Текст книги "Опасная находка"

Автор книги: Кэтрин Стедман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

32

Среда, 28 сентября

Человек у двери

Домашний телефон начинает звонить в ту же секунду, как я открываю входную дверь. Марка нет дома, он сегодня ищет новые помещения для офиса. Он должен быть дома через час или два; я попросила его вернуться к трем, на случай, если с Лотти у меня сегодня не сложится.

Телефон звонит дважды, прежде чем я добираюсь до него, бегом пересекая гостиную. Возможно, это наш молчаливый абонент. Возможно, это Патрик. И на этот раз я его поймаю.

– Алло, это Эрин? – Голос грубый, с акцентом кокни, принадлежит человеку лет сорока. Это человек Эдди, понимаю я мгновенно.

– Э… да, да, у телефона. – Я пытаюсь говорить профессиональным тоном: не исключено, что звонят по работе. И очень надеюсь, что Энди Фостер не прослушивает мои звонки, потому что если да, в данном случае меня легко скомпрометировать.

– Здравствуйте, Эрин. Меня зовут Саймон. Я должен, если не ошибаюсь, забрать у вас посылку? – Секундная тишина на линии. – Так вот, я знаю, что вы заняты, но я сейчас неподалеку, возможно, вам будет удобно со мной встретиться? – Он тоже явно остерегается телефонной прослушки, потому что выражается очень обтекаемо, как обычный курьер. По крайней мере, именно это можно будет заявить в суде, если придется.

– Да, это было бы… это было бы здорово. Пять, десять минут? – Я пытаюсь скрыть свое облегчение, свою радость от перспективы наконец-то избавиться от бриллиантов.

Меньше чем через час они окажутся вне нашего дома. И все закончится. История с сумкой, с самолетом. В качестве улик останутся только флешка и телефон, спрятанные на чердаке под изоляцией.

Я прижимаю трубку плечом и поспешно записываю номер швейцарского счета на клочке бумаги. Я выучила его наизусть. Бумажного следа к этому номеру нет. Примерно неделю назад я сожгла все бумаги на нашем садовом кострище. Всю важную информацию я запомнила. Номер и пароль. Я слышу, как на другом конце линии заводится мотор машины.

– Хорошо. Через десять минут. До скорой встречи. – Он отключается.

Саймон показался мне довольно дружелюбным, голос был беззаботный. Полагаю, он в курсе ситуации. Моя услуга. Услуга Эдди. Наши взаимозачеты.

Черт, кого я обманываю, Саймон наверняка весь день за мной следил, разве нет? Отсюда до Лотти и обратно. Я думаю о том, кто еще может следить за мной в течение каждого дня. СО-15, Патрик, а теперь Саймон. Но они не могут следить за мной одновременно. Если один из них узнает об остальных, весь карточный домик вокруг меня быстро рассыплется. Однако Саймон наверняка за мной сегодня следил, иначе откуда бы он узнал, что я вошла домой? Вот почему он неподалеку.

Я морщусь. Наверное, я самая наивная в мире преступница. Совершенно безалаберная. Мне повезло, что меня еще не убили.

У меня меньше десяти минут до его прихода. Я кладу листочек с номером счета в карман своих брюк.

Камни на чердаке, где я их и оставила после того, как забрала от Чарльза. Я мчусь наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Нужно достать их раньше, чем Саймон сюда приедет. Я не хочу оставлять его в доме без присмотра, поднявшись на чердак. Не хочу, чтобы он тут расхаживал. Я не могу доверять ему.

Внезапно у меня появляется мысль: а что, если этот парень вообще не связан с Эдди?

Или связан, но я каким-то образом совершенно ошиблась в самом Эдди, и эта ситуация для меня очень плохо закончится? Может, это небезопасно.

Я представляю, как Марк является домой и находит мое тело. Я лежу в коридоре, как тряпичная кукла, с единственным следом от пули в голове: убийство в назидание. Дело сделано.

Но ничего подобного не случится. Все мои инстинкты твердят мне об этом. А если я не могу доверять своим инстинктам, чему мне тогда доверять? Я уверена, что все в порядке. Уверена. Уверена, уверена.

