Текст книги "Серебряная цепь"

Автор книги: Кэрол Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Питер отстранил Дану от себя, чтобы видеть ее лицо, но руки оставались на ее плечах.

– Я убил бы его, – сказал он с холодной яростью. – Если он еще раз попытается причинить тебе боль, я сделаю это.

– Пит, это не твои проблемы. Я не хотела… – Не в силах закончить фразу, она нежно погладила его по лицу.

Питер грустно улыбнулся ей.

– Ты о ребенке? – спросил он, достал очки и надел их, чтобы Дана не видела его глаз. – Он все-таки отец. Ты хочешь этого?

– Ребенка?

– Да.

– Не знаю, – честно призналась Дана. – Просто не знаю. Я не готова к тому, чтобы иметь ребенка сейчас, когда у меня больше нет мужа. Но когда думаю о том, что потеряю ребенка, мне становится жутко.

– Я слишком молод, чтобы быть дядей. – Дана улыбнулась этой попытке рассмешить ее, но улыбка увяла, когда встретилась с его глазами. – А ты слишком молода, чтобы быть матерью, даже если бы у тебя был муж.

– Знаю.

– Когда ты скажешь обо всем Джоссу?

– Сегодня, когда все уйдут. – Дана дрожала, несмотря на жару. – Он будет в отчаянии. Я так этого боюсь…

– Может, мне остаться? Я могу.

– Нет, лучше нам остаться вдвоем.

– Знаешь, Дэйнс… – медленно проговорил Питер в нерешительности. – Тебе не обязательно иметь ребенка, если ты не хочешь… Ты можешь…

– Я знаю, – перебила Дана, не желая, чтобы он произнес это слово. – Я думала об этом, и, может быть, так и сделаю, но сейчас мне нужно время, чтобы все хорошенько обдумать.

– Что бы ты ни решила, можешь положиться на меня. Ты ведь это знаешь, правда? – Он ожидал ответа, но, когда Дана просто кивнула, его лицо снова приобрело обычное вежливое выражение. Он дружелюбно улыбнулся подошедшей Пэгги Вудс, которая держала в руке свои туфли, ее короткие кудрявые волосы были мокры от пота. – Уже собралась, Вудс? Или хочешь искупаться? – он вопросительно посмотрел на ее обувь.

– Господи, конечно, нет. – Пэгги сочувственно посмотрела на Дану. – Извини, дорогая. Наверное, все это причинило тебе адскую боль. Ты, должно быть, мечтала, чтобы мы оказались где-нибудь на другом краю земли. – Она бросила туфли и с отвращением посмотрела на них. – Нет, я не собираюсь надевать их. Все, что я хочу, это добраться до Саутгемптона и сбросить остальную одежду.

Дана скорчила сочувственную гримасу. Ее собственные волосы, мокрые от пота, прилипали к шее, и она приподняла их, чтобы ветерок охладил кожу.

– Помнишь, как бабушка выносила кровати на веранду, и мы спали всю ночь на свежем воздухе?

– Да, с тех пор я никогда так хорошо не спала, – призналась Пэгги.

– Без комментариев, – поднял брови Питер, и они засмеялись. – Пойдем, крошка, паром отплывает.

– Вы едете на Лонг Айленд? – удивленно спросила Дана.

– Только на уик-энд. Я вернусь домой в понедельник утром и позвоню тебе.

– Я тоже. – Пэгги обняла Дану и нежно поцеловала. Обе чуть не плакали при расставании. Питер легонько поцеловал Дану в макушку. Она улыбнулась в ответ, все еще глотая слезы, и осталась смотреть, как Пэгги и Питер сошли с веранды на тропинку и обогнули дом. Осмотревшись вокруг, Дана увидела, что осталось несколько пожилых гостей, которые хотели поговорить с Джоссом. Нэн и Джилли помогали прислуге убирать со стола, а Тед Артур терпеливо ждал свою невесту. Поймав Нэн за руку, он что-то коротко сказал ей, они оба повернулись, крикнули Дане, что позвонят завтра, и ускользнули. Следующие полчаса Дана прощалась, отдавала последние указания прислуге, и усаживала Джилли в машину, уговаривая вернуться в пустую квартиру. Под предлогом, что пустую квартиру нельзя оставлять ночью, Джосс убедил Джилли оставить их одних на ночь в Дувенскилле.

