Текст книги "Бешеные коровы"
Автор книги: Кэти Летт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
4. Внутри и снаружи
– Я думаю, с моей стороны будет не слишком любезно спрашивать, что у тебя нового?
– Если ты меня об этом спросишь, Джиллиан, то я здесь буду сидеть уже за убийство.
Для того чтобы разыскать свою лучшую подругу, Мэдди истратила почти весь свой запас телефонных карточек. Первый звонок она сделала в офис агентства по недвижимости «Белгрейвия». Джиллиан как-то поведала ей, что лучший способ найти богатого мужа – это сделать вид, что подыскиваешь себе дом в каком-нибудь шикарном районе. Появление на рынке недвижимости нового дома часто является признаком свежего развода, а мужчин всегда легче ловить, когда они выбиты из колеи. Потом Мэдди обратилась в зал ожидания «конкорда» в Хитроу. Джиллиан бронировала себе билет, старалась соблазнить всех, кто находился в зале ожидания, назначала свидания всем присутствовавшим там состоятельным мужчинам и в последнюю минуту возвращала билет.
Мэдди повезло в Сотбис. Джиллиан считала, что коллекционер дорогого антиквариата часто сам становится предметом чьей-нибудь коллекции. Девушке всего лишь нужно вовремя приправить свою речь словами «стиль времен короля Якова I» в этом, «стиль времен одного из королей Георгов» в том, и вскоре он сам навсегда устроит ей жизнь в стиле барокко.
– Ты оторвала меня от такого потрясающего мужчины!
– Да, я уверена, у вас так много общего! – вставила шпильку Мэдди.
– Ну разумеется, – Джиллиан задумалась. – У него есть остров на Карибах, я тоже хочу такой. Кстати, как вас тут кормят?
– Ничего, если ты любишь крысиную сперму.
Джиллиан явно не вписывалась в хмурое окружение. Она откинулась на стуле, чтобы позволить мужчинам, находящимся в комнате для посещений, хорошенько рассмотреть ее ноги, затянутые в прозрачные колготки. Ее появление в шикарном костюме и с манерами человека, окончившего пансион для благородных девиц, произвели настоящий фурор среди разношерстной коллекции небритых тюремных бойфрендов. Без своих лыжных масок они выглядели почти раздетыми, просыпали пепел мимо полных пепельниц и пожирали Джиллиан жадными взглядами изголодавшихся хищников.
– Ты когда-нибудь видела столько моллюсков? – язвительно поинтересовалась Джил. – Подберу-ка я одного из них, прижму к уху и буду слушать шум Атлантического океана. – Она удовлетворенно хихикнула.
Рассматривая Джиллиан в ядовито-зеленом свете комнаты для посещений, Мэдди снова задумалась о том, что у них вообще могло быть общего. Она напомнила себе, что несмотря на ее внешний вид, декольте с силиконовым великолепием было не единственной глубокой чертой Джил. Она схватила подругу за руку.
– Слушай, – отчаянно зашептала Мэдди, – они пытаются забрать у меня Джека! Ты должна его спрятать!
Реакция Джиллиан оказалась не совсем такой, на какую рассчитывала Мэдди. Она рассмеялась и не могла остановиться до тех пор, пока у нее не потекла тушь, обведя ее глаза большими черными кругами и сделав ее похожей на енота. Чуть успокоившись, она промокнула лицо кружевным платочком и ответила:
– Дорогая, у тебя что, мозги приняли вместе с плацентой?
– Через неделю я снова буду разговаривать с судьей об освобождении под залог. Тогда я со всем этим разберусь…
– Дело в том, дорогая, что я умею ухаживать только за собаками. Через пару дней твой ребенок начнет задирать ногу на деревья.
Мэдди так сильно прижалась к столу, который их разделял, что у нее заболели ребра.
– Джил, я боюсь до смерти.
– Так ты не шутишь! – Теперь в ее голосе слышались грусть и испуг. – Дорогая, я не знаю, что делать с ребенком.
– Краткий курс для начинающих, – шутливо прошептала Мэдди. – Целуй, обнимай, щекочи, массируй пальчики ног, гладь животик. Вот, пожалуй, и все его потребности.
– Как у моего чау-чау. Только он кончил в мусорной корзине.
