Текст книги "Счастье в награду"

Автор книги: Кэтрин Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– То, что слышала, Гален! Ты сама это сделаешь! Прямо сейчас! Конечно, получится неидеально. Тебе придется вообразить, будто на месте твоих рук – мои. Но не беспокойся! Я все тебе объясню, и мы обсудим даже самые мелкие и чертовски пикантные детали!

Гален постаралась сфокусировать свой взгляд в пространстве, где-то за полированным стеклом, за пламенем и гневом, в кромешной тьме.

– Нет! – Ты отказываешь мне?

– Нет. Просто это слишком неожиданно. Мы ведь почти не знакомы!

– Браво! Вот оно настоящее целомудрие! Ну так и быть. Я буду играть с тобой не спеша. Пока мне не надоест. Но имей в виду, Гален! Как только я решу, что пора от слов переходить к делу – ты подчинишься! Согласна?

«Нет! Нет! Нет!»

– Согласна.

– Ах да, там же Лукас! Не смей к ней прикасаться, лейтенант! Она моя! – Электронный голос вдруг умолк, а когда заговорил вновь, в нем явно слышалось самодовольство: – Пожалуй, сегодня мы уже достаточно размялись. Пора и начинать. Итак, вернемся к моему обещанию сделать из Гален Чандлер звезду экрана. Твой путь к вершине славы начнется с часового спецвыпуска с обзором всех совершенных убийств, анализом следственных действий, и, конечно, с рассказом о личной жизни несчастных жертв – что так нравится публике! Меня также привлекает идея поставить перед камерой нашего лейтенанта. Пусть скажет по паре ласковых слов о своих милых подружках. В конце концов, он ведь все еще должен тебе эксклюзив! Но прежде всего нам нужно обсудить твои дела. Не будем терять времени! Твой спецвыпуск мы придержим до вечера среды, чтобы уже точно весь Манхэттен знал о нем. Кстати, требуй для себя полный час прямого эфира – не меньше! Никаких рекламных вставок, никаких партнеров в студии! Присутствовать должен только я, моя милая старлетка [7]7
  Старлетка – талантливая молодая актриса, восходящая звезда.


[Закрыть]! И тебе не потребуется вспоминать о каких-то других событиях. Я буду твоей первой и последней новостью, ясно?

– Конечно.

– Отлично. Ах да, и еще кое-что напоследок. Боюсь, что твое девственно-чистое белье оставляет желать лучшего. Наверняка оно такое же бесформенное, как твой старый прикид в «Судейских новостях»? Нет, Гален, это не пройдет! Не для меня! Для наших личных бесед требуется только настоящее неглиже – я уж не говорю о самом великом моменте. Поэтому на наше телешоу в среду ты явишься в чем-то неповторимом, воздушном и эротичном. Об этом буду знать только я. Но ведь именно мое мнение может играть для тебя какую-то роль, не так ли? Стало быть, Гален, ты сегодня же отправишься за покупками. Прямо с самого утра. Пойдешь к Офелии.

– К Офелии?..

– Только не надо прикидываться дурочкой! Ты что, ни разу не замечала дамского бутика напротив проходной «Кей-Кор»? В любом случае Лукас должен точно знать, где находится этот магазинчик. Идея, Гален: ты прихватишь лейтенанта с собой, и он поможет тебе выбрать все самое шикарное. Уж он-то разбирается в таких вещах! Вообще-то, моя бесценная девственница, при одной мысли о том, что ты совсем одна с этим Лукасом… Не смей прикасаться к ней, лейтенант! Даже не думай!

– Вы совсем больны.

– Нет! Я и есть Лукас!

– Что?

– Но ведь тебе надо как-то ко мне обращаться, верно? «Женский» вряд можно считать подходящим именем. «Убийца» – и того хуже. Как-никак нам предстоит стать любовниками! Вот и зови меня Лукас. «Ласкай меня, Лукас! Целуй меня, Лукас! Да, Лукас, да! Да, да, да!»

Глава 15

Лукас не мог разглядеть ее лицо даже на полированной поверхности темного стекла. Она наклонилась так, чтобы оставаться в тени.

Зато он отлично мог видеть себя.

«Лукас». Это было его имя. И в то же время им назвался убийца. В тот момент они все еще оставались единым целым. И дьявольская тьма владела его рассудком, растекалась ядом по венам, терзая сердце и леденя душу.

