Текст книги "Тёмное крыло"

Автор книги: Кеннет Оппель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 5. Рыщущие

С вершины холма Хищнозуб разглядел знакомый вид своего леса. Его шаги стали длиннее, и Пантера шла рядом с ним в том же темпе. Сейчас дневная жара достигла своего пика, но он сгорал от желания вернуться домой после стольких дней странствий. Его шерсть слиплась от пота и пыли, а дыхание было сбивчивым.

Заходя под густой покров из деревьев и папоротника, Хищнозуб почувствовал, как по его телу прокатилась волна облегчения и отличного самочувствия. Свет померк, пробиваясь сквозь высокий полог леса. Зрачки Хищнозуба расширились. Его кожа остыла, и он стоял, впитывая с каждым глубоким вдохом горячо любимые запахи леса.

Он и Пантера ориентировались по запаховым следам, которыми отмечала свой путь в подлеске их стая. Он знал, что вокруг него были другие фелиды, встряхивающиеся после полуденного сна или тихо ухаживающие за собой, свернувшись клубочком на земле или на нижних ветвях деревьев. Хищнозуб чувствовал, что за ним следит множество глаз, и слышал, как шепчут его имя, вначале тихо, словно бриз, а затем всё громче и громче, когда голоса множества фелид хором повторяли его.

«Хищнозуб… Это Хищнозуб… Хищнозуб вернулся!»

На эту последнюю охоту было отправлено множество пар охотников-фелид, и его с Пантерой послали дальше всех. Они были в пути целый месяц, и он был практически уверен в том, что они вернулись последними. Когда они подошли к ядовитому сумаху – дереву, которое отмечало собой центр территории клана Рыщущих – их неотступно сопровождали уже сотни фелид, двигавшихся вместе с ними по деревьям и по земле. Хищнозуб по запаху ощущал их ожидание.

Он остановился у основания ствола сумаха и оглядел его ветви. Эти деревья часто встречались в лесу, и фелиды издавна облюбовали их, потому что прикосновение их листьев быстро вызывало появление раздражающей сыпи у многих животных, в том числе у ящеров. Однако фелиды обладали иммунитетом к яду, поэтому для них такие деревья были островками безопасности.

Патриофелис, вождь Рыщущих, спустился на нижнюю ветвь, слегка прихрамывая на своих старых лапах. Его бледно-коричневая шерсть была подёрнута сединой.

– Хищнозуб! И Пантера! Добро пожаловать домой!

Он достаточно проворно спрыгнул на землю и нежно обнюхал Хищнозуба и Пантеру в знак приветствия.

– Вы вернулись последними, – сказал Патриофелис. – Некоторые уже начали волноваться, но не я. Ничто не могло причинить вред двум нашим лучшим охотникам.

– А другие? – нетерпеливо спросил Хищнозуб. – Что они нашли?

– Ничего. Ни единого гнезда. А вы?

– Всего лишь одно гнездо кетцаля с двумя яйцами. Ни одного знака присутствия матери или отца. Думаю, они мертвы. Мы уничтожили яйца.

– Значит, это были последние яйца, – хрипло сказал Патриофелис. – Хищнозуб и Пантера уничтожили последнее гнездо!

Он выгнул спину, широко разинул челюсти, показав чёрные дёсны и всё ещё острые зубы, и издал ликующий вопль, подняв голову к небу. Его крик подхватили все Рыщущие – тысячи других фелид.

Цепляясь когтями, Патриофелис стремительно влез на нижнюю ветвь сумаха, и восторженные вопли клана стихли, когда их вождь заговорил.

– Три дня назад мы получили сообщения от других звериных королевств. От бегущих-по-деревьям, парамисов, рукокрылов и многих других. Ни одна из их партий охотников уже больше месяца не обнаруживала ни одного гнезда. Это может означать только одно. Мы одержали победу. Договор успешно выполнен.

Рыщущие снова заревели в знак одобрения.

– Этого было бы невозможно добиться без наших храбрых охотников, – продолжал Патриофелис. – Все животные упорно трудились, но никто – тяжелее и дольше, чем фелиды! Я пошлю эмиссаров в другие королевства, чтобы сообщить им о великолепной и окончательной победе, одержанной Хищнозубом и Пантерой. Битва выиграна. Ящеры исчезли, и мы унаследовали землю!

