Текст книги "Тёмное крыло"

Автор книги: Кеннет Оппель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Ты же знаешь, что могло бы случиться с ним там, на материке, – говорила мать.

– Очень хорошо знаю. Колония могла бы изгнать его.

– Или убить, – добавила мать.

Сумрак похолодел от страха. Они говорили о нём! Он боялся, что родители могут услышать его возбужденное дыхание.

– Именно поэтому я показал колонии, что полностью одобряю его поведение, – ответил Папа. – Если они подумают, что их предводитель это одобряет, то они тоже одобрят. Мы должны защитить его, Мистраль.

– Ты не был бы столь же терпимым по отношению к нашим первым детям, Икарон. Ты бы запретил им это.

Тон голоса Икарона был довольным.

– Возможно, но долгие годы мира и изобилия явно смягчили мой нрав. И это поистине удивительная вещь, Мистраль, признай это.

– Другие не будут относиться к этому столь же любезно, – ответила мать. – Кто-нибудь станет завидовать; многие будут просто видеть в нём уродца. – Сумрак расслышал её вздох. – У него будут проблемы с поиском пары.

Сумрак слегка расслабился. Неужели это всё, о чём беспокоилась его мать? Его это ни капли не волновало. Многие рукокрылы не находили себе пару до второго или третьего года жизни. В любом случае, это его совсем не интересовало. Не было бы особой трагедии в том, что он никогда не найдёт себе пару. У него были мать и отец, и ещё Сильфида – хотя он предполагал, что наступит время, когда Сильфида уйдёт жить со своим брачным партнёром.

– Он выглядит очень странно, – печально сказала мама. – Я люблю его, и для меня это не имеет значения, но, когда я гляжу на него, он совсем не похож на всех остальных моих детей. Он словно принадлежит к какому-то другому виду.

Сумрак не знал, сколько ещё ему захотелось бы услышать, но сейчас он не мог прекратить подслушивать.

– Он наш ровно в той же мере, что и остальные, – мягко сказал Икарон. – И у него есть то, чего нет ни у кого из остальных. Он умеет быстрее охотиться, успешнее искать пищу в лесу, высоко летать и рассказывать о мире вокруг нас. Он сможет увидеть любых хищников, приближающихся издалека, и предупредить нас. Разве это не делает его желанным супругом?

– Да, конечно. Но иногда не так уж хорошо слишком сильно отличаться от остальных. Мы тянемся к существам, которые похожи на нас самих. Это просто в порядке вещей.

– Но ведь я же избрал тебя своей спутницей жизни, – сказал Икарон.

– Да, но моё отличие невидимо.

Сумрак вздёрнул уши ещё больше. О чём же говорила его мать?

– Всякий может увидеть отличия Сумрака, – продолжала говорить его мать. – Но ты – единственный, кто знает о моём. И ты согласился, что это лучше держать в тайне.

Сумрак расслышал вздох отца.

– Возможно, я был неправ. Что такого позорного в том, чтобы обладать способностью видеть ночью?

– И я! – Сумрака прорвало прежде, чем он сумел остановить себя. Он бросился по ветке навстречу потрясённым родителям. Более спокойным тоном он сказал:

– Я тоже умею видеть в темноте!

– Умеешь? – тихо спросила мать.

Сумрак кивнул.

– С помощью своих охотничьих щелчков. С их помощью я могу видеть всё. Ты умеешь то же самое?

– Да, – хихикнув, сказала она. Потом она нахмурилась:

– Сколько ты успел услышать?

– Немного, – неловко сказал он.

Она приблизилась и обнюхала его.

– Я люблю тебя так же горячо, как и всех своих детей. Мне жаль, если это могло прозвучать как-то по-другому. И теперь я узнала, что у нас ещё больше общего. Эхозрение.

– Вы так это называете?

– Почему же ты не сказал нам об этом раньше? – спросил отец.

– Я боялся, что вы будете стыдиться меня, – ответил Сумрак. – Ведь я и так уже достаточно сильно отличаюсь от остальных.

– Мы никогда не стыдились тебя, – сказала мать. – Я просто хочу, чтобы у тебя всё складывалось как можно лучше. Именно поэтому я считаю, что некоторые вещи должны остаться в тайне.

– Но ты же рассказала Папе о своём эхозрении.

