Текст книги "Серебряная цепь"

Автор книги: Кэрол Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Мистер Питер сейчас в столовой. Он только что вернулся из Лондона и говорит, что целых шесть месяцев не ел нормальной пищи. Пожалуйста, будь повежливее с этим молодым человеком.

– Питер? Здесь? – обрадовалась Дана. Ее лицо оживилось, и перед Джилли опять была девушка, какой она была несколько лет назад. Женщины переглянулись, и Джилли повеселела. Питера она любила больше всех из друзей Даны и всегда была рада видеть вежливого юношу в очках.

Дана не видела Питера Крэйна с первого года своего замужества. Когда они с Маршаллом приезжали в Нью-Йорк к бабушке, столкнулись с Питером на вечеринке, которую Нэнси Бэйтс устроила в их честь. Друг Даны держался где-то позади, издали наблюдая за ней. Маршалл неохотно пошел на вечеринку, и веселья не получилось. Семерка не признала Маршалла, а его вовсе не заботило отношение к нему студентов младше его. Верный себе, он много выпил, и пришлось рано уйти. Когда Дана извинялась, прощаясь, Питер смотрел на нее со странным выражением лица, которое она поняла как злорадство. Дана заторопилась в столовую, радуясь, что он пришел навестить ее. Значит, он простил ее за то, что она не вняла их советам и вступила в брак, который завершился полным крахом всех надежд. Она мысленно поблагодарила Нэн и Пэг. Они, должно быть, каким-то образом дали ему знать, что она в Нью-Йорке у бабушки.

– Питер, – ласково произнесла она его имя и остановилась, наблюдая, как высокий молодой человек, сидевший за круглым столом, поглощал еду, приготовленную Джилли. Он возмужал, стал короче стричь волосы и выглядел почти красивым.

– Дэйнс! – отсалютовал ей Питер бокалом с водой. – Подойди поближе и сядь, чтобы я мог тебя видеть, – и снова набросился на еду. Дана опустилась на стул напротив него, оперевшись локтями о стол, стала рассматривать старого друга. Он улыбнулся и подтолкнул к ней тарелку с домашними пирожными. Дана взяла одно, и они стали есть, дружелюбно улыбаясь друг другу. – Ты изменилась, стала совсем другой.

– Старше?

– И это тоже, – согласился Питер. – Но есть что-то еще.

– Может, мудрее?

– Может. – Солнечные лучи заливали комнату, и они заговорили только тогда, когда доели свои пирожные.

– Нэн говорит, что ты вернулась навсегда. Это правда?

– Да. По крайней мере в Гросс Пойнт я больше не поеду, – согласилась Дана, посмотрев прямо в глаза Питера. Он казался таким добрым, что ее глаза вдруг наполнились слезами. Не желая, однако, чтобы он ее жалел, она быстро добавила: – Ну, говори, ведь тебе хочется напомнить, кто был прав?

– Хотелось бы мне ошибаться, – тихо и тревожно сказал Питер. – Может, расскажешь мне, как все было?

– Вообще-то не очень. – Дане удалось выдавить из себя короткий смешок. – Не то чтобы я не хотела тебе рассказывать, но я просто вообще не хочу говорить об этом.

– Ты собираешься развестись? – Питер рассеянно свернул салфетку и положил ее под тарелку. Казалось, он сосредоточился на тарелке, но когда Дана утвердительно кивнула, он бросил на нее внимательный взгляд и опустил глаза прежде, чем она смогла прочитать что-нибудь на его лице.

– Давай не будем об этом говорить, – попросила Дана. – Расскажи мне об Англии. Там было здорово? Тебе понравилось в Оксфорде? Ты влюбился в кого-нибудь?

– Да, да и нет.

– Так нечестно, ну-ка, рассказывай! – Дана свернула свою салфетку и надела ему на голову.

– Ладно, – Питер выпрямился и посерьезнел. Внезапно Дана вздрогнула, осознав, что три года изменили его так же сильно, как и ее. Питер приобрел уверенность, которой ему недоставало раньше, и она уважительно слушала его рассказ об учебе в Баллиоле; о его работе по истории, которая заслужила множество похвал и наград; о людях, которых он встречал; о его надежде вернуться после окончания Оксфорда и продолжить свои научные изыскания.