Хищнозуб воспринимал теплоту и запах похвал Рыщущих, словно пьянящий запах мускуса. Это заставило взреветь и его самого; он ощущал себя лоснящимся и сильным, готовым сражаться и искать пищу.

Тщательно почистившись, Хищнозуб отправился на поиск еды. Обшаривая лес, он нашёл достаточно много плодов и корней, личинок и других насекомых… Но он не мог забыть вкус плоти ящеров, и из-за этих воспоминаний пища казалась ему невкусной и неаппетитной. Значительную часть традиционного рациона фелид составляли насекомые, главным образом крупные жуки с прочным панцирем, которых можно было выкопать из-под камней или упавших сучьев. Они быстро бегали на своих многочисленных ногах, но достаточно было перевернуть их, и мягкое брюшко оказывалось беззащитным. Их плоть, однако, была холодной и бескровной.

Чтобы отвлечь себя от этих мыслей, он бродил среди сородичей, купаясь в восхищённых взглядах остальных фелид. Он всегда получал удовольствие от своего высокого положения в клане, но сейчас оно было высоким, как никогда. Похоже, что ряды Рыщущих значительно пополнились за тот месяц, пока он был в отлучке. Поскольку ящеры вымерли, фелидам выпала честь вести жизнь, практически свободную от хищников. Везде он замечал множество резвящихся молодых зверей, а их матери следили за потомством с выражением довольной усталости.

Он лениво представил себе продолжение собственной жизни. Он выбрал бы Пантеру в спутницы жизни; она бы с удовольствием вынашивала его многочисленное потомство. И какими превосходными охотниками и бойцами были бы их потомки! Он нахмурился. Поскольку численность клана продолжала безудержно расти, им придётся уходить всё дальше и дальше, чтобы найти достаточно пищи. И если другие королевства животных также наслаждались процветанием, не наступит ли такое время, причём, возможно, достаточно скоро, когда их новым врагом станет нужда? Если только…

Когда Хищнозуб лежал, растянувшись на широкой ветви и задумчиво облизывая лапы, к нему приблизился Патриофелис. Хищнозуб почтительно встал и позволил своему вождю устроиться поудобнее. Хищнозуб уже давно знал, что он был особым любимцем Патриофелиса, который ценил его за охотничье мастерство. Он преданно служил Рыщущим все эти годы, защищая территорию клана и неустанно разыскивая яйца ящеров. Он даже слышал, как поговаривали, будто к нему уже приглядывались как к будущему вождю. Хищнозубу было интересно, сколько ещё сможет прожить Патриофелис.

– Ты, наверное, утомился в пути, – сказал Патриофелис.

– Отнюдь, – ответил Хищнозуб.

– Превосходный ответ, – произнёс вождь, и они некоторое время наслаждались покоем и взаимопониманием, молча лёжа рядом друг с другом.

– Теперь нас много, – произнёс Хищнозуб, глядя, как его знакомые-фелиды бродят в подлеске.

– Да уж, это верно, – довольно промурлыкал Патриофелис.

Хищнозуб чуть промолчал, а затем ответил:

– Возможно, даже слишком много.

– Что ты имеешь в виду?

Хищнозуб подумал, что это слишком опрометчиво, но, пока он ещё купается в лучах своей новой славы, не лучшее ли это время, чтобы его слова были услышаны?

– Мы добились успеха, это так, – сказал он, – Но чем больше нас будет, тем труднее будет нам всем прокормиться.

Патриофелис удовлетворённо облизывал свой хвост:

– В лесу для нас всегда хватало еды.

– Но мы делим лес с множеством других животных. И с исчезновением ящеров они тоже будут процветать, – заметил Хищнозуб. – Все мы питаемся одним и тем же. И уже скоро пищи не будет хватать.

На морде Патриофелиса появилась задумчивость.

– Мир велик. Мы можем расширить свои кормовые угодья.

– Конечно, да, – ответил Хищнозуб, сделав уважительную паузу. Патриофелис нежно шлёпнул Хищнозуба лапой:

– Сейчас в мире царит мир. Даже лучший охотник должен позволить себе отдохнуть.

– Да, но кто же станет охотиться на нас потом? Вот, в чём вопрос.

