Текст книги "Тайна Магдалины"

Автор книги: Кэтлин Макгоуэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Глава 16

Замок Синих Яблок

28 июня 2005 года

Питер всю ночь трудился над переводом. Морин отказалась покидать комнату, периодически отдыхая на бархатном диване. Ролан принес еще подушек и одеяло. Морин ободряюще улыбалась ему, пока он заботливо суетился вокруг нее. Странно, но она хорошо себя чувствовала. Голова совсем не болела, силы прибавились.

Она оставалась на диване, потому что не хотела стоять у Питера над душой. Достаточно было Синклера, который делал это за всех. Но Питер, казалось, не придавал этому значения; Морин подумала, что он, возможно, даже не замечает этого. Питер полностью погрузился в перевод, с головой ушел в свою священную задачу, как древний переписчик.

Тамми периодически появлялась, чтобы проверить, как идут дела, но потом уходила – в то же самое время, что и Ролан. Морин весь день наблюдала их вместе и пришла к заключению, что это не совпадение. Она подумала про ночь после вечеринки, когда слышала голос Тамми в коридоре у своей комнаты, с ней был мужчина, который говорил с акцентом. Тамми и Ролан. Здесь что-то определенно происходит, но создавалось ощущение, что этот союз сложился недавно. Морин не думала, что они давно увлечены друг другом. Когда все успокоится, она вытянет эту историю из Тамми. Хочется узнать всю правду о взаимоотношениях людей здесь, в замке Синих Яблок.

Ее внимание резко вернулось к свиткам, когда Синклер громко воскликнул:

– Боже мой! Вы только посмотрите на это!

Он стоял над Питером, наблюдая и нервничая. Питер яростно царапал на желтых страницах блокнота, записывая предварительный перевод греческих слов. Все это пока не имело смысла. Предстояла большая работа.

– Что там? – спросила Морин.

Питер взглянул вверх и провел руками по лицу.

– Тебе надо это увидеть. Подойди сюда, если можешь. Я не осмеливаюсь двигать свиток.

Морин медленно поднялась с дивана, все еще чувствуя рану в голове, несмотря на свое чудесное исцеление. Она подошла к столу и заняла место справа от Питера, который сидел в окружении своих заметок, разбросанных вокруг него. Синклер показал на свиток, который изучал Питер.

– Это встречается в конце каждого большого куска, назовем их главами. Выглядит как восковая печать.

Морин проследила за пальцем Синклера и увидела символ, о котором шла речь. Теперь уже знакомый рисунок с кольца Морин, девять кругов, вращающихся вокруг центрального десятого, были вытиснены внизу страницы.

– Личная печать Марии Магдалины, – с благоговением сказал Синклер.

Морин поднесла к изображению свое кольцо. Они были идентичны. В самом деле, отпечатки могли быть сделаны этим же самым кольцом.

К тому времени как солнце встало над замком Синих Яблок, большая часть первой книги, рассказа о жизни Марии Магдалины от первого лица, была переведена. Питер трудился как одержимый над этим Евангелием от Магдалины, склонившись над страницами. Синклер велел принести ему чай, но Питер остановился, только чтобы сделать несколько быстрых глотков. Он выглядел ужасно бледным, и Морин забеспокоилась.

– Пит, ты должен сделать перерыв. Тебе надо поспать несколько часов.

– Нет, – твердо отказался он. – Я не могу остановиться сейчас. Ты не понимаешь, потому что ты еще не видела то, что вижу я. Надо продолжать. Я должен узнать, что будет дальше.

Они все решили подождать, пока перевод не устроит Питера, прежде чем он прочитает им хоть какую-то часть. Они все уважали способности Питера и ту огромную ответственность, которая, как они понимали, лежит на его плечах, но все же им было трудно ждать. На этот момент только Питер знал содержание свитков.

– Я не могу их оставить, – продолжал он, глаза его горели таким лихорадочным огнем, какого Морин никогда не видела раньше.

