Текст книги "Средство против шарлатана"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Тебя били, – заметил Николай.

– Да, – просто ответила девочка. – Мариета поймала меня, когда я несла костюм и свою одежду. Она решила, что я помогла Хасану бежать, и хочу уйти сама. Она избила меня и заперла в комнате. Сказала, что сегодня продаст меня Санчо.

– Похоже на правду, – заметил Николай. – Она не хотела продавать тебя нам.

– Но она взяла деньги?

– Да, – и еще большую часть денег моего тестя, подумал Николай. – Осталось несколько монет. Мой тесть велел мне вернуть их тебе.

– Он очень добр, – ответила Ромеа, – что ввязался во все эти хлопоты из-за рабыни.

– Конечно, формально, ты сейчас принадлежишь ему. Его имя стоит на этой бумаге.

Ромеа остановилась.

– Значит, я не свободна? – в отчаянии спросила она, после чего села на грубую булыжную мостовую и закрыла руками израненное лицо.

– Прошу тебя. – Николай сел рядом и взял девочку за руку. – Не плачь. Я не это хотел сказать. Ты свободна. Господин Исаак велел мне приготовить твою вольную: она у меня дома.

Ромеа подняла заплаканное лицо.

– Это правда?

– Да. И не забудь всегда держать бумагу при себе, поскольку это единственное доказательство того, что ты теперь свободный человек. Если ты ее потеряешь, тебе придется вернуться в Жирону и получить от меня другую. Понимаешь?

– Да, господин, – прошептала Ромеа.

– А теперь идем с нами. Моя жена найдет тебе какую-нибудь одежду и перевяжет раны. Она – искусная целитетельница.

Глава шестнадцатая

– А теперь я должен вернуться к хозяину, – сказал Юсуф по-арабски, когда они дошли до дома Маллолей. – Поверь мне, Зейнаб, сестренка, дочь моего хозяина прекрасно исцеляет раны. Ее муж сказал правду. И она очень добрая, как отец.

Николай перешел улицу, чтобы переброситься парой слов с любопытным соседом, и дети остались одни.

– Спасибо, Юсуф, что сделал меня хозяйкой моей судьбы, – серьезным голосом произнесла Зейнаб. – Не знаю, почему ты и твой хозяин согласились мне помочь, за исключением того что у меня хватило смелости попросить. Вы спасли мне жизнь.

– Когда я впервые тебя увидел, то подумал о своей сестре и о том, что отдал бы все человеку, который бы ее спас, если бы она попала в рабство.

– Она в Гранаде?

– Да. И она очень похожа на тебя, Зейнаб. Моя маленькая сестренка.

– Твоя сестра не может быть такой, как я, Юсуф.

– Почему? Она лишь немного выше тебя. Когда я последний раз ее видел, она была почти одного со мной роста. Я старше ее всего на год. Думаю, теперь ты сможешь вернуться к своей семье…

– Юсуф! – воскликнула Зейнаб. – Ты ничего не знаешь про таких девочек, как я. По твоим словам видно, из какой ты семьи. Я не похожа на твою сестру. Мой отец не был ни богатым, ни ученым, ни могущественным, но даже если и так, никто об этом не знал. Он мог бы быть пастухом, моряком или походить на твоего отца. Неужели ты не понимаешь?

Юсуф растерянно смотрел на нее.

– Моя мать не знала, кто он. У меня нет семьи.

– Но я встречал много уличных женщин, Зейнаб, и ты на них вовсе не похожа.

– Моя мать не была рождена для позора. Но она жила в приграничной деревне, и ее семью убили при набеге. Мою мать продали. Такое случалось со многими девушками. Когда я родилась, она выкрала меня и отдала в семью порядочных людей. То есть, – рассудительно добавила Зейнаб, – относительно порядочных. В меру честных и уважаемых. Она посылала им все деньги, что могла собрать, на мое содержание, и они вырастили меня. Сводный брат научил меня играть на флейте, а танцевать я научилась сама. Но, наверное, мама умерла, потому что деньги перестали поступать. Я долго еще жила у этих людей, но потом настали тяжелые времена, и они сказали, что не могут кормить лишний рот, и продали меня.