Он подошел совсем близко, когда Гален наконец подняла голову и увидела его отражение в оконном стекле.

А что увидел Лукас? Сияющие синие глаза, от которых невозможно было укрыться, которые сумели разглядеть все, творящееся у него в душе. Но в них не было страха. И дьявол отступил перед этим взглядом. – Вы отстраняетесь от дела, – произнес он.

– Мне нужно было сказать… – начала она и переспросила: – Что такое?

– Гален, вы отстраняетесь от дела.

Нет. Нет! Она резко повернулась к нему:

– Я понимаю, Лукас, в чем ваша проблема – во мне. Но я сумею с этим справиться. Правда! То есть мне ведь не обязательно на самом деле… можно ведь притвориться, не так ли? Конечно, я очень плохо умею врать, но разве убийца об этом знает? Я могла бы просмотреть какие-то фильмы или посоветоваться с кем-то – например, с Вивекой…

– К чему вся эта чертовщина?

– К тому, что у меня нет… опыта.

В его голосе зазвучала удивительная ласка:

– Да с какой стати вы взяли, будто я отказываюсь от вашей помощи из-за этого?

– Тогда почему? – выдохнула она.

– Это слишком жестокое испытание для случайно попавшего в историю человека.

– Но все-таки попавшего! И не исключено, что это вовсе не случайность. Убийцей вполне может оказаться кто-то из моих знакомых, из тех, кого я знала в прошлом.

– Мужчина на кухне цвета авокадо.

– Как вы об этом узнали? – ошеломленно прошептала она.

«Как ты вообще мог об этом узнать?!»

– Прошлой ночью мне приснился сон, вернее, кошмар. Я увидел вас, и кухню, и нож для разделки мяса.

Но ведь это был ее сон, ее ужас, не дававший покоя на протяжении одиннадцати лет! И именно вчерашней ночью она спала как убитая, не видя снов, чувствуя себя в безопасности!

– Это что, тоже подвластно вашему таланту? Видеть чужие сны? И даже кошмары?

– Нет, – мягко откликнулся Лукас. – Такого прежде не случалось. – «Пока я не повстречал тебя!» – Может быть, все случилось потому, что вы сами готовы были рассказать мне о нем. Разве не так? Когда я расспрашивал вас о причинах ухода из школы за месяц до выпуска?

– Да. Я чуть не рассказала о нем. Сама. Но потом решила, что к делу это не относится… Наверное… Его зовут Марк. Он появился, когда мне исполнилось четырнадцать. И поначалу мама даже собиралась выйти за неге замуж, но потом они решили, что играть свадьбу не стоит. Оба уже состояли когда-то в браке, оставившем лишь неприятные воспоминания, а им и так было хорошо и не требовалось ничего менять. Марк сделал ее такой счастливой, и ко мне он относился по-доброму. Тогда у меня почти не было друзей. Я была такой страхолюдиной – настоящее пугало. А Марк говорил, будто я особенная.

Пугало. Было ли это прозвищем, полученным от одноклассников долговязой, нескладной, тощей девчонкой с копной рыжих волос, грезившей наяву о несбыточном счастье и о том, как она будет шить для своей матери подвенечное платье?

Да так оно и было. И ласковый голос Лукаса был обращен далеко в прошлое, к той затравленной, загнанной девчонке:

– Но это тоже не принесло радости?

– Нет. Марк взял в привычку заходить ко мне в комнату, когда я одевалась, и ужасно оскорблялся, если я стеснялась и просила его уйти. – Гален, та Гален, что жила в настоящем, заметалась по гостиной, не в силах оставаться на месте, стремясь отдалиться от Лукаса хотя бы на несколько шагов, прежде чем сделать новое признание: – Он возмущался, говорил, что заменил отца, которого я никогда не видела, и ему нетрудно было заставить меня почувствовать себя неблагодарной и виноватой. Марк утверждал, что из-за отсутствия в доме мужчины у меня замедленное развитие. В этом случае вполне нормально – и даже необходимо, – чтобы отец следил за физическим развитием дочери. Тогда ему будет известно, когда придет пора тревожиться из-за мальчишек, с которыми я дружу. В конце концов Марк стал вваливаться ко мне в спальню в любое время, когда ему хотелось, и смотрел на меня часами, постоянно отпуская замечания.