– Всего на несколько минут. Давай выйдем минут на пять и прогуляемся по свежему утреннему воздуху. Для тебя это будет хорошо. Потом ты сможешь вернуться, и мы попросим принести тебе завтрак сюда.

– Нет, никакой еды. Придется попоститься, пока перевод не будет закончен. Я не могу сейчас остановиться.

Синклер подумал, что понимает чувства Питера, но он также видел, насколько физически истощенным тот выглядит. Он попытался применить другую тактику.

– Отец Хили, работа, которую вы проделали, достойна похвалы, но точность перевода пострадает, если вы будете перегружены. Я попрошу Ролана прийти и охранять свитки, пока вы сделаете перерыв.

Синклер позвонил в колокольчик, чтобы вызвать Ролана. Питер посмотрел вверх на встревоженное лицо Морин.

– Ладно, – сдался он. – Пять минут, только чтобы подышать воздухом.

Синклер отпер ворота, ведущие в сады Троицы, и Морин вошла в них вместе с Питером. Голуби летали над рядами розовых кустов, а фонтан Марии Магдалины журчал под утренним солнцем.

Питер заговорил первым, его голос был тихим и полным благоговения:

– Что происходит, Морин? Как мы сюда попали, как стали частью всего этого? Это как сон, как… чудо. Ты чувствуешь, что это действительно происходит с тобой?

Морин кивнула.

– Да. Я не знаю, как это объяснить, но я ощущаю такое спокойствие по поводу всего этого в целом. Как будто все это произошло в соответствии с неким планом. И ты такая же часть этого, как и я, Пит. Ты не случайно приехал сюда вместе со мной, не случайно выучил древние языки и можешь переводить с греческого. Это все было… организовано. Предопределено.

– Я чувствую, что играю роль в общем плане. Я только еще не уверен, какая это роль и почему именно я.

Морин остановилась, чтобы понюхать одну из великолепных, полностью распустившихся темно-красных роз. Потом она снова повернулась к Питеру.

– Как долго все это продолжается? Было ли это спланировано до нашего рождения? Еще раньше? Было ли суждено твоему дедушке работать над библиотекой Наг-Хаммади, чтобы подготовить тебя? Или же это было спланировано две тысячи лет назад, когда Мария впервые спрятала свое Евангелие?

Питер помолчал минуту, прежде чем ответить.

– Ты знаешь, до прошлой ночи у меня был бы совершенно другой ответ, чем тот, который у меня есть сейчас.

– Почему?

– Из-за нее и того, что она говорит в своих свитках. Магдалина говорит в точности то, что ты сказала. Удивительно. Она говорит, что некоторые вещи запечатлены в Божьем плане, и определенным людям просто суждено сыграть намеченную роль. Морин, это поразительно. Я читаю рассказ из первых уст об Иисусе и апостолах, написанный тем, кто говорит о них такими человеческими словами. Нет ничего подобного этому… – только на миг он заколебался, какое слово употребить – …Евангелию ни в одной церковной литературе. Я просто не достоин этого.

– Нет, ты достоин, – горячо заверила его Морин. – Ты избран для этого. Посмотри, какое божественное вмешательство понадобилось, чтобы привести нас всех сюда, в это место и время, чтобы мы могли рассказать эту историю.

– Но какую историю мы расскажем? – у Питера был измученный вид, и Морин впервые увидела, что он борется с какими-то очень сильными внутренними демонами. – Какую историю я расскажу? Если эти Евангелия подлинные…

Морин остановилась как вкопанная и недоверчиво посмотрела на него.

– Как ты можешь сомневаться? После всего того, что случилось? – Морин потрогала свой затылок, где заживала глубокая рана.

– Сейчас для меня это вопрос веры, Морин. Свитки прекрасно сохранились, на них нет ни одного повреждения, ни одно слово не пропало. Даже кувшины не грязные. Как это возможно? Одно из двух – либо это современная подделка, либо акт воли Божьей.

– Что ты на самом деле думаешь?

