Текст книги "Сон"
Автор книги: Кейси Марс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
Дженни смотрела ей вслед, пока та не подошла к группе мужчин, сидевших в противоположном углу бара.
– Это не… это не ваша постоянная подруга, нет?
– Нет.
– Просто если это так…
– Я сказал, она мне не подруга. У меня нет постоянной подруги. И не было.
– Никогда?
– Со времен школы.
– А почему?
Он бросил на нее мрачный взгляд:
– Потому что не хочу. Потому что дорожу своей свободой. Потому что я ублюдок. Дженни, я говорил вам правду…
Дженни не ответила ни слова, но в ее чудесных карих глазах вспыхнула такая боль, что Джеку захотелось взять свои слова обратно. Какого черта он связался с такой женщиной, как Дженни? Он должен был бы отвезти ее домой и вернуться к Вивиан. Они с Вив были два сапога – пара. Одноночки. Ничего другого Вивиан от него не ждала. Она бы давно улеглась с ним в постель, но ей взбрело в голову поиграть.
Джек это знал. Оба они были игроками экстра-класса, однако Бреннен был уверен, что рано или поздно победит.
Впрочем, никто из них в этом и не сомневался.
Джек посмотрел на тоненькую женщину, сидевшую рядом. Дженни как зачарованная смотрела на бутылки, стоявшие за спиной бармена.
– Дженни… – Джеку хотелось, чтобы она перестала грустить, но будь он проклят, если знал, почему так стремится к этому. Она обернулась, и красная неоновая реклама пива «Будвейзер» бросила розоватый отблеск на ее лицо.
– Да?
– Я никогда не спал с Вивиан.
Она уставилась в пол:
– Это совершенно меня не касается.
– Просто я хотел, чтобы вы знали.
Дженни подняла глаза и кивнула.
– И еще одно…
– Да, Джек?
– Я рад, что вы пришли.
– Правда?
– Да.
Она улыбнулась так нежно, что у Бреннена сладко защемило сердце.
– Спасибо, Джек, – тихо сказала она.
Он закончил турнир, заняв второе место. Дженни была очарована его мастерством, хотя играл он куда хуже обычного. Джек никак не мог сосредоточиться и страшно злился на себя. Присутствие Дженни мешало ему. Он все еще чувствовал возбуждение.
О черт, думал он, везя Дженни домой. Ему хотелось сорвать злобу на Вив, но та, бедняга, была здесь совершенно ни при чем. Он желал вовсе не Вивиан, а малышку Дженни Остин, и желание это возрастало с каждым брошенным в ее сторону взглядом.
Она не была такой чувственной, как Вив, но мягкость, сдержанность, тонкость облика делали ее намного привлекательнее. И куда как сексуальнее. То, что она не догадывалась об этом, только придавало ей неизъяснимое очарование.
– Вы не собираетесь пригласить меня к себе? – спросил Джек, когда они стояли у ее дома.
Дженни облизала губы:
– Нет… Думаю, не стоит…
– Почему? А мне кажется, что как раз стоит.
Она только покачала головой:
– Не сегодня. Я не могу… Я еще не готова к этому.
Он коснулся ее щеки, медленно и бережно провел по ней пальцем, и легкий трепет прошел по телу Дженни.
– Бьюсь об заклад, я помог бы вам уснуть. – Закинув женщине голову, Джек наклонился и припал к ее губам. Они были такими нежными, как и ожидал Бреннен. Полными и сладкими. Он почувствовал это в ту секунду, когда они стали мягкими и тихонько раскрылись, пропуская внутрь его язык. Джек со стоном прижал ее к себе, и Дженни обвила руками его шею.
Его окаменевшее, пульсирующее тело изнывало от желания овладеть ею. Хотелось подхватить ее на руки и отнести наверх, в спальню. Ладони Джека прикоснулись к ее грудям, приподняли их, ощутили их чудесный вес. Когда он, сомкнув пальцы, начал сквозь ткань ласкать ее соски, Дженни застыла на месте, а потом отстранилась.
