Текст книги "Тёмное крыло"

Автор книги: Кеннет Оппель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Сумрак обеспокоенно взглянул на своего отца, спрашивая себя, как тот ответит на это. Слова Новы звучали очень убедительно, и он хотел, чтобы его отец сказал что-нибудь такое, что показало бы её неправоту и беспочвенность брошенного вызова.

– Это был просто вопрос совести, – ответил Икарон. – Мы хотели избежать резни.

– Это был неправильный выбор! – прокричала Нова.

– Замолчи, Нова! – гневно произнёс Сол.

– Только предводитель заставит меня замолчать! – фыркнула Нова. – Если бы мы исполнили свою часть обязанностей по Договору, к настоящему времени мы могли бы жить в мире, совершенно свободном от ящеров. А при таком раскладе они могут появиться даже на нашем любимом острове.

Сумрак подвинулся поближе к матери – он жаждал ощутить надёжность тепла её тела. Мир внезапно превратился в гораздо более обширное и пугающее место, чем был всего лишь несколько часов назад.

– У тебя просто паранойя, Нова, – строго сказал Икарон. Он навис над ней, а его паруса развернулись и туго натянулись.

– Этот ящер должен быть предупреждением для всех нас, – сказала Нова, расправляя собственные паруса, словно в ответ на вызов. – Мы больше не можем жить в изоляции. Настало время вновь вспомнить о выполнении наших обязательств по Договору. Если это была ящериха, найдётся и гнездо. Гнездо означает яйца. Я предлагаю всем послать группу на материк для совещания с другими колониями.

– Что происходит на материке – это не наша печаль, – сказал Икарон. – Переправа может быть крайне опасной. Вы что, уже забыли? – он сделал паузу, и Сумрак подумал, что его глаза обращены на него и на Сильфиду. – Тем не менее, чтобы быть уверенными в том, что и мы сами, и наши дети в безопасности, завтра я организую экспедицию, чтобы посмотреть, есть ли на острове другой ящер или гнездо.

– Это крайне маловероятно, – сказал Сол колонии.

– По крайней мере, хоть какая-то подвижка, – заметила Нова. – А как насчёт визита на материк?

– Нет, – ответил Икарон. – Это не нужно.

Барат и Сол кивнули в знак согласия.

– А если мы вдруг обнаружим яйца здесь, на острове, – спросила Нова, – каковы будут ваши действия?

– Не будет никаких яиц. Но если мы обнаружим хоть одно, вы знаете мой ответ. Яйца ящеров не должны быть повреждены.

– И вы позволите, чтобы эти яйца проклюнулись в нашем собственном доме, в нашем собственном лесу?

– Мы живём здесь, потому что дали клятву воздерживаться от уничтожения яиц, – сказал Икарон. – Сейчас уничтожение яиц было бы ужасным лицемерием. Я не допущу этого.

– Это решение недостойно предводителя.

Глаза Сумрака широко раскрылись от удивления, когда его отец отступил, откинулся грудью назад и начал бить по воздуху своими парусами; поднявшийся ветер сбил Нову с места и заставил её упасть, принимая позу подчинения.

– Нова, я разрешил тебе высказать своё мнение, – закричал он. – Не заблуждайся, думая, что твои слова имеют какой-то вес! Я решаю, что лучше для колонии, и буду это делать до своего последнего дня.

Весь остаток вечера Сумрак держался поближе к отцу. Он чувствовал, что так намного безопаснее. Когда они ползали по гнезду, готовясь ко сну, он следовал по пятам за Икароном, и отец едва не прополз по нему. Икарон строго взглянул на него, но выражение раздражения на его морде быстро пропало.

– Всё в порядке, Сумрак, – сказал он.

– Мы и вправду в безопасности? – спросил Сумрак.

– Прекрати проявлять слабость, – сказала ему Сильфида, но он заметил, что она тоже следила за отцом, ожидая его поддержки.

– Да, мы все в полной безопасности, – ответил Икарон. – Это был первый ящер, которого я видел со времён, когда мы покинули материк. Сомневаюсь, что хотя бы когда-нибудь мы увидим ещё одного.

