Текст книги "Тёмное крыло"

Автор книги: Кеннет Оппель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Голос Гирокуса звучал серьёзно, и это заставило когти Сумрака глубже впиться в кору.

– Возможно, до вас доходили те же самые слухи, что и до нас, – продолжал Гирокус. – Новые породы хищных птиц с севера. А с востока – крупные плотоядные звери.

Потрясённый Сумрак повернулся к Сильфиде.

– Мы ещё не видали ничего такого, – ответил Икарон.

Гирокус покачал головой:

– Мы тоже, и, возможно, никогда не увидим. Многие думают, что это просто сказки, родившиеся в испуганных головах. Но я знаю ещё вот что: с тех пор, как исчезли ящеры, все звериные королевства становятся всё больше. И с более высокой численностью подданных возникает больший спрос на охотничьи угодья. Сейчас значительно чаще стали сражаться за территорию. Даже те существа, с которыми мы обычно сотрудничали, теперь становятся драчливыми. Всё происходит так, словно мы освободились от одного врага лишь для того, чтобы породить новых – из числа старых друзей.

– Это действительно печально, – сказал Икарон. – Давайте же надеяться на то, что в итоге возобладают наши лучшие порывы.

– Это верно, – ответил Гирокус. – Но, как вы уже видели, мы остаёмся в состоянии постоянной тревоги. Мы не жаждем войны, но мы готовы к ней. Вы все сильно страдали и нуждаетесь в пище и отдыхе. Наслаждайтесь ими в безопасности в моей колонии, а завтра мы поговорим ещё.

– Спасибо, Гирокус, – ответил Икарон. – Ты очень щедр.

Было уже поздно, и Сумрак был измучен, но он боялся пробовать спать. Борозды в коре сосны были далеко не такими глубокими и удобными, как на их старой секвойе. Запах был более острым и менее успокаивающим. Попытка обустроиться на этой странной ветке остро напомнила ему о том, что Мама ушла и больше никогда не вернётся. Но с обеих сторон к нему прижались отец и Сильфида, и сон, наконец, сморил его.

Он путешествовал по странному лесу; за деревьями показалась поляна, а в центре её высилась секвойя. Там были все: они ждали его и спрашивали, почему он уходил.

– Где ты был? – спросила его мама, с любопытством качая головой.

Как же так вышло, что он заблудился? Ведь всё это время дом был совсем рядом. Неважно. Сумрак был просто переполнен радостью возвращения домой; он сел на свою ветку и начал чиститься, а в это время Сильфида, его отец и все остальные рукокрылы отправились на охоту над поляной. Но потом, даже его сон вторглись беспокойные мысли, и он знал, что всё это было лишь иллюзией, ложью. Но он по-прежнему боялся, что с его домом может случиться нечто ужасное. Он хотел сохранить его безопасным и совершенным хотя бы в своих снах, поэтому он скорее желал бы проснуться, чем смотреть, как его мир рушится ещё раз.

ГЛАВА 15. Истинная природа

Был рассвет, и Хищнозуб искал яйца. Его загнала на деревья вовсе не нехватка еды: даже после того, как четыре дня назад сбежали рукокрылы, на острове по-прежнему было полно добычи. Вчера вечером он поймал нескольких обитателей подлеска, чтобы набить себе живот. Но долгие годы, проведённые в роли охотника на ящеров, оставили свою память в виде особой любви к яйцам – к их притягательной вязкой жидкости, к нежной плоти нерождённых существ.

Оказалось, что найти неохраняемое гнездо довольно трудно. Птицы были чрезвычайно бдительны и вели себя свирепо всякий раз, когда он подбирался слишком близко. Одна из них уже расцарапала его когтями. Он хотел напасть на неё и сломать ей шею, только на помощь к ней быстро прилетели ещё четыре птицы, отогнав его прочь в вихре клювов и крыльев. Он отступил в лесную чащу.

Рядом с ним по жёстким ветвям терпентинного дерева кралась Миацида. Она стала его частой напарницей во время охоты, и он был рад этому, поскольку она показала себя самой искусной после него самого охотницей среди Рыщущих. Он даже подумывал иной раз, не согласится ли она однажды стать его брачной партнёршей. Но эта мысль приносила ему мало удовольствия, поскольку он по-прежнему часто думал о Пантере, даже когда она была потеряна для него навсегда.