– Я провел последние двадцать часов, переводя самый удивительный в мире документ. И многое из того, что я прочитал… в сущности, ересь, но оно также дает представление об Иисусе, которое прекрасно своим необыкновенным и человечным подходом. Но не имеет значения, что я думаю. Свитки еще должны быть проверены на подлинность самым тщательным образом, чтобы весь мир смог принять их.

Он сделал паузу, давая себе время найти подходящие слова для всего того, что крутилось в его голове.

– Если будет доказано, что они подлинные, это изменит мировоззрение, которого придерживалась большая часть человеческой расы в последние две тысячи лет. Изменится все, чему меня учили, все, во что я верил.

Морин долгим взглядом посмотрела на него, своего кузена и лучшего друга. Он всегда казался ей прочным, как скала, столпом силы и честности. Он был также человеком истинной веры и верности своей Церкви.

Она просто спросила:

– Что ты будешь делать?

– У меня не было времени заглядывать так далеко. Мне нужно узнать, что говорит оставшаяся часть этих свитков, увидеть, насколько они опровергают или, надеюсь, подтверждают евангельские рассказы, которые нам известны. Я еще не дошел до того места, где Мария описывает распятие – или воскресение.

Морин вдруг поняла, почему Питер так не хотел покидать свитки, прежде чем закончит перевод. Подлинный рассказ Марии Магдалины о событиях, последовавших за распятием, мог стать решающим для религиозных убеждений одной трети населения земли. Христианство было основано на представлении, что Иисус воскрес из мертвых на третий день. И так как Мария Магдалина была первым свидетелем его воскресения, согласно евангельским рассказам, то ее версия, как очевидца этих событий, жизненно важна.

Во время своего исследования Морин узнала, что теоретики, которые писали о Марии Магдалине как о жене Иисуса, в подавляющем числе стояли на позиции, что Иисус не был сыном Божьим и не восстал из мертвых. Существовали различные теории, считающие, что Иисус выжил во время распятия; еще одна популярная теория состояла в том, что его последователи просто перенесли его физическое тело. Никто никогда не выдвигал теорию, что Иисус имел жену и был сыном Божьим. По какой-то причине, эти два обстоятельства всегда считались взаимоисключающими. Возможно, именно поэтому существование Марии как первого апостола было столь угрожающим для Церкви на протяжении всей истории.

Не сомнений, что все эти вещи вертелись в голове у Питера в течение последних нескольких часов, проведенных в напряжении. Он ответил на вопрос Морин:

– Это будет зависеть от того, какую официальную позицию займет Церковь.

– А если она будут отрицать их? Что тогда? Ты предпочтешь официальные институты Церкви или выберешь то, что в глубине души, считаешь правдой?

– Я надеюсь, что подобные вещи не являются взаимоисключающими, – сказал Питер с кривой улыбкой. – Возможно, это звучит излишне оптимистично. Но, если так случится, тогда придет время.

– Время для чего?

– Eligere magistrum. Выбрать господина.

Когда они закончили свою прогулку и вернулись в замок, Морин убедила Питера принять душ, чтобы освежиться, прежде чем возвращаться к работе. Она вернулась в свою собственную комнату, чтобы умыть лицо и собраться с мыслями. Усталость подкрадывалась к ней, но нельзя было ей уступить. Пока не узнает, что в этих свитках.

Когда Морин вытирала лицо пушистым красным полотенцем, в дверь постучали.

Тамми ворвалась к ней в комнату.

– Доброе утро. Я что-нибудь пропустила?

– Нет еще. Питер собирается прочитать нам первую книгу, как только почувствует, что перевод готов. Он говорит, она ошеломляющая. Но это все, что я знаю.

– Где он сейчас?

– В своей комнате, у него небольшой перерыв. Не хотел оставлять свитки, но мы настояли. Он переживает трудное время, даже несмотря на то, что никогда не признается в этом публично. На нем лежит огромная ответственность. Может быть, даже огромный долг.

Тамми примостилась на краешке кровати Морин.