Хотя отец больше не сидел на месте предводителя, Сумрак был уверен в его власти и авторитете, как никогда прежде. Хотя он чувствовал себя защищённым, находясь внутри его ауры, он также немного боялся, потому что никогда не видел Папу таким сердитым и свирепым. Сумрак надеялся, что отцовский характер никогда не обернётся против него. Один вопрос мучил его как зудящее место, которое нельзя было почесать, но он едва смог набраться храбрости, чтобы задать его.

– Папа? Мне просто интересно… – его голос дрожал. Отец устроился рядом с ним.

– Продолжай.

– Почему ты никогда не рассказывал нам о Договоре?

Икарон бросил короткий взгляд на Мистраль и вздохнул.

– На это было много причин, – сказал он. – Когда мы пришли на этот остров, мы и вправду чувствовали, что нашли почти что рай. Здесь совсем не было ящеров, и казалось, что мы больше никогда не увидим ни одного из них. Зачем нашим детям знать о старом мире со всеми его опасностями и отвратительной историей? Мы хотели, чтобы здесь наши дети были в безопасности.

Мистраль кивнула.

– Главы всех четырёх семей поклялись держать это в тайне, – сказала она. – Если говорить о Договоре, то среди рукокрылов всегда находилось несколько горячих голов, которые хотели вернуться на материк, увидеть ящеров и, возможно, охотиться на них. Но никто не захочет увидеть, как страдают или гибнут их собственные дети. Даже Нова, заметьте, предпочла провести свою жизнь на острове. И до сегодняшнего вечера она была верна своей клятве и хранила молчание.

– А почему, вообще, Нова пришла сюда? – полюбопытствовал Сумрак. – Если уж она думает, что Договор был таким хорошим шагом?

– Она не была старейшиной, когда мы покинули материк, – объяснила Мистраль. – Решение принимал её отец Протей.

– И это очень дорого обошлось ему, – продолжил Икарон. – Это разрушило его семью. Ни один из его сыновей не захотел идти с ним.

– Но ведь Нова тоже могла остаться, – сказала Сильфида.

Икарон проворчал:

– Для нас всех было бы лучше, если бы она осталась. Но Протей хотел, чтобы она пришла, и она уступила его пожеланию.

Сумрак подумал, что было бы сложно представить себе, что Нова могла когда-нибудь слушаться кого-то другого, помимо себя самой.

– Это было не просто вопросом повиновения, – сказала Мистраль. – Незадолго до этого брачный партнёр Новы был убит ящерами во время охоты за яйцами, и она скорбела по нему. Она хотела навсегда уйти от ящеров, и остров стал для неё приютом.

– Её отец был великим старейшиной, – добавил Икарон, – и я был глубоко восхищён им. Но Протей был самым старым в нашей группе, силы покидали его, и он умер всего лишь через два месяца после прибытия на остров. Тогда Нова и стала старейшиной.

– Мне всегда было интересно, как такое могло случиться! – сказала Сильфида Сумраку. – Вокруг не было ни одного неряхи-сыночка, а она была старшей дочкой! Наверное, это единственный раз, когда старейшиной стала самка.

– Но она так и не нашла себе другого спутника жизни, – ответила Мистраль. – Возможно, если бы он у неё был, её ненависть к ящерам не была бы настолько сильно пропитана злобой и желанием мстить.

– За эти годы она много раз говорила о возвращении на материк, – сказал Икарон, – и о том, чтобы снова присоединиться к Договору, но я, Барат и Сол никогда не соглашались с нею. Я думаю, сегодня кетцаль снова разжёг её почти угасшие старый гнев и страх, и она нарушила свою клятву хранить всё в тайне. Эта клятва была принесена для того, чтобы сохранить всех в безопасности. Иногда незнание предпочтительнее, чем знание.

Сумрак кивнул. Он не был уверен, что понял всё до конца, но доверял своему отцу и знал, что тот должен быть прав.

– Ты и вправду охотился за яйцами?

– Да, – кивнул Икарон.

