Текст книги "Бешеные коровы"
Автор книги: Кэти Летт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
18. Дважды два
Позже тем же вечером Мэдди и Петронелла оказались брошенными возле накрытых столов с закусками рядом с полем для крокета. Напоминая колонию причудливых морских птиц, великие мира сего стояли на лужайке и кивали друг другу, произнося традиционное для этого региона приветствие: «Как ваш урожай?»
Две женщины наблюдали за тем, как Алекс с беззаботной легкостью отправил мяч через ворота. Мэдди обмакнула бисквит в смесь красной икры и сметаны. Она еще подумала, что соус выглядел как вещество, которое женщины вытягивают из своих бедер во время липосакции.
Шезлонг протестующее заскрипел, когда Петронелла опустила в него свое тело.
– А мы, типа, собираемся купить дом, – вдруг заявила она.
Сердце Мэдди замерло. Покупка недвижимости почти всегда обозначала скорый брак. Где же она слышала это раньше?
– И нас будут снимать для разворота журнала «Хелло!».
«Боже мой, – подумала Мэдди, – так это действительно серьезно». Стерва! Она мрачно выпила коктейль. Мэдди знала, что одна женщина называла другую стервой только в том случае, если та была красивее и умнее ее или отбивала у нее мужчину ее мечты. Рука Мэдди дрожала, посылая мелкие волны от одного края бокала к другому. Между стеклянными стенами происходили столкновения кубиков льда и кусочков лимона.
Они наблюдали игру в крокет в тяжелом молчании. Игра шла так медленно, будто игроки находились под действием валиума. Поло для жалких толстых негодяев. Мэдди высосала плоть из тонкого ломтика огурца и выкинула его останки. Сняв солнцезащитные очки, она тут же принялась жевать их пластмассовую дужку. Грустным взглядом Мэдди смотрела на облака, похожие на сахарную вату, которые покрывали июньское небо.
– Послушай, – наконец заговорила она со слабой настойчивостью. – Воспринимай его как токсические отходы производства. Другими словами, избавься от него.
– Вообще-то мы собираемся пожениться, – парировала соперница.
– Ну зачем тебе приключения, из-за которых ты потом будешь платить психоаналитику, чтобы он помог тебе их забыть? Он никогда не женится! У него хронический СПО. Страх перед обязательствами!
– И, типа, обзавестись семьей.
Мэдди выкинула свою тарелочку с результатами липосакции.
– Ты так ничего и не понимаешь. – Она присела на край шезлонга Петронеллы. – Заняться сексом для него – как справить нужду. А ты – его туалет.
Петронелла с трудом выбралась из шезлонга и выполнила сложный пируэт на идеально накрашенных розовым лаком, только что от педикюрши, пальчиках ног. Мэдди же опрокинулась с внезапно опустевшего шезлонга.
– Я не обязана сидеть тут и выслушивать…
– Мы любили друг друга. Не думаю, что он сможет так полюбить когда-нибудь еще, – неохотно начала рассказывать Мэдди, лежа на траве. – Прошло шесть месяцев, я сделала тест на беременность, и он меня бросил.
Петронелла горделиво зашагала по лужайке цвета бильярдного сукна. Ее упругие ягодицы покачивались с ритмичностью метронома.
– ПОДУМАЙ, ТОТ ЛИ ЭТО МУЖЧИНА, ЧЬЕ ИМЯ ТЫ ХОЧЕШЬ ВИДЕТЬ НА АЛИМЕНТНЫХ ЧЕКАХ КАЖДЫЙ МЕСЯЦ?!! – крикнула ей вслед Мэдди, выпутываясь из металлических ножек и соскребая икру с пальцев своих ног.
Глаза всех игроков в крокет покинули свои орбиты и вытаращились на сидевшую на краю лужайки Мэдди. Алекс живо отправился в этом же направлении.
* * *
По мнению Мэдди, психиатрия представляла собой бессмысленное протирание кушеток. Несмотря на невероятное количество эмоциональной грязи, накопленной за десятилетия, она считала, что у нее есть иммунитет против психоаналитиков. Если в какой-то ситуации клиент всегда неправ, то эта ситуация в корне неверна. Этому ее научила Эдвина Хелпс.