Он остановился и принюхался. В этой части леса было пугающе тихо. Какое-то время он не слышал птиц и не видел гнёзд. Но его ноздрей коснулся очень характерный аромат грязи, слюны и сухой травы. Он огляделся по сторонам. Там.

Вначале он подумал, что гнездо было брошено: оно выглядело таким жалким, слегка разрушенным с одной стороны. Он взглянул на Миациду и кивнул. Они прокрались вперёд, прислушиваясь и пробуя воздух языками. Птицы в округе не издавали ни звука. Хищнозуб добрался до гнезда и заглянул внутрь.

Форма яиц вызвала у него удивление. Они были совершенно круглыми. Он никогда не видел таких яиц. Их скорлупа была белой, что обычно для птичьих яиц, но они были значительно крупнее. Он жадно облизнул зубы. Само по себе гнездо представляло собой обычную рыхлую плетёную конструкцию из травы и прутьев – оно было практически таким же, как другие, которые он разорял. Хотя яйца выглядели несоразмерно большими для этого гнезда.

– Это почти наверняка яйца ящеров, – мягким голосом сказала Миацида.

Волна неприятной дрожи пробежала вдоль хребта Хищнозуба, наполняя его одновременно и страхом, и волнением. Он скучал по тем дням, когда был охотником на ящеров. Ещё не так давно он мог и удовлетворять свою жажду мяса, и по-прежнему оставаться в рядах Рыщущих. Он подумал о Пантере, о её запахе, и почувствовал знакомое ощущение тоски, сдавившее его грудь.

Он обнюхал одно из шарообразных яиц, а затем лизнул его. У его скорлупы был странный вкус. Он отодвинулся и пригласил Миациду тоже попробовать его.

Предупреждения не было. Крючковатые когти вонзились в спину Миациды, и она задёргала лапами, начала биться и пронзительно верещать. Хищнозуб в ужасе смотрел, как её поднимает в воздух крылатое существо. Оно повисло в воздухе, огромные крылья махали почти бесшумно, а затем его клюв раскрылся и вонзился в шею Миациды.

Хищнозуб напрягся, не зная, бежать ему, или же нападать. Через считанные секунды Миациде уже ничем нельзя было помочь – её растерзанное тело обмякло в когтях этого существа. Хищнозуб попятился назад, не сводя глаз с чудовища. Оно утащило Миациду на ветку, село на её тело и начало пожирать его – прямо вместе с шерстью.

Хищнозуб никогда не видел ничего подобного. Могучие крылья заставляли это существо казаться огромным, хотя фактически его тело было не намного крупнее, чем его собственное. Вначале он предположил, что это мог быть ящер, потому что существо показалось покрытым пёстрой чешуёй, а на его голове торчало два рога. Но когда существо складывало крылья, Хищнозуб увидел, что они были покрыты перьями, а то, что он принял за чешую на его широкой груди, оказалось многослойным оперением коричнево-белой расцветки. На его голове росли не рога, а что-то вроде густых кисточек, сердито торчащих над обоими глазами. Это была птица, но такой разновидности, с какой он прежде не сталкивался. Хищник.

Она наблюдала за ним, поворачивая голову по мере его осторожного отступления под защиту переплетающихся веток. Эти злобные глаза бросали Хищнозуба в дрожь, потому что они были неподвижными, но создавалось жуткое впечатление, что их взгляд был пронизывающим и позволял видеть очень далеко. Птица убила Миациду – сильнейшую из его охотников. Она порвала её на куски, словно это была просто кучка мокрых листьев. Прежде, чем развернуться и спрыгнуть в подлесок, Хищнозуб увидел, что на ветку слетел второй хищник и присоединился к первому. Он мрачно и звучно ухнул пару раз, и из глубин леса Хищнозуб услышал несколько ответных криков.

Он пустился наутёк.

Когда он добрался до секвойи, многие из его фелид уже были на поляне, и тогда Хищнозуб издал тревожный вой, собирая остальных. В течение нескольких минут все его Рыщущие были в сборе.

– Мы должны покинуть остров, – сказал он без лишних объяснений.

Он побежал, ведя своих Рыщущих к побережью. Лес гудел от криков хищных птиц, протяжных и размеренных.

