Текст книги "Кровь и грязь"

Автор книги: Кирилл Шатилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Орелия еле сдержалась, чтобы не отстраниться.

Ущербные люди никогда не вызывали в ней искреннего сочувствия. Ей с детства казалось, что близость уродства заразна, что она просто не имеет права разменивать свою красоту на каких-то неполноценных отродий, пришедших в этот мир по ошибке природы и доживающих в отчаянии последние дни перед справедливым концом. Почему «доживающих» и почему «справедливым», она не могла объяснить и лишь надеялась, что саму ее никогда ничто подобное не коснется. Она знала, что думать так грешно, однако была не в силах ничего с собой поделать. И вот поди ж ты, обзавелась кавалером…

– Вы замолчали, потому что не знаете что сказать? Или не знаете что сказать, потому что замолчали?

– Вы бы неправильно меня поняли в обоих случаях, – ответила Орелия, оглядываясь по сторонам в поисках подмоги. Увы, они уже отошли в дальний угол помещения. Оставалось только смотреть в окно, выходившее на площадь перед домом, да изображать вежливость, достойную дочери эделя. – Почему я не встречала вас раньше?

– Вероятно, потому же, почему и я – вас. – Ривалин погладил себя по лысине и вытер руку о дорогую вязаную рубаху серого цвета с желтыми матерчатыми вставками в подмышках, на воротнике и в подоле. – Если разобраться, то все мы так или иначе слепы. Только один не видит, потому что у него ущербные глаза, а другой – потому что ущербная голова. Чтобы действительно увидеть, нам нужно понять. Увидеть и не понять увиденного – означает «смотреть». Большинство этих людей просто смотрит. Они не понимают. Они даже не знают, что не понимают.

– А вы? – прервала его непонятную тираду Орелия. – Вы хотите сказать, будто все понимаете?

Ривалин рассмеялся и ослепил собеседницу белками глаз.

– Нет, я не все понимаю. Но я многое вижу…

Другой на месте Орелии сделалось бы страшно или уж, во всяком случае, очень неуютно. Слишком уверенно звучали странные речи слепца, словно он читал по написанному. При этом скалил неровные зубы, тер кулаком лысину и заглядывал куда-то внутрь себя. Орелия не испытывала страха. В Айтен’гарде ее пугали еще не такими вещами, обучая всегда и всюду сохранять спасительное хладнокровие. Она с робким интересом разглядывала Ривалина, догадываясь по цвету его одежды, что он имеет какое-то отношение к роду Ракли. Поскольку близким родственником он быть не мог, оставалось предположить, что он – человек из свиты, такой же, как облаченные в красно-желтое здешние слуги.

– Ну и что же вы видите? – поинтересовалась она, рассудив, что нападение – лучшая защита.

Лучше бы она промолчала.

– Вижу, что вы почему-то ревнуете Биринея, – не задумываясь, выдал Ривалин. – Если хотите, я вам, конечно, в этом тонком деле помогу, но, по-моему, вы напрасно ищете его взаимности. Вы ему, правда, тоже небезразличны, но для вас было бы полезнее, если бы он обошел вас стороной.

– Кто вы?

– Я? – Слепец подался вперед и взял Орелию за руку. Девушка не отстранилась. – Когда мне задают подобный вопрос, я обычно отвечаю, что служу истине. Которой, как мы знаем, не существует. А потому, за неимением лучшего, я служу неплохому человеку по имени Ворден. Слыхали про такого?

– Опять издеваетесь? – Орелия взяла с проплывающего мимо подноса два стакана, в которых оказался холодный березовый сок. – Угощайтесь. Кто же не знает почтенного Вордена! Вероятно, даже сумасшедший Вил…

– Вил не сумасшедший, – заметил Ривалин. – Просто он не от мира сего.

– Вам виднее. – Она осеклась и сделала несколько больших глотков, чтобы замять неловкость. – Вы ведь имеете в виду Вордена, который служит главным проповедником Культа Героев?

– Служил, – уточнил Ривалин и запрокинул голову, залпом опустошая стакан. – Сегодня под утро его не стало.