– Я буду писать труды по истории, – решительно сказал Питер. – Придется пройти несколько предметов в Стэнфорде этим летом, окончить Гамильтон и, если повезет, поступить в Роудс.

– Господи! – ахнула Дана. – Я и не знала, то есть хочу сказать, что это чудесно. Я так тобой горжусь. – Питер расплылся в улыбке и теперь снова выглядел, как мальчик, с которым она ходила вместе на уроки танцев. Под его обезоруживающей улыбкой Дане стало жалко, что она растеряла свой талант. Ей тоже хотелось рассказать что-нибудь волнующее, чтобы можно было поговорить о серьезном. Но она может похвастаться только тем, что подготовилась к турниру по гольфу в Гросс Пойнте. – Ты будешь знаменитым, – засмеялась она. – Мы будем гордиться, что знакомы с тобой.

– Может быть, – согласился он. Самодовольство мелькнуло на его лице, и от этого он стал выглядеть еще моложе. – Учитель говорит, что моя работа – лучшая из тех, которые он читал за многие годы.

– Хвастун.

– Ты и сейчас рисуешь? – Питер встал и потянулся. Его костюм помялся во время перелета в Нью-Йорк, а на локтях твидового пиджака были кожаные заплаты. Он выглядел, по мнению Даны, как многообещающий интеллектуал, помятый и взъерошенный. Она покачала головой, и он нахмурился. – Почему? У тебя талант, и ты это знаешь. Тебе надо рисовать.

– Я больше не могу. – Улыбка Даны увяла, и крошечные морщинки обозначились возле губ, когда она вспомнила о студии, которую Гэвин перестроил для нее и которая стояла пустая последние два года. – Я просто не могу, наверное, потеряла свой талант. Думаю, что я больше никогда не смогу рисовать.

– Это бред. – Он внимательно посмотрел на нее, будто пытаясь прочесть мысли собеседницы. – Ты можешь рисовать сейчас, здесь. Теперь тебя ничто не остановит.

– Ты не знаешь, никто не знает… – Дана поднялась и сжала спинку стула так крепко, что ее пальцы побелели. – Я беременна, Пит, – выпалила она и поняла, что ошеломила его. Ведь она не собиралась делиться с кем-нибудь этой новостью, ни с кем, даже с Джилли. И вот от уютной болтовни с Питером она расслабилась и сочла совершенно естественным доверить другу тайну, которая оборвала едва обретенную ею свободу.

– Боже мой! – они мрачно переглянулись. – Но ты же не собираешься возвращаться к мужу?

– Нет, ни за что! Но я не знаю, что делать дальше. Бабушка ничего не знает, Маршалл не знает. Я узнала об этом только сегодня утром.

– А Джосс?

– Нет, только ты. Прости, я не хотела и тебе говорить, так получилось. – Несмотря на жару, Дана дрожала, и лицо Питера смягчилось. Он сунул руки в карманы и обошел стол, подойдя к ней. Ее голова почти касалась его плеча, и подруга не заметила его горящий желанием взгляд, когда он наклонился и поцеловал ее блестящие золотые волосы. – Питер, я была такой идиоткой.

– Но это уже прошло, моя девочка, – бодро ответил он, и оба рассмеялись. – Вопрос в том, что теперь.

– Я не знаю, просто ничего в голову не приходит. Это меня шокировало так же, как и тебя. – Дана устало заправила волосы за уши. – Прости, – сказала она. – Тебе вовсе не обязательно вникать в мои проблемы. – Она опять посмотрела на него, понимая, что ей стало легче оттого, что она призналась, она благодарна ему за то, что навестил ее перед тем, как ехать домой. – Я рада, что ты приехал, что ты здесь. Я скучала по тебе больше, чем могла предположить.

– Добрый старый Пит, да? – Он дружелюбно улыбнулся, внимательно глядя на нее.

– Мы уже не те добрые старые люди, – напомнила Дана, и он согласно кивнул. – Ты долго будешь в Нью-Йорке? Мы увидимся до твоего отъезда в Калифорнию? – Питер направился к двери, а она – за ним.