Наконец отъехала последняя машина, и Дана с Джоссом остались вдвоем. Рука об руку, они медленно направились по извилистой тропинке, идущей по гребню холма на берегу Гудзона, которую Маргарет проложила так много лет назад.

– Устал, Джосс? – Дана посмотрела на его осунувшееся лицо и встревожилась. Джосс почти не спал с тех пор, как приехал из Африки, дежуря у постели Маргарет, занимаясь организацией похорон и поминок. Как всегда, он очаровал собравшихся, но, с грустью подумала Дана, израсходовал всю свою энергию и теперь остался без сил. Она сжала его руку, а он печально кивнул.

– Я просто вымотался, – признался он, отирая лоб платком, и снял пиджак. – А тут еще такая жара. Почти как в Африке. Ну, не совсем, но тяжело. Господи, как я ненавижу Африку! – Он перекинул пиджак через руку и усмехнулся. С появлением его знаменитой улыбки усталость исчезла с лица, и на мгновение он снова выглядел как молодой актер, который больше двадцати лет назад покорил Вест-Энд. Дана облегченно рассмеялась, забавляясь жалобами отца на съемки в Африке. – Кто-то рассказывал мне, что съемки фильма "Африканская королева" пришлось прервать, потому что жара чуть не свела с ума Богарта и Хэпберн, и они стали ненавидеть друг друга. Я не верил этому, пока сам не оказался там. – Он посмотрел на дочь. – А ты можешь себе представить, что чертовы кондиционеры ломаются в лучшем случае дважды за ночь, не говоря уже о том, что на этом континенте есть только одна машина с кондиционером, да и та полна москитов.

– Джосс, ты смешон. Ты же любишь выезжать на съемки, это для тебя своего рода приключение. Ты любишь все эти киношные дела, загвоздки, анекдоты.

– Любил, – поправил он. – Теперь мне больше нравится носить костюм от Клариджа и знать, где я смогу принять ванну в следующий раз. – Темнота начала опускаться на горы, и в воздухе почувствовался сладкий запах меда. Слышалось монотонное трещание цикад в траве, да изредка доносился сигнал с одной из рыбацких лодок внизу на реке. Дойдя до скамейки, они молча сели, наблюдая, как горы сливались с темным небом.

Когда появились первые звезды, они поднялись и пошли к дому. Тропинка почти кончилась, и Дана поняла, что пора начинать рассказ обо всем, что она скрывала от отца. Она все оттягивала этот разговор, потому что понимала, что Джосс будет ужасно расстроен. И только надеялась, раз она решила сделать аборт, то он простит ее. Медленно шла Дана вслед за Джоссом по широким деревянным ступеням в прохладный дом. Бесцельно побродив по гостиной с высоким потолком, она наконец села на свой любимый плетеный стул. С благодарностью она взяла предложенный им бокал белого вина.

– Вино у бабушки сохранилось лучше, чем шерри. – Джосс прикрыл глаза, вспомнив о содержимом графина в машине, и благодарно отпил глоток. – Это гораздо лучше, не правда ли?

– Гораздо. – Откуда-то издалека послышался шум моторной лодки. – Джосс, сегодня ты превзошел самого себя. Благодаря тебе всем стало гораздо легче. Это было как вечеринка, а не как поминки.

– Вечеринка – это лучшие поминки, праздник жизни, а не смерти. Вспомни это, когда придет моя очередь, детка. Я хочу, чтобы ты устроила замечательную вечеринку и пышный бал. – Он подвинул двухместное кресло и сел напротив. Из холла пробивался свет, слегка освещая темную гостиную, что придавало особый уют и интимность.

Дана глубоко вздохнула. Наверное, это последняя возможность рассказать отцу о ребенке. Вряд ли им удастся в ближайшее время остаться наедине, ведь Джосса постоянно донимали звонки от агентов, режиссеров и продюсеров.

– Джосс, – начала она и остановилась, не в силах подобрать нужные слова. Он вопросительно смотрел на нее, вытянув ноги на табуретку перед креслом. – Джосс, – опять начала она, но на этот раз выпалила все на одном дыхании. – Я беременна. Я не могу сейчас родить этого ребенка. Я думаю, мне придется сделать аборт.

