Текст книги "Лишь в твоих объятиях"

Автор книги: Кэролайн Линден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Глава 24

Позже Крессида порадовалась, что все это происходило глубокой ночью. Держась за руки, они с Алеком почти бежали по дому. Их одежда была в беспорядке – было, на что посмотреть со стороны. Два раза Алек резко останавливался, притягивал ее к себе и впивался в нее голодным поцелуем. Когда, наконец, он, толкнув дверь своей спальни, пропустил ее внутрь, оба почти лишились дыхания.

Он выпустил ее руку и закрыл дверь.

– Вы уверены? – тихо спросил он. Голос его дрожал от напряжения.

Крессида только кивнула:

– Да.

Ключ в замке издал легкий щелчок. Отброшенный в сторону, он поблескивал в падающем от камина неясном свете, но Крессида уже не видела этого. Пока Алек намеренно неторопливо шел к ней, ее руки сжимались и разжимались. Она не двигалась с места, только смело смотрела ему в глаза.

Он дотронулся до ее щеки, нежно провел по линии подбородка. Крессида не пыталась унять дрожь, ей нравилось ощущать его руки на своем теле. Она через голову стянула платье и бросила его на пол. Дыхание вырывалось у него со свистом. Она потянула за рукав своей ночной рубашки, оголив плечо. Он провел пальцем по ее ключице, на его губах появилась озорная улыбка.

– Мне очень нравится быть соблазняемым, – прошептал он. Не успела Крессида покраснеть от своей развязности, как он запустил палец под вырез ее рубашки и спустил ее с плеч.

Под его взглядом ее соски набухли и стали твердыми. По коже побежали мурашки. Ей нестерпимо хотелось прикасаться к нему. Но Алек отступил назад, не сводя с нее глаз, сорвал с себя галстук, потом жилет и отшвырнул их в сторону. Крессида пожирала его глазами, ей хотелось кричать от нетерпения. Но когда он снова шагнул к ней, она отступила, качнув бедром, и ослепила его кокетливой улыбкой. Ей и в самом деле нравилось обольщать его. Ночная рубашка скользнула вниз до бедер, но она, подхватив ткань рукой, не давала ей сползти ниже. Он сделал еще один шаг к ней, но она опять отступила. Но сзади оказался столбик кровати, и Алек сделал рывок.

Они вместе опрокинулись на кровать. Крессида потянула рубашку Алека. Он наклонился и поцеловал ее за ухом. Рубашка вылезла из его штанов, и она просунула под нее руки, ощутив теплую и живую кожу с мощными мышцами. Краешком сознания она отмечала шрамы, которые видела раньше в библиотеке. Это был Алек, которого она любила, со шрамами или без них, и он слишком медлил.

Алек больше не мог сдерживаться. Он не знал, почему Крессида решила соблазнить его именно этой ночью, да и не хотел знать. Он был без ума от нее, с ее дерзостью, нежностью, добрыми глазами, с ее манерой задумчиво смотреть на него – один уголок рта приподнят вверх, голова наклонена, дразня его видом оголенной шеи. «Может быть, она уже задумывалась… об этом», – пришло ему в голову, когда он погрузил руки в шелковый водопад ее волос.

Долго размышлять ему не пришлось, потому что, когда она прижалась к нему и начала ласкать его руками, он почти потерял голову. Ему хотелось любить ее нежно, со всей деликатностью и утонченностью, хотя он готов был содрать ее проклятую ночную рубашку и наброситься на нее с необузданной первобытной страстью.

Он предполагал, что она не девственница, но не знал наверняка, поэтому нужно было действовать осторожно.

– Я хочу почувствовать вас внутри себя, – произнесла она гортанным шепотом, и он сразу налился силой, отбросив всякую мысль о том, чтобы остановиться. Ее руки двинулись вниз и обхватили его. Алеку пришлось задержать дыхание, чтобы немедленно не войти в нее. Пробормотав проклятие, он задрал ей рубашку. Она приподняла колени, и он смог ввести пальцы через влажные завитки волос между ее ногами прямо во влажный жар ее тела. Она выгнула шею, глаза у нее стали большими, и Алек потерялся в ощущениях.