– Ему одному.

– Это было огромным преимуществом для охотника на ящеров, – сказал Икарон. – Твоя мама могла видеть на дальнее расстояние, и в темноте тоже. У ящеров было очень плохое зрение, особенно ночное. Твоя мама могла вывести нас прямо к гнёздам, и мы оставались незамеченными.

Сумрак восхищённо взглянул на маму новыми глазами – и испытал облегчение. По крайней мере, не у него одного было это странное умение.

– Почему мы умеем это делать? – спросил он.

– Не знаю. Может быть, у моих собственных матери или отца была такая же способность. Но они никогда не говорили об этом. И я никогда не признавалась им.

– Ты боялась, что тебя будут избегать?

– Да.

– Но, наверное, есть и другие, кто тоже умеет это делать, – с надеждой сказал Сумрак. – Они все просто боятся рассказать об этом, как боялись и мы сами.

– Вполне возможно, – сказал Икарон.

– Было бы лучше, если бы все просто рассказали об этом, – выпалил Сумрак. – Тогда никому не пришлось бы волноваться из-за того, что он отличается от остальных.

Мистраль кивнула с сожалением:

– Желание быть таким же, как все, очень сильно. Оно течёт в наших венах.

– Но мне ещё кажется, – сказал Икарон, – будто внутри каждого из нас покоятся семена перемен. И никто не знает, из-за чего и когда они прорастают.

Сумрак взглянул в темноту поляны. Он чувствовал себя слегка ошеломлённым из-за тех новых вещей, которые ему довелось узнать. Пока с него было достаточно. Какая-то его часть желала, чтобы он вернулся обратно в прошлое, в то время, когда ящер ещё не ворвался в их мир. Но большей частью его взволновало переосмысление самого себя.

– Я боялся, что мог оказаться ящером, – признался Сумрак.

– Сумрак, как ты мог даже подумать об этом! – сказала ошеломлённая мать.

– Ну, думал иногда, – застенчиво пробормотал он. – Мои паруса. Они выглядят очень похожими на крылья ящера. Безволосые. И мы оба умеем летать.

– Я видел, как ты рождался, – нежно сказал отец. – И я могу ручаться, что ты не вылупился из яйца.

– Ты уверен, что прежде у нас в семье никто не летал? – спросил Сумрак.

– Ты первый, – ответила ему Мистраль.

– Но, возможно, не последний, – добавил Икарон. – Кто знает, может быть, однажды все рукокрылы будут летать и видеть ночью? Возможно, ты – первый из них.

– Не забивай ему голову такими мыслями, – отругала Мистраль своего супруга. – Пока он должен держать в тайне своё эхозрение.

– Сильфида знает об этом, – признался Сумрак.

– Ладно, будем надеяться, что она станет держать это при себе. Совершенно очевидно, что скрывать способность к полёту уже слишком поздно. Но я всё равно боюсь, что из-за этого тебя будут избегать.

– Я этого не допущу, – твёрдо сказал Икарон. – По крайней мере, пока я предводитель. Никто из нас не должен бояться отличаться от остальных. Вся эта колония существует исключительно из-за того, что наша небольшая группа посмела отличаться от остальных. Двадцать лет назад мы нарушили Договор и поставили себя не просто против одной колонии, но против всей лиги зверей. Иногда наши отличия могут сделать нас великими и открыть дорогу к лучшему будущему.

Хищнозуб возвращался к Рыщущим с гордо поднятой головой. Он не чувствовал стыда; он не крался обратно тайком, словно какой-то опозоренный зверь.

Почти два дня он держался вдали от остальных, в лесной чаще, не уверенный в своих дальнейших действиях. Что, если Пантера выдала его тайну? Вдруг Патриофелис уже в гневе? Он уже подумывал о том, чтобы бежать отсюда и искать себе новые охотничьи угодья. Но это было бы слишком дорогой платой за вину, было бы его поражением. А он поступал правильно.

Когда он зашёл в центр территории клана, солнце почти дошло до высшей точки своего пути по небу. Нежась после утренней кормёжки, фелиды наблюдали за ним с земли и ветвей. Но на сей раз в их взглядах не было ни тени восхищения, и они не смотрели ему в глаза. Он ощутил запах напряжённого ожидания.

Они всё знали.

