Текст книги "Тёмное крыло"

Автор книги: Кеннет Оппель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Она развернулась и неподвижно застыла. Почти в полной темноте Сумрак не мог проверить, на что она смотрела. Он издал звук, и эхо от него осветило чудовищную птицу. Её голова была обращена прямо на него, а глаза сверкали. Её образ размылся, когда она бросилась к ним.

– Продолжай лезть! – крикнул он Сильфиде и бросился в воздух, раскрывая паруса.

Он должен был выиграть время, чтобы Сильфида смогла забраться повыше.

– Эй! Гляди сюда! – крикнул он чудовищу, налетая на него.

Голова существа дёргалась туда-сюда, пытаясь разглядеть его, когда он беспорядочно порхал по сторонам. Внезапно она сделала выпад. Он не был готов к её броску. Клюв летел ему навстречу, и Сумрак затормозил, свернув в сторону. Тухлое дыхание существа обдало его, и клюв сжал кончик его левого паруса, сомкнувшись на нём.

Он врезался в шею твари. Её гладкие перья были густыми, и на мгновение его когти запутались в них. Чудовище развернулось, пробуя схватить его. Сумрак вытянул свои когти, захлопал парусами и вырвался на свободу. Собственные куцые крылышки чудовища трепетали, когда тварь верещала от досады.

Сумрак больше не давал ей шанса. Он кружился высоко над головой твари, осыпая её оскорблениями, пока с челюстей существа не закапала от ярости пена. Она подскочила, пытаясь его схватить, но оказалась слишком тяжела, чтобы добраться до него. Когда Сумрак счёл, что Сильфида забралась достаточно высоко, чтобы не пострадать, он полетел обратно к дереву. Она была в безопасности. Он устроился рядом с ней, пытаясь отдышаться.

Чудовище снова повернулось к древу пиршеств и начало искать лежащих без сознания рукокрылов, которых оно упустило. Она отклонила свою мускулистую шею назад и с глупым видом уставилась на выживших рукокрылов, который уже были вне её досягаемости. А потом она испустила ужасную высокочастотную трель, которая заставила уши Сумрака дрожать от боли.

– Где Папа? – спросила Сильфида.

– Он выбрался. Думаю, что выбрался. Нам нужно туда добраться.

– Адапис! – верещало чудовище. – Это был не пир! Ты обещал мне пир, Адапис, и ты мне его дашь!

– Адапис собирался скормить нас этой твари? – воскликнула Сильфида.

Сумрак вздрогнул и кивнул:

– Пиром были мы сами.

Внизу чудовище, наконец, оставило попытки вскарабкаться на древо пиршеств и отправилось, громко вереща, в сторону гнёзд бегущих-по-деревьям. Сумрак почувствовал, что ему свело живот. Он подумал о Ходоке и его друзьях. Конечно, они не могли знать о том, какую ужасную вещь сделали их родители.

– Надеюсь, она сожрёт их всех, – мрачно пробормотала Сильфида.

– Сумрак! Сильфида!

Это был Папа, окликнувший их с вершины древа пиршеств. Они забрались чуть выше и спланировали к нему через поляну. Сумрак был счастлив оказаться заключённым в объятия отцовских парусов вместе с Сильфидой. Папа был жив. Сумрак не знал, сколько погибло сегодня ночью, но трое из них по-прежнему были живы.

– Что это была за тварь? – спросила Сильфида.

– Диатрима, – сказал Икарон хриплым от изнеможения голосом. – Нелетающая птица.

– Птица, которая не может летать? – переспросила Сильфида, поражённая самой мыслью об этом.

– Она защищает бегущих-по-деревьям, – сказал Сумрак, припомнив беседу, которую он подслушал. – Именно поэтому в их лесу так тихо. Она отпугивает всех хищников. Но бегущие-по-деревьям должны снабжать её пищей.

– А почему она не может кормиться сама? – спросила Сильфида.

– Её нога. Она хромает.

Икарон кивнул.

– Диатримам нужна скорость, чтобы преследовать свою добычу на равнинах. Она, должно быть, ушла в лес, надеясь найти здесь мелкую добычу, которую она могла бы ловить из засады. Но среди деревьев она – неуклюжее существо. Если бы Адапис не снабжал её добычей, она бы голодала.