Пока Алекс волоком тащил ее через автомобильную стоянку Хайгроув, она пришла к мнению, что о людях можно судить уже по тому, какую машину они водят. «Бентли» говорили о своем хозяине, что он «щеголеватый сутенер», полноприводные «ленд-крузеры» – «претенциозный идиот», «альфа» – «богатый претенциозный идиот». Там еще были «феррари», «мазерати» и «ламборджини», явно принадлежащие неплательщикам налогов. Но ни одна машина не говорила так много и выразительно, как красный «порш», на котором приехал Алекс и к которому он так грубо подталкивал Мэдди.
– Что тут можно сказать: настоящий «менопорш». А что написано на номерных знаках? – издевалась она. – Кризис среднего возраста?
Подчиняясь порыву праведного гнева, Алекс рывком уселся за руль. Всю дорогу по шоссе М40, пока они глотали выхлопные газы длинной розовой спортивной машины Петронеллы, он пребывал в глубоком молчании. Мэдди точно не решила, что говорила о Петронелле ее машина, за исключением «недоразвитого клитора».
Алекс пребывал в амплуа Марселя Марсо до того момента, пока ленивый летний закат не принес темноту, потом резко свернул с основного шоссе на темную дорогу. Он остановился возле гаражей авторемонтной мастерской. Мэдди слушала, как шелестит остывающий двигатель, и смотрела, как Алекс заходит в кафетерий. Местечко было живое и радостное. На полузатопленных зданиях были надеты парики из зеленых водорослей. Везде, где хватало взгляда, виднелись выгоревшие остовы машин и старых кроватей. Алекс вернулся, проскользнул в машину и вручил ей бутылку пива. Оно было теплое.
– Тот, кто разобрался с прошлым, управляет своим будущим, – загадочно произнес он, откидываясь на спинку водительского сиденья. – Так сказал Джордж Оруэлл. – Он устроился таким образом, чтобы сидеть к ней лицом, перекинув ногу с загорелой лодыжкой через колено. – Так что, по-твоему, скажут газеты? Что я невежа? Бабник? Волокита?
Глядя, как по его лицу скользят лучи от фар проезжающих мимо машин, Мэдди заметила, как удивительно самодовольное выражение сменило мертвенно-восковую маску на его лице.
– Да нет, скорее гад ползучий или что-то в этом роде. – Она открыла бутылку зубами. – Для таких мужчин, как ты, должен существовать специальный тест. Если тебя привести на темную кухню, а потом резко включить свет, то твоя тараканья сущность проявит себя, когда ты рванешь прятаться под холодильник.
Алекс сцепил пальцы и завел руки за голову.
– Какое же ты, оказывается, грустное и навязчивое существо, Мэдди, – язвительно заметил он. Она же никак не могла разобраться в своем настроении. – Ты всего лишь соблазнила чужого мужа, обманом сделала его отцом, а потом стала шантажировать его угрозами о публичных заявлениях. А вдруг мои друзья в средствах массовой информации заинтересуются моим вариантом этой истории? – бесстыдно продолжил он. – Невинный семейный мужчина…
– Невинный! – от возмущения «Хеникен» попал ей в нос. – Да рядом с тобой Сталин выглядит…
– … попавший под влияние искусной сексуальной карьеристки.
– … как Джон Денвер. Карьеристки? Какой карьеристки? Ты обещал найти мне работу, но…
– Ты совершенно не осознаешь всю неуместность своих притязаний. Вкусы публики нынче извращены дешевой клеветой и погоней за сенсациями.
– Неужели? Одно дело, если ты вшивый бродяга неуч, а если ты политик, тут уже совершенно другая история. Слушай, я уже начинаю повторяться…
– Ха-ха-ха! – издевался он. – Если речь идет о торговле оружием с Ираком или растрате государственных фондов на нужды членов парламента, я с тобой согласен. – Его речь текла гладко, как по маслу. – Но мы, либеральные демократы, можем пережить позор мелких сексуальных излишеств. Рейтинг Пэдди Эшдауна пошел вверх, если помнишь, когда всплыла его интрижка с секретаршей. Более того, женщины по всей стране внезапно воспылали к нему чувствами. – Алекс безрезультатно попытался засунуть руки в карманы своих джинсов. Они были настолько узки, что его яйца почти приняли форму зародышевого состояния. Надеясь, что Мэдди не заметила этого, он зацепил большими пальцами хлястики пояса и продолжил разговор. – Даже пресса утомилась метать молнии по поводу поругания морали.
