Текст книги "Лишь в твоих объятиях"
Автор книги: Кэролайн Линден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Глава 19
Крессида пошла к дому. Ей не хотелось идти в гостиную, где болтали и смеялись. Она села на скамью в саду и долго сидела, стараясь как-то согласовать свое новое впечатление от того, что узнала об отце, с ее прежним представлением о нем. Нелегко было признать, что человек, которого она всегда так любила, чуть ли не боготворила, мог оказаться черствым и холодным, хотя уже в Лондоне она поняла, что плохо его знала. Бабушка, вот кто на самом деле боготворил отца, и к этому она приучила внучек. Теперь, когда отец пропал, она все время узнавала о нем какие-то неприятные вещи. Крессида продолжала трудиться над расшифровкой его записей и достигла некоторых успехов, но записи были старыми и вряд ли могли подсказать, где он может быть сейчас. Возможно, к лучшему. Она продолжит работу над ними, не в ее характере отступать перед трудной задачей, но только для того, чтобы до конца понять, что за человек их отец. Она должна воспользоваться шансом убедиться в том, что его исчезновение действительно к лучшему.
Холод от камня постепенно даже через юбки начал пробирать ее, и она поднялась, чтобы уйти в дом. В доме было тихо, в холле уже не стояли на вытяжку слуги. Гости, живущие по соседству, должно быть, разъехались, – в этот час миссис Хейз уже обычно ложилась спать. Из гостиной доносились голоса Джулии и ее кузины Эмили, разговаривающих с Джоном и Калли. Она колебалась, ей не хотелось показаться невежливой, но у нее не было желания присоединяться к ним.
– Крессида.
Ее сердце екнуло. Она стремительно повернулась и увидела Алека, в плаще и шляпе. Он, должно быть, прошел через боковую дверь, ближе к конюшням, и поэтому не увидел ее возле дома. Он выглядел уставшим и измученным, но Крессида вдруг почувствовала себя счастливой.
– Да?
В этот момент в гостиной засмеялись, послышались голоса Джулии и Эмили. Его взгляд, скользнув по двери, снова переключился на нее.
– Надеюсь, вы приятно провели вечер? – Она кивнула. Алек вздохнул, стянул с себя перчатки для верховой езды и сунул их в карман. – Замечательно. Могу я… минутку поговорить с вами?
Она снова кивнула и молча пошла за ним в кабинет.
Огонь в камине еще горел, лампы не были потушены. Появился слуга, чтобы взять у него плащ и шляпу. Алек смотрел куда-то в сторону и ждал, когда тот уйдет. Крессида была воплощением соблазна в своем платье цвета морской волны, с высоко убранными волосами и одной выбившейся прядью, колечком свернувшейся на щеке. Это напомнило ему о другом дне, когда он удерживал ее в библиотеке и, ее волосы растрепались под его руками. Он указал ей на диван, а сам сел подальше от нее.
– Я должен просить у вас прощения. Я всю неделю занимался поисками вашего отца, но пока не нашел никаких следов.
– Почему вы должны просить за это прощения? Потому что он усиленно занимался поисками, чтобы не оставаться дома и не видеть ее. Если бы он нашел ее отца, она могла бы покинуть их дом прежде, чем он, растеряв остатки своего благородства, соблазнит ее. А он думал об этом почти каждую минуту с тех пор, как удерживал ее в своих руках в библиотеке. Он прекрасно запомнил ощущения от ее нежной кожи и аромат ее волос. Он не хотел, чтобы она съехала, наоборот. Но он был тверд в намерении, предоставить ей свободу выбора. Он слишком хорошо знал, каково это – чувствовать себя загнанным в угол и не способным что-либо изменить в своей жизни. Лучшее, что он мог сделать для нее, если не считать сдерживания собственных желаний, – вернуть ей то, что она потеряла.
Так что, уезжая из дома рано утром и возвращаясь поздно вечером, он отслеживал все ниточки, использовал любые возможности, при этом не делал секрета из своей миссии и щедро оплачивал информацию. Узнай Стаффорд, сколько денег потратил Алек на поиски какого-то сержанта, с ним случился бы апоплексический удар.