Сумрака передёрнуло от осознания коварства всей этой сделки. Он вспомнил, как Холмик говорил, что через лес проходило много животных, но они никогда не оставались здесь надолго. Интересно, подумал он, скольких из них Адапис упокоил до смерти.

– Они казались такими дружелюбными, – сказала Сильфида, будучи явно не в состоянии понять, как какое-то существо могло совершать такие ужасные вещи.

Сумрак сразу же заметил кровь на шерсти у отца. Его старая рана вновь открылась.

– Папа, твоя…

– Знаю. Я позабочусь о ней позже, – сказал он. – Мы не можем оставаться тут на ночь. Бегущие-по-деревьям сильны, и кто знает, на какую ещё подлость они способны. Мы должны уходить.

С окружающих ветвей доносились плач и стоны испуганных рукокрылов. Икарон повысил голос, чтобы все смогли его услышать.

– Я знаю, что вы изнурены, – выкрикнул он. – Я знаю, что вы пострадали. Но мы должны покинуть это место прямо сейчас. Подумайте о новом доме, который ждёт нас. Двадцать лет назад, когда я был изгнан из своей колонии вместе с Солом, Баратом и Новой, мы боялись, что никогда не найдём другого дома. Но мы обнаружили остров. Теперь мы снова остались без дома. Но я обещаю, что скоро у нас будет новый дом, и он будет полным еды и безопасным. Думайте об этом сегодня ночью, когда мы отправимся в путь.

Икарон повернулся к Сумраку и сказал более спокойным голосом:

– Лунного света достаточно, если мы будем путешествовать на высоте. Ты и Сильфида – держитесь поближе ко мне. И, Сумрак, возможно, нам потребуется твоё эхозрение, чтобы вести нас безопасной дорогой этой ночью.

Сопровождаемый Пантерой, Хищнозуб выбрался из прохлады пещер в склоне холма, чтобы начать сумеречную охоту. Когда собрались остальные члены его клана, он встал и с величайшим удовлетворением оглядел долину. Он удачно выбрал её в качестве дома. Хищнозуб тщательно оглядел вершины деревьев и небо – он надеялся вовремя услышать печальный крик хищной птицы, и это уже вошло у него в привычку. Но над их головами никакой опасности не было.

Вместо этого она пришла по земле.

Хищнозуб даже не учуял этих существ до того, как они возникли перед ним. Он был настолько сильно поражён их солидными размерами, что подумал, будто это были ящеры. Но их скорость и шерсть указали ему на то, что это были звери – но крупнее, чем ему когда-либо приходилось видеть. Задняя часть их тел была покрыта чёрными и белыми полосками, а верх туловища был окрашен в глинистый цвет, переходящий в тусклый чёрный вокруг их мускулистых морд. Они бегали, опираясь на пальцы, не ставя ступню на землю полностью, а их ноги были подтянутыми и мускулистыми. По бокам их черепов торчали, словно плавники, остроконечные уши. Их было шестеро, и они сразу же рассредоточились, чтобы окружить как можно больше фелид. Один из них подошёл к Хищнозубу. Он был вчетверо крупнее его. Пара крупных клыков торчала по бокам его нижней челюсти, помогая лучше схватывать добычу. Но глубже во рту росли зубы с острыми краями, вид которых заставил напрячься сухожилия Хищнозуба. Он осознал, насколько легко они могли дробить кости и рвать плоть. Он чуял запах мяса во влажном дыхании зверя.

Тем не менее, он не стал бы отступать. Однажды он уже бежал со своей территории из-за захватчика, и не стал бы этого делать ещё раз. Он с радостью увидел, что некоторые из его Рыщущих уже забрались на деревья и теперь балансировали на нависающих ветках, шипя и воя, готовые спрыгнуть. Другие его фелиды остались на земле, напрягшиеся, готовые напасть по его команде. Пантера припала к земле рядом с ним, шерсть на её шее стояла дыбом.

– Это наша территория, – прошипела она.

Когда существо заговорило, создалось впечатление, что его горло и рот не были приспособлены для речи. Его слова были лаем.

– Мы – ищем – Хищнозуба.

– Вы его нашли, – прорычал он с подозрением. Как они узнали о нём?

Он не позволял своему удивлению притупить бойцовский инстинкт. Он был напряжён и готов драться. Он внимательно следил за ними.

