потому что при внимательном рассмотрении на нем угадывались суставы. Более того, на одном конце твердого бледного обрубка имелась полукруглая нашлепка, странный нарост, удивительно похожий на… ноготь. По пищеводу к горлу Алексея начал взбираться сладковатый ком. Перед ним посередине разгромленного блюда лежал не хрящ, не щепка и не гвоздь, а… отрубленный человеческий палец. Под неопрятным, неостриженным ногтем чернела полоска грязи.
Не веря своим глазам, Волин потрогал палец вилкой, потом приподнял его усеченный конец. На срезе отчетливо просматривалась кость.
Лобанов заметил странное выражение на лице приятеля.
– Что, таракан в картошке попался?
– Мня-а… Да нет, не таракан, а вот… палец!.. – Волин глуповато ухмыльнулся.
– Чего – палец?
– Палец, говорю, в бифштексе.
– Чей? – Лобанов ничего не мог взять в толк.
– Ну, не знаю. Лежит себе, и все. Сам посмотри.
– Интер-р-э-эсно, – протянул Сергей. – Один американец засунул в ухо палец…
Он перегнулся через стол и уставился в Алексееву тарелку, минуты две изучал ее содержимое, а потом полез туда рукой.
– Куда лапой! – запротестовал Волин.
– Слушай, это ведь действительно палец, – сообщил Лобанов.
– Ну я же и говорю, что не таракан.
– Да пошел ты со своими тараканами! Это что же такое?
– Действительно, безобразие, – согласился Алексей. – Представить невозможно…
Вероятно, это какой-то кретин на кухне угодил рукой под хлеборезку?
– А вот мы сейчас кого-нибудь спросим, – вкрадчиво пообещал Лобанов. – Давно уже пора порасспрашивать!
Тишину зала распорол призыв:
– Официа-а-ант!!!
Под потолком дрогнули люстры и отозвались ехидным хихиканьем. Огромный черный дог высунул узкую морду из-за эстрады и тут же снова скрылся. Но Волин ничего этого не заметил, потому что наблюдал за Сергеем, который уже топал к бару, неся перед собой на вытянутых руках злополучное блюдо. Обнаружилось, что за стойкой маячила теперь чья-то фигура. Волин, предвидя самые неприятные последствия, поднялся из-за стола и поспешил за приятелем.
Объявившегося типа назвать барменом не поворачивался язык. Скорее, он напоминал дирижера провинциального симфонического оркестра. Человек старше среднего возраста, невысокий, полноватый, с круглой лысеющей головой был одет в черный фрак и безупречно белую сорочку. Приблизившись, Алексей разглядел, что мягкий двойной подбородок ресторанного деятеля подпирает элегантная бабочка с жемчужиной посередине. Тронутые сединой светлые волосы, сильно поредевшие на висках и макушке, были коротко острижены, свидетельствуя о том, что их владелец не стыдится лысины и умеет носить ее с достоинством.
Сергей со стуком опустил тарелку на полированную поверхность стойки, в результате чего ее содержимое разлетелось в разные стороны. Однако странное включение, обнаруженное в бифштексе, осталось на месте.
Человек во фраке, ранее будто не замечавший посетителей, повернул голову на шум.
– Маэстро, как вы думаете, что это такое? – спросил Сергей, и в голосе его прозвучал лязг оружейного затвора.
– Здравствуйте, – сказал дирижер вежливо. – Давно приехали? – Он доброжелательно, но с достоинством улыбнулся.
– Ты мне зубы не заговаривай, – рявкнул Лобанов.
– Вы, милостивый государь, почему кричите? – «Дирижер» не обратил внимания на поставленную перед ним тарелку. Казалось, он внимательно изучает приезжих, переводя настороженный взгляд с одного на другого.
– Слушай, дядя! Я тебя спрашиваю, что ЭТО такое? – Лобанов постучал по краю тарелки ногтем. – Или ты по-русски не понимаешь? Ду ю спик инглиш?
– Подождите. Как ваша фамилия? – вдруг невпопад осведомился человек во фраке. На лице его промелькнула растерянность.
– Фамилия? Щас я тебе скажу фамилию. Может, записать хочешь, да ручки нету?
Лобанов вдруг тяжеловато перемахнул через стойку бара и оказался лицом к лицу с толстячком. Тот попятился, локтем задел горку бокалов, зазвенело стекло. Волин успел только охнуть. Скандал развивался стремительно.
– Зуев, подождите! Так же не делается! Чего вы сразу, в самом деле?.. – «Дирижер» продолжал отступать.
– Я хоть не Зуев, но ты дураком не прикидывайся!..
Сергей протянул руку, будто намереваясь сгрести бармена за грудки.
– Ах, не Зуев? – незнакомец неожиданно ловко уклонился от захвата. – Так какого черта?! – Губы его растянулись в усмешке, и он громко позвал. – Мальчики!..
