355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ким Сен » В водовороте века. Мемуары. Том 2 » Текст книги (страница 16)
В водовороте века. Мемуары. Том 2
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 03:05

Текст книги "В водовороте века. Мемуары. Том 2"


Автор книги: Ким Сен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

На совещании в Минюегоу присутствовали Тун Чанжун и несколько других коммунистов Китая. Это они были дальновидные революционеры, которые, исходя из особенностей Восточной Маньчжурии, где абсолютное большинство населения составляли корейские коммунисты, переселенцы из Кореи, с самого начала придали большое значение дружбе между народами обеих стран и сотрудничеству корейских и китайских коммунистов в этом регионе.

Тун Чанжун не раз просил, чтобы выступали с важными речами корейские товарищи, которые, по его выражению, долгое время боролись в Восточной Маньчжурии и уже накопили немало опыта.

Я произнес агитационную речь на китайском и корейском языках поочередно. Говорил о нашем замысле насчет организации вооруженных отрядов и вооруженной борьбы, касаясь в основном обсужденных на совещании проблем.

Наши планы полностью одобрили и китайские товарищи. Они сошлись с нами во мнениях по всем вопросам: и о форме партизанской войны, и об организации партизанской армии, и об опорных партизанских базах.

С той поры гроза вооруженной борьбы народов Кореи и Китая, борцов против общего врага – японских империалистов, начала сотрясать весь материк. В кровопролитных боях начали пускать свои корни великие традиции корейско-китайской дружбы.

Минюегоуское совещание зимой 1931 года положило начало антияпонской вооруженной борьбе. Это историческое совещание вызвало новый поворот в антияпонском национально-освободительном и коммунистическом движении в нашей стране. На совещании получила дальнейшее углубление и развитие линия на проведение вооруженной борьбы, намеченная на Калуньском совещании. Если в Калуне была подтверждена воля корейской нации перевести антияпонское национально-освободительное движение на его высшую фазу – вооруженную борьбу, то в Минюегоу еще раз подтвердилась эта решимость и официально объявлена война за разгром японских империалистов под лозунгами «Оружием – на оружие! Революционным насилием – на контрреволюционное!» Именно на этом совещании были разработаны главные тактико-стратегические принципы, определившие направления партизанской войны, и на этой основе был создан весь арсенал необычайно разнообразных методов и приемов вооруженной борьбы.

После совещания я и Тун Чанжун, сидя под Белой скалой, говорили о многом. Тогда, помнится, я услышал от него о Ким РиГабе и его невесте Чон Ген Сук, о том, что Ким заточен в Даляньскую тюрьму и что она заботится о нем, томящемся в тюрьме, и, причислившись к коллективу текстильной фабрики, проводит комсомольскую работу.

Тун Чанжун сказал, что по составу жителей и партийцев Восточной Маньчжурии их большинство занимают корейские товарищи, что он желает, чтобы я, представляя их, хорошенько помогал ему.

– Главная сила в революционной борьбе в Восточной Маньчжурии – корейцы. Партизанская война может победить лишь при опоре на жителей из корейской нации. Сколько бы японцы ни сеяли рознь, но коммунисты обеих стран, думаю, смогут предотвратить национальные предрассудки. Впредь Особый комитет будет уделять пристальное внимание работе с корейскими товарищами. Прошу вас оказать нам в этом большую помощь. Я верю вам, товарищ Ким Ир Сен!

Я тепло принял его просьбу.

– О сплоченности двух наций прошу не беспокоиться. И мы этому делу уделяем особое внимание. Временное недоверие между народами Кореи и Китая будет рассеяно выстрелами партизанской войны!

И мы, улыбаясь, крепко пожали руки друг другу.

После этого я и Тун Чанжун часто вспоминали тот незабываемый день.

И каждый раз, когда я посещал Китай, премьер Чжоу Эньлай в своих речах на приемах и на переговорах не раз отмечал, что в начале 30-х годов создание Антияпонской партизанской армии и совместная борьба вооруженных сил Кореи и Китая против японских империалистов подняли корейско-китайскую дружбу на высокую ступень развития. О глубоких корнях традиций этой дружбы он высказывал много трогательных слов.