И все равно я бегом спускаюсь по лестнице и хватаюсь за телефон. Набираю номер Марка.

Через три гудка он отвечает. Он кажется отстраненным, далеким, а за его голосом слышен фоновый шум.

– Марк?

– Да, что случилось? Ты в порядке? Как все прошло? – Он имеет в виду разговор с Шарлоттой.

– А, да, все хорошо. Слушай, кое-кто звонил. Звонил по поводу… – Черт! Я вдруг понимаю, что не могу сказать это по телефону. Я не могу упоминать бриллианты или Эдди. Если Энди прослушивает мой мобильный, нам конец. «Ладно, думай. И думай быстро. Выражайся обтекаемо».

– Хотят… забрать сувениры из нашего свадебного путешествия. – Так же можно говорить? Конечно, можно – мы купили сувениры для родителей Марка, я сегодня вечером собираюсь отправить их в Ист-Райдинг через службу доставки, так что звонок вполне объясним. Боже! Как это все сложно. Преступная жизнь меня эмоционально истощает.

Марк молчит. Я представляю, как он тоже пытается осмыслить, что можно говорить по телефону и что нельзя. Я рада, что вышла замуж за умного человека.

– О’кей, это замечательно. Ты справишься сама, дорогая, или мне приехать тебе помочь? – Тон у него прежний, но даже я слышу, что он волнуется. Он четко дал мне понять, что думает об Эдди. Эдди он не доверяет ни на грош.

– Нет, все в порядке. Все отлично, Марк. Я просто хотела сказать тебе, что это произойдет буквально сейчас. И да, я справлюсь. А теперь мне пора бежать, он приедет через минуту. Ага? – Я хочу дать Марку шанс остановить меня, если вдруг я совершаю глупость. А я совершаю глупость? Отдаю незнакомому человеку миллион фунтов в виде бриллиантов. В своем собственном доме, в нашем доме.

– Отлично. Да, конечно. Похоже, ты со всем справляешься, милая. Тогда увидимся чуть позже, хорошо. Я люблю тебя? – Это вопрос. Иногда это вопрос, верно? И в этом вопросе скрыто очень и очень многое.

– Я тоже тебя люблю, – отвечаю я. И в моем ответе тоже заключено очень многое. А потом я слышу короткие гудки.

Черт, я не спросила, как у него дела. Я даже не спросила, где он. Звуки доносились с улицы, запруженной людьми, оживленной, возможно, со станции, но…

У меня действительно нет на это времени. Я мчусь на верхний пролет, нащупываю палку с крюком, с помощью которой открывается потолочная лестница, тяну ее на себя.

Я нахожу камни там же, где оставила, под незакрепленным слоем пастельно-желтой изоляции, в своем кошельке. Они мерцают в кремовой коже, теплые от труб отопления. Я хватаю их и возвращаю изоляцию на место.

Когда я спускаюсь по лестнице, уже трезвонят в дверь. Я застываю на середине пролета.

Вспышка ужаса, словно выстрел, обжигает все мое тело.

Я внезапно жалею, что у нас больше нет автомата – того, что мы бросили в море на Бора-Бора. Неужели мы сглупили, избавившись от него? Он мне понадобится?

Хотя что я сделала бы с автоматом? Я все равно не умею из него стрелять. Я даже не знаю, был ли он заряжен и как снимать его с предохранителя, если что. Нет, мне не нужен автомат. Все пройдет хорошо. У меня просто паранойя. Сейчас белый день. Я продолжаю спускаться по лестнице с чердака, перепрыгиваю последние три ступени и бегу в коридор. Раскрасневшаяся, я открываю входную дверь и радуюсь порыву сентябрьского ветра, влетевшему внутрь. За дверью стоит Саймон. Он выглядит безобидно. Костюм, галстук, улыбка. Не оскал хищника, просто улыбка, как у папиного друга. Слегка многозначительная, но совершенно безвредная. Мне не нужен автомат, внезапно понимаю я. Его манеры предполагают, что мы по одну сторону закона, я теперь часть банды.

– Саймон? – Мне нужно что-то сказать, мы слишком долго стоим в тишине.

