Текст книги "Между добром и злом. Том 5"

Автор книги: Кирико Кири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Вопрос, почему его не телепортировали прямиком к ней, тоже был понятен – чтобы он не увидел лишнего.

Не успел Кондрат заскучать, как Лита улыбнулась.

– А вот и она…

Кондрат не понял, каким образом ведьма почувствовала приближение своей подруги, но через мгновение после её слов в воздухе с лёгким хлопком в облаке дымки появилась Чину. Вся растрёпанная и помятая, будто бежала сюда со всех ног.

– А вот и я, – выдохнула она поспешно. – Давно ждёте?

– Да нет, несколько минут. Но Кондрат, кажется, уже весь извёлся, ожидая тебя, – усмехнулась она в ответ.

– Прости, – взглянула она на Кондрата. – Просто…

– Дела, я понял.

– Да. Ты не подумай, что мне плевать, просто… я не могу разорваться, – извиняющееся произнесла она. Видимо, после последнего диалога она поумерила свою гордыню, понимая, что сейчас многое зависело от Кондрата. – Ты хотел поговорить со мной?

– Да, хотел, – кивнул он.

– Есть какие-то подвижки? – сразу встрепенулась она.

– Да, есть. Поэтому я хотел у тебя спросить. Как давно ты виделась с Хартергером?

Глава 19

Этот вопрос явно застал ведьму врасплох.

– Что? С Гейром? – нахмурилась Чуна. – Причём тут это?

– При всём. Как давно ты виделась с ним?

– Слушай, я не знаю даже… ну давно, наверное…

– Давно насколько? Чуна, учитывая, что дело твоей дочери идёт под суд в скором времени, не в твоих интересах сейчас юлить, – предупредил Кондрат, видя, что та не очень хочет отвечать на вопрос.

Слова ведьму задели, она прямо вытянулась, но сдержалась, чтобы не ляпнуть лишнего.

– Виделась месяц назад, – наконец произнесла она. – Это так важно?

– Где виделась? У него в кабинете? – уточнил он, буквально нависнув на Чуной.

Пусть Чуна и обладала магией, которая могла стереть его в пыль, всё равно почувствовала дискомфорт рядом с ним. Была у этого человека удивительная способность заставлять чувствовать себя каким-то ребёнком перед рассерженным родителем. Её это чувство раздражало, она была ведьмой, а он лишь человек, её характер буквально кричал о том, чтобы показать, кто есть кто, но Чуна усмирила свою гордыню.

– Да, мы виделись в кабинете, – наконец произнесла она. – Несколько раз.

– И разговаривали, наверное, тихо, почти шёпотом, бормотали, я правильно понимаю? – уточнил он.

– Негромко, да. Было бы странно, разговаривай мы в полный голос, когда другие могут услышать.

Но другие слышали. Тайна, почему граф бормотал себе под нос, была раскрыта. Однако теперь был другой вопрос: о чём они переговаривались, и связано ли это с тем, что его, по итогу убили.

– О чём вы говорили?

– Это так важно?

– Да, это важно. После ваших разговоров он выглядел раздражённым. Почему? Что его вывело из себя? – продолжал он допытываться.

– Это наши с ним дела, – ответила Чуна. – Я просила тебя спасти мою дочь, но не лезть в дела, которые тебя не касаются, Кондрат.

– Не касаются? – усмехнулся Кондрат, глядя ей в глаза. – Твою дочь, пытают, насилуют, готовят к казни типа линчевания, и всё это связано со смертью Хартергера. И удивительное совпадение, перед этим в последнее время он разговаривал именно с тобой. И именно после бесед с тобой он был рассержен. А потом и убит. О чём вы говорили?

Чуне потребовалось время, чтобы переварить услышанное. От удивления, до ужаса, а потом и ярости. Типичные несколько стадий осознания происходящего. Люди сначала не верят, затем в ужасе, а потом в ярости от собственной беспомощности и пытаются найти виноватого, лишь бы не признавать, что своими действиями навредили близкому человеку.

