Текст книги "Лишь в твоих объятиях"
Автор книги: Кэролайн Линден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава 23
Крессида чуть не пропустила ужин. Всю вторую половину дня она просидела над дневником своего отца, пытаясь разгадать шифр, пока у нее не заболела голова. Она знала, что ее усилия, скорее всего напрасны, но упрямство не позволяло ей отступать.
После того как Алек сообщил ей результаты своих поисков, они с Калли и Томом сошлись на том, что, возможно, отец не отыщется, по крайней мере, до тех пор, пока он не захочет, чтобы его нашли. Они также решили, что было бы несправедливо просить Алека продолжать поиски, особенно столь усердно. Крессида поразилась, когда он рассказал ей обо всем, что сделал, перечислил места, где побывал, уловки, к которым прибегал. Он потратил на все это массу времени и, как она догадывалась, денег. Тому и Калли предстояла нелегкая задача найти себе дом в Портсмуте. Здоровье бабушки все ухудшалось. Теперь она редко вставала с кровати. Если они не поторопятся, бабушка не сможет перенести переезд, хотя она была безмерно счастлива и даже приободрилась, узнав, что Калли выходит замуж.
Так что Том отправился в Портсмут искать подходящий дом, Калли была при бабушке и шила себе свадебное платье, а Крессида вернулась к дневнику. Она не сказала сестре, что намерена остаться в Пенфорде, хотя ей показалось, что Калли о чем-то догадывалась. Когда Крессида разговаривала с Алеком – а он довольно часто подходил к ней, чтобы что-то обсудить, – Калли все время поглядывала в их сторону. Да Алек и не скрывал своего нежного отношения к Крессиде. Он часто подолгу смотрел на нее. И она этого не отрицала. Она была бы довольна, если бы он смотрел на нее столько, сколько ему хочется.
Она не хотела пропускать ужин, поскольку Алек больше не уезжал далеко в поисках ее отца, держался ближе к дому и почти каждый день ужинал со всеми вместе. Крессида убрала свои заметки, быстро оделась и заспешила вниз.
За ужином появились гости. Не соседи, эту пару Крессида никогда не видела раньше. Мужчина – крепкий рыжеволосый шотландец, веселый, готовый засмеяться в любую минуту. Женщина – необычная, миниатюрная, красивая, с блестящими черными волосами и темными глазами. Никто не знал, как вести себя с ними, и доверили миссис Хейз и Джону развлекать их.
– Друзья Алека, – пробормотала Джулия, подходя к ней сзади. – Они появились совершенно неожиданно, несколько часов назад.
Крессида увидела, что в комнату вошел Алек. Он окинул всех взглядом, его глаза на миг остановились на ней, и, прежде чем подойти к матери и поприветствовать гостей, он едва заметно улыбнулся ей.
– Они приехали из Лондона. Мама сгорает от любопытства, желая знать, где и как он познакомился с ними, но никогда не спросит его об этом. В ее глазах Алек не способен на дурные поступки.
– Джулия, – укоризненно шепнула Крессида. Сестра Алека сделала протестующий жест.
– Я не сержусь, Крессида. Я просто не знаю, что о нем думать, и, похоже, его это устраивает. Он хранит свои секреты, и с этим я ничего не могу поделать. – Говоря все это, она смотрела на брата. Гнев, с которым она говорила об Алеке прежде, теперь исчез, проявилось что-то более похожее на смирение.
Крессида заерзала от неловкости. Кажется, она одна знала секрет Алека. Она жаждала защищать его, оправдывать, ей хотелось объяснить Джулии, почему он молчит. Ей хотелось сказать Джулий, что, как бы ни страдала его семья, Алеку пришлось гораздо хуже, и не только из-за ран, оставивших жуткие шрамы на его груди, но и из-за потери честного имени, которое он ничем не замарал, но никак не мог этого доказать. Но больше всего Крессида хотела напомнить Джулии, что ее долг как сестры – принять его таким, каков он есть, независимо ни от чего. Крессида знала, что, если бы сейчас сюда вошел ее отец, она бросилась бы обнимать его даже после того, что узнала о нем и его поступках. Ее сердце выпрыгивало бы от радости, что он жив-здоров, потому что он ее отец. Она не могла не любить его, несмотря на все его недостатки. Как много значило бы для Алека, если бы его сестра смогла перебороть свою боль, гордыню и поступила бы именно так.