– Это что за звуки? – нервно спросил Катцен.

– Убийцы, – коротко ответил Хищнозуб.

Фелиды мчались через подлесок. Нельзя было сказать точно, с какой стороны доносятся крики. Другие птицы сидели тихо, словно боясь, что их утренний хор привлечёт внимание чудовищ. Глаза Хищнозуба осторожно оглядывали ветви над головой.

Выбравшись из-под деревьев на берег, он обрадовался, увидев, что вода отступила, и вновь возник песчаный перешеек.

– Мы можем перебраться, – сказал он, возглавляя шествие.

Но едва он поставил лапу на песок, как увидел множество фелид, выдвинувшихся в их сторону с материка. Впереди шествовал Патриофелис, а сбоку от него шла Пантера.

Пробудившись, Сумрак не мог объяснить тот спокойный оптимизм, который он ощущал, лёжа на коре, ещё не готовый шевельнуться. Он был доволен просто тем, что глядел по сторонам и вдыхал утренние ароматы леса. Даже его грусть по матери отступила на мгновение. Возможно, дело было в нежном свете солнца на рассвете, пробивающемся сквозь ветви, или в знакомом зрелище других рукокрылов, уже скользящих в воздухе и охотящихся. Возможно, однако, что он просто ощущал себя в безопасности. Его отец уже куда-то ушёл, но Сильфида всё ещё дремала рядом.

Когда он уже больше не мог не обращать внимания на бурчание в своём животе, он встал и спрыгнул с ветки. Когда он охотился, его приветствовали несколько молодых рукокрылов с серой шерстью. Колония Гирокуса оказалась удивительно дружелюбной. Вначале Сумрак нервничал из-за этого, особенно после того, как оказалось, что половина из них – это солдаты, постоянно занятые различного рода тренировками и исполнением обязанностей часовых. Но они, похоже, не были против того, чтобы делить свои деревья со странной колонией, и с радостью отвечали на любые вопросы, которые задавал им Сумрак. Они очень гордились своим домом – настолько сильно, что не проявляли ни малейшего любопытства в отношении того, откуда пришёл Сумрак. Он тоже был счастлив от того, что не приходилось говорить об этом прямо сейчас, когда его воспоминания были столь сильно отягощены печалью.

Он был просто благодарен за то, что его приняли, несмотря на странную внешность. Рукокрылов Гирокуса явно не беспокоили его лишённые шерсти паруса или торчащие уши. И, конечно же, он удерживал себя от того, чтобы летать и рисковать вновь и вновь оказываться отщепенцем. Даже его собственная колония за последние несколько дней стала лучше относиться к нему. А некоторые от чистого сердца поблагодарили его за то, что он переправил их через воду.

Изловив достаточно насекомых, чтобы набить себе живот, он увидел своего отца, разговаривающего с Гирокусом вместе с Солом и Баратом. Желая узнать, что они обсуждали, он сел неподалёку от них, но их беседа уже подошла к концу и они расходились. Он окликнул Папу.

– Ты хорошо поел? – спросил Икарон.

Сумрак кивнул и поинтересовался, в свою очередь, поел ли отец. Он пытался не позволять своим глазам слишком часто глядеть на раненое плечо отца. По крайней мере, было похоже на то, что его недавно очищали, хотя у него не было уверенности, что оно уже заживало.

Отец кивнул в сторону нижней части дерева.

– Там, внизу, – сказал он. – Видишь их? Это птилодонты.

Сумрак разглядел мелких худощавых зверьков, проворно движущихся среди ветвей. У них были длинные хвосты, которые могли закручиваться вокруг веточек, давая им дополнительную опору и помогая поддерживать равновесие. Они оживлённо болтали друг с другом.

– А на земле, – указал отец, – видишь того зверя?

Сумрак заметил существо, чем-то похожее на то, что он увидел, едва попав на материк – массивного великана с тёмной шерстью, покрытой белыми пятнами.

– Эти зубы… – нервно сказал Сумрак.

– Бивни. Не для охоты, – заверил его Папа. – Посмотри. Видишь, как он роет ими землю? Он ищет личинок или клубни. Он – не мясоед.

