Текст книги "Сердцеед (ЛП)"

Автор книги: Кэти Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2
НОВОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ

Twitter: 

@MalcolmSaint прошу зафолловь меня в Twitter!

@MalcolmSaint бросит первый мяч на игре «Кабс»

Моя папка Входящие: 

ПУСТО.

Я уже собрала папку на Малкольма Сента в пять сантиметров толщиной, но его пиар-агент так мне и не звонил.

Наши с мамой планы на сегодня тоже не складываются.

Я должна была встретить ее, чтобы мы могли выразить свою поддержку кампании «Конец насилию» нашего сообщества, но она звонит сказать, что у нее не получается. Начальник попросил ее прикрыть кого-то.

– Прости, милая. Почему бы тебе не пригласить кого-то из девчонок составить тебе компанию?

– Не волнуйся, мама, я так и сделаю. Прими свой инсулин, ладно?

Я знаю, что она принимает его, но напоминаю ей об этом каждый раз, как звоню, не могу удержаться. Я постоянно думаю о ней.

На самом деле, я настолько беспокоюсь о своей маме, что Джина и Уинн тревожатся, как бы я не загнала себя из-за этого. Я хочу отложить достаточно большую сумму, чтобы знать, что могу позаботиться о ее страховке и быть уверенной, что у нее хороший дом, есть здоровая пища и правильный уход. Я хочу дать своей маме все то, что она дала мне, чтобы она могла уйти на пенсию и наконец-то заниматься тем, что ей нравится. Все заслуживают заниматься любимым делом. Ее любовь ко мне и желание максимально обеспечить меня всем необходимым, тянули ее назад. Я хочу сделать все возможное, чтобы теперь она могла следовать за своими мечтами.

Эта разоблачительная статья может открыть мне столько возможностей, и откроет мне путь к большему.

Я, словно сумасшедшая, кликаю по ссылкам на Малкольма Сента, когда Джина, одетая в самый удобный из своих нарядов, наконец тихонько выходит из своей спальни.

– Я говорила тебе, что нужно надеть что-то такое, что тебе будет не жаль испачкать краской, – напоминаю я ей. – Это разве не твои любимые джинсы?

– Вот черт, ведь точно! Почему же я забыла об этом, когда пошла к шкафу и увидела их? – она топает обратно к себе в спальню.

За час до полудня, на углу парка, рядом с баскетбольными площадками, мы с Джиной (а еще где-то пара дюжин людей) наконец-то собрались вместе в ожидании оставить отпечатки своих, покрытых краской ладоней, на холсте во всю стену.

– Мы все потеряли кого-то в этой борьбе. Наших возлюбленных, продавца в продуктовом, друга... – говорит один из организаторов.

Мне было два месяца от роду, когда я потеряла своего папу.

Все, что я знаю из объяснений моей матери – он был абмициозным, трудолюбивым, полным больших надежд. Он поклялся ей, что мне никогда не придется работать... он был одержим идеей дать нам идеальную жизнь. Мы не просили об этом, но для папы это было не важно.

Потребовался всего один пистолет, и ничего из этого не воплотилось в жизнь.

У меня не осталось воспоминаний о его глазах, серых, возможно таких же, как у меня. Я никогда не слышала его голоса. Никогда не знала, был ли он по утрам ворчлив, как отец Джины, или милым, как отец Уинн. Я помню соседей, годами приносивших пироги, пока я росла. Их дочерей, приходящих поиграть со мной. Я помню, как играла и с детьми других людей, моя мать брала меня поиграть с детьми, которые также потеряли кого-то из-за насилия.

Теперь, спустя двадцать три года после гибели моего отца, каждый раз, когда происходит что-то плохое, я желаю, чтобы мы могли это остановить, и я никогда не хотела забыть это чувство, это желание прекратить насилие.

Нас критиковали за наши методы борьбы за более безопасный город (некоторые говорят, что мы недостаточно активны, другие – что это бесполезно), но я думаю, что даже самые тихие голоса заслуживают быть услышанными.

По команде одного из организаторов, я наливаю пару сантиметров красной краски в свой пластиковый лоток большого размера, а затем погружаю в него руку. Густая красная краска покрывает мои пальцы.