– Кормить примерно каждые четыре часа…
– Прямо как в зоопарке, – отозвалась Джиллиан, проявляя сострадание, которым она была всемирно известна.
– Чаще всего дети существуют двух видов: девочки и мальчики и…
– Очнись. Каким образом, по-твоему, я вынесу его отсюда? В моей сумочке?
Джиллиан было тридцать шесть, но выглядела она не старше сорока. Набор ее косметики недавно был переформирован в соответствии со стадией «специальных эффектов». Ей постоянно требовалось носить с собой сумочку размером с ангар для самолета, где у нее размещалась переносная химическая лаборатория со всяческими лосьонами и снадобьями.
– Именно.
Мэдди подвинула переносную колыбельку к Джиллиан.
– Это исключительно компактная ручная модель. После кормления он уснет, и тогда ты его заберешь.
Джиллиан попыталась отодвинуться вместе со стулом.
– Я училась в пансионе Роудин, – стул оказался привинченным к полу, – я душусь ароматами Иссей Мияке, – она попыталась встать на ноги, – и я ни при каких условиях не стану пить из горлышка бутылки.
– Он спит от одного до шести часов после еды и плачет от одного до четырех часов каждые сутки, так что не паникуй и…
– Тебе не приходилось задаваться вопросами, что осталось от твоего ума? – резко перебила ее Джиллиан. – Что мы находимся в тюрьме? И что здесь имеют неприятную привычку обыскивать посетителей?
– Джиллиан, обычно контрабанду проносят внутрь тюрьмы, а не из нее.
Будто бы иллюстрируя ее слова, охранники бесцеремонно оттащили женщину, сидевшую возле окон, от ее бойфренда. Он принес во рту герметично упакованный наркотик и передал его подруге во время глубокого поцелуя. Наркотик был благополучно проглочен, чтобы потом быть извлеченным наружу с помощью рвоты, вызванной выпитым шампунем.
– Сядь же ты, ради бога! – Мэдди усадила Джиллиан на стул, с которого та попыталась сбежать.
– Это невозможно! – заявила Джиллиан увядающим гвоздикам, которые принесла с собой.
– Джил, мы говорим о маленьком ребенке. Маленьком ребенке, находящемся в тюрьме. Зубная Фея должна будет совершить преступление, чтобы оставить двадцать пенсов у него под подушкой. Его знания об основных цветах радуги ограничатся серым…
– Кстати, – Джиллиан незаметно оглянулась и заговорила траурным голосом. – Сегодня утром я нашла у себя на лобке первый седой волос.
– Когда у него пойдут зубы, он будет грызть стальную решетку. Он начнет учиться читать не по книге «Спот идет в цирк», а по надписям на стенах вроде «Сдохни, коп поганый»…
– Конечно, я его выдернула, но мне приходится признать, что там, откуда он вышел, он был не последним!
– Я, конечно, хочу, чтобы он научился считать, но не для того, чтобы звать людей по номерам вместо имен. Не передаст ли мне номер-два-три-шесть мою бутылочку?
– Дело в том, что я уже выпит из возраста невесты. Это значит, что мне пора заняться рынком труда, а это невозможно делать, имея на шее грудного ребенка.
– Ха! Единственная работа, с которой ты имела дело, касалась того, что косметолог делала с твоим носом!
Рука Джиллиан взметнулась к ее вздернутому носику, как бы защищая его.
– Это мой собственный, настоящий нос!
– Джил, если ты не позаботишься о нем, то его отдадут в приют! – последнее слово далось Мэдди с большим трудом.
– Приют? – Джиллиан поправила юбку на ногах и тяжело вздохнула, уступая. – Неделя. Не больше.
Мэдди почувствовала прилив облегчения. Джек, размахивавший тоненькими ручками, пришел в еще больший восторг. Мэдди взяла его на руки, и он присосался к ее груди с цепкостью морской анемоны. Маленькая ладошка трогала ее, и эти легкие прикосновения удивительным образом успокаивали Мэдди. Ее охватила сонливость. Гудение отопительной системы, шум голосов и легкие, как меренги, слова Джиллиан увлекали ее все глубже в дрему.
– Вообще-то, – резко прозвучал голос Джиллиан, – я не бужу подруг, которые засыпают, пока я с ними разговариваю, но пришло время прощаться.