Мэдди шарила глазами по лицу своего бывшего любовника, освещаемого светом фар проезжавшего грузовика.
– Ты никак снова пытался сесть под стоящей машиной?
– Публика теперь не оскорбляется на твою расстегнутую ширинку если ты готов в этом покаяться. – Он поправил свою челку перед зеркалом заднего вида. – Я известен как человек, сделавший себя сам, который…
– Боготворит своего творца?
– …Хозяин своему прошлому, – надменно поправил он ее, – и завоевывает сердца людей своей прямотой и самокритичными заявлениями о том, как трудно быть отцом-одиночкой…
Рванувшись к нему, Мэдди ударилась головой о солнцезащитный козырек.
– Ты? Растил ребенка? Алекс, ты только не паникуй, но, кажется, у тебя началась ужасная реакция…
– Мы только и слышим о сексуальной дискриминации, расовой дискриминации. А как насчет дискриминации отцов?
– С твоими отцовскими навыками у ребенка будет интересное хобби: убийство киноактрис с расчленением и патологическая любовь к хорькам.
– Девяносто процентов разводов инициировано женщинами, но только в одном из десяти случаев бедному отцу удается отстоять право на попечительство над собственными детьми.
– Боже, я чувствую, что сейчас родится крылатая фраза.
– И несмотря на то что мужчину изгоняют из семьи, именно ему приходится платить за это! Неудивительно, что наши генофонды стремительно истощаются!
Абсурдность заявлений Алекса вызвала у Мэдди смех.
– Алекс, ты ни за что не смог бы самостоятельно воспитать ребенка. У тебя слишком маленький холодильник. Там негде развешивать первые рисунки пальцами.
– А теперь вы даже научились себя оплодотворять! Быстрая процедура при помощи спринцовки – и мы становимся физиологически ненужными! – несло его. – Постепенно вы делаете нас и эмоционально лишними.
– Земля вызывает Алекса! Хватит! Это называется приобретенная беспомощность, умник, особый талант, доведенный до совершенства многими поколениями отцов.
– Современным отцам приходится делить себя на различные категории: генетический отец, биологический отец, юридический отец, социальный отец…
– Как трагично, – отозвалась Мэдди с издевкой. – Нельзя быть такими жестокими с самцами. – Она так смеялась, что ей пришлось отстегнуть ремень безопасности. – Алекс, ээ, поздновато разыгрывать Боба Кратчита, ты не находишь?
– Так вот, я не отношусь к безвольным отцам современности.
– Вернись на землю. Вспомни, как все было. Неужели ты снова хочешь по всему дому расставить эти маленькие воротца? Покупать только ту еду, цвет упаковки которой сочетается с кухонной утварью, которую в этот день показывают по телевизору? Я тебя умоляяяю!
– Дело в том, Мэдлин, – перебил он ее, сменив подход, – что я наконец решил стать хорошим отцом.
С ужасом Мэдди поняла, что на этот раз он говорил совершенно серьезно. Потянув за рычаг, Алекс откинул назад спинку водительского сиденья и небрежно вытянул ноги. На Мэдди немедленно нахлынули воспоминания о том, как они занимались любовью в машине, пока она стояла в автоматической мойке. Это был чистейший случай аутоэротизма. «Как же мы дошли до такой жизни?» – грустно подумала она.
– И не думай, Алекс. Я никогда не отдам тебе Джека.
– Все будет зависеть от того, кто найдет его первым, ведь так? – В его голосе звучало пугающее торжество. Мэдди почувствовала, как ее внутренности захлестнула холодная волна страха. – Пока ты его будешь искать, мы уедем из Англии.
– А это уже будет похищением ребенка. По Гаагской конвенции, в которой участвует и Великобритания, лучшим местом для проживания ребенка считается страна, где он родился. – Алекс внезапно заговорил как андроид с Планеты Роботов-Уродов. – Даже если тебе разрешат быть его опекуном, в чем я очень сомневаюсь, то для того, чтобы я мог с ним видеться, тебе придется остаться в Лондоне.
