Текст книги "Сгореть дотла (ЛП)"

Автор книги: Кей Си Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ О СОДЕРЖИМОМ

В эту книгу включены провоцирующие сцены, которые некоторым могут показаться трудными для чтения. Рекомендуется для использования более 17 лет.

Всем выжившим.

Всем, кто прошел через боль и нашел свет.

Всем, кто все еще находится в своем путешествии.

Я люблю вас.

Вы, блядь, поняли меня.

Я, блядь, выжившая, и я забиру то, что принадлежит мне.

БЕТАНИ ЭШВИЛЛ

ПРОЛОГ

Академия Физерстоун

С вашим набором навыков мы хотели бы предложить вам возможность:

Проникнуть в подпольные криминальные структуры Найт-Крик, Калифорния

Любыми необходимыми средствами.

У вас есть шесть месяцев, чтобы закончить.

Невыполнение – это не вариант.

Удачи

Один

БЕТАНИ

Я всегда приучала себя ничего не чувствовать, и в конце концов заставила себя неметь с головы до ног.

Двери школьного автобуса открываются, звук пневматических тормозов заставляет меня слегка подпрыгнуть, когда машина останавливается, но никто не замечает моего удивления, потому что я невидимка до глубины души.

Я ненавижу эту невидимость, но каким-то образом научилась находить покой в постоянной тишине. Может быть, это потому, что я не знаю, как еще жить, кем быть.

Мои ноги держат меня в заложниках в конце подъездной дорожки, в то время как звук отъезжающего вдалеке автобуса заглушается войной в моем сознании.

Крепче сжимая лямку рюкзака, я заставляю себя двигаться, сделать шаг навстречу своему аду, но мое тело отказывается признавать просьбу, исходящую от моего мозга. Вместо этого мне просто нужна еще одна секунда одиночества, прежде чем моя жизнь снова перестанет принадлежать мне.

Я смотрю на трехэтажный дом передо мной. Мой дом. Он до смешного величественный, но устаревший, напоминает мне особняк из классического фильма о Каспере. Если бы только в доме могли жить призраки, а не мои болезненные воспоминания.

Мы живем на окраине Найт-Крик, и наш дом – единственный на этом длинном отрезке дороги. Мы находимся в двадцати минутах езды от города и довольно изолированы, за исключением закусочной, которая находится в нескольких минутах ходьбы. Сад подстрижен и вылеплен до совершенства, с чертовски вечнозеленым кустарником в форме капли.

Кому это нужно? Очевидно, нам – Эшвиллам.

Свежескошенный газон тянется по всему периметру дома, окна в черных рамах, круглые балконы и кирпич темный, как и строительный раствор, составляюют экстерьер дома и придают ему почти очаровательный вид.

Почти.

Когда я была в детском саду, я помню, как один из моих одноклассников говорил, что их любимое место в мире – это их дом, потому что там они чувствуют себя в безопасности. Даже по сей день, в восемнадцать лет, я все еще размышляю о том, на что должно быть похоже чувство безопасности. В моем доме чувствуется что угодно, только не это.

С тяжелым вздохом я качаю головой. Я не могу позволить себе пойти по этому пути сегодня, только не снова. Не после наказания прошлой ночью, это точно. Я вздрагиваю от этого воспоминания, моя рука инстинктивно опускается к животу, когда мое тело вспоминает боль.

– Бет! – Кричит мой младший брат Хантер, и мое сердце наполняется любовью, когда я поднимаю глаза и вижу, как он выбегает из парадной двери и спешит ко мне по идеально вымощенной дорожке. Его светлые волосы развеваются вокруг головы, когда он бежит ко мне так быстро, как только может, его зеленые глаза сверкают на солнце.

– Привет, приятель, – кричу я в ответ, инстинктивно двигаясь к нему, и он широко улыбается при виде меня.

Меня смущает, что он достаточно высокий, чтобы доставать мне до плеч в его десять лет. У меня скоро не будет над ним преимущества в росте, и это еще одно напоминание о том, как быстро пролетело время. Я помню, как он родился, и теперь он почти выше меня. Это сводит меня с ума.

Я обнимаю его за плечи, позволяя ему прижаться ко мне в ответ, когда он наклоняется ближе, чтобы прошептать мне на ухо.