– Потому что я обещал информировать вас обо всех своих действиях, – пояснил он. – В свое оправдание могу лишь добавить, что я не жалел сил и старался ничего не упустить. Я ездил повсюду и задавал вопросы множеству людей. Она с пониманием кивнула.
– Я проехал до Лондона и обратно, побывал во всех местечках, расположенных по обеим сторонам этой главной дороги, – никто не видел вашего отца и не слышал о нем с тех пор, как он исчез. – Он выдержал паузу. – Мне очень жаль.
– Спасибо вам.
Алек не стал рассказывать ей о безобразных подробностях, о том, сколько счетов Джордж Тернер оставил неоплаченными и сколько трактирщиков и торговцев высказали желание добраться до его кошелька и даже до шеи. Он не рассказал ей об отставных солдатах и офицерах, на лицах которых при известии об исчезновении Тернера появлялось выражение странного облегчения, об одной вдове, которая уверяла, что была помолвлена с ним, и сплюнула при упоминании его имени. Но в целом можно было считать, что все его расспросы закончились ничем. Какая-то информация могла еще всплыть позже, но пока Алек был в полнейшем недоумении. Человек просто исчез – вместе с лошадью и какими-то вещами, которые он взял с собой, отправляясь в Лондон.
Ничего этого Алек не хотел обсуждать с Крессидой. И еще эта случайная встреча в библиотеке. Она была гостьей в доме его матери, приглашенной из жалости, а он поймал ее, не давал уйти, целовал. Когда он попытался придумать причину для извинения, у него ничего не получилось. Он только знал, что виноват и должен сожалеть о своем поведении, хотя желал повторения этого каждый день. Уклонение от встреч нисколько не уменьшало желания, и вот она здесь, рядом, еще более соблазнительная, чем всегда, и совсем не собирающаяся его укорять. Сирена, взывающая к зверю внутри его, искушающая и соблазняющая, призывающая преодолеть разделяющее их расстояние и начать с того, на чем он остановился в тот день, когда она была возбуждена и готова уступить желанию.
Но он не зверь. Сердечко у Крессиды Тернер верное, но недоверчивое, однажды оно уже было разбито. Как он может рисковать? Он не тот, кто ей нужен. Ей нужен мужчина с хорошей репутацией, который сможет обеспечить ей надежный тыл. А он со своей неопределенной судьбой вынужден барахтаться в водовороте событий. Ему не доверяют даже родственники, так что уж говорить обо всех остальных. Даже если бы он предложил ей выйти за него замуж, с ее стороны было бы глупо принять его предложение. Алек сосредоточил взгляд на своих руках, сцепленных на коленях. Стоит ему посмотреть на нее, как он начинает сходить с ума.
– Если не обнаружится что-нибудь в его записях, боюсь, у нас будет мало шансов на успех.
Крессида встрепенулась:
– О да, я продолжаю работать над ними, но пока еще не очень продвинулась.
Он кивнул:
– Может быть, все-таки обнаружится что-то. Крессида провела ладонями по своим коленям.
– Может быть. – После неловкого молчания она поднялась. – Спасибо за то, что вы рассказали мне это. Спокойной ночи.
Она пошла к двери. Алек прерывисто вздохнул.
– Крессида. – Она остановилась в дверях, но не оглянулась. – Тогда, в библиотеке… – Она медленно повернула голову, но при этом не посмотрела на него. Ресницы скрывали ее глаза. – Прошу прощения.
Ресницы задрожали.
– За что?
– За… Не за то, что целовал. Не за то, что обнимал, а за то, что удерживал вас, когда вы хотели уйти.
– А за остальное?
Она, наконец, посмотрела на него – прямо и открыто, как тогда, в их первую встречу. Алек не смог бы соврать ей сейчас даже во спасение души.
– Я сожалею только о том, о чем уже сказал. Краска залила ее лицо, в глазах разгорался жар. Он никогда не смог бы дать определение их цвету.
– Хорошо, – шепнула она, – и я тоже. – Затем открыла дверь и вышла, притворив ее за собой.
Крессида пошла к себе, с трудом веря, что она сказала ему это. С таким же успехом она могла громко сказать, что хочет его. Пока она поднималась по лестнице, с ее лица не сходила загадочная улыбка. Желание в его глазах – все, что давало ей надежду. Она просто не знала, к чему это может привести.
