Текст книги "Тёмное крыло"

Автор книги: Кеннет Оппель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Хорошо, Катцен, ты сделал мудрый выбор. Есть ли ещё желающие?

К удивлению и позору Хищнозуба ещё пятеро из его фелид перешли на другую сторону.

– Как же редеют ваши ряды, – заметил Патриофелис.

Хищнозуб смотрел на Пантеру, которая по-прежнему не хотела глядеть ему в глаза. Свет дня разгорался всё ярче, и морская вода нетерпеливо лизала песчаный перешеек.

– Самое лучшее, что я могу пожелать всем остальным из вас, – сказал Партиофелис, многозначительно глядя на Хищнозуба, – это быстрой смерти.

Огромная тень упала на старого вождя фелид, а в следующую секунду оперённые крылья накрыли его голову и тело. Ужасный вопль вырвался у Патриофелиса, когда он дёргался и извивался, пытаясь сбросить с себя хищника. Но Хищнозубу были знакомы и эти когти, и то, как глубоко они вонзаются, а хватка у птицы была крепкой.

Пантера подскочила к боку своего вождя, вцепилась зубами в хвост хищника и потянула. Птица повернула голову почти на пол-оборота и сделала выпад крючковатым клювом. Пантера отскочила назад, когда хищник поднял Патриофелиса над землёй и полетел в лес.

Воздух внезапно наполнился взмахами крыльев, потому что прилетело ещё больше птиц, которые стали пикировать на них. Фелиды в ужасе разбегались.

– Идём за мной! – закричал Хищнозуб своим Рыщущим.

В наступившем хаосе он разглядел свой шанс. Песчаный перешеек был в пределах досягаемости – он только сейчас скрылся под тонким слоем воды. Он толкался и рычал, пробивая себе дорогу сквозь остатки охраны Патриофелиса. Внезапно оказавшись без командира, солдаты запаниковали: одни из них отступали по песчаному перешейку, другие помчались под защиту леса, растущего на острове.

– Идём! – кричал он своим Рыщущим. – Переправляемся!

Он пропустил своих фелид, чтобы они первыми прошли по песчаному перешейку, защищая их с тыла на тот случай, если кто-нибудь из солдат Патриофелиса попытается напасть сзади. Птицы обрушивались на них дождём. Он в ужасе увидел, как одна из них напала на Пантеру. Она ловко увернулась, но хищник всё равно вонзил свои когти в её бедра. Она вскрикнула, извернувшись и царапая когтями птицу, которая зависла над ней, осыпая её ударами крыльев.

Её попутчики были слишком напуганы, чтобы оказать хоть какую-то помощь. Но Хищнозуб ни секунды не колебался. Он побежал обратно и бросился на птицу, сбивая её с Пантеры. На земле он вонзил зубы в её шею, и его рот наполнила мешанина из крови, плоти и рыхлых перьев. Птица вертела пятнистой ушастой головой и сверлила его своим страшным взглядом. Её клюв раскрылся и пронзил его правую переднюю лапу прежде, чем он сумел с воем отскочить от неё. Вопя от боли, птица взлетела и направилась обратно в лес.

Хищнозуб взглянул на Пантеру, и на сей раз она взглянула ему в глаза.

Птицы ещё кружили в небе, бросаясь на тех немногих фелид, которые оставались на открытом месте. Пантера ничего не сказала, но побежала за Хищнозубом, когда он прыгнул на покрытый водой песок и зашлёпал в сторону материка. Вода плескалась у его коленей и была пронизывающе холодной, но это, по крайней мере, притупило боль в его передней лапе. Впереди последние из его собственных фелид с трудом добрались до конца переправы. Некоторые уже взбирались по скалистому берегу повыше. Он продолжал оглядываться назад, чтобы убедиться, что Пантера по-прежнему держалась за ним. Она не отставала, и каждый раз, взглянув на неё, он ощущал прилив сил. На полпути через воду он взглянул вверх и увидел тёмный силуэт, пикирующий на них.

– В воду! – закричал он, надеясь, что Пантера доверится ему.