Гостями оказались мистер и миссис Уоллес из Лондона, которые едут на север и остановились в Пенфорде на несколько дней. Мистер Уоллес спешил всех очаровать, легко вступал в беседу. Его жена держалась сдержаннее, говорила не много, с легким французским акцентом и проявляла тонкое чувство юмора. Миссис Уоллес сидела рядом с Алеком, и как только она начинала говорить, он ловил каждое ее слово. Мистер Уоллес на другом конце стола развлекал двух миссис Хейз и их дочерей рассказами о родной Шотландии.
После ужина Крессида продолжала наблюдать за миссис Уоллес. Гостья в отличие от своего мужа держалась несколько настороженно. В запасе у ее мужа имелось множество рассказов и смешных историй, его слушательницы все время смеялись. Однако при всей его разговорчивости ни он, ни его жена ничего о себе не рассказывали. Как и Алек при возвращении в Марстон.
Эта мысль насторожила ее. Могут они, как Алек, быть… Но нет, тайные агенты не должны ездить в гости к другим тайным агентам. Она снова взглянула на миссис Уоллес, любезную черноволосую красавицу, внимательно слушающую миссис Хейз. Неужели эта изящная леди – тайный агент? Крессида попыталась представить ее в этой роли и улыбнулась тому, как вдруг разыгралось ее воображение. Будто она знала, чем занимаются тайные агенты, не говоря уже о том, как они выглядят.
Слава Богу, все рано разошлись. Уоллесы провели весь день в дороге, а Джон и его жена утром должны были уезжать. Пожелав спокойной ночи бабушке, Крессида и Калли вернулись в свою комнату.
– Ты собираешься поработать? – сморщила носик Калли, увидев, что Крессида достала дневник.
Сестра пожала плечами:
– Немного. Кажется, я скоро разгадаю шифр. Я чувствую это.
Калли вздохнула:
– Ты и шифры! Хорошо, не позволяй мне мешать тебе. – Она легла в постель и открыла книгу.
Крессида придвинула стул к бюро и открыла дневник. Через несколько минут она уже погрузилась в работу.
Она совсем измучилась. Шифр казался простым, и наверняка таким был. Ей не раз казалось, что она разгадала его, но все рассыпалось, как только она пыталась применить найденный ключ к большим кускам текста. Если отец со временем изменил шифр, ей вряд ли удастся справиться с задачей. Но она не сдавалась, работала с разными кусками текста и пыталась свести свои находки в единое целое.
О шифрах она узнала от отца. У него были явные способности к языкам. Возвращаясь домой, он пробовал учить ее и Калли тому, что успел ухватить сам. Но он не объяснял им значение незнакомых слов, он просто обращался к ним на испанском языке или на фламандском. Она научилась отгадывать значение некоторых слов по их соседству с другими словами. Так, например, слово «сестра» должно было часто появляться перед или после Калли. Разгадывание шифра предполагало нечто подобное. Она написала перечень сражений и мест, где они происходили, сообразуясь с указанными в дневнике датами, и таким образом сумела отгадать несколько слов – главным образом это были названия городов и деревень на Пиренейском полуострове, что, впрочем, дало ей не много. Но в результате она смогла определить несколько букв и теперь покрывала страницу за страницей предварительными вариантами перевода, что, в конечном счете, заводило ее в тупик.