– Знаешь, чего я не понимаю? Почему людей так волнует идея, что Иисус был женат и имел детей? Как это может принизить Его и Его послание? Почему христиане должны этого бояться?

Тамми продолжала говорить об этом со страстью; она явно серьезно размышляла над этим.

– Как насчет знаменитого отрывка из Евангелия от Марка, того, который они читают во время брачной церемонии? «В начале же создания Бог мужчину и женщину сотворил их. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью; так что они уже не двое, но одна плоть».

Морин с удивлением наблюдала за ней.

– Я не ожидала, что ты можешь так точно цитировать Евангелия.

Тамми подмигнула ей.

– Евангелие от Марка, глава 10, стихи с шестого по восьмой. Люди постоянно используют Евангелие против нас, стараясь преуменьшить значение Марии, так что я решила посвятить себя поиску стихов, которые поддерживают наши убеждения. А именно это Иисус проповедует прямо в Евангелии. Найди себе жену и оставайся с ней. Так почему тогда он проповедует то, что не подходит для него лично?

Морин выслушала Тамми и внимательно обдумала ее вопрос.

– Хороший вопрос. Что касается меня, то идея о том, что Иисус был женат, делает его более доступным для понимания.

Тамми еще не закончила:

– И если Бог выступает перед нами как отец, то почему бы Христу, сыну Божьему, созданному по его образу и подобию, не иметь детей? Как это влияет на его божественную сущность? Я просто не понимаю.

Морин покачала головой, не находя ответа на такой сложный вопрос.

– Я предполагаю, что это, в конце концов, вопрос для Церкви и для отдельных людей, в зависимости от их веры.

С наступлением вечера Питер объявил, что закончил предварительный перевод первой книги.

Синклер встал из-за стола.

– Вы готовы перевести ее для нас, отец? Если так, то я бы хотел позвать Ролана и Тамару. Они принимают в этом очень большое участие.

Питер кивнул Синклеру.

– Да, позовите их. – Потом он посмотрел прямо на Морин, в его глазах странным образом сочетались тень и свет. – Потому что пришло время.

Тамми и Ролан поспешили спуститься вниз, присоединившись к остальным, собравшимся в кабинете Синклера. Когда все окружили Питера, он объяснил, что есть еще ряд шероховатостей в переводе, которые потребуют времени, и понадобится мнение других экспертов. Но в целом у него есть серьезный перевод и понимание того, кем, на самом деле, была Мария и какова была ее роль в жизни Иисус Христа.

– Она называет это Книгой Великого Времени.

Взяв кипу желтых страниц из блокнота, отец Хили начал медленно читать, обращаясь к своей аудитории:

– «Я – Мария, прозванная Магдалиной, царевна из колена Вениамина и дочь назареев. Я – законная жена Иисуса, Мессии Пути, который был царским сыном из дома Давидова и происходил из рода священников, потомков Аарона.

Многое написано о нас и еще больше будет написано в будущем. Многие, кто пишет о нас, не знают истины и не были свидетелями Великого Времени. Слова, которые я доверю этим страницам, – есть правда перед Богом. Это – то, что случилось в моей жизни в течение Великого Времени, Мрачного Времени и все, что произошло потом.

Я оставляю эти слова детям будущего, чтобы, когда время придет, они могли найти их и узнать правду о тех, кто проложил Путь»

История жизни Марии Магдалины развернулась перед ними во всех неожиданных, ошеломляющих деталях.

Глава 17

Галилея

26 год н. э.

Грязь под ногами Марии была мягкой и прохладной. Она взглянула вниз на свои ступни и увидела, что ноги совершенно испачканы. Ее это не волновало ни капельки. Более того, сегодня это была всего лишь еще одна неприглядная деталь ее внешнего вида. Блестящие золотисто-каштановые волосы, доходившие до пояса, свисали спутанными прядями; свободная рубашка была не подпоясана.

До этого, когда она попыталась незаметно выскользнуть из дома, ее обнаружила недовольная Марфа.

– И куда это ты собираешься пойти в таком виде?

