Текст книги "Кровь и грязь"

Автор книги: Кирилл Шатилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Я не отказывался.

– Насколько я помню, в свое время мне попадались упоминания о том, что строители Меген’тора прорыли тайные подземные ходы во многих направлениях. О выходе из моего дома через колодец я знал, еще когда приступал к постройке. Но почему бы не попасть в тот же ход через другой колодец?

– По пути, если мне не изменяет память, мы проходили по крайней мере одно ответвление, – подхватил Фейли. – Быть может, вита Харлин, у вас где-нибудь случайно завалялся план этих ходов?

– Где? – Харлин похлопал себя по груди, по бокам и вызывающе посмотрел на собеседника. – Я еще не совсем выжил из ума, друг мой. Хотя близок к тому. Нет, если такой план и существует, то его надежно хранит не кто иной, как Скелли.

– Хоть вы не любите, когда я вам возражаю, однако думаю, что здесь вы заблуждаетесь: если бы план был у него, он не стал бы подсылать поджигателей, а пустил бы верных «кротов», которые обчистили бы ваше хранилище так, что вы б и не заметили. Думаю, тут мы с ним в равных условиях.

– Только это отнюдь не значит, что у нас уйма времени на поиски.

– Обещаю, мы займемся ими сразу же, как только сможем покинуть этот гостеприимный тун, оставив наших друзей в добром здравии. Сейчас это важнее всего.

Харлин не стал спорить, однако по его взгляду было очевидно, что он не до конца согласен с Фейли.

Продолжить разговор им помешали удивленные возгласы, донесшиеся от бреши в частоколе, где до сих пор толпилось большинство защитников и обитателей туна. Быстро смеркалось, но люди настойчиво вглядывались в опустошенное огнем поле и оживленно обменивались впечатлениями. Некоторые, наиболее любопытные, оседлали крыши ближайших изб и вдохновенно передавали увиденное тем, кто был лишен этой возможности. Фейли разобрал часто повторявшиеся слова «шеважа», «дикари», «смельчак» и «драка» и понял, что происходит нечто заслуживающее внимания.

– Вита Харлин, пойдемте поглядим, что там снова началось!

– Сходи, сходи, потом мне расскажешь.

– Я бы не хотел оставлять вас одного. Вы убедили меня в том, что сверы есть сверы. Так не будем рисковать.

– Послушай, дорогой мой, я уже давно не мальчик, и нянька мне не нужна. Ступай, а я тут еще должен кое о чем спросить дух Лаирта и подумать. Не волнуйся, убегать я тоже не собираюсь. Хотя и сидеть тут еще несколько дней не намерен.

Фейли недоверчиво покосился на старенькую беору. Интересно, что умного мог подсказать писарю дух давно почившего героя? Едва ли он явит подслеповатым глазам старика план подземных тоннелей Вайла’туна. Правда, Фейли приходилось слышать, что общение с беорами иногда помогало некоторым вабонам находить ответы на волновавшие их вопросы, однако сам он воспринимал культ героев просто как хороший способ передачи старых традиций и укрепления столь немаловажной связи между поколениями.

Толпа любопытных перед повозками продолжала расти. Подошедшему Фейли стоило больших трудов пробиться в первый ряд, откуда можно было увидеть черное, дымящееся поле и неожиданно приблизившуюся к туну опушку Пограничья. А посмотреть было на что.

На расстоянии едва ли большем, нежели полет стрелы, шла ожесточенная схватка. Шеважа, разбившиеся на две стаи, сражались с одинокой черной фигурой всадника на вертком, то и дело встававшем на дыбы коне. Поначалу Фейли решил, что несчастный смельчак едва отбивается от многократно превосходящего числом противника. Каково же было его изумление, когда, приглядевшись, он сообразил, что одинокий воин сам нападает на дикарей, ловко орудуя неким подобием копья с длинным лезвием вместо наконечника. Те, кому удавалось увернуться, откатывались назад, всякий раз теряя под разящим лезвием кого-нибудь из соплеменников, перестраивались, ощетинивались мечами и топорами и с прежней отчаянностью бросались на неуязвимого противника. В обеих стаях кто-то пытался прибегнуть к помощи луков, однако стрелы, казалось, бессильно отскакивают от черных доспехов. Похоже, наивные в своей злобе жители леса не догадывались, что проще стрелять по незащищенным бокам коня. На всаднике не было даже шлема. Фейли подумал, что со спины его закрывает круглая раковина щита, однако те, кто наблюдал за боем уже некоторое время, подсказали, что это вовсе не щит, а лишь соскользнувшая на затылок широкополая соломенная шляпа.