Калли тихонько напевала, вынимая шпильки из волос. В ее лице появились краски, глаза блестели – Крессида давно не видела ее такой. Платье из розового шелка висело на двери шкафа, как если бы его расправили и вывесили для любования и радостного созерцания. Платье вернуло Крессиду к разговору с Томом и избавило от навязчивого желания. Она молча взяла щетку, чтобы помочь Калли расчесать ее кудри.
– Какой замечательный вечер, – сказала Калли. Она сидела перед зеркалом и кокетливо улыбалась своему отражению, наклонив голову набок. – Тебе понравилось?
– Да.
Сестра взглянула на нее.
– Ты рано куда-то исчезла. Где ты была?
– В отличие от тебя мне не досаждали обожатели. Я вообще удивлена, что ты заметила мое отсутствие.
– Ну, уж обожатели. Всего один джентльмен был добр ко мне.
Крессида с силой провела щеткой по волосам Калли, заставив сестру взвизгнуть.
– Мне показалось, слишком добр. – Она помолчала. – Я просто вышла поговорить с Томом. Иногда мне кажется, что мы воспринимаем его присутствие рядом как вполне естественное, но это и понятно, ведь он с нами уже столько лет.
– Так и есть, – сказала Калли, охнув – Крессида рывком провела по ее спутанным волосам, и она ухватилась за край стола. Крессида умерила свое рвение, стала действовать осторожнее, и ее сестра перестала цепляться за стол, опустила руки на колени.
– Мне кажется, мы как-то недооцениваем Тома, – продолжала Крессида. – Он один из самых достойных мужчин в нашем окружении. Джентльмен если не по рождению, то по своим поступкам. Ведь с тех пор как пропал отец, он все время нас выручает и поддерживает. Я не могу себе представить жизнь без Тома, а ты?
– Конечно, нет. – Вопрос Крессиды удивил Калли.
– Когда я наблюдала, как мистер Дэвис вьется вокруг тебя, меня вдруг пронзила мысль, что я знаю Тома много лет. Мы отлично уживались все вместе. – Теперь Калли слушала ее с большим вниманием. Крессида была этим удовлетворена и продолжала трудиться над волосами сестры, не прекращая говорить: – Может быть, я вела себя глупо, не обращая внимания на того, кто был у меня перед глазами, и в результате упустила что-то очень важное.
– Крессида. – Казалось, что Калли было тяжело говорить. – Ты… пытаешься сказать… Том… что… он?
– Ну, если я женю его на себе, это будет благоразумно, разве не так? Никто из нас не будет, обманут в своих ожиданиях. У бабушки всегда будет дом и у тебя, если ты пожелаешь.
– Да… может быть, но…
– И у него есть пенсия. Он сказал мне об этом, когда купил для нас шелк. Теперь, когда мы потеряли Бригхэмптон, нам же надо куда-то деться. В Портсмуте легче найти работу, мы сможем снять один из тамошних, уютных домиков, которые так нравились нам с тобой.
– Так ты… влюблена в него? Крессида грустно вздохнула:
– Нет, не влюблена, но он мне нравится. Папа ведь всегда утверждал, что этого более чем достаточно. А я уже не настолько молода, чтобы быть капризной.
– Папа сказал… – Калли перешла на визг. Потом, помолчав, она заговорила прежним тоном: – Папа не одобрял Тома. Мистера Уэбба, хочу я сказать.
Это был второй раз, когда Калли оговорилась и назвала его Томом. Крессида бы улыбнулась, если бы не чувство, которое выдала не обмолвка, а то, что Калли назвала его мистером Уэббом.
– Папы больше нет с нами, и я начинаю думать, что он уже теперь не вернется. В любом случае я уже не та молоденькая девушка, которой непременно требуется одобрение отца. Если Том согласится, мне не найти лучшей партии.
Калли молчала.
– Ты не одобряешь моей идеи? – не отступала Крессида.
Ее сестра в смятении смотрела на нее широко раскрытыми глазами. Крессида опустилась на скамейку у туалетного столика.
– Конечно, совсем другое дело, если ты сама неравнодушна к нему, – спокойным тоном сказала она. – И он проявляет ответные чувства.