– Мы оставляем свои отпечатки на этом огромном холсте, как символ прекращения насилия на улицах, в наших районах, в нашем городе, в нашем округе, – продолжает организатор.

Мой телефон вибрирует в левом заднем кармане.

– Итак, начали, – выкрикивает женщина.

На счет три – раз, два, три! – я прижимаю свою руку к стене, в то время, как Джина делает то же самое, ее рука такая же красная, но немного больше моей.

Оставив свои отпечатки на стене, мы спешим к фонтанчикам для питья, чтобы помыть руки. Джина склоняется над моим плечом и, взвизгнув, я пытаюсь отстраниться.

– Ну куда, ты же меня всю краской перепачкаешь! – кричу я, смеясь, пока вытираю руки, и отхожу в сторону, чтобы позволить ей вымыть свои. Пока она соскребает краску, я вытягиваю свой телефон.

И мое сердце уходит в пятки, потому что я получила ответ.

Глава 3
СООБЩЕНИЕ

«Малкольм Сент»

«Мисс Ливингстон, это Дин, координатор пресс-службы мистера Сента. У нас есть десятиминутное окно сегодня в 12 дня.»

А получаю это оповещение я сейчас, в субботу, в 11:18 утра.

– Черт, у меня вышло! – говорю я Джине, показывая сообщение. Но вместо того, чтобы дать пять, ведь я, черт побери, добилась своего и вообще невероятно крута, она демонстративно бросает взгляд на мой комбинезон.

– О, нет, – стону я. – Я не могу встретиться с ним в таком виде!

– Ладно, возьми мой пояс.

– Боже, серьезно? Я выгляжу нелепо!

Она повязывает пояс вокруг моей талии и застегивает его.

– Рейчел, сосредоточься. Поблизости нет магазинов, а времени переодеться у тебя нет.

Мы обмениваемся тревожными взглядами, затем вместе осматриваем мою одежду. На мне сейчас джинсовый комбинезон, майка и красный пояс, а еще тут и там брызги краски.

– Я выгляжу, как полнейшая шлюшка в день стирки!

– У тебя краска на щеке, – говорит Джина, морщась вместо меня.

Я стону и шепчу, обращаясь к вселенной: «В следующий раз, когда ты исполнишь мою мечту, могу я быть одета соответственно?»

Будто читая мои мысли, Джина пытается меня приободрить.

– Ну же, не одежда красит девушку. Эй, по крайней мере, ты не голая.

***

Я пыталась так и эдак уложить волосы, но нет, моему внешнему виду это не особо помогло. Я крайне раздражена всей этой ситуацией, пока еду на заднем сидении такси, усевшись на самый край, потому что подозреваю, что вымыв руки после меня, Джина заляпала мою спину краской. Всего секунду назад я почувствовала, как она прилипла к искусственной коже сидения, и теперь я настолько взбешена всем произошедшим, что у меня сводит живот. Я прошу водителя опустить козырек с зеркальцем пассажира, и пристально всматриваюсь в свое лицо.

– Омойбог, – произношу я.

Вот она я. Мои длинные светлые волосы заплетены в две косички, щека забрызгана краской, застывшей, словно кровь, на моей бледной коже.

– Омойбог, – стону я.

И с этой женщиной собирается встретиться прославленный Малкольм Сент?

И, если вся эта ситуация вызывает у меня отвращение на заднем сидении такси, даже представить не могу, насколько хуже себя почувствую, когда попаду в здание корпорации «М4».

Собственно, здание маячит модными зеркальными окнами, возвышаясь почти так же высоко, как и Сирс (изначально названное «Уиллис», но всем побоку) Тауэр. Внутри вестибюля, во всю длину пол под моими ногами вымощен мрамором и гранитом. Стальная конструкция удерживает стеклянную лестницу, ведущую на второй этаж вестибюля, а прозрачные лифты скользят вверх и вниз.

«М4» стильный, как ночной клуб, но здесь тихо, как в музее. Я чувствую себя девчонкой, которая должна была доставить воздушные шарики, но забыла их, пока прохожу через вращающиеся двери и дальше, к стойке администратора. Твою ж мать, все складывается просто ужасно. Все в вестибюле смотрят на меня.

Я не могу сделать это, не могу, не могу.