– Некоторое время я поживу здесь. Мне надо повидать родителей, побыть с ними и проследить, чтобы Гасси наконец оторвалась от своих книжек, – он усмехнулся. – Она бросила лягушек и занялась астрономией. Говорят, что все, что мы делаем, предопределено звездами. Родители в ужасе, они считают, что она с каждым годом становится все более замкнутой и непонятной. Мне, конечно, нужно что-то сделать для нее.

– Питер. – Дана обняла его за талию, а он притянул ее к себе. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал о ребенке, ты не скажешь…

–…Никому ничего, – мрачно продолжил он. – Можешь на меня положиться. – Он повернул Дану к себе, приподнял ее подбородок так, что она смотрела ему прямо в глаза, и просто сказал: – Ты знаешь, что я хочу, чтобы ты была счастлива. Мы еще поговорим, я обещаю. Рано или поздно ты захочешь рассказать о Маршалле, тогда я – весь внимание.

Дана попыталась улыбнуться, и Питер прижал ее к себе.

– Так-то лучше. Мы всегда все решали вместе, Дэйнс. Ничего не изменилось, все уладим, как и раньше.

– Господи, Питер, как я могла превратить свою жизнь в черт знает что?

– Ты не послушалась старого дядюшку Крэйна. – Не глядя на нее он надел свой поношенный пиджак и поискал глазами рюкзак. – Не слушай меня, и постоянно будешь попадать в неприятности.

– Пит. – Дана смеялась сквозь слезы. – Это не то же самое, что быть пойманной за курением в Чапине, это целая жизнь. – Она подняла глаза, когда они ждали лифт. – Господи, мне двадцать один, а я беременна и развожусь с мужем.

Двери лифта открылись, и Питер внес в кабину свои сумки. Лифтер подождал, пока они в последний раз посмотрели друг на друга. Наконец Питер кивнул ему, что можно ехать. На его лице появилась печальная улыбка, когда двери стали закрываться.

– Кто бы мог подумать, что ты вполне подойдешь на главную роль в фильме "Все мои дети"? – сказал Питер. Он встал в позу Рузвельта и добавил: – Все, чего надо бояться, это самого страха, дорогая. – Двери закрылись, и он исчез из виду.

Дана захохотала и, повернувшись, пошла в комнату бабушки. Давно не чувствовала она себя так легко и по-детски радостно.

Тихонько приоткрыв дверь, она увидела доктора Мида, склонившегося над постелью, медсестру и Джилли, которые стояли чуть поодаль. Дана вошла в темную комнату, прикрыла за собой дверь и подождала, пока седовласый доктор не выпрямился, ободряюще похлопав Маргарет по руке. Глаза Маргарет были закрыты, она тяжело дышала. Дана тревожно посмотрела на Джилли, которая нервно теребила подол передника. Медсестра отошла к дальнему концу кровати и заняла свое место рядом с пациенткой. Заметив Дану, доктор Мид поманил ее за собой в коридор. Только когда они вышли из комнаты и дверь закрылась, он заговорил:

– Она умирает. Пора позвать вашего отца.

– Так быстро? – прошептала Дана.

– У нее почти не осталось времени, и она хочет увидеть зятя. Думаю, она продержится только до его приезда.

– Боже мой, он в Африке! Он сказал, что сразу же приедет, но это все равно займет какое-то время. Она дождется?

– Не знаю, – сказал доктор. – Я надеюсь, – он посмотрел на часы и направился по длинному коридору к лифту. – Она не чувствует никакой боли, просто засыпает. И хочет видеть Джосса. Нам остается надеяться. – Он похлопал Дану по плечу и внимательно посмотрел на нее. – А как вы себя чувствуете, дорогая? Вам нужно заботиться о себе. Я хочу, чтобы вы как можно скорее посетили акушера. – Дана кивнула, и он продолжал давать ей советы. – Доктор Тодд из нью-йоркской клиники – один из самых лучших. Если вы позвоните мне в офис, медсестра даст вам адрес. Вы очень сдали за последнее время, пожалуйста, придерживайтесь строгого режима, если хотите родить здорового ребенка. – Он поглядел из-под кустистых бровей. – Вы еще не говорили бабушке? – Дана оцепенело покачала головой, и он продолжал: – Вы не думаете, что стоило бы, дорогая? Она будет очень счастлива узнать, что у вас будет ребенок.