Он сбросил туфли и освободился от брюк. Она села, через голову стянула с него рубашку и тут же оказалась в его объятиях. Теперь ее гладкая мягкая кожа касалась его тела. Он снова трогал ее, но она была уже влажной, приподнимала бедра и реагировала на движение его пальцев внутри ее.

«Пожалуйста», – молила она. Она лизнула кончик своего пальца и поводила рукой по своему плоскому животу. Алек задрожал. Видеть, как она ласкает себя, было непереносимо. Он ввел один, потом два пальца внутрь ее и стал ласкать, наблюдая, как ее пальчик кружил над потайным местечком. Глаза его загорелись. Пот выступил у него на лбу, руки дрожали. Он схватил ее руку, взял в рот ее палец и облизнул его, чтобы почувствовать ее вкус. Она потянула к нему другую руку. Тогда он поймал оба запястья, пригвоздил ее руки к постели над головой, а другой рукой ввел пенис в ее влажное разгоряченное лоно.

Крессида задохнулась. Руки ее напряглись, но она не смогла высвободить их. Он поднял голову и подождал – ее голова неистово металась из стороны в сторону. Ее прерывистое дыхание свидетельствовало о приближении к вершине сексуального наслаждения. Не в силах произнести ни слова, она закинула на него ноги и приподняла бедра, чтобы лучше чувствовать его.

Голод подстегивал их, они не могли сдерживаться и со всей страстью предавались любви. Он отпустил ее руки, иначе не мог бы ласкать ее грудь. Потрогал большим пальцем сосок, наклонился и взял его в рот. Крессида гладила его руки и плечи, ощущала, как твердели и расправлялись его мышцы, когда он двигался внутри ее, заполняя собой ее тело и сердце.

Почувствовав приближение оргазма, Крессида натянулась как струна. Она с такой силой прижимала к себе Алека, что, должно быть, сделала ему больно, но он крепко поцеловал ее, изменил ритм движений и начал входить в нее под разными углами. Она трепетала под ним, слезы текли по ее щекам, по телу побежали волны и привели ее к вершине наслаждения. Спина Алека была напряженной, он содрогался в оргазме. Наступило освобождение.

Они долго не двигались. Крессида лежала, не открывая глаз, ощущение полного удовлетворения и счастья овладело ею. Она не хотела выпускать его руки, вставать с постели. Это был риск – заниматься любовью с Алеком, но она не колеблясь, с удовольствием рисковала бы вновь и вновь. Ровно столько, сколько необходимо, чтобы завладеть его сердцем в той же мере, в какой это удалось сделать ему. Крессида знала – она так любит его, что готова рисковать, даже если это принесет ей несчастье или погибель.

Алек поднял голову и посмотрел на нее сверху. Охваченная страстью, улыбающаяся, обнимающая его, Крессида Тернер была самой прекрасной женщиной из всех, которых он знал. Его влекло к ней с первой встречи, с того самого момента, когда она целилась в него из пистолета – там, в конюшне. Он уважал ее смелость, восхищался ее честностью, достоинством, находил забавным ее юмор, ценил ее доверие. Теперь он точно знал, что испытывал к ней нечто большее, чем притяжение или восхищение. Он был околдован и очарован, он не мог представить себе жизнь без нее. Алек никогда не был сентиментальным романтиком, но когда она улыбалась ему вот так, как сейчас, сердце его до краев наполнялось счастьем. Ничего подобного он не испытывал раньше.

– Это не все, – сказал он, ему все еще не хватало дыхания. – Этого недостаточно. Я хочу вас – не только сейчас…

– Знаю, – пробормотала она, проводя пальцами по его волосам. – Я знаю, любовь моя. – Ее слова были бальзамом для его души.

Он говорил ерунду. Глубоко вздохнув, он лег, прижавшись щекой к ее груди, вслушивался в биение ее сердца и в первый раз за долгие годы ощутил в душе мир и покой.

Проснулся он внезапно – с чувством, что кто-то смотрит на него. В силу выработанной привычки Алек полежал, не шевелясь, прислушиваясь, и только потом осознал, кто дышит рядом с ним, кто смотрит на него так пристально, что он проснулся.