– Птицы мало что значат для нас, если это то, о чём ты думаешь.

– Нет, я думаю о других зверях.

– Звери никогда не охотились друг на друга – это не в их обычаях.

– Если бы мы были мудрее, мы стали бы первыми, кто так делает. – Хищнозуб повернулся к вождю и понизил голос. Его уши были прижаты к голове.

– О чём ты говоришь, Хищнозуб? – мягко прорычал Патриофелис.

– Ровно о том, что ты слышал. С уходом ящеров все звери унаследуют землю. И кто-то должен стать новыми правителями. И пусть ими станем мы.

Патриофелис пригладил когтями седеющую шерсть на горле.

– Как же ты пришёл к такому выводу?

– Мы должны искать больше пищи для себя, лучшей пищи.

– И где бы нам найти такую пищу?

Хищнозуб понизил голос ещё больше:

– Стоит лишь окинуть взглядом этот лес.

– Ты предлагаешь нам есть других зверей? – спросил потрясённый Патриофелис.

Хищнозуб сглотнул. Уже было слишком поздно идти на попятную.

– Позволь нам быть охотниками, а не добычей.

– А как же Договор?

– Действие Договора закончилось. Он сделал своё дело. Теперь это новый мир.

– Эти существа были нашими союзниками в борьбе с ящерами.

Хищнозуб фыркнул:

– Что-то я не видел, чтобы их было много. В лучшем случае они были слабыми союзниками. Их вклад в победу был не таким большим, как наш. Кто работал больше нас? Фелиды – вот, кто сделал для них землю безопасной.

– Фелиды не питаются другими зверями! – прорычал Патриофелис.

– Все мы ели плоть, – напомнил ему Хищнозуб.

– Только тех животных, которые уже умерли. Да, мы можем поедать падаль. Мы можем питаться мертвечиной. Но мы никогда не охотились на живую добычу. Мы так не живём.

– Мир изменился, и мы должны измениться вместе с ним.

– Мы не едим мясо.

– А я ем, – ответил Хищнозуб.

– Наши зубы не режут, – строго сказал Патриофелис.

– А мои – режут! – когда Хищнозуб произнёс это, он ощутил насыщенный запретный вкус плоти и крови ящера во рту. По его зубам заструилась слюна.

Патриофелис вскочил, охваченный яростью. Его зрачки сузились в щёлочки.

– Договор отточил наши охотничьи инстинкты, – сказал Хищнозуб, опуская голову в знак уважения к своему вождю. – Многие звери ели яйца, или, по крайней мере, желток, чтобы подкрепить свои силы, и у некоторых из нас наверняка развился вкус к мясу новорождённых ящеров. Кто-то жаждет большего.

– Я запрещаю это, – голос Патриофелиса дрожал от гнева.

Хищнозуб чувствовал, что вся его сила улетучилась.

– Если у тебя развились такие вкусы, – сказал Патриофелис, – ты должен их исправить.

Хищнозуб пробовал сделать это, и с каждым днём его негодование только росло. Его вкусы не были неправильными: они были такими, как есть. Он бродил по лесу, и всякий раз, когда он принимался за поиск личинок, насекомых и плодов, его взгляд падал на других зверей.

Он хотел довериться Пантере. Если она должна была стать его спутницей, она должна узнать о его позывах, и даже, возможно, разделять их. Но он также боялся, что она, как и Патриофелис, станет его осуждать. Он помнил, как она смотрела на него, когда он пожирал детёнышей в яйцах.

Он видел рукокрылов, планирующих со ствола на ствол, и корифодона на земле, который пользовался своими могучими лапами, чтобы раскапывать землю в поисках корней и клубней. Остромордые птилодусы слезали со ствола дерева в подлесок и поедали семена. Временами он видел, как они охотятся на яйца ящеров, но всё, что они могли сделать, бледно выглядело по сравнению с усилиями, которые прикладывали фелиды. Рукокрылы, полагал он, были особенно бесполезными в этом деле: их паруса лишь мешали им быстро и неожиданно подбираться к гнёздам по земле.

Другие животные едва замечали Хищнозуба. Он был лесным жителем, как и они сами, и они его не боялись.

Сделать это было бы очень легко.

Двигаясь по ветвям, он следовал за пушистохвостым парамисом, который шуршал листьями, шагая по подлеску.