– Возможно, – прошептала Калли, поймав взгляд Крессиды в зеркале.
– А отец…
Калли моргнула и чуть заметно кивнула головой. Гнев на отца переполнил Крессиду. Она обняла сестру за плечи:
– Тогда тебе нужно…
– Крессида, ты не понимаешь! – Калли резко вскочила, но чуть не упала, споткнувшись о скамейку, ей хотелось куда-нибудь убежать. – Ты можешь противостоять отцу. А мне… он внушает страх. Когда он сурово смотрит на меня, словно ждет, что я должна поступать, как требует он, если не хочу навсегда утратить его расположение, у меня внутри все холодеет. Я страшно боюсь разочаровать его. У него становится такое лицо, что мне хочется плакать.
– Вот поэтому он и запугивает тебя. Ему нравилось командовать в армии, и он не собирался перестраиваться и исходить из того, что рядом живут дочери. – Однако Крессида знала, что это не оправдывает его. Она снова вспомнила об Алеке, как он кружил племянниц на вечеринке у своей матери, и они при этом радостно повизгивали. Вряд ли он привык иметь дело с маленькими девочками, но его нежное отношение к детям было очевидным. Калли с безнадежным видом покачала головой:
– Какое это имеет значение. Когда он ругает меня, я просто теряю разум.
– Но теперь его нет с нами, ведь так? – проговорила Крессида. Калли покусывала губу и смотрела в пол. – Том хочет покинуть нас. – Калли метнула на сестру вопросительный взгляд. – Почему бы и нет? У нас нет денег, мы потеряли дом. Надо быть совсем недогадливой, чтобы не понять: в другом месте у него будет больше шансов. Но по какой-то причине он еще здесь. – Она встала и взяла сестру за руки. – Ты неравнодушна к Тому?
Краска залила лицо Калли.
– Да, – шепнула она. Крессида сжала ее пальцы.
– Тебе нужно сказать ему о своих чувствах. Боюсь, отец совершенно определенно дал ему понять, что не одобряет его устремлений, поэтому Том не может позволить себе, открыто смотреть на тебя так, как тогда вечером, когда он думал, что его никто не видит.
Калли еще больше зарделась.
– А как он смотрел на меня? Крессида задумалась.
– Как человек, для которого самое большое счастье – смотреть на тебя, не отводя взгляда.
– Но папа – когда вернется…
– Лови момент, Калландра Филлипс, – твердо сказала Крессида. – Вы с Томом сможете сказать отцу, что он не имеет права мешать вам, быть вместе.
Калли дернулась, но тут же рассмеялась. Крессида присоединилась к ней, и они так расхохотались, что им пришлось ухватиться друг за друга, чтобы не упасть.
– И что бы я без тебя делала? – с чувством сказала Калли.
– Расчесывала бы свои волосы сама. – Крессида схватила с кровати подушку и бросила в сестру. Калли подняла руки.
– Остановись! Нечестно! Крессида высунула язык.
– Нечестно, что тебе достались мамины, шикарные кудри!
Калли бросила ей подушку.
– Несправедливо, что тебе досталась вся отцовская смелость!
Крессида поймала подушку одной рукой и вернула ее на кровать.
– Да, так и есть, и теперь часть ее я отдаю тебе. – Она погрозила сестре пальцем. – Ты знаешь, о чем я. Или я сама скажу Тому.
– Не скажешь! Крессида усмехнулась:
– Ты хочешь воспользоваться этим шансом? Калли внимательно смотрела на нее – скорее растерянно, чем сердито.
– Спокойной ночи.
Крессида засмеялась и стала раздеваться. Ее гнев на отца уже был не таким острым при мысли о том, что Калли может найти свое счастье, да еще с Томом. Если отец действительно уехал навсегда, нет худа без добра.
Все это почти отвлекло ее от мыслей об Алеке и о том, что их ждет.
Глава 20
На следующий день Калли через час после обеда отыскала Крессиду. Ее глаза сияли, лицо пылало. – Мне нужно тебе кое-что сказать. Крессида засмеялась:
– Должно быть, что-то очень важное и хорошее.