– Тебе нужно поторопиться. Если ты будешь стоять здесь, у тебя будут еще большие неприятности.

Я в замешательстве смотрю на него сверху вниз и отстраняюсь. Еще проблемы? Что, черт возьми, я наделала на этот раз?

Я чувствую дрожь глубоко в своих костях, но я не могу позволить этому проявиться перед моим Хантером. Ему нужно учиться на моем примере. Я для него единственный образец для подражания, на которого стоит равняться, и я не позволю им сломать его точно так же, как они сломали меня. Никогда.

Простым кивком я отпускаю его и показываю, чтобы он убирался с глаз долой, как я всегда делаю. Он кивает в ответ, его челюсть скрипит, когда он принимает мой приказ, но он слушает.

Я жду, пока он обогнет дом с тыльной стороны, прежде чем подойти к входной двери. Она маячит передо мной, как призрачные врата в ад. Трепет заставляет мое сердце бешено колотиться в груди, когда я слежу за своим лицом, не желая, чтобы они знали, как сильно они влияют на меня.

Сделав глубокий вдох, я стучу в большую деревянную дверь, ожидая появления мамы или папы. Она уже полностью открыта, и я могу видеть фойе отсюда, но мне не разрешают входить, пока мне не позволят. Я никогда не испытываю свою удачу.

Правила.

Я начинаю переминаться с ноги на ногу. Кажется, проходит вечность, прежде чем мой отец появляется в прихожей, ведущей на кухню.

Мгновенно я вижу, как остекленели его глаза, явный признак того, что он выпил слишком много спиртного для вечера понедельника, который никогда не заканчивается для меня хорошо, и мое тело напрягается, готовясь, зная, что в конечном итоге произойдет.

– Бетани Виктория Эшвилл, ты знаешь, который час? – требует он, глядя на невидимые часы на своем запястье, пока медленно приближается ко мне, и я изо всех сил стараюсь не съежиться под его суровым взглядом.

У Хантера зеленые глаза нашей матери, в то время как мои каким-то образом стали голубыми, и, вероятно, поэтому его радужки – глубокие шоколадные косточки ужаса – вселяют столько страха в мои вены. Его поседевшие волосы коротко подстрижены, а из-за шестифутового роста и стройного телосложения он выглядит слабее, чем есть на самом деле. Я точно знаю, что внешность моего отца может быть обманчивой.

– Мне очень жаль, отец, я только что вышла из школьного автобуса, – отвечаю я, оставаясь там, где стою. Я стараюсь говорить легким тоном, но раздражение, которое он выдает в ответ, говорит мне, что он недоволен. Я внутренне морщусь. Его хмурый взгляд в ответ на мои слова, в купе с веной, выступившей у него на лбу, подтверждают, что за его гневом скрывается нечто большее.

Что могло пойти не так с тех пор, как я ушла в школу? Я буквально провела весь день, следуя своему расписанию, и училась так усердно, как только могла, бродя по коридорам как привидение. Я не могу ничего скрывать в Эшвиллской средней школе, не тогда, когда моя мать является президентом совета по образованию, и перед ней отчитываются и директор, и суперинтендант. Сегодня я даже не осталась ни на один дополнительный зачет.

– Не хочешь объяснить мне, почему ты сегодня получила только пятерку по математике? – спрашивает он, скрещивая руки на груди и пытаясь удержать равновесие, пока мы остаемся в дверном проеме.

Что за черт?

У меня отвисает челюсть, но я быстро захлопываю ее, а глаза расширяются от удивления.

Я буквально прошла тест два часа назад, а мне еще даже не сказали, какой у меня результат.

– Я… я не знаю, я не знала, что их уже оценили, – заикаясь, бормочу я, подбирая ответ, достаточно подходящий, чтобы избавить меня от неприятностей, которые грозят мне, но он уже качает головой. Мои оценки никогда не падают. Никогда. Я не знаю, что я могла бы сделать по-другому.

