Текст книги "Между добром и злом. Том 5"

Автор книги: Кирико Кири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Что? – нахмурилась Лита. – Её избивают?

– Это была бы наименьшая из проблем, Лита, учитывая, что охранники устроили над ней групповое изнасилование. И это, не упоминая о пытках. Так что не сильно вы о неё-то и заботитесь, как я погляжу.

– Чего⁈

– Ты услышала, повторять не буду. Поэтому… – он пожал плечами, взглянув на Литу.

Его слова наконец смогли стереть с её лица эту самодовольную улыбку, будто ведьма знала всё и вся, держа всё под контролем. Да только, наверное, его новости несколько выбили её из своей привычной колеи, так как глаза у девушки начали темнеть.

И когда он говорит, что темнеть, то это в буквально смысле. Области вокруг глаз Литы потемнели, отчего её глаза теперь чуть ли не светились. Ещё и губы, они тоже начали чернеть, отчего она начала походить на настоящую ведьму, очень злую ведьму, которая действительно была способна творить зло, а не смеяться и прикалываться.

Облокотившись на кухонный стол, Кондрат смотрел на неё спокойным взглядом, отпивая из кружки.

– Мне больше интересно, почему вы её не вытащите сами.

– Мы не можем, – негромко и как-то зловеще ответила Лита.

– Вломиться, убить всех и телепортироваться прочь?

– Та тюрьма строилась для таких, как мы. Нам придётся пробиваться, чтобы добраться до Шейны. А после пробиваться обратно. Будь это другая тюрьма, даже убивать никого бы не пришлось, мы бы телепортировались прямо в камеру и точно так же ушли прочь.

– Не думал, что это для вас будет проблемой.

– Проблемой будет то, что мы не сможем использовать внутри магию. Но есть и другое – мы не можем открыто показывать себя.

– Почему?

– Потому что мы можем нарушить равновесие, – ответила она всё таким же недобрым голосом.

– И к чему же?

– Потому что мир куда хрупче, чем кажется людям. Стоит немного вмешаться, и обычная жизнь начинает идти кувырком. Мы проходили это, мы проживали это, и каждый раз одно и тоже. Нельзя вмешиваться в то, что идёт своим чередом, так как сразу ответная реакция. Тебе не понять, потому что ты не видел этого, Кондрат, но поверь на слово.

– Тогда просто попробуй объяснить, – предложил он.

– Объяснить? Ваши две великие войны и последующее противостояние, которое отобрало жизни в первую очередь обычных людей, и чьи отголоски вы чувствуете даже сейчас, началось с одной-единственной пули, выпущенной человеком в конкретном месте и в конкретное время. И это открыло вашему миру в последующем возможность уничтожить всю планету. У нас это может толкнуть людей открыть двери, которые должны быть всегда заперты. Ты уже заглянул за одну из них, а таких дверей сотни и поверь, люди начнут их открывать, выпуская наружу такое, что увиденное тобой покажется детской шалостью. Наш миру куда более хрупкий, чем твой.

– Понятно… – пробормотал Кондрат, отпивая кофе.

Его её речь не впечатлила, однако дала некоторые ответы. А теперь он хотел получить ответ.

– И чем же ты можешь мне помочь?

Глава 14

– Я могу помочь тебе достать необходимую информацию, если нужно.

– И как ты это сделаешь? – поинтересовался Кондрат.

– Ты же знаешь, мы умеем переноситься и…

– Только туда, где уже бывали или хотя бы видели то место, – кивнул он. – Куда ты можешь перенестись, куда не могу попасть я?

– Например, в недоступное тебе место, – предположила Лита.

– Если оно недоступно мне, то значит я там и не бывал, и ты тем более не сможешь туда перенестись, – он задумался, после чего спросил. – Ты умеешь читать мысли?

– Никто не умеет. Разум – не книга, которую можно прочесть.

– Тогда чем ты мне можешь помочь? – невесело усмехнулся Кондрат.

Лита открыла рот… и ничего не смогла вымолвить. А ведь действительно, чем она может ему помочь? Сражаться? Да, но с кем? Врагов, которых можно было бы победить, на горизонте видно не было. Узнать что-нибудь? Но и здесь не сказать, что у неё было преимущество перед человеком, который имел доступ почти ко всему, что было необходимо.