– Собственной персоной. – Он улыбается. Я уверена, что он уже делал нечто подобное раньше. Но его безобидный юмор меня успокаивает.

– Отлично. – Я киваю. И понятия не имею, что делать дальше. – Хотите войти? – рискую я.

По моему тону Саймон, скорее всего, уже понял, что я не имею ни малейшего представления о том, как обычно проходят подобные сделки. Я надеюсь, что он вскоре возьмет на себя главную роль.

– Не, должен бежать. Но спасибо, дорогая. Я просто возьму вещи, чтобы ты из-за них больше не психовала, ты не против?

Он отлично со мной управляется. Я ценю его мягкую реакцию на мою беспомощность; в своем роде это странно успокаивает. Я протягиваю ему кошелек. Я рада, что он избавляет меня от этого давления. Половина дела сделана. Он берет его из моих рук. Но что насчет денег? Мне нужно что-то сказать? Или это будет грубо? Но он меня опережает.

– У тебя есть для меня номер? – Он на шаг впереди меня. Да, несомненно, он занимался чем-то подобным и раньше.

– Да, да, вот он. – Я вынимаю листок бумаги из кармана и разглаживаю его на бедре. – Простите, что такой мятый. Но цифры все равно можно разобрать, правда?

Я передаю ему листок. Мы оба смотрим на бумажку в его руке, на вполне разборчивые цифры. Я полная идиотка.

– Хм, ага-ага, вполне сойдет, – бормочет он, переигрывая с интересом к мятой бумажке. – Ну вот, значит, мне пора. – Он взвешивает бумажку и кошелек в обеих руках. Улыбается и разворачивается, чтобы уйти, затем останавливается. – Один вопрос, дорогуша. Как все сегодня прошло? Эдди хочет знать.

– Я… Мне кажется, ничего не получится, – с печальным видом отвечаю я, словно испытываю боль от такого жестокого поворота судьбы. Эдди – исправившийся герой, которому дочь отказалась давать второй шанс.

Саймона, похоже, мой ответ сбивает с толку.

– Почему, что она сделала? – Он задумчиво смотрит на меня.

– Ну, она посмотрела его. Видео. Она плакала. Очень расстроилась, но слишком боится за детей, поэтому…

– А, за детей, – перебивает меня он. – Ну ладно, нормально. – Похоже, он доволен. Я думаю о том, официальный ли это интерес к Лотти, или я наговорила лишнего.

– Не волнуйся о детях. – Саймон снова улыбается. Порядок восстановлен. – С этим он разберется. Но ты молодец, милочка. Она плакала, да? Это хорошо. Очень, очень хороший знак. Эдди это чертовски понравится. Прямо оживит. Если она плакала, полдела уже в шляпе. – Он сияет, глядя на меня. Сегодня у него хороший день. – Ладно, дорогая. Я ушел. Всего тебе наилучшего. – И, радостно вскинув руку, он уходит.

– Э… спасибо, Саймон! – кричу я ему вслед. Не знаю почему. Мне же нужно что-то сказать, правда? Я не могу молча стоять и смотреть, как он идет к своему черному «мерседесу» с моими бриллиантами в руке.

33

Четверг, 29 сентября

Незаконченные дела

На следующее утро мне приносят огромный букет цветов.

«Спасибо за помощь. Я этого не забуду. Э.»

У него есть стиль, не могу этого не признать. А вот Марк сомневается.

– Это нельзя назвать скрытностью, верно? – спрашивает он за завтраком. Его беспокоит возможная слежка полиции.

– Это просто цветы, Марк. Он мог послать их мне в благодарность за интервью, если кто-то станет задавать вопросы. Передал их через адвоката или вроде того. Я совершенно уверена, что Эдди на данном этапе своей карьеры давно научился заметать следы. Во всем, что не касается бухгалтерии, конечно.

Я улыбаюсь. В итоге мы все-таки справились. Справились ведь? Вчера в полночь мне на счет поступили все деньги за бриллианты. Куда больше, чем мы ожидали получить. Два миллиона. Два. Фунтов стерлингов. Я в буквальном смысле не могу перестать улыбаться. По десять тысяч за каждый камень. Эдди почти ничего себе не взял. Деньги пришли с другого номерного счета. Того, на котором Эдди припрятал свои богатства, полагаю. Великие умы мыслят одинаково.