Мария хихикнула, нисколько не беспокоясь, что ее застигли во время побега.

– Я просто собиралась выйти в сад. А он огорожен стеной. Никто меня не увидит.

Не похоже было, чтобы ее слова убедили Марфу:

– Не подобает женщине твоего ранга и положения носиться по грязи, как какой-то босоногой служанке.

Неодобрение Марфы не выглядело искренним. Она привыкла к вольнодумству своей юной золовки. Мария, без сомнения, совершенное создание Божье, и Марфа души в ней не чаяла. Кроме того, у девочки было довольно мало возможностей дать волю своим желаниям. Жизнь ее была омрачена тенью ответственности, и большую часть времени она несла ее на своих плечах с грацией и мужеством. В тот редкий день, когда у Марии находилась свободная минута, чтобы побродить по саду, не стоило отказывать ей в этом маленьком удовольствии.

– Твой брат вернется перед заходом солнца, – подчеркнуто напомнила Марфа Марии.

– Я знаю. Не беспокойся, он меня не увидит. Я вернусь вовремя и помогу тебе с ужином.

Мария поцеловала жену брата в щеку и убежала, чтобы насладиться одиночеством в саду. Марфа с грустной улыбкой наблюдала за тем, как она уходит. Мария такая маленькая и хрупкая, легко относиться к ней, как к ребенку. Но она уже не ребенок, напомнила себе Марфа. Она уже молодая женщина, достигшая брачного возраста, женщина с глубоким и серьезным пониманием своей судьбы.

Мария совсем не думала о своей судьбе. Завтра для этого будет достаточно времени. Она подняла голову, и терпкий аромат октября, смешанный с легким ветерком с Галилейского моря, наполнил ее ноздри. На северо-западе стояла гора Арбель, гордая и уверенная, освещенная дневным солнцем. Она всегда думала о ней как о своей собственной горе, скалистой громаде среди плодородной красной почвы, которая возвышалась рядом с местом ее рождения. И она так сильно скучала по ней. Недавно семья стала проводить больше времени в другом своем доме в Вифании, так как близость к Иерусалиму была важна для работы ее брата. Но Мария любила дикую красоту Галилеи и обрадовалась, когда ее брат объявил, что они проведут осень здесь.

Мария любила эти минуты уединения среди полевых цветов и оливковых деревьев. Мгновения одиночества становились все более редкими, и она смаковала каждую секунду, когда ей удавалось украдкой воспользоваться таким случаем. Здесь она могла в мире и покое полностью насладиться красотой Божьей, не связанная строгими правилами в одежде и традициях, которые были неотъемлемой частью ее жизни.

Брат однажды застал ее здесь и спросил, что она делала все эти часы, когда ее считали «пропавшей».

– Ничего! Абсолютно ничего!

Лазарь сурово посмотрел на младшую сестру, но потом смягчился. Он был в ярости, когда она не появилась на их послеполуденной трапезе, но его злость породил страх. Он очень заботился о своей прекрасной, умной сестренке, но был также ее стражем. Ее здоровье и благополучие стояли для него на первом месте. Забота о них являлась священным долгом перед семьей, перед народом, перед Богом.

Когда он наткнулся на нее, лежащую в траве с закрытыми глазами совершенно неподвижно, на миг его охватил дикий ужас. Но Мария зашевелилась, как будто почувствовав его панику. Прикрыв от солнца свои заспанные глаза, она взглянула вверх в сердитое лицо своего брата. Вид у него был поистине зверский.

Гнев Лазаря стих, когда она заговорила с ним. Он впервые начал понимать, как отчаянно она нуждается в этих редких минутах уединения. Будущее единственной дочери из колена Вениамина было предначертано с рождения. Ее судьба отмечена принадлежностью к царскому роду и пророчеством. Его младшую сестру ждал династический брак, тот, который предсказывали великие пророки Израиля – брак, являющийся, как многие верили, отражением абсолютной воли Божьей.