У Даны язык не повернулся сказать доктору, что ее брак распался, и если она решит оставить ребенка, то у него никогда не будет отца. А бабушка ужасно расстроится при мысли, что покидает внучку тогда, когда она ей больше всего нужна. Что подумал бы этот добрый человек, если бы узнал, что она собирается делать аборт? С ним говорить об этом бесполезно, он не поймет. Для него каждая жизнь священна, и он почтет долгом отговорить ее от такого ужасного поступка. Дана вымучила улыбку и пообещала, что позаботится о приезде отца как можно скорее. Второй раз за этот час она наблюдала, как закрываются двери лифта, и оставалась одна в пустом просторном холле.

Дана быстро прошла к телефону в библиотеке, позвонила Марти Ливайну, агенту Джосса, и попросила его использовать все свое влияние, чтобы Джосс вернулся домой следующим же рейсом. Немного успокоенная заверениями, что Джосс, считай, уже в самолете, она повесила трубку и оглядела знакомую комнату, как будто никогда не видела ее прежде. Она знала, что нужно держать себя в руках ради бабушки, но нервы сдали. Только мысль о том, что скоро приедет отец и успокоит ее, так обрадовала, что она зарыдала. Не в силах сдержать слезы, которые она долго сдерживала, Дана не глядя придвинула стул Маргарет, села, уткнувшись головой в стол, и поддалась захлестнувшему ее горю.

Она приехала домой, под спасительную крышу родного дома, ища убежище от брака с Маршаллом, но бабушка покидает ее. И хотя скоро рядом будет Джосс и поможет ей пережить эту потерю, он снова уедет назад, в свой очаровательный мир фильмов и пьес. Придется пережить это и продолжать жизнь дальше, но как ей это удастся, пока не знала. В комнате было тихо, слышались лишь рыдания Даны, пока она не почувствовала себя совсем обессилевшей. С трудом она встала, но не нашла сил, чтобы добраться до своей кровати, легла на диван и провалилась в сон. Засыпая, она видела лицо матери, которая оставила ее, она ободряюще улыбалась своей дочери откуда-то издалека.

12

Из-за прикрытой двери доносился тихий смех, и Дана, держась за ручки двери, прислушалась к разговору Маргарет и Джосса. Отец вернулся рано утром почти два дня назад и с тех пор почти не покидал тещу. Дана и он дежурили у постели, иногда один из них уходил поспать. Маргарет была очень слаба, но все же приходила в сознание. Дана не хотела прерывать разговор бабушки и Джосса, она подождала, пока голоса стихли, открыла дверь и тихо вошла. Джосс сидел у изголовья, держа Маргарет за руку. Бабушка была в сознании, она улыбалась своему зятю. Джосс повернул голову, и его темные глаза засияли от радости при виде дочери. Свободной рукой он поманил Дану, она подошла и осторожно опустилась на кровать бабушки.

– Дорогая, – прошептала Маргарет. – Мы только что вспоминали, как Кэтрин с твоим отцом привезли тебя домой из Бостона. Джосс был ужасно глупым. Он боялся взять тебя на руки, ты была такая крошечная, а мать была так счастлива, так счастлива! – Она запнулась, посмотрев на Дану. – И я была счастлива тоже, моя дорогая девочка! Я так тебя люблю!

Глаза Даны наполнились невыплаканными слезами, и она прижалась щекой к щеке Маргарет, которая закрыла глаза и уснула. Джосс и Дана сидели, не шевелясь, и прислушивались к неровному дыханию Маргарет. Ее вздохи были все тише и тише, пока не прекратились совсем, и жизнь оборвалась. Дана выпрямилась и протянула руку отцу. Он сжал ее в своей, оба заплакали.

– Она умерла, пала.

– Знаю, детка. – Он отпустил руку дочери, нежно обнял, поднял и начал покачивать, как маленького ребенка. – Но какая великолепная смерть! Хорошо, что мы оба были здесь.

– Она ждала тебя, Джосс. – Дана улыбнулась сквозь слезы. – Она не умерла бы, не попрощавшись с тобой.

