Текст книги "Небесный охотник"

Автор книги: Кеннет Оппель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

15
ГРЮНЕЛЬ

Мы прошли по килевому мостику до пассажирского отсека, поднялись по лестнице и остановились перед богато изукрашенной резьбой дубовой дверью.

– Я подумал, – сказал Хэл, – что, может, Грюнель держал свое добро поближе к себе, под рукой.

Ручка не поддавалась. Хэл приставил пистолет к замочной скважине и выстрелил. Дверь отворилась. Внутри было ужасно темно. Мы объединили лучи наших двух фонарей, образовав подобие большого прожектора, и шагнули в дверь, и ощущение было такое, что мы очутились в вестибюле шикарного дома, разве что без широкой лестницы. Но всё остальное свидетельствовало об усердии и мастерстве создателей корабля, о роскоши и, пуще всего, о деньгах, позволивших купить всёэто. На полу из твердой древесины лежали персидские ковры, на украшенных карнизами высоких стенах были развешаны написанные маслом картины в позолоченных рамах. Большие арки вели в салоны по правому и левому борту корабля, и я увидел слабый отблеск света, пробивающегося сквозь заиндевевшие окна и опущенные занавеси. Наши фонари выхватили изящные кресла с откидывающимися спинками и пианолу. Я вспомнил, как Кейт говорила, что «Гиперион» был построен по заказу Грюнеля, и, поскольку он был его единственным пассажиром, эти изысканные апартаменты должны были быть в его единоличном распоряжении.

Хэл пошел по одному из коридоров, в который выходило несколько дверей. Одна вела в буфетную комнату с кухонным лифтом, доставлявшим Грюнелю еду из расположенной внизу кухни. За другой дверью оказались огромный бельевой шкаф и прачечная. Третья комната, размерами куда меньше шкафа для белья, была, очевидно, спальней слуги Грюнеля. Кровать была аккуратно заправлена, а самого его нигде не было видно. Интересно, мрачно подумал я, где же он окажется. Не иначе, вывалится замерзший из какого-нибудь чулана.

Мы вернулись в вестибюль и пошли по второму коридору. Единственная закрытая дверь располагалась в конце его, на ней висел такой импозантный дверной молоток в виде львиной головы, что вы начинали чувствовать себя просто-таки обязанными воспользоваться им, прежде чем входить.

– Начинаете уставать? – спросил Хэл.

– Нет, я нормально себя чувствую.

– Вы уверены? – Он посветил мне в лицо, чтобы удостовериться, и я, зажмурившись, отвернулся.

– Да, уверен. – Я не лгал.

– Если нужно, подышите кислородом.

– Спасибо, не нужно.

Хэл широко распахнул дверь и вошел в опочивальню Теодора Грюнеля. Луч моего фонаря скользил по обитым шелком стенам, креслам и диванам, обтянутым кожей и бархатом. Я увидел роскошную кровать с пологом на четырех столбиках, с разглаженными простынями. При виде этой пустой постели меня пробрала дрожь. Это означало, что Грюнель находится где-то в другом месте. Но где? Половина комнаты была занята огромными стеллажами с книгами, сверкающими заиндевелыми кожаными переплетами. Вдоль стены правого борта занавеси были задернуты. А потом луч моего фонарика выхватил из темноты руку. Я остановился и повел фонарем.

Теодор Грюнель, облаченный в красную шелковую пижаму и закутанный в красный же халат, полулежал в шезлонге. На ногах его были тапки. Подбородок опустился на грудь. Глаза были открыты, хотя одно веко полуопущено. Казалось, он с неодобрением осматривает комнату. Он был невысок, но коренаст и крепко сложен. У него была большая голова с короткими, расширяющимися книзу баками и высоким лбом. Нос был широкий и приплюснутый. В отличие от наблюдателя в «вороньем гнезде», кожа его не была обесцвечена солнцем. Она, наоборот, была желтовато-воскового цвета, застывшая на морозе и лишь слегка сморщившаяся. На вид он выглядел вздорным, даже после смерти. Мне казалось, что он вот-вот вскочит и начнет махать на нас кулаками.

– Вот он где, старая жаба! – пробормотал Хэл.

Он подошел к занавесям и широко распахнул их, впуская в комнату слабый солнечный свет. Спальня была просторная, с прилегающей к ней комнатой для переодевания. Сквозь открытую дверь я увидел, что та заставлена шкафами, комодами и полками для цилиндров, которых у него, похоже, было множество.