– Я… я не могу, Джек. Не сегодня. – «А может быть, никогда», подумала она. До этого Дженни ложилась в постель лишь с одним-единственным мужчиной. Но тот мужчина был мертв и давно похоронен, а этот, который стоял с ней рядом, ей не чета, и если бы она легла с ним в постель, он бы сразу все понял. Это мало чем отличалось бы от дрожащих коленей после сумасшедшей гонки или попытки сыграть в бильярд. Не стоило еще раз показываться ему последней дурой.
– Что ж, ладно, малышка, – нежно сказал он, несказанно удивив Дженни, я не люблю пороть горячку.
– В самом деле?
На его лице появилась откровенная белозубая улыбка.
– Да нет, вообще-то люблю. Но сейчас, похоже, стоит подождать. Вы заслуживаете этого.
Если бы он сказал еще хоть слово, у нее не хватило бы сил сопротивляться. Но…
– Я провела чудесный вечер… – Как ни странно, она говорила правду.
– Я тоже.
Он произнес эти слова абсолютно искренне, и тогда она решилась:
– Я… я купила билеты в театр «Лоберо». На вторник. – Вчера вечером во время обеда она хотела пригласить Говарда, но как-то забыла об этом. – Не хотите составить мне компанию?
– Что, в театр? Драматический? А что идет?
– «Одинокое сердце». Кажется, очень хорошая пьеса.
Джек улыбнулся:
– Почему бы и нет?
Дженни просияла:
– Начало в восемь. Мы должны быть там в половине восьмого.
– Я заеду за вами в семь пятнадцать.
Она отперла дверь и обернулась, чтобы пожелать ему спокойной ночи, но Джек тут же сжал Дженни в объятиях. Твердые мускулы бугрились под ее пальцами. Ее грудь прижималась к его каменной груди, а вновь восставшая плоть Джека упиралась в ее живот. Удары сердца гулко отдавались в ушах Дженни. Где-то глубоко внизу она ощутила влажность.
Дженни тихонько вскрикнула, когда Джек заставил ее выгнуть спину и поцеловал так страстно, что у нее подогнулись колени. Говард всегда целовал ее только в щеку, с трудом вспомнила Дженни, когда Джек наконец отпустил ее.
– Спокойной ночи, Дженни Остин, – хрипло сказал он, – до следующего вторника. – Он подождал, пока Дженни закрыла дверь, и пошел к машине.
Дженни едва держалась на ногах, сердце все еще колотилось в груди. «О Боже милосердный, – подумала Дженни, борясь со струившимся по жилам желанием, – должно быть, я и в самом деле схожу с ума…»
Глава 6
В эту ночь Дженни приснился Бреннен. Сон был эротическим, совсем непохожим на прежние. Джек, совершенно обнаженный, овладел ею, стоя сзади. Его тело было смуглым с головы до ног и бугрилось мускулами.
Они стояли за бильярдным столом в «Морском бризе», но рядом никого не было. На ней был только топ и крошечные белые трусики. Джек поцеловал ее в шею, а затем опрокинул на зеленое сукно. Одна рука гладила ее грудь и ласкала сосок, другая скользнула по животу и проникла в трусики. Дженни явственно ощущала прикосновение мозолистых пальцев и прижавшуюся к ней его плоть – твердую, мощную, горячую…
Его ладонь гладила, сжимала, ласкала ее лоно. Затем палец Джека скользнул между ее ног и принялся нежно поглаживать там.
– Джек… – прошептала она, выгибая спину и прижимаясь к его груди. И тут его длинные пальцы впились в трусики Дженни и одним движением разорвали их.
– Раздвинь ноги, Дженни, – приказал Бреннен. Голос его, как всегда, был хриплым и сексуальным. Затем Джек приготовился, растянул пальцами ее влажные губы и ринулся вперед. Толстая, упругая плоть заполнила все ее влагалище. Ощущение было столь сильным, столь возбуждающим, что Дженни громко застонала.
Испарина покрыла ее тело. Дрожащие пальцы впились в прохладную зеленовато-белую простыню. Дженни облизала губы и вздрогнула от пронизавшего ее жара.
– Еще… Джек… пожалуйста… – прошептала она, пытаясь удержать в себе могучую плоть, которая начала выскальзывать наружу. – Пожалуйста…
Но Джека уже не было.