Тогда я обрисовывал в памяти то место совещания в Минюегоу, где воцарилась такая теплота корейско-китайской дружбы. Тогда я с волнением вспоминал о тех близких нам китайских товарищах, которые с нами прошли под градом пуль сквозь пушечный дым, – Вэй Чжэнмине, Тун Чанжуне, Чэнь Ханьчжане, Ван Дэтае, Чжан Вэйхуа, Ян Цзинюе, Чжоу Баочжуне, Ху Цзэмине и многих других.

Чувства дружбы тоже исходят из человеческих сердец, и потому они становятся прочными, когда складываются через конкретные человеческие отношения. Такие теплые чувства, думаю, не остынут и через десятки, сотни лет.

4. Подготовка к кровопролитной борьбе

На совещании в Минюегоу было решено развернуть организованную вооруженную борьбу. Его участники выразили надежду на то, чтобы я взял на себя передовую, авангардную роль в этом деле.

– Ким Ир Сен, задай-ка тон первым! Во всяком деле нужен образец, нужен и пример!

С этими словами товарищи попрощались со мной.

Я оставался в Минюегоу, пока не уехали все участвовавшие в совещании. Простившись с Тун Чанжуном, я уехал в Аньту. Чтобы развернуть партизанскую войну, нужен был, судя по всему, именно такой край, как Аньту.

Как обсуждалось и на декабрьском совещании в Минюегоу, первоочередным делом, выдвигавшимся в создании вооруженных отрядов, мы считали работу с отрядами Армии спасения отечества – этих антияпонских вооруженных сил Китая, организованных в различных районах Маньчжурии после события 18 сентября. Мы решили расквартировать основные силы своей организации в Аньту и Ванцине. Аньту и Ванцин были центрами скопления отрядов Армии спасения отечества.

Я возвратился в Синлунцунь. Здесь я некоторое время оставался с семьей в доме Ма Чхун Ука, потом переселился в Камышовый поселок Туцидяня в Сяошахэ и приступил к активной подготовке к созданию Антияпонской народной партизанской армии. В Сяощахэ жили организованные массы. Там обстановка была намного благоприятнее, чем в Синлунцуне. В этой деревне, куда пустила свои крепкие корни наша подпольная организация, не могли свободно действовать сыщики, не шушукались прислужники, и войска и полиция почти не совершали карательные экспедиции в Сяошахэ.

Наша борьба за создание АНПА с первого шага наталкивалась на трудности и преграды. Перед нами стояли вопросы о личном составе армии, об оружии, о военном обучении, о продовольствии, о базе в массах, об отношениях с Армией спасения отечества и множество других трудных военно-политических проблем, решение которых не терпело отлагательства.

В подготовке вооруженных отрядов мы считали вопросы о ее личном составе и об оружии самыми важными, двумя необходимыми элементами. Однако нам их было недостаточно.

Под людьми, о которых мы здесь говорим, подразумеваются хорошо подготовленные в военно-политическом отношении кадры. Мы нуждались в таких юношах, которые толком знали бы политику и военное дело и были готовы с оружием в руках бороться за Родину и народ в течение длительного периода.

За полтора года мы потеряли почти весь актив КРА. Ким Хек, Ким Хен Гвон, Чвэ Хё Ир, Кон Ен, Ли Чжэ У, Пак Чха Сок и другие ведущие лица из революционной армии за один год либо погибли, либо заточены в тюрьму. А в январе 1931 года и Ли Чжон Рак, действовавший командиром роты, – он отправлялся с брошюрой о КРА на приобретение оружия, – был арестован полицией японского консульства вместе с Ким Гван Рером, Чан Со Боном, Пак Бен Хва. Забрали в тюрьму и Ким Ри Габа, сведущего в военном деле, а Пэк Син Хан был убит в бою. От Чвэ Чхан Гора и Ким Вон У – неизвестно, что случилось с ними – ни слуху ни духу.