Кондрат, не дождавшись от неё ответа, вздохнул. Собственно, как он и ожидал, ничего путного ни выяснить, ни получить не удастся. Однако раз уж ведьма сама пришла к нему, не грех было воспользоваться этим.

– Лита, ты говоришь, что Шейна тебе как младшая сестра. Значит ты хорошо её знала, верно? – спросил он.

– Очень хорошо, – кивнула она.

– Какой она была?

– Какой? – Лита прищурилась. – Уж не подозреваешь ли ты её?

– Это простой вопрос, Лита. Какой она была?

– Она была хорошей девушкой.

– Это не ответ.

– Что ты хочешь услышать? – вздохнула она.

Вот это уже было получше.

– Вы её обучали, верно? Пытались выяснить, является ли она ведьмой, верно?

– Да.

– Когда она узнала, что не будет ведьмой, Шейна, сильно расстроилась?

– Я думаю, это очевидно.

– Раз это очевидно, то может быть ты скажешь, – дёрнул головой Кондрат, предлагая ей продолжить.

– Она была раздосадована. Живя среди ведьм и видя, на что они способны, каждая девушка бы строила надежды однажды стать точно такой же, как и мы. Поэтому… да, она расстроилась. Плакала несколько дней, пока не приняла тот факт, что не станет одной из нас. Чуна тоже плакала долго.

– Она, наверное, злилась на себя? – предположил он.

– Все бы злились.

Значит злилась.

– Шейна была активным ребёнком? – задал он другой вопрос.

– Ну тут да, она была той ещё непоседой, – улыбнулась Лита, вспоминая прошлое. – Она могла убежать куда-нибудь, после чего ты ищешь её повсюду. Бегала повсюду, лазила везде, любила исследовать округу. Иногда забиралась на крыши, хотя ей это запрещалось.

– Дралась с другими детьми?

– Нет, она не дралась с другими детьми, – недовольно ответила ведьма.

– Значит была непоседой. Доброй, отзывчивой непоседой, которая не могла усидеть на месте, – подвёл черту Кондрат. – Как давно она родилась? Сколько ей лет?

– Девятнадцать. А что?

– Почему Чуна пыталась скрыть возраст?

– Потому что боялась, что граф подумает, что это его дочь и…

– И?

– Ну… тогда бы он взял над ней контроль…

– Это плохо?

– А чего хорошего? – фыркнула Лита. – У ребёнка бы пропала свобода.

– Любой, кто живёт в государстве априори не свободен, – парировал Кондрат. – Ты подчиняешься законам, за тебя выбирают, как что тебе можно, а чего нельзя. Ты подчиняешься обществу. Но будь она дочерью графа, многие бы двери были открыты для неё.

– И она бы жила, как ей скажет Хартергер.

– Она и так жила, как он ей скажет. Выполняла работу, которую ей поручали. Ничего не изменилось бы. Только дверей было бы открыто больше.

– Слушай, к чему ты это спрашиваешь? – вздохнула Лита. – Хочешь узнать, была ли она дочерью графа?

– Хочу понять, почему Чуна не хотела, чтобы он так не подумал.

– Я не знаю. Наверное, потому что хотела, чтобы их связывало как можно меньше. Чтобы он меньше мог на неё влиять…

И поэтому отдала её в руки графа. Л – логика. Люди иногда чего-то не хотят, но выбирают иной путь, однако, по итогу, приходят к тому, чего пытались избежать. Это как люди, которые не хотят убивать, но нанимают убийцу, что по итогу будет одним и тем же. Кондрат уже насмотрелся на подобные примеры.

– Ты помнишь, когда она родилась? Точную дату?

– Нет.

– Почему?

– Что почему? Чуна просто исчезла в какой-то момент, а вернулась с дочерью.

– На сколько она исчезла?

– Семь месяцев.

– А число?

– Это был февраль. Точнее не скажу.