– Кто он такой? – спрашивали друг друга фолдиты и, не получая вразумительных ответов, торопились высказывать собственные предположения, которые явно никого не устраивали.

Фейли тоже не мог бы рассеять сомнений взбудораженных соплеменников, хотя даже с такого расстояния сразу и безошибочно узнал в одиноком воине того самого странного всадника, с которым судьба столкнула их, беглецов со сгоревшей заставы, в лесу, по пути в Вайла’тун. Длинные черные косы, взлетающие вокруг гордо поднятой головы, словно выжидали момента, чтобы хлестнуть нападавших. В прошлый раз у незнакомца не было разве что странного копья, больше смахивающего на непропорционально большой меч. Однако то, с какой легкостью он им сейчас орудовал, почти не привставая в стременах и не наклоняясь к загривку, но при этом бешено вращая им вокруг себя с ловкостью жонглера, красноречиво указывало, что это оружие оказалось в его мускулистых, причудливо разрисованных черной краской руках не случайно.

– Если так пойдет дальше, то этот малый ничего нам не оставит, – хмыкнул сощуривший подслеповатые глаза Лин. Фейли не заметил, когда свер очутился рядом. – Где Тэрл? Эй, Тэрл, не пора ли поспешить ему на помощь и порубать оставшихся? Чтобы им впредь к нам соваться неповадно было!

Тэрл стоял на телеге и вместе со всеми всматривался в невероятное побоище. Пожалуй, он единственный знал, что происходит, однако в силу некоторых немаловажных обстоятельств предпочитал не делиться ни с кем своими соображениями. Он хотел было отмахнуться от предложения Лина, но несколько десятков глоток подтвердили яростным ревом свою внезапную решимость добить ненавистных захватчиков. Он чуть не свалился на землю, когда фолдиты, окрыленные жаждой мести, стали спешно растаскивать телеги, освобождая себе проход. Голос рассудка советовал Тэрлу воспротивиться этому самоуправству и предостеречь односельчан о возможности нападения новых отрядов шеважа, тогда как окружающее ликование и боевой подъем требовали удовлетворения. Если вовремя не поднять крышку и не выпустить пар, сам любил говаривать Тэрл, каша перельется через край и зальет огонь.

Поэтому он лишь махнул рукой, когда толпа вооруженных фолдитов, ведомая Лином, просочилась на равнину и, поднимая облака пепла, со всех ног устремилась на выручку одинокому всаднику, который, судя по разбегающимся в страхе противникам, нисколько в ней не нуждался. Он только и успел, что окликнуть Струна да еще нескольких сознательных односельчан и посоветовать им не ввязываться в напрасную драку, а остаться на карауле во избежание неприятных неожиданностей. Струн послушался, хотя и с неохотой. Гибель Гилтана и отчаяние Нэлса вывели его из обычного состояния невозмутимости, и он с нетерпением ждал момента, чтобы отомстить. Однако умоляющее выражение на грязном от сажи лице Тэрла охладило его пыл, и он со вздохом взялся за выполнение своих непосредственных обязанностей – поддерживать безопасность туна.

Фейли, взобравшись на телегу рядом с Тэрлом, с интересом наблюдал за происходящим. Как ни странно, того нисколько не удивило, когда черный всадник, завидев приближающуюся толпу, бросил преследовать улепетывающих противников, пришпорил коня и, прощально взмахнув косами, поскакал галопом прочь, в укрытие леса.

– Думаешь, мы спугнули его? – изображая полное равнодушие, поинтересовался он.

Тэрл покосился на него так, будто только что заметил, и покачал головой.

– По-твоему, такого можно спугнуть?

Они оба почувствовали, что чего-то недоговаривают. Фейли решил не таиться.