Пивной бар тоже исчез. Внезапно она оказалась стоящей рядом с огромной кроватью на четырех столбах, задернутой белыми занавесками из китайского шелка, на которых были вышиты гигантские пурпурные цветы. Шелковый балдахин вздымался над мягкой периной из гагачьего пуха, а натертый до блеска мозаичный паркет отражал лепнину высокого потолка.
Чей-то тихий плач заставил Дженни снова посмотреть на кровать. Возле нее стояла молодая негритянка, наклонившись так, как только что в предыдущем сне стояла Дженни. Обнаженная девушка дрожала всем телом. Ее спина и ягодицы были исполосованы рубцами; еще больше рубцов было на крепких черных ляжках.
– Простите меня, миссис. Пожалуйста, больше не бейте… – Но в ту же секунду ремень со свистом опустился на ее обнаженный зад, а затем хлестнул по плечам.
Женщина, державшая ремень, ощущала неистовое возбуждение. Ее прекрасные белые руки дрожали от похоти, возраставшей с каждым ударом, груди и чрево чудовищно напряглись, влагалище стало мокрым.
Еще трижды просвистел ремень, и девушка разразилась рыданиями, умоляя о прощении и клянясь, что она больше никогда не посмеет ослушаться.
Женщина провела рукой по трепещущим ягодицам юной негритянки, лаская и поглаживая их, а затем еще раз опустила на них кожаный ремень.
– Иди, Мэйзи, – приказала она, – иди и помни тот урок, который получила сегодня вечером.
– Ага, миссис. Ага, я… я запомню.
Еле двигаясь, ступая, как древняя старуха, негритянка подобрала свою длинную тонкую юбку и голубую, расшитую цветами безрукавку, а затем вышла в дверь, прикрываясь одеждой. Ее жалобный плач слышался из коридора, со ступенек лестницы, из гостиной, становился глуше, глуше и наконец совсем затих.
Женщина присела на обитую красным шелком скамейку, стоявшую недалеко от изножья огромной кровати под балдахином, и провела рукой по низкому вырезу платья. Светло-голубой шелк подчеркивал пышную грудь, гладкие белые плечи и гордость женщины – ее тонкую талию.
Длинные белые пальцы скользнули в лифчик; она крепко сжала свои роскошные, полные груди и принялась массировать соски, которые вскоре напряглись и набухли. Другая рука легла на тяжелые складки юбки и прижалась к влагалищу.
Женщина продолжала ласкать себя, но не могла насытиться. Раздосадованная, она позвала горничную, чтобы та помогла ей раздеться. Она кусала губы от нетерпения, но минуты шли, а никто не появлялся. Тогда она подумала о том, сколько времени у нее впереди, и о наслаждении, которое ожидало ее при воспоминании об исхлестанной до крови девушке.
Она наклонила голову, прижалась щекой к резному деревянному столбу и вдруг расхохоталась. Пронзительный, душераздирающий хохот разрывал тишину и эхом отдавался от стен спальни, пока у Дженни не зазвенело в ушах…
Глаза ее тут же открылись. Несколько секунд она лежала неподвижно. Сердце неистово колотилось, ее бросило в холодный пот. Дженни пыталась забыть этот сон, пыталась уничтожить его. Она пыталась прогнать его, сделать вид, что его не было…
Когда все усилия оказались тщетными, она перевернулась на бок, прижала колени к животу и заплакала.
Вскоре горючие слезы промочили подушку. Она так и не заснула, но не вылезла из постели. Дженни чувствовала себя больной, разбитой, виноватой, смущенной и пристыженной. И вдобавок испуганной.
Она уже видела эту женщину. Женщину с безумным, леденящим кровь хохотом. Что означают эти ужасные образы? Почему только она одна видит их? Какое они имеют к ней отношение?
Дженни закусила дрожащую губу, но слезы продолжали струиться по ее щекам. Что же с ней происходит? Неужели она могла быть таким чудовищем, такой садисткой? Возможно, в ней гнездились тайные пороки. Возможно, эротические мечты о Джеке пробудили темную, зловещую сторону ее натуры.
Дженни попыталась задуматься над этим. Боль никогда не доставляла ей удовольствия. Она даже телевизор выключала, если в фильме попадались такие сцены. Она заставила себя вспомнить это зрелище, увидеть плачущую, избитую юную негритянку, заставила себя снова встать на место странной женщины, чтобы проверить, возникнут ли в ней самой эротические ощущения.
