Текст книги "Сердцеед (ЛП)"
Автор книги: Кэти Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Сент выглядит отстраненным, голос глухой, хриплый, я почти слышу сожаление.
– Когда я был моложе, все было еще хуже. Контроль всегда давался мне с трудом. Обслуга увольнялась, потому что никто не мог сдержать меня; чем сильнее они старались, тем злее я становился. Но моя мать была воплощением терпения. Думаю, поэтому она могла выносить отца. Она была терпеливой и намного более понимающей, чем кто-либо. Когда я срывался, мама говорила мне досчитать до трех, а я спорил, что уже пробовал и это не помогало. Так что однажды она отвела меня в сторону, беспокоясь о том, что мой отец тоже очень вспыльчивый, она предвидела, что это плохо для меня кончится, т.е. мои попытки довести его. И она сказала, что мне нужно считать до четырех. Это я и сделал. Помимо всего прочего, с этим приходится мириться, когда ты – Сент. Если попросили на три минуты, рассчитывай, что будет четыре. Если тебе нужно считать до трех, считай до четырех. Поэтому у меня везде четверки.
– Даже когда дело касается секса с четырьмя девушками одновременно.
Он приподнимает бровь.
– Это не касается тебя. Мне нравится проводить с тобой время, – он проводит рукой вверх по моей спине под рубашкой. Я вздрагиваю.
Дрожу, возбуждаюсь и таю.
Но сильнее всего чувство, что я распадаюсь на куски внутри и с ума схожу от вины за то, что знаю теперь настолько личные детали о нем.
Задыхаясь под весом чувств, с которыми не могу справиться, я перекатываюсь на спину, немного отдаляясь от него. Сент приподнимается на локте и расстегивает одну пуговку на рубашке, и, боже помоги мне, но я определенно точно все сильнее таю, таю, таю. Я не сопротивляюсь, не двигаюсь, только беспомощно наблюдаю, как он расстегивает вторую пуговку. А затем третью. Четвертую. Пока тело под этой рубашкой, которую он расстегивает, не начинает дрожать с головы до пят.
Я хочу подразнить его, а заодно снизить градус растущего во мне дикого отчаяния. Я шепчу, с трудом справляясь с голосом, на одном дыхании: «Не торопись. Мне не надоедает за этим наблюдать.»
Четыре пуговки. Пять. А затем шесть. Пока он не расстегивает мою рубашку нараспашку и наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня в ямочку на шее. Между грудей. В середину живота. И прямо по центру моих разведенных ног. Четыре поцелуя, после чего он проводит носом у меня между ног.
– Мне тоже не надоедает быть с тобой, Рейчел.
Я вспоминаю, как смущалась раньше. В этот раз, когда он проводит языком по моему клитору, я стону и расставляю ноги шире, приподнимая бедра вверх, пока шепчу «Малкольм, Малкольм, Малкольм...»
***
– Хмм, – бормочу я час спустя, когда он покусывает мое ухо, пока я возвращаюсь к реальности после недолгого сна в каюте.
– Твое ушко, – говорит он хрипло прямо в объект своего гастрономического внимания. – Я пристрастился к нему, а еще оно идеально подходит ко второму твоему ушку.
Я потягиваюсь, улыбаясь, а он отстраняется, смотря вниз, наблюдая за мной.
– Мне очень нравится здесь, на твоей яхте, тут так тихо, – говорю я, проводя пальцами по его загорелой груди.
– Я никогда не бываю здесь один. Слишком тихо. Слишком хорошо слышу свои мысли. – он хмурится, пока встает с кровати и идет к одежде. Все еще сонная, я перекатываюсь на свою половину кровати, уставившись на его невероятно завораживающую физическую форму, пока он натягивает брюки. – Ты счастлива, работая в «Эдже»?
Окончательно проснувшись, я сажусь, с одной только простынью вокруг груди, и шарю по кровати в поисках своего белья.
– Почему ты спрашиваешь?
– Ходят слухи, что его дни сочтены.
Сент просовывает руки в рукава, оценивая мою реакцию, пока застегивает пуговицы.
– Надеюсь, что нет. Мне очень нравится «Эдж».
Каким-то чудом мне удается найти свои трусики и лифчик, и приходится сбросить простынь, чтобы одеться.
– А что? Ты рискнул замахнуться на издательское дело...? – спрашиваю я в страхе.
Молча он заправляет рубашку в брюки, застегивает ремень и становится Малкольмом Сентом прямо на моих глазах.