– Я однажды встретился с ним в лесу.

– Вот как!

– Не так давно, когда мы давали деру со сгоревшей заставы. Он нас, правда, не видел, но я эту встречу никогда, наверное, не забуду. Особенно его взгляд. Чувствуешь себя кроликом в капкане. Не хотел бы я оказаться на месте шеважа. Как ты думаешь, почему он напал на них?

– А почему ты спрашиваешь об этом меня? – Тэрл нахохлился.

– Просто мне показалось, ты знаешь больше, чем говоришь. – Да?

– Разумеется. Иначе ты сейчас был бы в первых рядах наших отчаянных воинов, которые, похоже, задались целью уничтожить всех свидетелей этой замечательной бойни. На их месте я бы оставил в живых парочку дикарей, чтобы те передали сородичам весть о лютой гибели своих товарищей и тем самым смутили бы их боевой дух.

– Согласен. Но ты попробуй, останови их.

– Не уходи от вопроса, Тэрл. Ты его знаешь?

– Уж больно ты проницательным стал, дружище…

– Я всегда таким был. Не его ли ты имел в виду, когда недавно расписывал нам достоинства своего лесного приятеля Гури и при этом сказал, что он «один из» лучших бойцов, которых ты встречал?

– Скромность тебя украшает, – усмехнулся карлик, смущенно почесываясь. – Себя к их числу ты отнести почему-то не хочешь. А ведь были времена…

– Тэрл, не заговаривай мне зубы, ладно? Заговаривай кому угодно, только не мне. Я вижу тебя насквозь. И поверь, сейчас не тот случай, когда нужно юлить. Расскажи мне про него.

Настойчивость Фейли была в конце концов вознаграждена. Прежде чем заговорить, Тэрл огляделся, проверяя, не подслушивают ли их посторонние, однако никому вокруг не было до них ни малейшего дела: враг в пух и прах разгромлен, друзья и домочадцы живы, так почему бы не поликовать по этому поводу? К тому же стали возвращаться отягощенные боевыми трофеями и устало улыбающиеся фолдиты. По обыкновению военного времени, они дочиста обобрали трупы врагов, оставив им только скудную одежду и прихватив вместе с драгоценным оружием даже толстые меховые куртки, которые наверняка сгодятся наступающей зимой. Они гордо вскидывали над головами тугие луки шеважа, потрясали хоть и каменными, но печально знаменитыми топорами, сверкали в закатном солнце клинками блудных – то есть некогда отобранных дикарями у павших вабонов, а ныне возвращенных мечей, и возносили хвалу Лаирту, а заодно и сурово грозящему им с телеги кулаком Тэрлу. Не был обойден вниманием и неведомый всадник, не пожелавший разделить с теми, кому столь неожиданно оказал неоценимую помощь, всех радостей победы.

– Парень порубал их так, что у многих меховые тужурки пришли в полную негодность, – сокрушался кто-то, показывая восхищенным односельчанам наискось рассеченную пополам и мокрую от крови шкуру, в которой едва угадывались очертания теплой безрукавки. – Только добро перевел.

– Они бились на пару с конем, – перебивал другой. – Видали когда-нибудь такое? Он их на землю сшибает, а коняга знай копытами молотит! Животина дура дурой, а тех, что уже замертво падали, не трогала. Вот бы нам таких лошадок да под ярмо!

– А вы заметили, как он их стрелы прямо рукой ловил? У него для этого рукавица железная специально надета. Ловил и переламывал, как тростинки. Это ж какая сила-то нужна!

– Не сила, чудак, а ловкость. И быстрота. Ты просек, как он все это делал? Сидит в седле, словно не шелохнувшись. Одни руки только и работают. А копье так и летает.

– Сам ты чудак! Не копье это было, а меч такой.

– Какой еще меч! Не бывает мечей с рукоятью больше лезвия. У наших таких нет, да и у шеважа, кажись, не водится. Не отказался бы я такую штуковину заиметь.

– Жену погонять, что ли?

– А хоть бы и жену.

Внимание Фейли привлек молоденький фолдит, тащивший вместо оружия доверху наполненное чем-то ведро, из которого причудливо торчали оперенья двух стрел.