– Да. – Калли протянула сестре руки, пальцы ее дрожали. – Мистер Уэбб, то есть Том попросил меня выйти за него замуж. И я дала согласие.
Крессида так и ахнула:
– Он… ты… Так скоро? Но ты только что узнала!
– Чему ты так удивляешься? – воскликнула ее сестра. – Ты сама сказала, что он давно был для нас членом семьи, и ты даже подумывала о том, чтобы выйти за него замуж.
Крессида с опаской взглянула на сестру, но Калли взорвалась смехом.
– Ты могла бы догадаться, что я шучу.
– Он… рассказал мне о вашем разговоре прошлой ночью. Это дало ему надежду. И он набрался смелости поговорить со мной, чего он не мог позволить себе раньше. – Глаза Калли были мокрыми. – Крессида, я навеки в долгу у тебя. Сама я никогда не осмелилась бы сказать ему, что он мне нравится, зная, как папа…
– Папа не посмеет вмешаться, – сказала Крессида, когда Калли вдруг замолчала. – Я ему не позволю.
Ее сестра сделала глубокий вдох и расправила плечи.
– Нет. Я сама не позволю, – твердо произнесла она. – Никогда больше.
– Хорошо. – Крессида решительно кивнула. – Я очень рада за вас обоих.
На губах у Калли снова расцвела улыбка, Крессида, сияя от радости, не могла не улыбнуться в ответ, хотя сердце у нее бешено стучало.
– Мы возвращаемся в Портсмут, – сказала Калли. – Там мы оба чувствовали себя дома и хотим вернуться. Теперь, когда Бригхэмптон потерян, мы решили уехать и не быть обузой для семейства Хейзов. И мы хотели бы, чтобы вы с бабушкой поехали с нами. Я попрошу майора Хейза сообщить отцу, если… он найдет его, куда нам писать.
– Ода… конечно.
Калли вопросительно посмотрела на нее, но Крессида улыбнулась в ответ, и Калли успокоилась.
– Я иду к бабушке. Надеюсь, она обрадуется… О, Крессида, как ты думаешь, она будет недовольна, что он… – Калли нервно всплеснула руками.
– Тем, что он солдат, как папа? Что он достойный человек? И безумно влюблен в тебя? Чего это вдруг ей быть недовольной?
Ее сестра покраснела.
– Она всегда хотела, чтобы мы удачно вышли замуж.
– Калли, – тихо сказала Крессида, – если ты выйдешь замуж за Тома, то это будет удачный вариант.
– Я знаю.
Больше Калли не могла сдерживаться, она обняла Крессиду, а потом заторопилась к бабушке, чтобы сообщить ей новость.
Крессида оттолкнула дневник отца и блокнот, в который она заносила свои догадки. «Обратно в Портсмут…» Ее глаза бесцельно блуждали по оранжерее. Далеко от Пенфорда. Она встала и медленно побрела по дому. Мысли ее путались. Калли и Том поженятся! Как замечательно, что два дорогих ей человека найдут свое счастье. Но с другой стороны, событие это означало и неожиданное разрушение ее мира. Они так долго жили вместе, а теперь Калли с Томом будут настоящей семьей. У них будет свой дом. Могут появиться дети. Ночами они будут вместе сидеть у огня, потом ложиться в постель. А Крессида будет сидеть у огня с бабушкой.
Она не завидовала. Нет, Крессида не могла завидовать, ведь она была искренне рада за сестру. Это было бы унизительно для нее и несправедливо по отношению к Калли, которая заслуживала любви и счастья, и к Тому, который любил ее так долго и безнадежно. Борясь со своими противоречивыми чувствами, она продолжала идти по дому и, прежде чем осознала, что делает, оказалась у двери кабинета Алека.
Она постучала – дверь открыл Джон Хейз. Крессида облизнула пересохшие губы.
– Я прошу прощения. Я не хотела мешать…
– Мы закончили, – сказал мистер Хейз. Он через плечо взглянул на Алека, который стоял за письменным столом. – Ведь уже закончили?
– Да, пожалуйста, входите. – Алек рукой дал ей знак войти. Мистер Хейз вежливо поклонился, придержал для нее дверь и вышел.