Его шаг сбился, когда он заметил Пантеру, движущуюся в его сторону. Его сердце забилось сильнее. Она не перестала разговаривать с ним, но сейчас, проходя мимо, лишь шепнула: «Не я рассказала им. Другие видели тебя и доложили об этом Патриофелису. Я хотела, чтобы ты знал об этом».

Она пошла дальше, даже не обернувшись на него.

Хищнозуб собрался с духом, добравшись до ядовитого сумахового дерева и увидев Патриофелиса, лениво развалившегося на нижних ветвях. Когда вождь заметил Хищнозуба, он встал, но не спустился, чтобы приветствовать его.

– Ты вернулся к нам, – сказал вождь фелид.

– Да.

– А правда ли то, что мы слышали? – требовательно спросил Патриофелис.

– Правда, – ровным голосом ответил Хищнозуб.

– Ты убил дружественного нам зверя. Ты не раскаиваешься?

– Мы убиваем всё время. Личинок и насекомых.

– Эти существа ничего не значат. У них нет чувств!

– Они дёргаются, умирая. Они тоже хотят жить. Мы просто не чтим этого.

Патриофелис нетерпеливо фыркнул; доводы Хищнозуба его не впечатлили.

– Ты убил другого зверя. Это не в порядке вещей!

– Ящеры питались нами. Мы должны питаться другими существами, если хотим выжить.

– Так же ты говорил и прежде, – Патриофелис расхаживал по своей ветке на сумаховом дереве. – Но это привнесло бы в наш мир анархию. Если бы мы все охотились друг на друга, пролилось бы гораздо больше крови, чем когда на нас охотились ящеры.

– Ровно так, как и должно быть, – сказал Хищнозуб.

– Нет. Я запрещаю это.

Затем голос вождя ненадолго смягчился:

– Ты был всеми любимым членом клана, Хищнозуб. Никто не охотился лучше и не сражался яростнее, чем ты, во имя выполнения Договора. Вернись к нам. Вернись к нам и откажись от своих разрушительных позывов.

– Не вернусь, – сказал он. – Мои позывы естественны и правильны.

– Тогда это место больше не может быть твоим домом.

– Пока ты вождь – нет, – ответил Хищнозуб, чувствуя, что его мускулы напрягаются, а сухожилия натягиваются, как струна. – Возможно, измениться нужно тебе самому.

– Нет, Хищнозуб, тебе.

Хищнозуб поднял левую заднюю лапу и обильно помочился на землю, отмечая свою территорию.

– Слезай со своего дерева, – сказал он, – и давай посмотрим, кто больше подходит на роль вождя клана.

– Это было бы не лучшее испытание на пригодность на роль вождя, – ответил Патриофелис.

С соседних ветвей на землю спрыгнула дюжина самых сильных фелид, окружая Хищнозуба и защищая своего вождя.

– Уходи! – крикнул Патриофелис. – Отыщи себе где-нибудь новый дом, подальше отсюда!

Хищнозуб присел и зарычал, и на миг остальные фелиды дрогнули. Он знал их всех. Они играли, чистились и охотились вместе, и никто из них не был ему ровней в драке один на один. Но они объединились и обратились против него. Его повалили на землю, исцарапали и избили лапами. Когти расцарапали его живот и бока. Челюсти хватали и тянули его плоть.

Он вертелся на месте и сопротивлялся, разозлившись, что его одолевают численным превосходством. Он надеялся, что Пантера не видит этого унижения. Хищнозуб знал, что не мог выиграть в этой борьбе. Шатаясь, он поднялся и бросился прочь, поворачиваясь, чтобы рявкнуть или зашипеть на своих преследователей.

Они не подходили к нему слишком близко, чтобы начать драться, но медленно двигались вперёд, вынуждая его уйти прочь из клана.

Оказавшись в одиночестве, он развернулся и, хромая, побрёл в лес. Его раны сочились кровью, в голове сверкали вспышки ярости и боли.

ГЛАВА 8. Терикс

– Икарон, мне нужно с тобой поговорить.

Когда сгущались сумерки, Нова спланировала со своего насеста вниз. Сумрак перестал чиститься и взглянул на Сильфиду и маму. В голосе Новы явно слышались серьёзные нотки.

– Если это насчёт колонии, поговорим наедине, – ответил Икарон.