– Извини, – Мэдди зевнула. – Почему-то Джек является единственным живым существом во всей тюрьме, которое считает, что нас поздно будят. Три утра? Чудненько! Пора веселиться!
– Да что ты говоришь? – бдительно переспросила Джиллиан. – Эту информацию ты почему-то решила оставить при себе. – Наклонившись вперед, она с настораживающим презрением осмотрела свой новый аксессуар. – Ох! Это что, у него дырка на макушке? Боже мой! Он что, будет пускать оттуда фонтан?
Мэдди собиралась объяснить ей, что такое родничок, но у нее сорвался голос от переживаний. Зазвенел звонок, означавший, что пришел конец свиданию, а она хотела накормить его молоком впрок, как верблюда, чтобы хватило на всю неделю. Они сидели в дальнем, темном углу комнаты для свиданий. Джиллиан села спиной к остальной части комнаты, вытащила свою огромную косметичку и положила на стол, подтолкнув к Мэдди. Та положила в нее свою переносную колыбель. Затем она бросила последний взгляд на Джека, стараясь запомнить его, как бы сфотографировать и сохранить снимок в памяти.
– Шевелись! – прошипела Джиллиан.
Мэдди погладила его по тонким бровям цвета карамели, поцеловала веки с такими длинными ресницами, что между ними можно было гулять. Уткнувшись носом в хохолок белых волос, она вдохнула его запах. Для матери этот запах был подобен опиуму. Она заставила себя успокоиться, оторвала Джека от груди и передала драгоценный спеленутый сверток.
– Постарайся не выдать своего восторга от того, что получаешь Самого Красивого Младенца, рожденного на этой земле, – смело произнесла она.
Он выглядел таким беззащитным, что ей пришлось прикусить пальцы, чтобы не дать себе снова схватить его на руки. Она так сильно сжала зубы, что потекла кровь.
– Дорогая, – произнесла Джиллиан в редком порыве заботы, – посмотри на это с приятной стороны. В женской тюрьме хотя бы всегда будут опущены туалетные сиденья.
– Позаботься о нем, – умоляла Мэдди, когда они встали со своих мест.
Ручки объемной сумки Джиллиан сомкнулись над своим необычным содержимым.
– Когда ты увидишь его в следующий раз, он будет уже отзываться на свое имя.
* * *
Из-за недостатка персонала Мэдди вернулась обратно в камеру, не пройдя обычного досмотра. Она легла на узкую кровать. Унылым звоном часы известили ее, что с момента исчезновения Джека прошло несколько часов. Давящая атмосфера тюрьмы начала ее угнетать. Мэдди оставила у себя одну маленькую деталь одежды Джека, и это стало единственным напоминанием о ее драгоценном ангеле. Испытывая телесные и душевные муки, она прижалась лицом к крохотной хлопковой распашонке, вдыхая нежный запах, и заплакала, беспомощная, как новорожденный.
5. Стоячее предложение
Утренние небеса налились едким желтушным светом, заставшим Мэдди возле раковины, прикладывающей к груди горячие тряпичные компрессы. До этого дня Мэдди воспринимала слова «выжимать из себя все до последней капли» как оборот речи. Оказывается, такое случается на самом деле. В раковину текли не просто реки, а настоящие водопады молока. Любой звук провоцировал новый поток: далекий гудок машины, звучание радио, часов, чайников, плач чужих детей. Она легко могла открыть собственный молочный магазин, будь он неладен.
В таком виде, в самовольной отлучке от ребенка, ее и нашел тюремный охранник. Раз ребенка нет, значит, он считается умершим. Вызвали сержанта Слайна, и гармоничный скрип дверных петель возвестил о его появлении в камере.
– Судя по всему, – он театрально откашлялся, – ты потеряла своего ребенка.
– Не может быть! – подыграла ему Мэдди. – Ну что ж, значит, он там, где мои ключи от машины.
– Ты его убила? – Его настороженные крысиные глазки шарили по лицу Мэдди в поисках малейшего признака сожаления.
– В камере ничего нет, сэр, – доложил охранник.
– Расчленила и съела?
Мэдди с показной беззаботностью рассматривала того, кто вел допрос. В дополнение к жестокости и бесцеремонности, он был еще и тщеславным. Его улыбка голодной гиены намекала на то, что он не понаслышке был знаком с периодонтологией. Да и линия волос была подозрительно ровной. Более тщательный осмотр обнаружил за его правым ухом пятно от «Гресиан-2000».