Он соскочил с перешейка. В тот момент, пока его голова ещё не скрылась под водой, он увидел пару свирепо изогнутых когтей, промахнувшихся мимо его черепа, и ощутил ветер, поднятый крыльями большой птицы. А потом всё его тело погрузилось в воду. Холод сдавил ему виски. Он встал на ноги и пошёл, тяжело дыша, с промокшей шерстью. Пантера шлёпала по воде рядом с ним, и они с трудом выбрались на песчаный перешеек, даже не удосужившись встряхнуться, чтобы обсушить шерсть. Они с трудом добрались до материка – по колено в воде, с застывшими от холода лапами.

На берегу Хищнозуб, дрожа, забрался на скалу и вытянул шею, чтобы посмотреть, нет ли поблизости хищников. Он заметил нескольких из них, кружащихся над пляжем острова, но над водой не было ни одного.

Пантера шла рядом с ним; он с трудом поднялся по крутому склону к деревьям, где и нашёл своих фелид, собравшихся на нижних ветвях и тревожно рычащих на восьмерых зверей из охраны Патриофелиса.

– Прочь, на остров! – пролаял Герик, который, как догадался Хищнозуб, был единственным, кто мог принять на себя управление.

– Не пойдём, – спокойным голосом сказал Хищнозуб.

Герик только сейчас увидел его, и непроизвольно отступил назад.

– У нас есть свои приказы, – сказал он.

– Ваши приказы состояли в том, чтобы убить любого, кто покинул остров, – напомнил ему Хищнозуб. – Ну, и кто же сразится со мной? Неужели это ты, Герик?

Он вспомнил, как играл с Гериком, когда они были молодыми детёнышами, вспомнил свои игры в охоту и детские драки, которые готовили их к взрослой жизни. Из них двоих Хищнозуб был меньше, но он сомневался в храбрости Герика, особенно когда у него было так мало подкрепления. Многие из его воинов всё ещё теснились на острове – они не могли покинуть его до вечера. Численный перевес был не на стороне Герика, и он знал это. Хищнозуб смотрел, как его смущённый взгляд скользил по Пантере.

– Почему ты стоишь рядом с ним, Пантера? – окликнул он её.

Она не ответила.

– Ты уже не сможешь вернуть прежний порядок вещей, Герик, – сказал ему Хищнозуб. – Твой вождь мёртв. Теперь есть птицы, которые могут нас убивать. Патриофелис говорил, что могут быть и новые звери, которые тоже смогут это сделать. Прежние союзы будут скоро бессмысленны. Мой клан может быть не единственным, кто открыл для себя вкус плоти. Живи по-старому, если хочешь, но не мешай нам. Мы будем делать то, что должны делать, чтобы оставаться сильными и живыми.

– Нет, – ответил Герик.

– Вы можете присоединиться к нам, – предложил Хищнозуб.

Другой фелид отступил назад, с отвращением мотая головой.

– Не стану. И не позволю вам пройти.

Он прыгнул.

Хищнозуб был готов к этому и бросился на Герика. Они столкнулись друг с другом и повалились на землю, царапаясь и кусаясь. Герик был тяжелее, сильнее, и не ранен, но его укусам недоставало намерения убивать. Хищнозуб увидел свой шанс и глубоко вонзил зубы в левое бедро Герика, готовый разорвать его. Он чувствовал, что его противник медлит. Хищнозуб не хотел наносить смертельную рану сородичу-фелиду, но смог бы это сделать, если нужно. Похоже, Герик почувствовал это, и обмяк. Он лежал неподвижно, хныкая в знак подчинения.

Хищнозубу было трудно заставить себя разжать челюсти, потому что его кровь бурлила, а по всем венам струилось желание сражаться. Наконец, он отпустил его и встал, глядя сверху вниз на Герика, глаза которого бегали в страхе.

– Встань, – сказал ему Хищнозуб. – Уходи. И не иди за нами.

Герик с трудом поднялся на ноги и увёл своих солдат вдоль береговой линии. Пантера осталась.

– Пойдёшь с нами? – спросил её Хищнозуб.

– Я всегда боялась тебя, – сказала она. – Твоя жажда мяса: я сочла её разрушительной, неестественной.

Он ощутил острую боль, вспомнив её выражение ужаса, когда она застигла его за пожиранием добычи в старом лесу.

– И я боялась, что однажды утром могла проснуться с такой же жаждой, – сказала она.