Гибкие лапы Хищнозуба ступали мягко; он дышал настолько осторожно, что даже не слышал сам себя. Он наблюдал. Он стал частью лесной тишины. Парамис, повернувшись к нему спиной, был занят поеданием каких-то семян, которые нашёл на земле.

Внезапно Хищнозуб почувствовал, что его одолевает неуверенность. Он ещё никогда не выслеживал свою пищу. Он заставил себя закрыть глаза.

«Уходи, – шёпотом взывал он к парамису. – Когда я открою глаза, тебя не должно тут быть, чтобы не соблазнять меня».

Он медленно вдохнул и выдохнул десять раз и открыл глаза: парамис по-прежнему оставался на месте и кормился. Неосторожный.

Слюна потекла по его зубам. Хищнозуб пытался развернуться на ветке, но его мускулы напряглись, словно восстав против него. Он моргнул, ощутил, что видит нечётко, и напряг глаза. И в этот момент он всё понял.

Хищнозуб точно знал, что он собирался делать, и ещё то, что после этого раза мир уже не будет таким, как прежде.

Он огляделся. На него никто не смотрел.

Хищнозуб прыгнул. Обрушившись на парамиса, он придушил его весом своего тела, сунув мордой в землю, чтобы приглушить его вопли. Он инстинктивно всадил свои когти в его тело, чтобы удержать его на месте, затем сомкнул челюсти на шее зверька и сжал их.

Парамис резко дёрнулся, задрожал на мгновение, и потом уже лежал неподвижно.

Пульс Хищнозуба сотрясал всё его тело. Он сделал это. Он убил. Хищнозуб поднял голову и стал с любопытством разглядывать это существо. Видел ли это кто-нибудь? Он быстро утащил парамиса в куст лавра и вгрызся в мягкую плоть его брюха. Мясо и внутренности были тёплыми и легко поддавались его зубам.

Он с жадностью кормился. Это мясо на вкус сильно отличалось от плоти ящеров – оно было теплее, в нём было больше крови. Оно опьяняло его, и он всё ел и ел.

Наконец, насытившись, он нагрёб лапами листьев поверх трупа и оглядел подлесок, прежде чем покинуть своё укрытие. После пиршества он ощутил сильную жажду и направился к берегу ручья. В тихой воде отразилась его морда. Она была запачкана кровью.

Он убил такого же зверя, как и он сам. Он съел его плоть, и её вкус заставил трепетать всё его тело.

Он быстро опустил морду к воде, поэтому ему больше не пришлось смотреть на себя.

ГЛАВА 6. Экспедиция

Сумрак с завистью смотрел, как поисковая партия его матери, планируя, удалялась в лес. Едва солнце осветило горизонт, группа Папы тронулась в путь – вместе с более чем дюжиной других, двигаясь в разные стороны среди деревьев и направляясь к различным участкам побережья.

Ранее этим же утром Сумрак в последний раз попросил, чтобы его взяли с собой и напомнил отцу, как тот в своё время сказал, что на острове в любом случае не было гнёзд ящеров, так что это было бы совершенно безопасно, и тогда почему бы им с Сильфидой не пойти вместе с остальными? Он думал, что это был неплохой аргумент; Сильфида тоже так считала, тем более, что именно она его и придумала.

Но его отец просто снова отказал ему, а мать наказала им с Сильфидой вести себя хорошо и быть на дереве, пока они не вернутся этим же вечером. За ними должна была присматривать Бруба, старшая сестра, которую Сумрак едва знал.

– Наверное, это была наша первая и единственная возможность увидеть живых ящеров, – сказала Сильфида, когда они вдвоём планировали через поляну, не особо стараясь охотиться.

– Мы уже видели одного, – напомнил ей Сумрак.

– Он был мёртв, – ответила Сильфида. – Или практически мёртв.

Далеко внизу Сумрак чувствовал запах кетцаля, который уже начал гнить, вися среди деревьев. Почему-то ему не нравилось думать о том, как его пожирают насекомые и падальщики, сдирая плоть с его тела и крыльев до самых сухожилий и костей.

– Разве тебе не хотелось бы увидеть хотя бы гнездо? – спросила Сильфида. – Яйца ящеров!

– Наверное, ничего этого нет, – откликнулся Сумрак.