– Что это там у тебя? – окликнул он юношу.

– Не знаю, – признался тот. – Уж больно пахнет хорошо.

– А стрелы зачем?

– Тоже не знаю. Так было.

– Тащи в терем, там разберемся, – вмешался Тэрл и добавил, обращаясь к Фейли: – Не догадываешься, что это может быть? А мне сдается, что это сегодня наш главный враг.

– Хочешь сказать, огненная вода?

– Называй, как нравится. Пойдем покажем Гури. Он едва ли сможет отбрехаться. Заодно пусть Элета попробует определить, из чего она состоит. Может, это и нам сослужит службу.

– А заодно ты мне все-таки расскажешь про нашего скромного спасителя, – напомнил Фейли, отчего физиономия Тэрла скривилась как от зубной боли. – Ты обещал.

– Моя история вряд ли тебе что-то даст. Она произошла так давно, что я сам иногда думаю о ней как о сказке, которую мне рассказывали в детстве.

– Оттого, что ты поделишься своей сказкой со мной, хуже не будет никому. Давай, Тэрл, не скрытничай, я же тебя знаю. Раньше всем все всегда выбалтывал даже без приглашения.

– Как ты говоришь со своим начальником! – улыбнулся карлик.

– О, это далекое время тоже кажется мне сказкой!

– Ну ладно, Тэвил, твоя взяла! Тем более что и Гури было бы неплохо узнать, кто перебил добрую сотню его собратьев. Где Гури?!

Это восклицание было брошено в лицо двум зазевавшимся фолдитам, едва успевшим отскочить от двери терема, когда Тэрл толкнул ее снаружи плечом. Фолдиты удивленно переглянулись и указали на догорающий очаг. Возле него, завернувшись с головой в покрывало хозяина, спал лесной гость.

– Разбудить, вита Тэрл? – Охранник, исполненный запоздалой решительности, направился к очагу.

– Теперь уже ни к чему. Пусть вздремнет. – Он повернулся к юноше с ведром: – Ставь сюда. Вот тебе за труды. – В дрожащую от усталости ладонь легло несколько силфуров. – Бери, бери, в хозяйстве пригодится. И передай матери, чтобы получше за тобой присматривала. Рано тебе еще в драки лезть.

Парень изобразил на лице обиду, однако, судя по всему прочему, остался доволен. На пороге он чуть не столкнулся с входящим Струном, неловко поклонился, уступил дорогу и поспешил ретироваться.

– Посты расставлены, вита Тэрл. Люди ликуют, но некоторым все же удалось втолковать, что эта победа – еще не окончательная. Какие будут распоряжения?

Фейли видел, что Тэрлу не терпится избавиться от лишних ушей. Он уже снова стал тем самым Тэрлом, которым Фейли знал его много зим назад: плутоватым, болтливым, любящим если не прихвастнуть, то уж наверняка сдобрить свой рассказ всеми мыслимыми и немыслимыми подробностями. И сейчас ему мешали.

– Ты сам все прекрасно знаешь, Струн. Позаботься о том, чтобы все наши сегодняшние трофеи попали в нужные руки.

– А нам что прикажешь делать? – за спиной Струна возникла фигура трехпалого свера. Доспехи местами были в крови, однако довольный оскал белых зубов свидетельствовал о том, что кровь чужая. – Я-то еще куда ни шло, а вот мои молодцы с ног валятся. Может, кто-нибудь нас приютит на ночь?

– Я приючу, – едва сдерживая досаду, вздохнул Тэрл. Бросив взгляд на спящего, о чем-то подумал и добавил: – Таверны у нас, правда, не имеется, но, если воспользуетесь той пристройкой с высокой крышей, что слева отсюда, найдете там все необходимое. Дрова сами знаете, где взять. Пока вы с нами, можете жить там.

Едва ли свер мог рассчитывать на более гостеприимное предложение. Приложив ладонь к сердцу, он церемонно поклонился присутствующим и молча вышел следом за Струном.

– С такими соседями тебе теперь скучать не придется, – заметил Фейли.

– Ты имеешь в виду Лина? Ничего, как говорится, «лучше близкий враг, чем далекий друг».