Бойцов, имевших военный опыт из уцелевших сил революционной армии, было так мало, что их можно было пересчитать по пальцам, но и их приходилось направлять на массово-политическую работу, и нельзя было включать их в вооруженные отряды. Когда я был занят хлопотами в Аньту, чтобы создать партизанский отряд, из КРА рядом со мной был только Чха Гван Су.

Другое дело могло бы быть у тех, в чьих руках государственная власть. Они, пустив в ход такие законы, как приказ о мобилизации или система воинской повинности, легко могли бы обеспечить себе необходимый воинский контингент. Но нам нельзя было мобилизовывать людей таким путем. Ни юридический механизм, ни физическая сила не способны мобилизовать массы на революцию. Одно время Шанхайское временное правительство в свою конституцию включило статью о том, что все население страны несет налоговую и воинскую повинность, но народ даже не знал, был ли такой закон. Нет ни тени сомнения в том, что не вступят в силу ни законы, ни директивы эмигрантского правительства, которое, лишившись государственной власти, осуществляло ее лишь в одном уголке сеттльмента чужой страны.

В национально-освободительной революции в колониях такими юридическими средствами, как приказ о мобилизации и система воинской повинности, нельзя заставить людей носить оружие. В этой революции призывы возглавляющего ее вождя и пионеров заменяют законы, морально-политическая сознательность каждого человека и его боевая страсть решают вступление его в армию. Не по чьей-либо воле или указке, а сами массы берут ружье в свои руки, чтобы добиться своего освобождения. Таков существенный инстинкт народных масс, которые считают самостоятельность важнейшим фактором своего существования и ради нее готовы отдать и свою жизнь.

Руководствуясь таким принципом, мы начали в Аньту и его окрестностях разыскивать людей, готовых вступить в партизанские отряды. В таких полувоенных организациях, как Красное ополчение, Детский авангард, Рабочая дружина, Местный ударный отряд, было много бравых юношей, которые желали вступить в армию. В бурях выступлений за «осенний урожай» и борьбы периода весеннего голода быстро расширились полувоенные организации, и в водовороте этих бурь неузнаваемо выросли и юноши.

Но, ссылаясь на стремление масс вступить в армию, нельзя было принимать всех как попало в партизанские отряды, независимо от их подготовленности. Люди среднего и молодого возраста в Восточной Маньчжурии были недостаточно подготовлены в военном отношении. Для обеспечения личного состава партизанских отрядов необходимо было усиливать военно-политическую подготовку молодежи в таких полувоенных организациях, как Красное ополчение и Детский авангард.

Но рядом со мной не было ни одного человека, который взял бы на себя ответственность за военное обучение. Мне одному было не под силу военизировать всю молодежь района Аньту. Хоть и я отчасти нюхнул военного учения в училище «Хвасоньисук», но и для меня были почти темным лесом такие вопросы военной практики, как маневрирование партизанской армии – войск нового типа. Чха Гван Су, человек, недавно расставшийся со школьной скамьей, знал военное дело хуже меня. Забрали в тюрьму и Ли Чжон Рака, теперь совсем уж не на кого было надеяться. Будь у нас еще бы хоть один такой, как Ли Чжон Рак, я поручил бы ему военное дело, а сам мог бы целиком все свое время отдать политической работе. Но сделать так было невозможно, и это очень огорчало меня.

Каждый раз, когда передо мной вставали трудные проблемы, я остро чувствовал нехватку товарищей.

Когда мы переживали такие трудности, к нам пришла подающая надежду личность – человек по имени Пак Хун, окончивший офицерскую школу Вампу. Начальником этой школы был Чан Кайши, а начальником политотдела – Чжоу Эньлай. В этой школе было много корейцев. В восстании в Гуанчжоу, которое китайцы называют «трехдневным советом», главенствующую роль играли именно курсанты этой офицерской школы.