– Как же они могли? – сочувственно спросил Юсуф, прекрасно зная, как легко это делается.

Зейнаб пожала плечами и поморщилась от боли.

– Моему первому хозяину нужна была девочка, чтобы помогать на кухне, и это было не слишком плохо, но я стала старше, и моя хозяйка начала ревновать и продала меня Санчо, который, в свою очередь, продал меня Мариете.

– Довольно, Юсуф, – перебил Николай. – Пусть Зейнаб войдет в дом и отдохнет. Она побледнела от боли.

За обедом в доме торговца шерстью Понса Мане царило тягостное настроение. Его прекрасная и обычно кроткая жена, с большим трудом справляясь с горем, подавала на стол самые аппетитные блюда – приправленное специями копченое мясо с оливками, осенними фруктами и маринованными овощами, баранью ногу и тушеного зайца, но каждое из этих блюд убирали со стола почти нетронутым. Старший сын Мане, Хайме и его жена Франческа были не менее печальны, чем родители.

– Тяжело, когда нет сил оплакивать любимого брата, потому что твоя душа полна страха, – заметил Хайме, отодвигая тарелку.

– Страха? – переспросил отец, глядя на пепельное лицо жены, которая наконец перестала притворяться, будто наслаждается едой.

– Хайме, прошу, не говори об этом! Пожалуйста! – воскликнула Франческа.

– Да, – повторил он, ласково кивнув жене, – страха. Сегодня утром я видел на южном крыльце собора Ромеу, столяра, и он спросил, верны ли слухи, которые ходят о нас. И я уже не в первый раз слышу об этом.

– Что еще за слухи? – резко спросила мать.

– Что я умру следующим, как Лоренс. И что все мы, папа, на грани разорения. Он предложил нам помочь. Что происходит? Если это правда, ты не должен держать меня в неведении.

– Это бред, – с горечью ответил Понс, – который могут нести только городские бездельники.

– Думаю, я не уступаю другим в смелости, – продолжал Хайме, его лицо было исхудавшим и бледным. – Но нелегко смириться с тем, что придется умереть таким молодым и так страшно, как мой бедный брат. Оставить родителей в нужде, а Франческу одну с ребенком, которого никогда не увижу.

– Бедность – ничто, – подхватил разговор Понс, чтобы избежать серьезной темы. – Когда я был мальчиком, наша кладовка почти всегда была пуста, хотя отец много работал, но времена были суровые, и я боюсь, ему не хватало деловой смекалки. Голод можно вынести. Потом мой брат попытался разбогатеть, но у него не хватало терпения для тяжелой работы и предусмотрительных вложений. Только когда я женился…

– Твой брат, – произнесла Хоана Мане, прерывая рассказ мужа, – был ленивым и бесчестным человеком, который думал, что сможет разбогатеть, обманывая покупателей и поставщиков. – Хоана была младшей дочерью честного и преуспевающего торговца рыбой. Скромное приданое, которое она принесла мужу, – бережливость и деловая смекалка, унаследованные от отца, – были одной из причин их теперешнего процветания.

– Возможно, это правда, любимая, – печально произнес Понс, – но он умер молодым.

– Как он умер? – дрожащим от страха голосом спросила Франческа.

– От лихорадки. После того как покинул королевство. Говорят, это была жестокая смерть. Очень жестокая. Он заплатил за свои ошибки.

– Это нам пришлось платить за его ошибки, – возразила Хоана. – А также его несчастной вдове и детям, которых он бросил, когда его преследовали представители закона. Он разрушил все дела, оставил семью без гроша, как тебе прекрасно известно, муж. Что бы ни случилось завтра, Господь и святые были милостивы к нам, Хайме. Твоему отцу удалось выплатить долги дяди, вернуть его покупателей и превратись захудалое дело в процветающее. Я каждый день молюсь, чтобы этот злодей, который хочет нас погубить, погиб сам и вечно горел в аду, – с горечью добавила она.