– Нет, я не покупаю журнал, не вижу в этом финансового смысла. Бизнес требует времени и дальновидности. Меня не увлекает восстановление действующего предприятия, – мгновение он смотрит на меня. – Ты мечтаешь о владении собственным делом?
– Нет, я хочу писать. Хочу зарабатывать достаточно, чтобы много писать. Больше, чем много.
Он улыбается.
– Ты такая малышка. Меня возбуждает мысль о том, как эти маленькие ручки печатают твои большие идеи.
Мне льстит сам факт того, что он думает обо мне.
Он наблюдает за тем, как я одеваюсь.
– Значит ты видишь свое будущее в этом журнале, даже если у тебя есть огромный выбор возможностей? – спрашивает он.
Я захвачена врасплох. Зерно сомнения посеяно, словно крошечная, приносящая дискомфорт булавка в животе. Я тщательно обдумываю свой ответ.
– Думаю... в целом, мое идеальное будущее – это чувствовать себя в безопасности в плане карьеры, да и вообще в жизни. Хочу, чтобы моя мама была и чувствовала себя в безопасности, а если я еще и в городе смогу повлиять на безопасность, это вообще будет мечта. Вот о такого рода вещах я хочу писать. Но такая журналистика требует времени, а в «Эдж» я получила больше возможностей, чем где-либо еще. Я чувствую себя каким-то образом привязанной к этому месту. Если оно продолжит развиваться, и я смогу развиваться вместе с ним в правильном направлении, это тоже было бы мечтой, правда, – признаю я.
Сент подходит, садится на кровать и наклоняется вперед, его лицо напряжено.
– Что, например, ты бы хотела сделать для города? В чем заключается твоя идея? – Своей большой рукой он убирает волосы у меня со лба, всматриваясь в лицо.
– Не знаю. Перемены не наступят, без существенных коллективных усилий, если только ты не очень влиятелен.
Уголки его губ вздрагивают, а в глазах вспыхивает хищный огонек, который не перестает меня восхищать.
– Ты спишь с очень влиятельным мужчиной.
Я кусаю губу.
– Да, да, так и есть, – я смеюсь, чувствуя, как щеки заливаются румянцем. Он кладет ладони по обе стороны моего лица, и снова я подаюсь ему навстречу, желая его прикосновений. – Ты не такой, каким я тебя представляла, а у меня ведь очень хорошее живое воображение, – шепчу я.
– Это от того, что ты вся создана только из хорошего. А я – результат влияния плохих вещей.
– Ну уж нет, – я смеюсь, а он нет. Он молчит. – Мы все – результат как хорошего, так и плохого.
– Так ли это? – он снова изучающе смотрит на меня. – Что ты видишь во мне?
Я хмурюсь.
– В каком смысле?
– Я не простой человек, со мной нелегко справится, кто-то даже скажет, что я отказываюсь подчиняться. У меня никогда не было серьезных отношений, не было раньше и я не думаю, что будет. Тебе не нужны мои деньги, ты не хочешь быть со мной… не так, как остальные. Ты и спать со мной не хотела. А потом пришла ко мне, словно ища у меня защиты, и мне захотелось быть мужчиной, который сможет это тебе дать.
Я молча смотрю на него.
Он всегда говорил, что я привожу его в замешательство, и прямо сейчас он выглядит настолько сбитым с толку, что это и меня приводит в смятение.
– Малкольм, – начинаю я, но что я могу сказать? Так много правды, но, расскажи я все, он бы решил, что все было ложью. Внезапно одна только мысль об этом ломает меня.
– Когда моей маме поставили диагноз... – он замолкает на мгновение. – Я пообещал, что всегда поддержу ее. Всегда буду рядом. Ей давали два года. У нее все еще оставалось полтора года... – он снова замолкает, но так и не отводит от меня взгляд. – Она не хотела, чтобы я знал, что лейкемия вернулась. И когда оставались часы, мой отец запретил кому-либо говорить мне. Он считал, что я должен быть наказан за то, что уехал из страны на день рождения Тахо.
Я чувствую, как кровь отхлынула у меня от лица.
– Так что, видишь? Я не особо хорошо исполняю обещания. Но к твоим намерениям я отнесусь серьезно, как к своим собственным.
– Мне так жаль. Я... когда моего отца не стало, я была слишком юна. И все равно мне порой снятся кошмары о том, как он умер в одиночестве.
Мы смотрим друг на друга.