Слайн ударил кулаком по стене.
– Что ты за мать? – Он вцепился в ее руку хваткой молотобойца. – Неужели тебя совсем не беспокоит судьба собственного ребенка?
– Почему же, она меня очень волновала, – возразила Мэдди, вырвав у него руку. – Но потом мне в голову пришла мысль: зачем мне мучить саму себя, если ты можешь это сделать вместо меня?
– Убийство ребенка – очень серьезное преступление.
Мэдди почувствовала, как ее желудок провалился сквозь пол. Этот полицейский не оставит ее в покое.
– Что за вздор? – эти слова принадлежали Двине.
Она стояла в дверях, переводя дыхание. Пройдя Первый и Второй уровни Базового Обучения Драпированию Шарфиком, она перешла к стажировке по Завязыванию Шарфа Узлом Назад. Она встряхнула плащ и подошла к чайнику.
– Это проявления известного психологического синдрома послеродовой травмы. Я совсем недавно вела занятия по этой теме. Эта женщина восстанавливается от гормональной зависимости.
Тюрьма, как потом выяснила Мэдди, была полна восстанавливающимися людьми. Они восстанавливались от зависимости от героина, барбитуратов, растворителей и неудачных браков. Заключенные гордились членством в таких обществах, как Анонимные Нимфоманки, Анонимные Кондитероманы, Анонимные Любительницы Мужчин, Анонимные Любительницы Анонимности.
Двина собственнически положила руку на спинку стула Мэдди.
– Если бы вы посещали мои занятия, сержант, то не были бы так несведущи о женских эндорфинах.
Она снисходительно потрепала Мэдди по голове, будто бы та была ребенком. Мэдди увернулась. Эдвина Хелпс была первой кандидаткой на членство в обществе Анонимных Любоманов.
– Ну уж нет, детка! – Слайн вскочил на свои кривые ножки. – Не будет тебе больше никакого отделения «Мать и дитя». Посмотрим, как ее эндорфины поведут себя с другими заключенными.
Рука Эдвины Хелпс замерла в воздухе возле головы Мэдди.
– С другими заключенными?
– Педофилами и извращенцами, – уточнил голос откуда-то из-за сигареты. – Самыми отвратительными людьми во всей тюрьме. Мы держим их отдельно, чтобы остальные заключенные их не передавили.
Двина в негодовании налила себе чашку кофе и стала громко стучать ложкой, размешивая его в потрескавшейся фарфоровой чашке.
– Только через мой труп.
Мэдди подумала, что, наверное, пока не будет торопиться с определением Двины в общество Анонимных Любоманов.
– Что поделаешь, – отозвался Слайн. – У всего есть своя цена.
– Нет тела – нет преступления. Ребенок просто пропал. – Двина вернула ложку в сахарницу, покрытую коричневыми гранулами. – Кто сказал, что он мертв?
– Да, – как-то слишком легко согласился Слайн. – Вы правы. Лучше я отправлю ее в простую тюрьму, где ее изобьют как беспредельщицу.
– Как такое может произойти, если о пропавшем ребенке знают только люди, находящиеся в этой комнате?
– Ты же знаешь, как новости быстро расходятся по тюрьме. – Слайн кивком указал на тюремного охранника. Тот ответил сержанту злобной, понимающей улыбкой. – Особенно если речь идет о женщине, убившей собственного ребенка.
Двина, решив не растрачивать свою образованность на тупого сержанта, сняла одну из сережек и стала тереть мочку. (Мэдди решила, что этому ее тоже учили на специальных курсах «Использование сережек в сложных ситуациях: Психодинамический подход».)
– Я не верю в то, что она могла причинить вред собственному ребенку. Она просто у кого-то его спрятала. У тебя, кажется, вчера был посетитель?
Сержант Слайн только успел было открыть рот, чтобы заговорить, но Двина опередила его, предоставив ему возможность изображать золотую рыбку.
– Мэдлин, тебе ведь не понравился весь этот разговор об усыновлении, правда? – Она присела на корточки перед Мэдди. – Я не успела объяснить тебе, что из этой ситуации есть еще один выход.
Слайн яростно пыхтел своей «раковой палочкой», покачиваясь с носка на пятку.
