Текст книги "Между добром и злом. Том 5"

Автор книги: Кирико Кири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– И какой же?

– Она может сдать сообщников!

– Ты хочешь, чтобы её вывезли из тюрьмы, чтобы потом выкрасть? – сразу понял он, к чему она ведёт.

– Да. Мы не можем пробраться в тюрьму. Однако ты можешь. И можешь передать её, чтобы она рассказала, что знает о покушении на императора, и это была всего лишь часть плана. И она готова сдать остальных, если её казнят быстро и безболезненно. Ну или пощадят, пусть поторгуется, как это делают заключённые. И тогда они не удержатся, чтобы не вскрыть всю сеть. Повезут её на допрос и пух! Её не будет.

– Они могут допрашивать её в тюрьме, – напомнил Кондрат.

– Могут. А могут и не допрашивать. Могут отвезти, и они отвезут её на допрос к вам.

– У вас кто-то есть, кто замолвит за это слово, – прищурился Кондрат.

– Возможно… – уклончиво ответила она. – Но надо действовать сейчас, иначе…

– Почему он не вытащит её сам?

– Он не может подставляться. Слишком ситуация щекотливая. Однако он может повлиять, чтобы допрашивали её у вас, а может и в самом дворце. Но действовать надо сейчас, потому что завтра уже будет поздно. С утра всё случится, а ночью тебя к ней вряд ли подпустят.

– Если она исчезнет, подумают на меня, так как я был последним посетителем, – заметил Кондрат.

– Никто не подумает на тебя. А если и подумает, то тебе ничего не будет, поверь мне.

– Я не хочу в этом участвовать.

– Ну пожалуйста! Ну Кондрат, ну это ведь жизнь! Неужели ты позволишь ей просто умереть? И умереть ужасной мучительной смертью? А Чуна? Она не святая, но представь, какого это будет для неё. Мы бы не попросили тебя, будь другая возможность, но здесь пришлось вообще всё поднимать! Пожалуйста!

– Попросите своего человека.

– Он не может! Он может только влиять, но не вмешиваться! Кондрат, чего ты хочешь? Может ты хочешь денег? Или может хочешь подняться по карьерной лестнице?

– Меня это не интересует.

Лита подошла так близко, что буквально прижалась к нему. Магии не было, Лита правильно понимала ситуацию, что это может только всё усложнить. Однако нельзя отнять того, что даже просто её женское очарование, особенно в такой одежде, действовало не хуже. Только вот Кондрата сейчас волновала не Лита, а ситуация, в которую она пыталась его втянуть.

– Тогда просто за пожалуйста, – тихо попросила она, заглядывая ему в глаза. – Ты не бросишь невиновного человека на смерть, верно ведь? Ей ещё жить и жить, и она не заслужила такой чудовищной смерти. Может мы и не нашли настоящего убийцу, но… разве это значит, что надо бросить на произвол судьбы человека, которому не повезло оказаться не в том месте и не в то время. Прошу тебя…

Она выдохнула ему эти слова прямо в лицо, и пахло мягким цветочным ароматом. Лита продолжала смотреть ему в глаза, даже встала на цыпочки, потянувшись вперёд. Её губы, алые и мягкие, блестящие в тусклом свете, были слегка приоткрыты. Ещё немного, и она бы могла дотянуться до него. Но Кондрат поднял два пальца, коснувшись её губ и остановив.

– Не надо меня подкупать этим.

Лита отстранилась. Продолжала смотреть ему в глаза ещё пару секунд, после чего отвернулась.

– Я и не говорила, что это подкуп, – буркнула она.

– Я постараюсь сделать это, но без гарантий.

– Хорошо. Спасибо, Кондрат. И… если что, ты тогда можешь положиться на нас. Если вдруг что.

Он развернулся и уже собирался уйти, когда она поймала его за руку. Удивительно другая, её нежная ладошка, маленькая и хрупкая, легла в его грубую лапу, буквально утонула в ней, и слегка потянула назад. Они были совсем разные, нетронутая, казалось, суровостью жизни, и будто словно повидавший самые тёмные его стороны, не раз пройдясь через них сам.

– Тебе не обязательно уходить сейчас, – негромко протянула Лита, глядя совсем в другую сторону. – Иногда можно просто… сделать передышку.

И искоса посмотрела на него, прикусив губу. Совсем непохоже на себя, стыдливо и застенчиво. Не тем взглядом, как обычно смотрели ведьмы на мир вокруг них.

Глава 32

Кондрат осторожно отнял руку.

– Прости, Лита, я не могу.

