Текст книги "Средство против шарлатана"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Моссе, друг мой, – обратился к нему Исаак. – Кто болен?

– Аарон, господин Исаак. И он…

– Расскажи мне, что именно произошло сегодня утром и почему твоя жена так забеспокоилась.

– Ну, – неуверенно начал пекарь, – Аарон не встал с постели. Сказал, что плохо себя чувствует.

– Как именно?

– Ну, – Моссе замолчал и посмотрел на Юдифь и Рахиль, – он плохо спал вчера ночью.

– Идем, Рахиль, – позвала Юдифь, – уже поздно, а у нас много дел. Пожалуйста, извините нас, Моссе. Нам пора приступать к работе, а позавтракаем на кухне.

– Хорошо, – ответила Рахиль. – Тебе не кажется, что здесь прохладно, мама?

– Наоми! – Голос Юдифи эхом раздался по всему дому. – Помоги нам перенести посуду. – И Наоми поспешно принялась заносить все блюда обратно.

Исаак подождал, пока женщины уйдут.

– А теперь, Моссе, садись и расскажи мне, что случилось с Аароном. Опять эти ужасные кошмары?

– Хуже, господин Исаак. Три ночи назад я случайно увидел, как он ходит с широко открытыми, ничего не видящими глазами. И кошмары не прекратились. Он вздрагивает от страха от каких-то ему одному слышимых звуков, а в тенях на стене видит очертания людей. Он ничего не ест и кричит на мать и сестру, пугая их.

– Что вы предпринимаете?

– Эсфирь поит его мятным чаем, ромашкой и другими травами, чтобы наладить сон, но они не помогут. Я знаю. – Пекарь наклонился так близко к Исааку, что тот ощущал его дыхание на своем лице. – У моего сына есть враг. Или у меня. Кто-то заколдовал моего сына. Тот, кто пытается изгнать меня из квартала. Ведь должность пекаря очень почетная, можно сказать, священная, правда, господин?

– Верно, Моссе. И ты хороший пекарь, но прежде чем сваливать все на колдовство, думаю, нам следует попытаться понять, что же случилось с твоим сыном.

– Идемте со мной. Осмотрите его, поговорите с ним. Вы сможете понять, какие заклинания были использованы против моего сына.

– Поведение Аарона может объясняться и другими причинами, – заметил Исаак. – Я могу привести несколько.

– Это колдовство, – твердо повторил Моссе. – Я знаю.

– Почему ты так уверен?

Моссе обвел подозрительным взглядом двор.

– Потому что оно коснулось меня, – прошептал он. – Они хотят убить моего сына и наследника, но это можно сделать только в том случае, если у меня не появится другого. И они заколдовали и меня, чтобы я не смог дать жизнь еще одному мальчику.

– У этого могут быть иные причины, Моссе, – мягко сказал Исаак.

– Сначала я думал, что это Господь меня наказывает за то, что я отправил своего первенца к шурину Эфраиму, когда его сын умер от чумы.

– Господь не стал бы наказывать человека, пожелавшего помочь брату жены, – возразил Исаак.

– Но я поступил так не по доброте душевной, – пробормотал Моссе.

– Хочешь сказать, он тебе заплатил? – спросил Исаак. Все знали, что Моссе получил толстый кошель с монетами за то, что позволил шурину забрать к себе старшего сына. И только сам Моссе был уверен, что все это держится в тайне.

– Я продал своего сына. Это великий грех. Но Даниил унаследует прибыльное дело и будет богатым человеком. Я сделал это и ради него.

– Но в основном ради себя, – заметил Исаак.

– Да. И теперь я наказан. Я должен был послать к нему Аарона, но решил, что с ним будет легче справляться и учить. И вот к чему это все привело.

– И что же все-таки ты от меня хочешь? – поинтересовался Исаак.

– Я хочу, чтобы вы сняли проклятье с Аарона и с меня и наложили их на того злодея, кто это сделал. Я знаю, кто это, господин, и я отдам вам все, чтобы вы смогли отомстить ему.

– Моссе, друг мой, – промолвил врач. – Моя работа – медицина, а не заклинания. Но из сказанного тобой вполне возможно, что юноша страдает от болезни, которую я в силах излечить. И для тебя у меня есть несколько средств. Хватит думать о том, о колдовстве, лучше пойдем посмотрим, что можно сделать. Подожди немного, пока я схожу за лекарствами.