Она несколько раз открывала рот, чтобы что-то сказать, но потом вновь закрывала его. В неё боролись бурлили разные чувства, и казалось, что она прямо сейчас готова просто исчезнуть, однако самообладание вернулось на её лицо. А вместе с тем и агрессия, которая вылилась на первого же человека.

– Как ты смеешь меня обвинять, что я подставила свою дочь? – хриплым голосом спросила она. – Что я бросила её на растерзание этим упырям?

– Я не обвинял тебя, Чуна.

– Хочешь сказать, что из-за меня дочь попала в такую ситуацию? Что я виновата в участи своей дочери? Что специально подставила собственную дочь? – прищурилась Чуна. Её глаза засветились недобрым светом.

Вообще, да, Кондрат именно так и думал. Вернее, предполагал, что Чуна своими действиями могла подставить собственную дочь, из которой сделали идеальную мишень. Однако в слух он такое говорить, естественно, не стал. Да и не пришлось.

– Успокойся, Чуна, – произнесла уже Лита, шагнув перед Кондратом, как бы прикрывая его собой. – Мы мотаемся по всему городу, чтобы вытащить её из тюрьмы.

– Это никак не связано с тем, что её засадили!

– Но именно ваши разногласия могли послужить причиной убийства графа, после чего твою дочь и засадили, – ответил Кондрат, не изменившись в лице. – Я хочу знать, о чём шла речь, и могло это послужить причиной убийства. Найдём настоящего виновника, сможем найти и убийцу. От этого зависит, отпустят твою дочь или нет.

– Просто ответь, – поддержала его Лита.

Чуна шумно выдохнула, взглянув на подругу.

– Ты знаешь, о чём мы говорили, – произнесла Чуна негромко, взглянув на подругу.

– Лита? – взглянул Кондрат уже на Литу, но и та, кажется, поняв, не сильно захотела отвечать. – Мне наплевать, готовили ли вы покушение на императора или выбирали цвет занавесок. Меня интересует только Шейна и то, как её оправдать.

Теперь уже обе ведьмы взглянули на Кондрата, раздумывая, посвящать его в их тайны или нет. И всё же именно Лита вязала на себя ответственность рассказать ему.

– Это должно остаться между нами, Кондрат, – предупредила она.

– Естественно.

Немного поразмыслив, Лита продолжила.

– Ты знаешь, что происходит сейчас? – спросила она.

– Конкретнее.

– Ты сам уже сталкивался с этим, – произнесла та негромко. – Непонятные жертвоприношения, потерянные артефакты, которые внезапно всплывают на краю империи, оружие, которое завозили в столицу.

– Да, я понял. И?

– Грядёт большая война, Кондрат. Война между Ангарией, и её соседями.

– Как это связано с вами?

– Я тебе рассказывала про закрытые двери, – произнесла Лита в ответ. – Прошлый виток войны унёс много жизней и открыл много дверей. Люди, когда пытаются уничтожить своего врага, не гнушаются пускать в ход самые разные способы уничтожения своих врагов.

– Мир ещё не остыл с южных войн, когда наши мироздание трещало по швам, а Ангария уже готовится взять реванш и попробовать вновь. Лита закрывала одну из подобных дверей, когда людям стал интересно, что будет, если наслать страшные болезни из неё на своих врагов, – произнесла Чуна. – Погибло много людей, а те, кто открыл дверь, даже не смогли её удержать. Она начала разрастаться.

Открытые двери… Да, Кондрат помнил разговор. И открытые двери не всегда означали именно что открытые в подпространство. Иногда ведьмы подразумевали разработку какого-нибудь оружия, и судя по всему, здесь люди открыли для себя прелесть биологического оружия, с которым ведьмам пришлось справляться.

– А теперь они вновь проводят эксперименты, – добавила Лита. – Вновь ищут способы победить своих врагов, даже не представляя, как это раскачивает мир.

– О чём именно ты разговаривала с графом?

– О том, что он должен повлиять на ситуацию, – ответила Чуна. – Он защитник императорского двора. От его слова зависело, кто будет желанным гостем, а кто нет.

– Он бы всего лишь графом, – заметил Кондрат.