– Аборт, – уныло повторил Джосс. – Ты беременна и хочешь сделать аборт. Господи, Дана, о чем ты говоришь? – Даже в приглушенном свете Дана видела растерянность на его лице. Он внезапно показался ей очень старым. Сердце сжалось при мысли о том, что она причинила ему боль, и она наклонилась вперед, пытаясь дотянуться до него, а он не в силах был скрыть шок. Дана готова была разрыдаться, но старалась сдержать себя. Она ждала, что отец заговорит, но он молчал.

– Джосс? – прошептала Дана, боль пронзила ее сердце. – Пожалуйста, дорогой, скажи что-нибудь.

– Маршалл знает, что ты хочешь сделать аборт?

– Маршалл даже не знает, что я беременна. Я не сказала ему. – В ее дрожащем голосе звучал вызов. – И не собираюсь. Не хочу, чтобы он знал.

Джосс встал и заметался по комнате. Он включил лампу, свет заиграл на потолке и озарил его встревоженное лицо и бледное напрягшееся лицо Даны. Он подошел к окну, выглянул в темноту, затем повернулся и посмотрел на дочь.

– Почему? – коротко спросил он. – Он ведь отец, не так ли? Он имеет право знать.

– О, Джосс, – жалобно прошептала Дана, не глядя на отца. – Ты не знаешь. Я никогда тебе не говорила. – Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Маршалл пил, а когда напивался, то бил меня. Не один раз. Я не могу вернуться к нему, и не вернусь. А если он узнает, что я беременна, что у меня будет ребенок, то попытается отнять его. – Она быстро отвернулась, непроизвольно тряхнув головой. – Я этого не вынесу.

– Детка. Нет. – Джосс торопливо подошел к ее стулу и опустился на колени, взяв ее за руки. – Почему ты не сказала мне? Почему не дала знать? – Дану захлестнули чувства, и она не могла выговорить ни слова. Джосс нежно гладил ее руки, а в глазах была такая ярость, какой никто никогда не видел у него. Мягким голосом он продолжал: – Надо было приехать ко мне. Почему ты терпела? Я никогда не допущу, чтобы он приблизился к тебе. Пока я жив, тебе не придется видеть его или говорить с ним.

– Я молчала потому, что было так стыдно, – попыталась объяснить она. – Вначале я думала, что сильно люблю его, и не могла поверить, что он способен сделать мне больно и что я не смогу изменить его, – горько продолжала она. – Неужели я не смогу заставить его бросить пить, думала я. Какой я была идиоткой! Даже угроза Гэвина, что он не отдаст ему фирму, не подействовала на Маршалла. Его ничто не изменит, ничто.

– Я не прощу себе, что не знал, в какой ты опасности! – Джосс встал и снова начал мерить шагами комнату, теперь он кипел от злости, а его лицо стало темным. – Я должен был знать! Если бы я не снимал эти чертовы фильмы, если бы я играл в театре, я бы знал. – Он обернулся и сжал кулаки, посмотрев на дочь. – Я убью этого ублюдка, если он попадется мне на дороге.

– О, Джосс, это как в плохой пьесе. – Дана плакала и смеялась одновременно. – Даже Питер говорит, что это похоже на "мыльную" оперу.

– Пьесы – это жизнь, детка. Они же берутся откуда-то, – возразил Джосс, элегантно пожав плечами, и снова сел напротив. – Но в жизни не опускается занавес после третьего акта, когда все проблемы полностью решены. – Он задумчиво изучал свои ботинки. – Ты абсолютно уверена, что хочешь сделать аборт? – Дана не ответила, и он медленно продолжил: – Всегда есть несколько решений проблемы, дорогая. Не нужно делать аборт, если ты этого не хочешь. Может, все-таки родить? Так не раз делали раньше. – Его подвижное лицо было неестественно оцепенелым, а взгляд – внимательным. – Подумай, если ты не решила уже все окончательно.

– Как я могу воспитывать ребенка одна? Даже если бы хотела? – Дана устало закрыла глаза и откинула голову на спинку стула. – Я о себе-то толком не смогла позаботиться, как же я сумею заботиться о ребенке? – Она смотрела на отца, ожидая ответа, но Джосс мрачно смотрел в сторону. Его лицо посуровело, а глаза стали печальными. Интересно, где сейчас его мысли, подумала Дана, но вдруг поняла, что он вспоминает ребенка, которого они с Кэтрин потеряли много лет назад. Почти шепотом она спросила:

– Как я смогу сохранить ребенка, Джосс?