Пак Хун и Ан Бун участвовали в восстании в Гуанчжоу, а когда оно потерпело поражение, они убежали оттуда в Маньчжурию. Пак Хун был человек крепкого телосложения, а его манера говорить и вести себя как по-военному была свободной и широкой. Он больше говорил на китайском языке, чем на корейском, ходил чаще в китайской одежде, чем в корейской. Вот он и был моим «военным советником».

Вследствие измены Чан Кайши делу революции (событие 12 апреля) было разорвано сотрудничество Гоминьдана с компартией и потерпела поражение первая гражданская революционная война. Избегая чанкайшистского террора, из южной части Китая в Маньчжурию собрались Ян Рим, Чвэ Ён Гон, О Сон Рюн (Чон Гван), Чан Чжи Рак, Пак Хун и другие многие лица, которые участвовали в китайской революции, окончив такие военные училища, как офицерская школа Вампу, Гуандунское и Юньнаньское военные училиша.

Откровенно говоря, я тогда возлагал на Пак Хуна большую надежду, ведь он из офицерской школы Вампу.

Пак Хун владел особым искусством стрельбы из пистолета. Он, взяв в обе руки по пистолету, стрелял из обоих сразу в бою. Мастерство его стрельбы было действительно поразительным. Он стрелял так метко, что лучше и черт бы не сумел.

Другое его отличительное мастерство – это умение давать команду. Пак Хун был военным инструктором с поразительным голосом: без микрофона обычным голосом он мог бы легко приводить в движение колонны в десять или даже в двадцать тысяч человек. Когда он кричал на поляне у поселка Туцидянь, то его слышал весь поселок.

Все юноши Аньту были потрясены его командами и смотрели на него очарованными глазами.

– Такой зычный голосище, может, услышит и сам японский император в своем логовище в Токио. Откуда такая звезда свалилась к нам? – с восхищением говорил Чха Гван Су, видя, как Пак Хун руководит военной подготовкой членов Красного ополчения.

И самым привязанным к Пак Хуну был именно Чха Гван Су. Эти двое чаще спорили по теоретическим вопросам, но в то же время были исключительно близкими.

Пак Хун действительно отлично руководил военной подготовкой в Аньту, поэтому организованный нами отряд позже, когда останавливался в Ванцине, получил репутацию «студенческого отряда». Партизаны нашего отряда за весь период антияпонской войны пользовались уважением как люди, отличающиеся своей порядочностью, высокой дисциплинированностью, вежливостью в обращении, опрятностью одежды.

И Ян Цзинюй не скрывал чувства своей зависти, восхищаясь порядочностью, энергичностью и культурностью нашей революционной армии. Каждый раз в таких случаях я вспоминал о Пак Хуне, о его голосе, раздававшемся на поляне у поселка Туцидянь.

Следующей отличительной чертой в его качествах как военного инструктора была строгая требовательность к бойцам. Неоспоримый факт – благодаря его необыкновенной требовательности новобранцы быстро, за короткий срок, освоили военное дело.

Однако Пак Хун порою и взыскивал с них. Если из новобранцев кто-либо не выполнит требований строевой подготовки или нарушит дисциплину, то Пак Хун этого никому не простит, пронзая его испепеляющим взглядом и осыпая крепкими словами, то и ногою его пиная, а порою и налагал взыскания. Сколько я ни говорил ему, что в рядах революционной армии такое телесное наказание запрещается, ему в моих словах не слышалось что-то обязательное, и никакого толку от них не было.

Однажды после окончания военного обучения я возвращался домой вместе с Пак Хуном, который шипел, охрипнув за целый день от такой нелегкой работы.

– Пак Хун, от тебя что-то очень уж пахнет духом военщины. Откуда ты научился такому стилю? – спросил я.

Он смотрел на меня, улыбаясь в ответ на слова «дух военщины».

– Нас обучал очень строгий и грозный военный инструктор. Не знаю, видимо, это наследие от того немца. Но что там ни говори, а чтобы быть порядочным воином, надо побольше нюхать хлыста.