– Хоана! – воскликнул муж. – Ты не должна…

– Я должна выговориться, иначе захлебнусь от ярости. Хайме, я потеряла сына, который был мне так же дорог, как ты или твой отец. Не понимаю, как в мире, где погибло столько хороших людей, такой человек может жить и процветать.

– Мы не знаем, процветает ли он, мама, – заметил Хайме. – Возможно, он просто слабый человек, а его угрозы пусты.

– Он угрожал Лоренсу смертью. Это была пустая угроза?

– Если папа расскажет нам, что же все-таки происходит, мы поможем ему бороться, – беспомощно произнес Хайме.

– Любимая, может, вам с Франческой лучше уйти, – предложил Понс, – а мы с Хайме поговорим.

– Нет, – ответила Хоана, – на кону наши жизни и жизни наших мужей. Мы останемся, верно, Франческа?

У Франчески был такой вид, словно она готова была бежать прямо сейчас, но она кивнула, и ее глаза наполнились страхом.

В этот момент в комнату вошла служанка.

– Простите, госпожа, – шепнула она, – но кто-то принес письмо для господина.

– Спасибо, Клара, – спокойно ответила Хоана. – Отдай письмо и подожди, возможно, понадобится ответ.

– Да, госпожа, – испуганно ответила девушка. Все слуги в доме слышали об угрозе, нависшей над головой их хозяина, и ожидали беды в любую минуту.

Понс сломал печать и прочел письмо, затем сложил его и передал сыну.

– Кто его принес, Клара?

– Нищий, господин. Он зашел через дверь кухни. Кухарка велела ему подождать, пока вы не прочтете письмо.

– Хорошо. Скажи кухарке, чтобы она отвела его на кухню и накормила. Там должно быть много еды. Мы почти не притронулись к превосходному обеду, который она приготовила. А теперь иди.

Как только служанка вышла, Хоана попросила:

– Прочти мне письмо.

Хайме взглянул на отца, и тот кивнул.

– Конечно, мама. «Достопочтенный…

– Только письмо, – нетерпеливо перебила мать.

– Да, мама. «До Дня Всех Святых еще есть время. Если вы и ваша семья хотите жить, заклинания необходимо произнести сегодня вечером. За час до повечерия принесите тысячу золотых мараведи в дом Мариеты в Сан-Фелью. Подойдите к двери со стороны реки. Она будет открыта. Если вы кому-нибудь об этом обмолвитесь, то сильно пожалеете». Не подписано.

Отец и сын уставились друга на друга, не говоря ни слова. Франческа откинулась на спинку стула и вытирала платком слезы, стараясь, чтобы никто не заметил. Хоана оглядела сидевших за столом:

– У нас в сундуке есть тысяча золотых мараведи?

– Это большая сумма, – заметил сын.

– Знаю. Так есть в сундуке тысяча мараведи?

– Нет, – ответил Понс. – За последние три недели прибыли три партии высококачественной английской шерсти, и мы также купили всю шерсть, имеющуюся на местном рынке. Денег нет. Конечно, у нас осталось достаточно, чтобы прожить, пока не будет продана шерсть, но тысячи золотых мараведи у нас нет.

– Значит, человек, написавший это письмо, не знает о содержимом сундука, иначе бы понимал, что ты не можешь прямо сейчас предоставить ему эту сумму.

– Верно, – кивнул Понс. – Вероятно, этот человек не из наших доверенных работников.

– И не Хайме.

– Хайме! – вскрикнула Франческа. – Как вы, его мать, можете…

– Это было бы не в первый раз, когда один из членов семьи обманул тех, кто во всем ему доверял. Я не верила, что это мог быть Хайме, но мне все равно отрадно, что моя уверенность в невиновности сына еще больше укрепилась. И поскольку золота у нас нет, мы не можем повиноваться тому, кто написал это письмо. Значит, этот выбор нам делать не придется.

– А мы не могли бы занять эти деньги, отец? – спросил Хайме.

– Могли бы, но тогда мы не переживем зиму. Проценты погубят нас, и каждый су, заработанный в течение года, придется потратить на то, чтобы отдать долг.