Неожиданно Крессида почувствовала всю абсурдность ситуации – она пришла к Алеку обсудить ситуацию, облегчить душу, тогда как у него своих забот хватает, да еще ее заботы, связанные с поисками их отца. Что она может сказать? Что ее сестра выходит замуж, а у нее сжимается сердце, потому что ей тоже хочется, чтобы ее беззаветно любили? Это зависть, ничтожное, мелкое чувство, и Крессида ненавидит себя за это. Тем временем Алек вышел из-за стола и жестом предложил ей сесть на диван.
– У вас озабоченный вид, – сказал он. – Что-то случилось?
– Да. – Она покачала головой, садясь на диван. – Но очень счастливое событие. Мистер Уэбб сделал предложение моей сестре, и она приняла его.
– А… – Он внимательно посмотрел на нее. – Я желаю им счастья. Вообще-то я подозревал, что он питает надежду.
Она растерянно засмеялась. Алек, разумеется, должен был заметить то, что она проглядела, хотя все последние годы жила рядом с Томом и Калли.
– Да, так и было какое-то время. Но мой отец… эту партию не одобрял… – Она замолчала, пытаясь унять дрожь в лежавших на коленях руках. – Нет, я должна быть честной с вами, – произнесла она потухшим голосом. – Отец знал, что Том любит ее, и дал ему понять, что он должен держаться подальше. Он даже… выдал Калли замуж за этого ужасного мистера Филлипса, чтобы Том не смог жениться на ней. – Алек молчал. Крессида грустно вздохнула. – А Калли на самом деле заслуживает, чтобы ее любили, и я думаю, Том сделает ее счастливой. Не знаю более достойного человека.
– Конечно, – пробормотал он.
Какое-то время они оба молчали. Крессида сидела, дергая нитку на кромке фартука, и избегала смотреть на него. Что он мог ей сказать?
– Они собираются вернуться в Портсмут, – сказала она, чтобы нарушить неловкое молчание. – Бабушка тоже, я уверена, поедет с ними. Она родилась и выросла в Портсмуте, и теперь, когда мы потеряли Бригхэмптон, у нее нет причин оставаться здесь. – Нитка начала рваться под ее беспокойными пальцами. Она заставила себя остановиться и теперь просто теребила пальцами фартук.
– Тогда я поговорю с Уэббом, – сказал он. – Ведь ему потребуется фургон для переезда.
Крессида кивнула:
– Вы очень добры.
Но не это она жаждала услышать. Он понял, что она уезжает вместе с ними? А что она надеялась услышать? Что он хочет, чтобы она осталась? Зачем? Чтобы спорить с ним, задавать вопросы по поводу всех его действий и настаивать, чтобы он брал ее с собой, отправляясь на поиски ее отца? Ее присутствие только усложняет ему задачу.
А может быть, он хочет прижать ее к стене, как тогда в библиотеке, коснуться губами ее затылка и обнаружить, как мало нужно, чтобы она растаяла и уступила?
– Вы уезжаете с ними?
Она подняла глаза и встретила его взгляд. Сердце ее стучало, пальцы дрожали. Ей следовало сказать «да», потому что Калли пригласила ее жить с ними, и у нее не было причин или отговорки не ехать со своей семьей. Ей хотелось сказать «нет», потому что она сейчас могла уехать из Пенфорда, от него и прервать то удивительное, что, как она чувствовала, возникло и существовало между ними. Но она, только не отрываясь, смотрела в непостижимые синие глаза Алека и ничего не говорила.
Казалось, прошла целая вечность. Крессида знала, что у нее все на лице написано, но ничего не могла с этим поделать. Не стоило и пытаться. Может быть, он примет решение за нее. Он слишком честен, чтобы играть с ней. Если ему нет до нее дела или если он видит, что у них нет будущего, он будет милосердным и пожелает ей благополучной жизни в Портсмуте. Потому что Крессида, которая всегда была бойкой на язык и никогда не боялась говорить прямо, лишилась дара речи, осознав, что хочет, чтобы он попросил ее остаться, причем не важно, по какой причине.
Он резко встал из-за стола.
– Не хотите ли прогуляться со мной?