– О чем?

Сейчас она застыла возле дивана, на котором расположилась целая толпа кукол в недавно сшитых халатах и ночных рубашках.

– О моих… формах. Вернее, об их отсутствии. А еще он издевался над моей одеждой. Какая она просторная и неуклюжая. Марк не трогал меня. Да и с какой стати? Получалось, что придраться не к чему: никакого сексуального насилия не было.

– Однако под всем этим подразумевался секс, – пробормотал Лукас себе под нос. Секс с примесью садизма. Потому что Марку доставляло удовольствие издеваться и унижать беззащитную девочку. Точно так же, как делает Женский Убийца. – И теперь вы это знаете.

– Да. Наверное, подсознательно я все поняла еще тогда. Я старалась избегать Марка, держаться от него подальше, и в итоге почти перестала бывать дома.

– А где вы были?

– Ну, – задумчиво начала она, – сперва я гуляла за городом, среди кукурузных полей, если позволяла погода. Зимой бродила по парку, или сидела в библиотеке, или грелась в овощном магазине. Там я и познакомилась с Джулией. В овощном магазине.

– С Джулией?

– Да. С Джулией и ее сестрой Эдвиной. Винни. – «Нашей милой малышкой Винни…» Гален погладила по голове Барби с длинными черными волосами и заговорила, обращаясь к миниатюрному нарисованному личику: – Девочки пришли в магазин, чтобы купить тапиоки для пудинга. Они жили со своей бабушкой – с бабулей Энн, которая и ходила за покупками, но в тот год декабрь выдался на редкость холодным, и она приболела. Винни тогда едва исполнилось полгода и Джулия, держа сестру на руках, как раз о чем-то с ней говорила, когда в магазин вошла леди со своим маленьким сынишкой и ему захотелось «посмотреть на младенца». Но стоило этой женщине повнимательнее взглянуть на Винни, как она заверещала будто резаная: «Да как ты посмела вытащить на люди такую образину?! На нее же смотреть тошно! Как тебе не стыдно?»

Ласково, осторожно Гален снова и снова проводила пальцами по спутанным черным прядям маленькой куклы.

– Конечно, Джулия и не подумала стыдиться. Когда она смотрела на сестренку, то видела лишь любовь и преданность, хотя всем остальным Винни могла показаться… – Гален умолкла, не в силах подобрать нужные слова.

– Кем? – Его голос был так же ласков, как ее пальцы. – Вы не можете вспомнить? Или Винни кажется вам такой же, какой ее видела Джулия, – милой маленькой девочкой?

– Да, – прошептала Гален. – Такой Винни и была, но она родилась с врожденными аномалиями, и скрыть их было невозможно. Врачи вообще считали, что смерть заберет ее вскоре после рождения.

– Но ей исполнилось полгода, когда вы увидели ее впервые.

– Да. К тому времени врачам надоело удивляться и пытаться предсказать, сколько еще она проживет на свете. Правда, одно они знали точно: Винни никогда не сможет ходить самостоятельно. И это оказалось правдой. Врачи, кроме срока ее жизни, ошиблись еще в одном. Она не была слепой. Однако видела Винни в какой-то своей, искаженной палитре. В ее мире дневной свет имел зеленый оттенок, а ночь казалась золотой, с луной цвета аквамарина. Но больше всего ей нравился цвет кукурузных полей – бирюзово-синий.

«Бирюзово-синий…» – повторил Лукас про себя. Совсем как бесформенное пальто и варежки у одной его знакомой. – А вместо рождественской елки Винни представляла себе фуксию?

– Да. Мои варежки – это ее подарок, их вышили Джулия с бабулей. – Лицо Гален озарила счастливая улыбка, и, немного помолчав, она продолжила свой полный воспоминаний о душевном тепле и любви рассказ. – Сперва все шло как нельзя лучше. Я вроде бы жила дома, то есть у моей матери и Марка, но почти все время проводила с Винни, Джулией и бабулей. Но потом… – дрогнувший от боли голос предупредил Лукаса о том, что сейчас он услышит о самой тяжелой и невосполнимой утрате жизни Гален, – бабуля умерла. Она совсем немного не дотянула до восьмидесяти двух и ушла из жизни быстро и безболезненно. Но все равно это было ужасным ударом. Ее не стало в марте моего последнего года в школе. Я очень переживала эту смерть и не оправилась даже к маю, когда все и произошло.