– И проснулась?

– Проснулась.

Хищнозуб мягко рыкнул от восхищения.

– Идём со мной, – вновь предложил он ей, и его сердце глухо стучало в груди.

Она шагнула ближе и облизала его раненую переднюю лапу.

– Да, – сказала она.

ГЛАВА 16. Бегущие-по-деревьям

– Разве вам не ясно, – сердито говорил остроносый зверь, – что для стольких ртов еды просто не хватит?

Сумрак с тревогой наблюдал, как раздражительное существо говорило Икарону и старейшинам, что они не могли поселиться здесь. Когда они впервые наткнулись на этот небольшой участок леса, деревья выглядели свободными. Но буквально через несколько минут после того, как они сели на ветви и обследовали охотничьи угодья, многочисленный клан альфадонов с бледно окрашенной шерстью словно материализовался из воздуха, прыгая по веткам, пользуясь длинными, тонкими хвостами, чтобы перескакивать с ветки на ветку.

– Этот лес, несомненно, может легко вместить и вас, и нас, – сказал Сол. – Ваша пища – плоды и семена…

– …И ещё насекомые, – прервал его альфадон, подёргивая своим влажным розовым носом. – Которых ваша орда будет красть в воздухе, не оставляя нам ни одного. А теперь уходите прочь! Это наша территория.

– В прошлом мы не были такими жадными по отношению друг к другу, – заметил Икарон.

– Оглянись-ка вокруг себя, рукокрыл, – сказал альфадон. – Теперь мир стал тесным местом. Если ты хочешь есть, тебе приходится защищать то, что у тебя есть.

– Я бы хотела куснуть его за хвост, – шепнула Сильфида Сумраку.

Сумрак не был настолько уверен, что рискнул бы это сделать, учитывая то, что альфадоны были очень сильно возбуждены. Когда они появились здесь в первый раз, он подумал, что эти существа выглядят кроткими, но теперь они начали толпой теснить рукокрылов, а из их узких полуоткрытых ртов доносилось шипение. Внезапно на них дождём посыпались орехи и сосновые шишки – их швыряли альфадоны, сидевшие на деревьях выше.

Сумрак взглянул на отца и увидел, как он покачал головой, отказываясь продолжать переговоры.

– Снова раскрывайте паруса! – крикнул он колонии, и в воздух взмыли сотни планирующих рукокрылов.

Прошло уже три дня с тех пор, как они покинули Гирокуса – три дня поисков нового дома, но совершенно безуспешных. Не все звери, с которыми им пришлось столкнуться, были столь же неприятными, как альфадоны, но смысл послания всегда был одним и тем же: их здесь не ждут.

Сумрак планировал рядом с Сильфидой. Ему было жаль, что он не может лететь, но Папа попросил его подождать, опасаясь, что его порхание могло бы настроить других зверей враждебно – хотя Сумрак и представить себе не мог, как можно быть ещё враждебнее, чем они уже были. В любом случае он делал всё, что просил Папа, а когда раз за разом забирался на деревья, то старался не забыть обещание отца, что снова начнёт летать, как только они найдут свой собственный дом.

– Нам нужно было бы остаться у Гирокуса, – пробормотала Сильфида, когда они с трудом карабкались на очередной ствол.

Сумрак неодобрительно взглянул на неё.

– Я не единственная, кто так думает, – сказала она. – И я имею в виду не только Нову. Я слышу разговоры. Многие рукокрылы уже устали от всего этого.

Сильфида знала, о чём говорила. С того момента, как они покинули колонию Гирокуса, она проводила больше времени в стороне от него и от Папы, скользя в воздухе и охотясь вместе с другими молодыми зверями, в том числе с Кливером. Однажды Сумрак даже видел, как она немного поговорила с Новой. Он всё сильнее ощущал, что сестра становится не такой преданной. Поскольку рана у Папы пока так и не зажила, а их будущее по-прежнему оставалось неопределённым, Сумраку хотелось, чтобы она была рядом с ним.

– Мы все устали от этого, – ответил он. – Но Папа хочет, чтобы мы нашли новый дом.

– Нам уже предлагали превосходный дом.

– Папа поступил правильно.