– Неподконтрольным никому графом. Не самый низкий статус, но и не самый высокий, чтобы попытаться перехватить политические бразды в свои руки. Та самая идеальная середина, которая устроит всех. Он имел достаточно влияния, чтобы заставить людей успокоиться. Чтобы пресечь тех, кто за начало нового витка насилия.

– Он был в лагере противников войны?

– Гейр не был ни там, ни там, но он мог склонить чашу весов в сторону мирного урегулирования. Он был против вмешательства.

– И вы поссорились?

– Мы поспорили, – поправила она.

– Он не хотел ни на что влиять.

– Да, не хотел. Он… он был хорошим человеком, но тем, кто держался подальше от политических распрей, – она кисло усмехнулась. – И при его-то положении…

– Вы договорились до чего-нибудь?

– Не в тот раз. И не в следующий. Я приходила иногда, и спор повторялся, где он упорствовал. Я просила лишь о том, чтобы он ограничил появление в императорском дворе сторонников войны, которые науськивали императора повторить прошлую попытку.

– Император за войну? – спросил Кондрат.

– Да, он за войну, – кивнула Чуна. – Этот больной на голову старик решил войти в историю не тем, чтобы создать великое государство, но, чтобы объединить все южные государства под своим началом и тем самым создав величайшую империю в истории этого мира.

– Почти что ваш Македонский или Траян, – добавила Лита.

– Сторонники мирного урегулирования могли бы повлиять на него, убедить, что это бесполезно, если бы Гейр вмешался, – продолжила Чуна. – Смогли бы убедить его в том, что это рискованно, и Ангария скорее проиграет, чем выиграет, достаточно было бы лишь устранить тех, кто желал войны. Чтобы они перестали науськивать его попробовать ещё раз.

– Ведьмы влияют на политику стран? – нахмурился Кондрат.

– Мы подталкиваем их к равновесию. Подталкиваем их к мирному сосуществованию с собой и миром, – ответила она. – А Гейр… ему было всё равно. Он слепо выполнял свою работу, как послушный голем, даже гори вокруг него весь мир.

– Ты ругалась с ним в комнате Шейны?

– Что?

– Было ли хоть раз, чтобы ты поругалась с ним в комнате Шейны? – повторил Кондрат.

– Было раз, да, – кивнула она.

– Она была свидетелем этой ссоры?

– Да, но какое это имеет отношение к его смерти?

– Ты телепортировалась прямо в дом, верно? – проигнорировал её вопрос Кондрат.

– Да, переносилась в комнату дочери, так как туда никто бы не зашёл.

Картина несколько сложилась. Правда теперь было понятно, что Шейна тоже не рассказала всей правды. Почему? Она ведь знала, что он от её матери и знает, что она ведьма. Решила, что это секретная информация, и решила не распространяться об этом, даже когда на кону её собственная жизнь?

Нет, понятно, что Шейна хранит секреты ведьм, но, с другой стороны, если человек соврал раз, он мог соврать и в другой. Кто-то скажет, что это другое, что тут совершенно иной вопрос, но Кондрат отталкивался от того, что человек, который склонен скрывать правду, может скрывать всё подряд. Другими словами, что ещё Шейна могла не рассказать?

– Получается, ты телепортировалась к нему домой несколько раз. Иногда, чтобы свидеться с дочерью, иногда, чтобы поговорить с ним. Иногда в его кабинете, а один раз и в комнате дочери. Не в кабинете?

– В тот раз он заглянул к ней, и так мы случайно пересеклись.

– Зачем?

– Что? – не поняла Чуна.

– Зачем он зашёл в комнату твоей дочери? – уточнил Кондрат.

– Ну услышал наши голоса, и решил поприветствовать меня, – пожала она плечами. – Мы поругались, потому что я сказала, что он специально вставляет нам палки в колёса. Он в ярости вышел.

– И поэтому его начала избегать Шейна? – уточнил Кондрат.

Вопрос поставил Чуну в замешательство.

– Я… я не знаю про это ничего. В каком плане, начала избегать его?

Ладно, этот вопрос можно оставить на потом. Главное, что некоторые детали стали понятнее.