– Девятого мая.

– Да. Девятого мая. – По мере того как Гален перечисляла свои невзгоды, ее голос перестал дрожать от боли и наполнился горечью. – Тогда я вернулась от Джулии и Винни довольно рано. Они вообще ложились спать рано. Джулия старалась подчинить свою жизнь режиму Винни, чтобы та поменьше оставалась одна. Я думала – дома никого нет. У матери были занятия в вечерней школе, а у Марка – ночное дежурство. Я зашла на кухню попить воды, когда появился он. Прямо в мундире.

– В мундире?

– Марк служил в полиции. То есть служит в полиции.

– Час от часу не легче, – буркнул Лукас.

– На самом деле он уже отработал свою смену в дневное время – кого-то подменил – и просто немного задержался, оформляя какие-то протоколы. Он заявил, что давно меня не видел голой, что я по-прежнему страшнее пугала – во всяком случае, когда напяливаю на себя эти жуткие шмотки. Но ведь мне уже восемнадцать – значит, под ними у меня должно все-таки что-то быть. И он желает на это поглядеть. Я сказала ему, что он псих и извращенец, пригрозила, что расскажу обо всем матери и его шерифу. Но Марк только рассмеялся. По его мнению, извращениями страдала я, а не он, поскольку дружила с Джулией и Винни. Ему удалось выследить меня, и с тех пор он каждый день ездил на машине за Джулией. Это стало для него навязчивой идеей. И при этом он обвинял в сумасшествии меня. Да и к тому же кто поверит, что ему была охота приставать к такой уродине, как я? Но он добрый парень и готов пойти на великую жертву и сделать меня женщиной, прямо не сходя с этого места.

– И тогда вы заметили нож на кухонной полке.

– Да. Марк позволил мне взять его. И я даже попыталась им защищаться. Но едва представила, как пронзаю его этим ножом, мне стало так противно, что рука разжалась сама собой. А Марк захохотал и закричал: «Вот, видела? Ты же меня хочешь! Ты всегда меня хотела!» Он успел расстегнуть свой мундир, и лез целоваться, и лапал рукой у меня за пазухой, когда вошла мать.

И Лукас понял, что это был конец. Что дальше были только холод и лед. Бесконечная зима, убившая мечту и надежду на счастье.

– И… – мягко подбодрил он, глядя в заледеневшие синие озера.

– На ней был надет купальный халат. Наверное, она спала. Если ей нездоровилось, мать могла отменить занятия в вечерних классах и остаться дома.

– И?

– И Марк начал распинаться вовсю, как только ее увидал. Дескать, он только что вернулся домой и ужасно до ней скучал, хотел ее целый день. Особенно после того как побывал на месте автокатастрофы, насмотрелся на всю эту жуть и понял, как мало мы ценим жизнь и любовь. Но ее дома не оказалось – по крайней мере он так считал, – зато оказалась я и начала к нему приставать. Причем уже не в первый раз! Но он держался и отказывался от моих предложений вплоть до этой ночи, когда ему так не хватало женщины! Хотя, конечно, это не может служить ему оправданием и мать имеет полное право вышвырнуть его вон.

– Но вместо него она выгнала вас.

– Я ушла сама раньше.

– Значит, вы так и не знаете.

– Чего я не знаю?

– Что она собиралась сделать.

– Я отлично все знаю, – резко возразила Гален. «Она поверила бы Марку, так как любила его, а не меня!»

– Но вы ведь ни разу даже и не пытались рассказать ей о том, что Марк таскается в вашу спальню, верно?

– Нет… – «Конечно, нет! Она бы пропустила это мимо ушей из-за своего чувства…»

– Мать казалась вам такой счастливой, – закончил за нее Лукас. – И вы не посмели лишить ее этой радости.

Его ласковые слова ошеломили Гален, отняли способность сопротивляться и мягко, медленно повлекли назад, в прошлое, к той мечтательной девочке, обожающей смотреть на маргаритки… и помнившей материнские смех и любовь – прежние, первые, до Марка. Та любящая и любимая дочка помнила многое. И ради этих воспоминаний она пыталась сделать вид, что в их доме все в порядке. Ее мать не должна даже заподозрить, как ведет себя Марк, когда они остаются вдвоем.