– Умирая, она звала меня.
Он отводит взгляд, потом встает, направляясь к телефону и другим вещам, его челюсть сжата.
– Она знала, что ты любишь ее, – шепчу я.
– Думаешь?
– Женщины такое знают. Моя мама говорила... она знала задолго до того, как отец и сам понял, что он ее любит. Женщины такое знают. Мужчины не созданы для таких нюансов и тонкостей, вас надо по башке стукнуть, чтобы дошло, а любовь иногда прокрадывается внутрь, даже если все окна и двери плотно захлопнуты, – он смотрит на меня, не отводя глаз, и я продолжаю, – все рождаются с любовью к своим родителям.
– С возрастом ты переростаешь эту любовь. В любви нет смысла. Искренность и преданность – вот, что остается с тобой.
Утратив дар речи, я не уверена, что удивило меня сильнее – его слова или будничный тон, которым он их произнес, что лишь наглядно продемонстрировало, насколько он на самом деле сентиментален.
Но особенно меня поражает тот факт, что он не верит в любовь, ни в какую из ее проявлений.
Я опускаю голову, чтобы скрыть, насколько уязвленной я себя чувствую, что, я уверена, он смог бы увидеть в моих глазах. От эмоций у меня перехватывает дыхание.
А ведь у нас с Сентом столько общего. Мы любим работать. Мы тяжело трудимся, лишь иногда позволяя себе отвлечься. Мы амбициозны, возможно, слегка замкнуты. Я тоже считала, что не верю в любовь, во всю ту романтику, которую так любит Уинн. Так почему же я резко поменяла свое мнение по этому поводу?
Я одеваюсь, не в состоянии снова взглянуть на него.
***
После его фразы об «искренности и преданности» я замолчала, обдумывая все происходящее, потому что, естественно, задаюсь вопросом, какого черта я сейчас делаю. Во что, я считаю, выльется эта интрижка?
Наверное, я действовала не подумав. Влекомая только своими желаниями. Я желала, хотела, должна была заполучить его, совсем, как юная безрассудная девчонка. Из-за него я становлюсь такой девчонкой, какой не была никогда. Пока он везет меня домой, я и правда переживаю, как он влияет на меня.
Сейчас я должна была бы чувствовать удовлетворение, даже счастье. Вместо этого, я не хочу прощаться, и, когда он говорит Отису подождать, пока он проведет меня, я чувствую отчаяние от того, что он не останется. От того, что я не искренна и не честна, и скоро он меня покинет.
– У меня завтра дела, – говорю я, просто, чтобы ему самому не нужно было придумывать причину, чтобы уйти.
– У меня тоже, – говорит он, но продолжает следовать за мной до двери квартиры, ожидая позади, пока я открываю.
Я вздрагиваю, когда он покусывает мое ухо, проводя рукой все выше по моей, гладя обнаженное плечо, которым я дразнила его несколько часов назад, когда он меня забирал.
– Хочешь войти?
– Да, – он целует меня в ухо.
Словами не описать, какое облегчение я чувствую в груди, когда тепло разливается по всему телу.
Боясь вот так наткнуться на Джину, я прижимаю палец ко рту, прося его не шуметь, цепляю мизинчиком за его палец и веду в свою спальню. Мы закрываем дверь. Он выглядит таким большим и красивым.
– Садись, – я указываю ему на постель, и мои гормоны уже готовы к вечеринке.
Пока я иду переодеться в свою футболку с логотипом студенческой команды “Wildcat”, он начинает расстегивать пуговицы на рубашке. Я возвращаюсь к своей постели. Сент смотрит на меня, на губах игривая улыбочка, и по выражению его лица можно подумать, что я самая сексуальная штучка из всех выпускников моего университета. Хотя я выгляжу так буднично, в то время как он выглядит превосходно в своей рубашке, обтягивающей его во всех правильных местах.
Молча я сажусь на него сверху и расстегиваю оставшиеся пуговицы, а он запускает руки мне под футболку, сжимая мою попку.
– Малкольм, у меня нет презервативов...
Он медленно и глубоко целует меня, наслаждаясь вкусом.
– Не переживай, у меня все схвачено.