Она повернулась на бок и лежала, подперев голову рукой. Ее прекрасные волосы в хаотичном беспорядке струились по ее голым плечам и груди. В мягком свете зари она была очень хороша, и сердце Алека неожиданно подпрыгнуло от радости. Он довольно быстро смог бы привыкнуть просыпаться с ней рядом.

Но в ее глазах не было радости, уголки соблазнительного рта опустились вниз. Он не сразу заметил, что она изучает шрамы на его груди. Когда она стаскивала с него рубашку, было темно, и она их не видела.

– Они не болят, – сказал он. – Больше не болят.

– Но раньше болели.

Это невозможно было отрицать.

– Давным-давно.

Она посмотрела ему в глаза.

– Вы не хотите, чтобы кто-нибудь здесь знал, как много вы страдали, ведь так?

Алек покачал головой:

– Не от этих шрамов. – Он дотронулся до самого длинного, который тянулся от ключицы вниз и поперек ребер. – Даже не от этого.

– Я не верю. – Она потянулась к нему. Мышцы у него напряглись – она дотронулась до него и провела пальцами по шраму.

– Пока эта рана была в ужасном состоянии, я в основном был без сознания.

Ее лицо сморщилось. Хотя она улыбалась, он чувствовал ее боль.

– Вы не расскажете мне, да? Вам не надо говорить мне. У всех есть какие-то секреты, а мы пока еще не очень хорошо знакомы…

Алек рассмеялся:

– И вы говорите это сейчас, когда мы, голые, лежим в постели? – Он повернулся лицом к ней и убрал ее волосы за плечи, чтобы были видны ее небольшие полные груди. Его рука задержалась на ее щеке, и глаза ее почти закрылись от удовольствия. Его тело, уже готовое, как всегда утром, к активным действиям, стало твердым и налилось силой. Он положил руку на ее соблазнительную шею и медленно и нежно погладил ее. – Я бы сказал, что мы знакомы очень близко.

Она покраснела, отвела глаза.

– Да, в этом смысле. Но это еще не означает, что мы хорошо знаем друг друга. Поверьте, я понимаю различие.

Алек убрал руку с ее шеи.

– Конечно, – пробормотал он. – Вы правы. Он взял ее руку и положил на свое бедро, туда, где был самый старый шрам. – Этот я заработал в Португалии, после Вимейры. Я набрел на французского пехотинца, который отстал от своего полка, чтобы чем-нибудь поживиться. Трудно сказать, кто из нас больше удивился, увидев другого, но он запаниковал первым, подскочил как сумасшедший и рубанул палашом. Я остолбенел, взвыл, а мерзавец тем временем дал деру. – Он провел ее рукой по длинной, едва заметной линии на левом предплечье. – Это любезность испанского партизана, у которого были совсем другие намерения. Он, скорее всего, был пьян как сапожник, но руку мне повредил.

– Вы его застрелили? Алек пожал плечами:

– Должен был бы. Его пуля, задев мою руку, попала в шею моей лошади и убила бедное животное. Я не был уверен, что сумею победить даже пьяного испанца, ведь по моей руке текла кровь.

Она охнула:

– Ужасно! Алек усмехнулся:

– Действительно ужасно. Я даже не отомстил тому парню. Моя рука слишком дрожала – не только от ранения, но и от злости, что он убил мою лошадь. Все, что я смог сделать, – это нажать на курок. К счастью для меня, моего ответного выстрела оказалось достаточно, чтобы он бежал.

Ее пальцы проследили путь, оставленный пулей.

– Вот и хорошо, – сказала она приглушенно. Потом дотронулась до похожей на звездочку метки повыше бедра. – А это?

– Ватерлоо. Французская пика. Я не помню, как это произошло.