– Этого недостаточно, Бетани. Я предупреждал тебя. Если ты собираешься жить под моей крышей, то следуй моим правилам. И никак иначе. Я ясно выражаюсь? Твоя мама все еще разговаривает по телефону со школой, пытаясь придумать, как тебе пересдать тест, – выпаливает он, никогда не довольный ничем меньшим, чем пятерка с плюсом. Я киваю в соответствии с его словами, пытаясь изобразить тот факт, что я слушаю и перевариваю то, что он говорит.

Пожалуйста, пусть этого будет достаточно.

Пожалуйста.

Тишина, которая опускается на нас, убаюкивает меня ложным чувством спокойствия. На самом деле мой отец – лучшая версия самого себя, когда он вообще ничего не говорит. Он любит громко высказывать свое мнение, чтобы его все слышали.

Но, похоже, он внезапно понял, как запудрить мне мозги в эти дни, и в ту секунду, когда он выглядывает из-за двери, оглядываясь поверх моей головы, чтобы убедиться, что поблизости больше никого нет, я беру себя в руки.

Мои глаза захлопываются, рука сжимается в кулак, другая крепко сжимает сумку, и мое тело напрягается с головы до пят.

Оглушительный треск раздается вокруг меня, когда удар его открытой ладони обжигает мою щеку. Моя голова склоняется набок, и я замираю, неподвижная, как статуя, слишком напуганная, чтобы взглянуть на него. Я ощущаю жжение под веками из-за шипения боли, разливающейся по моему лицу, пока я готовлюсь к следующему удару.

– Ты позоришь эту гребаную семью, ты меня слышишь? Ты либо следуешь правилам, либо получаешь по заднице, – рычит он, брызгая слюной мне в лицо, пока говорит, но я все еще не могу заставить себя открыть глаза или вытереть лицо, хотя отчаянно хочу этого.

Когда-то давно я бы заплакала и свернулась калачиком на полу, пытаясь умолять его перестать причинять мне боль, но теперь я знаю, что это только заставляет его бить меня сильнее.

Я сбилась со счета, сколько ударов получила от этого человека и своей матери. Каждый из них сокрушает мой дух сильнее, чем предыдущий, независимо от того, насколько оцепенелой я пытаюсь себя сделать.

– А теперь убирайся, блядь, наверх и с глаз моих долбаных. Я хочу, чтобы ты долго и упорно думала о возложенных на тебя ожиданиях. Они существуют не просто так. Никогда не забывай об этом, Бетани.

Я застываю на месте, пока не слышу, как он удаляется, и когда я уверена, что больше его не слышу, я открываю глаза, мои плечи опускаются от облегчения, когда я оказываюсь одна.

Нежно потирая рукой пульсирующую щеку, я прижимаю подбородок к груди, чувствуя, как меня захлестывает смущение.

Я так усердно работала над этим чертовым тестом, и все же оказалась в такой ситуации. Как бы я ни старалась, этого никогда не бывает достаточно.

Пока это не даст моей матери и отцу никакого повода ударить Хантера, мне все равно.

Я справлюсь со всем их разочарованием и гневом, если это удержит их подальше от него.

Ему никогда не нужно знать об истинной боли жизни в этом доме. Он и так достаточно страдает, когда видит поверхностный ущерб, который они наносят мне, или когда его сажают в изолятор. Ему не нужно знать о душевной боли. Я давным-давно переросла изоляцию, и я молюсь, чтобы это было все, с чем Хантеру когда-либо придется сталкиваться из-за них.

Облизнув губы, я тихо вхожу внутрь, убедившись, что аккуратно закрыла за собой дверь, поворачиваюсь налево и направляюсь прямо вверх по лестнице. Мой взгляд был сосредоточен исключительно на том, куда я направляюсь.

Если это то, что мой отец приказал мне сделать, то я так и сделаю. Нет необходимости добавлять какие-либо дополнительные последствия из-за неподчинения его правилам.

Лестница из темного дерева ведет меня на второй этаж, и продолжается на третий. Эта зона предназначена только для наших родителей, и она полностью закрыта для нас с Хантером. Моя комната первая направо наверху лестницы, и когда я направляюсь прямиком в безопасное место, мои шаги запинаются, потому что что-то не так.

Вот тогда я и вижу это – еще одно наказание за то, что я получила только пятерку на тесте по математике.

Слезы застилают мне глаза, когда я смотрю на свою открытую комнату. Дверь полностью сорвана с петель и прислонена к стене в коридоре.

Он нарушил мое уединение. Снова. Это единственное, что у меня есть.

Как мне прикажете так жить?

Он угрожал, что если я хочу жить под его крышей, то должна следовать его правилам, но если бы я могла безопасно забрать Хантера отсюда вместе со мной, я бы сделала это не задумываясь. Единственное, что удерживает меня здесь, – это мой брат. Мне просто нужно закончить учебу и скопить сколько смогу денег, а потом мы сможем исчезнуть.

Куда бы мы пошли? Понятия не имею, но это проблема будущей Бетани, которую нужно решить.

Вытирая глаза, смаргивая слезы, я переступаю порог своей комнаты и окидываю взглядом голые сиреневые стены, мой рюкзак соскальзывает с плеч, когда я падаю на свою двуспальную кровать.

При широко открытой двери пространство кажется еще меньше, поэтому мой шкаф, письменный стол, комод и тумбочка делают пространство еще более тесным.

Тяжелый вздох срывается с моих губ, когда я перевожу взгляд на окно, где рядом с раздвинутыми шторами находится зеркало в пол, и я замечаю свою красную щеку.

Я чувствую себя совершенно потерянной.

Я чувствую себя разбитой.

Но я ко всему этому равнодушна.

Мне просто остается молиться, чтобы сегодня вечером у них не было гостей. У меня нет сил притворяться или чувствовать себя еще более в опасности из-за того, что моя личная жизнь так-же отнята.

Это окончательно вывело бы меня из себя.

Два

БЕТАНИ

– Девчушка, сделай чертов перерыв, иначе я донесу на тебя Питу, – приказывает Линда, одаривая меня своим классическим взглядом. Она упирает руки в бока, пока мы стоим у кассы, ожидая, что я буду делать. Она управляет закусочной со своим мужем Питом, тезкой ресторана, и если я когда-нибудь отращу огромные яичники и буду крутой, то научусь всему этому у нее до последней унции.

Она ниже моих пяти футов семи дюймов, со светлой стрижкой "пикси", загорелым лицом и огромной мудростью, сияющей в ее голубых глазах. Но, черт возьми, если она прикажет мне что-то сделать, я это сделаю.

Подняв брови, она смотрит на меня, как бы говоря: "Проверь меня", и я поднимаю свои в ответ.

Слабая улыбка играет на моих губах, когда я бросаю кухонное полотенце на стойку, надевая мини-черный фартук, и направляюсь в подсобку.

Для небольшой закусочной "У Пита" всегда многолюдно. Иногда я задаюсь вопросом, открыто ли это заведение двадцать четыре часа на семь. Я не уверена, то ли потрясающий вид на океан, который открывается из здания, привлекает посетителей снова и снова, то ли тот факт, что Пит – самый потрясающий повар на многие мили вокруг.

Вероятно, это сочетание того и другого, но в основном последнее. Я не знаю, что такого в том, чтобы пройти через эти стеклянные двери и войти в закусочную, но мне кажется, что там тепло, уютно и… безопасно? Я не уверена, но это может быть потому, что я работаю здесь с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать, и решила брать столько смен, сколько они позволят. Все, что угодно, лишь бы вытащить меня из этого дома и подальше от моих родителей.

Если честно, то разрешение моих родителей на эту работу – единственное хорошее, что они мне дали за многие годы.

Боже, я не могу представить, как отреагировали бы Линда или Пит, если бы узнали о моей семейной жизни.

Звуки разговоров и смеха посетителей, а также звяканье тарелок больше не долетают до моих ушей, когда я толкаю вращающуюся дверь и выхожу в тихий коридор Только для персонала. Дверь справа от меня ведет на кухню, где находится Пит, а дверь в конце ведет в маленькую комнату для персонала, где мы можем спокойно посидеть и передохнуть.

Дверь в комнату отдыха, как всегда, открыта, и я улыбаюсь, когда вижу Пита, работающего через встроенное окошко для раздачи. Словно почувствовав меня, он оглядывается через плечо и улыбается, поднимая палец, чтобы я подождала минутку, прежде чем вернуться к грилю, по радио играет какая-то песня в стиле кантри, и он подпевает ей.

Я опускаюсь на один из двух потертых коричневых кожаных диванов, на мгновение закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Работа официанткой хоть и отвлекает меня от рутины, но в то же время полностью сбивает с ног. Это полная сенсорная перегрузка, и я хватаюсь за секундную передышку вдали от всего этого, даже если моя реальность, моя домашняя жизнь, умоляет меня вспоминать все мои проблемы в каждый возможный момент дня.

Нет.

Не сегодня.

Мне удавалось держаться от отца на максимально возможном расстоянии с тех пор, как он набросился на меня в понедельник вечером. Мою щеку до сих пор щиплет от воспоминаний, хотя в прошлом он поступал со мной гораздо хуже.

Сейчас вечер четверга, и мне удалось пережить неделю невредимой, что я воспринимаю как огромную победу, тем более что Хантер сказал, что у него сегодня вечером игра с друзьями. Я удивлена, что мои родители разрешили ему пойти на школьный вечер, но я думаю, это потому что парня зовут Ксавьер Найт. Его мама в некотором роде важная персона, так что они не собираются отказывать кому-то с хорошим положением в обществе. Не тогда, когда дружба с нужными людьми могла бы поднять их на этом пути.

Мне не посчастливилось установить дверь на место, но прямо сейчас я использую все, что в моих силах.

Вытягивая ноги, я слегка постанываю, когда это движение расслабляет мои напряженные мышцы.

К счастью, Хантер ничего не узнал о недавней вспышке гнева моего отца, и это все, что имеет значение. Как бы эгоистично это ни звучало, у меня есть отсрочка от необходимости беспокоиться о нем сегодня вечером, даже если это всего на пару часов.

– Одна "курица с беконом" лишняя, кто-нибудь хочет? – Кричит Пит, и я ухмыляюсь. Он знает, что это мое любимое, и я единственный человек, который может услышать его по сейчас, поэтому я знаю, что это было сделано для меня. Так всегда бывает.

– Ты слишком добр ко мне, – говорю я, вставая, поворачиваясь к нему лицом, когда он ставит тарелку на открытое окно вместе со стаканом апельсиновой содовой.

– Ты работаешь не покладая рук, так что заслужила дозаправку, – отвечает он, перекидывая полотенце через плечо, прежде чем подмигнуть мне и сразу вернуться к грилю. Сейчас чуть больше восьми вечера, как раз после нашего самого оживленного времени.

Взяв газировку и еду, я осторожно ставлю их на кофейный столик перед собой и опускаюсь обратно на свое место. Я не хочу тратить целую вечность на поедание своей еды, оставляя Линду разбираться со всеми посетителями, поэтому я придвигаю столик поближе и принимаюсь за еду, не потрудившись включить старый телевизор в углу.

Я не могу удержаться от одобрительного хмыканья, еда такая же вкусная, как всегда. Мои мысли прокручивают каждое взаимодействие с родителями после пощечины, несмотря на мое обещание себе выбросить их из головы.

С ними все кажется тихим, слишком тихим, если честно. Вокруг не было ни друзей, ни интимных вечеринок, ничего. Это ненормально для нашего дома. Такое ощущение, что в нашем доме есть постоянная, нескончаемая вращающаяся дверь для "друзей семьи". Даже в школьные вечера. Обычно я пряталась в своей комнате, и именно это держало меня на взводе последние несколько ночей, поскольку между мной и хищниками не было двери.

Все до единого друзья моих родителей жуткие, как ад. Они всегда прячутся в коридорах, их глаза изучают мое тело с головы до ног, и это пугает меня. Я не могу перестать оглядываться через плечо, ожидая, что что-то произойдет.

Нет никого конкретного или инцидента, который повлиял бы на мои чувства, но атмосфера, витающая в воздухе от каждого друга, который входит в наш дом, только усиливает мой дискомфорт, особенно из-за правил и приказов моего отца. Из-за его нелепого списка того, что можно и чего нельзя, мне трудно проглотить комок в горле.

Черт возьми.

Я провожу рукой по лицу, прежде чем смахнуть крошки с колен, тарелка передо мной пуста, когда я залпом допиваю содовую, готовая вернуться туда и отвлечься от собственных мыслей. Удивительно, но это одно из моих безопасных мест. Не дом, не школа, нигде, а эта маленькая комната для персонала в задней части моей любимой закусочной с пляжем прямо за дверью. Мое спокойствие, кажется, зависит от флюидов, исходящих от Пита.

От одной мысли о школе, а также о моих родителях у меня появляется желание покрыться крапивницей, а по спине пробегают мурашки. Роль моей матери, такой же невидимой и несуществующей, какой она является в школе, только заставляет меня еще больше хотеть спрятаться от других учеников. Я и так неудачница, так что ее существование только усугубляет ситуацию.

Вставай, убирайся и продолжай в том же духе, Бетани.

Я должна продолжать ставить одну ногу перед другой, если я когда-нибудь надеюсь безопасно вывезти Хантера и себя из этого города.

Вставая, я делаю глубокий вдох и еще раз повторяю про себя свои слова, прежде чем приступить к делу. Пит по колено погружен в подготовку заказов, поэтому я не перебиваю его. Вместо этого я, как всегда, оставляю использованную посуду на подоконнике.

Завязываю свои светлые волосы в хвост, поправляю футболку и убеждаюсь, что выгляжу презентабельно, прежде чем переступаю порог и быстро осматриваю комнату.

Я смотрю на двенадцать столов, которые обслуживаю. С тех пор как я ушла на перерыв, еще два заняты. В сочетании с остальными четырьмя, которые либо едят, либо ждут чек, у меня теперь есть шесть групп клиентов, которым нужно угодить.

Быстрый взгляд на Линду говорит мне, что их еще не обслужили, поскольку она кивает в их сторону. Я готовлюсь, вытаскиваю блокнот и ручку из кармана, натягиваю на лицо улыбку, расправляю плечи и вживаюсь в роль идеальной официантки.

Я обслуживаю нижнюю часть закусочной, где столы стоят вдоль окон, а телевизор висит на стене, в то время как Линда обслуживает большие кабинки наверху. Когда у кого-то еще смена, они делят со мной нижнюю секцию.

Я подхожу к первому столику, широко улыбаясь, разговариваю с парой, забираю их напитки и заказ еды. Я бросаю взгляд дальше вдоль стены и вижу парня, сидящего в одиночестве спиной ко мне.

Кажется, чем ближе я подхожу, тем медленнее мои шаги. Я слегка прохожу мимо него, так что стол оказывается почти между нами, и обнаруживаю, что таращусь на него с открытым ртом.

Его каштановые волосы зачесаны назад, но не уложены, скорее, он слишком долго проводил по ним пальцами из-за стресса. Его массивные плечи обтянуты облегающей белой футболкой, а его толстые, мускулистые бедра обтянуты джинсами из денима, которые выглядят так, словно на нем нарисованы. Я также не могу не заметить вены, бегущие вдоль его предплечий, которые напрягаются, когда он наклоняется вперед, кладя их на стол. Он не может быть намного старше меня.

– Ты так и будешь стоять и пялиться всю неделю или примешь мой заказ? – грубо спрашивает он, вертя в руках листок бумаги, пока я проглатываю свое смущение и пытаюсь ответить сразу.

Прочищая горло, я опускаю взгляд в блокнот и готовлю ручку, но когда он не начинает говорить мне, чего хочет, я поднимаю взгляд и вижу, что его пронзительные голубые глаза смотрят на меня с намеком на любопытство, но стоит моргнуть, и оно исчезает. Его сильная челюсть, полные губы и оливковая кожа делают его похожим на модель.

Срань господня.

– Ваш заказ? – Выпаливаю я, приподнимая бровь, когда его глаза немного расширяются от удивления. Я сразу же начинаю чувствовать себя очень неловко из-за того, что реагирую подобным образом. Мое тело по привычке напрягается, готовясь к словесным или физическим последствиям моей дерзости, но, посмотрев на меня мгновение, он вздыхает и откидывается на спинку стула, скрещивая руки.

– Я возьму "курицу с беконом" и воду, – заявляет он, и я киваю в знак подтверждения, записывая это, прежде чем умчаться.