И девочка, погруженная в мечты о счастье, предпочла таиться от матери, с которой когда-то была так близка, которой так доверяла. Но теперь доверие утратило прежнюю полноту. И первой отдалилась именно Гален. Действительно ли она желала сохранить запоздалое счастье своей матери? Или все же винила ее в том, что в их жизни появился Марк?

Гален пыталась сохранить видимость счастья, не допуская никаких упреков в сторону матери. Поначалу. Но рано или поздно она не могла не обвинить Бесс Чандлер в том, что вынуждена мириться с Марком. Эта скрытая обида исподволь разъедала ей душу, хотя и оставалась тайной, так же надежно оберегаемой, как и самый сокровенный ее секрет – тот удивительный мир, в котором Гален жила с Джулией, Винни и бабулей. В прошлом она непременно поделилась бы с матерью радостью сопричастности к этому заповедному миру. Когда-то, до Марка, мама с дочкой вместе стали бы шить наряды, которые Гален скроила для Винни, – уникальные платья для неповторимой Вин.

Лукас, затаив дыхание, следил за поднятой его предположением бурей эмоций в душе Гален. Это была настоящая зимняя пурга. И все же он сумел различить в холодной, застывшей синеве ее глаз едва заметные искорки удивления. И воскрешенной надежды.

– Гален! Вы ведь ничего не рассказывали матери потому, что не хотели разрушать ее счастье?

– Я… наверное.

– Но той же ночью вы сбежали.

– Да. Мать с Марком надолго застряли на кухне. Он все бубнил и бубнил не переставая, пытался ей что-то объяснять. Я успела засунуть в спортивную сумку свои варежки, какие-то вещи и выскочила вон.

– И отправились к Джулии.

– Я собиралась пойти к ней. Она жила довольно далеко, на другом конце города, и пока я туда добралась, меня успел перехватить Марк. Он выскочил из машины и чуть не лопнул от хохота, когда увидел, как я испугалась. Он сказал, что успел достаточно разглядеть на кухне, что я по-прежнему страшна как смертный грех и он меня больше не хочет. Лучше уж он поскорее вернется домой, где его ждет не дождется моя мамаша, а уж она-то хочет его до обалдения. Но кроме этого, они оба хотят, чтобы я убралась из города и не смела возвращаться. А если не послушаюсь и попытаюсь каким-то способом связаться с Джулией – Винни заберут у нее и поместят в интернат для слабоумных. Уж он-то за этим присмотрит. Для него это плевое дело. Ведь пока не родилась Винни, бабуля сама учила Джулию на дому. Но из-за того, что нужно было присматривать за Вин, им стало не до уроков. Таким образом, Джулия нарушает закон о всеобщем образовании. Ему ничего не стоит официально установить этот факт и поставить в известность власти. Джулию заставят вернуться в школу, а Винни отправят куда-нибудь подальше, а это для нее – верная смерть. И если я не выполню в точности его приказ, он сделает так, что Винни умрет в одиночестве, всеми покинутая и забытая.

– И так Марку удалось заставить вас покинуть Джулию, – заметил Лукас. Гален не просто оставила ее без дружеской поддержки – она сделала это в самое тяжелое время, когда все еще не успели оправиться после смерти бабушки.

– Да. Ему это удалось. Он отвез меня на автобусную станцию за два города от нас, купил билет в один конец до Чикаго и проследил, чтобы я не выскочила из автобуса в последний момент.

– Это он лишил вас выбора, Гален. Вам пришлось уехать ради покоя Джулии и Винни.

– Да. Но это знаю я, а Джулия – нет.

– Вы так и не рассказали ей?

– Нет. Даже после того, как Винни… не стало. – Гален не могла сказать, когда случилось это неизбежное, непоправимое горе. Она ни разу не посмела даже позвонить, чтобы выяснить, как там дела. Гален знала лишь то, что ее не было рядом, когда подруга нуждалась в ней больше всего. И после всего этого просто взять и через столько лет явиться как ни в чем не бывало…

– Вам непременно надо с ней поговорить.

– Вы так считаете? – В ее глазах снова промелькнула едва уловимая, отчаянная надежда.