– Но они могли бы быть. – Сильфида посмотрела на него. – Как ты думаешь?

– Что?

– А давай, сходим и посмотрим сами?

– Мы бы потерялись, – ответил Сумрак; однако, он уже заинтересовался её словами.

– Мы последовали бы за ними, – сказала Сильфида, указав головой в ту сторону, куда отправилась последняя поисковая партия, и просто спрыгнула с ветви.

Сумрак увидел, куда они ушли.

– Нам стоит оставаться подальше за ними, – прошептал он. – Нас поймают…

– Не поймают, – сказала Сильфида. – Мы просто последуем за ними, спрячемся и посмотрим, как они обыскивают берег.

– А как же Бруба? – спросил Сумрак.

– У неё на попечении осталась примерно пара дюжин молодых, и ещё двое её собственных. Она на нас даже не взглянула. В любом случае, не думаю, что она сможет хотя бы заметить, что мы отлучились. Этим утром она уже назвала меня тремя разными именами.

Сумрак нервно захихикал. Ему не хотелось искать неприятности на свою голову. И если Сильфида уже привыкла попадать в разные происшествия, то он был не таким. И ему нравилось такое положение дел. Его физическая внешность привлекала достаточно много внимания, и он полагал, что было бы не слишком умным шагом выяснять пределы терпения колонии в целом, или своих собственных родителей в частности. Шуточка Кливера насчёт изгнания по-прежнему сильно тревожила его.

И всё же ему хотелось совершить вылазку вместе с Сильфидой. Он сомневался насчёт того, что они смогут увидеть ящера или хотя бы гнездо, но ему хотелось увидеть берега острова и открытое небо… и ещё больше птиц в полёте.

– Да, – сказал он. – Давай, так и сделаем.

Сбежать оказалось на удивление легко.

В течение нескольких минут они парили среди большой группы молодняка, а затем, пока Бруба не видела, просто свернули в лес. Они парили в воздухе, пока не обрели уверенность в том, что их больше не было видно со стороны поляны, а затем совершили посадку, задыхаясь от волнения.

Вдалеке Сумрак сумел различить нескольких рукокрылов из поисковой партии, планирующих вперёд. Он обернулся в сторону секвойи и почувствовал, как у него в горле стоит ком. Каждый день он покидал гостеприимные объятия дерева, отправляясь на охоту, но никогда отлучался слишком надолго и, разумеется, никогда не терял дерево из виду. Он посмотрел на кору у себя под когтями. Она была гладкой и пластинчатой – не как кора секвойи. Он увидел, что Сильфида тоже оглядывается назад; если она и чувствовала какие-то сомнения относительно их приключения, она об этом ничего не говорила. Как и он сам.

– Вперёд, – сказала она.

Они устремились за остальными рукокрылами. Сумрак внезапно подумал, что всё, что он когда-либо делал до этого – планировал взад-вперёд над поляной. Теперь же, первый раз в жизни, он действительно куда-то отправлялся. И конечная цель пути лежала за пределами его поля зрения.

Каждым планирующим прыжком он и Сильфида старались покрыть как можно большее расстояние. Это было сложно, потому что лес рос густо и был труднопроходимым; зачастую им приходилось отклоняться в сторону или снижаться, чтобы миновать ветку. Когда они опускались к земле настолько близко, насколько хватало духу, они садились на ствол и начинали трудный подъём, чтобы найти следующую присаду для прыжка. Сумрак знал, что ему предстоит долгое и утомительное путешествие.

– Ты можешь лезть вверх хоть чуть-чуть побыстрее? – нетерпеливо спросила его Сильфида.

– Нет, – задыхаясь, ответил он, – не могу.

Он проклинал свои отсутствующие когти и слабые задние лапы. Оглядываясь по сторонам, он рассчитывал найти место, куда сквозь полог леса проникает сильный солнечный свет, который мог бы вызвать образование теплового потока, способного поднять его. Но здесь лес был гораздо темнее, а небо – почти полностью перекрыто деревьями и растительностью. Сильфида полезла помедленнее, чтобы двигаться рядом с ним.

– Это просто потрясающе – знать, что Мама и Папа были охотниками на ящеров – сказала она.