Крессида со вздохом взяла в руки дневник и попыталась взглянуть на текст в целом. У него был свой язык. Может быть, ей следует вчитаться, вслушаться в него и перестать концентрировать внимание на отдельных словах. Она позволила глазам свободно скользить по строчкам, как если бы читала. На одном слове глаза задержались, это было слово из двух букв – sg. Оно встречалось довольно часто, и ей пришло в голову, что это может быть an. Она стала припоминать другие английские слова из двух букв, которые встречались бы столь же часто. Это влекло за собой некоторые выводы относительно слов, идущих за ними, но ничего не получалось. Нетерпение овладело Крессидой. Она покрутила головой, чтобы снять напряжение с шеи. Если бы это были три буквы, тогда можно было бы допустить, что они заменяют the, и сразу бы исчезло множество проблем, которые у нее были с гласными.
Крессида подняла голову, задумалась. А что, если… От нетерпения у нее задрожала рука, она вырвала еще одну страницу из своего блокнота и начала лихорадочно пробовать новый вариант. Как только она перестала подставлять anвместо sg, все встало на свои места. Она снова считала буквы и находила другие соответствия. И когда применила новый ключ к выбранному наугад абзацу, то ухватила его смысл. Она внесла некоторые поправки в свой шифр – выходило, что sgне всегда заменяло the, а только когда писалось отдельно, – и попыталась прочитать другой абзац. Она с волнением обнаружила, что все, получается, стукнула ладонями по столу, из груди ее вырвался ликующий возглас.
Теперь было не до сна. Она посмотрела начало дневника и начала записывать поддававшийся расшифровке текст. С глаз спала пелена, и по крупицам стал открываться смысл записей. Речь шла об армейских буднях ее отца. Он писал о грязи и жаре, о проливных дождях и недостатке хорошей пищи. Он писал о чудовищном уничтожении тысяч лошадей под Ла-Коруньей, когда корабли Британского флота спасали армию от преследующих ее французов. Он писал о своих товарищах-солдатах и об офицерах, которые командовали ими, а иногда посылали на верную смерть просто по глупости. Он писал о гранатах и портвейне, о длинных коричневых португальских папиросах и об ужасном уроне, наносимом шрапнелью. Время от времени ей приходилось вносить изменения в ключ к шифру, но в целом шифр был разгадан. Крессида много часов просидела за работой, пока рука не устала настолько, что пришлось отложить перо.
Калли задула свою лампу и крепко спала. В доме стояла тишина. Но Крессиде необходимо было поделиться с кем-то своим успехом. Она надела платье, схватила исписанные бумаги и дневник, выскользнула из комнаты и направилась в кабинет Алека.
К своему облегчению, она заметила узкую полоску света под дверью. Она легонько постучала и толкнула дверь, услышав приглашение войти.
Он поднялся из-за широкого стола красного дерева, волосы его были взъерошены, галстук съехал вбок. Стол был завален бумагами и открытыми книгами.
– Входите, – сказал он. – Что-то случилось? Она вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
– Нет, ничего не случилось. Просто я продвинулась в разгадке шифра, и… мне захотелось сразу поделиться, – сказала она, смущаясь, и посмотрела на часы. Была глубокая ночь. Он, должно быть, подумал, что она сошла с ума, сидя над дневником. – Я не заметила, как пролетело время. Я не хочу мешать вам.
– Нет-нет, вы не мешаете. Но Джон уезжает, и у меня появилось больше дел. – Он отодвинул бумаги, освободив часть стола, и жестом предложил ей подойти. Крессида торопливо подошла и положила на стол перед ним дневник. Желание рассказать о своем успехе пересилило ее нерешительность.
– Я поняла, что это довольно простой подстановочный шифр, – сказала она, склоняясь над столом, чтобы показать ему свои заметки. – Сначала я попыталась выявить буквы по частоте их употребления в английском языке, но это не дало результатов. Только сегодня ночью я догадалась: не во всех случаях замены одинаковы. Например, sgозначает the. Я проверила это на нескольких страницах и, судя по всему, так и есть, за исключением случаев, когда the– часть слова, например, other. В таком случае надо возвращаться к подстановочной схеме. Но я смогла уловить смысл двух разных абзацев и кое-что уточнила. Думаю, я нашла решение. – Она положила перед ним снабженный пометками ключ.