Дверь подсобного помещения с шумом распахнулась, и за спиной незнакомца возникли двое рослых молодцов. Формой и размерами они напоминали ожившие морозильные шкафы. Белые поварские халаты усиливали сходство.
– Серега, кончай! – крикнул Волин, но Лобанов никак не отреагировал.
Парни тем временем рассусоливать не собирались. Шустро выдвинувшись на передний план, они скрыли за широким спинами человека во фраке и двинулись на Сергея.
Связываться с ними было глупо и опасно, но Лобанов, похоже, так не считал и принял боксерскую стойку, откровенно нарываясь на неприятности.
– Сергей, прекрати, слышишь? – встревоженно воззвал Волин, но приятель и это пропустил мимо ушей. Он весь подобрался и явно прикидывал, как поудобнее размахнуться в тесном пространстве. А потом вдруг вкрадчиво попросил:
– Леша, принеси-ка из зала мое ружье.
– Серега, ты сдурел? Я тебе дам ружье! Вылезай оттуда и пошли!
Волин перегнулся через стойку, пытаясь ухватить друга за ватник, но тут же замер.
Здоровяки повара, остановившись и помедлив секунду, вдруг с несколько комичной синхронностью запустили лапищи за отвороты грязноватых халатов и извлекли на свет божий по ножу. Волина перепугал сам вид блеснувших отточенными лезвиями орудий. «Тесаки, мачете, палаши, – промелькнуло в голове у Алексея, пока он ошалело пялился на громадные, неправдоподобно сверкающие клинки. – Где они у них там помещались?» Лобанов, мгновенно оценивший свои шансы, подался назад, а потом повторил прыжок через стойку в обратном направлении. Волин схватил его за рукав.
– Двигаем отсюда!..
Один из поваров неторопливо забросил ногу на стойку, будто намереваясь перелезть в зал, но почему-то не перелез. Волин заметил, что «дирижер», утратив интерес к происходящему, исчез в подсобке.
Потом случилось непонятное. Второй «меченосец», лениво размахнувшись своим кладенцом, вдруг с коротким скрежетом разрубил пополам кофейный автомат. Из рассеченного блестящего корпуса посыпались искры и ударила струя пара.
– Ладно, – сказал Лобанов, – может, и вправду пора.
Приятели выскочили в знакомое безлюдное фойе, бросились к оставленным пожиткам и через минуту, подхватив рюкзаки и ружейный чехол, неуклюже вывалились в дверь, ведущую на привокзальную площадь.
Утро еще или уже день, определить было трудно. Серое облачное небо провисало чуть не до самых крыш, цепляясь за верхушки деревьев, обступивших привокзальный пятачок. В неподвижном воздухе кружились редкие серебристые мошки. Снег тяжело облепил вершины старых тополей и заборы, придавил поселковые домишки, вогнав их по колено в молодые сугробы, седым пышным чубом свесился с крыши вокзала.
Липкая пелена, окутавшая Волина еще в ресторане, постепенно становилась все плотнее и глуше. Сейчас образы и звуки доходили до него, как сквозь толщу воды.
– Куда теперь? – Алексей расслышал собственный голос будто со стороны.
Лобанов, косясь через плечо, ничего не ответил.
Там, в фойе, вообще не было никакой двери в ресторан.
И вывески не было, не говоря уже о самом зале. Откуда ему взяться в этой дыре?
Волин отчетливо помнил, что когда они минуту назад вылетели на вокзальное крыльцо, за их спинами оставалась глухая грязно-серая стена, пересеченная трещиной, подпертая обшарпанной скамьей и украшенная каким-то выцветшим до неразличимости плакатом. Мысли окончательно спутались.
Ступеньки крыльца круглились валками нетронутого снега. Лобанов и Волин скатились по скользкой лесенке. Скрип шагов колыхнул воздух сонного царства. На привокзальном пятачке и разбегавшихся от него улочках снег лежал гладким, нетронутым покровом. Ни одна цепочка следов не протянулась от закрытых калиток, ни одна автомобильная колея не обезобразила выбеленные дороги.
Волин машинально поднял руку. Часы по-прежнему стояли. Но судя по освещению, было не так уж и рано. Должен же кто-то отправиться в магазин, на трудовой пост у стальной магистрали, которая не знает выходных, или просто к соседу опохмелиться. Хотя, быть может, здешние жители умеют передвигаться по воздуху.
Волин ухмыльнулся. Мысль показалась забавной, но отнюдь не невероятной.
Тем временем нетерпеливый Лобанов уже пробороздил снег почти до середины площади, но вдруг остановился. В безмолвии возник отдаленный гул, сначала будто завяз в путанице переулков, но в полминуты окреп и обернулся ворчанием автомобильного двигателя. Механический рокот прокатился тугой волной по замершему поселку, звякнул стеклами вокзальных окон. Приезжие дружно повернули головы ему навстречу.