Исаак торопливо проглотил немного риса и прихватил кусок мягкого хлеба с сыром. Юсуфа оторвали от занятий, а Рахили велели сложить в корзину травы и настойки. Не успел Моссе решить, выиграл он или проиграл в споре с врачом, как все четверо уже шагали по главной улице.

Пекарня была выстроена у северной стены квартала, подобно некоторым другим общественным местам, вход в нее вел через дверь со стороны города. Но вместо того чтобы огибать ворота и идти ко входу в пекарню, Моссе свернул на первую улочку у ворот и вошел в свой удобный дом со стороны квартала. Домашним Моссе не приходилось будить привратника Якова, если им нужно было войти или покинуть Колл ночью, когда ворота были заперты. Следовало лишь отпереть маленькую дверь в стене и оттуда из пекарни пройти в город.

Когда компания подошла к дому пекаря, с верхнего этажа раздался душераздирающий вопль. По лестнице сбежала Эсфирь и безумным взглядом посмотрела на своего мужа.

– Он умер, Моссе! – завизжала она. – Он умер. Мой Аарон умер!

Глава вторая

Смерть, приносящая горе и потрясение, стала хорошо знакома Рахили за последние три года, что она помогала своему отцу. Из-за его ухудшающегося зрения и смерти бывшего помощника, Бенджамина, во время эпидемии чумы сестре Рахили, Ревекке, пришлось помогать отцу в те тревожные времена. После замужества Ревекки Рахиль, как само собой разумеющееся, заняла место сестры и стала глазами своего отца, а там, где на смену зрению приходило прикосновение, его руками. С той поры ей приходилось видеть горе и отчаяние на лицах людей, понесших утрату, и облегчение на лицах тех, кого смерть, эта вечная разлучница, спасла от домашнего деспота. Но пекарь не был похож на всех тех скорбящих, которых видела Рахиль. Он стоял в стороне, не делая попыток утешить свою сломленную жену и принимая смерть своего наследника с каким-то стоическим, почти мрачным мужеством. Рахиль знала, что Моссе прекрасный пекарь, но в несчастье его нельзя было назвать образцом стойкости. Повисла неловкая пауза, и затем вперед шагнул Исаак.

– Госпожа Эсфирь, прошу вас, – произнес он, протягивая руку, чтобы успокоить рыдающую женщину. – Давайте прежде его осмотрим. Бывает…

– Слишком поздно, господин Исаак, – простонала она. – Я знаю. Я уже прежде видела мертвых. Он умер. Мой Аарон умер. Вы опоздали.

Моссе стоял в стороне, безмолвный и бесстрастный.

– Если вы проследуете за мной, – послышался тихий голос снизу лестницы, – я проведу вас к нему, господин Исаак. Отец, – сурово добавил он, – я отведу врача наверх. Пожалуйста, побудь с мамой. – Исаак увидел привлекательного юношу крепкого сложения, но грациозного, который был почти такого же роста, что и его брат. Его глаза покраснели от слез, но он не забыл о хороших манерах. – Господин Исаак, госпожа Рахиль, юный Юсуф. Прошу вас проходить. Спасибо, что быстро пришли.

– Ты ведь Даниил? – тихо спросил Исаак. – Если ты готов провести нас, мы последуем за тобой.

Маленькая процессия прошествовала вверх по лестнице в небольшую спальню над пекарней.

– Он лежит там, – сказал Даниил.

Исаак стоял в дверях, прислушиваясь и нюхая воздух.

– Когда он умер? – спросил он.

– За несколько минут до вашего прихода, господин. У нас не было времени положить его тело подобающим образом, потому что мама услышала ваши шаги и бросилась вниз.

– Вы были с ним до конца?

– Да, господин, – промолвил Даниил и замолчал.

– Подведите меня к нему, – попросил Исаак. Рахиль взяла отца за руку и повела к изголовью скорбной измятой постели. Исаак провел пальцами по телу, обезображенному и скорченному в предсмертной агонии. – Его смерть не была легкой, – заметил он.

– Это было жуткое зрелище, – печально произнес Даниил. – Я не скоро его забуду.

– Сколько вы пробыли рядом с ним?