Следы военного обучения немецкого образца обнаруживались у Пак Хуна в различных формах. В его теоретических текциях самое большое место занимали рассказы о войсках Пруссии. Вместе с тем он не раз рассказывал о мужестве английских войск, о быстрой маневренности французских воинов, о точности воинов немецких, об упорстве воинов России. Каждый раз, когда он останавливался на этом, мы призывали новобранцев стать воинами-универсалами, овладевшими совокупностью всех этих качеств.

Большинство учений по военной подготовке, проводимых им, не соответствовало особенностям партизанской войны, к чему мы стремились. Объяснив, что такое наполеоновская колонна и английская линейная тактика, Пак Хун всячески старался построить такой строй из новобранцев, которых было не больше 20 человек.

Ознакомившись с ходом военного обучения, я во время перерыва сказал ему вполголоса:

– Пак Хун! Вот насчет построения английского линейного строя, которому ты только что обучал бойцов, нельзя ли обойтись на таком занятии одним кратким объяснением? Другое дело, если мы здесь проведем такую войну, как битва под Ватерлоо. Нам же предстоит вести в горах партизанскую войну с противником, вооруженным пушками и пулеметами. К чему это нужно – обучать партизан методам ведения боев старого времени?

– Но что ни говори, а надо иметь такого рода военные знания, чтобы вести войну.

– Разумеется, важное значение имеют и общеобразовательные военные знания, которые в ходу в других странах, но для нас надо подобрать из них актуально необходимое и обучать этому. Не думай целиком обучать тому, чему научился в военном училище!

Тогда я говорил ему это, чтобы он поостерегался догмы в военном обучении.

Однажды я, предоставив в его распоряжение более десятка бойцов Красного ополчения, велел ему обучать их технике стрельбы. А он, поставив на поляне кол, целый день повторял лишь одни и те же слова: при появлении противника стрелять в нижнюю часть от середины.

Я вынужден был обратиться к нему с замечанием:

– Нельзя так вести военное обучение. Надо отложить на задний план то, что не отвечает нашей действительности, а на первом плане должно стоять до зарезу необходимое для партизанской войны, в частности, обучение знаниям о битвах в горных условиях. Давай смело перестроим не отвечающие нашим требованиям методы, создадим сами своим умом новые методы ведения боев, которых нет в наставлении.

Пак Хун всерьез относился к моим словам.

С этого времени мы проводили военное обучение, делая главный упор на необходимое для партизанской войны. Не говоря уж об элементарной строевой подготовке и курсе обращения с оружием, мы обучали методам маскировки, сигнализации, обращению с копьем, методам разведки расположения противника, ходьбе по горам, обращению с дубинкой, методам захвата оружия, различия между врагом и своими в ночных условиях боя. Таким образом обучали актуально необходимым нам военным знаниям.

Вначале Пак Хун обучал бойцов, как говорится, наобум, что и как взбредет ему в голову, а потом он стал составлять учебный план и планомерно вести занятия.

Позже, вспоминая о случаях тех дней, Пак Хун честно признался: «Военное дело, которому я обучался в офицерской школе Вампу, все принадлежало пяти военным державам мира. Это были всеобъемлющие, комплексные военные знания, в которых систематизированы военные приемы Востока и Запада, старого и настоящего времени. Я гордился тем, что обучался таким знаниям в известной офицерской школе Вампу, которую можно назвать храмом военного образования современного Китая. Считал, что если я буду распространять их в Восточной Маньчжурии, все будут мне аплодировать. Но я ошибся. Меня встречали не аплодисменты, а холодная реакция. Молодые люди принимали мои лекции как знания, на которые плюнуть да растереть, не принимали их как насущное, актуально необходимое. Я твердо убедился, что то военное дело, которое я усвоил за прошедшие несколько лет, хотя и является мировым, но эти знания не полноценные, не особенно пригодные для партизанской войны. Я стал разочаровываться в себе за то, что считал это военное дело абсолютным, из ряда вон выходящим всесильным кодексом. Всем сердцем убедился я в необходимости создать новую военную теорию, отвечающую требованиям партизанской войны. С того времени я, избавившись от догмы, обратился к образу мышления своего образца, отвечающему делу корейской революции…»