Вздрогнув, Джосс оторвался от воспоминаний.

– Ты же хочешь этого, правда? Ты совсем не хочешь делать аборт, не так ли? – Он улыбнулся дочери. – Я рад, дорогая.

– Джосс, – возразила Дана. – Я ничего такого не говорила.

– Ты спросила меня, как сохранить ребенка, а это одно и то же.

– Правда? – обрадовалась Дана, поглаживая живот жестом, который стал привычным, с тех пор, как она узнала, что беременна. Она кивнула Джоссу. – Пожалуй, правда. Я хочу своего ребенка.

Он ждал, очевидно, надеясь, что дочь скажет еще что-нибудь. И она, усилием воли собрав мысли, сказала: – Я обманывала себя, думая, что не хочу. Но, Джосс… – Она посмотрела на отца в нерешительности, которая сквозила в каждом ее жесте. – Я не позволю сделать со своим ребенком то же, что моя мать сделала со мной. Я никогда не смогу отдать его кому-нибудь другому. – Страсть, вложенная в эти слова, будто опустошила женщину, и она устало упала на стул.

– Ты имеешь в виду отдать ребенка кому-нибудь, кто будет заботиться о нем, кто сможет обеспечить ему стабильную любящую семью? – Голос Джосса был тихим и спокойным, но Дана уловила нотки тревоги, когда он упрекнул ее, напомнив обстоятельства ее удочерения. Он устало потер глаза и, запинаясь, продолжал: – Может, она очень хотела сохранить тебя, даже если у нее не было мужа, но не могла этого сделать. Ты не можешь знать всего, Дана. – Он отчужденно посмотрел на дочь. – Кроме этого, у тебя есть выбор, а у нее, может, не было. Ты можешь сама принимать решения и оставить ребенка при себе, если захочешь.

– Как… – прошептала Дана так тихо, что отцу пришлось наклониться к ней, чтобы услышать слово, которое было скорее утверждением, нежели вопросом. Внезапно настроение Даны стало меняться, она с удивлением поняла, что это радость, и заулыбалась. Лицо Джосса расплылось в ответной ухмылке. Их охватила волна взаимопонимания и привязанности.

– Это довольно просто. – Джосс сменил тон на деловой и практичный. – Не забывай, Дана, что ты только что унаследовала огромное состояние и прекрасно можешь обеспечить себя и ребенка. Маршалл никогда ничего не узнает, это будет нашим секретом. Только подай на развод с этим ублюдком. Если с ним возникнут проблемы, мы пригрозим рассказать о его поведении репортерам. Гэвин Фоулер никогда этого не допустит. Все уладят наши адвокаты, тебе даже не придется встречаться с Фоулерами. Черт возьми, тебе же от него ничего не нужно, в чем же проблемы? – убеждал Джосс, наклонившись к ней. – Ты поедешь со мной в Калифорнию. Я в любом случае собирался взять тебя с собой, об этом сегодня говорил с агентом. Мне не хочется оставлять тебя и возвращаться в Африку, и Марти уладит все дела с компанией, чтобы я мог закончить свою роль на Побережье.

– Он все уладит? – слабо спросила Дана, вспоминая, как часто Марти ссорился с отцом по поводу какой-нибудь странной идеи Джосса и, как правило, убеждал его, что это невозможно.

– Конечно. В этот раз я не приму отказ ни от него, ни от кинокомпании. Ты можешь поехать со мной, а хлопоты насчет развода предоставь адвокатам. – Оба замолчали, думая, сколько проблем еще надо решить до отъезда из Нью-Йорка. – Имущество твоей бабушки в полном порядке. Она сама мне сказала.

– Мне тоже.

– Ты можешь оставить квартиру, и этот дом тоже. – Вообще-то, я надеюсь, что ты не будешь его продавать, – признался он. Я люблю это место, как и ты, и оно стало моим домом в Штатах.