– Отец ночью прислал за мной мальчика.

– Он заболел так рано?

– Нет, господин Исаак. Аарон разбудил отца.

– Что ты хочешь сказать? Он прошел в его комнату и просил о помощи?

– Нет, он бродил по дому, вверх и вниз по лестнице.

– Во сне?

– Да.

– Это часто говорит о серьезном расстройстве рассудка, – сказал Исаак, – но необязательно о болезни. Когда я последний раз был у него, ничто не предвещало болезни или смерти, – добавил он почти про себя.

– Отец говорит, что Аарон делал так не раз. Было видно, что он спит, и тем не менее он бродил по дому, как будто что-то искал. Признаюсь вам, господин, что предпочел бы столкнуться с разъяренной толпой, нежели снова увидеть такое. – Его голос задрожал, и он замолчал, чтобы взять себя в руки. – Мы уложили его в постель, и я до рассвета сидел с ним. Аарон проснулся, как обычно, удивился, увидев меня, но выглядел он бледным и уставшим. Служанка принесла нам еду и питье. К этому времени все в доме уже были за работой.

– Пекари встают раньше перчаточников, – сказал внезапно возникший в дверях Моссе. – Нам надо было развести огонь в печи и приготовиться к выпечке первой порции хлеба.

– Значит, тогда, хотя Аарон и ходил во сне, больше ничего пугающего вы за ним не замечали?

– Для меня и этого было довольно, – ответил Моссе. – Слишком уж он походил на мертвеца, восставшего из могилы.

– А потом я пошел вниз переброситься парой слов с мамой, – продолжал Даниил, не обращая внимания на слова отца.

– Ну и ну, – пробормотал Исаак. – А что он ел и пил? Что-нибудь из того, что ему принесли?

– Немного, – ответил Даниил. – Служанка принесла нам кувшин мятного чая и свежеиспеченную буханку хлеба. Он съел немного хлеба и выпил чая.

Моссе ахнул и ударил кулаком по дверному косяку.

– Это была не моя буханка. Никогда не говори, что он умер от моего хлеба! – пронзительно крикнул он. – Ты погубишь меня. Мой хлеб убил моего собственного сына? Нет! Идемте со мной, когда я буду покупать зерно и молоть его. Приведите с собой, кого хотите. Вы увидите, что Моссе-пекарь никогда не покупает плохое зерно. – Он схватил Исаака за плечо и встряхнул. – Я тщательно проверяю каждый мешок. Я могу отыскать зернышко плевела среди десятков тысяч зерен кукурузы. Я сам отношу зерно на мельницу и глаз с него не спускаю, пока мука снова не окажется в моей лавке. Еще ни разу никто не отравился моим хлебом.

– Папа, никто ведь не говорит, что Аарон отравился хлебом. В конце концов я ведь тоже ел эту буханку и съел намного больше, чем он, поскольку всю ночь не спал и очень проголодался. И я пил из кувшина. Уверяю тебя, я себя превосходно чувствую. Нет, дело не в хлебе.

– Сомневаюсь, что это было отравление хлебом, – подтвердил Исаак.

– Если я здесь не нужен, – сказал Моссе, – пойду к печам.

– Папа, Аарон умер! – напомнил Даниил. – Ты мог бы задержаться на минутку, чтобы поговорить с врачом.

– Печи раскалены, – продолжал Моссе. – Сгоревший хлеб не вернешь. Завтра будет довольно времени, чтобы скорбеть. – Он развернулся и пошел по коридору к тускло освещенной лестнице.

Исаак ждал, пока Моссе спустится вниз.

– А теперь, Даниил, расскажи мне, как умер Аарон. Я бы не стал тебя спрашивать, если бы не считал это важным.

– Как я уже говорил, господин Исаак, я на какое-то время отлучился из комнаты, чтобы поговорить с матерью и Сарой. Потом папа ушел, а я вернулся. Аарон встал с постели и расхаживал по комнате, как больной зверь, выкрикивал что-то странное, бессвязное, чего я не мог понять. Потом он попятился к постели и прикрыл глаза. Он схватил меня за руку, до боли сжал и произнес: «Посмотри на это. Вон там. Оно пришло за нами». Его лицо было серым, по нему градом катился пот. Его грудь начала подниматься, как будто его вот-вот стошнит, но ничего не вышло, он пронзительно крикнул мне, чтобы я не позволил кому-то поймать его, и рухнул на постель. Мать услышала шум и вбежала в комнату. Ноги и руки Аарона дергались, он издавал странные звуки, потом его тело свело судорогой, – в таком состоянии он и сейчас, – и он умер.