Сумрак кивнул в знак согласия. Он сам едва мог поверить в это. Даже если он понимал, что Договор был большой ошибкой, он всё равно ощущал гордость, представляя своего отца храбрым охотником за яйцами ящеров. Ведь это же просто невообразимо – забраться в гнездо, возможно даже, охраняемое свирепыми ящерами. Может быть, его отец следил с деревьев, и, когда

никто не смотрел, бесшумно планировал вниз, прямо в гнездо, и уничтожал яйца, никем не замеченный. Но выбраться из гнезда было бы самой опасной частью предприятия. Ведь нельзя было просто сделать планирующий прыжок и ускользнуть. Спасаясь бегством, ему, должно быть, приходилось ползти по земле, и это было медленно и опасно. Отец и мать, наверное, были ужасно умными и храбрыми.

– Готова поклясться, я бы прекрасно проявила себя в этом деле, – сказала Сильфида.

– Тогда тебе пришлось бы вести себя очень тихо, – добродушно ответил ей Сумрак.

– Я могу вести себя тихо, когда захочу. Просто представь себе, если бы всё было по-другому и мы не покидали бы материк. Это просто потрясающе.

– Наверное, очень много рукокрылов погибло, занимаясь этим.

– Это не про меня, – сказал Сильфида. – Я бы была, как Мама. И все только и думали бы о том, какая я скрытная и замечательная охотница. Даже Папа.

Сумрак промолчал в ответ, не желая разрушать фантазию Сильфиды. Они полезли вдоль высокой ветки, отыскивая хорошую присаду для прыжка.

– Только не это, – с тревогой сказала Сильфида. – Мы уже потеряли их из виду.

Сумрак вгляделся в лесную темноту и не смог разглядеть других рукокрылов.

– Ещё и ты лезешь ужасно медленно, – пожаловалась Сильфида.

– Здесь же такая густая тень, – возразил Сумрак, и тут у него созрела мысль.

Он закрыл глаза, глубоко вдохнул и испустил долгий залп щелчков. Выждав мгновение, он начал разглядывать мысленным взором образы, которые приносило ему эхо от его сигналов. Первое эхо показало ему сплетение ветвей и стволов, а потом, мгновение спустя, появилась яркая вспышка слегка мерцающих расправленных парусов.

– Я вижу их! – сказал он Сильфиде, открыв глаза.

– С помощью своего эха?

Он кивнул:

– Они просто дальше впереди.

Она закрыла глаза и испустила волну щелчков, затем нахмурилась и покачала головой:

– Не понимаю, как ты это делаешь. Ты спрашивал об этом Маму или Папу?

– Не было времени.

Сильфида хрюкнула:

– Ну, именно сейчас это умение очень даже полезно для нас.

Они планировали вслед за остальными рукокрылами. Мимо них промелькнула птица, устремляясь ввысь, и Сумрак проводил её взглядом, сохраняя свою обычную задумчивость.

– А ты когда-нибудь… – осторожно начал он, – мечтала о том, чтобы летать?

Он никогда никому не рассказывал о своих мечтах, потому что они заставляли его чувствовать себя виноватым. Но, возможно, он просто глупо себя вёл, и они иногда появлялись у каждого.

Сильфида посмотрела на него.

– Нет, – ответила она.

– Правда? Совсем никогда? – он был разочарован.

– Никогда. А ты?

– Было раз или два, – соврал Сумрак. Он уже пожалел, что затронул этот вопрос.

Сильфида промолчала в ответ.

– Думаешь, я уродец? Да? – жалобно спросил Сумрак.

– Не уродец. Ты просто… иной.

– Я ощущаю себя иным, – признал он. Вдали от их дерева, в середине леса, он мог говорить честнее. – Или, по крайней мере, я думаю, что ощущаю это. Трудно сказать, что является нормальным. Ты ощущаешь себя нормальной?

– Думаю, да, – ответила Сильфида.

Сумрак силился подобрать правильные слова.

– А ты никогда не ощущала, что должна быть кем-то иным?

– О чём ты говоришь? – сердито спросила Сильфида.

– А разве ты никогда не хотела… – Сумрак осёкся и замолк.

– Чего? – она почти закричала, и Сумрак забеспокоился о том, что другие рукокрылы могли бы их услышать. – Давай, рассказывай!

– Хорошо, хорошо, – прошептал он. – Ты никогда не хотела уметь летать?