– Знаю, девочка, – сказал Джосс, и глаза его были полны слез. – Она была моим лучшим другом, ей я поверял свои тайны… Мне ее будет так не хватать. – Он посмотрел на Дану. – И тебе тоже, правда, дорогая? – Дана кивнула и положила голову ему на плечо. От отца пахло свеженакрахмаленными рубашками и ромом, в его объятиях она чувствовала себя в безопасности. – Еще никогда не было такого человека, как она, правда?

Дана отошла, вытирая слезы.

– И никогда не будет, папа. – Она не смотрела на кровать. – Давай оставим ее сейчас. Джилли и медсестра ждут за дверью. Давай… Я не знаю, мне кажется, что мы должны сделать что-то особенное. Это, наверное, глупо.

– Вовсе нет. – Джосс нежно улыбался дочери. – Ты абсолютно права. – Он открыл дверь и предложил руку, чтобы она могла на нее опереться. – Пойдем. Мы никому не скажем, но мы найдем бутылку лучшего бабушкинского шампанского и выпьем за нее, только мы вдвоем. – Они переглянулись сквозь слезы. Дана оперлась на руку Джосса, и они вместе вышли из комнаты.

Следующие три дня, не переставая, звонил телефон, двери лифта открывались и закрывались, приходили навещать друзья. Контора Фрэнка И. Кэмпбелла была переполнена. Джосс и Дана стояли рядом, принимая толпы людей, пришедших проститься с Маргарет. На отпевании в церкви Сент Джеймс было много народу, все сидели молча, слушая утешающие слова поминальной молитвы. Хор пел любимые гимны Маргарет, а мрачный Джосс с юмором рассказывал о неукротимой женщине, которую все любили. Дана и Джосс почти не расставались после тихих поминок Маргарет, которые устроили в день ее смерти. Они постоянно встречались взглядами, желая утешить и ободрить друг друга в течение нескольких часов утомительной церемонии.

Когда похоронная процессия наконец направилась от церкви к семейному склепу Уэллесов в Дувенскилле, Дана забилась в угол древней черной машины Маргарет и усмехнулась, глядя, как Джосс все еще раскланивается с приглашенными и поклонниками, столпившимися на улице перед Сент Томас. На переднем сиденье рядом с шофером сидела Джилли в черной соломенной шляпе, прикрепленной длинной черной лентой. Она распрямила плечи, но Дана знала, что пожилая няня страдает от потери старого друга. Она наклонилась вперед, легонько дотронулась до плеча Джилли, и та, не оборачиваясь, похлопала ее руку своей в перчатке. Машина набрала скорость и последовала за катафалком через мост Джорджа Вашингтона вверх по Пэлисаэйдс-парквэй. Следом ехала вереница машин, принадлежавших родственникам и друзьям Маргарет. Дана знала, что там была вся Семерка и множество друзей Джосса из театра, которые полюбили его тещу за долгие годы общения.

– Ты видела Гэвина? – Джосс расстегнул пиджак и ослабил галстук. – Он сидел позади Дотти Ледбеттр. Вопросительно посмотрев на дочь, спросил: – Ты знала, что он приедет? Ты не возражала?

– Все в порядке, Джосс. Он звонил и спрашивал, можно ли ему прийти. – Дана скинула туфли и потерла одну ногу о другую. – Он выразил мне свое сочувствие, он знал, как я любила бабушку – Она зевнула и откинулась назад. – Он был вполне вежлив. – Она посмотрела на отца. – Я говорила тебе, что именно он переделал для меня студию?

– Ты пытаешься сменить тему?

– Какую тему? – Дана отвернулась.

– Ты не рассказывала мне о том, что действительно произошло между тобой и Маршаллом. Почему Гэвин приходит на похороны бабушки, если ты собираешься развестись с его племянником? Почему ты избегаешь говорить о своем замужестве? И в первую очередь, почему ты вдруг уехала из Гросс Пойнта среди ночи? – Джосс открыл старомодный шкафчик в спинке заднего сиденья, достал небольшой графин и повернул его к свету. – Как ты думаешь, сколько здесь пролежала эта штука?

– С первой мировой войны?

– Ничего, я все равно выпью. – Он еще пошарил в шкафчике и вынул две крошечные хрустальные рюмки. – Хочешь? – Дана кивнула, взяв маленькую рюмку. Она пригубила напиток и скорчила гримаску, почувствовав сладкий вкус шерри. Джосс пожал плечами, быстро выпил и снова наполнил свою рюмку. – Сейчас все сгодится. – Убрал графин, рюмки и закрыл шкафчик. – Ты не собираешься поговорить со мной?