– Рахиль, – обратился к дочери Исаак, – опиши мне его поподробнее.

Рахиль начала с макушки головы.

– Голова повернута под причудливым углом, папа…

– Я уже проверил положение его тела, дитя, – проворчал отец. – И его плоть окоченела, если учесть то, как он умер. И еще я чувствую странный запах съеденного или выпитого им. Юсуф, посмотри, не найдешь ли какой-нибудь склянки, чаши или другой емкости. Рахиль, мне нужен цвет. Мне нужно то, чего не могут ощутить мои пальцы. Ты это знаешь.

– Да, папа. Но сказать почти нечего. Его кожа очень бледная или скорее серая. Желтухи нет, кровь не прилила к коже, вокруг губ синевы тоже нет. Даже глаза не покраснели и не пожелтели. На руках и ногах у него синяки, но выглядят они старыми. На кисти руки след от ожога.

– Наверное, от печей, – пояснил Даниил. – Стоит на минуту зазеваться и обожжешься.

– Я ничего не могу найти, господин, – сказал Юсуф. – Кроме еще влажного полотенца. На нем желтоватое пятно.

– На влажной части?

– Да, господин.

– Я заберу его. Что ж, больше мы ничего не можем сделать, – сказал Исаак. – У меня много подозрений, но они принесут мало утешения твоим скорбящим родителям и тебе, Даниил.

– Я провожу вас, господин, – ответил Даниил, – а они пока обмоют и приготовят тело.

Когда они все очутились на узкой улочке, Даниил повернулся к врачу. – Мне не хотелось говорить этого в доме, господин Исаак, но в последние дни моего брата мучили видения и ужасные кошмары. Он приходил ко мне страшно удрученный.

– Сколько это продолжалось?

– Не знаю. Думаю, недолго. Возможно, две недели. Или три.

– Твой отец тоже заметил что-то неладное, – сказал врач. – Он советовался со мной по этому поводу.

– Думаю, Аарон потерял рассудок, господин Исаак, – ответил юноша. – Его мучили бред и кошмары, не всегда, конечно, но время от времени. В приступе помешательства он мог что-нибудь съесть.

– Ты полагаешь, он сам лишил себя жизни?

– Не намеренно. Я думаю, он съел или выпил какое-то ядовитое вещество, приняв его за полезное.

– Были ли у него приступы тоски? Он был несчастлив?

– Отнюдь. Порой он казался восторженным, порой испуганным. Ничто не указывало на то, что его гложет тоска. И когда этих приступов не было, когда он был в хорошем настроении, его можно было назвать скорее беспокойным, нежели отчаявшимся. Он строил планы побега из пекарни, мечтал стать бродячим ученым и поэтом. Мечтал отправиться в Тулузу. Кто-то ему сказал, что там ценят искусство и красоту. – Даниил остановился на краю маленькой площади. – Думаю, отец поступил бы мудрее, если бы оставил в пекарне меня, а Аарона отправил к дяде Эфраиму. Я смог бы стать пекарем и лучше бы противостоял отцу. А дяде Эфраиму пришелся бы по душе Аарон. Мой дядя – художник в своем роде. Он создает прекрасные предметы из кожи, хотя они и предназначены для повседневного использования.

– Мне известно ремесло твоего дяди, – сказал Исаак. – Еще с тех дней, когда я мог видеть. Оно по-истине прекрасно и изысканно.

– Прошу, не думайте, что я жалуюсь, – попросил Даниил. – Мне никогда не перечислить всех тех благ, что я получил, поселившись у дяди, хотя для меня и было ударом узнать, что папа меня продал, меня, своего первенца, чтобы купить новую печь. – Даниил натянуто рассмеялся. – Однако и с этой мыслью можно справиться, – быстро добавил он, неловко переминаясь на булыжной мостовой. – Бедняга Аарон. Мне нравится жизнь у дяди Эфраима, но по праву все это должно было принадлежать Аарону. В данном случае Исав получил лучшее, и я боюсь, что Аарон умер из-за этого.