Ливингстон! Сосредоточься. ДА. Ты можешь.

Я распрямляю плечи, грудь вперед, и гордой походкой направляюсь прямо к администратору.

– Рейчел Ливингстон к Малкольму Сенту.

Она молчаливо меня осматривает. Проверяет мои документы. Немного хмурится.

Во мне 170 сантиметров, никак не меньше. Но я чувствую себя все ниже и ниже. Я уменьшаюсь прямо здесь, пока жду. Униженная, без слов.

– Верхний этаж, – говорит она, смерив меня взглядом вплоть до моих кед от “Converse”.

Твою. Мать.

Я направляюсь к лифту с остатками собственного достоинства, которые смогла сохранить.

Лифт поднимается на верхний этаж, оставляя по дороге всех моих спутников (все они в строгих черно-белых деловых костюмах), пока я не остаюсь одна. А узел из нервов затягивается все туже и туже. Спорю, Виктория ни за что не надела бы такой наряд. Даже если бы ей платили за это.

Но Виктории здесь нет, Рейчел. Ты здесь.

Лифт издает «дзинь», и я выхожу.

Здесь четыре стола, два справа и два слева, и громадная дверь с матовым стеклом, ведущая в... его логово. Я знаю, что она ведет к нему, потому, как эта матовая дверь производит впечатление стеклянной крепости, одновременно дерзко выразительной и сдержанно элегантной. Она выглядит доступной, будучи при этом непреодолимой преградой для всех из внешнего мира.

Из-за стола выходит женщина, жестом указывая мне присесть слева.

Еле слышно поблагодарив ее, я усаживаюсь на один из стульев, несколько минут наблюдая за всеми четырьмя ассистентками (каждая из которых стильная и привлекательная по-своему), принимающими непрерывные звонки. Они работают в абсолютно идеальной синхронности.

Лифт открывается, и один лишь взгляд на промелькнувшего высокого невероятного мужчину, вышедшего в сопровождении следовавших за ним бизнесменов, поражает все мое женское естество. Косая сажень в плечах, иссиня-черные волосы, дизайнерский костюм с иголочки, белоснежная рубашка и широкий шаг, покоряющий вселенную. Он берет папку, которую раскрывает перед ним один из мужчин, и, отдав какую-то команду, от которой сопровождающие его разбегаются со скоростью звука, проходит вперед. Он проносится мимо меня с неудержимой силой урагана и исчезает за стеклянными дверьми, оставляя меня ошеломленной, лихорадочно поглощающей последний взгляд на темные волосы, широкую спину и самый сексуальный мужской зад, который я когда-либо видела в Чикаго.

На мгновение, мне кажется, что мир завертелся быстрее, что, каким-то образом, десять секунд втиснулись всего в одну – ту самую секунду, когда этот мужчина прошел мимо меня. Словно вспышка молнии.

Одна из ассистенток вскакивает и направляется в стеклянный офис, где он скрылся из виду, пока остальные трое смотрят на дверь, будто мечтают, чтобы эта молния ударила поближе.

И тут до меня доходит. 

Ураган и был Малкольмом Сентом.

Да, циклон по имени Сент.

Я чувствую укол страха.

Я бросаю взгляд на свои кеды. Да, так и есть. Все те же кеды. Ох.

Замечаю, что ассистентка оставила дверь неплотно прикрытой, и я не могу удержаться, чтобы не наклониться немного вперед, силясь расслышать ее шепот.

– Записанная на 12 часов, она здесь. У вас есть 10 минут.

Я не слышу ответа из-за того, как громко колотится мое сердце.

– О, и мистер Сент, эта... репортер... она одета немного нестандартно.

Боже, я все еще не могу расслышать.

– Из «Эдж», журнала с небольшим тиражом. Дин подумал, нам важно использовать любые доступные ресурсы для продвижения нового Facebook.

У меня мурашки бегут по коже, когда я слышу низкий убийственно звучный мужской голос, что-то неразборчиво ворчащий.

– Рейчел Ливингстон, – отвечает ассистентка.

Я чувствую дрожь, когда неразличимый, но глубокий звук этого голоса снова доносится до меня. Дрожь пробегает от затылка до копчика.