– Да. Я совершенно в этом уверен. И полагаю, что Джулии этот разговор будет так же нужен, как и вам. – На этот раз весна, уже не стесняясь, ярко сверкнула теплом и верой в зимней синеве ее взгляда, и этот огонь разбудил ответное пламя в его глазах. – А потом можно будет отыскать и вашу мать.

– Мою мать? – неуверенным эхом отозвалась Гален. Но надежда в ее взгляде не погасла.

– Бесс Чандлер. Мне кажется, еще не поздно поговорить и с ней. Рассказать о Марке. И возможно, выяснить наконец, что было с ними потом. Она все еще живет с Марком? Вы не знаете?

– Знаю. Они разошлись. Когда прошло достаточно времени и Винни не стало, я позвонила в полицейский участок и в школу. Там никто не спросил моего имени. Дежурный офицер сказал, что Марк переехал в Сан-Диего и служит там, в полиции штата.

– А ваша мать?

– Она по-прежнему живет в Канзасе и преподает в школе. – То есть занимается тем же, чем занималась до Марка, когда между ними еще жили любовь и доверие и обе мечтали о подвенечном платье и поле из маргариток.

– Значит?.. – Лукас словно увидел ее мечты наяву.

– Значит, не исключено, – неожиданно для себя ответила Гален, – что в один прекрасный день мы встретимся.

Он с облегчением улыбнулся, и она ответила ему такой же улыбкой.

Но уже в следующий миг их улыбки погасли. «Прекрасный день» встречи не мог наступить, пока жестокий убийца на свободе, а значит, нужно снова возвращаться из мечты в действительность, чтобы попытаться выявить возможного подозреваемого из ее прошлого.

– Вы когда-нибудь сообщали шерифу о Марке? – спросил Лукас.

– Да. Полгода назад. Я написала шерифу в Сан-Диего. Работа в «Судебных новостях» дала мне понимание некоторых вещей. Я знала: исключительно на моих показаниях обвинение выстроить не удастся, – но выражала надежду, что эти сведения могут оказаться полезными, если к ним поступят сходные жалобы от других лиц.

– Вы подписались полным именем?

– Да.

– И получили ответ?

– Нет. Да я и не ожидала ответа. Более вероятно было то, что мое письмо покажут Марку.

Лукас кивнул. Он слишком хорошо знал подобную практику. Как жертву, пострадавшую от одного копа и обратившуюся за справедливостью, хладнокровно предает другой, пожелавший сохранить честь мундира.

– И если это так, то у Марка есть отличный повод разозлиться на меня. И даже прийти в ярость. – Она перевела Дух и добавила: – Марк знает, что я люблю шить, – и убийца пользуется иголкой. А сегодня вечером он заговорил про Канзас, кукурузные поля, некрасивое нижнее белье, которое я носила… – «…и ношу до сих пор».

– А кроме того, – негромко продолжил Лукас, – и Марк, и убийца явные садисты. Но вчера вы все-таки решили не рассказывать мне про него.

– Да.

– Почему?

– Потому что я могу представить себе, как разъяренный Марк гонится за мной, бьет, издевается как хочет – и даже убивает под конец. Но то, что делает этот тип, слишком для него сложно. Все так тонко просчитано. Не упущена ни единая мелочь.

– А кроме того, потому, – добавил Лукас, – что ему потребовалось бы немалое время – возможно, даже не один год – провести в Манхэттене, чтобы установить, какие связи были между жертвами и мной. Насколько я понимаю, это само по себе исключает Марка из списка подозреваемых.

– Да. Все правильно. Значит, – обессиленно вздохнула Гален, – вы не думаете, что это он.

Но Лукас только теперь пришел к окончательному решению. Это не мог быть Марк. Несмотря на совпадение таких важных улик, как иголки и мясницкий нож, и менее значительных деталей вроде кукурузных полей и грубого нижнего белья. Последние, кстати, вообще легко додумывались на ходу, при наличии достаточного воображения и информации, предоставленной Розалин Сент-Джон на суд широкой общественности. Не стоило, конечно, окончательно успокаиваться и отметать Марка совсем. Однако Лукас больше не собирался разрабатывать эту линию. Он не считал, не чувствовал в Марке нужного ему убийцу.