– Ты Хищнозуб? – хрюкнуло существо с явным недоверием. – Убийца ящеров?

– Я был тем, кто убил последнего из них, – прошипел Хищнозуб.

– Нет, – пролаял зверь. – Они живы.

– Это невозможно, – сказал Хищнозуб, удивлённый и оскорблённый одновременно. Вместе с Пантерой он обшаривал землю; они нашли и уничтожили последнее гнездо. Когда-то звери знали его как героя. Он взглянул на Пантеру и увидел, что она тоже отнеслась к этим словам с недоверием.

– Если какие-нибудь из них и остались, мы разыщем их, – ответил он великану, стоящему перед ним.

Тот откашлял свои слова:

– Ты – убьёшь – их – для – нас.

– Только вот стану ли? – переспросил Хищнозуб, и его мускулы слегка расслабились. Похоже, что эти существа пришли не ради охоты, а чтобы попросить его о помощи. Но зверю явно не понравилась его смелость, и он сделал один угрожающий шаг в его сторону.

– Ты должен! – сказал он.

– Как вы узнали обо мне? – спросил Хищнозуб, решив больше не бояться этого чудовищного существа.

– Фелиды рассказали нам о Договоре.

Хищнозубу стало крайне интересно узнать, при каких обстоятельствах это животное разговаривало с фелидами. Возможно, незадолго до того, как вырвать им кишки.

– Ты кто? – поинтересовался Хищнозуб.

– Даний.

– А кто вы все?

– Гиенодоны. Нас много. Мы едим плоть.

– И я тоже, – ответил Хищнозуб.

Даний фыркнул, словно его позабавила сама мысль о том, что такое маленькое существо охотится на живую добычу:

– Мы ищем новые охотничьи угодья. Но там, где мы поселились бы, живут ящеры.

– Вы могучие существа. Вы наверняка смогли бы победить этих тварей и сами.

– Взрослые больны. Они скоро умрут. Но есть гнездо.

– И вы оказались не в состоянии найти его, – продолжил Хищнозуб.

– Ты маленький и скрытный. Ты его найдёшь.

Хищнозубу было ясно, что у гиенодонов не было ни единого шанса успешно охотиться на гнёзда. Ящеры легко обнаружили бы их приближение и напали, обратив против них всю свою мощь. Даний явно был не настолько сильным, чтобы не бояться их. Хищнозуб только сейчас заметил большой рельефный шрам на его спине. Был ли он нанесён ящером?

– Тогда мы можем принести пользу друг другу, – сказал Хищнозуб.

Эти звери едва умели говорить. Вероятно, они были просто слабоумными, но зато ужасно сильными.

– А кто вам сказал, что есть только одно гнездо? – начала размышлять вслух Пантера.

Хищнозуб поглядел на неё, собираясь возразить, но её пронизывающий взгляд заставил его замолчать.

– Ящеров может быть намного больше, чем подумал бы любой из нас, – продолжила она. – Мы с Хищнозубом, конечно же, сможем отыскать любое гнездо ящеров и уничтожить его. Но, если мы сделаем это дело для тебя, Даний, мы будем ожидать кое-чего взамен.

– Жизнь, – сказал Даний.

– Да, – быстро сказал Хищнозуб, поняв, наконец, хитрую схему Пантеры. – Я предлагаю постоянный союз между вашей стаей и моими Рыщущими. Мы не будем питаться друг другом. В этом новом мире найдётся множество другой добычи. Мы защитим вас от ящеров. Вы защитите нас от любых других хищников. Согласны?

Даний облизнул свои внушающие страх зубы.

– Согласны, – сказал он.

ГЛАВА 18. Новый порядок

Сумрак видел во сне дерево, у которого не было нижних ветвей; оно было ещё выше, чем их старая секвойя. Оно стояло в одиночестве, чтобы фелиды не смогли перескочить на него с соседнего дерева. Но даже с восхищением глядя на него в своём сне, он знал, что оно не было достаточно хорошим.

Нам нужны другие деревья, чтобы планировать от дерева к дереву во время охоты, думал он.

– Тебе этого не нужно, – сказал ему голос из его сна. – Ты умеешь летать.

– Я знаю, – думал он, – но другие рукокрылы не умеют. В любом случае, пищи было бы недостаточно. Насекомые больше всего любят, когда деревьев множество.