– А это тоже Ватерлоо? – Она медленно провела пальцем по самому длинному и глубокому шраму – следу от удара саблей, который мог лишить его головы, если бы сабля не наткнулась на ключицу. Алек знал, как ужасно выглядит этот шрам – кожа стянута, в буграх. Однако легкое прикосновение ее пальца к выпуклостям и ямкам шрама неожиданно вызвало ощущение, будто по коже побежали искры. Он не был монахом, конечно, не был им в армии и даже в последние пять лет, но ему никогда не приходилось быть в постели с женщиной, которую бы так интересовали его шрамы, каждый дюйм его исковерканного тела. Вообще-то после Ватерлоо он ни разу не снимал рубашку, когда занимался любовью. Но тогда он просто утолял голод. На этот раз все было по-другому. И ему вдруг захотелось рассказать Крессиде о своих шрамах. Она провела пальцем до конца шрама.

– Да, – ответил он. – Это почти последнее, что я запомнил о сражении. К тому времени я командовал эскадроном драгун. Мы атаковали неожиданно. Солдаты Бонапарта побросали оружие и бежали. Атака была такой успешной, что многие драгуны проскакивали мимо цели и попадали под огонь французов. Я пытался вернуть моих людей обратно на позицию, когда ко мне подлетел кирасир.

На миг он снова почувствовал, ледяной ожог стали, рассекающей его плоть, и увидел перекошенное лицо французского кирасира. Он успел подумать: вот последнее, что он видит, и пожалел, что это не хорошенькое женское лицо, а безобразная физиономия француза.

– Должно быть, это было ужасно, – шепнула Крессида, почувствовав, как он вздрогнул.

– Да, – согласился он. – Все, связанное с Ватерлоо, было ужасно.

– Я сожалею.

– Нет причин сожалеть. Это уже все в прошлом. – Алек переключился с воспоминаний на действительность. К мягким прикосновениям Крессиды, ее заинтересованному вниманию. – Правда, я никак не думал, что это может интересовать вас.

Она улыбнулась, почти робко.

– Меня интересуете вы. – Она еще немного пододвинулась к нему. – А остальные?

– Кровожадная девица, – сказал он со смехом. – Эти были хуже всего.

– А на спине? – Она погладила его по плечу.

Алек поморщился, когда ее ладонь оказалась на метках, оставленных щепками от кареты графа, разнесенной бочонком с порохом. Он почти забыл об этих метках, которые были ему ненавистны более других. Он был рад, что следы его занятий шпионажем оказались на спине, и он не мог видеть их, хотя все еще ощущал.

Заметив выражение его лица, Крессида убрала руку.

– Простите, – торопливо сказала она. – Мне не следовало…

– Не надо. – Он сел так, чтобы она видела его спину. Даже при слабом свете раннего утра она увидела множество крошечных шрамов, разбросанных по всей спине. В отличие от других они не казались смертельными или опасными, но их было так много… – Это случилось в Лондоне, – сказал он, наблюдая за ней через плечо. – Всего несколько недель назад.

Она оторопела.

– В Лондоне! Но как же…

– В каком-то отношении шпионить не менее опасно, чем воевать. – Он пожал плечами. – Я полагал, что шансов взлететь на воздух будет меньше, но оказался в центре истории с попыткой убийства и просто чудом уцелел. Если бы не другой агент, выкрикнувший предупреждение, я бы остался стоять рядом с пороховым бочонком, когда тот взорвался.

– Что произошло?

– Меня определили лакеем в дом графа. Кто-то хотел убить его, и это почти удалось, причем всего в пятидесяти ярдах от Карлтон-Хауса. – Она не сводила с него удивленных глаз. Алек усмехнулся. – Так что теперь вы знаете, что вам прислали не самого удачливого агента. Вам следовало прислать Синклера. Он распутал сеть заговора и в придачу спас дочь графа.

– А что граф?

Алек снова пожал плечами:

– Я успел оттащить его и упал на него сверху, когда бочонок взорвался. В карете оказалось ужасно много дерева. Я думал, что доски и щепки никогда не перестанут падать: в конце концов, какая-то немалая деревянная часть свалилась на мою голову. Так, по крайней мере, сказали мне позже. Кажется, я мастер попадать в неприятные истории.

Крессида встала на колени, обняла его сзади за плечи и поцеловала в затылок долгим нежным поцелуем.