Из «инструкторов по военной подготовке» в районе Аньту, кроме Пак Хуна, отличительной личностью был Ким Иль Рён. Он был не таким сведущим, как Пак Хун, в знаниях о современной войне, но упорно воспитывал бойцов на основе боевого опыта, приобретенного им в Армии независимости.

В ходе усиления военного обучения в таких полувоенных организациях, как Красное ополчение, Детский авангард, Детская экспедиция, и в ходе расширения их рядов вокруг нас объединились десятки верных юношей, проверенных в военно-политическом отношении. Мы призвали собраться в Аньту товарищей, работавших в разных уездах бассейна реки Туман, и подобранных нами юношей, закаленных и проверенных в выступлениях за «осенний урожай» и в борьбе периода весеннего голода. К нам приехали многочисленные юноши из Аньту, Дуньхуа и других различных районов Восточной Маньчжурии.

Из этих юношей мы выбрали 18 активистов, в том числе Чха Гван Су, Ким Иль Рёна, Пак Хуна, Ким Чхора (Ким Чхор Хи), Ли Ен Бэ, и первым делом организовали из них небольшой партизанский отряд. Одновременно с этим было отдано распоряжение создать аналогичный вооруженный отряд в Яньцзи, Ванцине, Хэлуне, Хуньчуне. Таким образом в уездах создавались один за другим вооруженные отряды, в каждом из которых состояло по 10–20 человек. Организовать вооруженный отряд из небольшого количества людей и, действуя потихоньку, приобретать оружие и, накапливая опыт, расширять свои ряды, а когда назреют условия, создавать крупный вооруженный отряд в каждом уезде – таков был курс, который был обсужден и принят на совещании в Минюегоу.

Процесс создания небольших партизанских отрядов сопровождался кровопролитной борьбой за приобретение оружия. Из ряда трудностей, которые мы терпели, не было более тяжелой, чем добыча оружия.

Империалистические агрессивные войска Японии непрерывно наращивали боевую мощь трех своих родов современным оружием и техникой, выпускаемыми серийным методом на предприятиях военной промышленности в самой Японии. А у нас не было ни обеспеченного тыла государства, предоставляющего нам оружие, ни денег, на которые мы могли бы купить хоть одну винтовку. Мы нуждались не в пушках, не в танках, нам достаточно было бы иметь сейчас хотя бы такое легкое оружие, как винтовка, пистолет, граната. Если бы внутри страны у нас имелся оружейный завод, мы могли бы добывать его, воспользовавшись помощью рабочего класса, но у нас в стране не было такого завода. К несчастью, нам нисколько не удалось воспользоваться помощью промышленности своей страны, вооружая себя.

Поэтому у нас не было иного пути, кроме как провозгласить решительный лозунг: «Вооружай себя, отняв оружие у врага!»

Вернувшись в Аньту, я выкопал из-под земли два пистолета, оставленные отцом у матери.

Подняв эти два пистолета, я обратился к товарищам:

– Видите это наследие, оставленное мне моим отцом. Мой отец не принадлежал ни к Армии справедливости, ни к Армии независимости, но до последней минуты своей жизни он носил их с собой. Почему? Он понимал – только вооруженная борьба, эта высшая форма борьбы, принесет стране независимость. Отсюда и беззаветное стремление моего отца – развернуть вооруженную борьбу. Когда передавали мне эти два пистолета, я твердо решил: непременно осуществить стремление отца. Теперь вот пробил час! С помощью этих двух пистолетов начнем наш поход– борьбу за независимость страны. Да, пока у нас только два пистолета. Но представьте себе тот день, когда от этих двух пистолетов пойдет наращивание нашей силы, когда у нас будет и 200, и 2000, и 20 000 единиц оружия! Если у нас будет иметься на вооружении 2000 единиц оружия, мы вполне сможем освободить страну! Основа основ у нас есть, пустим ее в оборот – и доведем наше вооружение до 2000 и 20 000 единиц!..