– Это насчёт твоего сына, – сказала Нова. – Он должен присутствовать при этом.

Сумрак с беспокойством взглянул на отца. Что же такого он сделал? Он мог лишь предполагать, что это имело какое-то отношение к его полёту, но он вёл себя очень осторожно и охотился в стороне от остальных, поэтому не мог им помешать. И он никогда не залетал за Верхний Предел, на территорию птиц.

– Ладно, – спокойно сказал Икарон. – Расскажи мне, в чём дело.

– Многие из нас обеспокоены полётами твоего сына. Это должно прекратиться.

– Должно? – вздыбив шерсть, переспросил Икарон. – Это слово, которым могу пользоваться лишь я.

– Это вызывает волнение и огорчения. Другие семьи считают это вредным. Он насмехается над нашим видом. Мы никогда не порхали. Это не в нашей природе. Он пробует быть стать тем, чем не является.

– Он мой сын, – сказал Икарон. – И он такой, какой он есть.

Сумрак ощутил огромную благодарность своему отцу.

– Птицам это не понравится, Икарон.

– Не понравится? Не думаю, что это хоть как-то их касается.

– Им не понравится видеть зверя в воздухе, рядом с их гнёздами, возле их насестов.

– Сумрак будет держаться подальше от их гнёзд; я доверяю его здравомыслию.

– Некоторые говорят, что он проклят.

– Что? – вскрикнул от удивления Сумрак.

Отец повернулся к нему, взглядом призывая соблюдать тишину.

– Они думают, что его заразил крылатый ящер, который умер у нас на поляне, – продолжала Нова. – Они говорят, что он каким-то образом подхватил болезнь от ящера. Это изменило его, и теперь он летает.

Сумрак вновь ощутил на себе сильную вонь последнего выдоха ящера. В его груди огнём разлилась паника. Это чем-то напоминало его сон. Он никогда не мог выбросить из головы мысль о том, что ящер так или иначе стал причиной появления у него новых способностей.

– Это, – с презрением произнёс Икарон, – чепуха и суеверия в самом худшем своём виде. Нет никакой заразы, никакой инфекции. От тебя, как от старейшины, я ожидал бы усилий по искоренению такого рода слухов, а не по распространению их.

– Возникнет недовольство, – пробормотала Нова.

– Ага! Вот теперь мы добрались до самой сути вопроса, – сказал Икарон. – Многие слишком торопятся примерить к себе способность к полёту. Вся поляна мелькала от их взмахов. Все эти вопли о неправильности происходящего рождены исключительно их неудачами.

– Как я вижу, ты не желаешь уступать в этом вопросе.

– Ни на шаг. У моего сына есть особый дар. Если он есть, зачем его стыдиться? Почему он не должен пользоваться им в собственных интересах?

– Это может быть в его интересах, но не в интересах нас всех, как единого целого, – сказала Нова. – Вот, о чём ты должен побеспокоиться в первую очередь.

Сумрака поражало, что у неё хватает сил говорить таким образом с его отцом. Он почти восхищался ею, потому что в своём воображении он едва смог бы даже просто пискнуть под прицелом столь сурового взгляда. Он видел, как у отца напряглись мускулы.

– Эта колония всегда была предметом моей главной и нежной заботы, – сказал Икарон. – И когда я увижу, что её благополучие действительно находится под угрозой, я буду действовать. Хочешь добавить что-то ещё к уже сказанному?

– Я всё сказала, – ответила Нова и начала карабкаться обратно на свой насест. Она была почти такой же старой, как отец Сумрака, и её лапы устали.

Пока впечатление от этого противоборства было свежо, Сумрак чувствовал себя изнурённым.

– С тобой всё в порядке? – спросила его мама, и он понял, что весь дрожит.

Он кивнул.

– Не поддавайся этой чепухе, – сказал отец. – Некоторые рукокрылы всегда с подозрением относятся к чему-то новому – и завидуют.

– Я боялась, что это случится, – сказала мать Сумрака.

– Я пытался не вставать ни у кого на пути, – сказал Сумрак. – И даже не летал вблизи птичьих гнёзд.

– Не думаю, что Нова говорила от имени кого-то иного, кроме самой себя, – ответил ему отец, – и, возможно, нескольких других недовольных рукокрылов.