Меньше, чем минуту спустя мы уже готовы, полностью обнажены, и я толкаю его на свою кровать, наслаждаясь тем, что он позволил мне быть сверху. Проводить руками по его широкой груди. Смотреть, как он наблюдает за моими движениями. Я впускаю его в себя и мои груди становятся тяжелыми от желания, чувствительными под его руками, когда он гладит меня, а потом приподнимает голову и посасывает мою грудь, захватывая губами нежные вершинки. Он садится со мной на руках и так, смотря друг другу в глаза, мы вместе движемся. Он приподнимает бедра, резко притягивая меня вниз, на встречу себе. Он яростно кончает в тот самый момент, когда мой собственный оргазм разрывает меня на части.
Дыхание у нас обоих учащается. Сент выглядит смущенным, испытывающим благоговение и благодарность. Он хотел сломить мою оборону, но после того, как мы занимались любовью, я почти вижу трещину в его огромнейших стенах. Потому что вот, каково это. Незнакомцы, которые только трахались, каким-то образом в результате отдают намного больше планируемого, открываются намного сильнее. Довольная, я долго лежу, расслабляясь, прижавшись к упругим, жарким изгибам его тела, а он лениво поглаживает мою спину вдоль позвоночника.
Приподнявшись на локте, я шепчу: «Мне нравится вот так быть с тобой.»
– Правда? – спрашивает он, такой расслабленный, заманчивый, нежный.
Я киваю.
Он похлопывает себя по груди.
– Тогда возвращайся сюда.
Я обнимаю его за шею и устраиваюсь на его груди. Он пахнет безопасностью. Силой. Как та рубашка, что теперь висит в глубине моего шкафа. Для меня он пахнет контролем и властью, а еще сексом, связью и счастьем. Я испытываю эти чувства и обдумываю их, но не собираюсь вносить в свои заметки. Эти чувства исключительно мои, и пускай мысли забудутся, ощущения останутся, я в этом уверена.
Он говорит «Погоди», хватает телефон и отправляет сообщение.
– Ты не против, если я останусь на ночь?
Улыбнувшись, я киваю.
– Ты написал об этом Отису?
– Да. Ты точно не против? – в его глазах игривые огоньки. – Если я останусь, то выспаться нам не удастся.
– Кому вообще нужен сон, когда ты в постели? – я расплываюсь в улыбке. Кровать скрипит, когда он перекатывается на свою сторону, чтобы наблюдать за своей рукой на моем животе, как он его гладит и скользит вверх. Я наблюдаю за тем, как провожу пальцами вверх к его горлу, подбородку, а затем шепчу ему на ушко: «Помоги мне не шуметь. Не хочу, чтобы мы всех разбудили.»
Сент перекатывает меня на спину и ложится между моих ног, касаясь ладонью моей щеки. Он прижимает большой палец к моим губам, касаясь языка, чтобы я могла посасывать его и не шуметь. В его глазах такой жадный голод. Внезапно я испытываю ревность, думая о том, что он занимался этим с другими. Я так сильно ревную, что мне недостаточно его близости. Не сдерживая стона, я приподнимаюсь навстречу к Сенту.
– Ближе. Будь еще ближе и скажи мне, чего ты хочешь, скажи это пошло, – шепчу я ему на ухо.
– Сказать? – говорит он тихо. – Я собираюсь показать тебе.
Наблюдая за мной, он скользит сжатой в кулак ладонью по своей эрекции, потом взявшись за основание медленно упирается головкой в меня.
– Насколько пошло? – спрашивает он вкрадчиво, и в его глазах отражается свет ночника. – Рейчел? – желание, которое слышится в его голосе, распыляет меня еще сильнее. – Насколько пошло ты хочешь, чтобы это было? Насколько жестко?
Сент проникает внутрь между моих ног, сантиметр за сантиметром, останавливаясь на полпути. Горячими ладонями подхватывает меня под коленки, после чего он поднимает мои ноги себе на широкие плечи. От этого движения я раскрываюсь, словно цветок, и моя киска полностью открыта. Бедра Сента оказываются у меня между ног, в этот раз он намного глубже, входит до конца, и я впускаю его с долгим чувственным стоном, а от давления его члена у меня перехватывает дыхание.
Распыленное сильными ощущениями, мое тело пульсирует. Мы движемся в унисон, сталкиваясь, чтобы быть ближе, глубже.
Ногтями я впиваюсь в его затылок, и раздвигаю ноги, чтобы он мог согнуть меня сильнее и войти максимально глубоко. Его мощное тело движется надо мной, мускулы перекатываются под кожей. Боже, эти движения. Этими толчками Сент погружается в меня по яйца. С каждым толчком он стимулирует мой клитор. Не спешно, контролируя все, он мощными толчками движется надо мной. Внутри меня.