– Ты по-прежнему считаешь его врагом?

– А ты?

Фейли усмехнулся и пожал плечами.

– Вот и я стараюсь не доверять быстрым перерождениям. Верю, но не доверяю. Ребята, а вы что застряли? – окликнул он обоих охранников. – Мы все равно пока будем здесь, так что ваше присутствие больше оценят дома. Отдыхайте, набирайтесь сил, завтра они нам всем понадобятся.

Как только обрадованные фолдиты покинули терем, Тэрл повернулся к продолжающему крепко спать Гури и, подмигнув Фейли, сказал на языке, понятном всем обитателям леса:

– Только илюли не знают, что шеважа не используют покрывал.

Эта загадочная фраза возымела неожиданное для Фейли, но, судя по всему, вполне ожидаемое Тэрлом действие. Гури зашевелился во сне, повернулся на бок и… в мгновение ока оказался стоящим на ногах с покрывалом через плечо. На земле остались лежать лишь веревки, до сих пор служившие ему путами.

Фейли машинально принял оборонительную стойку. Ладонь Тэрла похлопала его по плечу:

– Расслабься, друг мой. Гури ждал нас все это время вовсе не для того, чтобы напасть. – В голосе его прозвучала укоризна. – Готов поспорить, что он освободился от веревок в тот самый момент, когда наши несмышленые стражи услужливо накрыли его покрывалом, оказав самим себе медвежью услугу. Хотя, интересно, Гури, что бы ты стал делать, если бы мы с Фейли задержались или не пришли вовсе, а охранникам бы вздумалось тебя разбудить?

– Это зависело бы от них, – ответил дикарь на языке вабонов и невозмутимо сел, скорее но привычке, нежели от холода протянув руки к огню.

– Никогда не догадаешься, кого мы с Фейли только что видели, – продолжал Тэрл, опускаясь рядом, предварительно прихватив со стола недопитую бутыль крока. Как следует промочив горло тремя звучными глотками, он передал бутыль Гури, но тот лишь угрюмо мотнул головой. Фейли тоже отказался – в пользу пахучей чаши с молодым вином. – Дэс’кари Сину! Едва ли ты забыл это имя. – Он выдержал торжественную паузу, наблюдая за произведенным эффектом. Напрасно. Фейли заинтригованно ждал разъяснений, а Гури только кивнул. – Сам того не зная, он сегодня спас наш тун.

– Значит, Учитель умер, – сделал неожиданный вывод Гури и чуть ли не силой вырвал у Тэрла бутыль. После достойного глотка вытер кулаком бороду и нахмурился. – Что, многих положил?

– Не знаю наверняка, но сколько было – всех. Моим людям ничего не осталось, как только забрать трофеи. Они даже толком не успели с ним пересечься: разметав твоих соплеменников, он ускакал в лес.

– Помнится, он всегда хотел иметь лошадь, – пробормотал Гури, ни к кому не обращаясь.

– А я всегда хотел знать, о чем, в конце концов, идет речь! – не утерпел Фейли. – Тэрл, ведь ты…

– Да, да, помню, обещал! Гури, ты не против, если я посвящу моего любознательного друга в историю нашего с тобой знакомства?

– Ты же собирался рассказать про этого твоего Сину, или как его там, – уточнил Фейли.

– Это одно и то же. Если бы мы не встретились с Гури, то не было бы и Дэс’кари. Сейчас в это трудно поверить, но все могло бы обернуться совсем по-другому.

Он не стал уточнять, как именно, а Фейли не настаивал. Тэрл отхлебнул из бутыли, причмокнул и не спеша начал:

– В то время я был гораздо моложе, я имею в виду, моложе, чем ты теперь, дружище. Я рос, как ты, вероятно, догадываешься, в обыкновенной семье фолдитов, в этом самом туне, и имел очень расплывчатые представления о том, что творится в Торлоне. Пограничье для нас, детей, было всегда запретным миром, в который мы боялись, но, сколько себя помню, мечтали попасть. Тебе, думаю, это чувство тоже знакомо. – Фейли утвердительно кивнул, и Тэрл воодушевленно продолжал: – Только каким образом наша мечта могла осуществиться? О службе в замке я и думать не смел. Виггеры, иногда заглядывавшие к нам в тун, были такими высокими и могучими, что мне было больно на них смотреть. Ведь мой рост уже тогда выделял меня среди товарищей, причем не в лучшую сторону. Был еще один способ – бежать из дома. Кое-кто из моих тогдашних сверстников отваживался на подобное безрассудство, однако в лучшем случае их отлавливали на ближайших заставах и с позором возвращали родителям. В худшем – мы больше о них никогда не слышали, а семьи, переждав зиму, оплакивали и хоронили их, как если бы они действительно погибли.