– Кливер и Эол болтали об этом, – сказала Сильфида.

– Молодняк, который вряд ли умеет что-то ещё, – пренебрежительно сказал Икарон. – Я ничего не слышал от семей Барата и Сола. Всё хорошо, Сумрак.

– Ладно, – ответил он, уверенно кивнув. Но он видел, что его мать волновалась, и вовсе не ощущал уверенности. Он хотел летать. Он любил это. Но он не хотел быть отщепенцем. И конечно, несмотря на слова его родителей, где-то должен быть кто-нибудь ещё, похожий на него.

На следующее утро Сумрак вернулся на Верхний Предел, чтобы наблюдать за птицами. Ему по-прежнему нужно было многое узнать о полёте. Он был особенно недоволен своей техникой посадки, и надеялся, что птицы смогут его чему-то научить.

Он только что пронаблюдал, как одна птица села на соседнее дерево, и ожидал, когда она снова взлетит, но в это время у него возникло странное чувство, что наблюдают за ним самим. Он взглянул вдоль ветки, ожидая увидеть Сильфиду, или, возможно, Кливера или Эола, шпионящих за ним. Сумрак знал, что они провели много времени на Верхнем Пределе, затевая свои бесконечные состязания в охоте. Но не было ни единого признака их присутствия. Шерсть на его загривке встала дыбом. Он запрокинул голову назад и увидел, что прямо над ним, на расстоянии двух футов, на соседнюю ветку забралась птица. Сумрак даже не слышал, как она прилетела.

Она очень внимательно разглядывала его, поворачивая голову резкими короткими рывками, словно изучая его под всеми возможными углами зрения. Её клюв был слегка зазубрен по краю, словно в напоминание о некогда росших в нём зубах.

Сумрак отодвинулся назад, чтобы ему было проще разглядеть её. Птица перепорхнула, но не взлетела. Она продолжила разглядывать его смелыми чёрными глазами. Сумрак расстроился. Он никогда не был так близко к птице, и, конечно же, ни разу не встречал такую, которая проявляла интерес к нему самому.

– Почему ты таращишься на меня? – спросил он.

– А почему ты таращишься на нас? – парировала птица; в её голосе слышалась странная мелодичная трель.

– Я хочу увидеть, как ты летаешь, – ответил Сумрак.

– Ну, а я хочу увидеть, как летаешь ты, – сказала птица. – Ты – это тот самый, кто умеет летать, правильно?

– Да, – он не видел смысла в том, чтобы отрицать это, поскольку новости о его полёте явно добрались и до территории птиц. Он завидовал этим существам и восхищался ими всю свою жизнь, но никогда не предполагал, что однажды станет говорить с одним из них. Он подозревал, что это вообще не разрешалось. Потом ему нужно будет спросить об этом у Папы.

– Все о тебе говорят, – продолжала птица.

– И что же они говорят? – Сумраку захотелось это знать.

– Им это не нравится. Они думают, что это нелепо. Я тоже хотел посмотреть. Это выглядит невозможным. У тебя даже нет перьев на крыльях.

– Чтобы летать, перья не нужны, – сказал Сумрак. – Да и крылья тоже. У меня есть паруса.

– По мне, они похожи на крылья.

– Мы их называет по-другому.

– У тебя есть имя? – спросила птица.

– Конечно, есть! А у тебя?

– Несомненно. Просто я не был уверен, утруждаете ли вы себя заботой давать имена друг другу. На мой взгляд, вы все выглядите довольно похожими.

Сумрак был возмущен. Ему всегда говорили, что птицы были грубыми и надменными существами, и теперь он понимал, почему.

– Ну, наверное, вы все тоже выглядите одинаковыми на наш взгляд.

– Какая чушь! – сказала птица.

Какое-то мгновение они оба молчали.

– Меня зовут Терикс, – сказала затем птица, добавив к этому трель, которую Сумрак воспринял как знак примирения.

– Я Сумрак. А ты птица-он, или птица-она?

– «Он»! – сказал Терикс, раздражённо дёрнув головой. – Это же очевидно!

– И из-за чего же это очевидно?

– Просто послушай мой голос!

Терикс издал короткую трель, и хотя она звучала очень приятно, Сумрак не знал, звучала ли она как у самца, или как у самки.