Марк волнуется.

– Я уверен, что с его стороны этот подарок имеет отличное объяснение, Эрин. Меня беспокоит твоя сторона. Если за тобой следит СО-15, там наверняка заинтересуются… – Он жестом указывает на огромный букет. – Это не слишком скромно, разве нет? – Он прав, полагаю. Цветы просто смехотворно вычурны.

– Но полиция ведь не может отслеживать все мои действия двадцать четыре часа в сутки, Марк! Нет, ну правда! Зачем это делать? И разве Эдди об этом не знал бы?

– Да. Потенциально – да, они могут, Эрин, особенно если считают, что Холли выйдет с тобой на контакт. Если они заметили что-то странное. Они могут следить просто на случай, вдруг она тебе позвонит или, боже упаси, явится к нам на порог.

– Господи, с какой стати ей так поступать, Марк? Мы с ней не были особенно близки, помнишь? Мы встречались только один раз. Я один раз взяла у нее интервью, которое длилось полчаса. Вряд ли в полиции считают такое возможным, и вряд ли они за нами следят. По крайней мере, так пристально, как ты думаешь. Не исключено, что они прослушивают наш домашний телефон, но я и правда считаю, что Эдди проверил бы это, прежде чем помогать нам, и обязательно упомянул бы в разговоре. Он же не идиот. Если бы СО-15 следил за нами, я думаю, мы бы уже об этом знали. Скорее, я считаю, что присутствие Эдди на данный момент защищает нас от множества других неприятностей.

Марк отстраненно смотрит в окно, наблюдает за дождем и о чем-то молча размышляет.

Почему Марк недоволен?

Я робко касаюсь его руки, протягивая ее через стол.

– Дело сделано. Все деньги, что были в сумке, уже на нашем счете. У нас получилось. Итого, считая банкноты и сумму, вырученную за бриллианты, у нас теперь чуть меньше трех миллионов фунтов. И их нельзя отследить. Полная безопасность. Мы справились, Марк. Мы со всем этим справились! – Я смотрю на него, выжидая.

На его лице появляется улыбка. Очень слабая.

Я сжимаю его руку.

Улыбка становится настоящей.

Он кивает и тянется к чашке с чаем.

– Я рад, что все получилось, правда рад. Очень! Но, Эрин, тебе больше нельзя ничем подобным заниматься. Просто нельзя. На этот раз все сложилось, но здесь мы поставим точку, хорошо? Больше никаких рисков. Договорились?

Он доволен, конечно, но я беспокоюсь за него и не могу винить его за то, что он не до конца мне доверяет. Я ведь храню от него секреты. И в какие-то моменты я определенно считала, что он прав, что я зашла слишком далеко. Однако теперь деньги лежат в банке.

– Да. Да, я уже с этим покончила. Честное слово. Больше нет никаких причин рисковать.

Я подаюсь вперед над столом и целую его в теплые губы. Я вижу, что он не убежден до конца, но он улыбается и целует меня в ответ. Он хочет, чтобы все было, как раньше. Очень надеюсь, что теперь мы сумеем вернуться к тому, что было прежде. Наконец-то.

Но эта мысль не успевает закрепиться в голове, потому что я вспоминаю кое-что. Незаконченные дела на чердаке. Цепь доказательств, ведущая прямо к нам со дна южной части Тихого океана.

Все еще не совсем закончилось.

– Но… что нам делать с телефоном, Марк? С флешкой? Стоит ли их выбросить? Они теперь единственная ниточка к нам. Нужно довести дело до конца, верно?

Он крепко зажмуривается, когда осознает то же самое: мы еще не завершили дело. Он забыл об этом.

– Проклятье! Ладно, давай подумаем.

Он размышляет, глядя сквозь залитое дождем стекло на наш мокрый сад.