Как только он это сказал, ещё множество деревьев выросло рядом с первым – таких же высоких, и совсем без веток в нижней части ствола.

Да, думал он, восхищённый не только зрелищем этого прекрасного маленького леса, но и тем, что он сам вызвал его из небытия. Он мог чем-то управлять. Сумрак осознал, что эта возможность потрясающе напоминает то, что явили ему звёзды, когда он попробовал ядовитый гриб.

Холм, а на нём дерево, растущее из земли – вначале проросток тянется из семени, затем он превращается в молодое деревце, и дальше утолщается в большой сильный ствол, который ветвится уже где-то в небесах.

«Это тот дом, который вы ищете», – сказал ему голос из сна.

Да, подумал Сумрак. Он превосходен.

Ночь ещё не закончилась, когда его разбудила Сильфида. Сумрак ощущал себя так, словно едва успел заснуть, а его сознание было переполнено образами и посланиями, которые он едва мог понять.

– Кажется, Папа и вправду очень болен, – сказала она. Сильфида выглядела напуганной, её голос дрожал.

Сумрака охватила паника. Прошло два дня с тех пор, как они спаслись от бегущих-по-деревьям, и рана у его отца вновь оказалась заражена. Он придвинулся мордой поближе к Папе и почувствовал жар, исходящий от его шерсти. Икарон спал беспокойно: он бормотал и вздрагивал. Сумрак ощутил себя маленьким и бесполезным детёнышем.

– Давай, разбуди Австра, – сказал он Сильфиде. – Он должен знать, что делать.

Прибыв на место, Австр внимательно взглянул на Икарона и устало вздохнул.

– Как мы можем ему помочь? – спросил Сумрак.

– Мы не можем бороться с инфекцией вместо него, – спокойно ответил Австр. – Это из тех вещей, которые может сделать лишь он сам.

Сумрак скрипнул зубами.

– А если мы используем ту штуку, которую применяли бегущие-по-деревьям?

Австр покачал головой.

– Как мы узнаем, что она действительно помогала ему?

– Да, – сказала Сильфида. – Почему они должны были беспокоиться о его лечении, если просто собирались скормить его той твари?

– Возможно, чтобы заставить нас доверять им, – предположил Сумрак. – Или, может быть, диатриме не нравится раненая добыча.

– Мы никогда не пользовались корой и листьями, – сказал Австр. – Это никогда не было у нас в обычаях. Я даже не знаю, какие там были ингредиенты.

– Я знаю, – порывисто сказал Сумрак. – Я видел.

– Ты уверен?

– В любом случае, там была кора. Я слетаю и поищу.

– Ещё слишком темно, чтобы хорошо видеть, – сказал ему Австр.

– Я умею видеть в темноте.

Австр поглядел на него, а затем кивнул.

– Давай, отыщи немного. Я с Сильфидой останусь с Папой. Будь осторожен.

Сумрак летел, ориентируясь исключительно при помощи эхозрения. Он сторонился ветвей, на которых спали другие животные. Выбравшись из зловещей тишины леса бегущих-по-деревьям, они вновь попали в мир зверей, соперничающих за территорию. Найти никем не занятое место хотя бы для ночёвки было довольно трудно.

Он искал дерево, с какого Адапис сдирал целебную кору – тёмный извитой ствол с тонкими ветвями и неестественно широкими листьями. Для его эхозрения не существовало никаких цветов, поэтому он искал дерево исключительно по его очертаниям, и его мысли тревожно кружились в голове. А что, если он не сумел бы его найти? Что, если оно больше нигде не росло? Бегущие-по-деревьям были так умны. Но как же они могли быть способными на такую дикость? Может быть, как раз именно потому, что они были умными и поняли, что могут выторговать свою жизнь в обмен на чужую.

Он заметил нужное дерево. Сев на ствол, он глубоко вонзил в него свои когти и понюхал, чтобы убедиться, что его выбор правильный. Зубами он надрезал кору, а затем попробовал оторвать от неё полоску. Сумраку было трудно сжать челюсти с достаточной силой, и он проклинал свою неуклюжесть, мечтая хоть на несколько мгновений обрести руки бегущего-по-деревьям.

Готово. Тонкая полоска оторвалась от дерева. Наверное, её должно хватить?