– Конечно, папочка, но не сейчас. – Она многозначительно посмотрела на спину шофера и на застывшую спину Джилли. Джосс кивнул, и остаток поездки они тихо просидели на заднем сиденье, держась за руки и думая каждый о своем, пока машина не подъехала к маленькому кладбищу, где были похоронены многие поколения Уэллесов. Они стояли рядом, глядя, как гроб Маргарет погружают в землю между могилами ее мужа и дочери. Не в силах смотреть на открытую могилу, Дана сосредоточилась на надгробном камне своей приемной матери, снова и снова перечитывая надпись "Пусть твоя вечная весна никогда не увянет" под монотонный голос священника в жаркий летний полдень. Короткая служба наконец завершилась, и Джосс с Даной пригласили прибывших из Нью-Йорка гостей в дом на реке Гудзон, который так любила Маргарет.

Высокий белый дом с остроконечной крышей был расположен так, что просторная длинная веранда выходила к широкой реке Гудзон. Балюстраду обвивала глициния. Длинный стол был сервирован на одном конце веранды. Пока собравшиеся гости тихо переговаривались между собой, Дана и Джосс стояли на другом конце веранды, наблюдая, как маленькие лодочки курсируют между Олбани и Нью-Йорком. На другой стороне реки виднелись горы, поднимающиеся к облакам, и до отца с дочерью доносился сладкий аромат поздних роз из сада Маргарет.

– Джосс? – Они обернулись, когда мрачный голос Марти Ливайна прервал их молчание. – Слушай, приятель, я знаю, что сейчас не место и не время, но нам нужно поговорить. – Маленький лысый человечек вытер большим платком пот со лба и, извиняясь, посмотрел на Дану. – Прости, дорогая, но это срочно. – Дана наклонилась и нежно поцеловала агента своего отца.

– Я знаю, Марти, знаю. "Дело прежде всего", правда? Я оставляю вас одних и поговорю с людьми, пока они не разошлись. – Она оставила мужчин обсуждать дела, а сама стала разговаривать то с одним, то с другим, принимая соболезнования, угощая и иногда смеясь вместе со всеми, когда кто-нибудь вспоминал забавную историю из жизни ее бабушки.

– Дэйнс, – перед ней стояла Нэнси Бэйтс, держа большое блюдо с сандвичами. – Может, пустить это блюдо по кругу еще раз?

– Конечно, пустить. – Дана поморщилась, глядя на все еще полный поднос. – Придется есть их всю жизнь, если не избавиться сейчас. – Две стройные девушки в коротких черных летних платьях рассмеялись, Нэн серьезно посмотрела на подругу, и ее улыбка исчезла. – Мне будет недоставать твоей бабушки, она была настоящей леди. Моя мать говорит, что она была последней оставшейся леди в наше время.

Дана поглядела на людей, толпившихся на веранде. Некоторые рассеялись по лужайке. Из просторной гостиной, выходящей окнами на веранду, слышались голоса.

– А где твоя мать? – спросила Дана. – Я с ней еще не разговаривала.

– Они там с Артурами, собираются уезжать.

– Но ведь ты не собираешься? – вдруг встревожившись, спросила Дана. – Мы еще совсем не поговорили с тобой. Мы с Джоссом собираемся ночевать здесь и вернемся в город завтра. Почему бы тебе не остаться с нами?

– Я не могу, Дэйнс, ведь я теперь работаю. Мне надо быть в офисе завтра. – Она быстро добавила: – Но мы с Тедом можем немного задержаться и уехать вечером, хочешь?

– Мы с Тедом? Твои родители и Артуры? Ты ничего не хочешь мне рассказать? – Дана многозначительно подняла брови, и Нэнси залилась краской. – Господи, ты серьезно, ты действительно хочешь это сделать?

– Мы решили всего несколько дней назад. Было несколько неуместным говорить об этом, когда твоя бабушка умирала. Да, мы собираемся пожениться на Рождество. – Дана обняла подругу, которая улыбалась сквозь слезы счастья. – О, Дэйнс, ты будешь моей подружкой на свадьбе? Пэгги тоже будет, я хочу, чтобы вы обе были со мной.