– Я рада, что они прислали вас, – шепнула она. – Если бы это был Синклер, я застрелила бы его на месте, застав в конюшне.

Алек улыбнулся, покачал головой. Потом засмеялся:

– Сомневаюсь. Харри настоящий красавчик, дамы от него без ума, хотя теперь, когда он собрался жениться, его жена наверняка будет очень благодарна всем, кто не успел его застрелить. – Внезапно он схватил ее, и уже в следующее мгновение Крессида оказалась лежащей на спине, а он нависал над ней. Ее сердце учащенно забилось – блестящие синие глаза изучали ее. – А у вас есть шрамы?

– Нет, – сказала она. – Вернее, есть, вот здесь, – она коснулась груди напротив сердца, – но он маленький и старый.

Его глаза переместились с ее руки на лицо.

– Флотский офицер.

– Да. – Даже сейчас она испытывала боль унижения. – Его звали Эдвард, – сказала она. – Он был очень напористым и таким очаровательным. На тот момент моя сестра только вышла замуж, и я оказалась предоставлена самой себе. Когда он попросил меня выйти за него замуж… – Она замолчала, собираясь с мыслями. – Ну, это был первый раз, когда мужчина обратил на меня внимание, голова у меня пошла кругом. Я была очень глупой. В голосе у нее появилось что-то такое, отчего стало ясно – мысли ее далеко. На его лице появилось опасно-спокойное выражение. Она через силу улыбнулась.

– Когда он сказал мне, что мы не сможем пожениться, я испугалась, что забеременела. Бабушка без конца предупреждала нас, что бывает, когда девушки позволяют мужчинам добиваться своего, и вот я оказалась такой девушкой, способной навлечь позор на себя и на нее.

Мышцы на его руках и плечах заходили ходуном. Что-то изменилось в его лице, в нем проступило что-то грозное.

– Мужчин, которые бросают женщину в таком положении, надо расстреливать.

Сердце у нее затрепетало.

– Тогда я и научилась владеть пистолетом, – сказала она. – Но через неделю я узнала, что ребенка не будет, и обрадовалась. Я была дурочкой и получила хороший урок, но мне не пришлось платить за него долгие годы…

– Как вашей сестре, – закончил он за нее. Она кивнула:

– Да.

Алек положил руку туда, где билось ее сердце, нежно провел по ее груди, а потом сделал движение, как если бы убирал что-то с ее сердца. Ее дыхание остановилось.

– Я больше не чувствую шрама, – прошептала она. Он улыбнулся хищной улыбкой.

– Так всегда бывает, когда они заживают. – Он потрогал ее сосок, слегка сжав его между большим и указательным пальцами, и по ее спине пробежал трепет. – Так он зажил?

Крессида выгнулась под его лаской.

– Да, – сказала она, задохнувшись.

– Вы уверены? Может быть, мне следует проверить? – Он наклонился, и она вцепилась в простыни, когда он поцеловал ее «шрам» и его горячее дыхание обожгло ей кожу.

«Все зажило», – думала она, когда его губы томительно медленно двигались по ее груди. «Совсем зажило, теперь, когда вы здесь». Она положила руки ему на плечи. Когда он лизнул ее сосок, а потом легонько захватил его зубами, тепло разлилось по ее телу.

Он встал на колени и откинулся назад. Какое-то время он медлил, разглядывая ее распростертое перед ним тело цепким мужским взглядом. Они, конечно, уже занимались любовью, и его руки касались ее везде, но тогда было темно. Крессида покраснела и неловко задвигалась, смущенная своей наготой.

– Не надо, – сказал он, поймав ее руку, когда она захотела слегка прикрыться. – Я хочу видеть вас.

– Я совсем не красавица, – сказала она и пожалела, что не придержала язык. Зачем ей утверждать это сейчас?

Он поднял брови. Его руки самым смущающим образом прошлись по внутренней поверхности ее бедер.

– Вынужден не согласиться. Нет, этого недостаточно. Вы абсолютно не правы, говоря это, потому что я нахожу каждый дюйм вашего тела прекрасным.

– Каждый дюйм? – Она не могла не засмеяться.