– За дело, – сказал Хэл. – Ищите вокруг и под вещами. Мне нужен сейф или тайник.

Он начал с книжных полок, ряд за рядом скидывая переплетенные в кожу тома на пол. Меня покоробило такое обращение с книгами, но я не осмелился ничего сказать, поскольку видно было, что за его показным весельем скрывается жгучее нетерпение и едва сдерживаемая злость.

Я принялся за шкаф у противоположной стены, осторожно вытаскивая ящики, стараясь создавать как можно меньше беспорядка, прощупывая дно, нет ли там потайных отделений. Ничего не обнаружив, я стал вставлять ящики обратно. Всё это время я чувствовал, что на меня нацелен полуприкрытый глаз Грюнеля.

– Это занятие не для трепетных девиц, – сказал подошедший Хэл. – Даже Говарду Картеру пришлось ломать стены, чтобы добраться до гробницы Тутанхамона! А у нас совсем мало времени. Беритесь с другой стороны. Раз-два, взяли!

Мы опрокинули шкаф. Он с грохотом повалился на пол. Никакого тайника за ним не было.

– Это похоже на грабеж, – не выдержал я.

– Чувствительную совесть лучше было оставить в Париже, – бросил он. – Но позвольте вам кое-что сказать. Этого корабля не существует. Он был объявлен потерпевшим крушение сорок лет назад, после своего исчезновения. Знаете, что это означает? Семья Грюнеля получила кругленькую сумму от страховщиков, и с этого момента они отказались от всяких дальнейших притязаний на корабль. «Гиперион» не принадлежит никому, кроме нас. Поймите, Круз. Здесь всё наше. Мертвым это ни к чему. Но живым очень даже может пригодиться.

Он обладал притягательностью, не могу отрицать. Он был как ярко сияющее солнце, а я – маленькая планета, вращающаяся вокруг него, наполовину мечтая вырваться и обрести свободу, наполовину – получая от этого вращения удовольствие. Грюнель мрачно таращился на меня через комнату.

– Этот замороженный старикан мешает мне, – сказал я.

Хэл рассмеялся. Он сдернул с кровати простыню и собрался было набросить на застывшее тело.

– Что это? – произнес он, щурясь на правую руку Грюнеля.

Сквозь сжатые пальцы мертвеца тускло сверкало золото.

Хэл попытался разжать кулак Грюнеля, но пальцы были словно стальные. Было что-то непристойное в этой борьбе с мертвым человеком.

– Оставьте, Хэл! – сказал я.

Слейтер выдернул из рюкзака монтировку и резко ударил ею по кулаку Грюнеля. От хруста льда и костей меня передернуло. От руки Грюнеля остался иззубренный осколок. Золотые карманные часы упали ему на колени. Хэл подхватил их и бегло осмотрел, потом с любопытством открыл.

Внутри, под крышкой, была помятая фотография молодой женщины.

– Похоже, у старины Грюнеля была подружка, – грубо ухмыльнулся Хэл. – Я рассчитывал на что-нибудь более существенное, но и это недурная побрякушка. – Он вытащил фотографию и бросил на заиндевелый ковер.

Я подобрал её и засунул в рюкзак. Казалось неправильным оставить ее валяться на полу. Я избегал смотреть на раздробленную руку Грюнеля. Хэл взял простыню и набросил на труп.

– Так лучше? – спросил он. Я кивнул. – Наша первая добыча, Круз. За ней должна последовать другая. За дело.

Работая бок о бок, мы с Хэлом обследовали каюту. Из наших ртов вырывались клубы пара. Я выдвигал ящики шкафов и комодов, откидывал ковры, сдергивал картины со стен. Слова Хэла взволновали меня, и я впервые с возбуждением почувствовал, что нахожусь на покинутом корабле, зная, что здесь достаточно золота, чтобы я стал богатым. У моей матери будет собственный дом, и я смогу купить себе жилье на какой-нибудь славной парижской улице. И воздушный корабль, который будет побольше, чем у Хэла. Я буду уже не мальчиком, но мужчиной.

До ушей моих долетел слабый шепот, и я прекратил работу. Мы с Хэлом переглянулись. Шепот становился всё громче. Впечатление было такое, словно кто-то шипит, указывая на нас пальцем и брызгая слюной. Волосы у меня на затылке от ужаса встали дыбом. Хэл сжимал в руке пистолет, а я озирался, выискивая этого баньши, [2]2
  Баньши – кельтский дух, предвестник смерти. (Прим. ред.)