– Почему? – тихо спросила она и улыбнулась, пытаясь справиться с неловкостью. – Не привык, когда девушка проявляет инициативу?

Вместо ответа Кондрат засунул руку в карман и показал на тусклый свет золотое кольцо, которое блеснуло в пламени свеч.

– Женат? Но это ведь не взаправду.

– Тем не менее. Я не могу, Лита.

– Хорошо, я поняла, – но по голосу не слышалось, что она решила отступить. – Ты с ней спал?

– Что? – Кондрат нахмурился.

– Ты спал с ней? Делил ложе? Занимался с ней сексом, если так понятнее?

– Это не играет никакой роли…

– Понятно, а голой ты её видел? – задала Лита другой вопрос.

– Если даже нет, это ничего не меняет…

– Ты обнимал её? – её улыбка стала чуть шире.

– Нет, но…

– Даже за руку, как я понимаю, тоже не держал, – подытожила она. – И хочешь сказать, что ты действительно женат?

Она вновь сделала к нему пару шагов, однако Кондрат отступил назад.

– Это не имеет никакого значения, Лита. Никакого. Если вы хотите успеть предупредить Шейну, то мне стоит уже сейчас выдвигаться. Как только тюрьму закроют на ночь, всё будет кончено.

– Как скажешь, Кондрат. Но бегать вечно от правды всё равно нельзя. Рано или поздно… – она пожала плечами, а потом с хлопком исчезла, оставив его одного в комнате.

Но он лучше ведьмы знал, что от правды можно бегать очень долго, а при желании и вечно.

Вайрин ждал его за столом, явно придя в себя после действия ведьмовских чар. Выглядел вновь весёлым и бодрым, выпивая и не отказывая себе поесть. Такими темпами он станет как истинный чиновник, тучным и прожорливым.

– Ну как? Классно всё прошло? Такая девчонка, меня аж пробрало! – улыбнулся он во все свои вставные зубы. – Выпустил пар?

– Не выпустил, – сказал он в ответ. – Мне надо идти, кое-что надо сделать.

– Сделать, сейчас⁈ Не говори, что ты серьёзно! – возмутился Вайрин.

– Более чем серьёзно. Мне действительно надо идти, – ответил Кондрат.

– Да блин! Да как так! Ну Кондрат! Ну ты чего! Отдыхать тоже надо! Знаешь, как сложно сюда попасть⁈ Я же старался!

– Прости, Вайрин, но дело не ждёт, надо успеть до вечера.

– Опять какое-то расследование? Это что-то связанное с делом Хартергера, которые ты расследовал, верно? Того, кого завалила служанка?

– Да, – не стал юлить Кондрат.

– Так стой, погоди, там же уже нашли убийцу вроде, уже казнить должны были, – припомнил он.

– Завтра состоится казнь, и надо кое-что уточнить, прежде чем всё случится.

– Ты до сих пор считаешь, что она невиновна?

– Имею такую мысль, – не стал отрицать Кондрат.

– Блин, может ты слишком заморачиваешься, а? Ну серьёзно, ты иногда слишком дотошный и копаешь слишком глубоко, как и все мы, а всё гораздо проще. Она виновна и всё.

– Всё может быть, однако я всё же склонен считать иначе.

– Ладно, как скажешь. Но ты вернёшься? – спросил Вайрин с надеждой. – Они работают круглосуточно. Я подожду тебя здесь.

– Как получится, – не стал он обещать.

А вообще Кондрат был рад покинуть это место. Оно давило, давило чем-то непонятным, какой-то тяжестью богатства и роскоши, чувством, что ты совсем не принадлежишь этому месту. Будто он чужой оказался совсем не в своём обществе.

Чтобы не мчаться сейчас в конюшню за лошадью, Кондрат поймал экипаж. Около часа он добирался до тюрьмы, наблюдая за тем, как город медленно тает в снегу, уступая природе. Едва они остановились у ворот. Кондрат накинул извозчику ещё пару монет, попросив подождать, после чего прошёл охрану на входе, а потом и в самой тюрьме.

Охрана была той же самой, что и в первый день его прибытия сюда. Они прятали взгляд, стараясь не смотреть на него, но Кондрат почему-то думал, что ведьмы не оставят так просто тех, кто надругался над дочерью одной из них. Самосуд он порицал, даже несмотря на то, что они этого заслужили, но здесь ему ни времени, ни дела до них не было. Что творили – то получили. Есть люди, которые действительно нуждаются в его помощи.