Адапис использовал кусок не больше, чем этот. Зажав её в зубах, он спрыгнул с дерева и полетел. Он так и не узнал, какой вид листьев крошил Адапис в пасту из коры, и лишь надеялся, что они были не важны. Коры должно быть достаточно.

Когда он вернулся, глаза его отца были открыты, но взгляд блуждал. Австр и Сильфида молча смотрели на него.

– Я был плохим предводителем, – бормотал Икарон. Когда он дышал, его бока подёргивались.

Сумрак в ужасе взглянул на Сильфиду. Она молчала.

– Хорошим, – сказал Сумрак, откусив по кусочку коры себе и Сильфиде, чтобы пережевать её. Он даже не был уверен, слышал ли его отец, или всё ещё лежал, забывшись в горячечном сне. Сумрак боялся того, что Папа мог бы сказать потом. Что, если Сумрак не знал, что надо сказать, чтобы успокоить его? Он начал поспешно пережёвывать жёсткую и горькую кору, измельчая её в кашицу.

– Остров испортил нас, – пробормотал Папа. – Мы не подходим для этого нового мира.

– Ты заботился обо всех нас, – заверил его Австр.

Икарон хрюкнул, и Сумрак не понял, соглашался он, или возражал.

Но когда он снова заговорил, его мысли блуждали.

– Рая просто не бывает, – сказал Папа, нечленораздельно выговаривая слова. – Опасно думать, что он есть.

– Отдохни, – попросил его Сумрак. – Пожалуйста, отдохни. Утром всё будет лучше.

Возможно, эти слова звучали глупо, по-ребячески, но это было единственное, о чём он мог думать.

– Думаю, средство готово, – сказала Сильфида. Она приподнялась над раной Папы и выплюнула кашицу на неё.

Папа вздрогнул, и казалось, пробудился от полудрёмы. Он развернулся к дочери и оскалил зубы, словно Сильфида была коварным бегущим-по-деревьям. Она в испуге отпрянула назад.

– Что это такое? – злобно спросил Икарон; он вытянул шею, попробовал кашицу на вкус и сплюнул.

– Это целебная кора, – ответила Сильфида. – Мы нашли немного…

– …Яда! – закончил Папа. – Снова пробуете меня отравить.

Сумрак поймал взгляд Сильфиды и покачал головой. Папа был не в себе. Он бредил.

– Раньше это помогало, Папа, – сказал Сумрак.

Отец развернулся и долгое время разглядывал его, прежде чем, наконец, узнал его.

– Сумрак, – произнёс он.

– Инфекция вернулась, – сказал ему Сумрак. – Это могло бы помочь.

– Нет, – ответил он.

– Папа…

– Нет! Я не хочу, чтобы меня пачкали этим. Это яд, – его явно утомили недавние движения, и он опять лёг на ветку.

– Он снова заснул, – сказал Австр, помолчав немного. – Давайте, делайте сейчас.

Сумрак и Сильфида подползли и разбрызгали свою пасту на рану. Папа дёрнулся и забормотал, а затем громко выдохнул. Он задрожал, хотя эта ночь была тёплой, поэтому Сумрак лёг рядом с ним и прижался поплотнее. Сильфида прижалась с другого бока.

– Сейчас мы больше ничего не сможем сделать для него, – сказал Австр. – Приходите и разыщите меня, когда он снова проснётся. – Он одобрительно кивнул. – Вы двое просто молодцы.

Сумрак смотрел, как Австр возвращается к своей семье. Ему нравилось, когда рядом был старший брат, и сейчас он чувствовал себя брошенным. Он закрыл глаза, прижался поплотнее, и прошептал отцу:

– Отдыхай. Завтра тебе станет лучше.

Что-то скребло по коре. Сумрак в испуге открыл глаза. Отца рядом с ним уже не было.

Ночная тьма едва начала покидать небо. Папа тяжело тащился по ветке. Сумрак поспешно разбудил Сильфиду, и они догнали его. Глаза отца больше не были тусклыми и блуждающими: в них горела свирепая целеустремлённость.

– Папа, вернись и отдохни, – сказал он, хотя инстинктивно знал, что именно делал сейчас его отец и куда он шёл. Он почувствовал, что не может сглотнуть.

– Иди, разбуди Австра, – шепнул он Сильфиде.

– В этом нет нужды, – спокойно сказал Папа.

– Сходи, поищи ещё немного той коры, – попросила Сильфида Сумрака.