– Телефон, наверное, стоит оставить. Просто на всякий случай. Никакой опасности я в этом не вижу. А если что-нибудь случится, он станет доказательством того, кем были эти люди. Или способом от них защититься. Я не думаю, что нам это понадобится, но в качестве страховки телефон пригодится. – Марк замолкает, потом качает головой. – Знаешь что? Нет. Мы выбросим и его. Выбросим все: и флешку, и телефон, они не нужны нам в этом доме. На всякий случай, если вдруг полиция решит нас обыскать. Нам нужно избавиться от всего этого. – Тон у него уверенный. Никаких дальнейших обсуждений не предполагается. И я не против. Я сделала все, что хотела. Добыла три миллиона.

– Наверное, стоит сейчас отправиться в Норфолк, вместе, прямо сейчас, переночевать там, а утром нанять лодку и выбросить их в море. Посвятить день завершению дел? – предлагаю я.

Выражение его лица не меняется. Я чувствую укол страха.

И продолжаю:

– Нам же нужно где-то их выбросить. Останемся там на несколько дней. Не помешает немного отдохнуть. И просто побыть вдвоем. Нам это нужно. Я по тебе соскучилась. Мне не хватает тебя.

Он встает, обходит стол и берет мое лицо в свои ладони. Целует меня в губы, очень нежно.

– Мне нравится эта идея. Напоминает те времена, когда мы были только вдвоем, наш медовый месяц.

Я знаю, о чем он говорит. О нашем настоящем медовом месяце, до того, как появилась сумка, до того, как он превратился в нечто другое. И прямо сейчас я хочу только одного: быть рядом с ним. Я скучаю по прикосновениям к его коже. Мне не хватает близости.

– Если сегодня едем в Норфолк, то все решено. Телефон и флешка – это последнее, что у нас есть, и все закончится, как только мы от них избавимся. Закончится, – обещаю я. – Мы сможем вернуться к нашей прежней жизни. Только лучшей, потому что нам больше никогда не придется беспокоиться о деньгах.

Марку никогда больше не придется бояться, что он потеряет все, что нажил. Ему никогда не придется волноваться о том, что он будет вынужден работать барменом или грузчиком. Там, в Норфолке, я наконец смогу рассказать ему о нашем ребенке.

Он смотрит на меня сверху вниз, изучает мое лицо, и в его глазах я вижу тень печали. Полагаю, он не уверен в том, что я решила прекратить свои безрассудства. Возможно, мы уже не сможем вернуться к прошлому. Мне нужно доказать ему, что теперь я сосредоточена только на нас, поэтому я продолжаю просить:

– Нам надо немного побыть вместе, Марк. Пожалуйста!

Его глаза едва уловимо блестят от влаги, и я внезапно понимаю, как сильно давила на него в течение этих нескольких недель. Я чуть не сломала то, что было между нами. Связь, с которой нужно обращаться осторожно, которую теперь нужно восстановить. Он снова наклоняется и целует меня в лоб.

– Я знаю. И, милая, мне очень нравится эта идея, но сегодня я уехать не могу. Ты об этом знаешь. Помнишь?

Господи, я совершенно забыла. Он говорил мне об этом на прошлой неделе. Я чувствую себя просто ужасно. Словно мне и до того не было плохо. Он сегодня улетает в Нью-Йорк и останется там до завтра. Я, конечно же, почти не слушала, когда он мне об этом рассказывал. Я думаю о том, что еще могла так же пропустить. Я ужасная жена. Завтра весь день он будет встречаться с новыми клиентами в Нью-Йорке, а потом тем же вечером вернется ночным рейсом. Буквально все на лету.

А я останусь здесь одна. И внезапно я не могу справиться со страхом того, что Марк продолжит жить без меня. И я сама буду в этом виновата. Мне следовало проявлять больше интереса к его новому бизнесу, а не проводить все время в мыслях о документальном фильме, о деньгах и бриллиантах. Мне следовало больше присутствовать в настоящем, больше быть с ним. Чувство вины накрывает меня волной. Мне необходимо исправиться. Мне придется исправиться. И все будет хорошо. Мы проведем вместе следующие выходные. Это вовсе не проблема, просто сейчас так кажется.

Я лежу на кровати, пока он собирается, и смотрю на него. Марк рассказывает мне о новых помещениях под офис, одно из которых ему предстоит выбрать. О своих больших планах.