– Хорошо подходят для самозащиты, однако же, – сказал Сумрак; ему хотелось бы, чтобы у них было несколько таких устрашающих существ в ту ночь, когда фелиды напали на их колонию.

– А вот и Сильфида, – сказал Папа, увидев, как она проплывала в воздухе мимо них. Он окликнул её и пригласил присоединиться к ним.

– Мне тут нравится, – сказала Сильфида, совершив посадку. – И всем нравится. Мы остаёмся здесь?

– Мы вернёмся на остров, как только там будет безопасно, – сказал Папа.

– Но до этого может пройти много времени, – сказала Сильфида. – А до тех пор мы останемся здесь, правда?

– Для начала Гирокусу нужно было бы нас пригласить, – ответил ей Папа.

– И ты бы сказал «да»?

– Это означало бы, что я не смогу летать, – спокойно сказал Сумрак.

– Ой. А я и не подумала об этом, – ответила Сильфида. – Но разве не лучше оставаться здесь вместе с остальными, чем искать какое-то другое место вдали от всех?

Сумрак точно знал, что она имела в виду. Очень обнадёживало быть окружённой всеми этими бдительными солдатами Гирокуса, даже если они держались несколько высокомерно и отстранённо. Возможно, с его стороны это было откровенно эгоистично – думать о полёте прямо сейчас.

– Ты снова будешь летать, Сумрак, – пообещал ему отец. – Рано или поздно весь этот беспорядок закончится, и мы вернёмся к себе домой.

– Но моя собственная колония не особенно хотела, чтобы я летал, – сказал Сумрак.

– Они разрешат тебе делать то, что тебе хочется, – сказала Сильфида. – Если бы не ты, мы не смогли бы покинуть остров.

– Твоя сестра – это твой самый искренний союзник, – заметил Папа, одарив Сильфиду добрым взглядом. – У неё верное сердце.

– Я просто сама по себе искренняя, – ответила Сильфида, но Сумраку было ясно, что она рада заслужить похвалу своего отца. Сумрак вдохнул и почти не хотел выдыхать. Он не хотел, чтобы прошёл такой хороший момент. Было так приятно быть вместе, только втроём, без старейшин поблизости. Но это также заставило его более остро ощутить отсутствие матери. Сможет ли он когда-нибудь взглянуть на отца и сестру, не думая, что кого-то не хватает?

Настойчивость в голосе Сильфиды заставила его вздрогнуть.

– Папа, а это не…

Сумрак проследил направление взгляда сестры до самой земли. Лоснящееся четвероногое существо легко запрыгнуло на нижние ветви соседнего дерева и продолжило прыгать всё дальше вверх. Сумрак услышал испуганные крики, и его паруса инстинктивно раскрылись, а тело приготовилось лететь.

– Это фелид! – задыхаясь, кричала Сильфида. – Он идёт сюда!

– Не бойтесь! – громко крикнул с поляны Гирокус. – Этот фелид – наш друг, и он прибыл по моему приглашению.

Сумрак с изумлением наблюдал, как Гирокус спланировал к фелиду и сел рядом с ним, всего лишь на одну ветку ниже, чем сидели он, Сильфида и Папа.

– Добро пожаловать, Монтиан, – сердечно сказал Гирокус. – Добро пожаловать!

– Привет, Гирокус, – низкое мурлыканье фелида заставило Сумрака стиснуть зубы.

– Икарон, спускайся и присоединяйся к нам, – позвал могучий предводитель рукокрылов. – И твои старейшины тоже.

Сумрак нервно следил за тем, как его отец спланировал на их ветку и позвал Сола, Барата и Нову. Через несколько мгновений его старейшины собрались вокруг него. Фелид сидел на заду, держа тело вертикально и выпрямив передние лапы. Это проявление любезности представляло собой настолько разительный контраст с его воспоминаниями о неистовствующих зверях на острове, что Сумрак едва мог поверить, что все они принадлежали к одному и тому же виду. Глядя сверху вниз, они с Сильфидой слушали, как Гирокус представлял Монтиану Икарона и его старейшин.

– У меня есть новости, которые, надеюсь, вам будет приятно узнать, – промурлыкал фелид. – Солдаты Патриофелиса стоят лицом к лицу с Хищнозубом даже сейчас, когда мы с вами разговариваем.