Конечно, в этом мире месяцы называли иначе, да и месяцами их было не назвать. Скорее сезоны, которые делились на какие-то периоды, определяемые исключительно по природе, по её поведению, однако если переводить на месячный счёт Кондрата, это был бы февраль. И любую дату он ка-кто автоматически переводил под свой лад.

Как бы то ни было, он исчезла в феврале. Чина не рассказывала точную дату расставания с графом, но если соотнести всё, то родила она, как минимум, очень близко к тому моменту, когда рассталась. Могла нагулять с кем-то другим, пытаясь забыть прошлую любовь, заполнив жизнь любовниками. А могла…

– Шейна была непоседливым ребёнком, как ты говоришь. Были ещё дети там, где она росла?

– Было несколько, а что?

– То есть она не была одинока и у неё были друзья, я верно понимаю? – уточнил Кондрат.

– Естественно были. Они гуляли вместе, ходили на речку. Проказничали вместе, естественно.

– Они тоже не были ведьмами? – спросил он.

– Одна была, остальные – нет. Они были детьми других ведьм. Когда у нас появляется ребёнок, мы… Ну то есть не мы, но некоторые стараются жить вместе, чтобы дети не оставались одни. Кто-то переезжает в город, притворяясь обычным человеком, чтобы дети могли втянуться в общество. Это считается нормальным.

– У неё были хорошие отношения с детьми?

– Она была дружелюбной, – кивнула Лита.

– И могла постоять за себя?

– Она была боевой. Но это не значит, что Шейна стала бы на кого-то нападать и убивать, – сразу предупредила ведьма.

– Речь не о том, что она могла, а что нет. Я хочу просто понять, она могла постоять за себя или нет? – ответил Кондрат.

– Ну могла, и?

– Ничего, – покачал он головой. – Хочешь кофе?

Лита моргнула, не совсем поспевая за мыслями Кондрата, но кивнула.

А ему и не надо было, чтобы она поспевала за ним. Не надо было, чтобы она что-то понимала. Понимать будет он, а её дело рассказать о девушке. Шейна для Кондрата оставалась тёмной лошадкой, и он пытался понять, что это был за человек. Иногда есть люди, которые тише воды, ниже травы, а оказываются жуткими убийцами, что проявлялось ещё в детстве. Были и те, кто казался боевым и вообще оторви и выбрось, но на деле и мухи пальцем не обидят.

– Спасибо, – тёплым голосом поблагодарила Лита, когда он передал ей кружку. – Я просто хочу понять, зачем ты расспрашиваешь меня о ней так, будто подозреваешь её.

– Потому что я ничего не знаю ни о ней, ни о графе. Вернее, о графе говорят, как у уравновешенном человеке, который был строг, но при этом абсолютно лоялен тем, кто был под его крылом. Я примерно понимаю, что он за человек, а вот Шейна…

– Ты подозреваешь её, – теперь уже Лита не спрашивала.

– Пока нет.

– Пока.

– Да, пока. Ты не думала, что она способна на это? – поинтересовался Кондрат, взглянув на Литу. – Без эмоций, если убрать то, что ты её давно знаешь и для тебя она как младшая сестра?

– Я думаю, нет. Она никогда не была агрессивна.

– Вообще никогда?

– Да, никогда. Она умела держать себя в руках. В этом плане она всегда была уравновешенной, принимала решения всегда с холодной головой и осмысленно. Это её мать, Чуна, была всегда такой… знаешь, которые на горячую голову что-то сделают, а вот Шейна была всегда спокойной.

– Понятно…

Кондрату до сих пор было интересно, куда можно было пристроить Литу, раз уж она предложила свою помощь. В голову сразу лезла даже не Шейна, а дело с убийством чиновников. Вот ту её магия бы пригодилась, умей она как-то читать следы или восстанавливать прошлое образами или как-нибудь ещё, как показывали в фантастических фильмах…

* * *

По местным меркам это было даже быстро, полторы недели, что Кондрат и Дайлин ждали. Некоторым подобное шло буквально месяцами, а здесь просто невиданная по местным меркам скорость.

Военное ведомство четыре папки, которые по толщине совсем обнадёживали. Всё досье на троих разместилось на трёх страницах в то время, как на судью и вовсе ничего не было. Просто папка с одним листом и одной строчкой: «воинскую службу не проходил».