– Конечно, дорогой, – быстро ответила Дана, но запнулась. – Я просто никогда не думала обо всем этом…

– И не нужно, пока не почувствуешь, что об этом стоит подумать. Маргарет оставила все свое состояние тебе, адвокаты и доверенные лица остались те же, и они прекрасно смогут управлять имуществом для тебя, как они это делали для нее.

Глаза Даны наполнились слезами, когда она вспомнила женщину с гордой осанкой, которой удавалось так разумно устраивать все дела. Она растроганно подумала о том, что отец еще не знает, что Маргарет оставила значительное наследство "любимому зятю и дорогому другу Джоссу Армстронгу". Дане вспомнился день перед приездом Джосса, когда бабушка пригласила своего адвоката Джона Холдернесса и, лежа в постели, распорядилась, чтобы поверенный посвятил внучку во все тонкости ее состояния и познакомил со всеми пунктами завещания.

Дана была удивлена огромным количеством акций, которыми владели Уэллесы, и тронута тем, что Маргарет завещала определенную сумму всем, кто остался верным ей за многие годы. Джилли получила значительное наследство, достаточное, чтобы купить небольшой собственный домик, но, решила Дана, она никогда не оставит свою подопечную, и ее легко будет уговорить остаться жить в квартире на Пятой авеню. Дана оглядела темную комнату и решила, что они закроют Дувенскилл и оставят землю арендаторам. Впервые за последние годы ее охватило радостное возбуждение, когда она поняла, что делать дальше: она поживет некоторое время в Нью-Йорке, подпишет все бумаги, которые, без сомнения, понадобятся адвокатам для начала дела о разводе, а затем будет свободна и сможет присоединиться к Джоссу в Калифорнии и родить ребенка. Ей стало так легко, как не бывало долгие месяцы. Она встала, с облегчением потянулась и протянула руку отцу.

– Да, – просто сказала она.

– Я так рад, дорогая! – Джосс встал и взял ее руку в свои. – Это будет самым правильным решением, ты об этом не пожалеешь. А я помогу тебе. Мы вместе как-нибудь справимся.

– А ты не против стать дедушкой? – поддразнила Дана. Она дернула его за рукав и потащила к высокому французскому окну, которое выходило на веранду. – Это не помешает тебе?

– Никогда, особенно если ты пообещаешь, что этот ребенок доставит мне столько же радости, сколько ты. – Они стояли у перил веранды, отец взял дочь под руку и прижал к себе. – Держись за меня, девочка. – Он поднял глаза к сияющему звездами летнему небу и, указав пальцем вверх, сказал, подражая Марти Ливайну: – И я сделаю тебя звездой.

13

Аромат апельсиновых деревьев и эвкалиптов наполнял воздух, и Дана наслаждалась ранним утренним ветерком. Небо над головой было чистым, всего несколько маленьких облачков виднелись на горизонте, где-то далеко над Тихим океаном. Женщина наблюдала за стайкой дельфинов, выпрыгивавших из воды. Ребенок внутри нее два раза толкнулся, и она засмеялась вслух, подумав, когда она снова сможет бегать, наблюдая, как волны прилива ласково накатывают на берег, а затем поднялась по мощеной дорожке к маленькому коттеджу, в котором жила последние месяцы.

Ее волосы очень выросли и совсем выгорели от ежедневных прогулок по пляжу. Морщинки исчезли с лица, губы сложились в улыбку, когда она шла, осторожно ступая, с пустой кофейной чашечкой в руке. Она мало походила на ту скучную, усталую женщину, которая приехала в Калифорнию два месяца назад. Дни, проведенные в Малибу, вернули ей привлекательность, а беременность придала ей необычную одухотворенность, которой раньше не было. Красота Даны, несмотря на располневшую фигуру, сделала ее желанным гостем в обществе, где охотно принимали привлекательных молодых женщин. Дана удивилась, когда известный режиссер настойчиво приглашал ее на кинопробу, обещая, что с такой внешностью она станет звездой. Взобравшись по невысоким ступеням на веранду, Дана опустилась в полотняный шезлонг, подставила лицо лучам раннего утреннего солнца и расслабилась от удовольствия, наслаждаясь покоем и блаженством, которые переполняли ее. Она трепетала от предчувствия счастья и необыкновенной полноты жизни.