Меня ни разу так не трясло, даже когда мне приходилось отморозить зад на улице. Это из-за нервов?

– Да, мистер Сент... – наконец отвечает ассистент.

Она выходит и ей не удается скрыть тот факт, что она взволнована. Черт, а мне идти туда следующей. Выглядя, будто меня только что смешали в блендере с банкой краски и результат этого веселья на мне.

Она подзывает меня к двери.

– У мистера Сента сегодня расписан весь день. Наслаждайтесь своими десятью минутами, – говорит она, распахивая дверь.

Я пытаюсь ответить, но так нервничаю, что могу лишь слабо прохрипеть «Спасибо», заходя внутрь. Котировки ценных бумаг проносятся по дюжине экранов на одной из стен. Внутри нет живых растений, ничего, кроме технической аппаратуры и пола из натурального камня, и огромные пространства, будто этот мужчина в них нуждается.

Из окон открывается вид на Чикаго, но я не могу долго рассматривать его, потому что замечаю его (тихо, но неудержимо в своем костюме от «Армани»), идущего ко мне навстречу, с практически нечеловеческим напором.

Уау. Меня поражает каждая его черта. Его лицо, осанка, плечи, его глаза. Его глаза светятся, такие живые, зеленые и глубокие, словно бегущие реки, но нельзя не заметить в них осколки льда, почти зовущие меня согреть их.

– Мисс Ливингстон.

Он протягивает руку и, когда мои пальцы касаются его теплой ладони, я осознаю, что не могу сделать вдох.

Кивая и сглатывая, с глупой улыбкой на лице, я с трудом высвобождаю руку из его захвата, и смотрю на него с нарастающим ужасом.

Он садится в свое кресло, удобно откинувшись, поза такая обманчиво расслабленная, но я могу чувствовать исходящую от него мощную энергетику.

– Мистер Сент, – наконец бормочу я, как никогда, стыдясь своего наряда и того, как неуместно я выгляжу среди всей этой вычурной роскоши.

Он тоже рассматривает меня, немного озадаченный, молчаливый. Бьюсь об заклад, я – единственная женщина, которую он когда-либо видел в комбинезоне. И кедах. Спорю, все надевают свои лучшие наряды, когда собираются встретиться с ним.

Вот черт.

Он бросает взгляд на часы, поднимая глаза на меня, когда говорит.

– Часы тикают, мисс Ливингстон, так что вам бы лучше начать, – он указывает на стул напротив его стола и... могу ли я заметить, что его голос и правда производит неизгладимое впечатление?

Само его присутствие производит неизгладимое впечатление. Неудивительно, что люди обсуждают это онлайн, черт, да практически везде.

У него остро очерченная челюсть, его брови – два темных росчерка над густыми ресницами глубоко посаженных глаз. У него чувственные губы, слегка приподнятые в уголках. Джина такой тип называла «аппетитные».

– Спасибо, что встретились со мной, мистер Сент, – говорю я.

– Просто Сент будет достаточно, – он откидывается назад в своем кресле.

Адреналин проносится сквозь меня, когда у меня, наконец, не остается выбора, кроме, как сесть на указанный им стул, все мои усилия сосредоточены на моих движениях. Я стараюсь не касаться спинки стула, чтобы краска не попала на ткань, мои движения немного скованны, я открываю вопросы, которые успела набросать на телефоне по дороге сюда.

– Что ж, прежде всего меня, конечно, интересует ваша новая социальная медиа-платформа, первый реальный конкурент Facebook...

Я не могу не заметить, что он отвлечен моей одеждой, пока сижу напротив него. Я могу чувствовать на себе его взгляд, оценивающий меня. Ему противен мой внешний вид? Я могу чувствовать на себе его сексуальный взгляд, а мне только и хочется, что смущенно поежиться.

Он сдвигается в своем кресле, рукой прикрывая лицо. Он прячет улыбку? Омойбог, его грудь легонько подергивается? Он смеется над моей одеждой! Над тем, что я тут сижу, неподвижная, как манекен, нервничаю и лихорадочно думаю, есть на мне краска или нет.

– Как вы знаете, – я заставляю себя продолжить, но, боже, как же это унизительно, – инвесторов не только интересует, останется ли эта платформа частной собственностью...