– Нет, – сказал Икарон.

Он спланировал на соседнее дерево и продолжил идти, отыскивая самые дальние ветки.

– Не уходи, – произнёс Сумрак. Это были единственные слова, которые он смог вытянуть из неразберихи, царившей у него в голове. Отец остановился и оглянулся на сына.

– Я должен уйти.

Сумрак знал, что так поступают все живые существа – какой-то инстинкт уводил их прочь от живых сородичей, когда они осознавали, что смерть неизбежна. Его отец уходил, чтобы умереть в одиночестве, и страх и мука волной прокатились по всему телу Сумрака. Он беспомощно взглянул на Сильфиду.

Хромая, Папа продолжил ползти, а Сумрак и Сильфида безмолвно следовали за ним, не зная, что им делать. Они были тенями, тремя тенями, которые двигались в своего рода неопределённости, которая не была ни ночью, ни днём. Птицы ещё не взяли первой ноты своего утреннего хора. Когда отец остановился, чтобы отдохнуть, Сумрак и Сильфида остановились вместе с ним, позволяя ему задавать темп этого ужасного путешествия. Наконец, его, похоже, удовлетворило место, куда он пришёл, и Икарон забрался в глубокую борозду на поверхности ветви. Она немного напомнила Сумраку их старое гнездо на секвойе.

Отец закрыл глаза, словно сосредотачиваясь. В лесном безмолвии его прерывистое дыхание казалось громким.

– Есть одна вещь, о которой я должен тебе рассказать, – сказал он, глядя прямо на Сумрака.

Сумрак ждал, не зная, что ему предстоит услышать, будет ли это сказано чётко, или же бессвязно. Но голос его отца был спокойным, а глаза – ясными.

– То гнездо ящеров, которое ты обнаружил на острове – помнишь его?

Сумрак кивнул. Теперь это событие казалось таким давним, и совершенно не важным.

– Нова не уничтожала яйца, – сказал отец. – Это сделал я.

– О чём он говорит? – услышал Сумрак шёпот Сильфиды рядом с собой.

Но он даже не повернулся, чтобы взглянуть на неё. Он просто глядел на отца в изумлении, потеряв дар речи.

– Все те годы в прошлом, когда мы вышли из Договора, а другие рукокрылы изгнали нас, моим самым сильным желанием было найти для всех нас безопасное место. Остров выглядел идеальным пристанищем. Когда мы впервые появились на нём, мы исследовали это место и не заметили никаких признаков присутствия ящеров. Мы нашли секвойю – и как прекрасна она была – идеальный дом для новой колонии. Но в том же году, позже, когда я в одиночку патрулировал остров, я заметил двух ящеров. Очевидно, они попали туда с материка – возможно, по тем же самым причинам, что и мы сами. Возможно, их изгнали; возможно, они просто пытались найти хорошее место для гнездования. Ящеры были старыми; мне было видно, что их плоть поражена гнилостной болезнью. Они бы долго не прожили. Но у них в гнезде было четыре яйца.

Папа замолчал, делая долгие и медленные вдохи. Сумрак затаил дыхание.

– Я знал, какого они вида, – продолжил отец. – Это не были летуны. Крылатые ящеры мало чем угрожают нам. Это были наземные охотники, пожиратели мяса; и они умели забираться на деревья. Барат, Сол, ваша мама и я – у нас у всех были детёныши, которые тогда всего лишь учились планировать, охотиться и заботиться о себе. И в это время я стал воспринимать всё иначе. Когда я увидел эти яйца ящеров, я не захотел, чтобы они проклюнулись. Я не хотел, чтобы мои собственные дети стали их добычей. Я сделал то, что клялся никогда больше не делать. Я уничтожил яйца.

– Но… ты же врал мне, – сказал Сумрак. Почему-то это было единственное, что мог в этот момент осознать его ум, и он ощущал ужасную душевную боль. – Когда я рассказал тебе об этом, ты выглядел таким потрясённым, и ответил мне, что выяснишь, кто это сделал. Но ты всё это уже давно знал.

– Прости меня, Сумрак.

Сумрак тупо смотрел на кору. Всю жизнь у него не было никого, кому он доверял бы больше, чем отцу.

– Мама об этом знала?

– Я не сказал никому. Но некоторые птицы видели, что я это делал. Я слышал их вопли над головой. Я надеялся, что со временем они об этом забудут, но они, очевидно, передали эту историю своим птенцам.