– Ему просто нужно было сказать Гирокусу то, что он хотел услышать, – шепнула Сильфида. – Даже если ему не хотелось так поступать.

– Так думает Кливер? – уточнил Сумрак. – Или, может быть, Нова?

– Это же просто слова, – настаивала Сильфида.

– Это не просто слова. Они что-то означают.

– Да неужели?

– Папа и Мама сделали великий шаг, когда вышли из Договора. Это сделало их иными. Это сделало их… лучше. Сделало, да.

– И насколько это важно сейчас? – нетерпеливо спросила Сильфида. – Ящеры исчезли. Всё закончилось. Разве не важнее найти прямо сейчас безопасный дом для всей колонии?

– Если бы Папа сказал, что сожалеет об этом, все подумали бы, что он и вправду сделал ошибку. Они подумали бы, что он был слабым. И как все уважали бы его после этого? Как бы он смог уважать самого себя?

Сильфида фыркнула.

– Да. Он думал только о себе, как обычно. Его гордость разрушила надежды всей колонии.

– Папа хотел отказаться от поста предводителя! – сердито напомнил ей Сумрак. – Это не гордость, Сильфида!

Сестра умолкла.

– Мы найдем какое-то другое место, – сказал он ей, – место получше.

Но его уже стала беспокоить мысль о том, что в этом новом мире для них уже не осталось свободного места. Хотя они были не единственными существами, искавшими себе новый дом. За последние несколько дней он успел увидеть много других групп мигрирующих животных; их взгляды были устремлены вдаль – туда, где их, наконец, будут ждать охотничьи угодья и безопасное место для жизни.

Он взглянул на Папу, следующего впереди, бок о бок с Австром. Сумрак обратил внимание, что в последнее время они проводили вместе больше времени, а по ночам часто потихоньку беседовали. Он пробовал слушать их, но они всегда ухитрялись оказаться за пределами слышимости. Он ревниво относился к тому, сколько внимания внезапно стало уделяться его самому старшему брату, но это ещё и волновало его.

О чём же они говорили?

Сумрак продолжал движение, планируя и лазая вместе с остальными рукокрылами его измученной колонии. Они двигались на север. Папа сказал, что не было смысла пытаться воссоединиться с их исходной колонией. Их просто изгнали бы ещё раз. Им нужно было продолжать двигаться, пытаться найти место вдали от любых других рукокрылов, место, где их не знали. «Место, где мы можем избавиться от грехов нашего прошлого», как услыхал Сумрак от печально бормотавшей Новы.

Долгий день подходил к концу. Когда лес изменился, это произошло настолько плавно, что лишь через какое-то время Сумрак – а также любой из остальных рукокрылов – понял, что они внезапно оказались единственными существами на деревьях.

Вначале это чувство было знакомым и приятным, очень похожим на то, как всё было на их острове, но позже Сумрак стал ощущать страх от этой тишины. Её нарушали лишь случайное чириканье птиц, жужжание насекомых и шелест листьев на ветру.

Икарон объявил остановку, и колония расселась на ветвях; кто-то чистился, другие искали воду или пищу.

Сильфида отправилась на охоту. Сумрак спланировал к своему отцу. Он никогда не отлучался от него слишком далеко с тех пор, как они покинули остров.

Всякий раз, когда отец надолго пропадал из его поля зрения, Сумрак впадал в панику. Он не мог точно сказать, боялся ли он того, что может случиться с ним самим, или же с его отцом.

Каждую ночь, пока Сумрак спал, он надеялся, что рана его отца заживёт к утру. Но этого не происходило. Если утро было хорошим, она выглядела без изменений, а если плохим, то хуже, чем была. Но сейчас глаза Икарона выглядели вздутыми и покраснели. У его шерсти появился резкий запах, который не нравился Сумраку. За последние два дня его здоровье заметно ухудшилось, и он значительно чаще объявлял остановки для отдыха.

Сумрак знал, что лучше не спрашивать его, всё ли с ним в порядке. Его ответ всегда был одним и тем же, и Сумрак чувствовал, что терпеть ложь становится всё труднее и труднее. Чтобы поправиться, Папе следовало бы дольше отдыхать, но в данный момент это казалось невозможным.