Ведьмы хотели, чтобы он оказал влияние на императора, чтобы усилил политические силы, которые выступали против войны. Хартергер же ни во что вмешиваться не собирался, и более того, как сказала Чуна, начал каким-то образом вставлять палки в колёса. Тут сам собой вырисовывался мотив.

– Ты был зла на него? – спросил он у ведьмы.

– Ну я была недовольна, да.

– Сильно?

– Ты на что намекаешь? – прищурилась Чуна. – Хочешь сказать, что это я убила его?

– В данный момент я лишь спрашиваю, – ответил Кондрат. – Ты ведь начала злиться на него, верно?

– Я не стала бы убивать его, – категорично произнесла она. – Как бы я не злилась на него, мы не стали бы убивать человека.

– Но не когда речь идёт о всём мире.

– Всё! Хватит! – подняла она голос. – Я сюда пришла не для того, чтобы выслушивать твои обвинения! Это я попросила тебя помочь! Думаешь, я такая дура, что подставила бы дочь? Что поставила бы под угрозу её, даже будь для этого самая мельчайшая вероятность⁈

– Я думаю, что ты могла способствовать убийству графа, даже сама того не понимая, – ответил Кондрат.

Потому что всё выглядело достаточно неприятно, и был виден отчётливый мотив убить графа. Устранить человека, который мог действительно на что-то повлиять. Сторонники войны против её противников. Война – это не только про расходы. Это ещё и про колоссальные доходы тех, кто её обеспечивает, от оружейных магнатов до тех, кто банально создаёт пуговицы. Государство щедро платит, когда хочет выиграть войну.

Могла Чуна его убить? Волне. Но да, она бы подставила дочь. Как могли его убить и противники войны. А это значит, что надо искать людей, которые когда-то работали или как-то были связаны с фракцией сторонников войны.

Война.

Все вопросы крутились вокруг неё. Что в его деле с Дайлин, что здесь – всё сводилось к тому, что они действительно стояли на пороге грандиозных изменений. И вновь всплывал разговор с тем незнакомцем в неприметном экипаже. Император или империя – понятно, что он был сторонником мира, и пусть Кондрат не знал его личности, было отлично видно, насколько был силён раскол в политической верхушке. Одни пытались войны избежать, другие к ней стремились, и дело переходило в иное русло, когда все способы хороши. Когда богатые затевают войны, бедняки будут теми, кто за всё расплатится…

Расплатится…

Невольно Кондрату пришла совершенно другая мысль, связанная уже с делом убитых чиновников.

* * *

– Кондрат. Кондрат, не спи, – похлопала Дайлин его по спине, сев напротив. – Ты что, не спал?

– Нет, я думал, – ответил он.

– Ты знаешь, что, когда ты засыпаешь и думаешь, выражение твоего лица одно и то же?

– Теперь знаю.

Сыщики только приходили на работу, занимая свои места. Кто-то не придёт, только начав расследовать дела, кто-то, наоборот, уже всё закончил и строчил бесконечные отчёты, которым не было видно ни конца, ни края. Работа начинала медленно закипать в стенах специальной службы, и система начинала свой новый день по защите империи от неё самой.

– Выяснил что-нибудь? – спросила Дайлин, не взглянув на Кондрата и роясь в своей сумочке.

– Да, появились кое-какие мысли, – кивнул он.

– У меня тоже, – она положила на стол несколько скрученных газет. – Я тут пробежалась по газетам… Ты ведь тоже их просматривал, я надеюсь? Мне одной не приходится делать всю работу?

– Да, я просматривал, а что?

– А то, что я тут нашла упоминания в старых газетах о нескольких сражениях, которые тот мог подразумевать под чёртовой горой, – произнесла Дайлин. – Первое – это сражение на четырёхсотых высотах. Наши войска пытались пробиться через оборону противника несколько месяцев, накат за накатом, пока не взяли вершину. Второе – это взятие города Кулла, на юго-западе. Осаждать не стали, сразу пошли на штурм, и было много погибших. Третье – Гарпиевы горы. Враги держали оборонительные сооружения на вершине, наши штурмовали, и по итогу взять так и не смогли. Что скажешь?