– Ты не должен так думать, Даниил, – возразил Исаак. – Художник в твоей душе создал впечатляющий образ Аарона, лишенного своих прав и потерявшего вследствие этого рассудок, который лежит мертвый у ног ошеломленного брата. Незабываемая картина, но неверная. Мы можем никогда не узнать, как и почему он умер, но это произошло не по твоей вине. В этом я уверен. А теперь отправляйся домой и утешай мать и сестру. Ты им нужен. А где Рахиль?

– Она стоит вон на той улице и разговаривает с вашим мальчиком, Юсуфом, – ответил Даниил. – Я позову ее. И благодарю за мудрый совет. Меня очень опечалили странные видения моего брата и его смерть. Уверен, мы скоро встретимся снова, – сказал юноша.

– Рахиль, ты слышала, что сказал Даниил? – спросил Исаак, подождав, пока юноша удалится на почтительное расстояние.

– Кое-что, – призналась девушка, беря отца за руку и медленно направляясь в сторону дома.

– И я слышал, господин, – ответил Юсуф искренне, но довольно бестактно.

– Очень жаль, что он убежден, будто его брат погиб из-за него, – продолжал врач. – Это тяжкий крест.

– Но разве это не правда, господин? – спросил Юсуф.

– Со стороны Даниила не было никаких преднамеренных действий, – ответила Рахиль. – Но я согласна с Юсуфом. Причина – он.

– Вот так странная гармония, – проговорил Исаак, – когда вы сходитесь во мнениях по вопросу более сложному, чем хороший ужин. – Он остановился перед воротами дома и хлопнул рукой по своей кожаной сумке. – Какой я забывчивый! Не оставил для госпожи Эсфири склянку со снотворными каплями. Юсуф может вернуться к своим занятиям, а мы должны опять пойти в пекарню и еще раз потревожить родителей Аарона.

– У тебя нет склянки со снотворными каплями, папа, – сказала Рахиль.

– Тогда мы оставим кое-что другое, моя милая. Но на этот раз не будем беспокоить домочадцев, а пройдем через лавку. – И Исаак быстрым шагом направился к воротам квартала.

Когда Исаак появился в пекарне, Моссе вынимал из печи готовые буханки.

– Снова вы, господин Исаак? Вас позвала моя жена?

– Вообще-то нет. Это все моя проклятая забывчивость вынуждает меня снова побеспокоить вас. Рахиль, отнеси эту настойку госпоже Эсфирь. Или служанке. Прошу прощения, что опять беспокою вас в такой день. Если вы позволите мне подождать немного, пока не вернется моя дочь, мы совсем скоро оставим вас в покое.

– Моя жена и сын считают меня бессердечным, потому что я продолжаю трудиться.

– Не сомневаюсь, что ты находишь утешение в работе, Моссе.

– Верно, – ответил пекарь. – А рыдания женщин наверху действуют мне на нервы. Все равно Аарона уже не вернуть.

– Это помогает им утолить печаль, подобно тому, как труд помогает отвлечься тебе, – мягко произнес Исаак. – В жизни Аарона две недели тому назад произошло что-нибудь значительное?

– Две недели назад? Когда это было? – Пекарь задумался. – Незадолго до Ём Киппура. Верно, кое-что произошло. Мы испекли шесть дюжин буханок особого хлеба для совета. Мы трудились всю ночь и большую часть следующего дня, потому что надо было продавать хлеб и другим покупателям.

– Я имел в виду что-то особенное в жизни Аарона. Возможно, он нашел новых знакомых или друзей?

– У Аарона никогда не было много друзей. Ему хватало общества семьи. И брата.

– Он был одинок?

– Можно и так сказать. Но его одиночество – не наша вина, – ответил Моссе. – Мы делали для него все, что могли, пытались устроить его брак с богатыми, красивыми девушками, но он этого не желал. И какое это имеет отношение к его смерти? Нужно только найти колдуна, который наложил на него проклятие, и обвинить его в гибели Аарона. Потому что пока этого не случится, ему не успокоиться в его могиле. Он будет продолжать бродить ночами, как делал эти последние две недели. А я не хочу с этим жить. – И вместе с сильным ароматом испеченного хлеба Исаак уловил запах страха и отвращения.