– Просто тон голоса несколько ниже, чем у самок, – услужливо подсказал Терикс. – И мелодия попроще.

Сумрак кивнул с таким видом, словно ему всё было совершенно ясно.

– Ну, а мне, со своей стороны, не легче узнать, какого пола ты, – сообщил ему Терикс.

– Мужского, – сказал Сумрак.

– Приму твои слова как данность, – ответил Терикс.

– А каков твой возраст? – спросил Сумрак.

– Четыре месяца. А твой?

– Почти восемь.

– Интересно, что птицы взрослеют быстрее, – заметил Терикс.

– Правда? – спросил Сумрак.

– О, да! Я уже почти полностью вырос. Но, похоже, тебе пока ещё есть, куда расти.

Сумрак чувствовал, что ему следует возразить, но предположил, что птица была права. Он ещё далеко не сравнялся в размерах со своим отцом. Однако его несколько раздражало то, что Терикс уже был гораздо крупнее его.

Сумрак огляделся, надеясь, что никто из его колонии не мог услышать их разговор. Ему не хотелось наживать себе неприятностей – хотя ему никогда не говорили, что это было не по правилам. Но в любом случае, Терикс не выглядел опасным, и они оба находились на собственных территориях. Никто не нарушал границ. Сам по себе Терикс выглядел довольно красиво. У него были ярко-жёлтая грудь, белое горло и серая голова. Сумрак поймал себя на том, что его выражение несколько сбивало его с толку: это была словно маска, а всю живость ему придавали ясные глаза.

– Ты живёшь на острове? – спросил его Сумрак.

– О, да, и я уже облетел его весь.

Сумрак с трепетом подумал о такой свободе и скорости. И сейчас они у него были. Его паруса могли унести его туда, куда ему хочется.

– А ты был на материке? – спросил он.

Терикс нетерпеливо перепорхнул с ветки на ветку.

– Нет ещё. Родители говорят, что я ещё не готов. Хотя уже скоро.

Сумраку стало интересно, позволят ли его собственные родители когда-нибудь совершить такое путешествие. Ведь там был бы целый новый мир. Но, судя по тем обрывкам слов, которые он слышал, мир выглядел жестоким и страшным местом.

– Давай, посмотрим, как ты летаешь, – предложил Терикс.

Сумрак на миг задумался.

– Хорошо, – сказал он, – но только если ты потом пару раз покажешь мне, как ты садишься.

Терикс отвесил быстрый поклон и чирикнул. Сумрак счёл это за согласие.

Он бросился с ветки, с силой взмахивая парусами и взлетая всё выше по мере того, как набирал скорость. Он сделал несколько кругов над поляной, убедившись, что всё время остаётся ниже Верхнего Предела, а затем неуклюже зашёл на посадку.

Терикс изучающее разглядывал его сверху.

– Ты очень быстр и ловок в воздухе, – сказал он, удивив Сумрака этим комплиментом. – Но я вижу, что над твоей посадкой ещё нужно работать и работать.

– Да, – ответил Сумрак. – Может быть, ты сможешь показать мне, как это делать.

Наблюдая, как Терикс взлетает и садится так близко к нему, Сумрак понял, насколько сильно различной была техника их полёта. Садясь, Терикс держал свои крылья высоко, взмахивая только их оперёнными концами, чтобы замедлить движение и точно сесть на кору. Сумрак понял, что эта техника вряд ли смогла бы когда-нибудь стать полезной для него. Он всегда садился значительно быстрее. Что касалось взлёта птицы, то крылья Терикса, похоже, поднимали его сразу же, как только он подпрыгивал в воздух. Сумраку нужно было очень сильно и быстро хлопать своими парусами. Он понял, что обладал лучшей маневренностью, чем птица, особенно в ограниченном пространстве, но он и представить себе не мог, что его полёт когда-нибудь станет таким же изящным.

Что же облегчало полёт птицам: перья или просто форма крыльев сама по себе? Он не мог ни угадать очертания пальцев под всеми этими перьями, ни увидеть торчащие среди них когти. У Терикса они были только на лапах.

– Можно мне получше рассмотреть твои крылья? – спросил Сумрак и, не дожидаясь ответа, быстро перепорхнул на ветку к Териксу.

От удивления Терикс отскочил назад.