Сумрак поднял глаза. Папа смотрел на него.

– Но всё, что ты рассказал, пусть даже было неправильно…

– Он делал это, чтобы сохранить нас в безопасности, – резко сказала Сильфида. – Сумрак, неужели ты не можешь этого понять? Он хотел, чтобы все мы были в безопасности!

Негодование сестры заставило Сумрака вздрогнуть.

– Нет, Сумрак прав, – спокойно сказал Папа. – Сильфида, ты не должна его упрекать.

Сильфида заметно остыла, но Сумрак видел, как в её глазах сверкают остатки прежнего негодования.

– То, что я сделал, было ужасным предательством моих убеждений, – раскаивающимся тоном сказал Папа. – Тем не менее, я это сделал. И это делает меня лицемером. И что хуже всего, я даже не сожалею о том, что сделал это, даже зная, что поступил неправильно. – Он печально кивнул Сумраку. – Когда у вас появятся собственные дети, возможно, вы поймёте и простите меня.

Его взгляд был умоляющим, и Сумрак хотел помочь ему, но он не был в этом уверен, потому что был ошеломлён вихрем мыслей в своей голове. Его горло вряд ли позволило бы вырваться наружу хоть одному слову.

– Папа, всё хорошо, – выдохнул он. – Ты очень хорошо заботился о нас.

Бока Икарона быстро поднимались и опускались, и он кивнул. У его дыхания появился странный запах, который заставил Сумрака почувствовать инстинктивное желание уйти прочь.

– Не хочу, чтобы ты умирал, – завопила Сильфида.

Сумрак в изумлении смотрел, как его сестра прижалась своей головой к голове Папы, беспомощно дрожа.

– У нас же не будет никого!

– Вы есть друг у друга, – с неожиданной строгостью сказал Икарон.

– Ты, – сказал он, глядя на Сильфиду, – энергична и сильна.

Сумраку показалось, что он слышал, как отец усмехнулся.

– …Ты можешь довести других до смерти, но ты сама останешься в живых. А ты, – сказал он Сумраку, – должен помочь колонии найти новый дом. Лети ввысь. Гляди вдаль.

– Буду, – пообещал Сумрак.

Когда отзвучали последние прощальные слова, все остальные слова уже казались глупыми, незначительными и крайне неуместными. После этого Папа уже больше ничего им не сказал. Однако они не уходили, и лишь когда он оскалил зубы и слабо щёлкнул ими в их сторону, отступили на несколько шагов. Но Сумрак не собирался отходить ни на шаг дальше.

Икарон повернулся к ним спиной. Он выглядел, словно новорождённый детёныш, сидящий в трещине коры.

Его тело иногда вздрагивало; Сумрак услышал, как отец бормочет про себя, и понял, что он перечислял имена всех своих детей, от первого до последнего. Свист его дыхания стал слабеть. Сумраку хотелось подползти поближе, лечь рядом и составлять ему компанию до самого последнего вздоха, но что-то остановило его. Призрак смерти отца кружился над ним, и Сумрак боялся, что, если он слишком приблизится, тот окутает его своими крыльями и унесёт с собой. Он смотрел и ждал. Когда же он подумал, что ночь никогда не закончится, то услыхал первые звонкие ноты утреннего птичьего хора.

– Он вправду умер? – спросила Сильфида.

– Не знаю.

Он нерешительно подступил к правому боку Папы и дотронулся парусом до его шерсти. Она была холодной.

– Папа, – шепнул он ему в ухо.

Не было ни ответа, ни движения. Глаза его отца были полуоткрытыми, но невидящими.

– Он умер, – сказал Сумрак.

Сильфида сгорбилась и прижалась к ветке, словно борясь с сильным ветром.

– Мы сироты, – сказала она.

Они долго молчали. Сумрак ощущал себя беспомощным и опустошённым. Он больше не боялся диатрим или фелид: худшее в его жизни уже случилось, и ничто иное уже не пугало его.

Насекомые уже начинали садиться на тело Икарона; Сильфида подобралась поближе и начала яростно разгонять их своими парусами. Это было бесполезно. Мух собиралось всё больше и больше; они садились вокруг его ноздрей, на поверхности потускневших, подёрнутых дымкой глаз. Сумраку не хотелось видеть своего отца таким.