Он внимательно следил за выражением на её мордочке.

– Это же невозможно, – ответила она.

– Но хотела ли ты этого когда-нибудь? – настаивал он.

– Да, конечно. Но мы не можем летать, поэтому зачем тратить время понапрасну, думая об этом?

Сумрак ничего не ответил. Сильфида говорила, как Мама, и это его удивило.

– Ты отличаешься от остальных, Сумрак, но не настолько сильно. Думаешь, что ты можешь летать?

– Нет, нет, – поспешно ответил он. Он никогда не рассказывал ей о своих тайных попытках на Верхнем Пределе.

– Я не собираюсь никому рассказывать об этом, – сказала она. – Это было бы всё равно, что сказать, что ты хочешь стать птицей.

– Я не хочу быть птицей, – настаивал он. – Просто, когда я видел, что ящер…

Сильфида поперхнулась:

– Ты хочешь быть ящером?

– Нет же! Но его крылья выглядели примерно как мои, и я не переставал удивляться: если он может летать, то почему бы и мне не смочь?

– Ты что, не хочешь быть рукокрылом?

– Хочу, конечно. Просто мне жаль, что я не могу ещё и летать.

Они путешествовали молча. Прыжок. Подъём. Прыжок. Под ними в подлеске копошились наземные обитатели. Сумрак ощущал к ним жалость; они должны просто ужасно пачкаться в пыли, постоянно роясь в земле. Он разглядывал деревья. Ему попадались новые виды, некоторые с широкими листьями, которые шелестели на лёгком ветру. Он видел незнакомые мхи и лишайники, цепляющиеся за кору, и цветы, которых никогда не встречал раньше. Он не знал названия ни одного из них. Его поразило, насколько мало он знал, как мало видел. Крылатый ящер и рассказы его отца о прошлом заставили его с болью осознать это. Он жил на дереве у поляны в лесу на острове, а его окружал целый мир, невиданный ранее. Мысль об этом заставила его одновременно ощутить волнение и испуг.

Сидя на ветке и отдыхая после долгого подъёма, Сумрак заметил, что впереди между деревьями пробивается свет.

– Это, должно быть, поляна, – сказала Сильфида.

– Не поляна, – воскликнул Сумрак, бросаясь с ветки и обернувшись к сестре. – Берег!

Бриз трепал его шерсть и нёс с собой непривычный для него аромат. Он не смог разглядеть остальных рукокрылов впереди, и предположил, что они уже, наверное, добрались до береговой линии и занялись поисками. Чтобы убедиться в этом, он свернул в сторону с пути следования, не теряя при этом осторожности. Ему не хотелось наткнуться прямо на них.

Когда они добрались до последнего ряда деревьев, свет заставил Сумрака прищуриться. После лесного мрака он казался ослепительным. Сумраку удалось выбрать ветку, покрытую густой листвой, где можно было спрятаться, и они сели на ней. Двигаясь бок о бок, они с Сильфидой полезли по ветке в поисках хорошего места для наблюдения.

А потом он просто глазел по сторонам.

Всю свою жизнь он был окружён деревьями, ветвями и листьями. Теперь же обширное пространство, раскинувшееся перед его глазами, словно давило ему на грудь. Ветер трепал шерсть на его морде. Дыхание стало быстрым и неглубоким. Ему пришлось развернуться и снова посмотреть в лес, чтобы успокоилось сердце. Это было уже слишком.

– С тобой всё в порядке? – спросила Сильфида. Он заметил, что она тоже с трудом дышала.

– Тут есть, на что посмотреть, – хриплым голосом сказал Сумрак.

– Да уж, есть, – согласилась сестра.

Он медленно развернулся обратно. Земля образовывала плавный склон длиной в несколько ярдов, а затем резко спускалась к воде. До этого момента самое большое количество воды, которое он когда-либо видел, находилось в большой расщелине на ветке секвойи. Здесь же вода начиналась от самого берега, и всё продолжалась и продолжалась, пока не достигала неба. Он сделал глубокий вдох. Тот солёный запах, который он ощутил ранее, теперь был более острым. Поверхность воды ярко блестела, заставляя Сумрака отвести от неё взгляд. Ещё он никогда раньше не видел такого простора небес. Это вызвало у него желание прижаться к ветке и вцепиться в неё покрепче.