– Несомненно. – Он провел рукой по ее лодыжке. – Точеная лодыжка, очень аккуратная. – Он погладил ее икру. – Стройные сильные ноги, хорошо сформированные. – Она засмеялась, когда он положил ладони на ее бедра. – Симпатичные бедра, – пылко произнес он. – Идеальная талия. – Она попыталась оттолкнуть его руку, а он поднес ее пальцы к губам. – Изящные кисти, но сильные и умелые. Кроме того, у вас твердая рука, что важно, когда целишься из пистолета. – Крессида поежилась, и он ухмыльнулся. – Руки идеальной длины и полноты. Великолепные груди… – Он легонько сжал одну. – Более чем великолепные, если подумать. – Продолжая ласкать ее, он вскинул голову. – Ошеломляюще красивая.

Крессида заулыбалась, чувствуя, что лицо у нее сделалось совершенно красным. Она не привыкла, чтобы ею восхищались, да еще в таком бесстыдном виде. Это воодушевляло и смущало одновременно, и он похитил еще один кусочек ее сердца.

– Я могу смотреть на ваше лицо до конца своих дней, и это занятие никогда не надоест мне. – Она рванулась к нему, а он наклонился и поцеловал ее в губы. – Даже если вы будете продолжать смотреть на меня так, словно я сошел с ума.

– Может быть, вы действительно сошли с ума? – вырвалось у нее.

– Вот как. – В его глазах запрыгали огоньки. – Если это сумасшествие, в нем есть своя логика. – Он опустился ниже, теперь они оказались лицом к лицу. Ее груди плотно прижимались к его груди, его руки обхватили ее за плечи, уютно удерживая ее под ним. В его объятиях она чувствовала себя защищенной от всех невзгод; тепло, исходившее от его глаз, заставляло трепетать ее сердце. – Но самое лучшее в вас, – пробормотал он, – вот здесь. – Он приложил палец к ее губам.

– Мои губы?

– Ваша душа. – Он поцеловал ее. – Ваша разумность. – Он снова поцеловал ее. – Да, и ваш рот, который ежедневно доводил меня до помрачения рассудка. – На этот раз поцелуй был очень страстным, продолжительным, и окончательно лишил ее воли. Она ласкала его руками, прижималась к нему с не меньшим энтузиазмом, чем он к ней, пока оба не задохнулись.

Он схватил подушку и подсунул ей под бедра. Она хотела сесть, не понимая, что он собирается делать, но Алек прижал ее к постели. Лицо у него стало жестким. Он сел на пятки и одной рукой взялся за ее колено, быстро поцеловал, словно укусил, нежную кожу под ним, а потом перебросил его через свой локоть и подтянул ее тело к себе.

Крессида смотрела на него, едва дыша. Когда он лизнул свой палец и дотронулся им до ее нежного, пульсирующего местечка между ног, тело ее напряглось от предвкушения. При первом прикосновении ее бедра дернулись, она охнула. Алек держал ее колено железной хваткой, не давая ей увернуться от сводящих с ума мягких прикосновений. Крессида застонала в экстазе, попыталась активнее двигаться, но он удерживал ее тело в том же положении.

Жар сжигал ее. Она металась из стороны в сторону, цеплялась за простыни, потому что не могла дотянуться до него. И каждый раз, бросая на него взгляд, она встречала устремленные на нее синие, горящие от желания глаза.

Он скользнул вперед и медленно стал входить в нее. Теперь она почти стонала, ожидая, чтобы он как можно скорее завершил эти сладостные муки, но он не торопился. Он медленно и нежно двигался вперед-назад, в то время как его пальцы поддерживали огонь в ее крови. Казалось, она вот-вот взорвется от перевозбуждения. Должно быть, он почувствовал это, потому что выпустил ее колено, и она забросила дрожащие ноги на его талию, а он начал входить в нее глубокими, мощными толчками. Он трудно дышал, его движения ускорялись, и она ощутила, как большая теплая волна наслаждения поднялась и накрыла ее… Его спина перестала быть напряженной, он содрогнулся еще один, два, три раза, прежде чем упал на нее со стоном, в котором было утомление и удовлетворение.