[Закрыть]жалея, что луч фонаря – это не клинок. Шипение усиливалось, пока я не заметил, что ору, словно отчаянно пытаясь отогнать привидение этим криком. Раздался громкий стук, и все звуки резко оборвались.

Звук шел из стены, и лучи наших фонарей принялись отчаянно обшаривать это место.

– Вот оно! – сказал я.

Из штукатурки выступали две медные трубки пневматической почты, которых я прежде не заметил. Обе они были закрыты красивыми откидными крышками. Из одной крышки торчал маленький зеленый флажок, всё еще легонько вибрирующий.

– Боже правый, – выдохнул Хэл, – это же почтовая капсула.

На большинстве воздушных кораблей, а особенно на пассажирских лайнерах, существует сложная сеть пневматических труб для пересылки сообщений. Я испытал такое облегчение, поняв, что никакого вопящего призрака здесь нет, что прошло несколько секунд, прежде чем в голову мне пришел ужасный вопрос.

Кто отправил нам послание?

Сердце мое застучало вдруг с такой силой, что я едва мог вздохнуть. Захотелось подышать кислородом, но я не желал этого делать раньше Хэла.

– Наверно, это кто-то из наших, – выдавил Хэл.

– Верно, – согласился я. – Чудо, что она еще работает.

– Там, должно быть, стоит воздушная турбина, – предположил Хэл. – Пока корабль движется, она работает.

Мы кивком одобрили это чудо инженерной мысли.

– Надо, наверно, прочитать, – предложил я.

Ни один из нас, как я видел, не рвался доставать записку. Я глубоко вздохнул и откинул крышку. Изящная резиновая капсула выскользнула из трубы в мою ладонь. Я отвинтил крышку.

– Пусто.

– Это всё давно не работает как надо, я думаю, – прокомментировал Хэл. – Пневматика и всё такое.

Я кивнул:

– Наверно, шлет эти капсулы куда ни попадя.

– Вернемся к делу.

Я мог только гадать, действительно ли у Хэла настолько крепкие нервы, как кажется, но если он в состоянии работать, то и я тоже. Не прошло и пяти минут, как из комнаты для переодевания я услышал его ликующий возглас. Внутри одного из шкафов, за ложной стенкой, он обнаружил сейф. Это был куб из прочного металла, размером с пузатую печку, на четырех коротких ножках. Дверь на вид была толщиной в добрый дюйм.

– Кажется, старик Грюнель начинает мне нравиться, – усмехнулся Хэл.

– Вы сможете открыть его?

– Вы разве не знаете, что я был вором-взломщиком? – подмигнул он мне.

– У вас множество талантов.

– Вопрос только в том, чтобы иметь подходящий инструмент, – объявил Хэл и извлек из своего рюкзака не хитрый набор отмычек, но большой брусок чего-то вроде серой замазки и изрядный моток проволоки.

– О, конечно, – продолжал он, отщипывая кусочек замазки, – можно валять дурака с напильниками и отмычками, но, в конце концов, главное – добраться до того, что тебе нужно.

Он раскатал замазку в тоненькую колбаску, воткнул в неё два конца провода, потом вставил её в замочную скважину сейфа.

– Давайте немножко отодвинемся.

Хэл двинулся прочь из комнаты, на ходу разматывая провода. Мы присели за спинкой дивана в спальне. Слейтер вытащил из рюкзака маленькую коробочку с плунжером и присоединил концы проволоки к клеммам.

– Вы не взорвете весь корабль? – осведомился я.

– Нет, это точная машинка. Давайте, – велел он, указывая на пусковую рукоятку, – жмите.

– Правда?

– Конечно. Это чертовски весело.

Его энтузиазм был заразителен, и я взялся за плунжер и с силой нажал. Последовала вспышка света и на удивление приглушенный хлопок. По комнате пополз едкий дымок.

– Здорово, правда? – сказал Хэл.

– Да, врать не буду, – с улыбкой признал я.

Мы вскочили и кинулись в раздевалку.

Дверка сейфа была практически цела, с той лишь разницей, что теперь она была слегка приоткрыта, как будто её только что отпер владелец.

– Даже чересчур просто, верно? – сказал Хэл. – Ну что, пошли забирать наши конфеты?