На мгновение он бросил взгляд на свои когти, вонзившиеся в кору. Потом он посмотрел направо и налево вдоль побережья, но не заметил никаких признаков поисковых партий.

– Как же они ищут? – Сумрак обратился к сестре шёпотом – на всякий случай, если поблизости вдруг окажутся другие рукокрылы.

– А разве они не смотрят просто с деревьев?

Сумрак взглянул вниз, в путаницу кустов, травы и тени. Так было бы очень легко что-то упустить.

– А разве им не нужно было бы спуститься на землю? – спросил он. – Чтобы разглядеть получше?

Эта мысль заставила его содрогнуться. Рукокрылы вряд ли были достаточно проворными, двигаясь на лапах. И на земле нельзя было оттолкнуться, чтобы начать планирующий прыжок. Это стало бы ловушкой. Было трудно поверить то, что его родители шли на такой ужасный риск в те годы, когда были охотниками на ящеров.

– Давай, просто посмотрим отсюда, – предложила Сильфида.

– Мы должны следить ещё и за другими рукокрылами, – напомнил ей Сумрак.

– А на что было бы похоже гнездо?

Сумрак фыркнул, поражённый их собственным невежеством. Они прошли весь этот путь, не имея чёткого представления о том, что они должны были искать.

– Должно быть похоже на гнездо птицы, разве не так? – ответил он. – Только на земле. Круг, сделанный из листьев, веток и прутьев.

Это казалось довольно логичным.

– Там, внизу, всё вперемешку, – сказала Сильфида.

У Сумрака появилась мысль. Он закрыл глаза и испустил звук. Волны его эха проникли сквозь тени и смесь красок, и вернулись, принося потрясающе чёткий образ.

– Ты пользуешься своими охотничьими щелчками? – услышал он вопрос Сильфиды.

Он кивнул, продолжая изучать ландшафт при помощи звука:

Трава.

Веточка лавра.

Камни.

Куст чая.

Насыпь из листьев…

Он позволил своим эхо-сигналам задержаться на ней. Это было нечто большее, чем просто насыпь. Это был круг из листвы – и прямо в его середине лежало нечто яйцевидной формы.

Глаза Сумрака распахнулись, сердце тяжело забилось.

– Там гнездо! – прохрипел он.

Теперь, когда он нашёл его, он ощутил себя совершенно неподготовленным.

Он в испуге оглядывался по сторонам. Где же были ящеры-родители? Появятся ли они с неба, как кетцаль, или с земли? А может, с деревьев?

– Где? Где оно? – нетерпеливо спросила Сильфида.

Он указал ей направление, кивнув головой:

– Там.

– Ты так думаешь? – голос Сильфиды звучал неуверенно.

Сумрак поглядел туда. Простым взглядом он различал его не так уверенно. Яйцо было явно крупнее птичьего – однажды он видел одно разбившееся, упавшее на землю. Это было гораздо больше и тяжелее, с более острыми концами. Оно лежало на листовой подстилке, слегка покосившись.

– Мы должны кому-то рассказать об этом, – сказал Сумрак.

– Если расскажем, нас ждут большие неприятности за то, что сбежали, – ответила Сильфида.

Сумрак вспомнил, как вёл себя отец на собрании.

– А вдруг это настоящее гнездо! – сказал он.

– Лучше бы нам в этом убедиться, Сумрак.

– Откуда я знаю, на что похоже яйцо ящера? Это не из тех вещей, о которых нам каждый день говорят Мама или Папа!

– Мы бы сразу поняли, настоящее ли оно, – ответила Сильфида с глупой уверенностью. Сумрак в нерешительности скрипнул зубами. Он боялся гнева своего отца. Но ему казалась невыносимой сама мысль о том, чтобы ничего не делать, когда это могло быть настоящее гнездо ящеров.

– Я лучше подойду поближе.

– Нет, пойду я, – возразила Сильфида. – Я старше.

– На целых три секунды!

– Я быстрее двигаюсь по земле. У тебя слабые лапы.

Сумрак был поражён, увидев охотничий азарт в её глазах.

– Нет, – быстро ответил он. – Я увидел его первым. И одному из нас следует остаться здесь, чтобы следить за окрестностями.