– Как хорошо, – произнес он, уткнувшись в ее шею. Крессида улыбнулась и потянулась, удовлетворенная.

– Сущее безумие. Он хрипло засмеялся:

– Может быть, и так, но, как я уже сказал, в нем есть своя логика.

– Вот как?

– Без всякого сомнения.

Она ждала, но он больше ничего не сказал. Что он имел в виду?

Она боялась спросить. А когда открыла глаза, оказалось, что уже светало. Вот-вот настанет день, а она лежит голая в его постели.

– Я… Мне надо идти, – прошептала она. – Скоро проснется сестра.

Он поднял голову и скосил глаза на окно.

– Увы.

Он молча подвинулся, давая ей встать. Ей пришлось искать свою ночную рубашку, которая обнаружилась под его туфлями. Алек не произнес ни слова, пока она надевала ее. Он лежал, откинувшись на подушки, и следил за ней с тем выражением, которое сначала так смущало ее. Сейчас она только улыбнулась ему, надела платье и пошла к двери. Но дверь была закрыта на ключ, а ключа в замке не было. Она посмотрела вокруг, но не увидела его.

– Что такое?

– Ключ, – прошептала она.

Кровать скрипнула – он встал. Крессида в беспокойстве заглянула под стол, но тут ключ возник перед ней – на его протянутой ладони.

– Спасибо, – сказала она, протягивая руку.

– Увидимся позже, – сказал он, не отдавая ключа. – Вы не прогуляетесь со мной сегодня?

Она облизнула губы.

– Разве я не сказала вам ночью? Я пойду с вами куда угодно.

Его губы чуть изогнулись.

– Спасибо. – Он наклонился и поцеловал ее, уронив ключ ей в руку.

Крессида только блаженно улыбалась, глядя на него. Она не предполагала, что любовь может делать человека счастливым от малейших пустяков.

– Спасибо, – сказала она, – за самую прекрасную ночь в моей жизни.

Она повернула ключ в замке и быстро выскочила из комнаты, чтобы лишить себя возможности снова забыться.

* * *

Позже, умытый и выбритый, Алек покинул свою спальню с таким чувством, словно он вступал в новую жизнь. Шрамы, оставленные прошлым, еще напоминали о себе, но уже не так, как раньше.

Физические раны причиняли, куда меньшие страдания, чем душевные. То, что Крессида поняла его и приняла таким, каков он есть, пролило бальзам на его раны. Он никогда не будет тем, кем он был до Ватерлоо, это и невозможно. Он гонялся за призраком, убеждая себя в том, что, как только ему удастся доказать свою невиновность, все вернется на круги своя. Но теперь он понял – это было ошибкой. Он знал, что не шпионил в пользу Франции, Крессида верила ему. Этого вполне достаточно. Впереди была долгая жизнь. И он надеялся, что счастливая. Глупо разрушать ее, растрачивая силы на гнев и отчаяние, которые ничего не могут изменить.

Внизу у лестницы он встретил мать.

– Доброе утро, мама. – Он поцеловал ее в щеку. Такое теплое приветствие явно удивило ее. Похоже, он решил стать хорошим сыном, таким, какого она заслуживали.

– Доброе утро, Александр. Мы можем поговорить?

– Разумеется. – Он подал ей руку, и они прошли в его кабинет.

Его мать нервно ломала руки.

– Мне очень жаль, но я вынуждена сказать тебе это, – с очень серьезным видом произнесла она, – я должна. Одна из служанок сказала, что этим утром она видела мисс Тернер, которая выходила из твоей спальни в ночной одежде. Я не хочу вмешиваться в твои дела, но мисс Тернер незамужняя женщина и наша гостья. Мне больно упрекать тебя, дорогой…

Алек заулыбался:

– Тогда не надо. Мама, не волнуйся, я отношусь к мисс Тернер и ее репутации с величайшим уважением.

Она не успокаивалась.

– Слуги будут сплетничать. Я выговорила девушке за распространение сплетен, но не уверена, что слуги не будут шептаться между собой.

– Это будет недолго, – сказал он ей, широко, по-мальчишески улыбаясь. – Я намерен жениться на ней.