«Слишком маленькие плечи для такого тяжелого груза», – думал Лазарь, слушая ее. Мария говорила так, как обычно не позволяла себе, открыто и эмоционально. Это заставило ее брата с внезапным чувством вины осознать, какой страх она по-настоящему испытывает перед предназначенной ей ролью в истории. Это было странно, но он редко позволял себе думать о ней как о человеческом существе. Сестра – драгоценностью, требующая охраны и заботы. Он относился ко всем этим задачам с необыкновенным усердием и идеально исполнял их. Но он также любил ее – хотя, пока он не встретил свою жену, Марфу, он не позволял себе полностью осознать это чувство, как и любое другое.

Лазарь был очень молодым, когда умер его отец. Может быть, слишком молодым, чтобы взять на себя огромную династическую ответственность своей семьи вдобавок к своим обязанностям землевладельца. Но юноша поклялся своему отцу в его последние дни жизни, что он не подведет дом Вениамина. Он не подведет свой народ и не подведет Бога Израиля.

Со всей решимостью Лазарь приступил к своим многочисленным обязанностям, в том числе и к опеке Марии. Жизнь его была жизнью человека долга и ответственности. Лазарь позаботился об образовании и воспитании сестры, которое бы соответствовало ее благородному происхождению. Чувства были роскошью и даже опасной роскошью.

Но потом Господь, в благословении своем, дал ему Марфу.

Она была старшей из трех сестер из Вифании, которые происходили из одной из благородных семей Израиля. Это учитывалось при устройстве брака, хотя Лазарь имел возможность выбрать из трех девушек. Он выбрал Марфу сначала по чисто практическим причинам – как самую старшую, рассудительную и ответственную, с большим опытом ведения домашнего хозяйства. Младшие девушки были слишком легкомысленными и слегка избалованными; он боялся, что в этом смысле они могут оказать негативное влияние на его сестру. Красота всех девушки привлекала, но у Марфы была более безмятежной. Она действовала на него необычайно успокаивающе.

Брак по расчету обернулся большой любовью, и Марфа нашла путь к сердцу Лазаря. Когда его мать внезапно умерла, оставив маленькую Марию без материнской заботы, Марфа безо всяких усилий взяла на себя эту роль.

Мария думала о Марфе, когда остановилась отдохнуть в тени своего любимого дерева. Завтра придет первосвященник Ионафан Анна, и начнутся приготовления к бракосочетанию. Больше не удастся ускользнуть без сопровождения на такое долгое время, поэтому Мария решила по максимуму использовать представившуюся возможность. Действительно, придет время, а они все знали, что оно скоро наступит, когда ей придется покинуть свой любимый дом и отправиться на юг со своим будущим мужем. Ее мужем!

Иса.

Сама мысль о человеке, с которым она была помолвлена, наполняла Марию теплотой. Любая женщина позавидовала бы ее положению будущей царицы при династическом царе. Но нечто гораздо большее, чем его положение, наполняло Марию радостью – он сам. Люди называли его Иешуа, этого старшего сына и наследника дома Давидова. Но Мария звала его детским прозвищем – Иса, к большой досаде ее брата и Марфы.

– Не подобает называть нашего будущего царя и избранного вождя народа детским прозвищем, Мария, – отчитал ее Лазарь во время последнего посещения Исы.

– Это для нее, – ответил глубокий, мягкий голос, который без усилий привлекал к себе внимание.

Лазарь осекся. Он оглянулся и увидел, что там стоит сам Сын Льва, Иешуа.

– Мария знает меня с раннего детства, и она всегда называла меня «Иса». Я бы не променял это ни на что другое.

Брат Марии выглядел оскорбленным, пока Иса не разрядил обстановку своей улыбкой. Что-то волшебное заключалось в одном выражении его лица, какая-то все преображающая теплота. Остаток вечера был чудесным, когда люди, которых Мария любила больше всего, собрались вокруг Исы и внимали его мудрости.

Лежа под самым большим из двух оливковых деревьев, Мария погружалась в сон под послеполуденным солнцем, а в голове у нее проплывал образ ее будущего мужа.