– Ну по судье я не удивлена… – пробормотала Дайлин, перелистывая листы. – Но вот на остальных – это совсем уж какое-то разочарование…

– Да, соглашусь, – ответил Кондрат. – Слишком мало для того, чтобы хоть что-то найти.

Документы не изобиловали какой-либо информацией. Личные данные и где служили. Всё было настолько скромно, что аж слёзы наворачивались. Так посмотреть, и могло показаться, что ни один из них и не служил толком.

Кондрат пробежался взглядом по всем трём делам, где скромно описывалось, где проходили службу, под чьим начало служили и когда были уволены в запас. Все трое никак и нигде не пересекались, и на этом можно было бы закрыть дело, если бы Кондрат не заметил одну странность. Конечно, в своём мире свои правила и тем не менее…

– Ты помнишь фотографию директора? – спросил он Дайлин.

– Да, а что?

– Здесь нет отметок о наградах, – пояснил он. – На фотографии у директора на груди было по меньшей мере семь медалей. Здесь же нет не единой пометки о них, будто и не получал.

– Может их не вносят, – предположила Дайлин.

– Нет, такое обычно вносят в личное дело. Награды, поощрения, благодарность, дисциплинарные взыскания, рапорты, служебные записки… Да даже достижения и характеристики – всё это всегда вносится в личное дело служащих.

– Может забыли отметить?

– Или не внесли по какой-то определённой причине.

– Но почему?

Кондрат взглянул на Дайлин. Она не понимала.

– Потому что они что-то хотят скрыть от посторонних глаз. И чаще всего это что-то, что не подлежит публичному оглашению, будь то секретная операция или…

– Или? – нетерпеливо произнесла она.

– Или что-то очень постыдное. Что хотят закопать и никогда не раскапывать.

– Военное преступление, – догадалась Дайлин.

– В том числе, – кивнул он.

– Но они все служили в разных местах. И все трое что-то натворили?

– Очень даже вероятно. На войне такое не редкость. А может они служили все вместе, и вместе что-то сделали, и чтобы это прикрыть, они быстренько скрыли всё, создав липу.

– Ради них? – недоверчиво произнесла она.

– Не ради них, ради себя, – взглянув на девушку, Кондрат понял, что она не совсем представляет, о чём он говорит. – Чтобы сохранить лицо и не выносить на всеобщее обозрение какую-нибудь грязь, которая может бросить на империю тень, подпортить репутацию армии и солдат или даже вызвать возмущение у общественности.

– Империя никогда бы не сделала ничего подобного, – даже с каким-то жаром произнесла Дайлин. – Даже будь война, никто бы не стал такое прикрывать.

Она с вызовом встретила взгляд Кондрата, и чем дольше смотрела ему в глаза, тем её уверенность становилась меньше, пока девушка совсем не стушевалась, отведя взгляд. Кондрат не имел ничего против её патриотизма, однако и работой было смотреть на вещи трезво, а у неё этой трезвости не наблюдалось.

– Война, Дайлин, это не про благородство и честность. Это про победу любой ценой, где люди ломаются, ожесточаются и теряют человечность. И как следствие, иногда творят такие вещи, от которых в нормальной жизни у людей волосы встали бы дыбом.

– Их бы засудили на военном трибунале за подобное.

– И признать тем самым свои ошибки? Свои преступления? – хмыкнул он. – Нет, Дайлин, легче всё отрицать, чем признать свои ошибки.

– Признать свои ошибки – это сильная черта.

– Не в политике. А теперь, возвращаясь к вопросу, нам надо узнать, что произошло. И сразу отвечу на твой невысказанный вопрос – в министерстве нам не скажут ничего.

– Мы из специальной службы!

– А они из военного ведомства. У них свои правила, они перед нами не будут отчитываться.

– Тогда как нам узнать, что произошло?

– Здесь написано, где кто служил, – ответил Кондрат. – Можно найти тех, кто с ними служил, и спросить у тех напрямую.

– А судья? Как по нему мы будем что-то искать.