Удовольствие становится изысканной мукой – все мои чувства обострены и настроены на его дыхание, тепло, вес, я не хочу, чтобы это заканчивалось.
Сент жестко трахает меня, каждый его толчок наполнен мощью, он рычит, звук отдается низкой вибрацией в его груди, пока у него не остается выбора и он наклоняет голову, заглушая свои стоны в моих волосах, пока я стону ему в шею. Мы движемся синхронно, оставаясь близко друг к другу, и ощущения такие приятные, такие правильные, что, вместо того, чтобы замедлиться, я позволяю своей девственной кровати кричать о милосердии.
***
Есть что-то невероятно приятное, чувство особой связи (невидимой, интимной) в том, чтобы проснувшись, увидеть, как твой мужчина наблюдает за тобой. Уже не в первый раз я ловлю Малкольма за тем, что он наблюдает за мной, но теперь меня это не смущает. Это впервые, когда, открыв глаза и встретив его взгляд, я чувствую, как тепло разливается у меня внутри, и я улыбаюсь.
– Привет, – говорю я.
– Привет, – Сент касается ладонями моего лица, и прикосновение его большого пальца к моим губам заставляет меня повернуть голову в его сторону, впитывая его тепло. – Хмм, – бормочу я, восхищаясь тем, насколько чудесно он выглядит, едва проснувшись.
Мы официально достигли отметки в четыре раза, в том, что касается секса, и часть меня задается вопросом, означает ли это конец.
Он смотрит на меня с благоговением, будто ему понравилась та моя сторона, которую я показала ему вчера. От меня также не укрылся блеск в его глазах, который как бы говорит «теперь я знаю, что тебе нравится». Все еще расслабленный, Сент спрашивает меня о работе, особенно о том, над чем я сейчас работаю. Это уже второй раз, когда он спрашивает об этом, впервые он задал этот вопрос в клубе «Туннель». Мое сердце пропускает удар, но он, кажется, этого не замечает, отдыхая после всего вчерашнего секса.
Я меняю тему, одновременно нахмурившись и ухмыляясь.
– А тебе работать не нужно? Что ты все еще делаешь тут со мной в постели?
– Становлюсь все тверже.
Я смеюсь.
С насмешливой улыбочкой Сент касается моего подбородка, наклоняя голову.
– Мне понравилась прошлая ночь.
Он нежно целует меня, без языка, но ощущения настолько сильные, словно это глубокий поцелуй.
Я считаю до десяти. Затем ворчу и выворачиваюсь из его объятий.
– Будь хорошим мальчиком, и подожди здесь, – говорю я. – Не хочу, чтобы у Джины случился сердечный приступ.
Отбросив простыни, я заворачиваюсь в махровый халат и выхожу на кухню, чтобы поставить вариться кофе. Вернувшись в комнату, я чищу зубы и умываюсь, раздумывая, стоит ли наносить макияж. Я смотрю на свое отражение в зеркале. Я выгляжу обнаженной... бледная кожа, глаза, как у панды из-за вчерашнего недосыпа. Но при этом сами глаза светятся, и я не могу перестать улыбаться. Я хватаю помаду и расческу, но останавливаю себя. Не то, чтобы это к чему-то шло, не так ли? Я ведь не пытаюсь влюбить его в себя, это лишь интрижка. Так что я заставляю себя опустить расческу и положить помаду на место. Качая головой, я решаю не прихорашиваться, когда возвращаюсь на кухню, чтобы проверить кофе, а затем иду в комнату с чашками кофе в каждой руке.
Во всей своей мужской красе, Сент развалился на моей постели, полностью вымотанный и выжатый, как лимон после того, как всю ночь имел эту леди прямо здесь. Покрывало смято у его лодыжек, он весь обнажен, одна мускулистая рука за головой, вторая вытянута под подушкой, на которой я спала. Чертово божество, он восхитителен. Я хочу запомнить каждую его черту. Знаю, что Джина потом захочет узнать все подробности... как и Уинн... но он в моей постели, и я не хочу делится подробностями о том, как он выглядит даже с профессиональным журналистом, живущим внутри меня.
– Что у тебя там?
Посмотрев, что я принесла, Сент садится, мускулы на его руках напрягаются от движения, и он улыбается мне. Когда я автоматически улыбаюсь ему в ответ, я чувствую себя такой уязвимой, настоящей... простым человеком. Почему я решила открыться именно парню вроде него, выше моего понимания. Но я чувствую, что так и не подняла защитные стены. Пока не хочу.