– Верно, – согласилась Хоана, – мы трудились, как рабы, чтобы разделаться с долгами твоего дяди. И незачем опять нам влезать в долги. Что еще можно сделать?

– Мы могли бы убежать! – дико вскрикнула Франческа. – Туда, где этот злодей нас не найдет. Я хочу, чтобы мой ребенок появился на свет и чтобы у него был отец. Неужели у нас нет денег, чтобы сегодня же вечером покинуть город?

Все заговорили наперебой, но их прервал спокойный голос Хоаны.

– Разумное предложение, но, возможно, нам удастся придумать что-нибудь получше. – Воцарилась тишина. – Если предложений больше нет, я предлагаю обратиться за помощью.

– К кому? – спросил отчаявшийся муж. – Сам епископ не сумел защитить Лоренса.

– А вы просили его? Вы сказали ему прямо, что нашему сыну, студенту его семинарии, угрожают смертью? Или вы полагали, что он будет в безопасности за стенами собора, а епископ сам догадается, что за опасность ему грозит, когда уже слишком поздно?

– Ты меня прекрасно знаешь, дорогая. Это все моя вина.

– Ты сделал то, что счел нужным, но не надо винить епископа. Он могущественный человек. Я попрошу у него не молитвы, а стражников.

– Еще я поведал обо всем врачу, хотя не сказал ему, где Лоренс. Я думал, что в семинарии он в безопасности.

– Тогда снова пошли за врачом. И если он не сумеет помочь, мы пойдем к епископу, пусть даже и в праздник. Мы не станем сидеть взаперти, рыдая и ожидая, пока кто-нибудь нас не погубит.

Под руководством отца Ревекка еще раз бережно обработала раны и порезы на теле девочки, которая после питательного, целебного бульона и успокаивающих компрессов из арники и коры ивы сумела сама одеться и рассказать обо всем, что с ней случилось.

– Похоже, пока я разговаривала с вами, господин, Мариета решила меня продать. Она мне так и сказала.

– Я и понятия не имел, что она готовит к твоему возвращению. Мне очень жаль, – сказал Исаак. – Но скоро твои синяки исчезнут, а порезы неглубокие. Все пройдет, дитя. А если бы ты не вернулась, она стала бы разыскивать тебя как сбежавшего раба, и тогда твое положение было бы безнадежным. Это было больно, но только так я мог тебя спасти.

– Свобода стоила боли, господин Исаак.

– А теперь, дитя, расскажи мне о Гиллеме и его слуге.

– Я могу сказать одно, отец Исаак, – заметил Николай, стоявший в углу тесной спальни. – Они покинули дом Мариеты. Так мне кажется.

– Почему?

– Когда мы пришли, я слышал, как мужчины отдавали какие-то приказания, хлопали двери, и в доме царил беспорядок и смятение. Голоса были грубыми. Затем наступила такая тишина, что я мог поклясться, что в целом доме никого нет.

– А ты что думаешь, девочка? – спросил Исаак. – Ты знаешь дом.

– Самый грубый голос у Лупа. И в доме действительно было очень шумно. Возможно, они ушли, но все слуги и девушки в страхе закрылись в своих комнатах. Когда Луп сердится, он бьет всех, кто попадется ему под руку, кроме Мариеты. И своего господина.

– И его господин это позволяет?

– Да. Кажется, он боится Лупа не меньше нас. Только Мариета его не боится.

– Сколько людей в доме кроме Мариеты и обоих мужчин?

– Шесть девушек и две служанки. Потом я и Хасан, или Али, как они его называли. Двое девушек тоже были рабынями. Мы должны были помогать слугам, когда у нас не было других дел.

– А теперь расскажи мне о трех погибших юношах, – попросил Исаак, и белоснежная кожа Зейнаб стала серой от страха.