– Что каждое из них отлично подходит под описание чёртовой горы, – ответил Кондрат.

– Вот именно! Надо только понять, какое из мест подразумевалось под чёртовой горой, – кивнула Дайлин, очень довольная собой. – А ты что скажешь?

– Я? – задумался Кондрат. – Ты слышала фразу «богачи ведут войны, за которые платят бедняки» или что-то в этом духе?

– Нет, но звучит интересно. И?

– Это можно это интерпретировать немного иначе. Офицерский состав, что нередко находится в тылу в относительной безопасности, ведёт войну лишь цифрами и планами, сами оставаясь в относительной безопасности. И иногда отдаёт абсурдные и самоубийственные приказы, ради собственных амбиций, желая всеми силами выполнить задачу, чтобы получить повышение или очередную награду.

– Последний был сержантом.

– Да, но убийца, начав мстить, вошёл во вкус. Он начал с офицеров, а теперь решил убить вообще всех виновных по его мнению. В чём они были виноваты? Вариантов немного: преступный приказ, не дооснащение, приведшее к гибели многих, учитывая, кем работал чиновник или военное преступление. Последнее вряд ли, потому что военное преступление против врага союзниками всегда воспринимается, как жестокая, но необходимость. Не дооснащение… не думаю, что из-за этого. Вероятнее всего, приказ, который обернулся катастрофой и мог вызвать вопросы. Эти вопросы рассматривал новенький судья, которого поставили на грязное дело, чтобы он всё прикрыл, за что его повысили.

– И убийца решил поквитаться за произошедшее. Решил заставить заплатить тех, кто однажды погубил сотни жизней и прикрыл это, – подытожила Дайлин. – Почему сейчас?

– Возможно, его что-то подтолкнуло к этому. Какое-либо событие, которое всполохнуло прошлые воспоминания, – предположил Кондрат. – Он мог убить их всех там, на войне, когда всё можно списать на врага. Но начал это здесь и через столько времени. Почему? Возможно, потому что только сейчас он их нашёл или что-то ему о них напомнило.

– Что именно?

– Может увидел на улице или услышал где-то о них, я не знаю.

Глава 20

Кондрат знал, что такое война. Честь, доблесть и прочие высокопарные слова – это то, что придумывают люди, чтобы сделать из войны что-то благородное. Но там, на поле боя, под пулями, под снарядами в окопах, пропитанных пороховыми газами и кровью нет никакого благородства. Там есть смерть, ужас и безысходность.

Он помнил эти чувства, когда сначала ты боишься, а потом становится всё равно. Когда смерть становится пугающей рутиной, свистящие снаряды над головой воспринимаются как что-то обыденное, и ты будто становишься частью этих кровавых будней, где кажется, что это никогда не кончится.

Но самым страшным были и будут только бездарные офицеры, которые гонят тебя в бой просто потому, что у них есть приказ, и они хотят его выполнить любой ценой, если она не включает только их собственную жизнь. Сидя за спинами солдат, посылают тебя раз за разом, просто потому что хотят новую медаль на груди, глядя на потерянные жизни лишь как на цифру, ещё одну единичку в бесконечном списке статистики.

Бывают разные войны, как и разные офицеры, но война – это то место, где вскрывается всё самое ужасное в человеке. Кто-то говорил, что войне даже атеист становится верующим. Это лишь потому, что больше уповать там не на что. Есть только ты и смерть по другую сторону окопа.

Кондрат не любил вспоминать войну. Как и любой другой, кто прошёл через неё. У них одна большая болезнь, одна большая рана на всю жизнь. Все они погибли тогда, на поле боя, а вернулись совершенно другие люди, измученные, уставшие и пустые, вздрагивающие от громких звуков и постоянно оглядывающиеся по сторонам.

Война – это не лекарство от морщин. Это лекарство от нормальной жизни.

Хорошие места не называют чёртовой горой. И что бы там не случилось, отметилось оно в памяти людей лишь чистым ужасом. И кто-то явно знал о том, что там произошло, даже несмотря на то, что это так скрывают. Кто-то знал и решил наказать тех, кого считал виновными в военной ошибке или просчёте.