Шейна в последний свой день выглядела никак. Завёрнутая в тряпьё, поглядывала нездорово блестящими глазами на посетителя, как из норки, не переставая кашлять. У самой решётки лежал её обед: скромная похлёбка с хлебом, в которой даже нашлось мясо. Будто последний ужин перед тем, как наказание вступит в свою силу.

– Вы пришли попрощаться? – её голос был едва слышен из-за хрипов. Да и по коридорам то и дело разносились кашель. Картина явно была обыденной.

– Да, – кивнул он. – Жаль, что так всё сложилось.

– Да… – пробормотала она. – Если у вас что-то есть для меня…

– Что именно?

– Что-то, что поможет мне не дожить до завтрашнего дня… – прохрипела Шейна.

– Нет. Не совсем, – покачал он головой. – Я лишь хотел сказать, что, если ты что-то ещё знаешь…

– Я сказала всё…

– Если ты кое-что знаешь, – повторил Кондрат с нажимом, – то тебе стоит рассказать это завтра тем, кто завтра придёт за тобой. Возможно, у тебя были сообщники, люди, которые готовили покушение на других высокопоставленных чиновников. И ты знаешь их, знаешь, потому что у вас была сеть. Возможно, тебе стоит рассказать конвоирам, что тебе известно, и тогда твою казнь отсрочат и, скорее всего, повезут на допрос.

Кондрат не хотел прямо называть всё своими именами. Будто произнеси он план, как сразу станет соучастником, а так вроде он просто посоветовал. Каждый спасал свою собственную совесть как мог, пытаясь убедить себя, что не прикладывал к чем-то руку. А Кондрат был и оставался всего лишь человеком.

Шейна кивнула.

– Я… я поняла… да, я поняла, мне кое-что известно… – прохрипела она. – Я расскажу это завтра…

– Вот и отлично, – кивнул Кондрат. – Я не веду твоё дело и мне знать всё это не обязательно, но им будет очень интересно услышать о других твоих сообщниках.

– Спасибо…

Кондрат встал и направился к выходу. Дело было сделано, он даже мог успеть забрать Вайрина из того заведения и найти место получше. И он уже был в дверях камеры, когда внезапно остановился, словно налетел на невидимую стену. Внезапно его голову, как пуля, пронзила одна интересная мысль, буквально гениальная своей простотой и очевидностью.

– Шейна, – негромко произнёс он, обернувшись через плечо.

– Да? – взглянула она на него.

– Ты любишь свою мать?

– Да, очень.

– Насколько сильно? – обернулся Кондрат.

– Она для меня многое значит, ведь она моя мама, – ответила девушка, пытаясь подавить кашель. – Я её очень сильно люблю.

– Настолько, что могла бы и попытаться защитить её, не так ли? – спросил Кондрат негромко.

Шейна смотрела, и её взгляд стал испуганным, как у ребёнка. Хотя она и была ребёнком, который оказался однажды не в том месте и не в то время. Который, как и любой другой ребёнок, любил маму, и скажи кто-то что-то плохое про неё, мог бы полезть в драку.

Кондрат шагнул обратно в камеру.

– Буквально час назад я был в одном заведении со своим другом, Шейна, и он обронил одну интересную фразу. Он сказал, что я слишком глубоко копаю и иногда вещи куда проще, чем кажутся. И я сейчас подумал, а не всё ли проще чем кажется?

– Я… я не понимаю, о чём вы… – отодвинулась девушка на своей койке в самый угол.

– Честно говоря, я тоже, – пробормотал Кондрат в ответ, тяжело вздохнув. – Но ты ведь обманывала меня и до этого, верно? Насчёт графа Хартергера, насчёт своей матери…

– Я просто недоговаривала, потому что не хотела подставлять её, – слезливо ответила девушка.

– И ты могла не договорить мне ещё кое-что очень важное, верно?

Она не ответила.

Кондра навис прямо над испуганной девушкой. В его голове уже бушевал шторм, мысли вертелись и внезапно в них можно было разглядеть определённый порядок, картину, которая становилась тем чётче, чем больше Кондрат думал над этим.

– Просто я подумал, Шейна вот о чём. Ты ведь попала к графу достаточно давно, не так ли? Семь лет – это очень долгий срок. Можно влюбиться в графа, понять его, как человека, знать, что он любит, что не выносит, и на что может пойти. Ты ведь любила его, спала с ним, ждала каждого вечера, когда вы снова окажитесь наедине…

– Это разве преступление? – спросила она, шмыгнув носом.