Гирокус одобряюще фыркнул:

– Превосходно. И как же Патриофелис планирует решить эту проблему?

– Хищнозуб сам выбрал себе тюрьму, – сказал Монтиан, – и Патриофелис рассчитывает удерживать его там. Союз зверей организует постоянное дежурство на материке, чтобы быть уверенными в том, что клан Хищнозуба никогда не покинет остров.

– Но ведь это же наш дом! – выпалил Сумрак прежде, чем мог сдержать себя.

– Сумрак, помолчи! – резко сказал отец. Он снова повернулся к эмиссару фелид. – Это не то решение, на какое мы надеялись. Мы хотели как можно быстрее вернуться к себе домой.

– Патриофелис решил, что остров – это идеальное место для изоляции Хищнозуба до тех пор, пока он сам и его Рыщущие не подохнут от голода.

– Там они не будут голодать, – сказал Икарон. – Они будут продолжать жить и размножаться. Было бы лучше остановить их прямо сейчас.

Монтиан посмотрел на Икарона спокойно и почти пренебрежительно. Одну за другой он поднял с коры свои передние лапы, облизал их и поставил обратно.

– Ты выступаешь в защиту убийства?

– Хищнозуб уже убивал; он должен понести ответственность за свои действия.

– Несомненно, решение Патриофелиса лучше, чем дальнейшее кровопролитие, – сказал Монтиан.

Сумрак не мог сдержать своей ненависти к этому фелиду. Даже если сам Монтиан не нёс ответственности за резню, его вид убил Маму, а здесь он пытался заставить Папу и других рукокрылов выглядеть кровожадными чудовищами. Это было отвратительно.

– Мне понятен твой гнев, – продолжал Монтиан, – и мне искренне жаль, что ты и твоя колония пострадали. Я могу лишь сказать, что Рыщущие Хищнозуба – это изгои, и они не имеют ничего общего с другими королевствами фелид. Но если мы должны убивать зверей из нашего собственного вида, разве это не делает нас такими же плохими, как и сам Хищнозуб?

– Нет, – ответил Икарон, – потому что он первым нарушил закон. На нём лежит ответственность перед всеми зверями. Решение Патриофелиса – не единственное, и оно наказывает мою колонию, отнимая у нас собственный дом.

– Я согласен, – сказал Монтиан, – что ваша колония страдает несправедливо, но Патриофелис чувствовал, что такое решение было лучше для общей пользы – было учтено всё.

Сумрак видел, как шерсть на шее отца встала дыбом, как и у него самого. Он ненавидел, когда эти существа диктовали, что делать.

– Это было решение Патриофелиса, – сказал Монтиан. – Я лишь передаю вам новости об этом.

– Спасибо, Монтиан, – ответил Гирокус. – Мы всё понимаем. Передай наилучшие пожелания и благодарности вашему вождю.

Фелид кивнул Гирокусу и Икарону, а затем спрыгнул с дерева. Сумрак выдохнул. Его сердце по-прежнему колотилось в гневе.

– Союзники так не поступают, – сказал Икарон Гирокусу.

Рукокрыл, покрытый шрамами, полученными в сражениях, лишь хрюкнул в ответ.

– Ты должен помнить, что фелиды – это наши самые сильные союзники. Нам нужна их дружба. И их лучше не злить.

Сумрак прищурился, взглянув на Гирокуса. Этот суровый предводитель рукокрылов не сказал Монтиану ничего в поддержку Папы. Казалось, эти новости даже не огорчили его. Несправедливо было позволять Хищнозубу захватывать их остров, их дерево. Он очень любил то дерево – каждый нарост на его поверхности.

– Они должны послать своих солдат и убить их, – прошептала Сильфида рядом с ним, и Сумрак не мог не согласиться с ней, как бы жестоко это ни звучало.

– Тогда, похоже, наш дом потерян для нас навсегда, – сказал Икарон.

– Вы найдёте себе новый, – ответил Гирокус. – Здесь, если хотите.

Сумрак моргнул.

– У меня уже был обстоятельный разговор со старейшинами насчёт этого, – продолжал Гирокус. – Вы сильно пострадали, и вам нужен дом. Я бы лишь приветствовал ваше желание присоединиться к моей колонии. Очень приветствовал бы.