– Я расспрошу всех, кого только можно, Моссе. Большего я обещать не в силах. Кажется, возвращается Рахиль.

– И с ней мой сын. Знаете, он хороший юноша. Его ждет богатое наследство. – Моссе громко окликнул мальчика, который завалился спать в углу, и велел ему бросить топлива в печь и начать работать с мехами, после чего его внимание вновь было обращено к хлебу.

Даниил проводил их до дверей лавки.

– Скажи мне, Даниил, – попросил Исаак, – что за друзья были у Аарона?

Воцарилось тяжелое молчание.

– Об этом нужно спрашивать не меня, – наконец ответил Даниил. – За прошедшие две недели мы виделись всего несколько раз, но я живу с дядей Эфраимом и тетушкой Долсой. Я много работаю и больше знаком с их посетителями, нежели с друзьями моего несчастного брата. Мама, наверное, знает. Или служанка. Но не папа, – с горечью добавил Даниил, – если только друг Аарона по пути не зашел купить хлеба. А теперь я должен возвращаться к родителям, – прервал он разговор. – Доброго вам дня, господин Исаак.

Исаак подождал, пока шаги юноши стихли в глубине лавки, и медленно побрел по мощеной улице.

– Ты разговаривала со служанкой, Рахиль?

– Да, папа. Она рассказала мне, что с тех пор как поступила служить в этот дом, Аарон отлучался почти каждую ночь и часто возвращался домой пьяным. Несколько раз ей приходилось укладывать его в постель и убирать в комнате, когда его тошнило от выпитого, а порой он давал ей несколько монет в знак благодарности. Но она понятия не имеет, с кем он пил. И куда ходил. Знает только, что Аарон выходил через лавку, а не через дом и порой забывал запереть дверь на ключ и на засов после возвращения. Каждое утро, до того как хозяин вставал, она шла в пекарню, чтобы убедиться, что дверь будет заперта, когда он спуститься.

– Кажется, служанка – единственная, кто хоть что-то знает об Аароне, – заметил Исаак.

– Определенно ей известно больше, чем его семье, – согласилась дочь.

За медленно двигавшейся телегой, запряженной быками, в которой тело Аарона везли по крутому склону к кладбищу, шли двадцать или тридцать скорбящих. Даниил легко шагал вверх рядом с телегой на своих сильных ногах. Годы спустя, впервые заговорив об этом дне, когда он лежал в объятиях своей жены, Даниил понял, что это жуткое ощущение нереальности происходящего, этот ужас по-прежнему преследуют его. Вокруг царила тишина, если не считать поскрипывания телеги и взмахов бычьего хвоста. Солнце ярко светило в безоблачном небе, и все хранили молчание, будто жара лишила людей дара речи. Под ногами ломалась ароматная трава и дикие цветы, в теплом воздухе витал аромат растений, привлекая мух и комаров, которые бесшумно поднимались с потрескавшейся земли, чтобы мучить животных и людей. Когда процессия добралась до кладбища, кажется, лишь у быка еще осталась собственная воля. Он тяжелой поступью прошел в тень, отбрасываемую деревом, и остановился. Безмолвие поглотило молитвы, которые шептали пересохшие рты, и вместо них слышалось лишь бессмысленное бормотание, подобное жужжанию пчел. Когда наконец могилу Аарона засыпали землей, каждый из присутствующих вежливо, деликатно подошел к фонтану, чтобы омыть руки, извиняясь, уступая дорогу, переговариваясь, выражая соболезнования. Чары рассеялись. Люди с благодарностью повернули в сторону города, спеша укрыться в прохладных, тенистых комнатах, насладиться напитками, едой и обществом.

И только Даниил остался у могилы, мысленно пытаясь хоть что-нибудь сказать своему усопшему брату. Но в голове была пустота, поэтому он развернулся и тоже пошел в сторону города.

Три дня спустя Исаак получил срочный вызов от Беренгера де Круилеса, епископа Жироны, чьим личным врачом он был. Обычно эта обязанность была менее затруднительной по сравнению с остальными. Беренгер был крепким, энергичным, здоровым человеком средних лет, который просто отмахивался от болезней, как другие люди отмахиваются от мух.

Но только не сегодня.