Мэдди никак не могла поверить, что ей пришла пора спасаться бегством. Алекс разбил ее в пух и прах с мастерством специалиста по лишению прав.
– Я подам на тебя в суд, ты, сучий потрох!
– При обычных обстоятельствах все суды отдают предпочтение матерям, но теперь ты в бегах! – Он наклонился к ней, держа одну ногу на педали газа. – Нелегальный иммигрант, которому предъявлено два обвинения в краже. Все это лишит тебя симпатий любого судьи в Британии как дважды два. А нет симпатий – нет шансов получить права на Джека. Кроме того, какая из тебя мать? – С хорошо рассчитанной жестокостью он добивал ее последние эмоциональные бастионы. – Ты даже не знаешь, где твой сын, где мой сын! – Мэдди отшатнулась от его слов, как от удара. – Мой адвокат говорит, что, если ты даже придешь с повинной для того, чтобы оспорить мои отцовские права, тебе ко всему прочему предъявят обвинение в нарушении моих прав, статья 1861. – Выражение лица Алекса было суровым, будто каменным, глаза излучали холодный свет.
– Ах ты сволочь, – коротким жестом она выплеснула свое пиво ему на голову.
Глядя на нее из-под пенной маски, он произнес:
– Я правильно понял твой жест как признак расхождения во мнениях?
Выскочив из «порта» на свинцово-серый от автомобильных выхлопов воздух, Мэдди смерила своего бывшего любовника взглядом, полным горячего негодования. Она искренне надеялась, что видит его в последний раз.
– Я постараюсь сохранить свое первое ложное впечатление о тебе, Алекс. А ты… ты можешь отыметь сам себя. – Мэдди трясло, у нее подгибались ноги: ни дать ни взять жертва скоропостижного романа. – Хотя и это для тебя слишком хорошо. В конце концов, у спермы есть один из миллиона, миллиарда шансов превратиться в человеческое существо!
Она побежала изо всех сил, торопясь обогнуть ограду сервисной зоны, просочиться между стальными клыками изорванных рельсов и скрыться за деревьями, огораживающими дорогу в Лондон. Добравшись до нее, она стояла в сумерках, вытянув вверх и в сторону большой палец, пока рядом не остановился грузовик.
Что она делала на противоположном от дома конце света, мокрая, уставшая и с разбитым сердцем? Теперь она должна была скрываться не только от полиции и Двины, Королевы Психологической Чуши, но и от Алекса. Вдыхая пыль от машин, молча гладя на темный рубец дороги, теряющийся вдали, она пришла к безрадостному заключению – любовь англичанина как центральное отопление. Может согреть, но не дает ничего, кроме теплого воздуха. Она чувствовала, как вокруг ее шеи затягивается петля, и негодовала на свою собственную недальновидность. Потерять любовь всей своей жизни – это еще куда ни шло, но потерять сына?! Женщины не теряют своих сыновей! Это же не носки!
Сдерживая слезы, она с грустью сосчитала, сколько дней прошло с тех пор, как она в последний раз видела своего малютку, и запаниковала при мысли о том, как справляется Джиллиан со своей ролью. Эта женщина считала, что слово «ясли» обозначает разновидность сухих завтраков. Мэдди пообещала, что эта история продлится не дольше недели. Тот разговор произошел три месяца назад. Джиллиан сейчас, скорее всего, пытается засунуть его в автомат, торгующий презервативами, чтобы возместить свои убытки.
Когда и если она найдет Джиллиан, у нее будет к ней всего один вопрос.
Нет ли у нее хорошего психиатра?
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Отнятие от груди
Послеродовые депрессии. На самом деле таких состояний не существует, но некоторые женщины, склонные к психическим заболеваниям, могут стать эмоционально неустойчивыми. Беременность, роды, послеродовой период и осознание ответственности за новорожденного ребенка могут ввести их в состояние неадекватного напряжения, что, в свою очередь, может привести к пресловутому психическому заболеванию. В самой беременности или родах нет никаких факторов, способных привести к такому результату. В человеке, предрасположенном к нему, любой пережитый стресс, волнение или эмоциональное переживание сходной силы может с тем же успехом привести к аналогичному психозу.