Сумрак в изумлении повернулся к матери:

– И ты тоже?

– Конечно, – ответила Мистраль.

– Это просто невероятно, – сказала Сильфида Сумраку. Её глаза горели от волнения.

– Она была лучшей охотницей, – признал Икарон. – Хитрейшей из всех, с превосходным чувством…

Сумрак увидел, как мать бросила на Папу предостерегающий взгляд.

– … с прекрасно развитыми чувствами, – закончил Икарон. – Она была превосходной разведчицей гнёзд.

– Так что, ты видела ящеров вблизи? – спросила маму Сильфида.

– Ну, мы старались выжидать момент, когда взрослые уходили подальше от гнезда. Тем не менее, да, иногда мы подходили к ним очень близко.

Сильфида с восхищением обнюхала плечо своей матери:

– Жалко, что я уже не буду охотиться на яйца ящеров, как ты, подкрадываясь к…

– Не говори таких вещей, – отрезал Икарон. – Они меня оскорбляют.

Волнение слетело с мордочки Сильфиды и мгновенно сменилось удивлением и обидой.

Мистраль взглянула на Икарона.

– Она молода и возбуждена, – спокойно сказала она своему мужу. – Ты ведёшь себя с нею слишком серьёзно.

– Она должна получше запомнить это, особенно после того, что она только что слышала от меня. От своей собственной дочери я ожидаю большего. Это не те вещи, которыми следует хвастаться.

Сильфида ничего не ответила, но в её тёмных прищуренных глазах Сумрак увидел кипящее негодование. Это был едва ли не самый первый раз, когда их отец говорил с нею на повышенных тонах. Иногда ему казалось, что Сильфида могла только раздражать его. Она бывала слишком громогласной. Она кричала, спорила и возражала. Всё казалось или скучным, или глупым, или несправедливым. Сумрак прижался поближе к сестре, надеясь успокоить её, но она даже не смотрела на него. Упрямое выражение на её морде заставило его волноваться.

– Но что же такого неправильного, – начала она, – в защите колонии от гнёзд ящеров?

– Сильфида… – предостерегающе произнесла мама.

– Я думаю, что, если бы я нашла яйца ящеров вблизи нас, я бы вела себя, как Нова и захотела бы…

Зубы Икарона лязгнули в считанных дюймах от её левого плеча. Сильфида с криком отскочила в сторону, и Сумрак громко выдохнул от удивления. Хныкая, Сильфида спряталась за спиной матери. Сумрак смотрел то на отца, то на мать, ожидая, что она будет попрекать Икарона, но она ничего не сказала, и лишь печально опустила голову.

– Знай своё место, – сказал Икарон Сильфиде. – И ещё наберись хоть немного ума.

Сохраняя молчание, они вчетвером забрались в свои глубокие трещины в коре. Сильфида тесно прижалась к матери, предпочитая не приближаться к Икарону и даже не смотреть в его сторону. Сумрак получал удовольствие, лёжа рядом с отцом. Ему не понравилось видеть отца столь сильно рассерженным, но ведь его рассердила Сильфида – почти вывела из себя. Сумрак с удовольствием вдыхал знакомые запахи дерева и ночи, родителей и сестры, витающие вокруг него.

Он едва мог решить, каким будет следующий из множества вопросов, которые он хочет задать родителям – настолько сильно он был поражён новыми сторонами их личностей.

Убийцы ящеров.

Нарушители Договора.

– А как вы переправились на остров? – внезапно спросил Сумрак.

– Это было нелегко, – ответил Икарон. – Мы долго наблюдали; дважды в день вода ненадолго отступает от побережья материка и оставляет узкую песчаную дорожку, ведущую к острову. Побережье материка высокое, и мы забрались на самые высокие деревья, следя за водой. Мы выбрали день, когда ветер дул с нашей стороны. Дождавшись, когда вода отступила, мы прыгнули в сторону острова. Некоторым из нас удалось преодолеть одним планирующим прыжком весь путь. Некоторые сели на песок и шли по нему весь остаток пути. Некоторые попали в воду и утонули. Двадцати из нас удалось переправиться сюда, чтобы начать новую жизнь.