– Это весьма щедрое предложение, – сказал Сол.

Сумрак заметил, что Сильфида смотрит на него с улыбкой.

– Благодарю тебя, Гирокус, – ответил Икарон. – Конечно же, я должен обсудить это с моими старейшинами.

– Ваше приглашение – большая честь для нас, – тепло ответила Нова Гирокусу.

– И для нас тоже, – сказал Барат.

– Моя семья также с радостью сделает это место своим домом, – сказал Сол.

Сумрака удивила быстрота решения старейшин. Он знал, что должен ощущать значительно большую благодарность, но этого чувства не было. Одно дело – рассчитывать задержаться здесь на некоторое время, и совсем другое – остаться навсегда. Это место, где он даже надеяться не мог быть самим собой и летать. Он не смог бы этого сделать. Ему был нужен полёт.

– Чем нас больше, – сказал Гирокус, – тем сильнее мы будем! Если когда-нибудь начнётся война, все вместе мы будем сильнее. Присоединяйтесь к нам, и процветайте вместе с нами, – он взглянул на Икарона. – Конечно же, ты будешь среди нас почётным старейшиной.

«Но не предводителем», – сразу же понял Сумрак.

В своих мыслях он не заглядывал так далеко в будущее. Присоединение к другой колонии означало не просто новый дом – это означало ещё и нового предводителя. Ему стало тоскливо. Он смотрел на Папу, пытаясь угадать, о чём он думал.

– Решение за тобой, мой друг, – сказал Гирокус Икарону. Сумрак ждал, чувствуя, что вся его колония, рассевшаяся по ветвям, тоже затаила дыхание в надежде.

– Безопасность моей колонии – это предмет моей самой серьёзной заботы, – сказал Икарон, – и я знаю, что здесь они обрели бы превосходный дом. Гирокус, дай мне немного времени, чтобы рассмотреть твоё доброе предложение.

Сумрак почувствовал облегчение, но услышал разочарованный вздох Сильфиды – вздох, который, казалось, отозвался шёпотом на ветвях.

– Конечно, – сказал Гирокус. – Пусть у тебя будет столько времени, сколько тебе нужно. Ты должен принять серьёзное решение – я полагаю, очень трудное решение для колонии, которая вела столь уединённую жизнь.

– Остров был нашим домом на протяжении почти двадцати лет, – сказал Сол.

– Двадцать лет! – изумлённо повторил Гирокус. – Я и не представлял себе, что так долго.

Сумрак заметил, как в глазах седеющего предводителя вновь блеснул огонёк интереса.

– А скажите мне, – попросил он, – до того, как вы пришли на остров, где была ваша изначальная колония?

– Не слишком далеко отсюда, – ответил Икарон. – На юге. Нашим предводителем был Скагуэй.

– Я его помню. Он умер вскоре после того, как вы ушли. Он был убит, когда охотился на яйца ящеров.

– Он был храбрым охотником, – сказал Икарон.

Какое-то мгновение Гирокус пристально глядел на Икарона, а затем спросил:

– Почему же вы ушли?

Сумрак сглотнул. Станет ли отец врать и говорить, что им нужно было найти новые охотничьи угодья? Какова должна быть доля правды в его словах, чтобы никто не догадался, что их изгнали? Он взглянул на Нову и увидел, как её уши тревожно подёргиваются.

Ровным голосом Икарон ответил:

– Я ушёл вместе с тремя другими семьями, потому что мы не хотели охотиться на яйца ящеров.

Сумрак услышал, как удивлённо забормотали рукокрылы Гирокуса, когда эта новость разнеслась по деревьям.

Гирокус раскрыл рот, словно пробуя воздух, а затем медленно выдохнул.

– Икарон. Да. Я спрашивал себя, почему твоё имя звучало так знакомо. Вы все были изгнаны как предатели.

– Осознанно возражающие, – сказал Икарон.

– Название ничего не меняет! – серьёзно сказал Гирокус, и Сумрак вздрогнул. Встанет ли его отец, распахнув свои паруса, как он сделал бы, если бы Нова стала спорить с ним? Нет. Сейчас ситуация была совсем другой. Здесь его отец не был предводителем.