Гордон Бурн. Беременность.
19. Общество голубых теней для век
Мэдди далеко не сразу узнала женщину, открывшую ей дверь дома номер шесть по Чепингстоу-Кресент в Милтон-Кейнс. Ей сразу вспомнились фотографии в женских журналах серии «до» и «после». Этот человек больше соответствовал состоянию «до».
– Что? – спросила Джиллиан, заметив вытянувшееся лицо Мэдди, и посмотрела на свои флюоресцирующие штаны в обтяжку и пастельного цвета махровую кофту. – Мне расценивать это как неодобрение моего наряда?
– Можно и так сказать. «Харви Николз»[3]3
Фешенебельный универмаг в Лондоне в районе Найтсбридж.
[Закрыть] приспускает свои флаги. – Даже садовые гномы, собравшиеся в группку на соседней лужайке, вытаращили глаза на Джиллиан.
– Где Джек? – крикнула Мэдди, отталкивая ее и влетая в дом.
– Ты намекаешь на то, что я стала жертвой моды?
– Скорее, пала смертью храбрых.
– Ах так, – принялась защищаться Джиллиан, потрусив следом за подругой. – Просто было бы непрактично надевать платье от Шанель, когда печешь пирожные одной рукой и шьешь лоскутное покрывало другой.
– Ты печешь пирожные? – Похоже, Джиллиан сменила свою старую личность на новую с легкостью хамелеона. Не может быть, чтобы такие слова произносила женщина, которая могла бы брать уроки по кулинарии разве что у Марии Антуанетты. – Ты в своем уме?
– Я, дорогуша, Имельда Маркос в пирожных, – сострила она. – Не желаешь чаю?
Скептицизм Мэдди превратился в чувство глубочайшего потрясения, когда она прошла за старой подругой в уютную, безукоризненную кухню в цветочек, декорированную в стиле Брэди Банч. Ламинированная столешница была уставлена пластиковыми контейнерами, в которые Джиллиан ложкой накладывала небольшое количество пюре, которое, судя по цвету, было овощным. Женщина, которая раньше интересовалась только мужчинами и деньгами, теперь сама готовила домашнее детское питание. Продукты в кладовой были сложены по срокам годности, белье, развешенное на сушилке, было поделено на цвета, чтобы не полиняло при стирке. Возле раковины стояла тарелка с персикового цвета кусочками мыла в форме ракушки. Деревянный расписной ананас хранил в себе рецепты, вырезанные из женских журналов, на импровизированной информационной доске висело приглашение в террариум на вечеринку с сюрпризом. Даже газета в подстилке клетки хомяка была сложена так, чтобы там образовывались удобные кармашки.
– Джил, эээ, а помнишь, как мы охотились на мужчин на «мерседесах»? – задав этот вопрос, Мэдди задумалась, правильно ли она сделала. Она безоружна, а у Джил в руках была весомая лопатка для сковородки.
– Ты меня с кем-то путаешь. Единственные колеса, которыми я владею, прикреплены к детской коляске «Макларен».
На кухонном подоконнике над раковиной стояла фарфоровая тележка с подводой – деталь интерьера, которая автоматически вычитает двадцать очков из уровня интеллектуального развития хозяина дома. Маленький зеленый отпечаток ладошки в рамке украшал холодильник. Мэдди поняла, что это рука Джека.
– Где он? – умоляюще спросила она.
– В кроватке.
Мэдди взяла крошечный наряд для коктейля, который Джиллиан шила для тряпичной куклы Джека.
– Что с тобой случилось? Ты стала самой настоящей… – Мэдди запнулась, и ее рот был не в силах произнести это слово: – домохозяйкой!
– Разумеется, нет.
– Нет? Тогда как ты сама это называешь?
– Я домашний инженер, если тебе угодно. – Она протянула Мэдди чашку чаю, украшенную эйфористическими изображениями солнечных лучей и радуги. – Высококвалифицированный оператор интерфейса кулинарии, жизнеобеспечения и домашней педагогики. И сейчас прошу меня извинить, я должна смыть плесень со шторы для душа, пока малыш не проснулся. – Без тени испуга перед ущербом для своего внешнего вида, она натянула полиэтиленовый передник для барбекю, украшенный миленькой аппликацией на тему любви, мяса, мужчин и огурцов.