– Возможно, искать ничего не придётся, – ответил он задумчиво. – Возможно, наш судья мог вести какое-то дело по ним и тем самым стать одной из мишеней.

Что можно было предположить? Что все четверо знали какую-то неприятную тайну, о которой никто не должен был знать. И сейчас или кто-то им мстит, или кто-то пытается замести следы, чтобы никто не проговорился. Во втором случае всё будет сложнее, так как единственное заинтересованное лицо будет государством, а ему ничего не предъявишь. В первом же кто-то из жертв.

Но на эту тему надо будет разговаривать с Дайлин осторожнее. Он доверял девушке, однако её взгляды ему совсем не понравились. Нет никого хуже, кто слепо верит сказочному, отрицая любые противоположные факты. Того глядишь, и посчитает предателем. Патриотизм – это хорошо, но всё-таки критическое мышление никто ещё пока не отменял, особенно в их работе.

– Единственная проблема – нам сейчас придётся заново подавать запрос и ждать неделю, а то и больше, – вздохнул Кондрат.

– Может и не придётся, – произнесла Дайлин в ответ. – Можно попробовать найти всех иным способом.

– Каким же?

– Они ведь все получают пенсию, верно? Каждый, в зависимости от того, где служил, когда, сколько и в каких войнах участвовал. Можно запросить у них все пенсионные выписки.

– Ты представляешь, сколько их будет?

– Да, – кивнула Дайлин. – Но ты думаешь, что нам пришлют списки, с кем те служили? После того, как мы ими заинтересовались?

– Могут и не прислать… – согласился Кондрат. – Тогда что, делаем запрос?

– Нет, сходим сами, чтобы не давать повода нас заподозрить, – отметила она, вставая. – Идём?

– Давай.

Забавно, но здесь почти всеми финансами занималась налоговая. От налогов до зарплат и пенсий. Правда имела она название несколько другое: «Финансово-контрольное имперское учреждение учёта и выплат». Но если переводить вкратце на нормальный язык, – а именно так называл свой родной Кондрат, – то просто налоговая.

И именно её здание выглядело самым богатым. Не красивым, не жутким и не монументальным. Богатым. Будто кричало, куда идут налоги людей. И внутри, в этих огромных залах из позолоты и мрамора стояла кромешная тишина, нарушаемая лишь скрипом перьев и шагами, растворяющихся в коридорах. Надменные лица, прямые осанки, чуть задранные носы – люди сами по себе вызывали какое-то отторжение. Наверное, лишь подчёркивая, почему люди не любят всякие налоговые.

Архивы у них были внушительными, но, по крайней мере, хоть с какой-то сортировкой в отличие от многих других государственных учреждений. Когда везде всё было в кучу, здесь было какое-то подобие систематизации.

– Мы справимся, – похлопала его по спине Дайлин.

– Даже не сомневаюсь, – ответил он.

И они взялись за дело.

У них были даты, когда служили жертвы и где они служили. Уже на основе этого можно было сузить зону поисков. Правда эта зона поисков всё равно имела сотни, а то и тысячи человек, которые идеально ложились под необходимых им людей.

Это обещало занять не одни сутки, и Кондрат с Дайлин, как на работу, начали приходить в налоговый архив, пополняя списки людей, которые могли помочь им. Интересно, что они даже нашли всех жертв среди тех, кто получал военную пенсию. Здесь данных тоже было немного, и они, в принципе совпадали с тем, что было написано в их личных делах.

– Может, документы действительно потерялись? – предположила Дайлин. – Может военное ведомство ничего и не скрывает?

– Или после произошедшего они их просто перевели, стерев, где те служили до этого, и в налоговую попали именно последние обновлённые данные, – ответил Кондрат. – Когда государство хочет что-то скрыть, он скрывает это везде.

Так за три дня набралось уже около пятидесяти человек, и на этом числе оба решили остановиться, исходя из того, что если жертвы действительно служили там, то их должны были помнить. Как минимум, знать командира, который управлял не чем-то, а целой ротой. Так же были и те, кто служил в частях, снабжением которых занимался тот чиновник. Со сыщиком было сложнее, однако пара человек должны были его знать, поэтому если это не выгорит, они или продолжат поиски, или…

Что «или», Кондрат знать не хотел. Потому что в глубине души понимал, что эту троицу не просто так спрятали. И не просто так кто-то взялся за их устранение. И главное, что чтобы после того, как правда вскроется, устранять не начали их самих.