Пока Ревекка перевязывала раны Зейнаб, а большинство добропорядочных жителей города и окраин все еще сидели за столами, наслаждаясь праздничным обедом, в дверь дома Мариеты постучал Санчо. Мариета откинула назад непослушные волосы и с горделивым видом подошла к парадной двери. Из каморки выползла служанка, чтобы отпереть, но Мариета прогнала ее, словно докучливую курицу, и девушка исчезла. Мариета открыла дверь ровно настолько, чтобы показать, что не боится Санчо, но в то же время не намерена приглашать его в дом.

– Ты опоздал, мне предложили лучшую цену.

– Плохо, Мариета, – ответил торговец с широкой ухмылкой, обнажившей сломанные зубы. – На этот раз ты оказалась слишком прыткой. Господин расстроится.

– Какой еще господин?

– Тот, кто просил меня забрать девчонку, отвезти далеко и избавиться от нее. Я давно его знаю. Время от времени имел с ним дело. У него жуткий нрав, и он хотел, чтобы я привел ему девчонку.

– Это Гиллем или Луп?

– Кто знает? Как бы ты его ни называла, это не его настоящее имя. – Санчо ухмыльнулся и собрался уходить. – Надеюсь, он не твой близкий друг, Мариета. Прощай.

Вечерние тени уже накрыли площадь перед собором, когда Исаак с Юсуфом и Зейнаб поднялись на холм к дворцу епископа. В старом платье Ревекки девочка-мусульманка ничем не отличалась от других жительниц города. Но под накидкой на бледном лице ярко выделялся лиловый след от удара. Ей не хотелось идти к епископу, но она все равно упорно поднималась по холму.

Беренгер сидел в маленькой приемной дворца за столом вместе с семьей Понса Мане. Перед ним лежало письмо – объект всеобщего пристального внимания. Когда епископ откинулся на спинку стула и собирался заговорить, дверь открыл Франциск Монтерран.

– В приемной требуется присутствие Вашего Преосвященства, – шепнул он.

Епископ вышел, а семья Мане вновь принялась обсуждать случившееся.

– Исаак, друг мой, вы прислали мне крайне несчастного человека, – сказал епископ. – Со всей его семьей. Было бы легче что-нибудь придумать с одним только Понсом Мане.

– Прошу прощения, Ваше Преосвященство. Но у Понса Мане привычка говорить лишь то, что он считает важным. Его жена намного откровеннее, и ее побуждает к этому горе, а также присутствие сына и снохи. Я подумал, что так все быстрее разрешится.

– А кого это вы привели с собой? Это ведь не добрая Рахиль под вуалью? Если да, то она стала меньше ростом.

Исаак рассмеялся.

– Нет, господин епископ. Это испуганная и избитая мавританская девочка, освобожденная из рабства, которая, кажется, много знает о том, что происходит в доме Мариеты, а также о Гиллеме де Монпелье и, возможно, о смерти этих несчастных юношей. Мы должны хорошо ее охранять.

– Откуда тебе все это известно? – спросил Беренгер, обращаясь к девочке.

– Мариета купила меня в прошлом году. Она заставляла меня помогать ей в ее делах. Еще она сказала, что я совершила очень злое дело и что если я кому-нибудь расскажу об этом, меня повесят. – Даже под свободным платьем и тяжелой накидкой Беренгер увидел, как она дрожит.

– Можно взглянуть на нее? Если ей предстоит рассказать такие вещи, я хочу видеть ее лицо.

– Я должна это сделать? – прошептала девочка.

– Да, дитя, – ответил епископ. – Иначе как я помогу тебе? Открой лицо, скажи, как тебя зовут, а затем поведай обо всем, что тебе известно.

– Делай, как говорит Его Преосвященство, – попросил Исаак. – А потом расскажи ему обо всех церемониях и о том, как они обманывали юношей.

– Я должна рассказать и о другом…

– Он может быть епископом, – нахмурился Исаак, – но я думаю, он также понимает, что тебя заставляла делать Мариета.

– Это так. У раба нет выбора, и я понимаю тебя. Когда ты стала свободной? Она ведь не бежала, Исаак? Это все усложнит, если нам понадобится ее свидетельство…

– Нет, я свободна, у меня есть бумага, – ответила Зейнаб. – Я свободна с сегодняшнего дня.