– Конечно, дорогая. Я так счастлива за тебя и Теда! – Обе девушки были в полном восторге от помолвки Нэнси и принялись обсуждать это посреди оживленной толпы. – Господи, двое из Семерки женятся, это просто потрясающе!

– И мы всегда будем друзьями, правда?

– Всегда! – Дана радовалась за подругу, но на сердце было тяжело из-за своей тайны. Хорошо бы поделиться с Нэнси, но она не должна омрачать счастье подруги своими проблемами.

Дана улыбнулась и согласно кивнула, а Нэнси заторопилась выложить ей все новости, которыми ей казалось неудобным делиться во время болезни Маргарет. Она поверяла Дане свои планы насчет свадьбы, рассказывала о квартире, которую они с Тедом уже сняли в Бостоне, где он будет учиться на адвоката. Дана не могла сдержать горькие мысли о том, как все отличалось от ее собственной свадьбы с Маршаллом, когда все было решено и предусмотрено бабушкой и Фоулерами.

– Тодд и Джефф будут шаферами, а Питер – другом жениха, – тараторила Нэн. – Они бросили жребий, и Питер выиграл, хотя он утверждает, что проиграл. Все будет как в старые добрые времена – вся Семерка вместе.

– Замечательно, – тихо сказала Дана, подумав, что будет с ней к тому времени, как Нэнси и Тед встанут перед алтарем. Она машинально потерла живот и виновато спрятала руки за спину. – Не могу дождаться. – Она с облегчением подняла глаза, когда за спиной Нэнси возникла высокая фигура Питера Крэйна. Через плечо Нэнси он передал Дане холодный бокал чая со льдом. Нэн вынырнула из-под его руки и, подняв блюдо, медленно понесла его по направлению к редеющей толпе гостей у стола. – Не забудь избавиться от них! – крикнула ей вслед Дана и увидела, как Нэнси кивнула в ответ. – Где ты был? – она с благодарностью отпила немного из своего бокала. – Спасибо, это как раз то, что мне сейчас нужно.

– Подумал, что тебе захочется. – Питер отлично выглядел в незнакомом Дане темном костюме, очевидно, сшитом в Лондоне. Он медленно отхлебнул из своего бокала и обвел взглядом оставшихся гостей. – Замечательный вечер. Миссис Уэллес понравилось бы.

– Слава Богу, что ты здесь. – Дана глубоко вздохнула и широко улыбнулась пожилой женщине в украшенном цветами платье, которая подошла попрощаться. Она перевела взгляд на Питера после того, как величественная дама удалилась. – Она милая, они все милые, но я так устала. Хорошо было бы, если б они все сейчас разошлись. То есть, замечательно, что все пришли и так добры к нам, но я этим сыта по горло. Наверное, я порядочная сволочь, правда?

– Ты прекрасно держишься. Твоя бабушка гордилась бы тобой, – он говорил нежно, но твердо, и Дане стало полегче. Они стояли рядом, плечом к плечу, глядя на Гудзон. Неподалеку Джосс спорил со своим агентом. Подул легкий ветерок, послеполуденное солнце отражалось в реке внизу.

– Я никогда не задумывалась, насколько я полагалась на бабушку, пока не стало слишком поздно, – вслух рассуждала Дана. Ветерок развевал ее волосы и раздувал ее юбку вокруг коленей. – Она была очень сдержанной, точнее, не любила проявлять свои чувства, и всегда оказывалась правой во всем. – Дана нахмурилась, размышляя о бабушке. – Она не меняла убеждений, то есть она знала, что хорошо, а что плохо, и это всегда нас поддерживало. Она была честной, всегда честной. – Питер не говорил ни слова, и Дана продолжала: – Мне хочется когда-нибудь стать похожей на нее, когда все это закончится. Я бы хотела… я не знаю, это, наверное, звучит глупо. – Она нетерпеливо махнула рукой.

– Нет, не глупо, Дэйнс, – сказал Питер новым для нее, мягким, почти нежным голосом, каким он говорил с ней теперь, как вернулся из Оксфорда. – Я понимаю, что ты имеешь в виду, и ты права. Она была неукротимой, решительной женщиной, а это не совсем плохо в наши дни. – Он снял очки и зацепил их дужкой за край кармана пиджака. Его глаза смотрели нежно, и он казался таким беззащитным без очков. – Ты похожа на нее даже больше, чем осознаешь, ты гораздо смелее, чем сама думаешь.