Я заметил, что, когда мы оставались наедине, он утрачивал свои изысканные манеры и речь и становился тем, кем в действительности был: дерзким и предприимчивым парнем с улицы, человеком, выбившимся из низов. Таким он мне нравился больше, чем когда любезничал с Кейт, мисс Симпкинс и Надирой или разглагольствовал в салоне, точно старейшина.

Хэл широко распахнул дверцу сейфа.

За ней, внутри, была еще одна стальная дверца.

– Осторожный человек был наш мистер Грюнель, – заметил я.

– Честь ему и хвала! – отозвался Хэл, уже подготавливавший еще одно взрывное устройство. – А вот вам не нужно будет осторожничать. Вы, Круз, и я, мы вот-вот, очень скоро, станем богатыми!

– Что вы будете делать с вашей долей? – спросил я, хмелея от волнения.

– Ну, я полагаю, что человеку моего положения следует обзавестись женой.

– Вот как? – Моя улыбка угасла.

Хэл засунул замазку в замок.

– Я хочу найти умную, энергичную молодую женщину, обожающую путешествия и приключения.

– Мм, – ответил я.

– И неплохо бы богатую.

Я удивленно взглянул на него:

– Я думал, что вы уже и так достаточно богаты.

Он на секунду смешался:

– Ну, лишние деньги никогда не помешают, правда? А вы? – Он начал пятиться от сейфа, разматывая провода. – Ваши мысли когда-нибудь обращались к женитьбе?

– Мне еще всего шестнадцать.

– Да, в вашем возрасте я об этом тоже не задумывался. Молодым эта ответственность не нужна.

– Ну, на самом деле я подумываю сделать предложение, – соврал я.

– Правда? – Хэл прикрепил проводки к плунжеру.

– Почему бы нет? Помолвка может длиться годами.

– Верно, но обычно, прежде чем сделать даме предложение, принято обзавестись каким-никаким капиталом или иметь приличный заработок.

– Значит, жмите поскорее на кнопку, – сказал я. – Я намерен стать очень богатым – и очень скоро.

Хэл ухмыльнулся:

– Но не богаче меня.

Он нажал на плунжер, и взрыв сорвал вторую дверь с петель.

Мы направились к сейфу. Я уже больше не чувствовал прежнего оживления.

– Замороженный придурок! – проворчал Хэл, потому что там, за второй дверью, оказалась третья.

– Этот орешек покрепче, чем вы думали, – сказал я.

После того как взорвали третью дверь, обнаружилась четвертая. К этому времени Хэл вовсе перестал разговаривать, лишь коротко выругался, когда его окоченевшие пальцы не попадали замазкой из серы в крошечную замочную скважину.

– Там уже совсем не остается места для чего бы то ни было, – отметил я, когда мы взорвали пятую дверь и увидели шестую.

– Да, пожалуй, поместится только пара тапочек, – мрачно согласился Хэл.

– Детских, – добавил я.

– Я всё равно открою его, – упрямо заявил Хэл.

Он взорвал очередную дверь.

– Что там? – спросил я. Глаза щипало от едкого дыма.

– Ничего, – ответил он.

– Ничего?

– Ключ. Похож на тот, что у Надиры. И это. – Он кинул мне слегка опаленную небольшую тетрадь. – Вы у нас любитель книг, Круз. Что это?

Я наугад открыл тетрадь. Страницы были сплошь исписаны мелким аккуратным почерком.

– Похоже, что-то вроде дневника.

– Держать дневник в сейфе!

Хэл выругался и пнул искореженный сейф. От его веселости не осталось и следа. Я сунул дневник в свой рюкзак.

Ужасный шипящий звук снова заполнил комнату, и даже теперь, когда я знал, что это такое, по спине и животу у меня поползли мурашки. Из крышки трубы пневмопочты выскочил зеленый флажок. Я достал и открыл капсулу. На этот раз внутри было нечто туго свёрнутое. Я осторожно извлёк несколько листков. Это были чертежи, со множеством сложных линий и значков. Я уловил очертания чего-то цилиндрического, похожего на телескоп из мастерской Грюнеля. Но не успел я вглядеться, Хэл выхватил листки у меня из рук.

– Опять его проклятые идиотские изобретения.

Он грубо скомкал их и затолкал обратно в капсулу.

– Очередные щипцы для бороды или автомат для ковыряния в носу, да?

– Хэл, подождите…

Он швырнул капсулу в приемник пневмопочты и дернул за кисточку шнурка. Капсулу всосало в трубу.

– Это могло оказаться что-то нужное! – запротестовал я.