– Полагаю, это вы помогли ей.

Исаак покачал головой.

– Она скопила денег благодаря небольшим подаркам, которые ей дарили. Я просто организовал передачу денег, поскольку девочка очень боялась своей прежней хозяйки. Ну же, Зейнаб, позволь Его Преосвященству увидеть твое честное лицо и расскажи ему обо всех церемониях.

Девочка неохотно подняла накидку.

Беренгер посмотрел на большой синяк и отвернулся.

– Эта Мариета недобрая женщина, – заметил он. – А теперь рассказывай.

Беренгер в сопровождении секретаря Берната и Франциска вернулся в приемную, где молча сидел несчастный Понс Мане с семьей.

– Простите мое отсутствие, – сказал епископ, – но это имеет отношение к вашему делу.

– В каком смысле, Ваше Преосвященство? – спросил Понс.

– У меня есть свидетельница того, чем занимался ваш сын, а также преступлений, совершенных против него и двух его друзей. Я бы хотел, чтобы вы выслушали ее. Мой секретарь запишет ее показания, поскольку они могут пригодиться на суде над теми, кто виновен в гибели Лоренса. Франциск?

Франциск де Монтерран вышел из комнаты и вернулся с закутанной с ног до головы Зейнаб и Исааком.

– Ваше Преосвященство, – шепнул он, – я привел девочку и врача. Мальчика тоже привести?

Беренгер кивнул, и Франциск подозвал Юсуфа, стоявшего за дверью.

– Неважно, кто этот ребенок, – начал епископ. – Она была рабыней, когда принимала участие в делах, о которых вам поведает, и ей приходилось подчиняться хозяйке, иначе ее могли избить, продать или кое-что похуже. Любой другой раб поступил бы так же на ее месте. Кроме того, она не совершила ничего дурного. Расскажи нам, дитя, об этом Гиллеме де Монпелье.

– Ваше Преосвященство, господин Гиллем, его слуга Луп и их раб пришли в дом моей хозяйки в ту неделю, когда стояла летняя жара, тотчас после сильной бури.

– Кто была твоя хозяйка?

– Мариета из Сан-Фелью. Господин Гиллем уверяет, что он волшебник и ученый, и он устраивает представления, чтобы завлечь посетителей.

– Какие представления?

– Господин говорит гостям, что собирается вызвать демонов, затем начинает произносить заклинания, бросает что-то на жаровню, чтобы вспыхнуло пламя. Комната озаряется ярким светом, и входим мы. Девушки танцуют в нескромных нарядах, а мне приходилось играть на флейте и петь.

– Полагаю, Юсуф расскажет нам об этих представлениях, – заметил епископ. – Решив оказать услугу рабу Гиллема, которому той ночью надо было отлучиться по делам, он занял его место, надев его костюм и маску. Расскажи, что тебе пришлось делать, Юсуф.

И Юсуф снова пересказал подробности того тяжелого вечера.

– В благовониях было какое-то вещество, – сказала Зейнаб. – Нам велели находиться подальше от дыма и стараться его не вдыхать. Обычно посетители только слегка пьянели, за исключением последнего раза. Юсуф слишком много насыпал в жаровни.

– Кто-нибудь верил, что вы демоны? – спросил Понс.

– Нет, господин, никто. Может быть, только первые несколько секунд. Я хочу сказать, что даже деревенские жители понимали, увидев нас вблизи, что мы всего лишь девушки. Но танцы им все равно нравились.

– Не думаю, чтобы госпожа Мариета хотела навлечь беду на свой дом, имея дело с демонами, – заметил Франциск.

– И мой сын участвовал в этих церемониях? – едва сдерживая отчаяние, спросила Хоана. – Он умер из-за этого вздора с благовониями и танцами?

– Нет, госпожа. Господин Гиллем часто уходил читать людям проповеди и собирать деньги, именно этим он и занимался, пока не пришел в Сан-Фелью, и вашему сыну с друзьями захотелось научиться у него. Однажды он приводил их на церемонии, но они вызвали у молодых людей отвращение. Их интересовала наука, а не девушки Мариеты.