– Эй, домашний инженер! – насмешливо окликнула ее Мэдди, проходя следом за ней в гостиную. – Смотри, как бы нимб не сполз ниже и не задушил тебя насмерть!
Ее желание острить отпало, когда в гостиной она увидела детские прыгунки, позволяющие малышу часами парить по комнате в любом направлении. Детское переносное сиденье и вовсе лишило ее дара речи. Она пошатнулась и запуталась в каком-то кармане из синего полотна, свисавшего с потолочной балки с надписью «Веселый попрыгун». Упругая упряжь вытолкнула ее наверх с той же силой и скоростью, с которой она упала.
Джиллиан, не заметив импровизированных балетных па своей подруги, уже была на лестнице со шваброй с автоматическим отжимом в руках.
– Мне понадобилось целых шесть недель, чтобы найти тебя, Джил, а ты, похоже, совсем не рада меня видеть, – произнесла Мэдди, указав на домашний скипетр в руках подруг и.
– Что? Ох, извини. – Джиллиан спустилась вниз, таща за собой швабру, как якорь. – Все этот дом. Раньше мы жили в квартирах, сама знаешь. Можно было устраивать кемпинг с кострами в каждой комнате, – пожала она плечами. – А теперь я сжила со свету парочку тринидадских семей, кое-кого убила, но здесь все равно еще столько работы!
Мэдди с изумлением смотрела на свою подругу.
– Я рада, что сейчас узнала, какой ты стала занудой, а не во время пешего путешествия по Лейк-дистрикт. Но, Джиллиан, я тебя умоляю. Милтон-Кейнс?
Милтон-Кейнс, так назывался новый городок, выросший посреди объездных дорог, спиралью сбегающих с магистральных шоссе во владения складов с игрушками, оптовых магазинов и всевозможных королей: «Король гамбургеров», «Король кебаб», «Король цыпленок-гриль». На похожих друг на друга улочках стояли представительские резиденции и кирпичные бунгало – «сбывшаяся мечта в кирпиче».
– Ты помнишь моего бухгалтера? Ну, человека, которому я платила кучу денег за то, что он мне говорил, что у меня их совсем нет? Это его дом.
Я занимаюсь его украшением в счет ренты. Маленькому нужно было приличное жилье, и я…
– Он в порядке? – Мэдди почувствовала волну тоски и желания его увидеть, и ее колени подкосились.
– В порядке? Нет, дорогая, он не в порядке. – Мэдди напряглась, услышав эти слова, пытаясь проглотить комок в горле. – Он настоящий гений! И такой красавец! Я записала его на Конкурс лучшей фотографии на обложку «Тотлера», детской версии «Тэтчера», – объяснила Джиллиан, закатив глаза. – А как, кстати, тебе удалось?..
– Что удалось?
– Меня найти.
Мэдди наконец догадалась, что Джиллиан не слишком обрадовалась тому, что ее разыскали.
– С помощью службы поиска пропавших людей. Я отдала им твое фото, и они нашли тебя в какой-то местной газетенке. Ты консультант по имиджу и цветовой гамме? Что это за работа такая?
– Я всего лишь консультирую людей о том, какая у них «гамма». – Ее голос стал неискренне приторным: – Вы, мадам, «холодная весна»! – Джиллиан пожала плечами. – И за это мне платят по пятьдесят фунтов.
Грудь Мэдди налилась остатками молока, и соски стали гореть так, будто их жгло огнем.
– Я должна его разбудить. Я просто не могу больше ждать.
– Это невозможно. У него есть еще полчаса, – отрезала Джиллиан, но Мэдди уже неслась вверх по лестнице.
– Эй! – запротестовала Джил позади нее.
Чистенькая детская была выдержана в фисташковом и розовом тонах. Кроватка стояла возле стены, разрисованной домашними животными. У Мэдди перехватило дыхание, когда она заглянула за деревянные перильца. Там был Джек. Он лежал на животе, выставив попу кверху, как вершину пирамиды, и разбросав во сне руки. Она почувствовала, как ее захлестывает волна любви.