Алек, хмурясь, рассматривал корявые строчки.
– Вы имеете в виду, что буквы просто стоят не по порядку?
Она покачала головой:
– Нет, не совсем так. Скажем, етеперь означает к. Ну, не всегда, а, как правило. Я догадалась, что постепенно он усложнял шифр. В начале дневника, – она открыла первые страницы, – каждая буква выписана отдельно, будто он сверялся с ключом. Но дальше слова написаны так, словно он уже знал этот алфавит наизусть, и ему уже не надо было долго думать, прежде чем написать слово. – Она пролистала страницы дальше и показала ему. Он наклонился, изучая страницу.
– О чем он пишет?
Крессида положила сверху листы, на которых она писала расшифрованный текст.
– Об армейских делах и обо всем, что его интересовало. Кто получил повышение, разные слухи, сражения, кто был убит. Стычки между офицерами, жалобы солдат на пренебрежение. Но я прочитала лишь самое начало. Пока описываются события многолетней давности. Он пишет о Ла-Корунье и Опорто.
– О событиях десятилетней давности. – Он вздохнул, уперся локтем в стол. – Что-нибудь прояснилось?
Крессида умолкла. Возбужденная тем, что разгадала шифр, она совсем забыла о цели этого занятия. Как мог армейский дневник десятилетней давности помочь отыскать отца? И, если быть честной, хотела ли она этого сейчас? Она рассказала Алеку не обо всем, что обнаружила в записях отца. Он не просто описывал события, а комментировал их. Она обратила внимание на то, что его интересовали бесчестные поступки, позорящие факты, провалы и некомпетентность. А из одной приписки, такой коротенькой, что она не сразу уловила, в чем дело, можно было сделать вывод, что отцу должны были заплатить за молчание об одном некрасивом происшествии.
Возможно, это был единичный случай – отец воспрепятствовал солдатам, собравшимся изнасиловать двух местных женщин и ограбить их дома. Он приписал, что солдат ожидала жестокая порка, но добавил, что они благоразумно оценили его проницательность. Сначала она решила, что эти парни были друзьями отца, и он не хотел, чтобы их наказали. Но при дальнейшем чтении у нее появилось неприятное чувство, что молчание отца вознаграждалось деньгами, причем суммы, раз от раза росли. А когда такого рода поступки становятся нормой поведения, то человека, их совершающего, начинают называть шантажистом.
Ей тяжело было даже подумать о значении этого слова. Он ведь ее отец, он любил их с сестрой, присылал им деньги каждые три месяца, привозил им сладости, когда приезжал в отпуск. Если деньги, которые он присылал, имели нечестное происхождение, не ложится ли тень и на них?
Но ведь ничего не доказано, и она не будет осуждать отца за то, что он сделал, может быть, несколько раз и много лет назад. Когда она прочитает больше, тогда и решит, что ей со всем этим делать – в зависимости от того, что там будет написано.
– Не знаю, – пробормотала она в ответ на вопрос Алека. – Я только начала расшифровывать и сразу записывать.
– Надеюсь, в дальнейшем появится что-то полезное.
– Может быть. – Она собрала свои заметки. В его замечании был резон, но для нее оно прозвучало отрезвляюще. Ей не хотелось думать об этом, но в ее сознании опять всплыли слова Тома: «Его дневник принесет вам только неприятности». Крессида убедила себя в том, что хочет знать правду, какой бы она ни оказалась. Но сможет ли она хранить ужасный секрет, касающийся ее отца? И захочет ли? Не будет ли тайное знание о том, что ее отец шантажист, разъедать ее изнутри, если она попытается скрыть этот факт? Она направилась к двери, ее приподнятое настроение улетучилось.
– Крессида.
Она обернулась. Алек поднялся из-за стола. Свет от лампы бросал темные тени на его лицо, и казалось, что оно состоит из острых углов и провалов. Вид у него был усталый.
– Доброй ночи, – сказал он, улыбаясь. – Для меня это все непостижимо.