– Это место выглядит весьма неплохим, – с надеждой сказал Сумрак. Он не понимал, почему оно было заселено не так плотно, но в данный момент причины его не интересовали. Здесь было множество высоких деревьев и огромное количество насекомых, судя по тому, что они видели и слышали.

Небольшое тёмное существо скрылось с глаз на ближайшем дереве. Сумрак слышал шлёпанье шагов и звуки, похожие на шёпот. У него покалывало в шерсти. Он взглянул на отца и увидел, что он также смотрел и слушал.

Краем глаза Сумрак заметил, что нечто двигалось на другом дереве. Он резко повернул голову. Что-то быстро мелькнуло на ветке и исчезло едва ли не до того, как он смог сфокусировать на нём свои глаза. Ему показалось, что это было нечто, бегающее не на четырёх ногах, а на двух. Секундой позже существо появилось из-за ствола и торопливо побежало по ветке у всех на виду.

Это был зверь с серебристой шерстью, размером вдвое крупнее рукокрыла. Его задние ноги были длиннее, чем передние, и хотя он фактически передвигался на всех четырёх лапах, создавалось странное впечатление, будто он шёл только на задних лапах. Существо остановилось и село на свой зад, сложив руки вместе и переплетя пальцы. Пушистый хвост раскачивался из стороны в сторону. Сумрак никогда и ни у одного зверя не видел таких больших глаз: огромные тёмные луны с бурой радужной оболочкой и крупными зрачками. Большие уши с белыми кончиками торчали с небольшим наклоном по бокам его головы.

И внезапно все деревья вокруг них наполнились множеством этих существ, появившихся, словно из ниоткуда, рядами усеявших все ветви и глядящих на рукокрылов. Они совсем не казались агрессивными, а лишь любопытными, но Сумрак не мог не заметить, что его колония была полностью окружена.

– Это бегущие-по-деревьям, – сказал ему отец, а затем выкрикнул слова приветствия.

Одно из этих проворных существ соскочило с ветки и нетерпеливо подбежало к Икарону. Последовал обычный ритуал любезного обнюхивания.

– Я Адапис, – сказал бегущий-по-деревьям. – Добро пожаловать в наш дом.

– Спасибо. Я Икарон, предводитель этой колонии.

Бегущий-по-деревьям с интересом разглядывал рану на плече Икарона, и явно был сильно взволнован её состоянием.

– В неё попала инфекция. Но я могу излечить её. Позволите?

Не дожидаясь ответа, он обернулся к нескольким другим бегущим-по-деревьям, которые сидели ближе всех:

– Соберите ингредиенты! Здесь необходимо лечение.

– Ты очень любезен, – сказал Икарон.

Сумрак не знал, как это существо, возможно, смогло бы вылечить рану у Папы. Раны либо залечивались сами собой, либо уже не залечивались. Всё, что можно было сделать – это держать их в чистоте. Но что сверх того мог сделать этот бегущий-по-деревьям? Но Папа, похоже, верил его словам.

– Пожалуйста, скажи своей колонии, что они могут охотиться здесь, сколько душе угодно, – сказал Адапис. – Думаю, вы увидите, что у нас полно съедобных насекомых.

В течение нескольких минут вернулись другие бегущие-по-деревьям; в их пальцах были зажаты кусочки коры и листьев.

Сильфида села рядом с Сумраком.

– Что тут происходит? – прошептала она.

– Они говорят, что могут излечить рану Папы.

Он с изумлением наблюдал, как Адапис взял тонкий кусочек коры обеими руками и мелко порвал его. Его пять тонких пальцев были удивительно ловкими. Сумрак никогда не видел ни одного животного, которое держит или рвёт что-нибудь так легко. Адапис сунул кору себе в рот и разжевал, и одновременно собрал высушенные листья, измельчил их и насыпал маленькой кучкой. Затем он выплюнул кору на листовую пыль, своими ловкими пальцами смешал всё это вместе и сгрёб обратно в рот, чтобы снова быстро пережевать. Когда все приготовления закончились, Адапис шагнул ближе к Икарону и начал выплёвывать зелёную пасту на его рану.

– Думаешь, это действительно может помочь? – испуганно шепнула Сумраку Сильфида.

Сумрака передёрнуло. Зелёная слизь, стекающая изо рта у Адаписа, выглядела очень похожей на тот мерзкий гной, который уже сочился вокруг раны Папы.