Я замираю, когда он встает и уходит в дальний конец кабинета. Он выходит походкой исключительно уверенного в себе человека. Что сбивает меня с толку, так это то, что, вернувшись ко мне, он протягивает нечто, выглядящее, как чистая мужская рубашка.

– Вот, наденьте это.

Твою ж мать. Это его рубашка?

– О, нет.

Его глаза невероятно близко, он разглядывает меня с любопытством, которое я раньше там не замечала.

– Я настаиваю, – говорит он, легонько улыбаясь.

Мое сердце ускоряется.

– Правда же, не стоит, – возражаю я, качая головой.

– Так вам будет комфортнее, – он указывает на меня, и я чувствую, как меня бросает в жар. Он лишь улыбается, искорки горят в его глазах.

Вставая, чтобы взять рубашку, я тереблю каждую пуговку, расстегивая их трясущимися пальцами, затем просовываю руки в рукава. Я начинаю застегиваться, когда он возвращается за свой стол, в этот раз его шаги медленные, почти хищные... потому что он не отводит взгляда от меня, пока уходит.

Чем быстрее я пытаюсь двигать пальцами, тем меньше они меня слушаются. Рубашка достает мне до середины бедер, рубашка, которая касалась его, его груди, кожи, и вот я уже не могу отвести от него взгляда, наблюдая, что он делает – медленно опускает свое самое желанное мужское тело Чикаго обратно в кресло.

– Хорошо, – заявляю я.

Но все совсем не хорошо. Все очень даже не хорошо прямо сейчас.

Я краснею до кончиков ушей, а искорки в его глазах безжалостно мерцают, будто он об этом знает.

– Вам она идет больше, чем мне, – заверяет он меня.

– Вы смеетесь надо мной, мистер Сент, – говорю я еле слышно, опускаясь обратно на стул. Его рубашка пахнет мылом, накрахмаленный воротник свободно обхватывает мою шею. Боже. Мои колени слабеют. Даже будучи перед ним голой, я бы не чувствовала себя такой уязвимой. – Ладно, что ж, теперь, когда вы смогли одеть меня подобающим образом, – говорю я ему, смеясь, тут же одернув себя за фамильярность. Доставай уже свои вопросы, Рейчел. И, раз уж на то пошло, свою объективность тоже не забудь.

Звонит его телефон. Он не обращает на него внимание, и я понимаю, что он улыбается в ответ на моё замечание. Губы изогнуты в соблазнительной улыбке, зубы идеально ровные и белые на фоне загара.

Его. Улыбка.

Ох.

Сердце неожиданно уходит в пятки.

– Не хотите ответить?

– Нет, – прямо отвечает он. – Продолжайте. Это ваше время.

Телефон снова звонит. Он смотрит на экран, сузив глаза.

– Прошу, ответьте, – настаиваю я.

Мне, правда, необходимо, чтобы он хоть на секундочку посмотрел куда-то еще.

Что происходит с моей жизнью?

На мне его рубашка! 

Наконец он извиняется и отвечает на звонок, немного развернувшись в кресле, пока слушает. Выдохнув, я опять открываю вопросы на телефоне, поднимаю глаза и смотрю на его профиль, пока он внимательно слушает. Просто сидя там, не делая ничего, кроме как, отвечая на звонок, он притягивает к себе все внимание. Его внешний вид так и кричит «статус», «деньги», «искушенность» и прочие мощнейшие значения.

Говорят, однажды он прыгнул с вершины здания своего офиса.

Его называли дерзким и бесстрашным как в том, что касалось бизнеса, так и вне его.

Я не поверила ни слову из прочитанного прошлой ночью.

Теперь я уже не так уверена, что все сказанное было враньем.

Под этим прикрытием из делового костюма бьет та еще энергетика.

Он носит эту одежду, как вторую кожу, черт, можно подумать, он порой и спит в ней. Под его белой рубашкой я могу разглядеть впечатляющие мускулы на руках и груди. Ни одна из фотографий, что я видела в интернете, не способна передать эффект этого загорелого, отлично вылепленного лица, как при личной встрече. Ни одна фотография. Его лицо просто убиться-об-стену какое поразительное, и я еще не рассматривала в подробностях его тело, но уже понимаю, почему его кровать – самое желанное место в городе.