– В моем детстве подобное тоже случалось, – прервал его Фейли. – Мой брат однажды пропал без вести, но потом чудесным образом нашелся.

– Вот как? Я не знал, что у тебя есть брат.

– Был, – уточнил Фейли. – В другой раз он так и не вернулся. Но это уже другая история. Продолжай свою.

– Собственно, я начал так издалека вовсе не для того, чтобы кого-то из вас удивить. Вы сами многое повидали. Кстати, Гури, ты не против, что я перешел на язык вабонов? Когда я дойду до нашей с тобой встречи, вероятно, мне будет проще вспоминать об этом на языке жителей леса, а пока…

– Я не против, Тэрл. Если не возражаешь, я, пожалуй, вздремну.

Гури, как сидел, повалился на правый бок и через мгновение уже сладко похрапывал, раздувая своим дыханием черно-алые угли. Как и следовало ожидать, на сей раз он накидкой не воспользовался.

– Я не мог себе этого позволить, – продолжал между тем Тэрл, успев войти во вкус и не обращая внимания на поредевшие ряды слушателей. – Отца я почти не знал, а устроить такую каверзу матери, которая единственная любила меня, несмотря на все мои столь очевидные недостатки, было бы с моей стороны просто подлостью. Да и брат ее, мой дядя, занимал тот пост, который теперь занимаю я, а это у нас, у фолдитов, да будет тебе известно, дорогого стоит. Если бы я отважился на побег в Пограничье, очень даже может быть, что его бы разжаловали. Не знаю наверняка, однако проверять, что из этого получится, я благоразумно не стал. Но как говорится, чему быть, того не миновать. Все, как водится, получилось само собой. С моего рождения прошло, пожалуй, что зим двадцать, когда мне было доверено сопровождать большой обоз, который Гер Однорукий, отец Ракли, снарядил для подвоза съестного сразу на несколько застав. Тебе приходилось о нем слышать?

– Ты говоришь о том обозе, с гибели которого начался конец правления Гера?

– А ты, я вижу, неплохо разбираешься в подобных вещах, – похвалил Тэрл собеседника и напрасно попытался допить крок: бутыль была пуста. – Когда это я успел ее уговорить? – хмыкнул он, покосившись на спящего шеважа. – Может, мне показалось, что он отказался?

– Так, значит, ты был в том обозе, Тэрл? – напомнил Фейли.

– Да, конечно, я был в том обозе, несомненно. – Карлик протянул длинную руку и разом стянул со стола две кружки, соблазнительно пахнущие кроком. – И моя матушка покойная тоже. Мы ведь тогда здесь главным образом скотину всякую разводили. Это сейчас землепашествуем, а в то время в основном мясом да молоком промышляли. Вот мясо вяленое с простоквашей от нашего туна в том злосчастном обозе и везли. Глупейшая была затея, надо сказать. Гер, вероятно, думал, будто вместе, одним караваном, будет безопаснее. Он только не рассчитал, что такое скопление людей да еще с товаром не столько отпугнет, сколько привлечет дикарей… да простит меня наш спящий гость, – закашлялся он. Гури не пошевельнулся. – Охраны по тем временам в сопровождении шло немало, но явно недостаточно. После той заставы, на которой сейчас заправляет Тулли, народ, как водится, расслабился, откуда ни возьмись появились хорены, хотя Вайла’тун покидали лишь вполне степенные женщины. Выяснилось, что единого начальника у обоза почему-то нет, начались разброд и шатания, одним словом, когда после второй заставы на нас с боков обрушились из засады шеважа, мы, мягко говоря, были застигнуты врасплох.