– Да-а-ана! – донеслось откуда-то снизу, с пляжа, и Дана, не пошевельнувшись, открыла глаза и с удовольствием наблюдала, как стройная, прекрасно сложенная женщина с черными, как смоль, волосами, собранными в узел на затылке, взбирается по крутой тропинке к дому и машет ей рукой. На ней был длинный развевающийся сарафан, а в руках она держала соломенную корзинку. У ее ног толкались два щенка спаниеля, пытаясь обогнать ее.

– Я принесла тебе ватрушки, сама пекла, – хорошо поставленным голосом сообщила она, поднявшись на веранду. – Ты слишком мало ешь. – Она критически посмотрела на Дану и опустилась в удобное кресло, поставив корзинку на стол между собой и Даной. – А ну, прочь, хитрюги, это не для вас. Да сядьте же ради Бога! – Она посмотрела на своих любимцев и вздохнула. – Надо было оставить их дома, но они так хотели увидеть тебя!

Дана опустила руку, щенок лизнул ее пальцы, и она улыбнулась.

– Ты меня избалуешь, Конни, я ем достаточно. Посмотри, какая толстая стала. Но мне нравятся твои ватрушки, спасибо за них.

Констанс Карр кивнула, достала из глубокого кармана маленькую черную сигару и закурила. Она выпустила дым из ноздрей и обвела взглядом маленький садик. Женщины сидели рядом и молчали, а щенки свернулись у их ног и заснули.

Когда Дана, усталая и изможденная, приехала из Нью-Йорка, Джосс привел ее в дом к этой женщине. Хозяйка выпроводила отца и, обняв хрупкую девушку, провела ее в просторную удобную комнату, где Дана впервые за много месяцев крепко заснула. А после того как Дана немного окрепла, Констанс сообщила ей, что она для Джосса больше, чем друг, что у них роман. Познакомились они очень давно в Европе, когда оба были молоды, а когда после свадьбы Даны Джосс приехал в Калифорнию, они встретились снова.

– Ты же знаешь своего отца, – между прочим сказала Констанс, предпочитая не замечать очевидного смущения Даны. – Женщины бегают за ним, а он не знает, как сказать "нет". Я обеспечила его надежным убежищем. И кроме того, – она гордо выпрямилась, – наши отношения устраивают нас обоих и никого не задевают. Так что можешь не притворяться, что шокирована.

– Я вовсе не шокирована, – призналась Дана. – Я просто не думала, что Джосс…

– Ты имеешь в виду, ты не думала, что Джосс может полюбить другую женщину, – твердо сказала Констанс. – Это вполне естественно для молодой девушки, но сейчас ты стала старше и мудрее, чтобы понять, что твой отец – очень привлекательный мужчина, который любит женщин, но не любит неприятности. – Она помолчала, подбирая слова, и продолжила: – А мне нравится, когда рядом со мной мужчина. Иногда.

– Но он никогда не говорил мне.

– А он все тебе рассказывает? И ты все рассказала ему о своем замужестве?

Констанс Карр осела в Малибу после долгой блистательной карьеры оперной звезды. Ее имя стало легендой шестидесятых в музыкальном мире. Она была на вершине славы, когда предпочла уйти со сцены и жить в Малибу, занимаясь с одной или двумя многообещающими сопрано, репетируя те роли, которые великолепно исполняла сама. Дана помнила, как бабушка взяла ее, пятнадцатилетнюю, в оперу, где Констанс пела партию Лусии. Дана до сих пор помнит ее, одетую для сцены безумия, стоящую на огромной сцене, засыпанной цветами.

Дана подумала, что певица не сильно изменилась с того вечера, была такой же величественной и безмятежной. Это она нашла коттедж для Даны, мотивируя тем, что Дана, вероятно, предпочтет уединение. Но Дана знала, что причина была в Джоссе, которому было неловко, что его дочь и любовница живут под одной крышей. Именно Констанс уговорила Дану ежедневно совершать оздоровительные прогулки по узкому пляжу, которые стали самым приятным времяпрепровождением для Даны. Она защищала Дану от назойливых вопросов соседей, которым было любопытно узнать подробности о разводе молодой наследницы с отпрыском семейства Фоулер.