Она кивнула, встала и прошла в открытую для нее дверь, потом они вместе прошли через весь дом, и вышли в сад. Они шли мимо гардений, роз, полевых цветов на лужайках за садом, потом все дальше и дальше. Крессида не знала, что он задумал, но это не имело значения, она доверяла ему. Она была бы счастлива вот так идти рядом весь день.
– Я не слишком скучал по Пенфорду, когда был далеко от него, – неожиданно заговорил Алек. – Я жаждал приключений и использовал для этого любую возможность. Я был грозой Марстона – вместе с Уиллом Лейси. Это подтвердит любой здешний житель. Когда мне исполнилось семнадцать лет, отец с радостью купил мне офицерский чин и отправил за приключениями, какие можно было найти лишь на войне с Бонапартом, а я был рад такой возможности. Я собрал свои вещи и уехал.
Он остановился на пологом подъеме, откуда видны были поля и река, издалека похожая на серебряную полоску. Дом, уютно устроившийся в зелени садов, остался позади них.
Дом был теплым, светлым, красивым, и Крессиду вновь охватило чувство, что для нее не существовало бы места лучше, чем Пенфорд. Как он мог так легко уехать и не скучать по дому? Но Алек, прищурившись из-за яркого солнца, казалось, видел только что-то свое.
– Я никогда не думал, что Пенфорд станет моим и что мне придется управлять им. Если бы я мог себе представить… – Он помедлил, потом заговорил медленнее, тщательно подбирая слова: – Если бы я был настроен на это, то, возможно, вел бы себя по-другому. Или нет… Воображение бессильно нарисовать картину того, что делается на поле боя. Никому, кроме выживших в этом аду, не дано понять, какая там творится неразбериха, какие гигантские усилия требуются, чтобы управлять людьми, лошадьми и орудиями, да еще заставлять людей идти в атаку. Это ужасает и одновременно заряжает. Кровь быстрее бежит по жилам, мозг лихорадочно работает. Бывают моменты, когда чувствуешь в себе силы совершить то, что в обычной жизни сделать невозможно, и порой это даже удается. Бывает, что после долгого ожидания, или обустройства позиций, или попыток занять позицию все летит к чертям, и остается лишь какой-то миг, чтобы принять единственное, верное решение и не погибнуть.
Он снова замолчал. Крессида смотрела на мирные зеленые луга и пыталась представить себе великое множество людей, окровавленных, раненых, рвущихся вперед и готовых убивать. Отец никогда не рассказывал подробности сражений, а по донесениям, попадавшим в газеты, всегда возникала блистательная картина, как мужественные офицеры ведут своих людей в атаку или как верная пехота готова выстоять под любым вражеским огнем. Крессида понимала, что на войне умирают, становятся калеками, приобретают шрамы, но иногда все-таки остаются целыми и невредимыми. В реальной жизни она знала только отца и Тома, которые благополучно вернулись домой. «И Алека! – шепнул ей внутренний голос, напомнив о шрамах на его спине и груди. – Ты знаешь его…»
– Однако то, что происходит после сражения, хуже, гораздо хуже. – Его голос стал тише и глуше. – Везде хаос, полки рассеяны или от них осталось так мало людей, что их не найти. Товарищей, которых ты полюбил, как братьев, не стало. Они разорваны на куски или получили такие тяжелые ранения, что хирургам с трудом приходится спасать то, что еще осталось. Невообразимы потери живой силы, однако все это уже оставляет тебя почти равнодушным. Проходит время, и ты смотришь на гниющее под солнцем поле, не в состоянии что-либо чувствовать. Может быть, лишь небольшое облегчение, что ты оказался одним из выживших, или сожаление о том, что потерял хороших солдат, не сумел удержать позиции и полностью уничтожить врага. Но впереди другое сражение, опять война и смерть, измена.
– Зачем вы рассказываете мне все это? – испуганным шепотом спросила она.
Он закрыл глаза.
– Я знаю о слухах, что я бежал после Ватерлоо, чтобы стать пиратом в Вест-Индии, или сбежал в Америку с кучей французского золота. Правда…
После долгого молчания заговорила она:
– Правда то, что вы появились дома через пять лет, чтобы помочь незнакомке, даже после того, как она наставила на вас пистолет и потребовала рассказать о ваших намерениях. Вы задавали неприятные вопросы, которые нужно было задать, и говорили истинную правду. – Она смотрела на него сбоку, из-под ресниц. – Трус и негодяй не стал бы так себя вести.