– Раз не блестит, значит, не золото, – свирепо бросил Хэл. – Ты где прячешь своё добро, а? – обратился он к накрытому простыней Грюнелю. – Теперь уже нет смысла его беречь, старый ты сквалыга. Твоя песенка спета.

Мы услышали шаги и направили фонарики на дверь.

Вошел Дорье:

– Девушки устали.

– Мы ещё не закончили здесь, – ответил Хэл.

– Можем продолжить завтра, – сказал Дорье. – Нам всем надо отдохнуть.

Хэл собирался было возразить, но потом кивнул:

– Ты прав. Пошли обратно на «Сагу».

16
ДВА ДНЕВНИКА

Хорошо было снова оказаться на борту «Сагарматхи». После невозможного холода на «Гиперионе» казалось, что в столовой и салоне почти тропическая жара. За обедом мы едва притронулись к еде. Все были измучены, и аппетита не было. Мои брюки уже сделались свободными в талии. И всё же я чувствовал себя нормально. Я не осмеливался говорить об этом, боясь, что Хэл решит, будто у меня галлюцинации на почве высотной болезни, но я никак не мог успокоиться и был полон энергии. Я хотел вернуться на «Гиперион». Хотел получить моё золото.

В качестве маленького подарка после обеда Хэл подал в салон немного кислорода. Откинувшись на спинку кресла, я протянул ноги к электрическому огню. Ещё немного, и они отойдут. Даже мех снежного барса не смог защитить мои ступни и пальцы, и они горели от холода после трех часов пребывания на корабле Грюнеля.

Перед тем как мы ушли с него, я уговорил Хэла позволить мне зайти в каюту капитана. На письменном столе с выдвижной крышкой я обнаружил судовой журнал, погребенный на самом дне маленького замерзшего водопада. Я сумел обколоть лёд и высвободить журнал, и теперь он оттаивал на подносе у камина. Это была идея Надиры. Оставалось лишь надеяться, что бумага не расплывется в пропитанное чернилами месиво.

Вечер был тихий, и два корабля, связанных воедино, тихонько плыли по ветру, направляемые моторами «Саги». Для спасательной операции лучшей погоды нельзя было и желать. Но сердце моё было неспокойно. Я не мог отделаться от мыслей о том, что Хэл говорил насчет женитьбы. Явно он имел виды на Кейт де Ври. Теперь всякий раз, как он открывал рот, я почти ожидал, что вот сейчас он преклонит колено и сделает ей предложение. Не знаю, какая мысль страшила меня больше: что Хэл женится на ней или что это сделаю я.

Мисс Симпкинс шила. Я подумал, что нашитого ею уже должно хватить на целую русскую армию. Надира занималась судовым журналом, всё время немного поворачивая его, чтобы он оттаивал равномерно и не подпалился. Возле бара Хэл и Дорье негромко совещались, сверяясь с планом, который так упорно рисовал Дорье во время нашей вылазки. Кейт фотографировала яйцо аэрозона и что-то наскоро черкала в тетради. С каждой вспышкой её камеры по комнате распространялся слабый химический запах. Кваггу, додо и кости йети затащили внутрь «Сагарматхи» и надежно упрятали в трюм. Но в данный момент вниманием Кейт всецело завладел аэрозон.

У меня на коленях лежал дневник Грюнеля, единственное сокровище, добытое мною за сегодняшний день. Я удивлялся, что Хэл не отобрал его у меня, чтобы прочесть самому. Вместо этого он велел мне просмотреть его и сказать ему, если там отыщется что-нибудь полезное. В голосе его не звучало особого оптимизма. Похоже, он был не самого высокого мнения и о Грюнеле, и о всякой писанине вообще.

После беглого прочтения нескольких первых страниц я был почти согласен с ним. Это был не совсем дневник, поскольку там не было дат, а те немногие слова, что там присутствовали, Грюнель даже не удосужился записывать в строку. Они теснились по страницам среди диаграмм, не имевших для меня никакого смысла. Быстрые чернильные росчерки, град странных символов, и повсюду цифры. Это было всё равно что пытаться рассортировать снежинки во время бури.

– Вам ещё недостаточно фотографий этого маленького уродца? – недовольно поинтересовалась мисс Симпкинс, разгоняя рукой вонючий дым лампы-вспышки.

– Он не больший уродец, чем вы, Марджори, – парировала Кейт, снова щелкая камерой. – Я хочу заснять, как он выглядит в этом яйце, прежде чем анатомировать его.