Дана улыбнулась про себя и вытянула ноги. Она была благодарна этой женщине за свое душевное спокойствие. Дана теперь не опасалась наступления следующего дня, чувствовала себя сильной и здоровой, радостно ожидала рождения ребенка. Констанс выпускала в воздух кольца дыма, и Дана смотрела, как они таяли над деревянными перилами веранды. Красивый профиль знаменитой певицы вырисовывался на фоне деревьев, а ее сияющие голубые глаза были спокойными и добрыми.

Дана зевнула и лениво спросила:

– Когда возвращается Джосс?

– Сегодня поздно вечером. Они снимают заключительные кадры, и он пробудет здесь какое-то время, я надеюсь. – Конни выбросила окурок в жестяную банку, которую Дана поставила на веранде специально для этого, и вопросительно посмотрела на Дану. – Ты скучаешь по нему?

– Не особо, – призналась Дана, и обе хихикнули. – Я так разленилась, и мне это нравится, а он – как ураган.

– Да, он такой, наш дорогой Джосс. – Констанс поднялась, щенки побежали вниз по лестнице, уселись на нижней ступеньке и подняли на нее умоляющие глаза, но она не обратила внимания на их страдальческие взгляды. Женщина облокотилась о перила, и солнце заиграло на двух серебряных браслетах на ее запястьях. – Завтра вечером я собираю гостей. – Ты придешь? – Дана сморщилась, и Констанс ласково пожурила ее. – Ты превращаешься в отшельницу, а это плохо скажется на здоровье. Придут всего несколько близких друзей. Я жду тебя непременно.

– Ладно, ладно, – засмеялась Дана. – Ты знаешь, что я не могу тебе отказать. Но будет ли это прилично? Я же раздулась как дирижабль.

Констанс оценивающе посмотрела на нее с высоты своего роста и наконец решила.

– Ничего страшного.

Дана поднялась и проводила взглядом любовницу отца, которая спустилась по расшатанным ступенькам так же величественно, будто шла по сцене в Ла Скала, взяла под мышку щенков и исчезла из виду в аллее эвкалиптов на другом конце тропинки.

Дана посмотрела на небо, решив, что для прогулки пока прохладно, взяла со стола кепку с длинным козырьком от солнца и пошла к пляжу. Бегающие по утрам трусцой туристы уже ушли, несколько любителей кататься на серфингах печально смотрели на спокойный океан, а домики на пляже погрузились в тишину. Несколько любителей копались в огороде, аккуратно срезали гроздья приморского винограда. Она подошла поближе к воде, повернула направо и зашагала по пляжу широкими шагами. Делая дыхательные упражнения, Дана наблюдала за чайками, парившими над водой. Ее новый доктор был сторонником естественных родов, и она аккуратно выполняла его рекомендации. По его указанию, она тренировала вдохи и выдохи с определенными интервалами. Только дошла она до железной решетчатой ограды, отделявшей уединенные районы Малибу от более оживленных, как приземистый бородатый мужчина, бежавший трусцой по другой дорожке, обогнал ее. Они улыбнулись друг другу со сдержанным дружелюбием людей, которые встречаются в одном и том же месте почти каждый день. Но на этот раз он замедлил бег, подождал, пока Дана подойдет поближе, присоединился к ней и сбавил скорость, чтобы она успевала за ним.

– Вы не против? – спросил он низким, почти хриплым голосом. У него были густые с проседью волосы, аккуратно причесанная борода и голубые хлопчатобумажные полинявшие шорты. – Я вижу вас здесь каждый день, мне стало интересно, кто вы?

– Дана. Дана Фоулер. – Она остановилась и протянула ему руку, а он церемонно пожал ее.

– Я Адам Херрик.

– Я слышала о вас, – проговорила приятно удивленная Дана. – Вы занимаетесь проблемами загрязнения окружающей среды. Я читала вашу книгу в колледже.

– Боже мой! Это как дыхание смерти, вы читали мою книгу в колледже. – Он казался разъяренным, но глаза его смеялись. – Я был очень молодым, когда написал эту книгу.

Дана покраснела так, что это стало заметно сквозь загар, но засмеялась вместе с ним, прикинув, что ему по меньшей мере за сорок. На вопрос, понравилась ли ей работа, ответила:

– Конечно, она великолепна.

– Вы сами это поняли или вам сказал профессор? – Теперь он открыто поддразнивал ее. – А чем вы занимаетесь? – Он обвел глазами ее фигуру. – Я имею в виду, когда не способствуете демографическому взрыву…

– Просто гуляю здесь. Это отнимает все мое время.