Сумрак вздрогнул, довольный тем, что ему никогда не было нужды отправляться в столь рискованное путешествие. И всё же он не мог не завидовать тому, какие приключения выпали на долю его родителей в молодости. Ему было интересно, не выпадет ли что-нибудь подобное и на его долю.

– А завтра мы с Сильфидой сможем отправиться в экспедицию? – спросил он.

– Нет, конечно, – ответила мама. – Весь молодняк останется дома.

– Но… – начала было громко возражать Сильфида, однако мама просто резко хрюкнула, и Сильфида умолкла. Сумрак едва не захихикал, поражённый смелостью своей сестры. Вряд ли что-нибудь сможет долго сдерживать её.

– А теперь спать, – сказал Икарон.

Сумраку снилось, что он осматривал тело ящера, изучая массивные, лишённые оперения крылья. Он коснулся тугой кожи. На ощупь она была как его собственная.

Ящер вздрогнул и открыл глаз. Он повернул свою голову к Сумраку и обдал его своим дыханием.

– Даю тебе мои крылья, – сказал он.

Сумрак открыл глаза, ощущая одновременно тревогу и волнение. Он получил огромное удовольствие от мысли о том, что умеет летать. Но сны не были явью – это он знал достаточно хорошо. Сколько раз ему снилось, что он летал, но лишь для того, чтобы он проснулся, сидя на коре дерева? Он помнил слова мамы: он должен стараться быть похожим на других рукокрылов. Но был ли он на самом деле настолько похожим на них? Он вновь закрыл глаза, но заснуть уже не мог.

Судя по тишине, окутывающей дерево, у остальных членов колонии явно не было особых трудностей со сном, словно это была такая же ночь, как и все остальные, и словно они вовсе не слышали первый раз в своей жизни столь важного для себя рассказа.

Тихо, чтобы, чтобы не разбудить семью, Сумрак покинул место сна и пополз вниз по ветке, минуя гнёзда других спящих рукокрылов. Он сел на самом конце ветви, вблизи охотничьей присады своей семьи. Луна ещё не взошла, и поляна и окружающий её лес были скрыты обширной завесой тьмы. Внизу, почти над самой землёй, на нижних ветвях дерева висел, растянувшись, труп крылатого ящера.

Кетцаль – так отец назвал его. И он разговаривал с Сумраком, когда умирал.

Здесь, на ветке, он чувствовал себя балансирующим на самом краю ночи. Бесконечно глубокая, она раскинулась перед ним и под ним. Его никогда в жизни не пугала темнота. Он знал, что её боятся многие – не только молодняк, но и взрослые тоже. Они с радостью скрылись в своих гнёздах, когда настала ночь. Но по какой-то причине он сам никогда не чувствовал себя неловко, когда пробуждался ночью один, в компании только сверчков и звёзд.

В темноте сверкнул огонёк светлячка, и Сумрак инстинктивно испустил серию охотничьих щелчков.

Под его мысленным взором светлячок и его путь в воздухе замерцали, а потом…

От удивления у него перехватило дыхание.

Серебристый свет исходил от светлячка, словно рябь, расходящаяся по поверхности воды, являя целое созвездие других насекомых, а ещё дальше – густое сплетение ветвей на противоположной стороне поляны. Потом свет медленно померк, и Сумрак остался в наступившей черноте.

Как и все рукокрылы, он всегда пользовался охотничьими щелчками, чтобы определить местонахождение добычи.

Но он никогда не знал, что они могли освещать темноту. Ради эксперимента он послал вперёд другой поток щелчков. Его уши встали торчком и повернулись, чтобы поймать возвращающееся эхо. И снова внутри его головы мир выглядел гравированным на серебре. Полосами света на фоне неподвижности больших стволов и ветвей секвой проявились тысячи летающих насекомых. Все знали, что ночью бодрствовало очень много насекомых: ночных бабочек, жуков и комаров было так много, что ими можно было накормить целую колонию рукокрылов!