Он отключается, поворачивается обратно и на мгновение, мы смотрим друг на друга.

– Не хотите теперь продолжить, мисс Ливингстон? – он кивает, указывая на мой телефон.

– Я вас забавляю, – говорю я, не подумав.

Приподняв одну бровь, он, кажется, немного раздумывает над вопросом, скрестив пальцы перед собой.

– Вы вызываете интерес, да. Занимаетесь покраской?

– Я была в соседнем парке этим утром. Члены моего сообщества иногда собираются вместе, мы пытаемся активно противостоять насилию на улицах, разборкам банд, продаже наркотиков и всему такому.

– Это то, чем вы сейчас занимаетесь? – говорит он ровным голосом.

Я не уверена, на самом ли деле он заинтересован или просто решил, что не хочет позволить мне продолжать интервью. Мысленно возвращаясь к своим вопросам и тому, что мне нужно выведать как можно больше информации, я открываю рот, чтобы попытаться быть дружелюбной (может быть использовать немного лести?), но нас прерывает одна из его ассистенток.

– Мистер Сент, Китай на связи, – говорит она, приоткрыв дверь. – И машина готова.

Он встает с кресла и его мускулы перекатываются под рубашкой, когда он просовывает руки в свой шикарный черный пиджак. Он хватает кепку «Чикаго Кабс», лежащую на столе, и, пока он смотрит на нее, желваки на его челюсти напрягаются, будто его внезапно что-то рассердило.

Я не хочу злоупотреблять гостеприимством, поэтому заставляю себя встать.

Он поднимает голову, бросая на меня последний спешный взгляд.

– Это было любопытно, Рейчел, – добавляет он.

Невыносимое чувство потери обрушивается на меня, пропорционально нарастая звуку каждого его уверенного спокойного шага по направлению к двери. Боже, и это все?

– Мистер Сент, не могли бы вы встретиться со мной еще раз...? – начинаю я.

Он уже стоит в дверном проеме. Его ассистентка протягивает пару желтых листочков-стикеров, и он наклоняет свою темноволосую голову, пока быстро их просматривает. У него чрезвычайно накаченная спина, создающая перевернутый треугольник от его широких плеч вниз к талии, и так же идеально сидящий на ней черный дизайнерский пиджак. Пока другая его ассистентка идет вызывать один из лифтов, один из его сотрудников спешит к нему с мячом в руке.

Бейсбол. Ну конечно. Он либо собирается подписать его сегодня у одного из игроков, либо бросает этот мяч на стадионе Ригли Филд.

Я смотрю на его ассистенток. Две из них печатают. Одна ждет у лифта. А та, что всегда вертится возле него... вертится возле него. Все их взгляды направлены на него, пока он заходит в лифт. Кажется, будто никто не дышит, пока он не уходит, даже я.

Когда лифт уносит его вниз, его ассистентки возвращаются за свои столы. Помимо себя самой, я еще не встречала людей, столь рвущихся вернуться к работе.

Я улыбаюсь, подходя к той, которая впустила меня в его офис. На бэйджике указано ее имя – КЭТРИН Г. УЛИСС.

– Он производит эффект, не так ли? – подлизываюсь я. «Спит ли он с кем-нибудь из вас девчонок?» – вот, что я на самом деле хочу знать.

Она немного хмурится. Вставая на его защиту?

– Я могу чем-то вам помочь?

– Да, я бы хотела узнать, возможно ли назначить еще одну встречу с мистером Сентом. Мы не смогли поговорить о вопросе, который меня интересует. Мне бы нужен был хотя бы час, даже два, если я прошу не слишком многого.

Она говорит, что запишет меня, и все четверо не сводят взгляд с его рубашки на мне. Ни одна из них не выглядит счастливой. Нда.

Его ассистентки ненавидят меня, а он, должно быть, пожизненно запретит мне посещение «М4».

Я настолько разочарована, пока еду обратно в свою квартиру на такси, что прокручиваю в голове всю сцену снова и снова, пытаясь выискать хоть что-то, что смогу использовать. Требуется усилие, чтобы запихнуть поглубже все мое смущение, сосредоточившись на самой сути встречи.