– А что делает ваш муж? Я никогда не видел его с вами.

– Я развожусь, – холодно сказала Дана и отвернулась. Она не имела ни малейшего намерения обсуждать свои личные дела с абсолютно незнакомым человеком.

– Почему такая красивая молодая женщина, как вы, разводится с мужем именно тогда, когда ждет ребенка? – Он поднял маленький камешек и подбросил его так, что тот запрыгал по низким волнам, омывающим берег. Он ожидал ответа, но Дана, поджав губы, не ответила. Некоторое время они шли молча, и Дана уже прикидывала, как скоро она может свернуть с пляжа, когда попутчик неожиданно сказал:

– Это не мое дело, простите, пожалуйста.

– Ничего. Мне здесь поворачивать. Приятно было познакомиться, – сухо сказала Дана и, не оборачиваясь, ушла. К тому времени, когда она дошла до дома, эта встреча вылетела из головы. Позвонила Джилли, и пришлось терпеливо повторять старой няне в двадцатый раз, что она чувствует себя замечательно, что о ней превосходно заботятся.

Дана проехалась до местного магазина за продуктами и заказала шикарный обед в Джонс Гарден. Только когда она приняла ванну, переоделась и вышла посидеть на веранду, она заглянула в утренние газеты. С первой страницы на нее смотрело лицо Адама Херрика. "Местный авторитет дает показания комиссии Конгресса", гласил заголовок, и Дана с растущим интересом прочитала статью, в которой Адам Херрик критиковал правительство и его недальновидную финансовую политику в отношении заповедников. Ей стало неловко, что она была так груба с ним сегодня утром, но вся эта история быстро забылась. Она долго сидела на веранде, любуясь заходящим солнцем.

На следующий день рано утром Дану разбудил настойчивый звонок телефона, и она чего-то испугалась, пока не сообразила, что ей ничего не угрожает в своем собственном доме за много миль от Маршалла Фоулера.

– Дэйнс? – Голос Питера звучал так близко, будто он сидел рядом, и Дана сонно улыбнулась, села в кровати, прислонившись к высокой спинке. – Я разбудил тебя?

– Конечно, идиот, ты когда-нибудь запомнишь, что нужно учитывать разницу во времени? – Она засмеялась, представив его глуповатую ухмылку, когда он вспомнит, что между ними три часа разницы во времени. – Где ты?

– Дело в том, что я здесь, – торжественно произнес он.

– Где здесь? – смутилась Дана и покачала головой, как будто он мог ее видеть.

– Дэйнс, возьми себя в руки, – терпеливо сказал Питер. – Я в Лос-Анджелесе. Прилетел из Сан-Франциско сегодня первым рейсом, и сегодня днем приеду к тебе.

– Здесь? Ты правда здесь? – Дана опустила ноги на пол и села прямо. – Сколько ты здесь пробудешь?

– Только одну ночь. Завтра мне надо возвращаться на Восток. А теперь одевайся и поставь кофе. Я приеду, как только разберусь в этих чертовых дорогах.

– Тогда я вряд ли тебя увижу, – простонала Дана. – Ты безнадежно потеряешься.

– Верь и надейся, женщина. Я уже выезжаю. – Питер бросил трубку на рычаг, и Дана, кладя свою трубку гораздо более осторожно, сияла. Она поднялась и прошла в ванную. С тех пор как она переехала в свой собственный дом в Малибу, она регулярно разговаривала с Нэнси и Пэгги, и Питер преданно звонил ей, не оставляя без внимания, но ни разу с того времени, когда она, нервная и переутомленная, торопливо улаживала дела с адвокатами и подавала на развод в Нью-Йорке, она не видела никого из Семерки. На секунду ее лицо омрачилось, когда вспомнила о разводе. Благодаря Гэвину все бумаги были оформлены быстро. Он убедил Маршалла подписать согласие на развод в тот же день, когда получил, но решение суда вступит в законную силу еще через восемь месяцев. Маршалл и Гэвин до сих пор ничего не знают о ребенке, подумала она. Единственным кошмаром, который неотступно преследовал ее, было опасение, что люди Фоулера разузнают все и потребуют права опеки над не рожденным еще ребенком.