Ничего.
Ни малейшего признака возбуждения. Однако сон казался достаточно реальным. Как и женщина, которая была частью этого сна. Сон был порожден разумом Дженни, но почему?
Ей так и не удалось уснуть до рассвета, затем она задремала и пробудилась лишь, когда комнату залило яркое солнце. Дженни пролежала в постели почти все воскресенье, то засыпая, то просыпаясь. В три часа она поднялась и оделась, но весь остаток дня думала про свой сон.
Когда настал вечер, она была так расстроена, что не могла есть. Теперь о нормальном сне не могло быть и речи. Возможно, он не придет никогда. Наконец она не выдержала и позвонила доктору Хэлперн домой, чего никогда не делала раньше, даже в первые дни после убийства Билла, хотя доктор и дала ей номер телефона – «для экстренных случаев».
– Дженни, это вы? – раздалось после третьего длинного гудка. Слава Богу, Хэлперн уже вернулась после короткого отдыха на Багамах. – В чем дело, дорогая, что случилось?
– Я… мне необходимо увидеться с вами, доктор Хэлперн. У меня нет сил ждать до следующей пятницы.
– Успокойтесь, Дженни. Сделайте пару глубоких вдохов. – Дженни исполнила то, что ей велели. – А теперь сядьте.
Провод у телефона был длинный, и Дженни пошла на кухню и села в дубовое кресло с высокой спинкой.
– Дженни, вы сели?
Она машинально кивнула и только потом спохватилась, что Хэлперн ее не видит.
– Да…
– Теперь рассказывайте, что стряслось.
Дженни тут же залилась слезами.
– Я… не могу. Не по телефону. Можно приехать к вам завтра, хоть я и не записывалась?
Пауза длилась только одно мгновение.
– Вы сможете потерпеть до конца рабочего дня?
– Да. – Но слезы не давали ей спокойно говорить.
– Вы уверены? Может быть, мне приехать?
– Нет, мне уже легче. Особенно теперь, когда я знаю, что увижу вас.
– Все будет хорошо, Дженни. Попытайтесь расслабиться. Сможете?
– Могу попробовать.
– И постарайтесь отдохнуть, если сумеете.
А вот на это никакой надежды не было. Дженни знала, что за дневной сон придется расплачиваться – ей предстояло провести всю ночь без сна.
– До завтра, доктор Хэлперн, – торопливо сказала она, – спасибо вам!
В полночь, проведя весь день в четырех стенах, Дженни ощутила что-то вроде приступа клаустрофобии,[5]5
Клаустрофобия – боязнь ограниченного пространства.
[Закрыть] и ее больше, чем когда-либо, потянуло на берег моря. Даже воспоминание о напавших на нее подонках не могло удержать Дженни. Она подумала о Джеке, но тут же отогнала от себя эту мысль. После привидевшегося во сне она едва ли смогла бы посмотреть ему в глаза.
Дженни вышла из дому и ступила на песок. Холодный ночной ветер раздувал ее одежду, возбуждая и успокаивая одновременно. Вода была ледяная, и студеный бриз подметал пляж. В воздухе стоял запах рыбы и гниющих на берегу водорослей.
Она возвратилась домой после часу ночи, включила стоявший перед диваном телевизор и посмотрела ночное ток-шоу. Затем немного почитала, а пару часов спустя, когда стали показывать старый фильм с участием Джона Уэйна, сладко уснула. Проснулась она от музыкальной заставки утренних новостей и телефонного звонка. Посмотрев на старинные дубовые часы, украшавшие стену кухни, Дженни поняла, что еще немного, и она опоздала бы на работу.
Она отвела со лба растрепавшиеся во время сна волосы подняла трубку и устало выдохнула в микрофон:
– Алло…
– Дженни, это Говард.
– Привет, Говард. – Она не говорила с ним со времени их свидания в пятницу. Глядя на часы, которые неумолимо отсчитывали минуту за минутой, Дженни пробормотала: – Извини, Говард, я ужасно опаздываю. Могу я перезвонить тебе?
– Почему же нет? Конечно.
– Я позвоню тебе с работы.