Глава 15

Кондрат и Дайлин начали обходить всех в алфавитном порядке. Пятьдесят человек, могло показаться, что это не так уж и много, но только не в том случае, если тебе надо ездить из одного края города в другой, пытаясь выловить их всех, когда некоторые ещё были и на работе.

Процедура была проста: Кондрат и Дайлин подходили, представлялись, после чего спрашивали, знают ли он убитых, показывая портреты, ради которых Кондрат даже вернулся в квартиры убитых. Однако единственный ответ, который они пока слышали, был «нет, не знаем». Это лишний раз подтверждало слова Кондрата – военное ведомство замело следы.

– Вы точно его не помните? – уточнил Кондрат, показывая нарисованный от руки портрет сыщика, который он нашёл в спальне убитого. – В документах сказано, что он был старшим лейтенантом и служил у вас заместителем капитана.

– Не помню такого, – покачал мужчина головой. – Капитана помню, а заместителя – нет.

– Хорошо, но может вы помните его? – показал Кондрат уже фотографию убитого директора. – Он командовал не вашей ротой, конечно, но может вы его помните?

Мужчина, уже посидевший старик, который когда-то был пушкарём, покачал головой.

– Не знаю такого.

– Ясно… – Кондрат спрятал портреты. – Благодарю вас за помощь.

Он вышел из небольшого склада, у ворот которого его уже ждала Дайлин.

– Нет? – спросила она.

– Нет, – подтвердил он. – Ни слышал и не видел. Уже двадцать седьмой по счёту, и в первый раз их видит.

– Может… я не знаю… – Дайлин продолжала искать оправдание ситуации, когда всё и так было очевидно.

– Они не служили там. Ни директор, ни сыщик, ни чиновник, – ответил Кондрат заместо неё. – Их просто вписали в случайные части, чтобы скрыть правду.

– И всё ради того, чтобы избежать огласки? Чего же? Почему просто не расстреляли, чтобы окончательно скрыть все следы?

– Возможно, потому, что они выполняли чей-то приказ, и сейчас их за это прикрывают.

– Это не ответ на вопрос, – не согласилась Дайлин.

– Своих не расстреливают, Дайлин. Как бы это не звучало, но правда в том, что они свои. И сегодня ты прикрываешь их, а завтра они прикроют тебя. Это круговая порука. Они выполняют твои приказы, эффективно выполняют, а ты взамен покрываешь. Это одна из причин. Другая – не признавать, что вы учудили.

– Легче было бы расстрелять.

Да, легче всегда всех расстреливать. Дайлин с такой логикой надо был в судьи идти. Но так устроено почти всё. Ты прикрываешь своих подчинённых, чтобы не влетело потом тебе самому. И тогда и тебе свои доверяют и будут выполнять, что ты просишь, зная, что ты их прикроешь. И ты получаешь то, что тебе необходимо. Рука руку моет, как говорится.

Следующий в списке был Отто Остер. Он был сержантом, – по меркам мира Кондрата, – и по идее служил вместе с сыщиком. Всё та же южная война, только они воевали на западных фронтах, которые участвовали в боевых действиях очень мало.

Его квартира находилась в спальных районах. Ещё один человек в огромном городе, который растворился в человеческой массе, а документах не боле, чем ещё одна статистическая единица.

Он был пред последним на сегодняшний день. Потом ещё один человек, и завтра Кондрат с Дайлин собирались продолжить. Требовалось обойти завтра двадцать одного человека, меньше половины, и это несомненно радовало. Что не радовало, так это отсутствие какого-либо прогресса.

Они остановились около двери, после чего Дайлин постучала.

– Специальная служба расследований, откройте! – громко произнесла она. Немного подождала и вновь постучала. – Специальная служба расследований, нам надо задать вам парочку вопросов! Откройте.

Но никто не открывал.

– Может никого дома нет? – обернулась она к Кондрату.