– Теперь он всегда так спит! – задохнулась от восторга Джиллиан.
Джек открыл один глаз и посмотрел прямо на свою мать. Только в этом взгляде не было эйфористического счастья, которого она ждала. Его брови изогнулись, придав лицу недовольное выражение, что-то вроде: «Я хочу видеть начальника!»
Мэдди почувствовала неловкость и внезапную слабость. Она взяла его на руки, которые вдруг стали ватными. Но Джек не просто желал видеть «начальника», он собирался подать жалобу, что и сделал, громко и внятно. В отчаянии Мэдди метнула взгляд на Джиллиан.
– Может, поменять подгузник? – предложила она.
Мэдди положила малыша на пеленальный столик.
– Так вот что тебя расстроило. – Она чувствовала себя очень неловко, будто старалась подружиться с незнакомцем в лифте. – У тебя сыпь от подгузника.
– Аммиачный дерматит, – поправила ее Джиллиан и вручила Мэдди тюбик розового крема.
Пальцы Мэдди не слушались. Процедура прошла так же неловко, как парковка задним ходом на глазах у инструктора.
– Боже ты мой! Он же смотрит на меня, будто я – Лорена Боббит! И что мне теперь делать? – Полностью деморализованная, она прижала к себе хныкающее воплощение вазы эпохи Минг.
– Очевидно, покормить, – не выдержала Джиллиан.
Мэдди высвободила из одежды грудь, но Джек с недовольным выражением лица, как у министра-баптиста, все время от нее отворачивался.
– Может, твердую пищу, – предложила Джиллиан.
Зажатый подушками на высоком кресле Джек продолжал безобразничать, размазывая пальцами еду по подносу в стиле Джексона Поллока.
– Представляешь, какая художественно одаренная натура! – восхищалась Джиллиан. – Это же невероятный талант для четырехмесячного ребенка!
Перевернув свою тарелку, Джек перешел к разбрасыванию еды по комнате, украшая ее в стиле рок-звезды. Мэдди металась из стороны в сторону с тряпкой.
– Ку-ку! – куковала Джиллиан. Глаза Джека засветились, когда он стал наблюдать за тем, как она скакала по комнате. – И такой смешной! Он лучше Хосе Каррераса в «Ковент-Гардене», несмотря на то, кто его ОТЕЦ.
– Джиллиан, он еще МАЛЕНЬКИЙ и еще не понимает речи.
– Мы уже занимаемся с картинками на карточках. Подготовительные школы Фидер не принимают детей, набравших меньше ста двадцати пяти очков по тесту интеллектуального развития, сама понимаешь.
– Джил, эээ, ты продолжаешь так об этом говорить, но заниматься этим буду… я.
Мэдди на плите разогревала молоко в соуснице. Джиллиан демонстративным жестом выключила переднюю горелку, одновременно включив дальнюю. Она переставила соусницу на дальнюю конфорку, наградив Мэдди укоризненным взглядом.
Мэдди в смущении сделала большой глоток чаю.
– Этого тоже нельзя-нельзя, – сказала Джил, конфискуя у Мэдди чашку.
– Что?
– Никаких горячих жидкостей рядом с ребенком.
Мэдди отвлеклась и не заметила, как убежало молоко.
– Черт! – Она стала искать глазами губку для плиты.
Джиллиан поджала губы и отперла шкафчик под раковиной.
– Хлорка, порошки, моющие средства и едкий натр заперты на ключ.
Мэдди вспомнились времена, когда единственным качеством Джил, которому подходило описание «едкий», был ее ум.
– Лекарства, – в демонстративном изнеможении Джиллиан распахнула верхний шкафчик. – На каждой бутылочке есть этикетка, и все убрано подальше от малыша.
Теперь Мэдди подумала о том, что вся комната выглядела так, что в ней все было убрано подальше. Казалось, что здесь все вещи были убраны в ожидании прилива.
– Джиллиан, он еще даже не ползает.
– Джексон у нас мальчик любознательный. Да, сладенький?
– Джексон?
– Это имя ему больше пойдет, когда он станет знаменитым. Тебе так не кажется?
– Я думаю, что так начинали серийные убийцы.