– Ты о кофе или обо мне? – я одновременно поднимаю чашку и бровь.
Он смеется, тихонько и хрипло, проводя рукой по взъерошенным волосам, выглядя при этом еще привлекательнее, когда цокает языком и качает головой.
– Ты все еще не знаешь, каким будет ответ?
– Насколько же ты ненасытный? Ты прав, я знаю ответ. Спорю, ты хочешь и то, и другое.
На лице Сента появляется озорная улыбка, когда он хлопает по матрасу, подзывая меня обратно в постель.
Подойдя к нему с чашками, я жду, пока он заберет свой кофе, затем забираюсь к нему в кровать. Мы молча пьем кофе.
Не успеваю я допить свой, как он забирает мою чашку и ставит ее на прикроватную тумбочку с его стороны. Одним ловким, мощным движением он прижимает меня к кровати, и я падаю на спину, не дыша, когда Сент нависает надо мной, а его руки такие длинные и напряженные. Он снимает с меня пушистые носки и проводит пальцами по подъему ступни, от чего я начинаю хихикать, не в силах сдержаться.
– Боишься щекотки, Рейчел? – он довольно улыбается. Люблю, как он произносит «Рей-чел».
Я киваю, все сильнее задыхаясь от смеха.
Он прижимается своими губами к моим, жестко, не раскрывая мой рот, лишь прижимая свои мягкие, теплые, требовательные губы. Я уступаю под давлением, люблю, как он смягчает поцелуй, когда чувствует, что сопротивление пало. И люблю то, что он сейчас делает, занимаясь любовью с моим ушком, облизывая, покусывая и целуя мою мочку, я чувствую его теплое дыхание.
– Рейчел, ты настоящая совратительница. Я даже разочарован, что мы так и не сломали твою постель.
Сент встает, такой красивый, мужественный и привлекательный, пока одевается.
– Что насчет субботы? – спрашивает он.
– Прошу прощения?
– Тебе подходит суббота?
– Мне... Для того, чтобы сломать мою постель? Я могу найти время в субботу.
Он улыбается. Этим утром Сент полностью расслаблен, все напряжение от вчерашнего вечера с отцом исчезло. Занятие сексом явно помогло.
– Я заеду за тобой в обед? Надень что-нибудь удобное.
– Погоди, что? Куда мы поедем?
– Увидишь.
Бабочки порхают у меня в животе. А следом за ними все внутри завязывается узлом, как бы напоминая мне, что я не могу этого чувствовать. Я больше не подросток, я не могу вот так легко запасть на парня. Не на этого парня. Даже постарайся, я бы не смогла выбрать более неудобное время для этого, худшие обстоятельства или более недосягаемого мужчину.
– Сент, прости, я только что вспомнила, я не смогу. Просто не получится.
Он наблюдает за мной, затем молча кивает. – Тогда я позвоню тебе.
– Я буду занята всю неделю, – вру я.
Мне нужно отдалиться от него, нужно вернуться к рабочей рутине. Он останавливается в дверях, и я уже скучаю по нему. Неожиданно даже это расстояние между нашими телами становится невыносимо далеким. Боже, что со мной не так?
Минуту спустя он уезжает, должно быть, к себе на работу, а когда у меня работа не идет, я снимаю с зарядки телефон, включаю его, словно зависимая, жаждущая следующей дозы...
«С другой стороны, я смогла кое-что перенести. Так что суббота подойдет.»
Я иду в душ и проверяю его сообщение, едва выйдя оттуда, пока заворачиваюсь в полотенце.
«Хорошо»
О, как это на него похоже. Так скуп на слова! Я быстро оборачиваю полотенце вокруг мокрой головы и пишу ответ:
«Знаешь, а мне ведь нравятся слова. Ты бы запросто мог использовать их активнее»
«Хорошая девочка»
«Хаха ОК»
«Мне было хорошо»
«Мне тоже. Уже по тебе скучаю»
Вот, блин. Это я сейчас написала? Я нервничаю из-за этого. Так что, прежде, чем он успевает ответить или почувствовать себя обязанным сказать что-то подобное, я быстро пишу:
«Ок, пора возвращаться к работе. ХО»
Я убираю телефон в сторону и достаю блокнот, пытаясь записать что-то, но в результате лишь вывожу по кругу его имя.
«Малкольм Сент»