Мир вновь погрузился в темноту, и Сумрак сделал глубокий вдох.

Он умел видеть в темноте!

Почему никто не говорил ему об этом? Знает ли об этом Сильфида, просто держа это при себе? Он не хотел бы уступить ей в этом. Или, возможно, никто так и не осознал этого. Днём это было бы трудно заметить, потому что мир уже был освещён. А это было единственное время, когда они охотились и в той или иной степени пользовались своими щелчками.

Ему стало интересно, насколько далеко он мог так видеть. Он опустил голову вниз, в сторону секвойи, на которой висел мёртвый ящер. До него было далеко. Он испустил охотничьи щелчки. Эхо от них высветило ещё больше летающих насекомых, но на этот раз они рассеялись прежде, чем принесли ему хоть какой-то образ дальнего дерева. Оно, похоже, находилось вне его досягаемости. Тем не менее, он не был готов сдаваться. Он сделал вдох, раскрыл рот пошире и спел целую арию более сильных и долгих охотничьих щелчков.

На сей раз он даже не видел насекомых – лишь темноту. Но как раз в тот момент, когда он собирался отказаться от этой затеи, перед его внутренним взором расцвели нижние ветви секвойи. И там, возле ствола, он заметил голову и повисшее крыло ящера, озарённые светом эха.

Это было невероятно! Мало того, что он умел видеть в темноте – он ещё мог различать близкие и далёкие предметы: в быстром фонтане света, или в медленно затухающей вспышке, в зависимости от того, какого рода щелчки он испускал.

Он попробовал ещё раз, изучая очертания ящера.

– Сумрак?

Он вздрогнул от звуков голоса сестры рядом с собой. После яркого света его звуковых образов она выглядела тусклой в свете звёзд.

– Привет, – сказал он. – Тебе тоже не спится?

Она кивнула головой:

– А что ты делаешь?

– Просто смотрю по сторонам.

Она странно посмотрела на него:

– И куда ты смотришь? Темень вокруг – хоть глаз выколи.

Сумрак пришёл в восторг.

– А ты разве не знаешь? Ты и вправду не знаешь! Ты можешь пользоваться своими охотничьими щелчками!

– Чтобы видеть в темноте? – спросила она.

Он кивнул:

– Не знаю, почему они никогда не говорили нам. Это и вправду удивительная вещь. Попробуй. Ты сможешь увидеть это всё внутри своей головы.

Сильфида повернулась к полянке, и Сумрак увидел, как её горло и челюсть вибрировали, когда она испускала щелчки. Он с надеждой ожидал, когда она поднимет морду, озарённую восхищением.

– Ну, как? – спросил через некоторое время.

– Думаю, я видела одного или двух жучков.

– И всё?

– Да.

– Но там же сотни этих жучков!

– Возможно. Но я видела лишь нескольких, которые были достаточно близко ко мне.

– Попробуй снова. Ты можешь испускать более сильные щелчки.

– И как же я это сделаю? – громко поинтересовалась она.

– Тише ты! – шикнул он. – Ты же всех перебудишь!

– Не затыкай мне рот, Сумрак, – угрожающе прошептала она. – Мне уже слишком долго его затыкали.

– Прости меня. Хорошо, делай более сильные щелчки…

Как же он мог объяснить это? У него это выходило инстинктивно.

– … Просто сосредоточься на том, чтобы посылать свои щелчки дальше, с дополнительным импульсом в конце. Понимаешь меня? Давай, сделаем это вместе. Ах, да, и попробуй закрыть глаза. Тогда тебе будет легче сосредоточиться. Готова?

Сидя бок о бок с Сумраком, Сильфида прочистила горло и исторгла несколько охотничьих щелчков.

– Ничего, – сказала она после паузы. – Это что – шутка, что ли?

– И ты не видела деревьев на той стороне поляны?

– Нет. А ты видел, да?

Сумрак не знал, что и говорить.

– Расскажи мне, – настаивала Сильфида, выглядя почти рассерженной, – что ты видел?

– Всего лишь часть дерева.

– Врёшь. Что ещё?