Прав ли он, покажет время, однако Кондрату казалось, что это рабочая теория. Отсюда можно было даже сложить общую картину.

Директор – командир роты. Чиновник – отвечающий за обеспечение. Сыщик – лейтенант, который был подручным командира. И сержант – тот, кто выжил и, возможно, заставлял солдат идти вперёд. Они все могли быть из одного батальона. Они все могли быть причастны к одному сражению или какому-нибудь военному преступлению. И кто-то решил, что они слишком хорошо устроились, не понеся наказания за свои ошибки.

Что послужило триггером? Спусковым крючком начать расправу именно сейчас? Встреча на улице? Может убийца увидел кого-то из них? А может…

Кондрат замер, когда догадка мелькнула у него в голове, что не укрылось от Дайлин.

– Что такое? – удивительно, как она научилась подмечать такие детали в нём. – Ты что-то понял?

– Возможно. Ты помнишь, что мы нашли у директора в столе?

– Так… документы, домашние задания, табели, планы занятий… – медленно перечисляла она. – Что ещё… перья… какие-то письма…

– Агитационные листки, – произнёс Кондрат.

– Да, агитационные листки, – кивнула Дайлин. – Ты думаешь, всё из-за них?

– Не из-за них, но они послужили определённым спусковым крючком к действиям. Возможно, директор и сыщик агитировали вступать в армию. Один своих учеников, другой своих коллег. Возможно, убийца узнал их. Узнал, и увидел, что те, кого он считает повинными в смерти кого-то близкого ему, теперь агитируют других людей вступать в армию.

– Думаешь, что он увидел их посчитал, что те, кто прятался за спинами солдат, вновь занимаются чем-то подобным?

– Да, возможно. Те, кто так сильно облажался, погубив столько жизней, а только это и могло послужить сильной мотивацией, оказались на коне, героями, и теперь вновь агитируют вступать в армию. Вновь отправляют на войну других, сами оставаясь в безопасности.

– Это надо будет поднять всех, кто участвовал в том сражении, о котором мы даже не слышали, – нахмурилась Дайлин. – Кто-то из выживших в сражении, которое старательно затёрли.

– Затёрли из документов, но не из головы тех, кто там был. Такое не забудется, – покачал головой Кондрат. – Надо найти тех, кто в этом участвовал.

– Пойдём вновь по списку пенсионных выплат? – предложила она.

– Думаю, что это самый действенный способ.

Словно искать иголку в стоге сена. Но теперь у них был металлодетектор в виде оброненной фразы о чёртовой горе, которая позволяла отсеивать людей. Не может быть, чтобы никто не выжил после того сражения. С той войны, насколько Кондрат знал, прошло почти ровно двадцать лет, а значит они должны были быть живы.

Ведьмы говорили, что к порогу империи подходит новая война. За влияние, за власть, за амбиции тех, кто смотрит на людей, как на то, что принадлежит им. Под новым или старым соусом призывы, а вместе с ними и набор людей в армию, чтобы создать войско, способное сокрушить любое сопротивление.

И в этом участвую те, кто однажды перешли дорогу убийце. Чем? Что могло его подтолкнуть к расправе? В голову лезут мысли только о «чёртовой горе», которую так тщательно затёрли, как что-то постыдное. Чего стыдились? Может какого-то военного преступления против гражданских? Или приказа, который загубил солдат?

Кондрат склонялся ко второму варианту, который объяснял мотивы. Те, кто в глазах убийцы, возможно, прятался за спинами солдат, а теперь вновь агитируют новых людей вступать в армию, оставаясь всё так же в сохранности. Громче всех кричат, чтобы те защищали империю, сами не спеша браться за оружие и выступать в первых рядах.

Что почувствует тот, кто прошёл через ад из-за них, и теперь видит их вновь, занимающихся схожим делом? Несправедливость. Злость. Желание отомстить, заставить их заплатить. И он берётся вершить собственное правосудие над ними. Желай он отомстить за гражданские жертвы, сделал бы это раньше, а не сейчас, когда набирает обороты новый набор в армию. Уж слишком странное совпадение, чтобы считать его таковым.