Она повесила трубку и понеслась вниз по лестнице. Быстро приняв душ, Дженни оделась и заторопилась в библиотеку. Усталость сильно сказывалась на ее работе. Она знала, что после смерти Билла потеряла форму. Приходилось трудиться сверхурочно и даже прихватывать уик-энды, чтобы компенсировать невнимательность, приступы раздражительности и уныния.
Ее начальница Абигэйл Фаулер, или «Аби-краби», как прозвали ее сослуживцы, глаз не спускала с Дженни. После гибели мужа Дженни несколько месяцев отсутствовала, но затем все же решила вернуться к работе. Посещения докторов сказывались на графике ее работы, и миссис Фаулер быстро узнала и о бессоннице Дженни, и о мучивших бедняжку снах.
Однако сочувствия к молодой женщине она отнюдь не испытывала, наоборот, сурово распекала за каждое упущение, причиной которого было переутомление. Дженни знала, что может лишиться места в любой момент, и это заставляло ее нервничать. Она недаром была в университете одной из лучших студенток и в нормальных условиях без труда справлялась бы со своей работой и получала от нее удовольствие. Просто надо было держать себя в руках.
Дженни ушла из библиотеки ровно в пять и поехала прямиком к доктору Хэлперн на улицу де ла Винья. Клиника располагалась в таком же здании испанского стиля, как и большинство домов Санта-Барбары: стены, покрытые белой штукатуркой, и черепичная крыша. Роскошные зеленые растения, которые здесь называли «слоновьими ушами», вздымались над клумбами и свешивались на тротуар, а по бокам тяжелой резной входной двери цвели крошечные красные и белые цимбидиумы.
Дженни вошла в приемную – столики дымчатого стекла, черная кожа, хром… Все это не имело ничего общего с внешним обликом здания. Медсестра, красивая темноволосая девушка лет двадцати шести-двадцати семи, по имени Лесли Мартинес обернулась и улыбнулась ей.
– Сейчас доктор закончит принимать последнего пациента, – сказала Лесли из-за стойки, – и через минуту займется вами.
Дженни утонула в мягком черном кожаном диване. Скорее всего итальянского дизайна. Весь день болела голова, но она пыталась не обращать на это внимания. Дженни досталт из стопки журналов номер «Тайме» и стала старательно листать его.
– Дженни? – В дверях кабинета стояла доктор Хэл-перн. Ее тщательно уложенные короткие светлые волосы были ровно обрезаны чуть ниже ушей, а юбка розового костюма в стиле «шанель» доставала точно до середины колена, как предусматривала последняя мода.
– Хэлло, доктор Хэлперн!
– Хэлло, Дженни. – Доктор провела ее к себе в кабинет, и Дженни, как обычно, уселась на кожаный диван – точь-в-точь такой, как в приемной, только не черный, а кремовый. Светловолосая женщина села в того же цвета кожаное кресло по другую сторону журнального столика. Ее огромный черный лакированный письменный стол находился поодаль.
– Так… С чего начнем? – задумчиво спросила Хэлперн. – Я догадываюсь, что это связано с вашими снами. – Дженни кивнула. – Мы часто говорили об этом. До сих пор вам было трудно их описать.
– Теперь нет, – мрачно ответила Дженни. – Доктор, с тех пор как я была у вас в прошлый раз, многое изменилось. – Она принялась объяснять, что за последние две недели сны стали понемногу меняться, приобретать большую ясность. Рассказала, что теперь в этих ночных кошмарах начали появляться люди и что в конце концов она увидела женщину и даже запомнила черты ее лица.
– Продолжайте, – подбодрила доктор, когда Дженни сделала паузу.
Со всей тщательностью, на какую была способна, она подробно поведала о кровавом языческом ритуале, совершенном полуголыми дикарями.
– Все это очень интересно, – как всегда невозмутимо сказала Хэлперн, но ведь вы хотели рассказать мне о чем-то другом?
– Боюсь, что да. – Дженни сказала доктору Хэлперн, что два последних сна, казалось, никак не были связаны между собой. Вернее, они не были прямым продолжением друг друга. – Скорее всего это были разные части одной истории… и… – Она проглотила комок в горле, пытаясь справиться с волнением.
– И что же? – поторопила доктор. Когда Дженни ничего не ответила, высокая светловолосая женщина откинулась на спинку кресла. – Уверяю вас, Дженни, что бы вы ни сказали, это меня нисколько не будет шокировать.