– То, для чего раньше требовались один мужчина, одна женщина, одна кровать и «Болеро» Равеля, для многих пар превратилось в бюрократический кошмар. В нашем «цивилизованном» мире живет десять миллионов бездетных женщин, а количество детей, пригодных для усыновления, с каждым годом становится все меньше. Можешь представить себе, какую боль испытывают пары, отчаянно желающие оставить свой след в новом поколении? – Она вытащила из рукава салфетку и аккуратно высморкала нос. – У меня просто сердце разрывается.
Сержант Слайн нетерпеливо вздохнул и зажег еще одну сигарету от окурка. Для него психология была чем-то вроде игры в шарады с очень маленькой степенью достоверности ответов.
– Прелесть частного усыновления заключается в том, что ты сама можешь выбрать приемную мать. Здесь мне видится шанс спасти сразу четыре жизни: супружеской пары, Джека и, что самое важное, твоей, Мэдлин. Я предлагаю тебе начать жизнь сначала. Просто скажи нам, где твой ребенок.
Все глаза сейчас были устремлены на Мэдди, которая, в свою очередь, рассматривала собственную футболку, ожидая, когда закипит чайник.
– В противном случае твое имя будет на ручке каждой чертовой швабры или метелки!
– Детектив! – укорила его Двина. – Следите за собой. Вы проецируетесь! – Она конфисковала у полицейского сигарету и загасила ее. – Сигарета, – заявила она, – это палочка, у которой с одной стороны огонек, а с другой – дурак.
– Вы ничего не понимаете, – взорвался Слайн. – Мисс Большая Умница любит пошутить. Тебе нравится делать из меня дурака перед моими подчиненными? А понравится тебе, если я начну шутить над тобой?
Рот Мэдди открылся еще до того, как она успела сообразить, что происходит:
– Вы слышали историю о том, как одна из заключенных отрезала детективу яйца, чтобы сделать из них сережки? А Двина могла бы вести такие занятия: «Использование сережек. Краткий курс для психов».
Засвистел чайник. Мэдди отряхнула футболку, думая, что ей следовало бы дать себе хорошего пинка. Да что с ней такое? Она сама могла бы вести занятия на тему «Как терять друзей и отталкивать от себя окружающих».
Фигуру Слайна сотрясала крупная дрожь – от кончиков волос до пальцев ног. Двина Хелпс в отчаянии покачала головой. Слайн оттолкнул ее локтем и продолжил свои язвительные проповеди:
– Ты можешь ничего не говорить, если не хочешь, но все сказанное тобой может быть использовано против тебя. Не желаешь встретиться с адвокатом?
* * *
Мало что в жизни дает такую надежду, как пребывание в руках общественного адвоката. Например, полет на борту авиалайнера-гиганта, готовящегося к незапланированному контакту с гималайскими вершинами. Эта мысль посетила Мэдди, пока она ждала своего адвоката Руперта Перегрина в сырой полутемной комнате для посещений, позаимствовавшей свой неповторимый кислый запах у сотен давно не мытых подмышек.
– Послушайте, – перешла она с места в карьер, как только он ввалился в комнату. – Я и так знаю, что они ничего не могут мне сделать. Без тела они бессильны.
– Твоя наивность просто трогательна. – Перегрин поставил свой чемодан и с трудом выбрался из пиджака. – Двое заключенных уже сделали заявление о том, что видели, как ты убивала своего ребенка.
– Что? – жар возмущения от вопиющей несправедливости ударил Мэдди в лицо. – Это же чушь! Зачем им это говорить?
Перегрин опустил свою тушу на ненадежный стульчик, который под ним протестующее застонал и закачался как хмельной. Мэдди решила, что вся мебель, которой доводится соприкасаться с филейной частью работника юриспруденции, издает подобные звуки.
– Тюрьма, мисс Вулф, полна подлых негодяев, стремящихся наладить хорошие отношения с лицами, власть предержащими. – Откинув назад волосы, он проверил, заперта ли дверь на замок. Этот человек обладал целеустремленностью и прямотой крылатой ракеты. – Я бы мог помочь избавиться от этих заявлений и уничтожить соответствующие файлы на компьютере, – он пододвинул стул ближе к своей жертве, – если бы я был в этом заинтересован. Мое предложение по-прежнему, как бы это сказать, – на стол между ними упала вязкая нить слюны, – стоит открытым.