Но Кондрат так не думал. Его взгляд привлекли щепки, торчащие между косяком и дверью.

– Погоди…

Он отстранил Дайлин в сторону и подошёл к двери, проведя пальцем щели между косяком и дверью. Нахмурился и толкнул дверь. Приложив немного усилий, дверь медленно распахнулась. Носа тут же коснулся сладковатый запах, очень хорошо знакомый любому, кто хоть раз находил тело, пролежавшее пару дней.

– Кондрат, это же… – пробормотала Дайлин, сразу поняв, в чём дело. Она выхватила пистолет, но Кондрат решил оставить его в кобуре. Учитывая запах, кроме трупа внутри их больше никто не ждал.

По узкому коридору они попали в небольшой зал, а отсюда уже в боковую комнату, где запах был гораздо сильнее. Прикрыв нос платком, Кондрат толкнул дверь.

Это была спальня. Небольшая комната со столом и кроватью, на которой лежал Отто Остер с собственной персоной. А если точнее, то, что от него осталось. Кожа трупа уже успела приобрести зеленовато-фиолетовый оттенок, а значит он пролежал здесь как минимум, неделю. Судя по расположению можно было сразу сказать, что перед смертью человек сидел на краю кровати, его ноги до сих пор свешивались, так и не дотянувшись до тапочек.

Здесь стоял настолько непередаваемый аромат, из-за чего Дайлин сразу потянуло выплюнуть весь свой обед, и она поспешила прочь. Кондрата, конечно, тоже пробрало, однако он всё же решил остаться. До того, как здесь всё перетрясут стражи правопорядка, по может кто-нибудь ещё, чтобы припрятать улики, – а такое не исключалось, учитывая обстоятельства, – он хотел первым увидеть всё как есть.

Подойдя к телу с нескрываемым отвращением, Кондрат окинул его взглядом. Оно уже успело слегка раздуться и начать «течь» за это время. Мухи облюбовали его, делая картину ещё более мерзкой. В глаза сразу бросилась рана на лбу как от пулевого отверстия, откуда сбегала тонкая струйка давно засохшей крови, но Кондрат уже знал, чем она была нанесена.

Это их клиент.

Был…

Убийца продолжал нести смерть всем, кого считал в чём-то виновным. Картина произошедшего складывалась сама собой. Убийца с ноги выбил дверь, вошёл в квартиру, после чего направился в спальню, где и застал встающего на шум хозяина. Сразу он того убил или у них состоялся диалог, непонятно, но как итог – ещё одна жертва охотника на чиновников.

Оглядевшись, Кондрат подошёл к небольшому письменному столу и начал осторожно в нём рыться, стараясь не оставлять следов, что кто-то здесь что-то искал. Среди разного мусора типа исписанных перьев и бумажек, обнаружилась медаль местная медаль за отвагу. А ещё несколько писем, присланных хозяину квартиры, и одно на имя Лейва Гансенгерга с обычном обменом любезностями, вопросами о самочувствии и предложением встретиться. Судя по всему, Отто Остер попросту не успел его отправить.

Забрав его с собой, Кондрат подошёл к шкафу, но внутри помимо, включая пальто с документами на личность убитого, ничего интересного не было.

– Ты там скоро? – жалобно спросила Дайлин из зала.

– Сейчас…

Письмо он брать не стал, и вернулся в зал, где у коридора его ждала побледневшая Дайлин.

– Тебя с этого не мутит? – пробормотала она жалобно.

– Мутит, – не стал он обманывать.

– А по тебе и не скажешь. Что-нибудь нашёл?

– Письмо на имя Лейва Гансенгерга.

– Кто это?

– Не знаю, но судя по письму, какой-то его давний приятель. А ещё медаль за отвагу. Судя по всему, он был тоже военным.

– Но не чиновником, – заметила Дайлин. – Немного выбивается из общей картины.

– Не выбивается. Убийца устраняет тех, кто служил, неважно, стали они чиновниками или нет. Возможно, вспомнил старые обиды и мстит, – он бросил взгляд в окно. – Надо вызвать стражей правопорядка. Пусть всё здесь осмотрят.