И все же доктор явно переоценила свои силы. Дженни поняла это, когда по окончании рассказа об исхлестанной ремнем девушке красивое лицо Хэлперн слегка побледнело.
Вынув карандаш из золотистых волос, она нацарапала несколько слов в лежавшем на коленях блокноте.
– Раньше вы говорили, что этому сну предшествовали эротические грезы.
– Да… – У Дженни запылали щеки при воспоминании о сексуальном возбуждении, которое испытывала приснившаяся ей женщина.
– В чем заключались эти грезы?
– В любовном акте с Джеком Бренненом.
– А кто этот Джек?
– Тот самый человек, который спас меня от изнасилования на берегу.
Доктор положила блокнот и карандаш на дымчатое стекло столика.
– Дженни, все это становится слишком сложным.
– Я знаю, – Дженни поведала доктору о трех мужчинах, напавших на нее, о благородном поведении Джека, а потом о вечере, который они провели в баре «Морской бриз».
– Ваши сны стали меняться до или после нападения на берегу?
– После! – решительно ответила Дженни.
– Похоже, здесь есть некая связь.
– Простите, но я не очень понимаю, что вы имеете в виду.
– Я имею в виду сексуальные мечты. Большинство женщин лелеют их, в том числе и мечты об изнасиловании. Конечно, это совсем не значит, что они действительно хотят, чтобы их изнасиловали, скорее наоборот. Но факт остается фактом. Во всех нас живут некие первобытные инстинкты. Наверное, женщине по наследству достался эротический трепет при мысли о мужчине, который может силой овладеть ею. Но когда это происходит в действительности, неизбежна сильная душевная травма. Ни одна женщина не желает быть изнасилованной, однако мечты об этом никуда не исчезают.
– Не думаю, что я в глубине души мечтала…
– Может быть, и нет, – прервала ее доктор. – Но я придерживаюсь теории, согласно которой на подсознательном уровне у вас могут быть и другие мечты например садомазохистские, – которые выражаются в ваших снах.
– Понимаю… По крайней мере кажется, что понимаю. Но должна сказать вам, доктор, непохоже, чтобы такие вещи могли возбуждать меня. Когда я вспоминаю о том, что эта злодейка проделывала с беззащитной девушкой, меня охватывает злость, а не возбуждение.
– На сознательном уровне – возможно, но… – Доктор Хэлперн украдкой вздохнула. – Должна сказать вам, Дженни: дело приняло совершенно неожиданный оборот по сравнению с тем, что наблюдалось за все эти два года.
Дженни промолчала.
– Это можно было бы объяснить множеством причин, но мне кажется, что в данном случае не о чем беспокоиться. Эротические мечты или грезы, какую бы форму они ни принимали, на самом деле абсолютно безобидны и, более того, совершенно нормальны. На стресс, который вы испытали раньше, наложился стресс, вызванный попыткой изнасилования, и оба они дали толчок вашим эротическим фантазиям, которые проявились в форме новых снов.
– Не думаю, доктор Хэлперн. Мне кажется, что это те же сны, которые я видела раньше, только принявшие более ясные очертания. Теперь они начинают складываться в какое-то повествование.
– Извините, но не могу согласиться с вами. Я думаю, мы можем быть совершенно уверены, что кошмары, которые преследовали вас раньше, были смутным проявлением того, что связано с убийством вашего мужа.
Дженни упрямо покачала головой:
– Результатом этого они, возможно, и были, но сами кошмары не имеют ничего общего с убийством. Да и едва ли имели.
У светловолосой женщины отразилось на лице едва заметное нетерпение, словно она хотела поспорить. Однако Хэлперн сдержалась, посмотрела на часы и улыбнулась:
– Что бы это ни было, у нас нет времени на дискуссию. Если ваши сны продолжатся, мы просто последим за ними и посмотрим, куда они ведут. К счастью, вы запоминаете их. Знаете ли, большинству людей это не удается.
– Я мечтаю забыть их.
– Не сомневаюсь. И в то же время не хочу, чтобы вы слишком переживали из-за этого. Вы должны продолжать жить и относиться к таким вещам совершенно спокойно. Когда вы придете в следующий раз, мы подробнее поговорим о попытке изнасилования… и, возможно, поглубже покопаемся в вашем детстве.