Дальше я говорить не смог. Я чувствовал, как к горлу подступает горячий комок при мысли об отце, который ушел так рано из жизни, так и не добившись своей цели.

Когда вопрос о добыче оружия стал злобою дня, Пак Хун спросил меня:

– Где же те десятки ружей, которые, как говорят, какой-то сын богача пожертвовал тебе в Фусуне?

Какой-то сын богача, о котором он упомянул, это и был Чжан Вэйхуа. Когда мы были в Уцзяцзы, он пришел к нам, взяв с собою 40 ружей у своей дружины. Тогда мы роздали все эти ружья бойцам КРА.

Узнав об этом, Пак Хун очень сожалел и говорил: выход – в деньгах. Он предлагал обойти все революционные деревни, созданные нами, обращаясь к крестьянам с призывом пожертвовать деньги.

Мы его предложению не последовали. Другое дело, если бы обращаться с такой просьбою к богачам, но вытрясать карманы у бедных рабочих и крестьян и покупать на эти деньги оружие – это было бы делом неприличным. Может быть, это намного легче – собирать деньги, чем, рискуя жизнью, отнимать оружие у врага.

Но мы выбрали путь не легкий, а трудный. Я тоже не отрицал как метод покупать оружие за деньги, но не очень поощрял его.

Протягивать руку к населению за деньгами – это метод Армии независимости, а не наш. Если даже деньги и будут собраны, и то откуда же тут быть большому капиталу? Это лишь какие-то крохи.

Как-то раз Чвэ Хен купил у Лесного отряда пулемет за 1500 вон. Если подсчитать по рыночным ценам того времени, когда один вол стоил 50 вон, то получится, что за один пулемет нам приходится продавать 30 волов. Нам нельзя было не думать об этих цифрах.

После неоднократного обсуждения мы отправились в сторону горы Нэдо, где откопали несколько ружей, закопанных бойцами Армии независимости. И в других уездах, как бы соревнуясь, собирали ружья, которыми пользовались бойцы Армии независимости.

Войска Армии независимости, возглавляемые Хон Бом До, после битвы под Циншаньли, закопав в окрестности Даканьцзы большое количество ружей и патронов, отступали в сторону советско-маньчжурской границы.

Японский гарнизон, пронюхав это через сыщиков, мобилизовал десятки грузовиков и увез массу ружей и патронов. После совещания в Минюегоу товарищи из Ванцина направили своих людей в Даканьцзы. Они собрали примерно 50 тысяч патронов на том же месте, где выкопали ружья солдаты японского гарнизона.

Когда в наших руках оказалось несколько ружей, мы с этими ружьями приступили к непосредственным боевым действиям, чтобы отнять оружие у врага.

Первым объектом нашего налета был выбран дом помещика Шуан Бинцзуня. В его распоряжении была охранная дружина примерно в 40 человек. Ее начальником был тот самый Ли До Сон, который позже слыл пресловутым командиром отряда «Синсондэ» и был разгромлен партизанским отрядом Чвэ Хена.

Казармы дружины находились внутри и вне земляной ограды дома помещика.

Мы заранее провели разведку и на этой основе организовали штурмовую группу из бойцов мелкого партизанского отряда и Красного ополчения, совершили внезапный налет на дом этого помещика, расположенный в главном населенном пункте деревни Сяошахэ, и отняли у него более десятка ружей.

Борьба за приобретение оружия активно развертывалась в порядке массового движения во всех районах бассейна реки Туман.

Революционно настроенные массы – все от мала до велика, мужчины и женщины под лозунгом «Оружие – наша жизнь! Оружием – на оружие!» поднимались во главе с бойцами мелких партизанских отрядов, Красного ополчения, членами Детского авангарда, Местного ударного отряда на решительную борьбу за захват оружия у агрессивных войск империалистической Японии, японской и маньчжурской полиции, прояпонски настроенных помещиков и реакционных чиновников.