* * *

Как выяснилось, соседи уже два дня жаловались на какое-то зловоние из этой квартиры, однако никто даже палец о палец не стукнул, чтобы проверить, что внутри происходит. Типичная картина, которая встречалась сплошь и рядом из разряда «как убьют – тогда звоните». С приездом стражей правопорядка начали выясняться и некоторые подобранности о самом Отто Остере.

Работал он на пивоварне начальником цеха, но уже как полторы недели не выходил на работу и не открывал дверь. Толкнуть её никому ума не хватило, и все просто пожимали плечами и уходили.

Уже было понятно, что этот человек служил, но где именно, оставалось загадкой. В то, что было написано в документах, Кондрат уже не верил.

Среди стражей правопорядка и сыщиков, Кондрат заметил и человека, который ни к одним, ни к другим не относился. Одетый в официальный костюм, буквально с иголочки, тот прошёл мимо всех стражей, которые даже не удосужились его проверить. А на вопрос Кондрата, кто это, те просто пожали плечами и сказали, что какой-то чиновник. Пришлось ему самому выяснять личность человека.

– Без вопросов, – ответил и тут же юркнул за дверь.

– Я из специальной службы…

– Да, я знаю. Все вопросы в военное ведомство, я не имею права отвечать на ваши вопросы, – ответил тот и был таков.

Теперь сомнений, что военное ведомство подчищает следы, у Кондрата не осталось. И они точно не дадут им докопаться до истины, обрубая все ниточки. Да, они из специальной службы, они расследуют убийства, но военные и внутренние службы почти всегда были порознь. У одних свои игры, у других другие. Одни защищают от внутренних угроз, другие от внешних. И повлиять одним на других порой было очень сложно.

Поэтому не стоило ждать оттуда помощи.

Однако теперь у них была зацепка, которую те перехватить не успели, а именно человек Лейв Гансенгерг. Найти на него информацию было несложно, начиная от адреса, заканчивая тем, кем тот работал. И Кондрат с Адйлин уже на следующий день стояли на пороге его квартиры, стучась в дверь.

И на этот раз им открыли. Слегка помятый, явно злоупотребляющий алкоголем мужчина с подозрением разглядывал гостей из-за двери.

– Я могу помочь?

– Специальная служба расследований, – показал Кондрат корочку. – Мистер Гансенгерг?

– Он самый? – осторожно спросил он, сразу переменившись в лице. – Что-то случилось?

– Да. Мы можем войти?

– Заходите, конечно… – пропустил он их внутрь.

Квартира, в отличие от мужчины, была куда более опрятной. И причина этого обнаружилась сразу. Из кухни выглянула уже в возрасте полная женщина, вытирая руки о фартук.

– Дорогой, что-то произошло? Кто это? – её настороженный взгляд остановился на Кондрате с Дайлин.

Но мужчина махнул ей, и та быстро скрылась обратно.

Мужчина провёл их в зал. Судя по игрушкам, рассыпанным в одном из углов квартиры, здесь жил помимо них ещё и ребёнок, которого пока видно не было.

– Мистер Гансенгерг, вы знали мистера Отто Остера?

– Да, с ним что-то случилось?

– Он мёртв, – произнёс Кондрат, как обрубил.

Лицо мужчины вытянулось. Он смотрел на них, будто не мог сразу перевести услышанное, после чего рухнул в кресло с невидящим взглядом.

– Когда? – только и спросил он.

– Где-то полторы недели назад. Его тело было обнаружено вчера вечером в его собственной квартире.

– Он наложил на себя руки? – негромко спросил тот.

– Нет, он был убит.

Они дали ему немного времени осознать произошедшее, попутно осматривая квартиру. На одном из комодов Кондрат заметил несколько медалей в рамках. Не столь громкие, как те, что были у остальных. За верную службу, за вклад в победу, за стойкость и прочее, что выдавали едва ли не каждому солдату. Если порыться в вещах, Кондрат был уверен, что они и его форму найдут.

По тому, что удалось выяснить, Лейв Гансенгерг был обычным рядовым, который служил якобы в той же роте, что и убитый. А учитывая письма, они точно друг друга знали и достаточно хорошо, чтобы даже после увольнения продолжать общаться.