И Кондрат с Дайлин вновь взялись за дело, раз за разом обходя солдат, но каждый раз слыша только «не знаю». Список подходил к концу, и вскоре Дайлин смяла его, выбросив в урну, когда они вышли на улицу, после последнего человека.

– Всё в пустую, – буркнула она недовольно. – Никто ничего не знает, будто и не служили никогда. Может они врут?

– Может. А может действительно служили в другом месте. Война была двадцать лет назад, и много воды утекло за то время. Все солдаты успели поувольняться, и теперь у нас десятки тысяч подходящих кандидатов.

– Мы не справимся… – выдохнула Дайлин.

– Справимся. Всегда справлялись и сейчас справимся, – подбодрил её Кондрат. – Самое главное, что мы поняли принцип.

– Мы даже не знаем, в правильную ли сторону идём. Вдруг это никак не связано с войной?

– Ты игнорируешь логику, Дайлин, – покачал головой Кондрат. – У нас нет доказательств, но ты не исключаешь варианты, которые маловероятны.

– Это тот метод, о котором ты говорил? Как его…

– Дедуктивный, – подсказал он.

– Да, точно… От общего к частному, – кивнула она. – И общее, что они все служили в армии, кроме одного и их дела почему-то убраны, чтобы никто ни о чём не узнал, а частное…

– Что это и будет связано с армией. То, что их всех объединяет. Что может заставить человека мстить?

– То, что показалось ему несправедливым.

– А учитывая, что часть из них офицеры… – подначивал её Кондрат.

– То получается, что, скорее всего, какой-нибудь приказ к действию, который показался ему несправедливым. Убийцей мог быть и тот, кто был на противоположной стороне, мстит за преступления против своих. Такое бы тоже скрыли, чтобы не позорить армию империи.

– Да, но частное: судья, офицеры, сержант…

– Это связано с каким-то делом с этой стороны. Их судили, но они вышли сухими из воды, и убийце это известно. Судят обычно по горячим следам, а не через десятки лет, и вряд ли человек со стороны противника бы узнать о суде и судье, который всё спустил на тормоза, когда вражда между империями ещё не остыла и границы закрыты. Значит убийца в курсе дела и был здесь, где-то рядом, – продолжила Дайлин рассуждать. – Значит это кто-то свой.

– Именно.

– Так военное преступление или приказ, повлекший ужасные последствия?

– Если твои совершают какое-нибудь преступление против врага…

– Я бы могла закрыть на это глаза. Но не на предательство, – закончила она. – У меня от этого голова болит.

– Поболит и перестанет. Нам надо решить, что делать дальше.

Они ехали рядом на лошадях в полном одиночестве засыпающего города. Это было время, когда последние прохожие уже вернулись домой, а ночные забулдыги ещё не приступили к очередной пьянке. Будто город готовился сменить обличие по щелчку, чтобы открыть свои тёмные улочки для тех, кто ищет приключений на голову.

Молчаливые, но понимающие друг друга, как два закадычных друга, которые пытались решить головоломку. И идея пришла первой к Дайлин. Чего было у неё не отнять, так это широты мысли, когда она чего-то хотела.

– Я знаю, что нам надо сделать! – прямо подпрыгнула она на седле. – Вернее, кто нам в этом поможет!

– Да? И кто же? – с интересом взглянул на неё Кондрат.

– О, ты не поверишь…

* * *

Честно признаться, Кондрат бы поверил. Дайлин была сложным в некоторых моментах человеком, и поэтому у неё было не так много людей, которым она могла довериться. Удивительно, что она смогла довериться именно этому человеку, и тем не менее Кондрат не был удивлён, когда тот появился на пороге ресторана, где они решили встретиться

– Ха, здорова всем! Я ваще удивился, когда меня позвала Дай-ка. Думал, ты меня не переносишь!

– Ничего не изменилось, – фыркнула девушка, скрывая улыбку.

Кондрат в который раз задался вопросом, почему же они всё-таки не вместе.

Вайрин сел за один стол с ними и тут же махнул рукой, подзывая официантку.