– Не волнуйся, – сказал Адапис после осмотра раны. – Паста будет бороться с инфекцией и поможет глубокой ране заживать быстрее. Ты должен довериться нам. Мы многое знаем о том, что могут сделать растения.

– Это уже начало успокаивать, – сказал Икарон, закрыв глаза и вздохнув.

– На закате мы снова очистим рану и дадим ещё снадобья.

– Спасибо, Адапис, – ответил Икарон.

– И что важнее всего, тебе нужен отдых. Ты и твоя колония – вы можете оставаться здесь столько, сколько захотите.

Проведя много дней лицом к лицу со своими страхами, Сумрак почувствовал трепет облегчения и благодарности.

Папа быстро заснул. Обычно он никогда не спал днём, и Сумрак понял, насколько сильно он утомлялся и болел в последние дни, заставляя себя двигаться вперёд.

– Давай, поохотимся, – предложила Сильфида.

Сумрак был голоден, но ощущал странную нервозность, покидая Папу. Всю свою жизнь он полагал, что заботливые глаза отца всегда будут приглядывать за ним, чтобы убедиться, что ему ничего не угрожает – и колонии тоже. Но сейчас эти глаза были закрыты, и он выглядел таким уязвимым, что Сумрак чувствовал, что должен был приглядывать за ним.

– Он останется здесь же, когда мы вернемся, – сказала Сильфида. – Идём же.

Сумрак сказал себе, что совершает глупый поступок, но неохотно последовал за ней.

Охота была превосходной. Во всяком случае, насекомых было даже больше, чем на острове, и не требовалось особых усилий, чтобы их поймать. Казалось, что у здешних козявок было мало опыта встреч с воздушными хищниками.

Конечно, бегущие-по-деревьям явно не питались ими, предпочитая плоды и семена, которые росли на деревьях, а особенно – личинок и корни, которые они выкапывали из земли своими ловкими руками. Похоже, они действительно обладали большими знаниями обо всех растениях в своём лесу, и Сумрак видел, как они смешивают их и пережёвывают в пасту, прежде чем съесть. Он даже слегка побаивался их. Только представить себе – как знать всё это; только представить себе, что можно что-то делать собственными руками.

Он взглянул на Сильфиду. Было так хорошо, когда она парила рядом. Он тосковал без неё.

– Почему ты так долго сторонилась меня? – спросил он её, когда они лезли вверх по стволу.

– Не знаю, – она промолчала. – Я сердилась на Папу за то, что он не разрешил нам остаться с Гирокусом. А потом мне было так тяжело видеть его таким слабым и слабеющим всё больше и больше. Я не хотела этого видеть. Я боялась, что он собирался умирать.

Когти её задних лап царапнули по коре, и Сумрак понял, что она дрожит. Он поднялся к ней и прижался мордой к её щеке и плечу.

– Теперь всё в порядке, – сказал он. – Они его подлечат.

Её голос был таким тихим, что он едва мог расслышать:

– Хочу, чтобы Мама вернулась.

Это были всего лишь четыре слова, но они тоже заставили Сумрака заплакать. Он прикладывал все усилия для того, чтобы держать под замком свои мысли о ней, потому что они лишь причиняли ему боль – самую настоящую физическую боль в его теле, напоминая о том, что он никогда больше не сядет у неё под боком.

– Я их ненавижу, – яростным голосом сказала Сильфида, – этих фелид. Они отняли у нас всё.

– Мы найдём новый дом, – ответил Сумрак.

– Я не хочу себе другой дом, – сказала она, – я хочу вернуть наш старый.

– Однажды так и будет.

– Я хочу, чтобы всё снова было, как раньше.

– Я тоже.

Он привык к тому, что она открыто выражает гнев, но не свою неприкрытую печаль, и это вызвало у него сильнейшее желание исправить порядок вещей – и столь же сильнейшее расстройство из-за того, что он был не в силах этого сделать.

Сильфида сделала глубокий вдох и продолжила лезть вверх, явно не желая больше говорить об этом. Сумрак полез за ней, и вдруг заметил, что с ветки наверху за ними с наивным любопытством наблюдали три молодых бегущих-по-деревьям. Один из них приветствовал их и представился как Ходок. Сумрак был рад возможности поговорить с ними. Они выглядели настолько доброжелательно, что его природная стеснительность практически полностью испарилась.