– Название ничего не меняет, ты прав, – сказал Икарон. – Но мы не были предателями. Мы ревностно соблюдали условия Договора, пока не почувствовали, что больше не можем этого делать. У нас совершенно не было желания покидать свою колонию, но, как ты сказал, нас изгнали за наши убеждения.

– Потому что они вредили всем нам, – сказал Гирокус.

– Многие из нас сожалели о своём выборе, – выпалила Нова. – Икарон не говорит за всех нас.

– Предводитель говорит за всю свою колонию, – рявкнул Гирокус Нове. – Избавь меня от труда слушать тебя!

Сумрак был поражён свирепостью Гирокуса – даже его отец не приходил в ярость так легко.

– Вы уклонялись от своего долга по отношению ко всем зверям, – сказал Гирокус, повернувшись к Икарону. – И, в частности, к своему собственному виду. А теперь вы возвращаетесь в более безопасный мир, не сделав ничего для того, чтобы он стал таким.

– Мир не выглядит таким уж безопасным, – ответил Икарон. – Прежние союзники просто убили почти сорок членов моей колонии.

– Возможно, если бы вы не скрывались на острове, изолированные и всеми забытые, вы не были бы так уязвимы! Они охотились на вас, потому что думали, что вас никто никогда бы не заметил!

– Он, что, говорит, что мы заслужили того, чтобы нас всех вырезали? – сердито шепнул Сумрак Сильфиде.

– Вроде того, – пробормотала она.

– Сможем ли мы когда-нибудь пригласить вас в нашу колонию? – спросил Гирокус с пугающим спокойствием. – Кто поручится за то, что вы не бросите нас опять, когда нам в очередной раз будет нужна помощь?

– Наш молодняк не играл никакой роли в принятии нами решения выйти из Договора, – настаивала Нова. – Не наказывайте их за наше решение.

– Вне всяких сомнений, все поколения молодняка были взращены на ваших извращённых принципах, – презрительно сказал Гирокус. – Вы все прогнили изнутри.

– И вы отвернётесь от нас в наши трудные времена? – спросил Барат.

Гирокус секунду промолчал.

– Я не настолько злобен, – сказал он. – Но, если я должен буду принять вас в нашу колонию, вы должны будете отказаться от своего прошлого, и лишь тогда я пойму, что вы заслуживаете доверия.

– Хочешь ли ты, чтобы я признал, что был неправ? – спокойно спросил Икарон.

– Это простой и единственно верный поступок, – ответил Гирокус, и дружеская теплота отчасти вернулась к нему. – Друг мой, ты явно очень преданно заботишься о своей колонии, и это превосходное качество для предводителя. Сейчас ты должен позаботиться о них, дав им новый дом, безопасный приют. Присоединяйся к нам. Но перед этим скажи мне и всем собравшимся, что ты сожалеешь о своём вероломном решении выйти из Договора, и тогда я буду знать, что могу доверять тебе.

– Просто сделай это, – выдохнула Сильфида.

Сумрак мог ощутить отчаяние, исходившее от её шерсти, словно пар от нагретой коры.

– Я не сделаю этого, – сказал Икарон. – Не могу.

Сумрак ощутил сильнейший прилив гордости.

– Тогда и я ничем не могу вам помочь, – ответил Гирокус, и в его голосе зазвучал гнев. – Отправляйтесь своей дорогой. Уходите подальше. Ни одна колония рукокрылов не примет вас, едва лишь они узнают, кто вы такие и что вы сделали. Я уверен в этом. Вы сами сделали из себя беженцев.

– Это несправедливо! – воскликнула Нова, и Сумрак вначале подумал, что её возмущение было адресовано Гирокусу. Но она обернулась к Икарону. – Ты обрекаешь всех нас на милость судьбы из-за своих дурацких идеалов.

– Это не дурацкие идеалы, – сердито сказал Сол. – И они есть не только у Икарона. Я разделяю их. Барат разделяет их. И ещё когда-то они были дороги и тебе самой.

– Нам предлагали дом! – ответила Нова.

– Чужой дом нам не нужен, – сказал Икарон. – Мы будем искать свой собственный.

Он повернулся к Гирокусу:

– Благодарю за то, что приютили нас. Мы отправляемся своей дорогой прямо сейчас.