– Ты можешь хотя бы сейчас не есть? – раздражённо спросила Дайлин.

– Ты так говоришь, будто я постоянно что-то жру, – хмыкнул он. – Я так-то с дороги, прыгаю туда-сюда по городам, как какой-то посыльный. И всё ради вас!

– Ладно-ладно, заказывай… – махнула она рукой.

Пришлось им ждать, пока Вайрин сделает заказ. Ел он единственный, – они заказали себе лишь по чашке чая, – и его это ни капельки не смущало. Кондрат узнавал того самого Вайрина, который всегда был на своей волне, совсем не заботясь, что скажут о нём другие.

– Итак, Дайлин сказала, что вам нужна моя помощь, надо что-то узнать там про южную войну, да?

– Да, ты знаешь подробности? – уточнил Кондрат.

– Ой, знаешь, как-то не очень хочется, если честно. У нас там некрофил завёлся, откапывает исключительно бабушек и делает с ними всякое. Уже замонал, если честно, всем городом его ищем, так что мне и своих проблем хватает. Давайте, в чём суть?

– У нас нет доступа к военным архивам…

– Каким?

– Нам нужны личные дела нескольких человек, где служили, что делали, почему были переведены в другие части. И нужно узнать о каком-то месте, которое солдаты знают, как чёртову гору.

– Так, а чего сами не пошлёте запрос? – спросил он с набитым ртом.

– А ты как думаешь? – ядовито спросила Дайлин.

– Я не думаю, Дай-ка, я действую! Так чё сами не пошлёте?

– Нас заворачивают, – ответила она.

– Так… а я чем могу вам помочь тогда? – спросил Вайрин, продолжая жевать.

– У тебя отец на хорошем счету у императора. У тебя будущая жена – дочь советника императора. Как ты думаешь, Вайрин, чем ты можешь нам помочь? – язвительно спросила Дайлин.

– Если честно, то без понятия. Мой батя вообще никаких отношений с вояками не имеет, даже крошеного. Он слишком далёк от этого. Что касается Атерии, то я пока не её муж, и просить такое… Ну то есть, если вам, специальной службе такое не дали, то это что-то секретное. То есть достать это может быть сложно. А так как я пока ещё не женат на ней, то и вряд ли мне помогут достать подобное, особенно, когда нужно это не мне.

– Так, я что, тебя зря звала? – возмутилась Дайлин.

– Почему зря? Я вот, кушаю сижу, – кивнул Вайрин на тарелку. – Хочешь?

– Нет, спасибо.

– Но твой тесть… – начал было Кондрат, но он его перебил.

– Вот в том-то и проблема, Кондрат. Он пока не мой тесть. Тут достать секретные документы головняк даже для таких людей, а вы хотите, чтобы я, пока ещё не часть семьи, так ещё и не для себя попросил. Да и как это будет выглядеть? Дорогой будущий тесть, достаньте для меня секретные документы, которые военные даже от специальной службы скрывают?

– Да, – кивнула Дайлин.

– Не, ну ты, конечно, хорошо устроилась так, но типа нет, я здесь не помогу, прости.

– Так, ясно. И чем ты можешь нам помочь? – спросила Дайлин.

– Э, погоди, это я вам помогаю, а не наоборот. Вы и решайте.

Они задумались, пока Вайрин без какого-либо стеснения опустошил сначала одну тарелку, потом другую, а затем взялся за кружку пива, оставляя на верхней губе усы. И пока Дайлин и Кондрат думали, он сам предложил.

– Вам нужно что узнать конкретно? О людях или о той чёртовой горе, которую вы упомянули?

– Желательно, и о том, и о другом, – ответил Кондрат.

– Ну с первым я вряд ли помогу, но про второе могу поспрашивать, если надо, – пожал он плечами.

– Точно! – вдруг вытянулась Дайлин. – У тебя же был слуга, дворецкий, он служил. Возможно, он что-то знает? Он кем был, офицером каким-то, да? Мог слышать об этом!

– Да, но только он мёртв.

– Как мёртв.

– Да Кондрат его до самоубийства довёл, – пожал тот плечами и отхлебнул пива. – Но за дело!