– Я бы очень хотел уметь планировать по воздуху, – сказал Ходок.

Сумрак усмехнулся.

– А я бы очень хотел, чтобы у меня были руки, как у тебя.

– Правда? – спросил Ходок и осмотрел свою левую руку так, словно никогда раньше её не видел.

– Вы можете очень хорошо держать предметы, – сказал Сумрак. – Это должно быть очень полезным умением.

– Думаю, что да. Но вы умеете парить в воздухе. А это почти так же хорошо, как настоящий полёт.

Сумрак бросил быстрый взгляд на Сильфиду, чтобы убедиться в том, что она не собирается сболтнуть, что он и вправду умеет летать.

– А можно, я посмотрю ваши крылья? – вежливо попросил Ходок.

– Паруса, – поправила его Сильфида. – А вы что, раньше никогда не видели рукокрылов?

– Может быть, и было разок, – неопределённо ответил Ходок. – Но я не думаю, что они надолго задержались тут.

Сумрак любезно расправил свои паруса. Ходок с большим интересом изучил выпуклости его руки и пальцев на их нижней стороне.

– Они похожи на руки, – взволнованно сказал Ходок, – но только с очень длинными пальцами и кожей между ними.

Он поглядел сначала на Сильфиду, а потом опять на Сумрака.

– Но из-за чего твои так сильно отличаются от тех, что у остальных?

– Ты, наверное, какой-нибудь уродец? – спросил один из попутчиков Ходока.

– Помолчи уж, Холмик, – ответил Ходок своему другу.

– Просто я другой, – ответил Сумрак.

– Я бы предпочёл иметь паруса, чем руки, – решил Ходок.

Сумрак улыбнулся, наблюдая за добродушной импульсивностью бегущего-по-деревьям, но сам он никогда не смог бы представить себя кем-то другим, чем он есть на самом деле. Единственное, о чём он жалел – то, что он должен был скрывать то, что в действительности могли делать его паруса.

– А правда, что вы всё время едите только козявок? – спросил третий детёныш, до этого молчавший.

– Главным образом – да, а в чём вопрос? – осторожно ответила Сильфида, словно стараясь избежать недоразумений.

– А разве это не надоедает?

– Кругом же полно козявок, Попрыгун, – сказал Ходок таким голосом, будто его друг был глуповат. – Они, наверное, едят сотни козявок каждый день.

– На самом деле даже тысячи, – сказал Сильфида.

Услышав это, Попрыгун слегка скривился.

– Мы также поедаем семена и растения, – добавил Сумрак, не желая казаться слишком оторванным от жизни.

– А вы когда-нибудь пробовали вот это? – спросил Ходок, показав удлинённый зелёный лист, который он прятал, очевидно, у себя за спиной. Лист был покрыт сетью мелких жилок и обладал слегка зазубренным краем. В его глазах блеснул озорной огонёк.

– Не думаю, – ответил Сумрак. – Нет.

– Ты должен это попробовать, – сказал Холмик. – Ходок, передай его сюда.

Ходок воровато огляделся и откусил крохотный кусочек, прежде чем передать его Холмику, который сделал то же самое. Попрыгун хихикнул и тоже начал жевать небольшой кусочек.

– Что это? – с подозрением спросил Сумрак.

Шёпот Ходока был едва слышным:

– Это чай.

– Такой рос повсюду вокруг нашего старого леса, – немного задумчиво сказала Сильфида.

– Но вы хоть раз его пробовали? – спросил Холмик. Его глаза казались немного больше, чем раньше, а пальцы ног барабанили по коре.

– Это не совсем то, что когда-либо ели рукокрылы, – признал Сумрак.

– Стыдно, очень стыдно, – скороговоркой ответил Ходок. – Это и вправду здоровская штука.

– Нашим родителям не нравится, когда мы это едим, – согласился Попрыгун. – Они говорят, что это делает нас слишком бестолковыми.

– Слишком беспокойными, – поправил его Ходок.

– Трудно заснуть, – добавил Холмик; его глаза бегали из стороны в сторону. – Но это довольно забавно, пока не пройдёт.