– Поедешь со мной посмотреть их на следующей неделе? – спрашивает он. Он так этим доволен.

– Конечно! С удовольствием, – заверяю я его. Я рада, что он снова подпускает меня к себе. Я рада, что он снова счастлив. Возможно, трещина между нами наконец-то начинает закрываться. – Марк, прости, что не была рядом с тобой. Если тебе меня не хватало… прости меня. – Я смотрю на него снизу вверх.

– Все в порядке, Эрин. – У него оживленное лицо, перед ним – будущее и все, что ждет нас впереди. – Тебе самой хватало дел. Это нормально. Я люблю тебя.

Он выдерживает мой взгляд, и я чувствую, что он меня прощает. Мне чертовски везет. Я снова думаю о том, чтобы все ему рассказать. О беременности. Но я не хочу сейчас нарушать равновесие. Я расскажу ему, когда он вернется. Когда на следующих выходных мы окажемся только вдвоем.

– Марк, я люблю тебя, – говорю я вместо этого, выбираясь из постели и крепко его обнимая.

Я говорю эту правду каждой клеточкой своего существа. Мои гормоны наверняка сейчас сходят с ума, потому что мне физически больно, когда такси до аэропорта отъезжает от нашей обочины. Все мое тело тянется вслед за ним. Призрак его объятий танцует вокруг меня, запах его одеколона все еще чувствуется на моей коже.

На чердаке жарко. Телефон под изоляцией нагрелся, как тост. Отдельный пакет с флешкой лежит рядом с ним. Достаточно ли тут жарко, чтобы испортить электронику телефона и накопителя? Я трогаю флешку через пластиковый конверт.

Она тоже теплая.

Затем я смотрю на мертвый экран телефона и вспоминаю то текстовое сообщение. Как от него скрутило живот. Три мерцающие серые точки.

КТО ЭТО?

И снова я думаю о том, кто они такие. Мертвые люди в самолете, и человек на другом конце линии, и владельцы самолета. Я пыталась игнорировать этот вопрос, прислушаться к советам Марка, но здесь, в одиночестве, на жарком пыльном чердаке, я не могу перестать о них думать. Кто они такие? Я просматривала российские новостные сайты, но ничего не нашла. Патрик – один из них? Или Марк прав? Может, он – сотрудник СО-15 под прикрытием? И это он звонит мне и оставляет молчаливые сообщения? Меня недавно едва не затошнило от мысли, что звонить могла и Холли. Отправлять безмолвные отчаянные послания из места, где она оказалась, возможно, даже вернувшись в Англию. Но потом я вспоминаю тихий бормочущий голос, отвечавший официанту в одном из сообщений. И к тому же у Холли нет моего номера, так что это точно не она.

Мои мысли все время возвращаются к владельцам самолета. Звонили ли мне они? Марк уверен, что нет. Но, возможно, они нашли айпи-адрес отеля. И отправились туда. И убили Шарпов – но остановились ли они после этого?

Как долго они будут продолжать свои поиски? Что в сумке и ее содержимом представляет для них ценность? И тут я с поразительной ясностью осознаю: они все еще ищут нас. А я здесь одна. Я думаю о Марке, который уехал от меня на такси. А вдруг нас и правда разыскивают? Возможно, они поняли, что убили не ту пару. А теперь я в доме совершенно одна. Я так старалась опередить полицию, превратить нашу находку в настоящие деньги, что совершенно забыла о вполне реальной вероятности того, что меня найдут люди, у которых мы ее стащили. Реальность стучится в дверь, готовая выстрелить мне в голову.

Я думаю о задней двери, которую шесть дней назад обнаружила открытой. Теперь я одна, сама по себе. И я не хочу умирать. Мне нужно выяснить, с чем я имею дело. Мне нужно выяснить, кто на меня охотится. И с этой мыслью я спускаюсь вниз с чужим телефоном в руке, натягиваю пальто и выхожу из дома.

Пришло время снова его включить. Где-нибудь в безопасном месте. В многолюдном месте.