– Ты находишься на территории птиц, – сказал он, и его голос казался слегка сдавленным.

– Ой, – Сумрак совершенно забыл об этом. – Прости. Мне отступить обратно? Ты меня боишься?

Терикс высоко поднял голову:

– Я тебя не боюсь! Даже если ты яйцеед.

– Яйцеед? – переспросил Сумрак в замешательстве. – Я не ем яиц!

– Ешь. Яйца ящеров. Родители мне рассказывали.

– Ой. Нет, только не мы, – сказал Сумрак, стремясь разрешить это недоразумение. – Рукокрылы на материке охотятся на яйца ящеров. И на самом деле они не ели их – они лишь хотели уничтожить их, чтобы не родилось больше ящеров. Но мы этого не одобряем. Именно поэтому мы живём здесь. Мы не хотели охотиться на яйца.

Терикс с сомнением покачал головой.

– Но на этом острове некогда водились ящеры.

– Нет, – сказал Сумрак. – Здесь никогда не было ни одного. Именно поэтому мы остались здесь. Это место было таким безопасным.

Терикс лишь продолжил качать головой.

– Ты не прав, – сказал он. – Когда-то здесь жили ящеры, и мой прадед говорил, что вы, рукокрылы, разорили их гнездо.

– Когда? – нетерпеливо спросил Сумрак.

– Двадцать лет назад.

– Это ты не прав! – ответил Сумрак, рассердившись. – Да что ты, вообще, знаешь? Ты выглядишь так, словно вылупился из яйца пять секунд назад!

Терикс прыгнул вперёд и угрожающе разинул клюв. Сумрак отполз назад. Клюв оказался острым.

– Я своими глазами видел кости! – настаивал Терикс. – Мы видим намного больше, чем вы – ленивые рукокрылы.

– Ну, и где же они?

Сумрака совершенно не убедил рассказ птицы, но он был озадачен её свирепой убеждённостью.

– На юго-востоке отсюда, – сказал Терикс, дёрнув головой. – Это недалеко, если ты полетишь. Там есть другая поляна, не такая большая, как эта, и сразу за ней земля немного опускается. Там, где деревья растут пореже, ты сможешь увидеть большие кости на земле. Сам слетай, и убедись.

– Слетаю.

Сверху послышалось громкое хлопанье крыльев. Испуганный Сумрак взглянул вверх и увидел другую птицу, заходящую на посадку между ним и Териксом. Она обладала такой же окраской, как и Терикс, но была чуть крупнее, и ветка согнулась под её весом.

– Проваливай отсюда, – вопила птица. – Яйцеед!

– Мама… – начал Терикс.

– Как ты смеешь вторгаться на нашу территорию! – верещала птица-мать

Сумраку, хлопала крыльями и едва не сдувала его с ветки.

– Простите, – выдавил из себя Сумрак, карабкаясь обратно. – Я не собирался…

– Мы видели, как ты летаешь здесь, – визжала птица-мать. Её хохол раскрылся, показывая яркие красные перья под ним. – Не имеешь права! Прекрати летать, ради собственной пользы! Есть те, кто с удовольствием оторвал бы крылышки от твоего крохотного тельца!

Сумрак мельком увидел Терикса, съёжившегося за своей матерью, дёргая головой и топорща хохолок. Сумрак чувствовал, как сильно он был напуган.

– И держись подальше от нашей территории! – прошипела птица-мать, нацелив на Сумрака широкий зазубренный клюв. Сумрак прыгнул, разворачивая свои паруса, и по спирали бросился вниз среди ветвей большой секвойи. Быстрый взгляд назад показал, что за ним нет погони, и он сел. Сердце трепетало, словно крылья моли. На него ещё ни разу не нападало другое животное. Он ощутил взрыв негодования: кто она такая, чтобы требовать от него прекратить летать?

Яйцеед!

Это было так несправедливо. Его отец переселился на остров, чтобы уйти от пожирателей яиц. Но эти птицы по-прежнему обвиняли их в тех вещах, которых они никогда не делали.

Он не знал, как ему поступить. Если он расскажет об этом матери и отцу, то его ждут большие неприятности уже лишь из-за разговора с птицей. Вылазка на их территорию была ещё более серьёзным проступком. Он поверить не мог в то, насколько по-дурацки себя вёл. Если бы об этом узнала Нова, она сказала бы, что была права, и что его полёт лишь ещё больше разозлит птиц и принесёт неприятности всей колонии.