Хищнозуб наблюдал, как Патриофелис и его сорок пять солдат выдвигались к песчаному перешейку. Ему стало интересно, как они повели бы себя в бою. Они были сильны, но никогда не охотились; их никогда не рвали. Хотели бы они нападать на представителей собственного вида и убивать их? И ровно такие же вопросы возникли у него в отношении собственного клана.

Когорты Патриофелиса достигли острова и рассредоточились по пляжу, перекрывая перешеек. Глаза Хищнозуба задержались на Пантере. Она даже не взглянула ему в глаза. Её присутствие рядом с ними явно указывало на то, что она не ощущала верности по отношению к нему, однако он по-прежнему был рад её видеть.

– Хищнозуб, – сказал Патриофелис. – Вот, значит, куда ты сбежал…

– Мы никуда не сбегали, – ответил Хищнозуб. – Мы ищем себе новую родину.

Патриофелис, похоже, подсчитывал ряды его сторонников.

– А где Миацида? – спросил он.

– Мертва.

Хищнозуб услыхал удивлённое поскуливание в рядах своего клана.

– Что с ней случилось? – спросил Катцен.

Хищнозуб не обратил на него внимания: его глаза, прищуренные в ненависти, буравили старого вождя.

– Мертва! – Патриофелис повторил это громко, чтобы было слышно всем. – Какой же это позор – потерять одну из самых сильных среди вас. Какую же рискованную жизнь вы себе выбрали. Но в одном ты был прав, Хищнозуб. Мир меняется и становится всё опаснее. Ходят слухи, что с востока идут новые существа, и никто не знает, будут ли они друзьями или врагами. Птицы тоже становятся всё агрессивнее, без сомнения, из-за того, что вы разоряете их гнёзда. Мы, звери, должны оставаться едиными. А ты, к сожалению, стал опасной помехой для любого нового союза. Мы не позволим тебе вывести наш мир из равновесия.

– Мы не совершали никакого преступления, – ответил Хищнозуб. – Мы едим, как и любое другое существо, просто наша добыча не такая, как ваша. Кто скажет, правильно это, или нет? Наш вкус к мясу – столь же естественная вещь, как ваша любовь к личинкам или семенам.

– Довольно таких разговоров, – презрительно сказал Патриофелис. – Я пришёл сюда, чтобы предложить вам последний шанс на амнистию.

Он обратился к фелидам, стоящим за Хищнозубом:

– Те из вас, кто выбирает возвращение к Рыщущим, пусть выходят вперёд. Ещё не слишком поздно. Всё будет забыто и прощено, и мы сможем продолжать жить в гармонии с другими зверями.

– Он просит вас уйти от самих себя, – сказал Хищнозуб своим фелидам. – Он просит, чтобы вы оказались от своих естественных пристрастий в еде. Будете ли вы довольными, служа такому вождю?

– Моё предложение касается и тебя, Хищнозуб.

Хищнозуб угрожающе взревел и увидел, что Патриофелис и его когорты вздрогнули.

– Я отклоняю твоё предложение!

– Очень жаль, – сказал старый фелид, – потому что альтернатива ему гораздо менее приятна. Если ты упорствуешь в своём отвратительном образе жизни, этот остров станет твоим домом на всю оставшуюся жизнь. Звери не позволят тебе бродить по свету и убивать. Ты сослан сюда, Хищнозуб. Ты и весь твой клан отщепенцев.

Всего лишь несколькими часами ранее перспектива жизни на острове не казалась бы такой страшной. Теперь же, когда внезапно объявились хищные птицы, такое наказание было подобно смертному приговору.

– Мы не будем связаны следованием вашим законам, – прошипел Хищнозуб.

– Мы будем следить за островом. Любой, чья лапа ступит на материк, будет убит.

– И ты стал бы убивать сородичей-фелид, Патриофелис?

– Да, чтобы предотвратить ещё большее количество убийств.

– Сомневаюсь, что это верное решения, – сказал он насмешливо.

– Это неблагоразумно, – сказал Патриофелис. – А сейчас, кто из вас желает отказаться от своих прошлых преступлений и вернуться в свой настоящий клан? Выходите сюда!

Хищнозуб разглядывал членов своего клана. Из-за деревьев за их спиной он услышал мрачное уханье и ответный крик. Катцен украдкой глянул на него, а затем быстро шагнул к Патриофелису.