Добравшись до Лестер-сквер, я зигзагами двигаюсь сквозь толпы людей, направляясь в сад в ее центре. Нахожу группу иностранных студентов, приехавших по обмену, которые разговаривают по мобильным или играют на них в игры, обедая на траве. Я останавливаюсь как можно ближе к ним и включаю телефон. Он медленно просыпается. Экран светится белым. Появляется логотип «Эппл». Потом домашний экран. Я даже не пытаюсь переключить его на авиарежим. Позволяю ему поймать сигнал. И он ловит: палочек сигнала становится пять.

Понимаете, я рассчитываю вот на что: Лестер-сквер – самая многолюдная площадь в Европе. Я читала о ней в интернете, прежде чем выключить собственный телефон, когда стояла возле входа в нашу станцию метро. На Лестер-сквер за день бывает больше людей, чем в любой другой точке Европы. В среднем 250000 человек за день. И когда я вхожу в сад, я вижу, что он переполнен людьми с телефонами, которые проходят мимо, погрузившись в свои беседы, опустив головы, что-то набирая и ища на экранах. Здесь 109 камер видеонаблюдения, но хотела бы я посмотреть, как кто-то вычислит на Лестер-сквер конкретного человека с конкретным телефоном. Нас тут просто не счесть. Я прячусь у всех на виду. Позволяю айфону поймать сигнал: им это ничем не поможет.

Экран оживает. Текстовые сообщения загружаются в телефон. Их два.

ПРЕДЛОЖЕНИЕ ВСЕ ЕЩЕ В СИЛЕ

СВЯЖИТЕСЬ СО МНОЙ

Они пришли с того же номера, что и прежние. С номера человека, который знает, что кто-то забрал сумку.

Но я не понимаю, что означает это сообщение. Какое предложение? Я прокручиваю список вверх, но вижу только старые эсэмэс, которые уже читала на Бора-Бора. Потом я замечаю маленький красный кружок над иконкой звонков. Проверяю журнал. В нем два пропущенных звонка с того же номера, поступивших уже после того, как сумка оказалась у нас и я отправила то нелепое сообщение с Бора-Бора. Два пропущенных звонка… И одно сообщение в голосовой почте.

Я сажусь на скамейку, жму на иконку голосовой почты и подношу телефон к уху.

Первый голос, который я слышу, – это голос автоматической системы оповещения. Женский, говорит на языке, которого я не понимаю. Восточноевропейский? Русский. Потом раздается долгий сигнал.

И связь. Я слышу тишину замкнутого пространства, наверное, комнаты, и кто-то ждет у трубки возможности заговорить.

Затем звучит спокойный низкий голос. Мужской. Он говорит по-английски, но с акцентом, который мне трудно определить: «Вы получили предыдущее сообщение. Предложение в силе. Свяжитесь с нами».

Конец записи. Я понятия не имею, о чем речь. Какое предыдущее сообщение? Какое предложение? Голос системы снова что-то вещает на русском. А затем возвращается мужской голос. Сохраненное сообщение. То самое, предыдущее.

«У вас есть нечто, принадлежащее нам. Мы бы хотели это вернуть».

Я чувствую, как воздух застревает в горле.

«Я не знаю, как вы сумели заполучить это, не важно на данном этапе, но вернуть это нам – в ваших же интересах», – говорит он.

А я вдруг понимаю, что кто-то уже слушал это сообщение, вот почему оно не помечено как новое. Я вспоминаю о приоткрытой задней двери, я думаю о холодной руке Патрика в моих теплых пальцах, я думаю о СО-15, о Саймоне и Эдди. Кто-то был на нашем чердаке? Кто? Но потом я сознаю, что на самом деле прослушать это мог только один человек. Потому что незнакомец из телефона, если бы он действительно нас искал, не стал бы вламываться в наш дом и слушать собственное сообщение. А если бы это был старший инспектор Фостер и люди из СО-15, они немедленно забрали бы все найденное как улики. И если бы кто-то, связанный с Эдди, услышал это, разве Эдди заплатил бы нам два миллиона, когда мог просто забрать бриллианты? Нет, и правда – никто другой не мог побывать на нашем чердаке. А это значит, что не только у меня есть секреты. Марк слушал голосовую почту.

«Мы вас вознаградим. Возмещение нашедшему за беспокойство».