– Нет, не преступление. Ты напоминала ему Чуну, которую он любил. Вы действительно похожи, и легко было представить вместо неё тебя. Возможно, ты это понимала, но тебе было приятно обманывать себя, что он любит тебя, а не тот образ, который ты сохранила от матери. А ещё у него была жена, добрая и чуткая женщина, твоя соперница, которая тем не менее никак не препятствовала вам. Она предпочитала нейтралитет, который подразумевает игнорирование. Мир сохранялся нейтралитетом, и всех всё устраивало. Но что пошло не так, Шейна, что вдруг изменилось? Или правильнее спросить, когда всё изменилось?

– Когда… когда моя мама пришла к нему в дом…

– И ты знала, зачем она пришла, не так ли? – спросил Кондрат.

– Я… я догадывалась… – пролепетала Шейна.

– Догадывалась. Ты слышала их ссоры и споры, не так ли? Скорее всего, слышала, потому что эти споры слышали все, но не могли понять, с кем он спорит. А ты знала. И догадывалась, о чём идёт речь. Чуна хотела помощи от него, он не хотел вмешиваться. И это приводило к тому, что она уходила злой, а он ходил раздражённым, так как его явно гложила ситуация. А однажды подобная сцена произошла прямо перед твоим носом. Ты не догадывалась, ты знала, что происходит. И не могла выбрать сторону. Мать тебе была дорога, но и его ты любила. И тем не менее ты начала сторониться его. Я думал, почему?

– Не хотела попадаться ему на глаза…

– Или не могла разорваться. Возможно, ты кое-что услышала в том споре, который произошёл перед тобой. Хартергер пригрозил ей, может сказал, что, если она ещё раз здесь появится, то он может сообщить куда надо. И тогда ты стала держаться от него подальше, потому что не знала, кого выбрать. Мать остаётся матерью даже в такой ситуации, а Хартергера ты любила. А потом всё изменилось. В одной мгновение. Я заметил, – Кондрат окинул взглядом камеру, – что в поместье достаточно хорошая слышимость. Иногда, находясь в правильном месте и в правильное время можно было подслушать разговор. И ты услышала разговор. Разговор Гейра Хартергера с его женой, Менессой Хартергер.

Шейна больше не смотрела на Кондрата. Она закуталась в свои рванные покрывала и плакала. Это было достаточно, чтобы понять всё.

– Это случилось накануне убийства сразу после того, как твоя мать встречалась с ним накануне убийства и пыталась его убедить принять его сторону. Разговор вышел очень напряжённым и ей пришлось уйти. Я предположу, что в тот момент она довела его окончательно. Но ничего не закончилось, так как к нему пришла его жена. Я знаю, когда человек на кого-то зол, на него легко повлиять, легко настропалить правильными словами против тех, с кем у него вышел разлад. И кто, как не жена могла бы подобрать правильные слова, поддержать и подсказать верный путь. А заодно предложить покончить с теми, кто его уговаривал. Может порвать с ними все контакты, но куда вероятнее сдать их. Подставить и поймать. Своей настойчивостью твоя мать заставила его выбрать в тот вечер другую сторону. Но у той беседы был и третий слушатель, случайный.

И Кондрат посмотрел на Шейну. Каждое слово было ещё одной ниткой, которой окончательно сшивалось её дело. И он не знал, что теперь чувствовал. До этого он испытывал определённое раздражение из-за того, что не может ничего сделать, и жалость к этой девушке, а теперь…

– Ты услышала разговор графа с женой. Ты услышала, как та предложила сдать тех, кто на него давит, и он согласился. Хотела занести чай или шла в свою комнату, но услышала их диалог. Он согласился сдать твою мать, для которой всё было бы кончено, явись она в его дом, а она явилась бы рано или поздно. Ты поняла, что не сейчас, так завтра он может всё рассказать, и тогда… Тогда повторится история других ведьм, которых ловила до этого империя, а она с ними справляться успела. И тогда ты взяла нож, возможно, взяла его с кухни или с комнаты обслуги, куда иногда ставили посуду слуги, чтобы не нести на первый, зашла за угол и стала ждать. Граф вышел, и ты набросилась на него спины и убила. Ты любила его, но мать любила больше, и не могла простить его предательства.

Повисла пауза. Можно было услышать, как кашляют другие заключённые и как тихо плачет Шейна напротив него, завернувшись в тряпьё. Но против правды не попрёшь.

– Шейна, это ты убила графа, – произнёс он негромко.

И девушка кивнула. Это было даже видно сквозь плед, в который она завернулась. Но словно точку в этом деле, она произнесла сама.