Ее щеки помимо ее воли порозовели от удовольствия.
– Но это совсем нетрудно, только отнимает много времени.
Он грустно улыбнулся:
– Нетрудно для вас. Мне никогда не хватало терпения на такие занятия. Фредерик мог сидеть и корпеть над решением разных задач, а я… лазал по деревьям и скакал на лошадях.
Она улыбнулась в ответ. Непривычное ощущение – мужчина восхищается тем, что она справилась с делом, в котором он не мог разобраться, – непривычно и приятно.
– Мне всегда нравилось решать головоломки.
– В нашем случае в них нет недостатка. – Он вздохнул. Крессида смотрела на него – перед ней стоял красивый и благородный мужчина. Внутри у нее что-то екнуло. – Вот, – сказал он. – Не забудьте это.
Она моргнула и отвела взгляд. Дневник. Он протягивал ей дневник, в котором она надеялась найти ответы на все вопросы, только вот боялась узнать, что ее отец – негодяй.
– Спасибо вам, – вырвалось у нее, – за все.
– Я не сделал того, что обещал вам.
«Вы сделали гораздо больше, и я люблю вас за это». Мелькнувшая мысль ошеломила ее.
– Вы стали моим… другом, – тихо сказала она, немного поколебавшись, прежде чем произнести последнее слово. – Я ценю это.
Устремленные на Крессиду глаза заблестели. Сердце Крессиды подпрыгнуло – такое неприкрытое желание было в его взгляде. Слово «друг» никуда не годилось.
Она взволновалась. Этот взгляд воодушевил ее. Здравый смысл, призванный защищать ее сердце, испарился, куда-то подевалось намерение уйти и лечь спать. «Кто не рискует, тот и не выигрывает». Ее непреодолимое желание быть рядом с тем, кто понимал ее, ценил и восхищался ею, с тем, кто заставлял ее сердце биться чаще и смеяться, даже когда на душе было скверно, больше ничем не сдерживалось. Она положила дневник на стол. Руки у нее уже не дрожали. Она обхватила его лицо ладонями, привстала на цыпочки и поцеловала.
Его губы были мягкими, но немного напряженными. Но он ответил ей – легко и нежно, как в тот раз, когда они долго гуляли вместе по окрестностям Пенфорда. Его сдержанность подхлестнула ее. Она хотела большего и положила руки ему на грудь, а потом обвила его шею. Мышцы на его плечах напряглись, и Крессида затрепетала, осознав, каких усилий ему стоило обуздывать себя, и как тяжело давалась ему сдержанность.
Она прервала поцелуй и с удивлением посмотрела на него. Желание, которое она всегда видела в его синих глазах, осталось неизменным – он хотел ее, она была в этом уверена. Но тогда…
– Что вы собираетесь делать? – прошептал он. На виске у него пульсировала жилка, но в остальном он казался спокойным, как всегда.
Она попыталась ослепительно улыбнуться ему, но улыбка замерла на ее губах.
– Я пытаюсь соблазнить вас. Он глубоко вдохнул.
– Почему?
Лицо ее горело от смущения.
– Потому что я хочу этого.
Он легко дотронулся до ее щеки, потом его пальцы скользнули по ее шее и легли на затылок. Теперь он крепко держал ее, привлекая к себе. Крессида качнулась к нему, а когда он наклонился и поцеловал ее в щеку у самого уголка рта, глаза у нее стали закрываться.
– Вам следует пойти спать, – прошептал он где-то у ее щеки.
– Одной?
Он поцеловал другой уголок ее рта.
– Так будет лучше.
– Но тогда я не смогу соблазнить вас.
– Вы разве не чувствуете, что уже преуспели в этом?
Она открыла глаза. Его губы чуть изогнулись в грустной улыбке, его большой палец поглаживал ее щеку. Внутри Крессиды словно что-то оборвалось, она вдруг поняла, насколько ей не хватало этой улыбки и этого прикосновения. Но ей было мало улыбки, и ее никогда не утомили бы его прикосновения.