Я оглядываю площадь, и сердце бьется у меня в груди. Это безумие, я знаю, но я чувствую, что кто-то снова за мной наблюдает. Я рассматриваю лица в толпе, но никто, похоже, мной не интересуется, никто на меня не смотрит. Я вдруг чувствую себя очень одинокой, затерянной в море незнакомцев. В себя я прихожу от звука того же голоса: «Если флешка у вас, свяжитесь со мной. По этому номеру. Предложение: два миллиона евро».

Евро. Это значит, что он находится в Европе, правда? Или он знает, что мы живем в Европе. А знает ли он, что мы в Британии? Скорее всего, он проследил телефонный сигнал, когда Марк включал телефон. И сейчас уже наверняка в курсе, что мы в Лондоне.

«Сумма вознаграждения не обсуждается. Если вы можете предоставить то, что нам нужно, мы произведем обмен. Нас не интересуете вы, нам нужна только флешка. Однако только вы будете решать, станете ли вы помогать нам ее получить или нет. Свяжитесь со мной».

Конец сообщения.

Флешка? Я совершенно забыла о ней. И ни одного упоминания о деньгах из сумки. Ни слова о бриллиантах. Им нужна только флешка? Больше, чем деньги, чем бриллианты? Что, черт возьми, может быть на этой флешке? У меня никак не получается сделать вдох. А хочу ли я это знать? Вот же черт.

Я выключаю телефон. На всякий случай. Мало ли что.

Почему Марк не рассказал мне об этом? Почему он вообще решил включить телефон? И где он его включал? Конечно, он куда более осторожен, чем я. Наверняка он тоже отправился куда-то в людное место. Он ведь умный. Но почему? Зачем он включал телефон? И тут я понимаю. Он слишком боялся, что нас выследят. Еще бы он не боялся. После того что случилось с Шарпами, он чувствовал свою ответственность за их смерть. Он знал, что это был не несчастный случай, и это его испугало. Вот он и притворялся, ради меня. Марк может быть очень убедительным, когда захочет. Так что он проверил телефон. Проверил, чтобы узнать, не ищут ли нас после этого. Оказалось, что ищут, и он решил держать информацию при себе. Чтобы защитить меня. Чтобы я не испугалась до истерики. От чувства вины у меня начинает жечь в груди. Просто не верится, что Марк все это пережил в одиночестве. При том, что я так безрассудно носилась по Лондону.

А потом я понимаю, что в этом, наверное, и причина, по которой он мне ничего не сказал. Он не желал, чтобы я знала об этом предложении. Он отдавал себе отчет, что я захочу произвести обмен, и теперь, размышляя об этом, я сознаю: да, да, я хочу. Потому что, если осуществить все правильно, если умело воспользоваться ситуацией, нас ждет огромный выигрыш. Остановиться все равно уже нельзя, останавливаться небезопасно. Если мы не отдадим им то, чего они хотят, они никогда не перестанут нас искать.

И я знаю, что Марк не сказал мне о голосовой почте именно потому, что это явно глупая идея. И я знаю, что глупая, потому что они не выяснили точно, где мы находимся, иначе уже забрали бы у нас флешку. Глупая потому, что нам больше не нужны деньги. А я глупая потому, что во все это вляпалась, и теперь, прослушав голосовую почту, я больше всего на свете хочу заключить эту сделку. Они могут не знать, где мы, но продолжат искать, а я хочу, чтобы они остановились. И я хочу еще два миллиона евро.

Марк так хорошо меня знает, лучше, чем я сама знаю себя, вот почему он ничего мне не сказал. Потому что я наверняка поступила бы безрассудно.

Как сказано в сообщении? «Нас не интересуете вы, нам нужна только флешка. Однако только вы будете решать, станете ли вы помогать нам ее получить или нет». Это угроза? Не совсем. Предупреждение: мы им не нужны, им нужна только их карта памяти. Но если мы не облегчим им задачу, это вполне может стать угрозой.

Стоп, стоп, стоп. Два миллиона евро? Что за хрень может быть на той флешке? Этот вопрос подстегивает меня, пока я мчусь с Лестер-сквер обратно к нашему чердаку в северной части Лондона.