– У вас не было, вернее, нет оснований, верить мне, – отвечал он. – Да вы и не верили вначале.
Крессида подумала.
– Да, – сказала она. – У меня не было оснований верить вам. Но я все равно поверила. – Она помолчала. – Вера, как мне представляется, не требует доказательств, иначе это уже не вера, разве не так?
Алек глубоко вздохнул – свежий воздух почти болезненно распирал его грудь. Вот как оно обернулось. Как странно, что она не воспользовалась шансом узнать правду, ведь это сделал бы любой другой обитатель Марстона.
– Правда заключается в том, что я сделался тайным агентом, – сказал он, прежде чем успел передумать. – Работал на министерство внутренних дел. Я прикидывался слугой или торговцем и шпионил за теми, кто вызывал недовольство правительства. Для меня это был единственный шанс восстановить свое доброе имя. Не удалось. Я никогда не предполагал, что придется вернуться домой обесчещенным, но так получилось. Я оказался здесь в ужасной ситуации, как в тот день, когда узнал, что меня обвиняют в предательстве. Лучше остаться мертвым, чем вернуться вот так, и все же… – Он сделал глубокий вдох. Подождал, пока знакомое чувство гнева от собственной беспомощности не отпустит его, и осторожно разогнул пальцы, сжатые в кулаки. В последние годы это чувство стало привычным для него.
Глаза у Крессиды округлились и стали огромными. С побледневшим лицом она, не отрываясь, смотрела на него. Казалось, прошла целая вечность.
– О, – прошептала она. – Я понимаю. Понимает ли? Он грустно улыбнулся:
– Я хотел, чтобы вы знали.
В широко открытых глазах, в которых роились золотистые искры, не было сомнений.
– Почему?
– Потому что… – Он покачал головой и отвел глаза. – Я так захотел.
Она осталась спокойной. Он не удивился бы, если бы она развернулась и пошла – или побежала – прочь.
– Теперь понятно, почему… вас послали искать моего отца. Вы сказали, что у вас есть таланты, которые необходимы для таких поисков, и я все гадала, что вы имели в виду.
– Да. Хейстингс обратился к моему начальнику, и тот послал меня.
Она несколько раз моргнула, потом сглотнула, и он не мог оторвать глаз от ее шеи.
– Тогда… Значит, министерство внутренних дел интересуется тем, где мой отец? Почему?
– Я не знаю. – У него были лишь некоторые подозрения, и только. Алек старался гнать все это от себя, решив, что годы жизни среди лжецов, мошенников и прочих негодяев сделали его чересчур подозрительным. Вероятнее всего, исчезновение Тернера связано с каким-нибудь несчастным случаем или его решением сбежать от семьи. Если какое-либо из его подозрений оправдается, он без колебаний сообщит ей об этом, но в отсутствие доказательств…
Ее плечи поникли.
– Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем о том, что с ним случилось. И узнаем ли вообще хоть что-нибудь. Я все больше убеждаюсь, что он совсем не тот человек, каким мы его знали, и каким он был в наших глазах.
– Я не считаю, что все потеряно, – сказал Алек. – Пока еще нет.
Она смотрела на него, и робкая улыбка тронула ее губы.
– Спасибо вам, – шепнула она. – Ваша уверенность придает мне сил.
Алек понимал, что она имеет в виду. В те дни, после Ватерлоо, только один Питербери знал, что он жив, и единственный верил в то, что он ни в чем не виноват. Всего один человек был на его стороне, но это так много значило, хотя Питербери действовал мучительно медленно и с такими мерами предосторожности, что, казалось, ничто никогда не изменится к лучшему. Алек месяцами влачил жалкое существование, и только поддержка верного друга была для него лучом света во мраке. А теперь рядом с ним стоит Крессида Тернер, на которую благотворно влияет его присутствие. Она верит в него и смотрит на него сияющими глазами. Как-то непривычно ему было ощущать себя человеком, на которого рассчитывают, но это не чувство гордости или тревоги, а удовлетворение от того, что он может помочь выжить.