– Господи, Пит, я буду по ней так скучать. – Она опустила голову, чтобы скрыть слезы. – Хорошо, что она так и не узнала о ребенке. Я не хотела, чтобы она знала, что мой брак развалился. Она не одобряла разводы. – Дана подняла голову и посмотрела прямо ему в глаза. – Я так и не сказала ей всей правды. Кое-что сохранила в секрете.

– Я думаю, она поняла бы, Дэйнс, ведь она хотела только счастья для тебя. – Питер склонил свою темную голову к ее светловолосой, и их силуэты темнели на фоне горизонта. – А ты была несчастна. – Он сказал это твердо, без вопросительной интонации, но Дана все равно кивнула. – Дорогая, теперь ты можешь рассказать мне все, что утаила от бабушки. Может, тебе станет легче, когда поделишься своей тайной с другом?

Дана кивнула, он решительно повел ее в дальний угол веранды и заслонил собой от толпы. Люди расходились. Джосс на правах хозяина целовал женщин, жал руки мужчинам, благодарил всех. Он фактически выпроваживал людей, но так обаятельно, что никто этого не замечал. Взглянув на Дану с Питером, удвоил усилия, чтобы для убитой горем дочери поскорее закончился утомительный вечер.

– Он бил меня. Каждую ночь возвращался домой пьяным, и если я не потакала ему, то бил. – Дане стало стыдно, но рассказ об унижении вырвался так же внезапно, как и признание о беременности. Питер располагал ее к откровенности.

Молча он обнял подругу, словно пытаясь защитить, и она склонила голову ему на грудь. Постояли молча, не двигаясь. Наконец, пока Питер все еще не произнес ни слова, она подняла голову и была поражена его окаменевшим бледным лицом.

– О, Питер, не принимай это так близко к сердцу. Я не первая женщина, с которой такое случилось, и теперь все уже позади, – дрожащим голосом сказала она. – Мне больше никогда не придется его видеть.

– Почему ты не позвонила мне? Я приехал бы и увез тебя.

Она засмеялась неуверенно.

– Как рыцарь в сверкающих доспехах?

– Не шути так, Дэйнс. Сколько же ты натерпелась с этим сукиным сыном. – Он все еще держал ее в объятиях, и она не могла видеть гневного выражения его лица.

– Вначале я сама не верила, что это случилось, а потом, когда он раскаивался и извинялся, я подумала, что это просто ужасная случайность, которая больше не повторится. Я не могла допустить, чтобы бабушка узнала, – прошептала Дана.

– Но это случилось снова, да? И что ты думала после этого? – спрашивал он, гладя ее по спине. Дана попыталась отодвинуться, но он не отпускал.

Наконец она поняла, что он ждет от нее вразумительного ответа, и безучастно продолжала:

– Думаю, я была просто парализована. Я знала, что это все ужасно и отвратительно, но до последнего момента не могла поверить, что все происходит со мной. Я была очень слабой, меня засосало все это, и мне не хватало сил признать, что я совершила такую ужасную ошибку. – Она устало закрыла глаза. – Долгие месяцы я, просыпаясь по утрам, говорила себе: "Сегодня ты уедешь", но в конце дня решимость пропадала, и я успокаивала себя: "Ничего, я уеду завтра". А дни бежали быстро, Пит. Когда я сейчас оглядываюсь на прошлое, мне все представляется картинкой, на которой изображена женщина, очень похожая на меня, и предстоит узнать ее – ту, которую я не встречала раньше. – Ей трудно было продолжать, она лишь помотала головой, давая понять, что все сказала.

– А ребенок? Как насчет ребенка? Ты ему уже сказала? – Питер был подавлен, но все еще крепко обнимал Дану.

– Нет, я больше не говорила с Маршаллом, даже по телефону. Знают только доктор и ты. – Она судорожно вздохнула, теперь с облегчением, что наконец разделила с кем-то свою тяжесть. Теперь Питер знал все ее тайны, знал больше, чем догадалась Джилли или вытянул из нее Гэвин.