– Да…

Он всё это время искал убийцу, но сыщики были правы. Графа убила служанка. Всё очевидное просто, как сказал Вайрин, и не надо глубоко копать. Да, они сделали свои выводы на ложных данных, в которые сами и поверили, и тем не менее они были правы. А Кондрат ошибся. И теперь чувствовал себя дураком, хотя сейчас он испытывал жалость, которая боролась с принципами.

– Я… не хотела, чтобы так вышло… – прошептала хрипло Шейна. – Но моя мама… он собирался её заманить и сдать… Эта… эта стерва подговорила его, убедила, что так будет правильнее…

– И ты решила защитить мать.

– У меня не было выбора… – ревела она. – Я любила его, а он… он предал меня… предал нас…

– Почему ты не сказала мне сразу? Почему не призналась?

– Я не хочу умирать… – разрыдалась она.

Никто не хочет умирать. Как бы ему не было жалко её, Шейна Эбигейл была убийцей, и теперь это было доказано без всякий сказок про верность. И правоту его версии она подтвердила сама, признавшись. Больше его здесь ничего не держало.

Не обернувшись, Кондрат вышел из камеры и не громко произнёс:

– Прощай, Шейна.

Он сделал всё что мог, но каждого так или иначе постигает своё наказание. Было ли Кондрату от этого легче? Ни капельки. Он видел ситуацию полностью, он понимал каждого из них, от Хартергера до Шейны, но это не могло исправить ни ситуацию, ни итог – она виновна и понесёт своё наказание, если никто не вмешается. Другой вопрос, что теперь он знал о план ведьм, и это автоматически делало его соучастником, если он ничего не предпримет. А что он мог предпринять? Сдать их? Или предупредить? Будь ситуация иная, он бы без зазрения совести сделал это, но сейчас…

Чувства. Чувства мешают расследованию. Никогда нельзя привязываться ни к подозреваемому, ни к потерпевшему. А он настолько верил в то, что она невиновна, что теперь признать обратное было сложно. Сложно сказать измученной напуганной девушке, что она должна получить то, что заслужила, хотя совершенно другое чувство, его внутренние принципы именно это и требовали.

Возможно, именно сейчас он бы не отказался напить и забыть этот эпизод, как страшный сон, но просто закрыть глаза Кондрат тоже не мог.

Пусть Вайрин и ждал его в том заведении, но вряд ли ему будет там скучно, если он задержится ещё на часок. Специальная служба расследований как раз заканчивала работу, и он успевал застать сыщиков, ведущих дело Шейны на месте. Так оно и получилось, они даже не собирались ещё, когда Кондрат вошёл в зал. Кто-то встретил его скупыми приветствиями, кто-то поздравил его с выздоровлением, но всё внимание было сейчас сосредоточено на этих двоих. Требовался повод, чтобы с ними заговорить, и у Кондрата он был.

– С выздоровлением, – буркнул Пайк, тот, что был поспокойнее, даже не подняв взгляда, когда тот подошёл к столу.

– Спасибо. Я вернуть документы.

– И что? Нашёл что-нибудь? – спросил Ульф, самый буйный.

– Она призналась в убийстве.

– Как и следовало ожидать, – фыркнул он. – Теперь ты доволен?

– Более чем.

– Знаешь, врезать бы тебе за всё, – вздохнул Пайк, но миролюбиво продолжил. – Но как говорится, прошлое остаётся в прошлом.

Зато Кондрат не избежал нескольких колкостей в свой адрес от Ульфа, который явно никак не мог успокоиться и пытался тыкнуть в то, что он ошибся. Кондрат не изменился в лице ни на гран, он пришёл сюда с другой целью и именно её он озвучил невзначай, уже собираясь уходить.

– Мне показалось, что девчонка готовит побег, – бросил он без интереса. – Или, по крайней мере, что-то задумала, поэтому я бы посоветовал за ней следить.

– Ой, шёл бы ты уже со своими советами! – фыркнул Ульф.

– Я серьёзно, она не выглядела, как та, кто подавлен завтрашней казнью, – предупредил Кондрат.

– Мы примем к сведению, – кивнул Пайк, побыстрее желая от него избавиться.

Что ж, Кондрат сделал всё, что мог. Он не стал молчать и предупредил, а значит его совесть на этот счёт была чиста. С другой стороны, вряд ли ведьмы не справятся, если её вывезут за пределы тюрьмы, а значит и здесь с него взятки гладки. Тут уже от него ни то, ни другое не зависит, хотя на деле Кондрат пытался балансировать на острие собственной совести, при этом прекрасно понимая, что выбор свой он уже в этом случае сделал.