Когда Мария впервые почувствовала, что тень упала на ее лицо, она запаниковала, думая, что проспала. Уже темнеет! Лазарь будет в ярости.

Но когда она тряхнула головой, чтобы прояснить ее, то поняла, что еще полдень, солнце ярко сияло над горой Арбель. Мария резко взглянула вверх, чтобы увидеть, какой предмет бросил тень на ее спящее лицо. Она задохнулась, замерев от удивления, прежде чем со всей страстью юной влюбленной девушки броситься к фигуре, стоящей перед ней.

– Иса! – радостно крикнула она.

Он раскрыл объятия и на миг прижал ее к себе, прежде чем отступить назад, чтобы взглянуть сверху вниз на ее нежное лицо.

– Моя маленькая голубка, – сказал он, используя прозвище, которое дал ей в детстве. – Как это возможно, что ты становишься все прекраснее с каждым днем?

– Иса! Я не знала, что ты придешь. Никто мне не сказал…

– Они не знали. Для них это будет сюрприз. Но я не мог позволить, чтобы приготовления к моей свадьбе прошли без меня. – Он снова обрушил на нее всю силу своей улыбки. Минуту Мария изучала его черты, глубокие темные глаза, подчеркнутые острыми скулами. Иса – самый прекрасный мужчина, которого она когда-либо видела, самый прекрасный в мире.

– Но мой брат говорит, что тебе небезопасно появляться здесь сейчас.

– Твой брат – великий человек, который слишком много беспокоится, – убеждал ее Иса. – Бог поможет и защитит.

Пока Иса говорил с ней, Мария посмотрела на себя и с ужасом осознала, какая она растрепанная. В длинных распущенных волосах запутались трава и листья, подходящая оправа для ее обнаженных, покрытых грязью рук и ног. В этот момент она даже отдаленно не напоминала будущую царицу. Она начала, заикаясь, бормотать извинения за свой внешний вид, но Иса прервал ее звонким, раскатистым смехом.

– Не беспокойся, моя голубка. Я пришел увидеть тебя, а не твою одежду и не твой титул. – Он протянул руку, чтобы игриво вытащить листок у нее из волос.

Она улыбнулась ему, поправляя свою рубашку и отряхиваясь от пыли.

– Мой брат смотрит на это иначе, – сказала Мария с притворной озабоченностью.

Лазарь очень строго относился к вопросам протокола и чести; он был бы вне себя, если бы узнал, что она сейчас стоит в их саду, без сопровождения и в неподобающей одежде – и в присутствии будущего царя из рода Давидова.

– Я справлюсь с Лазарем, – заверил ее Иса. – Но просто спокойствия ради почему бы тебе не побежать домой и не сделать вид, что ты меня не видела. Я уйду через заднюю дверь и вернусь вечером, после того, как меня должным образом представят. Таким образом, ни твой брат, ни Марфа не застанут нас врасплох.

– Тогда увидимся вечером, – неожиданно робко ответила Мария. Она задержалась на один краткий миг, прежде чем повернуться в сторону дома.

– Разыграй удивление, – со смехом крикнул ей вслед Иса, наблюдая, как удаляющаяся фигурка его будущей жены бежит через сад по направлению к дому своего брата.

Этот день и последовавшая за ним ночь отпечатались в памяти Марии на всю оставшуюся жизнь. Это был последний раз, когда она чувствовала себя беззаботной, влюбленной и счастливой.

Ионафан Анна действительно пришел на следующий день, но он прибыл с новым планом. Политический и духовный климат в Иерусалиме проявлял растущую нестабильность, и чтобы избежать возрастающей угрозы со стороны римлян планы пришлось изменить. На тайном совете священники избрали нового вождя, на совете, который посчитал Иешуа не подходящим для того, чтобы взять на себя обязанности помазанника. Члены совета пришли вместе с Анной, чтобы представить свои соображения.