Теперь все трое молодых бегущих-по-деревьям раскачивались на ветке вверх-вниз, словно не могли держать своё тело ровно.

– Попробуйте чуток, – предложил Ходок, помахивая листом перед Сумраком. Сумрак пребывал в нерешительности, помня о том случае с грибом. Ему больше не хотелось устрашающих видений.

– Я попробую немного, – сказала Сильфида. Она наклонилась вперёд и откусила часть листа. Бегущие-по-деревьям посмотрели друг на друга, открыв рот от удивления.

– Это было много! – сказал Холмик.

– Наверное, тебе не стоило откусывать так много, – заметил Ходок.

Сильфида пожала плечами:

– И что же тогда со мной будет? Я, что, начну летать?

Ходок и его друзья весело расхохотались. Сумрак с тревогой глядел на сестру. Она сильно махала своими парусами.

– Наверное, прямо сейчас я взлечу! – сказала она и повернулась к Сумраку.

– Наверное, всё, что мне было нужно – это несколько листиков чая!

Несомненно, она махала парусами очень быстро, и Сумраку стало интересно, шутила ли она, или же действительно пыталась летать. На секунду он захотел, чтобы она взлетела с ветки, чтобы присоединиться к нему в воздухе. Но даже сейчас её усилия были не более успешными, чем раньше, и он ощутил приступ печали. Детёныши бегущих-по-деревьям, однако, думали, что это было очень смешно, и скакали вверх-вниз по ветке, подгоняя её.

Вскоре, однако, его сестра устала от махания парусами и начала просто метаться туда-сюда по ветке. Бегущие-по-деревьям подпрыгивали, соревнуясь, кто сможет сделать это выше остальных.

– Сумрак, попробуй немного чая, – сказала ему Сильфида. – Это действительно поднимает дух.

– Нет уж, спасибо, – ответил он.

Сильфида огляделась так, словно с ней прямо сейчас что-то случилось.

– А почему в этих местах всё так тихо? – спросила она бегущих-по-деревьям. – Здесь только вы и живёте. В других местах живёт куда как больше зверей.

– Много кто заходил в эти места, – ответил Холмик, – но никто не оставался надолго.

Он подскочил, схватился ловкими пальцами за ветку над собой, покачался на ней, а затем отпустил.

Сумрак заметил, что Ходок явно знал какую-то тайну, но такую, которая так и лезла из него. Бегущий-по-деревьям понизил голос, хотя по-прежнему говорил довольно громко.

– В лесу живёт чудовище, – сказал он.

– Это просто болтают, – моргая, ответил Попрыгун.

– Нет, я его видел.

– Ты никогда мне об этом не рассказывал! – заметил Холмик. – И когда же?

– Ну, ладно, я его только слышал. Однажды ночью, – быстро ответил Ходок.

Сумрак поглядел на Сильфиду, которая в изумлении навострила уши. Ему стало интересно, действительно ли бегущие-по-деревьям такие болтливые, или же просто чай развязал им языки.

– И что же это за чудовище? – поинтересовалась Сильфида, непрерывно складывая и расправляя свои паруса.

– Оно большое, – уверенно ответил Ходок. – У него голос большого существа. Оно отпугивает многих из существ, но никогда не тревожит нас.

– Нас оно не напугает, – сказала Сильфида.

– Ну, ещё оно живёт далеко от нас, – добавил Ходок, и сейчас его голос звучал не так уверенно. – Никто и никогда не видел его. Но в любом случае, именно поэтому здесь живёт не так много животных. Они боятся. Но мы знаем, что здесь безопасно.

Сумраку стало интересно, знал ли Ходок, о чём болтал, и он решил, что нет. Вероятно, он просто пересказывал им какую-то историю, которую взрослые рассказывали своим детёнышам, чтобы те не убегали далеко в лес. Конечно, если бы поблизости жило настоящее чудовище, бегущие-по-деревьям не устроили бы здесь такую большую и довольную жизнью колонию.

– И если вы не боитесь, то, наверное, вы тоже сможете тут жить, – сказал Ходок. Затем он разбежался, перепрыгнул на соседнее дерево и поскакал прочь вместе с друзьями. – Мне нравятся рукокрылы!