К счастью, другого такого позорного дня в моей жизни не было. Ни до, ни после я не оказывался таким беспомощным и растерянным. Впоследствии я оправдывался перед своей совестью тем, что меня подкосила смерть матери, погибшей на моих глазах от шальной стрелы. До сих пор вспоминаю тот день как в страшном сне. Бросаюсь к ней – она уже не дышит и смотрит в небо, не моргая. Вокруг крики, свист стрел, брызги крови, треск падающих деревьев. Шеважа как следует подготовились к нашему появлению. Подрубили самые толстые стволы и обрушили их нам на головы ровнехонько перед и за обозом – ни вперед пройти, ни отступить назад. Поняв, что матери уже ничем не помочь и нужно как-то спасаться, я недолго думая рванул с телеги прямо в чащу.

Не стану долго рассказывать, чего я только не натерпелся за несколько дней мытарств по лесу, спасаясь от шеважа, заметая следы, отбиваясь от диких тварей вроде кабанов да медведей, без еды, без воды, почти без оружия, голодный и напуганный. Как бы то ни было, шеважа меня-таки выследили, но, к счастью, решили не просто прикончить, а сперва в плен взять. Тут-то Гури и подвернулся как нельзя вовремя. Это теперь я понимаю, почему он ни с того ни с сего за меня, за фолдита, вздумал заступаться, а тогда я вообще не соображал, что к чему. Кто ж знал, что он родную кровь почуял? Мне, признаться, не до него было. Только уж когда он ночью стал у меня на ногах веревки резать, я смекнул, что дело нечисто. А он еще тут возьми да и заговори по-нашему. Плохо, правда, едва понятно, но бегло, а главное, по существу. Давай, говорит, дуй отсюда, и на звезды показывает, чтобы, мол, я по ним дорогу нашел. Не тут-то было! Кто-то из стойбища заподозрил неладное и поднял тревогу. Что нам было делать? Вот мы оба и дали деру, пока не схватили. Да только нам снова не дали далеко уйти. Трое самых прытких преследователей подкрались к нам в овраге, пока мы там дух переводили, и накинулись с ножами и топорами. Хорошо еще, что в спешке луки забыли прихватить. Не то бы издали постреляли за милую душу. А так я стал невольным свидетелем неописуемого зрелища, когда Гури, мой ровесник, без видимых усилий расправился в два счета со всей троицей и даже не поцарапался. Я ему: чего, мол, ты со мной возишься, своих дел, что ли, мало, да и негоже сородичей своих таким вот образом потрошить, а он только знай себе лыбится, рыжая морда, и времени на объяснения не тратит.

Короче, завел он меня в конце концов неведомо в какую глушь, а там смотрю, пруд большой, прямо посреди леса, а на самом берегу покосилась изба, не то чтоб наша, но и не дикарская. Ты ведь знаешь, что шеважа лучше гнезда будут вить, чем на земле ночевать. Так вот, стоит, можно сказать, прямо на воде домик эдакий, так себе, надо сказать, домик, для зимы явно не предназначенный, но стоит себе и покачивается. Только мы приблизились, а оттуда нам навстречу дедок невзрачный выходит. Голова бритая, седая бородка в косичку заплетена. Обращается на непонятном языке, но сердечно – видать, здоровается. А у самого глазки узкие, хитрые, не то подмигивают, не то жмурятся в улыбке.

Не понравился он мне сразу. Но не уходить же. Столько по лесу побегать, дважды от верной смерти уйти, и все напрасно? А тут еще Гури деду кланяться низко стал, что-то говорит по-своему, объясняет. На меня то и дело показывает. Я в ответ пару раз кивнул для приличия, а сам думаю, чего ему от меня надо? Оказывается, ничего. В дом нас пустил, за стол, точнее, на пол усадил, угостил какими-то лесными яствами, от которых, признаться, у меня на душе повеселело, а сам сидит себе тихонько на подушке тонюсенькой и наблюдает, посмеиваясь. Тут заходит в горницу мальчуган, серьезный не по годам, хмуроватый, глазами тоже узкими сверкает исподлобья и что-то сердито так дедку говорит. А тот вдруг в лице изменился да как цыкнет на него – парень чуть с ног не свалился, благо уже к нам подсел. Стал нам кланяться, бормотать чего-то, руку тянет для пожатия. Смотрю, провожатый мой, Гури то есть, ему руку жмет и мне подмигивает, мол, давай, не теряйся. Я его примеру последовал, а рука у мальчугана совсем не детская, я аж нашего тогдашнего кузнеца вспомнил, так он мне мои пальцы сдавил. Ничего, выдержал кое-как. Этим мальчуганом Дэс’кари Сину и оказался.

– А почему у него такое странное имя? – не удержался Фейли. – Точнее, почему у него их целых два? Я всегда думал, что у шеважа, как и у нас, только одно бывает.

– Не забегай вперед. Я ведь, кажется, уже говорил, что наш с Гури лесной Учитель по происхождению своему не принадлежал ни к шеважа, ни к вабонам. А Дэс’кари Сину был его сыном. Хотя я долго думал, что он ему внуком приходится. Тот уже старенький по виду, а мальчуган зим на пять нас помладше. Как бы то ни было, они нас сперва ночевать оставили. Потом выяснилось, Гури никуда уходить не собирается. Не мог он так сразу в свой клан вернуться после того, что из-за меня отчебучил. Ну а мне что делать оставалось? Правда, в первую ночь я не одну думу передумал, все бежать порывался, в Вайла’тун возвращаться хотел, к коровам да кроликам, что беспризорными остались, однако наутро вся моя решимость сама собой улетучилась. Дед нас ни свет ни заря разбудил, выгнал на поляну, всю еще от росы мокрую, и заставил бегать, прыгать, приседать, отжиматься, кувыркаться, перебрасываться тяжеленными стругаными пнями. Одним словом, с того утра начались наши каждодневные упражнения, продолжавшиеся на протяжении без малого трех зим. Тогда-то я и выучился почти всему тому, что умею сегодня. Потом мы с Гури вернулись каждый к своим родичам и зажили прежней жизнью, хотя, если честно, общение с Учителем переродило нас обоих. С тех пор я еще дважды наведывался к нему в гости, и всякий раз он учил меня чему-нибудь новому и полезному.

– На языке шеважа?

– Да, учить нас своему языку у него не было времени, а жизнь в лесу вынудила его прислушиваться к местным наречиям и многое запоминать. Я попал к нему на исходе лета, а к середине первой зимы уже почти все понимал и кое-что мог сам сказать. Опять-таки Гури хорошо помог.

– Так откуда он взялся-то в наших краях, тебе удалось дознаться?

– Учитель не любил рассказывать о своей прежней жизни. Дэс’кари Сину, правда, говорил, что родители его пришли в Пограничье издалека, из-за высоких холмов, переправились через реку и остались в лесу потому, что ждали появления на свет первенца. То есть Дэс’кари Сину. Надо полагать, что жена у Учителя была значительно его моложе. К сожалению, она умерла, когда рожала второго сына, и Учитель в память о ней решил не покидать того места, где отныне покоится ее прах. Вероятно, теперь и его собственный.

– А как же шеважа допустили соседство чужака?

– Как ты понял, он был странным человеком. Неприметный, ни с кем не ссорился, все больше улыбался. Однако от него исходила такая внутренняя сила, такая уверенность, что любой мог ее почувствовать, а уж дальше – сам принимать решение, стоит с ним ссориться или ладить. Шеважа обходили его дом стороной. Зато сам он иногда ни с того ни с сего пускался в странствия по Пограничью. Страсть к перемене мест была у него в крови. Раза два я сталкивался с ним не где-нибудь, а на рыночной площади Вайла’туна, можешь себе представить! Второй раз, кстати, мы были с тобой вместе, но ты, выходит, не обратил на него должного внимания.

– Подозреваю, что лысого старика с косичкой вместо бороды я бы наверняка заприметил.

– И тем не менее. Сдается мне, что Дэс’кари Сину унаследовал склонности отца и тоже отправился путешествовать.

– Своеобразный у него, однако, метод набираться дорожных впечатлений! Ты думаешь, он действительно мог в одиночку справиться с такой толпой шеважа?