– Давай, Сильфида, нам пора уходить отсюда.

Она продолжала яростно хлопать мух.

– Сильфида! – резко выкрикнул он, дёрнув её одним из своих когтей.

– Он одного лишь тебя лелеял, – закричала она. – Его глаза всегда глядели лишь на тебя. Я никогда не была причиной его гордости. Но ты со своими дурацкими неправильными парусами – вот, что его больше впечатляло!

Сумрак вздохнул. Он не мог остановить её гнев, потому что не мог её перекричать.

– Чего мне теперь бояться? – мрачно спросила она. – Он предал всех нас.

– Да как ты можешь такое говорить? – возмутился Сумрак.

– Он нарушил свои собственные правила, он убил яйца. Ты понимаешь, что это означает? Он всё время поступал неправильно. Когда припёрло, он уничтожил яйца, потому что знал, что сделать это было правильно! И он даже не мог этого признать!

– Ему было стыдно, Сильфида.

– Нет, он был слишком гордым. Он хотел, чтобы все думали, что он был идеальным и благородным предводителем. Он никогда не мог признать, что был неправ. Он предпочитал хранить тайны и лгать остальным. Он скорее предпочёл отказаться от нового дома у Гирокуса и заставить всю свою колонию страдать.

– Он совершил ошибку, всего лишь одну ошибку двадцать лет назад! Это не означает, что его убеждения были неправильными.

Сильфида хмыкнула.

– Интересно, что подумала бы Нова.

– Ты же не расскажешь ей? Сильфида, пожалуйста.

– Ты весь пошёл в отца. Держишь секреты при себе. Какой сейчас в этом смысл? – она печально взглянула на тело отца.

– Папа был хорошим предводителем. Он старался изо всех сил. Если ты расскажешь Нове, она перевернёт всё с ног на голову, и они могут…

– Плохо думать о нём?

– Да. И они бы ошибались.

– Хорошо, – пробормотала она, – я не буду рассказывать. Но и ты должен пообещать, что у тебя больше не будет тайн от меня.

– Обещаю. Мы должны беречь друг друга. Давай, заключим договор. Мы всегда будем защищать друг друга. Хорошо?

– Хорошо, – ответила она, немного помолчав. – Как же мне хочется тоже уметь летать.

– Мне тоже, – сказал Сумрак. – Правда, очень хочется.

Они не хотели прямо сразу возвращаться в колонию, и когда зазвучал утренний птичий хор, начали чистить друг друга. Они молчали, но в их мыслях эхом звучали воспоминания о более счастливых днях.

– А где ваш отец? – спросила Нова, когда они, наконец, вернулись на дерево.

– Он умер незадолго до рассвета, – сообщил ей Сумрак.

Он ожидал, что в её глазах сверкнёт мрачная радость, но был удивлён, увидев самое настоящее потрясение. Барат и Сол молчали.

Оказавшиеся рядом рукокрылы подслушали эту новость и разнесли её по всем веткам.

– Это ужасная новость для всех нас, – произнёс Сол.

– Жизнь продолжается, – сказала Нова. – Когда умирает один предводитель, появляется другой.

– Тогда это должен быть старший сын Икарона, – сказал Барат.

Вокруг собиралось всё больше и больше рукокрылов – они теснились на ветках. Из толпы выбрался Австр.

– Это правда? – удивлённо спросил он. – Он и вправду умер?

– Главенство должно перейти к тебе, Австр, – сказал Сол.

– Роль предводителя, – заметила Нова, – это такое бремя, которое Австр может и не захотеть взвалить на себя в такие необычные времена.

– Но таков порядок, – твёрдо сказал Барат. – Главенство переходит по праву рождения к старшему из самцов. Если самцов нет, оно переходит к старшей самке.

– Чистая правда, – сказала Нова. – Но сейчас ситуация совсем иная. Мы лишились дома и оказались в незнакомом мире. Ничьей ноги не было на материке, за исключением тех из нас, кто ушёл отсюда двадцать лет назад. И среди них я самая старшая.

Сол рассмеялся:

– Неужели ты, Нова, говоришь, что именно ты и должна стать нашим новым предводителем?

Сердце Сумрака забилось быстрее; он чувствовал себя так, словно ему снится кошмар, а он не может проснуться и прекратить его.