– Правда? – недоверчиво переспросил Хайме.

– Ваш брат был очень серьезным молодым человеком, – ответил Беренгер. – Не сомневаюсь, что плотские соблазны мучили его, как любого другого юношу, но его сердце было обращено к познанию разума и духа.

– Юноши были готовы немало платить господину Гиллему за его уроки, – продолжала Зейнаб, – поэтому он приготовил для них нечто особенное.

– Что именно? – спросил Понс.

– Все мне неизвестно, только то, в чем я сама принимала участие.

– Тогда расскажи нам, что ты видела, девочка, – нетерпеливо попросил Беренгер. – Нам еще многое нужно успеть сегодня вечером.

Зейнаб с виноватым видом отвесила поклон и снова обернулась к семье Понса.

– В тех церемониях принимали участие только юноши, господин Гиллем и его слуга Луп. Я пряталась за тонкой занавеской и играла на флейте. Думаю, перед этим они проводили время в кабинете господина Гиллема, но не уверена. Он сыпал на жаровню какие-то странные опьяняющие благовония, и иногда юноши начинали видеть то, чего в комнате не было. Мне надо было произносить отрывки из писаний древних мудрецов, так сказал господин Гиллем, я должна была их выучить и читать из-за занавески. А потом мне велели зачитать отрывок из Корана.

– И ты прочла? – спросил Беренгер.

– Нет. Во-первых, я не знала, что сказать, а потом это величайший грех читать священные стихи в таком месте, да еще преследуя коварные цели. Вместо этого я прочла рецепт приготовления овечьей головы и рубцов, как меня научила моя приемная мать. В первый раз мне было очень страшно, я боялась, что они догадаются, но все обошлось. Потом господин Гиллем вызвал духов-охранителей, а также ангела знания и просвещения. Он подсыпал в огонь какой-то порошок, и там было много дыма. В это время Луп зажег лампу за моей спиной, а я должна была воздеть руки и сделать вид, что я ангел. После этого я прочла еще несколько отрывков по-арабски…

– Что именно? – с любопытством спросил Бе-ренгер.

– Как готовить рис и печь хлеб, Ваше Преосвященство. Потом я должна была очень громко сказать: «Обратитесь в глубь себя в поисках истины и храните твердую веру в тех, кто привел вас ко мне. Лжеца и предателя ожидают тысячи демонов, несущие тысячу смертей в каждой руке, с бичами, чтобы сдирать кожу, и крючьями, чтобы раздирать плоть, и раскаленными клещами, чтобы вырвать лживый язык. Путь к просвещению коварен: но тот, кто пройдет его до конца, получит невероятную награду». Потом Луп ставил лампу, и я могла идти. Мне не нужно было оставаться с ними, – смущенно добавила Зейнаб.

– Повтори еще раз, – попросил епископ. – Заклинания, которые ты произносила.

– Да, Ваше Преосвященство, – ответила девочка и послушно повторила слова.

– Они точные?

– Да, у меня хорошая память.

– Ясно, что он хотел испугать юношей, чтобы они оставались в его власти, – произнес Берен-гер. – Но отчего они умерли?

– Им дали какой-то яд, – сказал Исаак. – Либо после того как девочка покинула комнату, либо в другой раз, о котором она ничего не знает.

– Это могла сделать женщина, которая приходила к Марку, – заметил Франциск. – Кто она? Ты не знаешь, дитя? – обратился он к Зейнаб.

– Боюсь, она больше ничего не знает, – заметил Исаак. – Я подробно ее расспросил, и, похоже, ей не позволяли покидать дом без сопровождения. Возможно, нам удастся узнать правду у Мариеты.

– У Мариеты? – переспросил епископ. – Правда и Мариета – вещи несопоставимые. Но, может быть, другие девушки что-нибудь знают. Позже у нас будет время их расспросить. Девочка, можешь подождать в прихожей. Юсуф пойдет с тобой. – Епископ подождал, пока дети вышли. – А теперь поговорим о собрании, которое состоится сегодня вечером…