Я кратко записываю:

– Пунктуальный

– Пользуется уважением своего персонала = хороший начальник?

– Даже просто сидя там, кажется, будто что-то все время происходит в его голове (о чем он думал? слиянии и поглощении?)

– Его взгляд... самый пронизывающий из всех, что я видела (выдает в нем человека, который может читать людей?)

– Он дал мне свою рубашку

Я смотрю вниз на его рубашку и изучаю пуговицы, лацканы. То, что он дал мне рубашку – это неожиданный поступок. Неожиданный. Да, это точно о нем. Спокойный и владеющий собой, при этом неразрывно связанный с этой бурной ураганной энергетикой, скрывающий внутри что-то глубокое и интересное.

Закатываю рукава до локтей и записываю это. Иногда мои истории начинаются со списка слов. Пока у меня есть лишь список из этих пяти вещей. Так это все, что я вынесла из нашей встречи? Пять вещей, почти никаких конкретных доказательств, их подкрепляющих, и странный узел в животе. И его невероятно приятно пахнущую рубашку.

***

– Что здесь делает мужская рубашка? Это священное женское пространство, – протестует Джина, вернувшись с работы.

– Ему было за меня неловко, и он дал мне свою рубашку.

Я сижу напротив пустого экрана компьютера и не испытываю особого волнения. Обычно я люблю пустой экран компьютера – это словно моя игровая площадка. Но игровая площадка с одним-единственным объектом и никакой информации для игры меня раздражает. Я купила пакет крендельков в йогурте в “Whole Foods”, который сейчас рядом со мной, но даже это не поднимает мне настроение.

– Он прикрыл тебя вместо того, чтобы сказать тебе снять свой комбинезон? Какой же он сердцеед?

– Джина! Мы были в его офисе. Он серьезно относится к рабочему этикету. Он явно не смешивает работу и удовольствие.

Джина подходит, чтобы прихватить мои йогуртовые крендельки.

– Сент живет ради удовольствия, он король удовольствия... С чего ты такая хмурая?

Я издаю стон, отставляю в сторону свой ноутбук и плюхаюсь на кровать.

– Мне надо отдать эту рубашку, а пятно внутри от твоего дурацкого отпечатка не отстирывается.

– Почему это тебе нужно ее отдать?

– Потому что! Я никогда... ты знаешь. Не принимала подарки от парня. Это заставляет меня чувствовать себя не комфортно.

– У тебя не было возможности получить подарок от отца. Или брата. Или даже парня. Все равно, тебе нужно принимать подарки, когда получаешь их, потому что (поверь тому, кто разбирается в этом дерьме), это случается не так уж и часто.

– Я не оставлю себе его рубашку. Что это вообще говорит обо мне? – я качаю головой и шикаю.

Она съедает еще один кренделек и сбрасывает туфли.

– Он миллиардер, у него, должно быть, есть еще дюжина таких, все еще с ярлычками. Куда ты планируешь завезти ее, чтобы отдать? Ты у нас теперь постоянный сотрудник корпорации «М4», или как?

– Нет, – признаю я и тянусь к своему комоду за телефоном, подключая интернет, чтобы она сама увидела сообщение, которое я получила.

«Малкольм Сент»

«Мисс Ливингстон, это снова Дин. Мистер Сент может встретиться с вами в понедельник. Если вы не возражаете, чтобы мы втиснули интервью между некоторыми другими его делами, он будет свободен для встречи с вами в 3 часа»

– Рейчел! – говорит она, ударив меня по руке. – Так держать, подруга!

Я тихонько ухмыляюсь, и снова перевожу взгляд на его рубашку, висящую на двери моей спальни.

Говорят, если хочешь чего-то, ты должен представить, как получаешь это, и оно осуществится. Что ж, впервые в моей жизни я хотела чего-то достаточно сильно, чтобы доказать самой себе, что желание обретет форму.

Он согласился на еще одно интервью. У него есть другие дела, но он все равно встретится со мной. Даже несмотря на то, что прошлая встреча была ужасной. Это настолько невероятно круто, что я не могу остановить зарождающуюся во мне новую главу головокружительной истории, пока, наконец, не наступает 3 часа дня понедельника.