Именно в это время в ходу были слова: «Яоцян буяомин!» Это в переводе означает: нужно только ружье, а жизнь ваша не нужна. Ворвавшись в таможню, или в отряд охранной дружины, или в ведомство общественной безопасности, или в дом помещика, вытащив ружье, крикнешь только «Яоцян буяомин!» – и трусливые мелкие чинуши, реакционные помещики и полицейские, дрожа от страха, отдавали все имевшиеся у них ружья.

Выражение «Яоцян буяомин!» находило широкое распространение как модные слова на всех участках Восточной Маньчжурии, где действовали революционные организации.

Отец товарища О Чжун Хва (О Тхэ Хи) и его дядя, вытащив пугачи, изготовленные из ножек обеденного стола, угрожали ими полицейским и охранникам со словами «Яоцян буяомин!», отнимали у них ружья и отправляли их Красному ополчению. Эти слухи доходили и до Аньту. Мы восхищались их находчивостью и дерзостью.

Позже я встретился с О Тхэ Хи в Ванцине и спрорил его:

– Как вас осенила такая остроумная идея?

А старик, улыбаясь, ответил:

– Ночью и ножка обеденного стола выглядит пистолетом. У нас же ни пистолета, ни гранаты! Как говорится в поговорке, захочешь пить, выроешь колодец. Вот я и вытащил столовую ножку. Когда человек зайдет в тупик, найдет такой выход…

Старик был прав. Действительно, мы тогда, находясь в положении человека, которому захочется пить и который выроет колодец, отдавали себя безотчетно мужественной борьбе за захват оружия. Это была трудная борьба, которая требовала максимума творческой активности и ума.

Революционеры и революционно настроенные массы Восточной Маньчжурии отнимали оружие у врага, маскируясь то жандармами, то воинами Армии спасения отечества, то чиновниками японского консульства, то крупными богачами, то коммерсантами, ловко приспосабливаясь к различным обстоятельствам. В иных краях женщины, ударив валиком или дубинкой по голове солдата или полицейского, тоже отнимали у них оружие.

Борьба за приобретение оружия была прологом к началу всенародного сопротивления, предварительной его репетицией. На эту борьбу были мобилизованы все революционные организации, поднимался весь народ. Час пробил! Революция требовала оружия, и массы, не колеблясь, поднимались на борьбу за его добычу. В ходе этого они пробуждались. И они осознали величие своей силы.

Повсюду и везде наш лозунг: «Сам добывай себе оружие!», проявлял большую жизненную силу.

Разумеется, в ходе этой борьбы мы теряли многих товарищей по революции. Каждое ружье, добытое нами в то время, было обагрено их святой кровью, оно говорило об их пламенном патриотизме.

Одновременно с этим под лозунгом опоры на собственные силы мы вели борьбу за самостоятельное изготовление оружия.

Вначале мы ковали железо в кузницах и изготовляли из него ножи, копья и клинки. А затем научились изготовлять пистолеты и ручные гранаты.

Из таких самодельных пистолетов самым искусным, годным для пользования, был «пистолет с пичжике», изготовленный членами наньцюйской организации АСМ в уезде Ванцин. Жители провинции Северный Хамген называли спички, как по-русски, «пичжике». Порох для патрона делали из всюду зажигающихся спичек и сыпали его в патронник, отсюда и его название: «пистолет с пичжике».

И ствол они делали из жести.

Если взять, к примеру, самые известные из оружейных мастерских в Восточной Маньчжурии, то это оружейная мастерская в пещере Сурипави Шэньсяньдэ, находившаяся в Цзиньгу уезда Хэлун, Наньцюйская оружейная мастерская в уезде Ванцин, Чжуцзядунская мастерская в поселке Наньянцунь, что в Иланьгоу уезда Яньцзи.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю