Текст книги "Сердца небес (ЛП)"
Автор книги: Кэтрин Вилтчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
– Покажи ей отснятый материал.
– Сейчас.
Джозеп подходит к одному из экранов телевизора и начинает набирать цифры на панели управления. В то же время Данте протягивает мне руку через свой стол. Этот проблеск удовлетворения вернулся вместе с чем-то еще, что не совсем приятно. Я опускаю взгляд на его руку, и мое сердце начинает бешено колотиться. Я больше не танцую с дьяволом, вместо этого я собираюсь заключить с ним сделку.
Я беру ее.
Убеждаюсь, что пожимаю крепко.
– Добро пожаловать в бизнес, мой ангел, – бормочет он, одаривая меня своей улыбкой, которая бывает раз в миллион лет. Той, которая высасывает весь воздух из комнаты и заставляет меня растворяться в желании. – Кричи, если хочешь ехать быстрее, но я должен предупредить тебя, что эта поездка не для слабонервных.
– Я всегда кричу для тебя, Данте, – мягко говорю я, позволяя нашему рукопожатию затянуться гораздо дольше, чем необходимо. – Независимо от того, быстро это или нет…
Глава 17
Данте
1999 год
Я не могу решить, какая часть тела мужчины, съежившегося на полу, не нравится мне больше всего. Дело в его волосах или в словах? Первые падают жалкими коричневыми комками вокруг его тощего лица. Следы от расчески явно выражаются в его жирных прядях. Чего он надеялся достичь этой грубой попыткой привести себя в порядок? Моей благодарности? Снисходительности?
Затем следуют его жалкие попытки оправдаться, почему он не выполнил работу, которую я ему приказал сделать. Я доверился ему, а он не справился. Семья Люсии задавала слишком много вопросов о ее исчезновении. Я послал этого человека, чтобы он заставил их замолчать. Вместо этого он вернулся, бормоча что-то о милосердии и каком-то ребенке, которого он нашел лежащим в кроватке, как гребаный Иисус.
– У нее ваши глаза, jefe. Я не мог убить ее, пока вы сами их не увидите. Я не буду нести ответственность за смерть… Сантьяго, – он шепчет последнее слово так, словно оно обладает какой-то мистической силой. У нашей семьи действительно есть власть, но легенду мы создали сами.
– Глупый выбор, Фелипе, – вздыхаю я, доставая пистолет. – Ты знаешь, что происходит, когда люди меня не слушаются.
Этот шутник – неряха. И, как я уже сказал матери ребенка, у меня нет дочери.
Я снимаю пистолет с предохранителя и направляю дуло ему в голову, целясь на добрых два сантиметра выше линии бровей, а не в центр, как обычно делаю. Это непростое решение, но я полон решимости уничтожить каждую прядь этих жирных волос, когда нажму на курок.
– Посмотри на меня.
– Сеньор…
– Я должен просить дважды?
Мы смотрим друг другу в глаза, победитель и побежденный. В этот момент из-за открытой двери в тихую комнату доносится тихий плач. Он такой слабый, что почти похож на блеяние ягненка. Шум раздается снова, и у меня не остается никаких сомнений.
– Ты чертов дурак! – в ярости я ударяю прикладом своего пистолета Филипе по голове сбоку, и он со стоном падает на землю. – Ты принес ребенка сюда?
– Я не мог оставить ее, jefe, – хнычет он. – Я убил всех остальных членов ее семьи, как вы и просили.
Он говорит это только для того, чтобы расположить к себе, но если работа не закончена, то она вообще не сделана.
– Тогда лучше иди и сделай дело до конца, – мрачно говорю я, пиная его в живот и выходя из комнаты. – Лучше сожги все их гребаное генеалогическое древо дотла, пока мы заняты ими.
Стена, полная фотографий провожает меня, пока я спускаюсь вниз, но отказываюсь смотреть хотя бы на одну из них. Во мне больше нет места для сантиментов. Мне пришлось убить в себе все хорошее, чтобы завершить превращение в сына своего отца. Но не ненависть. Нет, этого внутри еще предостаточно.
Ненависти к моему отцу.
Ненависти к моей фамилии.
Ненависти к этому бизнесу…
Этот дом – оболочка, а не дом. Мне давно следовало съехать. Он напоминает мне старую песню, которую играла моя мама.
Ты можешь выписаться, но никогда не сможешь уехать.
Ну, она выписалась навсегда два года назад после того, как перерезала себе гребаное горло. Пока она была жива, давала мне силы сплотиться против человека, которым я медленно становился, человека, в которого мои отец и брат были полны решимости превратить меня. Казалось, легче справиться с темнотой, когда она была рядом. Те дни давно прошли.
Я лишился своей непорочности в семь.
Десять лет спустя я потерял голову.
Я нахожу ребенка на кухне, над которым воркует одна из горничных моего отца. Габриэла. Мягкая кругленькая женщина, в ее улыбке больше доброты, чем во всем моем теле. Она прижимает к груди розовое одеяльце и поет ту же колыбельную, которую когда-то пела мне моя мама. Но это было очень давно. Слова, которые когда-то успокаивали меня, теперь обладают силой приводить в ярость.
– Закрой свой рот, – кричу я ей, стуча кулаком по дверному косяку, призывая к тишине.
– Сеньор, – выдыхает Габриэла, а затем замирает, увидев заряженный пистолет в моей руке. – Уходи! Уходи! – кричит она своему маленькому сыну Мануэлю, который сидит за столом и читает книгу. Я смотрю, как он пробегает мимо меня, словно сам дьявол гонится за ним по пятам.
Так и есть.
– Передай ребенка мне, Габриэла.
Она качает головой, глядя на меня, и дрожа с головы до ног.
– Я не могу позволить вам сделать это, сеньор. Ребенок невинен. Это не то, чего хотела бы для вас ваша мать. Она бы перевернулась в своей могиле.
– У нее нет могилы, – усмехаюсь я, подходя на шаг ближе. – Мой отец не позволил этого, помнишь? Ты была добра ко мне все эти годы, Габриэла, но я без колебаний пристрелю тебя и твоего мальчика, если понадобится, – я поднимаю пистолет, чтобы показать ей, что говорю серьезно.
– Просто посмотрите на нее, – умоляет она меня. В то же время ребенок начинает хныкать. Она чувствует, что я в комнате. Я смерть под иным именем.
– О, я так и сделаю, – мягко говорю. – Я всегда смотрю своим жертвам в глаза… Мой отец научил меня этому.
Габриэла начинает плакать, но это слезы не по этому ребенку. Это слезы по моей бедной покойной матери и ее любимому сыну ― мальчику, которого я убил два года назад.
Она кладет ребенка в картонную коробку на стол. Ее руки дрожат так сильно, что она чуть не роняет сверток.
«Каким ужасным бременем, должно быть, является сострадание, ― лениво думаю я. ― Может быть, мне стоит сэкономить на пулях и вместо этого задушить ребенка?»
Оттолкнув ее с дороги, я хватаю старое синее кухонное полотенце, висящее над старой плитой. Тем временем ребенок перестает издавать этот раздражающий звук, но жребий уже брошен.
– Сеньор Данте… ради любви к богу. Ради любви к вашей матери!
– К черту мою мать, – резко говорю я, хватая материал и поднимая руку.
Ребенок моргает, глядя на меня.
Шок от узнавания.
Моя.
Мгновение длится секунду, но этого достаточно, чтобы весь мой мир резко пошатнулся; ось вращается во всех чертовых направлениях. Я смотрю на эту малышку, все еще держа в руке гребаное кухонное полотенце, но я знаю, просто знаю, что она – та цепная реакция, которую я искал. Она – острое лезвие, рассекающее пелену тьмы. Чувство вины придет, но прямо сейчас сквозь него льется только ослепительный белый свет.
– Возьми ее, – грубо говорю я, отшатываясь назад и швыряя кухонное полотенце на пол. Тысяча решений, принятых в мгновение ока. – А теперь со своим мальчиком беги как можно дальше от этого места. Вот мой телефон, – я швыряю в нее свой сотовый, и он подпрыгивает по деревянному столу. – Это все наличные, которые у меня есть с собой, – я кладу пачку грязных банкнот на стол. – Я позвоню позже, чтобы договориться о дополнительной оплате. План… Просто уходи. Возьми мою машину, – далее следуют ключи. ― Они не должны знать о ней, Габриэла. Никто не должен.
Эти темные глаза. Эта нежная розовая кожа. Я не могу позволить ему уничтожить ее так же, как он поступил со мной.
Габриэла сразу все понимает. Между нами пробегает дрожь доверия. Она была горничной у моего отца больше десяти лет. Она знает, что с ней случится. Хватает телефон, деньги и ключи и, прижимая ребенка к себе, выбегает во двор, зовя Мануэля.
Нетвердыми ногами я поднимаюсь по лестнице туда, где Фелипе ожидает своей участи. Я не могу изменить этого сейчас. Он единственный человек, который знает о существовании моей дочери. Я не стану рисковать милосердием ради пьяного откровения. Мой секрет слишком ценен.
Покончив с ним, я возвращаюсь на улицу. Несколько моих людей стоят, прислонившись к стене сарая и болтая о всякой ерунде между собой.
– Карлос, дай мне ключи от своей машины.
Он сразу же бросает их мне.
– Куда вы собрались, jefe? Где Фелипе?
– Наверху, с чертовой дырой в голове. Иди, приберись.
Он бледнеет. Они все так делают. Я пролил свет на их подверженность к ошибкам. Он был одним из моих лучших. Если я могу вот так обойтись с Фелипе, то у остальных маленькие шансы. Никто не застрахован от моих пуль. Никто, кроме моей дочери.
Я не утруждаю себя тем, чтобы посмотреть в зеркало заднего вида, когда поднимаю пыль шинами. Они еще не знают этого, но я покидаю эту адскую дыру и больше не вернусь. Я отправлюсь в дальние уголки этого мира, чтобы сбежать от него, если понадобится.
Так или иначе, я найду способ искупить свои грехи. Шаг первый прост. Я никогда больше не омрачу порог дома моей дочери. Габриэла даст ей хорошую жизнь. Она заслуживает большего, чем я когда-либо буду.
Изабелла Люсия.
В честь моей матери.
В честь невинной женщины, которую я убил.
Я должен все исправить.
На моем лице появляется влага. Это мне незнакомо. Я ловлю себя на том, что мне так сильно хочется поверить в слова моей матери, что свет, которому она когда-то умоляла меня быть верным, все еще где-то там.
Это единственное, что может спасти меня сейчас.
Глава 18
Данте
Я стою у окна конспиративной квартиры и смотрю на унылые вздымающиеся ввысь бетонные небоскребы Бухареста. С наступлением темноты все это похоже на какую-то постапокалиптическую пустошь, усеянную оборванными телефонными кабелями, грязными беспризорниками и выцветшими неоновыми вывесками «Coca-Cola». Несколько моих людей стоят внизу на тротуаре, обмениваясь сигаретами и плотнее запахивая свои черные пальто. Пронизывающий зимний ветер носился по этой части города весь день, терзая все на своем пути.
– Во сколько будет звонок? – спрашиваю у Джозепа, когда он входит в комнату.
Я наблюдаю, как он кладет свой ноутбук и снаряжение на кровать.
– В девять вечера, – он смотрит на часы. – Через десять минут.
– Хорошо.
Я хочу, чтобы это убийство было совершено и стерто с лица земли как можно быстрее. Таким образом, я смогу вернуться на свой остров еще до рассвета. Я ненавижу находиться вдали от Ив дольше, чем это строго необходимо.
Мой телефон пищит.
Читает мои мысли.
Я согласился предоставить ей мобильный телефон, вместе с ноутбуком. Верю, что она не сделает ничего глупого, например, не свяжется со своими друзьями. Она знает, что сейчас поставлено на карту. Она на нашей стороне.
Корни коррупции распространяются все глубже. Я не буду удивлен, если бы этот детектив ФБР окажется замешан в этом деле. Как и Ив. Она сама видела отснятый материал. Все взаимосвязано, мы все это чувствуем, но игра еще не раскрыла нам окончательных правил ведения боя.
Причины, по которым я дал ей мобильный телефон, также были корыстными. Мне нужно постоянно быть с ней на связи. Тот перелет обратно из Колумбии в прошлом году был признан одним из худших в моей жизни. Это была агония – не знать, убил ее мой брат или нет.
Я смотрю на сообщение.
ИВ: Я скучаю по тебе.
Мой ответ быстр, краток и емок; я проявляю свое превосходство над ней, даже находясь за тысячу километров.
Я: Тебе же лучше…
Ее ответ столь же быстр и вызывает легкую улыбку на моих губах.
ИВ: Я была милой. Ты просто ведешь себя как задница (как обычно).
Ох, Ив, Ив, Ив. Ей не следует упоминать при мне части тела ни в каком контексте. Двадцать четыре часа – это долгий срок, чтобы быть лишенным ее запаха и тела.
Убирая свой телефон в карман, я возвращаюсь к предстоящему вечеру. Мы уже установили, что под руководством Севастьяна работали два главных оператора. Иванов был первым, и о нем уже позаботились. Наша разведка отследила второго, Иона Попова, здесь, в Бухаресте. Столица уже много лет функционирует как один из их основных распределительных центров. Если сегодняшняя ночь пройдет по плану, то Попова ждет такая же кровавая кончина, как и его бывшего напарника.
Наш человек здесь, Дмитрий – бывший солдат румынского спецназа – был нашими глазами и ушами. Последние несколько дней он внимательно наблюдал за Поповым и составил для нас подробный профиль – места, где он любит выпить, шлюхи, которых он любит трахать. Он должен появиться в своем любимом стриптиз-клубе с минуты на минуту. Мы ждем подтверждения о его прибытии, а затем сами отправимся туда, чтобы поздороваться
Мой мобильный снова пищит. Я знаю, что это Ив, но пришло время отказать себе в удовольствии услышать что-нибудь от нее. Мой монстр готовится извлечь главный приз от Попова – текущее местонахождение Севастьяна. До сих пор он ускользал от нас, но сеть затягивается все туже. Его связи в США испорчены, мы перекрыли его цепочку поставок из Южной Америки, и на очереди Восточная Европа. Мы устраняем его сообщников одного за другим…
Как только мы поймаем Севастьяна, у нас будут имена всех подонков из ФБР и УБН, которые годами набивали себе карманы и мочили свои члены за счет этих девочек.
– Есть какие-нибудь зацепки по тем агентам УБН, о которых вчера упоминал Иванов? – спрашиваю у Джозепа, указывая на свободное кресло рядом со мной.
– Не окончательные. Во всяком случае, пока, – он решает остаться стоять у двери, переминаясь с ноги на ногу и засовывая руки в карманы. Два слова проносятся у меня в голове:
Молчаливый. Лживый.
Я свободно говорю на испанском, английском и русском, но больше всего разбираюсь в языке тела человека. Он чего-то недоговаривает, и у меня снова возникает это неприятное ощущение. Нежелательное воспоминание медленно всплывает на поверхность, как неразорвавшаяся мина.
– Что такое? – резко говорю я.
Он пристально смотрит на меня, ничем не выдавая себя.
– Давай сначала покончим с сегодняшним делом.
– Не *би мне мозги…
Нас прерывает телефонный звонок.
– Статус? – рычу я, хватая его.
– Код зеленый, – раздается протяжный голос Дмитрия.
– Сколько их? – спрашиваю я, имея в виду телохранителей Попова.
– Семь.
Шансы благоприятны.
Больной ублюдок боится за вою жизнь.
– Сейчас будем.
* * *
Мы входим в стриптиз-клуб через парадную дверь, как обычные посетители. Замаскированы у всех на виду. Смелые, как чертовы боссы. Наша команда ждет нас внутри, они вошли через заднюю дверь пятнадцать минут назад. Они уже отключили систему безопасности и разобрались с вышибалами. Попов в одной из подсобных комнат делает бог знает что с парой полуголых девиц с остекленевшими глазами, которых мы видим внутри. Их хрупкие улыбки так же фальшивы, как и искушение, которое они предлагают. Плотный оранжевый оттенок тона на их лицах и телах не в состоянии скрыть синяки.
Объекты торговли людьми.
Реальность секс-индустрии, столь далека от отредактированного силиконового дерьма, которое Запад любит транслировать через интернет.
Изуродованные тела, пустые сердца и невидимые цепи. Они существуют только для того, чтобы служить хозяевам, которые ими владеют. Годами подвергались насилию со стороны мужчин, которые обращались с ними хуже, чем с бродячими собаками на улице.
Страдая так же, как страдала она.
Я не могу думать о своей дочери в таком месте, как это. Это слишком больно. Вместо этого я позволяю своей вине, провинности опалять края совести, как спичка сухую бумагу. Проституция никогда не интересовала меня как бизнес, в отличие от моего покойного брата. Моя преступная деятельность всегда была более конкретной, выбранной для удовлетворения потребности убивать и контролировать, а не трахаться. Но я не могу игнорировать то, как наркотики, моя бывшая профессия, заставляли отчаявшихся наркоманов прийти в этот мир.
Как я заставил Ив войти в мой.
– Это не то же самое, – огрызается Джозеп, внимательно наблюдая за мной и, как обычно, сомневаясь во мне. Клянусь, он знает меня лучше, чем я сам себя знаю. – То, что ты сделал с Ив, совсем не похоже на это.
– Я не оставил ей выбора, – резко говорю.
Я, черт возьми, приставил пистолет к ее голове.
Мой мобильный внезапно становится слишком тяжелым у меня в кармане. Внезапно мне понадобилась ее поддержка. До Ив я никогда не сомневался ни в одном своем решении. В эти дни все мрачные методы, которые я использую, чтобы удержать себя на этом пути, выходят из-под контроля.
Джозеп хватает меня за руку, его голубые глаза пронзают меня сквозь мрак и неон.
– Ты украл у нее свободу воли, а потом вернул обратно. Я был там, помнишь? Это ее выбор – остаться.
Я стряхиваю его руку.
– Попов, – бормочу я.
– Она никуда не денется, Данте, – говорит Джозеп, отказываясь отпускать разговор. – Имей немного веры. Что бы ты ни скрывал от нее, это может пошатнуть основы, но не сломает тебя, – он, наконец, отводит взгляд. – А теперь давай сожжем эту чертову дыру дотла.
Мужчина прав. Ив в безопасности в моей постели, ее безупречное тело жаждет моих прикосновений и только моих. Она еще не знает, какой я бессердечный ублюдок, во всяком случае, не в полной мере.
– Сюда, – слышу, как говорит Джозеп.
Я ловлю взгляд молодой хостес, когда иду следом, и мой разум возвращается в игру. Не имею власти стереть кошмар прошлого у этих девушек, но могу устранить ответственных за это мужчин. Могу сделать так, чтобы им было в два раза больнее.
Музыка – настоящее дерьмо. Свет тусклый. Красные кожаные кабинки ломятся от тел, пока печально выглядящие стриптизерши кружатся в борьбе за выживание на сцене. В этом месте нет никакого желания, только прогорклая вонь отчаяния.
Дмитрий встречает нас на верху деревянной лестницы в задней части клуба. Стены черные, краска потрескалась и облупилась. Я хочу окрасить их в алый цвет кровью каждого мужчины, который вошел в это место и заставил страдать этих девушек.
– Следуйте за мной, – говорит он, кивая нам.
Мы вливаемся в недра клуба с незаметностью натренированных убийц. Бойкие. Разрушительные. По пути собираем остальных моих людей. Девушки, с которыми мы сталкиваемся, едва обращают на нас внимание, прижимаясь к грязным стенам, будто наше прикосновение вызывает отвращение. Мы не принимаем это близко к сердцу.
Дмитрий останавливается и указывает на дверь. На полу и на соседней стене видны брызги крови. Это все, что осталось от телохранителей, которые когда-то стояли здесь. Я хмуро смотрю на Джозепа. Убийства были не такими чистыми, как мне бы хотелось, но полный отчет о них будет позже.
– Выбей ее, – приказываю я.
Гнилое дерево прогибается, как картон, под силой его ботинка.
– Идем! Идем! Идем!
Все вшестером мы вваливаемся в темную комнату под звуки пронзительных криков. Вонь несвежих тел поражает наши чувства, как удар по телу. То, что встречает нас, заставляет меня резко остановиться и мрачно усмехнуться.
Попов.
Привязанный к кровати, полностью обнаженный, его большой белый живот трясется от его возмущения, а во рту кляп из черной кожи. Настолько, бл*ть, беззащитен, насколько это вообще возможно для мужчины. Мы не смогли бы связать его лучше, даже если бы попытались.
– Закрой дверь, или то, что от нее осталось, – я говорю одному из своих мужчин.
– Да, сеньор.
– Ты знаешь, кто я такой? – тихо говорю, делая шаг в сторону Попова.
На полу в изножье кровати лежит грязная черная атласная простыня. Я поднимаю ее и бросаю на его трогательно обмякший член. Никто не хочет видеть это дерьмо.
Он кричит сквозь кляп и дергает наручники у себя над головой, но они крепки. Я предполагаю, что это «да»…
Игнорируя его, я сосредотачиваюсь на двух обнаженных девушках, съежившихся у моих ног.
– Скажи им, что мы не обидим их, – резко говорю я Дмитрию.
Он произносит фразу на румынском. Я наблюдаю, как одна из них осмеливается поднять голову. Ее рыжие волосы ниспадают на плечи, как горящие угли. Ее кожа бледная, как снег. Такая же бледная, как у Ив. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, полными недоверия.
Она еще совсем ребенок.
Едва ли достигла совершеннолетия.
Эти девушки должны быть дома со своими родителями или курить чертовы косяки со своими друзьями. Где угодно, только не здесь.
– Скажи им, чтобы они оделись, – отводя глаза, я показываю своим мужчинам сделать то же самое, пока девушки натягивают свои платья. За свою короткую жизнь им пришлось вынести достаточно унижений. – Спроси их, кто они такие и как долго работают в этом клубе.
Дмитрий в точности переводит мои вопросы. Тем временем Попов перестал кричать и жадно прислушивается к разговору. Я замечаю, как он напрягает шею, чтобы взглядом заставить девушек замолчать, и мой монстр рычит. Быстро двигаюсь, обхватываю рукой за шею и сдавливаю трахею. С удовольствием наблюдаю, как его ноздри раздуваются в панике.
– Смотри в другую сторону, придурок, или я собственноручно избавлю тебя от глаз. Понял?
Он кивает мне.
Неохотно я отпускаю его.
– Они из Украины, – объявляет Дмитрий. – Все та же старая история. Обещали модельный контракт. Оказались здесь. Они были проданы Попову около трех месяцев назад.
Проданы как чертово мясо.
Я достаю недавнюю фотографию Севастьяна и протягиваю ему.
– Спроси их, видели ли они этого человека.
Младшая из них двоих берет фотографию, застенчиво кивает и что-то шепчет Дмитрию в ответ. Она не смотрит на Попова, но я слышу, как упоминается его имя. Девушка слишком напугана, чтобы даже взглянуть на него.
Мразь.
Мой монстр снова начинает рыскать вверх-вниз по прутьям своей клетки.
– Он был здесь два дня назад. Они с Поповым спорили в баре наверху, а потом он ушел.
– Он здесь частый гость?
Еще перевода на румынский.
– Да. Он приезжает за новыми девушками и забирает их с собой… куда ему угодно.
– Multemesc [5]5
с рум. «спасибо»
[Закрыть], – говорю я, чуть смягчая свой хмурый вид. В ответ на лицах девушек появляется что-то, что когда-то могло быть улыбкой. Это самая печальная вещь, которую я когда-либо видел. Будто они забыли, как двигать этими мышцами лица.
– Мы можем отвезти их в безопасное место? – я слышу, как спрашивает Джозеп.
– Господи, – бормочу я, качая головой. – Два самых крутых ублюдка на этой планете, и сегодня вечером мы превратились в слабаков.
Эта операция обнажает те части нас самих, о существовании которых мы и не подозревали.
Дмитрий кивает.
– Мой друг управляет приютом. О них хорошо позаботятся.
– Отвези их прямо туда. Возьми Ронана с собой в качестве прикрытия, – говорю я, кивая одному из своих людей. – Сначала мы разберемся с этим куском дерьма, а потом еще немного поболтаем.
Я поворачиваюсь обратно к Попову и мерзко ухмыляюсь ему. В ответ он снова начинает кричать, но все, что я слышу – это белый шум. Я судья, присяжные и палач в этом зале, и мой приговор только что вступил в силу.
Достаю свой нож и начинаю.
* * *
Закончив, мы выходим обратно через клуб. Здесь только Джозеп и я. Остальные мои люди выбрались с заднего хода и ждут нас в машине снаружи. Я хотел увидеть бар и девушек в последний раз. Чтобы вдохнуть его ужас. Чтобы оправдать себя за расчлененный труп, который мы оставили вверху. Самозваного повелителя Бухарестского Андеграунда больше нет.
Мое запястье чертовски болит. Я уже давно так не резал людей, но зло этого места, казалось, впиталось в мою кожу. И все же я не получил никакого удовольствия от этой пытки. Это было средством достижения цели, способом извлечения информации. И в этом смысле мы сорвали джек-пот.
Девушка была права. Севастьян был здесь два дня назад, чтобы забрать новую партию девочек из Болгарии и Украины, некоторым из них всего по десять лет. Он также был здесь, чтобы поговорить об исчезновении Иванова. Без него, который курировал бы бизнес в США, организация участвует в листинге [6]6
процесс добавления в существующий список ценных бумаг на бирже
[Закрыть], но не так сильно, как мы надеялись.
– Севастьян знает, что мы его вычислили, – говорю я, пряча свои окровавленные руки за спиной от проходящих мимо девушек. – Нам нужно больше информации об операции в США. Иванов работал не один, что бы он нам ни говорил. Нам нужно знать, кто инсайдеры в ФБР и УБН. Некоторые из них приложили к этому больше усилий, чем мы думали.
Мы знаем плохих людей. Мы сами такие. Есть те, кто берет, и создатели. Есть те, кто проглатывает взятку и закрывает глаза на все новые волны девушек, ставших жертвами торговли людьми. Есть и другие, которые по уши увязли в этом дерьме.
– Что ты там собирался сказать мне, на конспиративной квартире, Джозеп? – мы почти у входа в клуб. Я начинаю шагать быстрее. Никогда еще так сильно я не хотел раствориться в свете и благодати Ив, как сейчас.
Он собирается что-то сказать, но потом замирает.
– Ложись!
Я реагирую инстинктивно, падаю вниз, прижимаясь грудью к земле. Пули вылетают из ниоткуда, просвистывая мимо моего левого уха. Другая задевает левое плечо. Мне повезло. Это всего лишь поверхностная рана. Джозеп стреляет в ответ, оттаскивая меня с линии огня. Мы укрываемся за стойкой регистрации.
– Что за хрень? – реву я, вытаскивая свое оружие, когда еще один град из пуль с визгом проносится над нашими головами. Повсюду битое стекло. Полуголые девушки плачут. Две лежат мертвыми в паре метров от нас ― жертвы нашего жестокого перекрестного огня.
– Севастьян, – шипит Джозеп.
– Здесь?
Он кивает.
– Видел его уродливое лицо, это ясно как божий день.
– Сколько с ним?
Еще пули. Нам нужно двигаться. Наше нынешнее местоположение слишком открыто.
– Пять.
– Немедленно передай сообщение нашим. Нам нужно подкрепление, – я поднимаю голову над столом и делаю пару выстрелов, пока Джозеп достает свою рацию.
– Я знаю, что это ты, Сантьяго, – издевательски говорит чей-то голос, когда звуки стрельбы временно стихают.
Глубокий.
С акцентом.
Враждебный.
– Я слышал, ты на стороне моего братца-п*здюка. Пришли попробовать пару моих девочек? Тебе следовало сказать мне, что ты в городе. Я бы дал тебе на халяву.
Я не обращаю на него внимания и качаю головой Джозепу. Знаю, в чем тут дело. Теперь, когда у него появилась возможность перезарядить оружие, он пытается заставить меня выглянуть из-за стола. Мгновение спустя снаружи раздается визг тормозов. Происходит еще одна быстрая перестрелка, но на этот раз направленная в сторону от клуба. Мои люди на месте с приказом убивать на месте, всех, кроме Севастьяна.
Это удовольствие принадлежит мне.
Я выглядываю из-за края стола и вижу пару мертвых придурков, лежащих на улице рядом с главным входом. Севастьян на грани поражения. Теперь у нас есть шанс…
– Двигаемся! – кричу Джозепу, и мы вместе поднимаемся с пола, добегая до разбитой двери клуба как раз вовремя, чтобы увидеть, как черный внедорожник, набирая скорость, мчится дальше по улице. Мы оба целимся в шины, но машина уезжает прежде, чем мы успеваем нанести какой-либо реальный ущерб.
– За ними, – приказываю я.
Забираюсь в наш собственный внедорожник, готовясь к резкому рывку, когда мой водитель жмет на газ. Человек, которого мы искали все эти месяцы, находится всего в паре сотен метров впереди нас. Правда о моей дочери почти у меня в руках.
– Быстрее! – реву я, мой голос полон эмоций.
Мы огибаем незнакомые углы улиц в погоне по горячим следам. Стрелка скорости приближается к сотне. Я вижу впереди разбитую заднюю фару машины Севастьяна.
Так чертовски близко.
Я почти чувствую вкус своего возмездия.
Мы догоняем его. Мы всего в двадцати метрах от него, когда до нас доносится вой сирен.
– Не упускай его, – говорю я своему водителю, когда Джозеп высовывается из окна и пускает пять пуль по машине Севастьяна. В то же время что-то врезается в нас сзади. Теперь за нами следуют еще три черных внедорожника. Прибыло подкрепление самого Севастьяна.
– Пригнись, – слышу я крик Джозепа, когда заднее стекло разлетается вдребезги под тяжестью еще большего количества летящего свинца. Мы сворачиваем, чтобы не попасть на полосу встречного движения, и теряем драгоценное время.
Автомобиль, едущий прямо за нами, разгоняется и пытается обогнать нас, пуская пули в бок нашего внедорожника. Один из моих людей ранен в голову. Его кровь брызгает на мое лицо, теплая и скользкая. С яростным ревом я стреляю в них в ответ, патрон за патроном, пока мой магазин не пустеет. Долю секунды спустя автомобиль сворачивает вбок, врезаясь в стену серого здания, и эффектно взрывается. Я чувствую ослепительный белый жар на своей коже, а затем не остается ничего, кроме холодного, хрустящего поцелуя зимней ночи.
Сквозь осколки заднего стекла я вижу опасность мигающих огней. Она тянется сзади по меньшей мере в полукилометре. Тем временем Севастьян в полной мере воспользовался нашим отвлечением и исчезает за мрачным горизонтом. Сейчас мы не можем его поймать. Я не из тех, кто сдается, но я знаю, когда шансы складываются не в мою пользу. Нам нужно убираться отсюда к чертовой матери.
– Пусть едет, – говорю я Джозепу, и его гримаса говорит за нас обоих. Позволить Севастьяну Петрову ускользнуть от нас – самая горькая пилюля, которую можно проглотить, но риск того не стоит, а мысль, что мы больше никогда не увидим Ив, и подавно. Мы достигли своей цели. Попов пострадал, и теперь он находится в мешке для трупов.
Пришло время избавиться от копов и вернуться домой.