Но что, если история Терикса о костях ящеров и яйцеедах была правдой? Его отец должен знать об этом.

Сумрак прекратил дрожать. Его живот больше не сжимало и не скручивало. Он всегда мог взглянуть на это своими собственными глазами. Терикс сказал, что это место неподалёку. Тогда, если бы птица соврала, Сумрак вообще ничего не сказал бы своим родителям. Он мог бы просто забыть об этом и запомнить, что никогда не следует вновь связываться с птицами. Варварские существа. Он пойдёт и сам отыщет кости ящеров – если их ещё можно там найти.

Сумрак уже пролетел через поляну, которую описал Терикс, а когда земля стала опускаться, он замедлил полёт. Деревья росли реже. Ему не нравилось оказаться в лесу в полном одиночестве. Всё было бы не так плохо, если бы он был вместе с Сильфидой, но теперь он нервничал и чувствовал себя уязвимым. Рукокрылам точно не запрещалось исследовать мир; просто никто этим не занимался всерьёз. Повода не было. Всё, что им было нужно для жизни, находилось в окрестностях секвойи.

Это, наверное, как раз то самое место. Он не хотел спускаться слишком близко к земле, особенно после своего последнего страшного опыта на поверхности. Он сел на ветку и посмотрел в зелёно-коричневую мешанину, испещрённую яркими пятнами цветущих лиан. Солнечный свет пробивался вниз, но всё равно во многих местах была густая тень. Его эхозрение осветило их, и когда он начал искать кости, подлесок был виден очень чётко.

У него перехватило дыхание.

Терикс не соврал. Они были покрыты зелёным мхом и обвиты усиками растений, поэтому, пользуясь лишь зрением, он мог бы принять их за изгибающиеся ветви. Но его эхозрение отчётливо определило, в каком порядке они располагались: это был ряд арок, поднимающихся из земли.

Рёбра!

То, что вначале выглядело как листья, прилипшие к рёбрам из-за дождя и грязи, оказалось остатками кожи и чешуи.

Почему же ни одна из последних экспедиций рукокрылов не наткнулась на эти останки? Он предположил, что все они были связаны с побережьем и ничего не искали в самом лесу. И было бы достаточно легко не заметить кости, если не знать, что они были там.

Он продолжил исследовать их своим эхозрением, изменяя силу щелчков. За рёбрами он обнаружил гладкую поверхность большого черепа, очистившуюся за все эти годы. И разбросанные по всему подлеску…

Сумрак очень долго изучал эти вещи, слушая потоки возвращающегося к нему эха, чтобы быть до конца уверенным.

Это могли быть только осколки яичной скорлупы, толстые и морщинистые снаружи, но гладкие и вогнутые с внутренней стороны. Среди осколков скорлупы были рассыпаны мелкие кости. Возможно, кость ноги. Когтистая ступня. Два черепа, не намного больше его собственного.

На этом острове жили ящеры, и похоже на то, что их яйца были уничтожены.

Но кто из рукокрылов их колонии смог бы это сделать?

Ответ пришёл к нему едва ли не раньше, чем он задался этим вопросом.

Нова.

Когда он летел обратно к секвойе, голова гудела от только что увиденного. Он был уже недалеко от дерева, когда разглядел впереди другого рукокрыла. С удивлением он осознал, что рукокрыл не планировал в воздухе. Он пытался летать.

Сумрак подлетел ближе, стараясь получше разглядеть его сквозь путаницу ветвей, спрашивая себя, кто же это, на самом деле, мог быть. Его успехи были ничуть не больше, чем у любого из остальных; он неуклюже махал парусами, взбалтывая ими воздух, но совсем не двигался. Всё дело только в скорости, с сожалением думал Сумрак; они никогда не сумеют достаточно быстро хлопать своими парусами.

Он не хотел смутить своим появлением рукокрыла, и готов был его облететь, когда разглядел полосы серой шерсти у него на боках. Неожиданно рукокрыл развернулся в воздухе и взглянул прямо на него; Сумрак понял, кто это был. Его отец быстро раскрыл паруса полностью и спланировал, опустившись прямо на ветку.