Марию вместе с Марфой выслали из комнаты перед их приходом, но она отказалась прятаться, пока самые авторитетные люди обсуждают ее будущее. Иса улыбнулся, но его глаза напугали ее. В них была неуверенность. Она никогда раньше не видела его неуверенным. Вопреки желанию Марфы, Мария спряталась за дверью в коридоре и стала слушать.

Разговор шел на повышенных тонах, некоторые кричали, люди перебивали друг друга. Часто было трудно разобрать, что они обсуждают. Резкий голос, громкий и скрипучий, принадлежал Ионафану Анне.

– Ты сам навлек это на себя, связавшись с зилотами. Римляне никогда не позволят нам вступить хоть в какой-нибудь союз с тобой, потому что среди твоих сторонников есть убийцы и мятежники. Мы бы привели на бойню свой собственный народ.

Спокойный, мелодичный голос, который ему ответил, принадлежал Исе.

– Я принимаю любого человека, который предпочитает следовать за мной и искать Царствие Божие. Зилоты знают о моем происхождении от Давида. Я – их законный вождь. И ваш.

– Ты не понимаешь, с чем мы столкнулись, – отрубил Анна. – Новый прокуратор, Понтий Пилат, – это варвар. Он прольет столько крови, сколько ему покажется необходимым, чтобы не дать нам высказать даже самые основные требования. Он выставляет напоказ свои языческие знамена на наших улицах, чеканит богохульные символы на наших монетах и постоянно напоминает нам, что мы бессильны против него. Он, не колеблясь, уничтожил бы любого из нас, если бы почувствовал, что мы в Храме поддерживаем восстание против Рима.

– Тетрарх поддержит нас, – сказал Иса. – Возможно, он воспротивится новому прокуратору.

Анна сплюнул.

– Ирод Антипа не поддерживает ничего, кроме своей собственной похоти и удовольствий. Рим его прикармливает. Он считает себя иудеем только тогда, когда это соответствует его амбициям.

– Его жена – назареянка, – многозначительно сказал Иса.

Этот комментарий встретили молчанием. Иса проповедовал либеральные учения назареев, главой которых была его мать. Назареи не соблюдали закон так строго, как иудеи в Храме. Они включали женщин в свои обряды и даже признавали, что женщина может быть пророком. Они также позволяли язычникам прислушиваться к их учениям и участвовать в службах.

Когда Анна подчеркнул фактор зилотов как основную причину, почему совет лишает Ису своей поддержки, все в комнате знали, что это лишь дымовая завеса, скрывающая правду. Учения Исы были слишком революционными, слишком подверженными влиянию назареев. Храмовые священники просто не могли контролировать его.

Подняв вопрос о жене Ирода как о назареянке, Иса бросил вызов храмовым священникам. Он как будто выступил в своей пророческой роли царя из рода Давидова и мессии без их участия и сделал это, как назарей. Такой выбор был исключительно рискованным. Хотя он мог уменьшить власть храмовых священников, он мог также сработать против Исы, если народ лишит его своей широкой поддержки в пользу традиционных лидеров.

Но Анна еще не закончил свою атаку. Его голос прозвенел в напряженной атмосфере комнаты.

– «Имеющий невесту есть жених».

Снова в комнате воцарилось молчание, и Мария похолодела, стоя за дверью. Язык пересох у нее во рту. Это была ссылка на Песнь Песней, поэму, написанную царем Соломоном, чтобы отпраздновать династический союз домов Израиля. Анна неприкрыто намекал на обручение Марии с Исой. Чтобы царь мог править народом, согласно традиции, ему следовало избрать невесту равного ему царского происхождения. Мария, как потомок царя Саула из колена Вениамина, была по крови царевной высочайшего ранга в Израиле и с младенчества обручена с Иешуа, сыном Льва Иуды. Колена Иуды и Вениамина сочетались с древнейших времен, когда дочь Саула, Мелхола, вышла замуж за Давида.

Чтобы стать династическим царем по закону, нужно иметь династическую царицу. Анна прямо угрожал расторгнуть обручение.