– Быстрее! – Джил постучала тонким ногтем по циферблату часов. – Пора собираться. Время Тайни-Тотс!
* * *
«Кроха», «Крепыш», «Лягушатник» с уроками плавания, «Крещендо» с уроками слушания музыки и французского, чайная церемония – у Джека была такая светская жизнь, о которой Мэдди могла только мечтать. Всю первую неделю она следовала за Джеком и Джиллиан от одного занятия к другому. Она с облегчением заметила, что Джил изменилась, но не до полной неузнаваемости. Для экскурсий по городу она наряжала Джека в роскошные блузы и вельветовые с позолотой брючки и брала с собой хрустальную детскую бутылочку от Уотерфорд.
– Это биологическая мать Джека, – так представляла Джил Мэдди другим мамашам Милтон-Кейнс, похожим друг на друга женщинам в вельветовых или бархатных костюмах всех оттенков пастели. Они все обсуждали сказку «Красная Шапочка». – У нее проблемы с привязанностью.
Единственной помехой на пути развития привязанности Мэдди и Джека была Джиллиан, Домохозяйка На Воздушной Подушке.
– Неужели тебе нечем заняться? – умоляла ее Мэдди спустя две недели совместных поездок по городу.
– Моя светская жизнь умерла, дорогуша! – радостно объявила Джиллиан, записывая на видео еще одно свидетельство о цвете стула Джека. – Джексон добрался до моего ежедневника и съел весь август!
– Но это же пригород! Разве тебе не пора заниматься зажигательным послеполуденным сексом в соседских азалиях?
– В эти дни ко мне проявляет интерес только мой банковский счет, дорогуша, – вздохнула Джиллиан, вычищая Джеку уши и перхоть. Она называла этот ритуал «обезьянничанием». Мэдди никогда не была так близка к тому, чтобы поверить в теорию Дарвина. – И этот малыш.
Правда, пару раз Джиллиан все-таки выходила из дома на свои консультации по цветовой палитре, оставляя Мэдди целый список телефонов для экстренной связи и всовывая прямо в руки то, что она сама называла аптечкой для оказания первой помощи. На самом деле там у нее хранился небольшой передвижной госпиталь. Здесь были средства против перхоти и поноса, запора и судорог, бородавок и коклюша. Все, что может понадобиться ипохондрику.
– Что мне всегда в тебе нравилось, Джиллиан, – умилилась Мэдди, – так это твой низкий уровень тревожности.
К середине августа Мэдди была готова грызть мебель от бессилия. Дело было даже не в том, что она не могла побыть наедине со своим ребенком, просто Джиллиан завела привычку обсуждать характер стула Джека даже после того, когда интерес Мэдди к этому уже остыл. К тому же она превратилась в Сесилию Б. де Миль из Милтон-Кейнс, записывая на видео каждую секунду детской жизни для архивов и демонстрируя отснятый материал сразу же после съемок.
– Правда, навевает воспоминания? – подкалывала ее Мэдди, впрочем, без всякого эффекта.
Ночами Джек превращался в человеческий блинчик. Джиллиан постоянно подскакивала, переворачивая его на спину, чтобы он не задохнулся в кроватке и не умер.
– Я уже целый месяц каждый день твержу тебе, – с трудом сдерживаясь, сказала Мэдди, в очередной раз столкнувшись в детской с Джиллиан, прибежавшей на звук отходящих у ребенка газов. – Тебе незачем к нему вставать по ночам.
– Я всегда была совой, дорогуша. Джексон тоже живет по таким же биологическим часам. Правда, маленький гулена? – Она потрепала его по щеке.
Мэдди выхватила у нее Джека и устроилась в кресле-качалке, смешно пытаясь его накормить. Но ее соски растрескались, и молока стало мало. Джек завыл от возмущения. Когда Джиллиан предложила ей вездесущую бутылочку с молоком, он пронзительно взвизгнул от радости. Спустя пару минут его припухшие от сосания, как у Мика Джагера, губы сложились в благодарную улыбку, адресованную Джиллиан.
Тогда она положила его в кроватку на живот и стала ритмично постукивать по попе.
– Я заметила, что ты сегодня надела ему одноразовые подгузники. Ему больше нравятся махровые, так мягче, удобнее и гораздо суше.