– В моем детстве?
– Да. Как мы уже говорили, ключ к настоящему часто таится в прошлом.
– Но я уже говорила вам, у меня было совершенно нормальное детство, по правде говоря, даже лучше, чем нормальное.
Доктор грациозно встала.
– Дженни, мы с вами потратили много времени, но добились значительного прогресса, не так ли?
Дженни вздохнула и тоже поднялась. Она бы охотно согласилась с психиатром, однако, честно говоря, испытывала такую же неловкость, как и до визита.
– Извините, что отняла у вас время ради такой ерунды, доктор Хэлперн.
– Пустяки, Дженни. Вы же знаете, что можете звонить мне в любое время дня и ночи.
Дженни просто кивнула. Кажется, ей действительно стало немного легче. Во всяком случае, она поделилась с врачом, что кошмары перешли в новую стадию. Сон казался чудовищным, но с ним было покончено. Возможно, Хэлперн была права и причиной его было нападение, которому Дженни подверглась на берегу.
Как бы то ни было, она не имела ничего общего с женщиной из сна. То злобное создание было щедро одарено природой, да и волосы у нее были длинные, пышные, черные, волнистые…
– И все же буду рада видеть вас в пятницу, – сказала доктор, – после того как вы сходите в вашу «сонную клинику».
– Хорошо. – На обратном пути Дженни договорилась с медсестрой о времени следующего посещения и вышла на улицу. Она забралась в свою «тойоту», включила мотор и отправилась домой.
Не доезжая до Чапалы, Дженни вспомнила, что так и не перезвонила Говарду. Проклятие! Придется сделать это сразу, как только она приедет…
К несчастью, она снова забыла об этом и вспомнила только во вторник утром. Когда Дженни позвонила Говарду в кабинет, его там не оказалось.
* * *
Оливер Мэдисон-Браун закрутил последний винт, прикреплявший бензобак к днищу, и вылез из-под белого «кадиллака-58», под которым пролежал весь день. Классическая модель, как раз для его крошечного, почти полностью оплаченного гаража, носившего гордое название «Классический ремонт классики».
Выйдя во двор, он увидел сверкающий красный «мустанг». Джек Бреннер хлопнул дверцей и шагнул навстречу другу.
– Эй, Джек! – издалека окликнул Оливер. – Какими судьбами, старик?
– Приехал взглянуть на свой «харлей». Сам знаю, это старая рухлядь, но надеюсь, что тебе удастся довести его до ума.
Олли усмехнулся. Вытерев громадные розовые ладони куском ветоши, он ткнул пальцем в угол двора, где стоял накрытый брезентом мотоцикл.
– Ты серьезно? Неужели собрал?
– Серьезно, как сердечный приступ.
Джек пересек двор и откинул брезент. На мгновение он застыл от изумления, затем схватился за руль, расшвырял ногой валявшийся на дороге хлам и выкатил мотоцикл на солнце.
– Ничего выглядит, правда? – гордо спросил Олли.
– Потрясающе! – Длинный, низкий, гладкий, со сверкающим перламутром красным бензобаком и крыльями… Хромированные спицы, выхлопная труба, рукоятка газа и отделка – все это великолепие зеркально блестело на ярком сентябрьском солнце. – Никто, кроме тебя, с этим не справился бы…
Олли отремонтировал мощный мотор, собрал мотоцикл заново и выкрасил его в вишневый цвет.
– И когда ты хочешь забрать своего красавца?
– Прямо сейчас. Не терпится прокатиться. Я заеду за Чарли, а попозже вернусь за машиной. – Джек перекинул длинную ногу через сиденье, но не торопился заводить мотор. На мгновение его взгляд скользнул куда-то в сторону.
– Слушай, старик, если тебе нужен совет, скажи прямо, а не играй в молчанку, – не выдержал Оливер.
Джек вздохнул:
– Заботы одолели, Сова. Срок платежа приближается с каждым днем.
– Так ты что, хочешь продать мотоцикл?
– Не знаю. Даже если и продам, это будет капля в море. Но надо срочно что-то придумать, иначе мы с Чарли лишимся «Мародера».