– Исаак, друг мой, – произнес епископ, как только врач появился в его кабинете, – меня поразила болезнь, и я в дурном настроении. У меня появилась подагра, может быть, от жары или слишком изнурительного труда. Большой палец на ноге покраснел как шляпа кардинала и стал почти таким же огромным. – Беренгер де Круилес сел за стол, положив ногу на табурет, и все его существо излучало раздражение.

– Сомневаюсь, что причиной тому жара, Ваше Преосвященство, – заметил Исаак. – Скорее всего, это сладкое вино и жирное мясо. Признайтесь, господин епископ, что в последнее время вы в изобилии употребляли жирные и пряные блюда.

– Садись, мой друг, садись. Твой стул всегда в одном и том же месте. Я же не могу уследить за поварами, – жалобно добавил епископ. – Они полагают, что с сентября я должен начинать готовиться к тяготам зимы. В результате их нежной заботы я еле ковыляю по комнате. Нет, мой друг, не говори так. Сейчас я слишком вспыльчив, чтобы выслушивать, как кто-то, пусть даже ты, говорит, что никто не вынуждает меня класть на тарелку жирные куски, лишь потому что их ставят передо мной.

Исаак изумленно покачал головой.

– Вам нужно какое-нибудь средство для охлаждения и очищения крови, Ваше Преосвященство.

Я оставлю травы для приготовления настоя с подробным описанием. Принимайте его трижды в день. У меня также есть кое-что и от подагры. – Исаак сунул руку в кожаную сумку, висевшую у него на плече, и извлек оттуда стеклянный пузырек. – Капните три капли этого средства в воду и пейте всякий раз, как соборные колокола созывают всех на молитву. Начните прямо сейчас.

– Это легко. – Епископ налил в чашу воды и добавил капель. – Горькое питье, Исаак, – заметил он. – Я предпочитаю хорошее вино.

– Безусловно. Которое с этой минуты вы будете пить, лишь основательно разбавив водой. Я вернусь завтра, чтобы проверить, как вы себя чувствуете, Ваше Преосвященство. Другие дела обстоят хорошо?

– Насколько это возможно у человека в моем положении. Исаак, меня окружают беспокойные и мятежные люди. Все они несчастны. Каноники хотят быть епископами, священники жаждут стать канониками или получить богатые приходы и значительные посты при дворе. Их снедает честолюбие. Даже те, кто едва может прочесть строчку священного текста, уверены, что я просто обязан дать им высочайшие должности. Из-за того, что младший сын герцога получил должность, которой отнюдь не заслуживает, сын торговца рыбой считает, что должен стать кардиналом.

– Неужели?

– Ну, не в прямом смысле, Исаак. Не думаю, что у нас тут есть сын торговца рыбой, но если бы и был и отличался глупостью, то непременно возжелал бы стать кардиналом.

– Даже Монтерран?

– Франциск? Нет. Франциск по-прежнему верен, умен и прилежен, к тому же слишком хорошо знает человеческие пороки, чтобы страдать от надменного честолюбия. Я каждый день благодарю небо за Франциска. Но эти проклятые семинаристы, Исаак. Я просто обречен испытывать вечные трудности с семинаристами. Они словно пчелы в потревоженном улье, снуют туда-сюда, шумят, мешают, но ничего не делают.

– Что же их побеспокоило?

– Если бы я знал, – ответил епископ. – Последние дни они более возбуждены, чем всегда, и каждый день нарушают семинарские правила. А наставники вместо того, чтобы утихомирить учеников, отправляют их ко мне со слезами и жалобами на то, что надежды нет. – Епископ замолчал. – Что мне делать? Сейчас я слишком раздражен, чтобы разбираться с горсткой глупцов.

Исаак поначалу принял жалобы друга за чистую монету.

– Вы можете сделать две вещи, Ваше Преосвященство. Найдите надежного человека в семинарии или за ее пределами, чтобы он выяснил, в чем дело, – возможно, это что-то незначительное, например, смена повара или небольшое ущемление свободы, – а затем разрешите эту ситуацию.

– Хорошая мысль. Кажется, я знаю подходящего человека. А второе?

– Забудьте о подагре и сыграйте со мной в шахматы. Вам нужно отдохнуть от повседневных забот.

– Вот почему ты лучший врач в королевстве, Исаак, – сказал Беренгер и позвонил, чтобы принесли шахматную доску.