– Докажите это, – прошептала она. Он больше не улыбался.
– Я не должен…
Она притянула его за ворот рубашки и поцеловала, не дав ему сказать, что ей нужно идти спать. Он задохнулся и взял ее за талию, как будто собирался отстранить ее, но Крессида прижалась к его твердой груди, и его руки обхватили ее. Их тела сделались половинками целого, и он сдался.
Он провел руками по ее спине, еще крепче прижал к себе, а потом захватил конец косы и дернул. Крессида охнула, откинулась назад, а он стал нежно целовать ее шею. Голова у нее шла кругом. А он продолжал целовать ее и играл с ее волосами. Его пальцы теребили косу, пока она не рассыпалась – волосы беспорядочной массой упали ей на спину, и он сразу же запустил в них пальцы, бережно поддерживая ее голову у своего лица.
Вдруг он поднял ее и посадил на стол. Их пальцы переплелись – они оба принялись торопливо расстегивать ее платье, потом он спустил его с ее плеч. Он продолжал целовать нежный изгиб ее шеи, пока она не задрожала. Он лихорадочно расстегнул пуговички на ее ночной рубашке и рывком стянул тонкую ткань вниз до локтей. Потом он откинулся назад – она прищурилась, дрожа от возбужденная, и была так великолепна с этими распущенными волосами.
Он внимательно смотрел на нее и не мог оторвать взгляда. Ее кожа от прохладного воздуха и жара его взгляда покрылась пупырышками.
– Как вы прекрасны, – пробормотал он, проведя кончиками пальцев по ее ключице.
Крессида застонала, ее тело содрогнулось от этого нежнейшего прикосновения. Ей хотелось освободиться от сковывающей движения ткани, она пыталась высвободить руки, чтобы обнять его. Алек прижал ее ладони к столу.
– Подождите, – выдохнул он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в губы. – Немного подождите…
Раздетая до пояса, она остро ощущала свою наготу. Ей казалось, что с каждым вдохом ее кожа все больше натягивается, у нее мелькнула мысль, что при следующем прикосновении она просто может взорваться. Но он не прикасался к ней. Кисти его рук оставались лежать на ее руках, пригвождая Крессиду к месту. Потом он наклонился и опять стал ее целовать.
Крессида никогда не ощущала себя красивой. Слишком высокая, обыкновенная, волосы ни белокурые, ни каштановые, глаза странного светло-коричневого оттенка, порой бывают такими светлыми, что кажутся почти желтыми. Фигура у нее ни пышная, ни тоненькая, и ступни ног довольно крупные. Но когда Алек благоговейно склонял голову к ее плечу, она ощущала себя если не прекрасной, то желанной. Очень желанной. И это ощущение ей очень нравилось. От одного его взгляда, напряженного и томного от желания, по ее телу пробегала судорога возбуждения. Бабушка всегда твердила им с Калли, чтобы они не доверяли мужчинам, охваченным желанием, но это был не какой-то мужчина, это был Алек. Она чувствовала, что ею дорожат, что она в безопасности. С ним она чувствовала себя даже… да, красивой.
Внезапно он отпрянул от нее.
– О Боже, – прошептал он с раздражением и досадой. – Не на столе. – Почти с отчаянием он повернулся к ней. – Пойдемте наверх…
Сердце у Крессиды отчаянно колотилось – она не была уверена, что ноги будут держать ее. Но, взглянув на Алека, она поняла, какое необузданное желание охватило его, как ждет он ее реакции. Его коротко остриженные волосы встали торчком, когда она провела по ним рукой. Его грудь высоко вздымалась с каждым вздохом. Крессида чувствовала бушующую в его крови тяжелую смесь любви и вожделения.
– Я пойду с вами куда угодно, – шепнула она.
Его глаза горели. Он схватил ее руку и прижался губами к внутренней стороне запястья. Поцелуй был таким горячим, что глаза у нее стали закрываться. Потом он потянул ее со стола и прочь из комнаты.