– Ещё стволы и ветви, все серебристые, но очень чёткие. Мне были видны дырки от выпавших сучков и трещины в коре. Их листья мерцали – думаю, потому что ветер шевелил их. То, как они сияют и танцуют – прекрасное зрелище. А среди ветвей, словно метеоры, летает миллион насекомых, а дальше среди деревьев, всё словно светится и гудит – всё, что живёт и движется.

Когда он закончил говорить, Сильфида промолчала, а затем спросила:

– И ты видел всё это, закрыв свои глаза?

Он кивнул, переполненный чувствами.

– Как же это несправедливо, – пробормотала она. – Ты просто взял, и обнаружил, что можешь так делать?

– Раньше я никогда не пробовал этого ночью, – ответил он. – Возможно, многие из нас умеют это делать.

– Никто и никогда не говорил нам, что рукокрылы умеют видеть в темноте.

– Думаешь, что я единственный, кто может так делать? – спросил он.

Он не мог сдержать ощущения удовольствия от мысли, что он был обладателем особого умения.

– Наверное, я должен спросить Маму, делала ли она так когда-нибудь.

Сильфида фыркнула:

– Она просто скажет, чтобы ты прекратил быть не таким, как все.

Сумрак начал ощущать беспокойство.

– Я не хочу, чтобы папа думал, что я уродец.

Отец всегда казался терпимым к другим его отличиям – к его странным бесшёрстным крыльям, к отсутствующим когтям, к слабым задним лапам, и ещё к большим ушам – но, возможно, эта новая вещь вышла бы за рамки его терпения. Он помнил ярость на морде отца, когда тот огрызнулся на Сильфиду. Сумраку никогда не хотелось, чтобы она обернулась и против него самого.

– Не волнуйся, – сказала Сильфида. – Ты в любом случае всегда был любимчиком у Папы.

– Это неправда, – произнёс Сумрак, ощущая при этом неловкость.

– Он никогда не сердился на тебя. Всегда только на меня. Просто он думает, что я шумная.

– Да, бываешь иной раз.

– Если бы я была самцом, ему бы дела не было до этого. Всё из-за того, что я самка. Папа не ждёт от самок слишком многого.

– Нет, Сильфида! – Сумрак был изумлён. Раньше он даже подумать об этом не мог. Ведь Папа же всегда хорошо обращался с Мамой?

– Ты не заметил этого лишь потому, что ты самец. Самцы дают имена в своих семьях. Самцы становятся предводителями и старейшинами.

– Нова старейшина, и она самка!

– И это приводит Папу в бешенство. Просто посмотри, как он обращался с нею во время собрания.

– Она этого заслужила!

– Она? А что, если она права?

– Сильфида! Папа прав.

– Да, Папа тоже так думает, – фыркнула сестра. – Причём постоянно.

– Папа знает всё лучше, чем все мы, – напомнил ей Сумрак. – Он старше, и он был предводителем уже двадцать лет.

– Тогда спроси его о том, как видеть в темноте, – сказала Сильфида, немного надувшись на него. – И посмотри, что он скажет.

Сумрак уже не ощущал прежней уверенности. Завтра будет организована экспедиция по поиску гнёзд ящеров на острове, и его отец будет полностью занят этим делом.

– Я просто надеюсь, что я не единственный, – сказал Сумрак.

Сильфида уклончиво хрюкнула.

– Я пошла спать. Ты идёшь?

– Я скоро вернусь.

Вновь оставшись в одиночестве, Сумрак устроился на ветке и устремил свой звуковой взор на мёртвого ящера. Облик его огромного крыла вспыхнул перед его мысленным взглядом – бесшёрстное, туго натянутое на кость – по сути своей не так уж сильно отличающееся от его собственных парусов. Не слишком приятная мысль. Он позволил образу быстро раствориться в своих мыслях. В своих ноздрях он всё ещё обонял дурно пахнущее дыхание умирающего существа. «Даю тебе мои крылья». Он осознал, что дрожит. Он ощущал себя так, словно ящер распахнул перед ним небеса всего мира.