Мэдди не замечала своего рыцаря Защиты Справедливости И Законопорядка в полосатых доспехах. Вчерашняя простуда блестела от мази.
– Если у меня появятся мазохистские настроения, мистер Перегрин, я пойду в магазин покупать себе новый купальник. Дальше этого моя ненависть к себе не распространяется.
– А если отбросить в сторону условности?
Мэдди прикинула, с помощью каких тонких намеков она смогла бы дать ему понять, что не в настроении. Одним из вариантов было разбить керамическую пепельницу о его голову.
– Ответ по-прежнему отрицательный. – Она указала на его поблескивающую корочку герпеса. – К слову сказать, вы в курсе, что ваш энтузиазм заразен?
– В четверг у тебя будет слушание в суде.
Он раскрыл портфель, лязгнув его застежками с такой силой, что Мэдди подпрыгнула на стуле.
– До настоящего момента твое дело выглядело достаточно размыто. Нелегальная иммигрантка, но белая, что позволяет нам вежливо назвать тебя задержавшимся гостем. Единственная улика, связывающая тебя с мошенниками, – краденый бумажник. В такой ситуации ты выглядела вполне благовидно и вызывала слезу жалости. А теперь что? Убийство младенца? Судья даже слушать не станет о выходе под залог без наличия уважаемого поручителя. Мадам, – с этими словами он зацепил коротенькими толстыми большими пальцами хлястик ремня, – мой Маятник Радости ждет вас.
Сердце Мэдди рухнуло в носки.
– Знаете, этот разговор звучит как-то до боли знакомо.
– «До боли знакомо»?! – поморщился адвокат, возвращаясь к профессиональной манере речи. – Меня раздражают оксюмороны. Пожалуйста, не забывайте об этом, мисс Вулф.
Мэдди чувствовала, как в виске скапливается головная боль.
– Руперт?
– Да? – оживившись и заблестев хитрым глазом, он закатал рукава рубашки и обнажил молочно-белые предплечья, покрытые пугающе густой шерстью.
– Пошел ты вместе со своим синтетическим костюмом!
Перегрин зашелся жутким хохотом, хлопая себя по массивным бедрам. Не встретив сопротивления, он накрыл руку Мэдди своей.
– Итак, – его адамово яблоко прыгало вверх-вниз от возбуждения. – Я всегда находил нетрадиционный секс идеальным началом работы над делом.
Мэдди выдернула у него руку.
– Почему ты такой?
Но она уже знала ответ на свой вопрос. Со всеми своими заявлениями о вечной любви, Алекс был точно таким же субъектом – теплонаводящимся пенисом, не подчиняющимся Центральному Управлению.
– Тебе никогда не хотелось для разнообразия заняться сексом с той женщиной, которая потом не подаст на тебя в суд?
– Сексуальный контакт с подзащитными отнимает у меня не больше пятнадцати минут в день, оставляя мне больше свободного времени для того, чтобы побаловать любовь всей моей жизни – бирманского котенка по имени Трюфель.
– На тот случай, если вы забыли, я только что родила ребенка. На моих трусах большими буквами написано: «На ремонте». Понятно?
Он опустил рукава своей рубашки и захлопнул пасть своего бездонного портфеля. В том, как он это сделал, была такая пугающая завершенность, отчего Мэдди почувствовала нечто похожее на панику.
– В общем, через неделю я уже буду на свободе.
Перегрин резко встал.
– Не стройте никаких планов.
– Неделю я как-нибудь переживу, – смело начала она. – В том смысле, что тут есть библиотека, спортзал и образовательные услуги.
– В которые входит ускоренный курс «Чавкающая Меховая Полость». – Перегрин с трудом втиснулся обратно в пиджак. – Когда я рекомендую не строить планов, мисс Вулф, я не имею в виду вопрос о вступлении в Женскую Группу Книголюбов. Это значит, что вам стоит написать завещание и поцеловать на прощанье своих дорогих и близких. – С этими словами Перегрин понесся к двери. – Чавкающая меховая полость… звучный получился эвфемизм, вы не находите?
Мэдди прочитала надпись на двери, которую только что захлопнул ее адвокат. Она гласила: «Смерть сукам!» У Мэдлин Вулф возникло пренеприятное чувство, что скоро эта надпись будет иметь к ней самое непосредственное отношение.