Олли помрачнел:
– Черт побери, и слышать не желаю! Если понадобится моя помощь, дай знать.
Джек только кивнул в ответ.
– Слушай, а как поживает та малышка, которая приходила на корабль? Пит говорил, что ты учил ее играть в пул.
Лицо Джека, и без того мрачное, стало угрюмым.
– Ничего не вышло. Спортсменка из Дженни никудышная. Сказать по правде, я и сам не знаю, зачем связался с ней.
– Зато я знаю…
– Так. Ладно, если ты такой умный, то сам понимаешь, что все это чушь собачья. Она вдова и, похоже, все еще тоскует по покойному мужу. Наверное, будет чувствовать себя виноватой, если переспит с кем-нибудь в своей вдовьей постели.
– Да нет. Просто она не из тех птичек, которых берут на одну ночь. Может, ей нужно как следует узнать парня перед тем, как прыгнуть к нему в постель.
– Верно, да только такие женщины не в моем вкусе. Забыл, что ли?
– Тогда зачем же ты все еще встречаешься с ней?
– Я не стал бы, но она сама хочет. Завтра мы увидимся снова. Я иду с ней в театр.
– Ты шутишь?
– Черта с два! – Он усмехнулся. – Теперь понимаешь, на что приходится идти мужчине ради юбки?
Олли фыркнул. Тут кто-то произнес его имя. Он обернулся и заметил улыбающуюся жену.
– Я увидела Джека и решила, что вы оба не прочь выпить пива. – Биб потянулась, поцеловала Олли в щеку и вложила в его ладонь жестянку холодного «Будвейзера». Вторую банку она сунула Джеку.
– Спасибо, Биб! – Бреннен откупорил жестянку, закинул голову и одним большим глотком выдул ледяную пенящуюся жидкость. Мускулы вздулись на его мощной шее.
Олли сверху вниз посмотрел на красавицу жену, думая о том, что она до сих пор любит его, как в день свадьбы.
– А Джек со своей новой девушкой завтра идет в театр, – сообщил он.
– Она вовсе не моя новая девушка. Просто какая-то несчастная библиотекарша, – возразил Бреннен.
– И ты собираешься катать ее на «харлее»? – спросила Биб, вынимая опавший лист из своих коротких курчавых волос. В ушах у нее красовались большие круглые серьги.
– Сомневаюсь, что это доставит ей удовольствие. Я покатал ее на машине, так она и то чуть не описалась со страху.
– Могу себе представить, какую проверку ты ей устроил! – присвистнула Биб.
– Видно, она справилась с честью, раз уж тебе предстоит новое свидание, – вставил Олли.
– Похоже, я просто выжил из ума.
– А может, наоборот, нажил? – ехидно улыбнулся Сова.
– Кажется, ты наконец повзрослел, Джек, – улыбнулась Биб, снисходительно наблюдая за этой дружеской перепалкой.
– Если вы оба считаете, что сидеть до одури перед проклятым телевизором – значит стать взрослым, то лучше бы мне вообще никогда не взрослеть!
– Слышишь, радость моя? Он еще отстреливается!
Биб взяла у Олли банку и сделала глоток.
– Слегка остепениться вовсе не значит превратиться в лежебоку, целыми днями валяющегося на диване, – сказала она. – Хотя иногда и там бывает неплохо.
– Ага, особенно когда Олли под боком! Но он исключение из правил, парировал Джек, допивая остатки пива и бросая пустую банку в мусорную корзину. Корзина стояла далеко, но бросок оказался точным, и Джек улыбнулся: – И вы, леди, тоже.
Сжав руль, он привстал, резко нажал ногой на стартер, и мотор тут же зарычал. Джек покрутил туда-сюда ручку газа и остался доволен:
– Великолепно, Олли! Потрясающая работа! Расплачусь, когда вернусь за машиной.
– Ладно, Джек.
Бреннен опустил сдвинутые на лоб темные очки, откинулся назад, лихо развернул мотоцикл на одном колесе, поддал газу и с грохотом умчался.
– Ты знаком с его новой девушкой? – спросила Биб.
– Да, конечно.
– Какая она?
– Настоящая леди. У Джека будет с ней много хлопот.
– Может, и так… А может, Джеку наконец повезло найти женщину, которая приберет его к рукам.