– Он умер? – Известие поразило Орелию. Она хорошо помнила этого благородного старца, несколько раз посещавшего Обитель Матерей. Конечно, ему было немало зим, но так внезапно…

– Разве я сказал, что он умер? – Лицо Ривалина приобрело непроницаемое выражение. Казалось, он спит.

– Но вы сказали, что его не стало…

– В сущности, да, вы правы, он и в самом деле умер в итоге. Только сперва ему дали выпить сильного яда, а потом долго держали за руки, не позволяя расцарапать себе горло, чтобы все выглядело так, будто он умер по зову Квалу. – Голова Ривалина дернулась в сторону. Он словно прислушивался. – Скоро здесь будет Локлан. Он развлекался со своей невольницей и пока еще ничего не знает. Вы должны его предупредить.

– Я? О чем? Вы что, присутствовали при убийстве Вордена? Кто это сделал? Может, тоже вы?

– Я же сказал: чтобы знать, не обязательно видеть. Орелия, послушайте меня сейчас очень и очень внимательно. – Ривалин склонился к ее щеке так, что со стороны могло показаться, будто они целуются. – От меня тоже могут в два счета избавиться. Только не здесь и не сейчас. Поэтому я поспешил выбрать вас, чтобы передать то, что понял и о чем догадываются совсем немногие. Хотя такие люди тоже есть. И их тоже ищут.

– Кто?

– Погодите с вопросами. Я рассказываю это вам, потому что вас едва ли в чем заподозрят. А значит, не тронут. И вы сможете поделиться этими знаниями с теми, кто их достоин. Расскажите Локлану. Вам он поверит. Скажите ему, что его спасение не будет считаться бегством. Но он во что бы то ни стало и как можно скорее должен покинуть замок. Передайте мои слова пареньку по имени Хейзит. Он смышленый малый и добрая душа. Только сейчас от него будет больше проку по ту сторону Бехемы, чем по эту.

– Остановитесь! Я окончательно сбиваюсь с мысли и перестаю вас понимать.

– Не понимайте! Я же сказал: слушайте и запоминайте. – Ривалин уже не был похож на того изысканного стихотворца, который совсем недавно галантно подыгрывал ей удобными рифмами. Лицо его напряглось, крепкие пальцы цепко сжимали локоть. – Сегодня землекопы Эдлоха извлекли из-под береговых заносов в том месте, где они делают подкоп под Бехему… – Он сделал паузу, вынуждая Орелию тоже помолчать. – Да, Ракли распорядился делать под Бехемой подкоп. Его убедили, что так можно добраться до каменоломни на другом берегу. Может быть, и можно, не мне судить. Так вот, землекопы извлекли предмет, с которым до сих пор не знают что делать. Скажите Локлану, чтобы на него взглянул Вил, которого считают сумасшедшим многие, не только вы, моя дорогая. Вил подскажет, как этим воспользоваться. Локлан поступит мудро, если возьмет с собой Вила. Вил не такой толковый, как Хейзит, но он видел и помнит иной мир. Пусть Локлан слушает его совета.

– Но к Вилу приставлен Бириней! Как быть с ним?

– Бириней не хуже, чем вы о нем думаете. Я не знаю, что там между вами было или будет, но он – надежный малый и еще не раз пригодится Локлану в трудный час. Но пусть с Биринеем говорит он сам. Вам предстоит передать мои слова Хейзиту и Локлану. Вы все пока запомнили? Повторите.

– Бежать на ту сторону Бехемы, воспользовавшись тем, что выкопали на берегу. Взять с собой Вила и Биринея.

– Приятно говорить с понятливым созданьем.

– И слушать речи тех, кто наделяет знаньем. Но теперь скажите, почему они все должны мне поверить в то, что нужно куда-то бежать, от кого-то скрываться. Только потому, что был отравлен почтенный Ворден?

– Гибель моего прекрасного хозяина и учителя – лишь сигнал к наступлению. Над Вайла’тунами, Большим и особенно Малым, сгустились злые тучи. Козни врагов добра множатся с каждым рассветом. И момент для ответного удара давно упущен. Упущен еще тогда, когда Гер Однорукий подписал первую грамоту на титул эделя не по праву крови. А с пожаром в хранилище свитков, о котором ты не могла не слышать, если обучалась в Обители Матерей, восстановить истину отныне может, по сути, только один человек. Скелли – признанный мастер обмана. Действует он, конечно, не один, но сейчас и его усилий хватает, чтобы перекорежить жизнь Вайла’туна на выгодный ему и его сотоварищам лад. В смерти Вордена обязательно обвинят Локлана.

– Постойте! – не удержалась девушка, начавшая кое-что понимать в этом сумбурном потоке новых для нее мыслей, причин и последствий. – Но если он послушает меня… вас… и сбежит, то тем самым подтвердит подозрения в свой адрес.

– Несомненно, – кивнул Ривалин. – А если не послушает и останется, то неминуемо погибнет. Так ему и скажите при случае. У его отца больше нет власти, чтобы помешать кровавой расправе. Его власть осталась на сгоревшей заставе. А на его беоре если что и напишут, то это будет нечто вроде «Тот, кто проиграл дикарям». Не слишком достойный конец для доброго правителя. Что поделать, сам виноват, раз не стал слушать тех, кто пытался достучаться до его гордости. Почему шеважа пошли на нас большой войной именно сейчас?

– Это вы меня спрашиваете?

– Только потому, что им позволили. Я слышал, что они завладели тайной огня и теперь сжигают наши заставы по всему Пограничью. Очень может быть, что они додумались до этого сами. Но одновременно им помогают подтачивать власть Ракли изнутри. И они будут последними дураками, если поверят своим союзникам из числа вабонов. Потому что эти союзники – посланцы Квалу. Они хотят завладеть всем, что есть у вабонов сейчас. И не только. Они знают сами, но скрывают это знание от остальных. Надежно скрывают.

– Какое знание?

– Что Торлон – не единственное место, где живут подобные нам. Наши предки рассказывали, что поселения людей есть и за Пограничьем, за Мертвым болотом, и за Бехемой, и вниз по ее течению. Нужно лишь рискнуть туда отправиться. Иначе люди оттуда придут к нам, и это будет концом страны вабонов. Скажите об этом Хейзиту. Он один из немногих, кто вас поймет и, быть может, сумеет убедить Локлана отправиться покорять Бехему.

– Почему вы так в него верите?

– У него был хороший учитель, моя дорогая. Теперь этот учитель попал в ловушку, какие нередко подстраивает нам судьба. Но Харлин среди друзей, и я надеюсь, что ему удастся выкрутиться. Вот бы кого взять с собой в путешествие!

– Харлин? Где-то я слышала его имя.

– Он – единственный из уцелевших проповедников культа Эригена и бывший писарь замка. Говорят, он до сих пор хранит в укромном месте некоторые из тайных свитков, уцелевших после пожара в хранилище.

– Это не его ли дом не так давно сгорел дотла? Я слышала от отца, что старик погиб в пожаре.

– Олак выдает желаемое за действительное. Я вовсе не имею в виду, что он желал бы смерти бедного Харлина, но ваш отец прирожденный слуга и твердо верит в правоту хозяев. Сейчас этого не следует делать. Ему повезло, что он служит Локлану. Передайте Локлану мои сомнения, пусть он сам поговорит с Олаком.

– Но зачем? – У Орелии ёкнуло сердце при мысли о том, что отец может, сам того не желая, помешать успеху предприятия.

– Затем, моя дорогая, что я бы очень советовал Локлану взять Олака с собой. Да и вам будет спокойнее, не правда ли?

– Вита Ривалин, я правильно понимаю, что спасение, по-вашему, заключается в том, чтобы нам всем бежать неизвестно как и зачем через Бехему?

– Как – я сказал. Способ уже найден, только Локлан должен его осознать. Ему в этом поможет Вил. Зачем? Чтобы остаться в живых. Чтобы сохранить кровь наших предков.

– Но…

– В жилах Локлана, в ваших жилах, в жилах вашего отца, в жилах Хейзита, о чем он не догадывается, течет чистая кровь вабонов, кровь Дули. Если об этом узнают враги, которые пока исподтишка уничтожают тех, кто на поверхности – Ракли и Локлана, – вас всех постигнет та же участь, что и младшего сына Ракли, несчастного Ломма, отправленного на казнь собственным отцом. Разумеется, по наущению тех, кому это было выгодно. Хорошо еще, что люди не поверили в причастность Локлана к смерти брата. Сейчас главная ваша задача – выжить. Чтобы собраться с силами и отомстить.

– Но кому? – Орелию раздражала постоянная недосказанность в словах собеседника. – Пока вы назвали только Скелли. Неужели мы все должны бежать от него одного?

– Я еще, если помните, называл посланцев Квалу.

– Так ведь не по именам же!

– Вы когда-нибудь видели Квалу?

– К счастью, нет, – попыталась улыбнуться Орелия. – Надеюсь, мне пока еще рано с ней общаться.

– Я не об этом. Неужто вам никогда не попадалось ее изображение? Во многих домах, особенно в семьях виггеров, ее все чаще можно встретить в виде глиняной куклы, которой хозяева нет-нет да и подносят требы – жертвы с просьбами о заступничестве. Неужели ваш отец никогда не прибегает к этому невинному обряду?

– Да нет, ничего такого у нас нету. Отец чтит культы многих героев…

– Вы опять меня не понимаете! – воскликнул Ривалин. – Культы героев безлики. Никто сегодня не знает, как на самом деле выглядел Дули, или Эриген, или Адан. Для них существуют одинаковые по виду беоры. Даже находка доспехов и черепа Дули, к которой причастен наш друг Вил, – больнейший удар по посланцам Квалу. Ладно, идемте, я кое-что вам покажу.

Орелия покорно последовала за слепым провожатым. Пробираясь в толпе веселящихся гостей, она не отпускала его влажной руки и надеялась, что никому нет дела до их причудливой парочки. Даже Биринею.

Идти пришлось аж в противоположный угол залы. Там Ривалин остановил очередную служанку, взял с подноса чашку с орехами и сухими фруктами и предложил Орелии угощаться.

– А пока вы делаете вид, будто вам очень нравятся эти мертвые плоды, – сказал он, – изучите внимательно стену за моей спиной. Неужели ничего не узнаете?

Орелия с волнением пробежала взглядом по знакомым узорам, какими обычно украшают стены в богатых домах эделей, по вырезанным из дерева изображениям зверей – покровителей дней рождений домочадцев, но гирляндам засушенных растений, хранимых на случай болезней, и остановилась на вопросительной физиономии Ривалина.

– Увидели?

– Да вроде ничего особенного…

– Вы меня разочаровываете, моя дорогая. Вы ведь учились в Обители Матерей. Вспомните, кто считается олицетворением Квалу на земле.

– Сова.

– Там есть сова?

Орелия снова перевела взгляд на стену. Сов было целых три. Выполненные умелой рукой, они являли собой весьма выразительных представителей пернатой братии. Особенно выделялась одна, самая крупная, нахохлившаяся и, казалось, вот-вот готовая повернуть круглую голову. Выпученные глаза совы смотрели прямо на Орелию. Еще мгновение, и птица крикнет…

– Никого не напоминает? – раздались над ухом тихие слова Ривалина.

Короткий, загнутый вниз клюв на приплюснутой мордочке, пышное, бесформенное тельце на кривеньких лапках, удивленный взгляд, темные синяки под вытаращенными глазами…

– Йедда, мать Кадмона!

– Не так громко, миси Орелия. Хотя вы совершенно правы. Наконец-то вы стали видеть суть вещей. Надеюсь, это только начало.

– Но послушайте, какая между ними связь?

– Самая прямая. Посланцы Квалу – это сторонники Йедды. Вернее, таких, как Йедда. Если вы дадите себе труд задуматься, то наверняка сможете вспомнить еще несколько знакомых, наделенных теми же легкоузнаваемыми чертами.

На ум пришли две старенькие настоятельницы из Айтен’гарда, чужие друг другу, но производившие впечатление родных сестер. Ривалин прав: Йедда рядом с ними показалась бы любимой племянницей. Состарившись, она определенно будет точной их копией.

– Вы хотите сказать, что они все – родственники?

– И нет и да. Я считаю, что на самом деле они гораздо ближе друг к другу, чем шеважа, которых изначально объединял только цвет волос. Ведь когда-то они были частью нас, говорили на нашем языке, сражались с общими врагами плечом к плечу с вабонами. В один прекрасный день шеважа были грубо вытолкнуты из наших рядов, уединились в лесах и замкнулись в себе. Таких же, как она, никто и никогда не выталкивал. И теперь уже вряд ли вытолкнет. Хотя стоило бы заняться именно этим, а не гоняться по Пограничью за одичавшими изгоями, поступками которых, как это жутко ни прозвучит, также управляют посланцы Квалу. Смотрите на меня каким угодно взглядом, моя дорогая. Мне не привыкать. Да, я вас не вижу, но прекрасно чувствую, о чем вы думаете. Однако дело все в том, что «посланцами Квалу» я называю вовсе не какую-то определенную семью предателей или хитростью проникший в наши ряды чужой народ. Это не народ, – ткнул Ривалин в застывшую на стене сову-Йедду. – Это – болезнь. Порок, передающийся по материнской линии. Именно поэтому он проникает всюду и разрушает изнутри. Вам доводилось видеть главного писаря Скелли, который сейчас занят как раз тем, что готовит письменные доказательства их превосходства? Нет? Тогда посмотрите еще раз на нашего радушного хозяина Кадмона и представьте, каким он будет зим эдак через пятьдесят. Теперь вы понимаете меня?

Орелия забрала из чаши последний орех. От захлестнувших ее новостей кружилась голова. Хотелось на воздух. К тому же на помост, которым служил большой обеденный стол, взобрались приглашенные ради такого случая музыканты – струнодеры, стукачи да подпевалы, – и гости один за другим стали пускаться в пляс. Слуги пооткрывали окна, однако дышать приходилось затхлым воздухом поедаемой снеди и разгоряченных тел. Эфен’мот был в самом разгаре.

– Что мне делать, вита Ривалин? Я никогда ничего не боялась в жизни. Но сейчас мне страшно…

– Страх – не совсем то, что я хотел бы в вас зародить. Нельзя бояться. Наш страх питает Квалу и ее посланцев. Мы должны быть выше страха. С нами наши герои. Они всегда были с нами и указывали нам путь. Тот же Дули вовсе не спасался бегством от шеважа, когда отправился на Мертвое болото, как нам всем рассказывали в детстве. А Адан отнюдь не сгинул в бурунах Бехемы, когда решил переправиться на другой берег.

– Нет? Но тогда…

– Сам Ворден узнал правду незадолго до своей гибели. Так что тебе тем более простительно многого не знать. Но если ты будешь разговаривать с теми, кто не боится думать, и будешь думать сама, тебе постепенно откроется много замечательного. Кому выгодно внушать простым вабонам – которые, кстати, если ты еще не забыла, зовутся полностью михт’вабоны, – так вот, кому выгодно внушать нам, что Бехема непреодолима, что вокруг нас нет никого, кроме наших заклятых врагов – шеважа, что мы зажаты между Бехемой и Пограничьем, точнее, Мертвым болотом на веки вечные? Дули в какой-то момент осознал, что его роду грозит вырождение, и решил спасать свое семя, покинув замок, где остались обе его жены, и отправившись на дальний край Пограничья.

– Вы сказали «обе жены» специально? – переспросила Орелия. – Все знают про одну – Рианнон.

– Вторая жена тоже известна. Правда, как его сестра.

– Лиадран?!

– Могу поклясться, что одна из них была похожа на уже знакомую тебе сову. Хотя и не скажу, какая именно. Если верно, что от брака Дули и Рианнон берет начало род Ракли, Хейзита и ваш, то ответ очевиден. Дули же ничего этого знать наверняка не мог, а потому оставил обеих.

– И погиб?

– Скорее всего. В отличие от своего предка Адана, который покорил Бехему из любознательности. А если и погиб, то по пути обратно. Теперь его пример должен вдохновить вас и тех, кого я уже назвал.

– Как бы мне убедить их выслушать меня? И как самой быть убедительной? Вы совершенно отказываетесь мне помочь, вита Ривалин?

– А я разве не помогаю? Вы только что узнали то, на что у меня ушла целая жизнь. По-вашему, это не помощь?

– Вы – поразительный человек! Но вы бросаете меня в самый нужный момент.

– Самый нужный момент, боюсь, еще не наступил, моя дорогая. А вот когда он наступит, тогда и посмотрим. Я не прощаюсь.

И с этими словами он скрылся в толпе пляшущих гостей. Орелия осталась одна.

Ненадолго.

– Надеюсь, вы не откажетесь составить мне пару? – осведомился тот, чьим вниманием она совсем недавно так страстно хотела завладеть. – Танцор из меня никудышный, и тем не менее…

– Бириней, отведите меня к Локлану, – оборвала его на полуслове Орелия, предвидя какую-нибудь глупую шутку на предмет слепоты ее предыдущего «партнера». – Он пришел?

– А вы настолько были увлечены своим одиночеством, что не заметили главного?

Орелия с такой злобой пронзила Биринея взглядом, что тот растерянно отпрянул и закашлялся. Кто-то из танцующих задел его плечом. Он даже не заметил, восхищенно глядя на девушку, словно видел ее в первый раз. Потом оглянулся, нашел в вихре голов того, кого искал, протянул Орелии руку и уверенно увлек за собой. Она надеялась, что сразу окажется с глазу на глаз с Локланом, однако Бириней не мог не воспользоваться всеобщей толчеей и не протанцевать с ней положенного круга. Орелия хотела возмутиться, но тут вспомнила призыв Ривалина не слишком торопить события, чтобы не привлекать лишнего внимания, и сама потянула Биринея на второй круг. За это время светлая копна кудрей попалась им на глаза раза три. Локлан танцевал без устали, и всякий круг рядом с ним оказывалась новая партнерша. Если бы музыка не закончилась, Орелия смогла бы изловчиться и оказаться в его объятиях. Но, увы, в танцах наступила пауза, и нужно было искать иных путей.

– Я с ним не знакома, – напомнила она про свою просьбу, поскольку Бириней остался стоять на месте, явно ожидая продолжения. – Или вы снова меня обманули, и он зовет вас не иначе как «эй, ты, прогуляйся-ка с моим другом Вилом»?

– Ах да, я и забыл! Идем, раз тебе так неймется.

– Грубость вас, между прочим, не красит, – заметила Орелия.

– Вам виднее. Локлан! К тебе тут гости.

Тэвил, какого рожна так орать, подумала девушка. Мне сейчас особенно не хватает лишних ушей!

В следующий момент ее встретила такая располагающая улыбка из-под кудрявой челки, а голубые глаза посмотрели на нее так спокойно и дружелюбно, что она невольно отбросила всякие страхи и, видя, что Локлан, о чудо, один, заявила как нечто само собой разумеющееся:

– Покажите Вилу то, что отрыли сегодня на берегу Бехемы ваши землекопы. Эта штуковина спасет вас и нас всех.

Локлан вопросительно посмотрел на Биринея.

– Она хотела вас увидеть. Ее зовут Орелия.

– Об этом мне известно, – усмехнулся юноша. – Красива и, видимо, умна. Но вот насколько годится на роль советника? Почему я должен тебя слушать, Орелия?

– Потому что если вы этого не сделаете, то победят посланцы Квалу.

– Посланцы?

Тэвил, ну почему я не могу говорить так же связно, как Ривалин! Откуда мне взять силы? Как заставить себя выслушать?

– Вас могут обвинить в убийстве Вордена.

– Что ты сказала? – Локлан воззрился на Биринея. – Ты что-нибудь знаешь?

– Хелет Локлан, Ворден умер несколько часов назад. – Орелия не смотрела на отвечавшего, но по голосу чувствовала, что тот крайне смущен. – Вы были заняты, и вам, наверное, не успели доложить.

– Не успели доложить! Я не был занят! – Локлан теперь смотрел на девушку гораздо более внимательно. – Ты говоришь, что его убили? А почему же Бириней сказал, что он умер?

– Спросите Биринея. Но когда человека убивают, он обычно умирает.

Локлан не улыбнулся. Было очевидно, что он о чем-то усиленно думает, словно пытаясь вспомнить.

– Почему ты решила, что в смерти старика обвинят меня?

Как же трудно быть убедительной с чужих слов! Повторяя их, ты не можешь избавиться от мысли, что тебя разыграли и теперь ты вынужден городить полную чушь, пороть отсебятину, выкручиваться…

Помощь приходит, когда ее меньше всего ждут. Не слишком церемонно растолкав гостей, к ним подошел, судя по всему, один из эльгяр Томлина. Вручил Локлану свернутую грамоту и удалился. Ни приветствия, ни поклона. Бириней первым пришел в себя от такой наглости и хотел было двинуться следом, однако юноша жестом остановил его. Он раскатал грамоту на колене и пробежал глазами послание.

– Отец зовет меня в замок.

– Не ходите! – всплеснула руками Орелия. – Там вас как пить дать ждет засада. Еще неизвестно, кто написал это письмо.

– Я, конечно, не настолько хорошо знаю почерк отца… хотя… с другой стороны… Что ты там говорила насчет находки землекопов? Бириней, найди-ка мне, кстати, своего Вила. Я давно с ним не разговаривал.

– Еще вам понадобится строитель Хейзит, – скороговоркой выпалила вконец смутившаяся девушка. – И мой отец.

– Олака и Хейзита – ко мне!

Бириней с поклоном исчез. Орелии запомнился его последний взгляд: удивленный и восторженный.

Пока вокруг Локлана собирались нужные ему люди, девушка, как могла, сбивчиво и сумбурно передала ему суть предупреждений Ривалина. Все это время ее не покидало ощущение нереальности происходящего, будто она спит и все это ей только снится. Локлан ни разу не прервал ее, не пожелал призвать слепца и убедиться в правдивости ее слов из первоисточника. Когда же подошел встревоженный присутствием дочери Олак, Локлан отдал ему послание и спросил:

– Как думаешь, отец писал?

– Это почерк Ракли, – подтвердил Олак.

– Не замечаешь ничего необычного?

– Ваш отец пишет так, как говорит. Поэтому странно, что здесь нет слов «срочно» или «немедленно».

– Вот и я о том же, – как будто даже обрадовался Локлан. – А теперь, когда все мы в сборе, я должен объявить вам мое решение. Друзья, мы отправляемся покорять Бехему. Троим из нас угрожает серьезная опасность, быть может, смертельная. Наши враги искушены в интригах и готовы добиваться своих целей любыми средствами. Мы не бежим, ни в коем случае! Мы лишь отступаем, чтобы собраться с силами и вернуться как можно скорее. Нас ждут неведомые земли, непредвиденные опасности и тяжелые испытания, но я уверен, что предки подсказывают нам правильный путь. Из вас кто-нибудь видел, что люди Эдлоха откопали сегодня на берегу?

Потрясенные слушатели переглянулись.

Орелия заметила, что Локлан выжидательно смотрит на Вила. Вил кивнул. Пробурчал что-то невнятное.

– Просит дать ему, на чем и чем нарисовать, – растолковал Бириней.

Олак извлек из кисета несколько угольков. Локлан растянул на колене грамоту чистой стороной вверх. Вил со знанием дела послюнил уголек и принялся выводить на грамоте длинные, то и дело пересекающиеся линии.

– Какой-то щит получается, – пробормотала Орелия.

Эти олухи, похоже, никогда в жизни не видели лодок, сокрушался Уил, изображая не слишком похожую на себя конструкцию, о которой давно уже подумывал и прогнивший образец которой видел сегодня на берегу. Рыбу ловить будто бы неплохо научились, а в воду, как кошки, лезть боятся. Кто их разберет? Сегодня там явно мачта еще была, но я вам, ребята, лучше весельное судно изображу. Так оно понадежнее будет.

– Как ты сказал, это называется? – переспросил Локлан Биринея. – Лока?

– Говорит, что лока. Вы и сами его слышите.

– О чем-то таком, помнится, он мне однажды уже пытался рассказать. Все про какие-то ложки говорил, чтобы ими воду черпать.

В самом деле Вил в двух местах наискось перечеркнул рисунок с жирными линиями, на концах которых изобразил нечто вроде вытянутых колец.

– Вёла, вёла, – повторил он несколько раз, потом показал внимательным слушателям ладонь и потыкал в нее пальцем.

– Кажется, он имеет в виду, что изобразил эту локу сбоку, – высказал предположение Хейзит.

– Я видел эту штуковину, – заметил Бириней, – но там ничего такого не было. Внутри она была выдолблена, а рядом лежала трухлявая жердь. Да и сама эта «лока» в грубых руках наших бравых землекопов чуть не развалилась. Вил, ты хочешь сказать, что в такой длинной чашке мы сможем пересечь Бехему? – Он сопроводил вопрос соответствующими жестами.

Вил утвердительно закивал. Потом еще раз обвел взглядом присутствующих и уверенно мотнул головой:

– Все – нет.

– Приехали, – буркнул Олак.

– Надо – все? – переспросил Вил, указав по очереди на каждого.

– Очень желательно, – улыбнулся Локлан. – Нас шесть. – Он растопырил перед носом Вила шесть пальцев. Подумал и отогнул еще два, нет, три. – А надо перевезти на тот берег девять.

К удивлению слушателей, Вил ничуть не смутился, а снова лизнул уголек и склонился над грамотой. Пока он рисовал, Локлан, Бириней и Олак украдкой оглядывались по сторонам.

– Здесь на тебя точно не нападут, – предположил Бириней.

– Разумеется, иначе они не стали бы утруждаться и писать приглашения. – Локлан посмотрел на Орелию. – Им хочется выманить меня из дома, тем более что неподалеку протекает обводной канал. Наутро отцу с прискорбием сообщат, что его сын был в гостях, выпил лишнего и случайно утонул. Тело могут так и не найти. Особенно если убийцам придется меня как следует порубать мечами.

– Мы этого не допустим, господин, – сказал Олак.

– Я правильно понимаю, что эта храбрая девушка – твоя дочь?

– Да, господин…

– Олак, перестань, не называй меня так! Ты ведь прекрасно знаешь, как зовут меня друзья – Локлан. Кстати, смахивает на «лока». Наверное, это судьба. Тем более, Олак, похоже, что и ты, и старина Хейзит – мы все одной крови. А между родственниками, пусть даже далекими, какие могут быть счеты!

Олак явно решил, что ослышался, однако переспрашивать не стал. Он вспоминал свой последний разговор с главным писарем, произошедший накануне поздним вечером. Скелли пожелал узнать, чем это занят его подопечный. Олак честно рассказал, что знал, а в душе порадовался, что знает не так уж много. Или может не знать многого. Тем не менее Скелли остался доволен.

– Ты молодец, Олак. Кое-что я уже слышал от Томлина и теперь просто решил перепроверить. Все сходится. Ступай. И продолжай так же верно служить Локлану.

– Занятно! – протянул Локлан, склоняясь над новым рисунком Вила, изображавшим, судя по всему, связанные в ряд несколько бревен, с торчащей из них жердью посередине, на которой трепыхалось нечто вроде флага. – А флаг-то нам зачем?

– Не флаг, – замахал руками Вил. – Прус. Прус! Ветер. Ветер дуть, прус дуться. Тянет быстро. Плот. Плот хорош. Все плыть.

– Так, понятно, – заключил Локлан и положил руку на плечо Вила. – Как думаете, – обратился он к присутствующим, – сколько времени у нас уйдет на постройку этой штуки? Как ты сказал? Плот?

– Плот, плот.

– Я остаюсь, – неожиданно для всех подал голос Хейзит. – Если мы сбежим и бросим то, что начали, у нас не будет камней для постройки домов и укреплений. Да и мать с сестрой я не могу бросить. Не обижайтесь на меня, вита Локлан.

Локлан пожал плечами. Орелия удивилась, как быстро меняется его настроение. Только что он не терпящим возражения тоном обрисовывал их общую судьбу на ближайшее время, и вот уже с легкостью отказывается от попутчиков. И невольно нарушает наказ Ривалина.

– Тебя, Олак, – повернулся он к помощнику, – я освобождаю от обязанности присматривать за успехами нашего юного друга. Если он остается, для него, я надеюсь, ничего здесь не должно измениться. В его распоряжении верительная грамота. Он знает всех, с кем необходимо вести дела. Наконец, он знаком с моим отцом.

Если только твой отец еще жив, подумала Орелия, но промолчала. Ей было откровенно жалко Хейзита.

– День-два, – сказал Бириней.

– То есть?

– На постройку плота, думаю, уйдет день-два. Если постараться.