– Нет, – отвечал Лукас, – не думаю. Но это еще не значит, что я не проверю все до конца и не установлю совершенно точно, не выезжал ли Марк из Сан-Диего в определенные дни. Лучше всего, если он в это время окажется на дежурстве. Только вас, Гален, это уже не коснется.

– Вы по-прежнему хотите от меня избавиться.

– Я хочу отстранить вас от дела, – поправил Лукас. – Ради вашей же пользы.

Повисло молчание. Тишина, сотрясаемая неслышным грохотом. Это ее сердце, обезумев, неистово билось в грудной клетке. Он хочет, чтобы Гален ушла. Ради нее. Ради ее пользы.

Белоснежные часы на каминной полке пробили четыре часа утра – чистый, мелодичный звук, безмятежное напоминание о развеянных чарах и погибшей сказке. А также о мучениях и смерти.

Гален заговорила, едва дождавшись, пока часы перестанут бить.

– Я остаюсь, лейтенант. – «Ради тебя. Чтобы помочь тебе отомстить бессердечному палачу и положить конец пыткам. Ради твоей же пользы». – Вы ведь понимаете – мы оба в одной лодке. А кроме того, я не хочу отказывать себе в удовольствии пережить это приключение до конца.

Гален понимала, что мчится на полной скорости прямо на айсберг, но нисколько не боялась столкновения. Она выдержит испытание. Не может не выдержать. Правда, пока ей лучше не задумываться о подробностях предстоящих дел. К примеру, о прослушиваемой полицией беседе, о сексе с убийцей по имени Лукас, не говоря уже о его требовании заняться этим на деле и ее намерении притвориться, что она подчинилась.

– Хорошо? – спросила она.

– Да. На данный момент.

«Навсегда!» – поклялась про себя Гален. Она не отступит до самого конца, как бы трудно ей ни пришлось.

Но он уже нависал над ней – сверкающая холодная глыба – и выглядел так грозно, что Гален больше не смела смотреть ему в лицо. Она перевела взгляд на темное окно. И увидела свое отражение. Нелепое пугало в мешковатом тренировочном костюме.

– Как по-вашему, мне следует заняться теми покупками, о которых говорил убийца? – спросила она обращаясь к своему отражению на гладком стекле. «А значит, пойти к Офелии и выбрать самое сексуальное и возбуждающее белье?»

– Это не обязательно, но желательно, – без запинки отвечал ей подтянутый, элегантный и чувственный красавец.

– Чтобы уменьшить долю лжи, которой мне придется сдобрить наш разговор? – Она смотрела на своего двойника и мысленно повторяла, что она такая, какая есть. Это та правда, о которой нельзя забывать ни на минуту.

– Верно, Гален! – Он двинулся с места, заслоняя от нее окно. Она потупилась и смешалась еще сильнее. – Вам вовсе не обязательно будет надевать все эти вещи. Но если вы рядом с собой положите что-то из них, то при необходимости легко сможете и описать наряд поподробнее – это наверняка облегчит разговор. Как и обещали, к двум часам мы доставим Кейси ваших Барби, а потом успеем заскочить к Офелии по пути на Риверсайд-драйв, где вы возьмете интервью у Джанет Белл.

– Интервью?.. – Гален подняла на него растерянный взгляд. – А кто она такая?

– Лучшая подруга Кей. Когда ее убили, Джанет была в Париже и ничего не знала до самого своего возвращения, когда имена остальных жертв и мою связь с ними уже предали огласке. Но даже это не объясняет той враждебности, которую она питает ко мне и моим коллегам, ведущим следствие. Оказывается, Джанет заявила буквально следующее: «Если им действительно нужно знать, отчего погибла Кей, почему они до сих пор не спросили у меня?» Конечно, это могло быть сказано сгоряча. Она явно была потрясена смертью подруги. И не пришла в себя до сих пор. Однако, несмотря на свои слова, Джанет наотрез отказывается встречаться со мной. Хотя я пытался с ней связаться.

– И вы всерьез считаете, что она согласится поговорить со мной?

В этот миг Гален увидела совершенно иное зеркало. Как ни странно, тоже отражающее реальность. Потому что Гален точно знала: в его искрящихся серебристых глазах она различила себя.

– Гален, если она и будет вообще с кем-то разговаривать, то только с вами!