Как неловко, Бетани. То, что парень так выглядит, не значит, что ты должна пялится на него. Но здесь никогда никого нет, кого можно было бы по-настоящему заценить, так что нельзя игнорировать такого сексуального красавца, когда он все-таки появляется.

Внутренне съежившись, я подношу оба заказа к окошку для Пита, прежде чем подойти к стойке с напитками и быстро приготовить их.

Сначала я останавливаюсь рядом с парой, ставлю им напитки, прежде чем снова подойти к парню. Я ставлю воду на стол, не отрывая глаз от земли, и быстро ухожу, прежде чем можно что-нибудь сказать.

Я занята тем, что разношу еду другим клиентам или заполняю их чеки, но мой взгляд постоянно возвращается к загадочному парню у окна, который продолжает теребить газету в руках.

Он, конечно, был придурком, но я просто не могу остановиться. Я привыкла, что люди так обращаются со мной в школе, дома и повсюду в Найт-Крик. Я имела дело с гораздо худшими вещами.

– Привет, девчушка. Еще пять минут, и тебе пора уже заканчивать, чтобы ты была дома вовремя, хорошо? – Линда кричит через всю комнату, заставляя меня взглянуть на часы. Я вздрагиваю, когда вижу, что уже больше девяти. Она понятия не имеет, насколько сильно она спасает меня каждый раз, когда напоминает мне о времени.

Если я работаю по ночам, я не могу прийти домой позже половины десятого. На данном этапе действительно не стоит рисковать моей жизнью, поэтому я киваю, признавая ее слова, прежде чем заканчиваю складывать свежевымытую посуду на завтра.

В моей секции осталось всего два столика, оба из которых обслужит Линда, так что я могу уйти. Один – старик, который вошел сорок минут назад, а другой – придурок.

Играя свою роль идеальной официантки, я всегда проверяю свои столики, чтобы сообщить им о замене и спросить, могу ли я что-нибудь сделать перед уходом.

Старик что-то ворчит в ответ на мои слова, но я улыбаюсь его лысине, когда он не потрудился поднять взгляд от газеты в своих руках, оставляя меня разговаривать с горячим, темным и придурковатым.

Подходя к его столику, я делаю глубокий вдох и, прочищая горло, провожу руками по своему мини-фартуку.

– Привет, моя смена скоро закончится, так что Линда сможет помочь тебе со всем, что тебе нужно. Могу я что-нибудь принести тебе перед уходом? – Спрашиваю я, повторяя те же слова, что и всегда. Я даже не осознаю, что произношу их половину времени.

– Я слышал. Она не так уж тихо напомнила тебе о твоем комендантском часе, не так ли? Тебе сколько, блядь, двенадцать?

Мои глаза расширяются, а челюсть отвисает, когда я смотрю на него, совершенно ошеломленная его отношением. Однако я напоминаю себе, что не буду опускаться до его уровня и отвечать людям, которые предпочитают разговаривать с другими подобным образом.

Я прикусываю язык, заставляя себя улыбнуться, когда встречаюсь с ним взглядом. – Приятного вечера.

Я слышу напряжение в своем голосе, но не придаю этому значения, отходя от его стола, развязываю фартук и аккуратно складываю ткань на стойке, прежде чем взять куртку и рюкзак. Я пришла прямо из школы, а это значит, что мне еще предстоит выполнить много домашних заданий, когда я вернусь домой, но это проблема на потом. Прямо сейчас мне нужно двигаться, если я рассчитываю дойти домой пешком за двадцать четыре минуты.

– Увидимся завтра, Линда, – кричу я, машу ей в ответ, когда она смотрит в мою сторону.

Как только я берусь за ручку двери, собираясь покинуть закусочную, придурок кричит: – Эй, где тут ближайший…

– Извини, комендантский час, – отвечаю я с приторно-сладкой улыбкой, оглядываясь через плечо, прежде чем выбежать оттуда.

Мне не нужно, чтобы из-за какого-то раздражающего, грубого и подавляющего придурка мне причинили еще больше боли, потому что он не смог спросить, когда у меня было время.

Взглянув на часы, я вздыхаю и набираю скорость, пока осеннее ночное небо нависает надо мной. Я поплотнее запахиваю куртку вокруг тела и перехожу на бег трусцой.

Пожалуйста, пусть эта ночь закончится.