– Вы собираетесь разрезать его? – переспросила мисс Симпкинс.

– Да, на мелкие кусочки. Так я смогу намного больше узнать о нем. Хотя на самом-то деле я более сильна в млекопитающих. А это нечто куда более примитивное.

– Ты, должно быть, рада своим новым образцам, – сказал я Кейт, надеясь завязать дружескую беседу.

– Я могла бы получить их все, не будь «Сагарматха» повреждён.

Она взглянула на меня так, словно я один был в этом виноват. Она становилась такой же несносной, как Хэл. Они на самом деле подходят друг другу.

– По крайней мере, это хоть что-то, – ответил я. – Я вот не нашёл вообще ничего.

– А часы старика? – напомнил Хэл, не отрываясь от плана.

– В них была фотография, – спохватился я, достал её из кармана и показал Кейт. – Как ты думаешь, кто это может быть?

Она мельком взглянула.

– Его дочь.

– Ты уверена?

– Вполне. У них одинаковые лбы и носы. И в любом случае, я как-то видела её фотографию в газете.

– Это та самая, которую он лишил наследства? – уточнил я. – С которой отказался разговаривать?

Она кивнула.

Интересно, наладил ли с ней отношения Грюнель, прежде чем отправиться в своё последнее путешествие? Он явно никогда не переставал думать о ней.

– Знаете, – сказала Кейт, – я считаю, что вы поступили низко, украв его личные вещи.

– Разве не для этого мы все сюда пришли? – спросила от камина Надира. – Чтобы стащить его вещи?

Кейт не сразу нашлась что ответить.

– Да, наверно, но мы не должны становиться расхитителями могил. Если честно говорить, я имею в виду его карманные часы.

На миг я лишился дара речи от негодования. Хоть с часами это была даже не моя идея, но я не собирался валить всё на Хэла.

– Расхитители могил? – повторил я. – Ты же сама выкапываешь из них кости.

– Это совсем другое, – бросила Кейт, надменно задрав подбородок. – Это поиски знания.

Я больше ничего не сказал. Славной же, сварливой командой были мы в этот вечер. Без сомнения, отчасти в этом повинны были усталость и высота в двадцать тысяч миль с её разреженным воздухом. Но уж слишком легко раздражалась Кейт все эти дни.

– Даже если я не смогу спасти всю коллекцию Грюнеля, – сказала она Хэлу, – я, по крайней мере, могу попытаться составить её каталог. Можно мне завтра взять с собой небольшую фотокамеру?

– Конечно, пожалуйста, – рассеянно ответил тот.

– Думаю, он уже как следует прожарился, – объявила Надира от электрокамина. Она взяла журнал в руки. Страницы его покоробились и плохо гнулись, он разбух вдвое против исходного размера.

– Ты сможешь прочесть его? – спросил я.

Она устроилась в кресле и открыла обложку.

– Датировано двадцать пятым марта, Эдинбург. Что-то вроде погрузочной ведомости. Можно это пропустить?

Она уже переворачивала страницу.

– Подожди, – сказал я. – Вернись назад. Что там говорится о топливе Аруба?

Надира просмотрела список и вслух прочла цифры. «Гиперион» покинул порт, неся на борту свыше двухсот тысяч килограммов топлива.

– А воды? – спросил я.

– Тебе какую? Для радиаторов отопления? Балласт? Питьевую воду?

– Питьевую.

– Тридцать пять тысяч кило.

Я посмотрел на Хэла и Дорье. Они оба прислушивались.

– Он летел не в Новый Амстердам, – сказал я. – Это ясно из списка. Он отправился в гораздо более дальний путь.

– Куда? – бросил Хэл. – Этого топлива хватит, чтобы пять раз облететь Землю.

– Может, он вообще собирался жить на корабле.

Хэл фыркнул, сочтя такую мысль нелепой.

– Посмотрите на музей, который он для себя устроил, – продолжал я, – и на мастерскую. А таких роскошных апартаментов не было даже на «Авроре». Это не просто корабль. Это дом.

Хэл пожал плечами, словно не считая эту мелкую подробность ни интересной, ни важной.

– Послушайте вот это, – сказала Надира.

Я спросил мистера Грюнеля, куда мы полетим, и он ответил, что не имел в виду никакого места назначения. Я осведомился, не возьмет ли он на себя труд выбрать его, и он сказал, что я могу сам его выбрать, при условии, что это будет что-нибудь отдалённое. «Это в любом случае не имеет значения, – добавил он, – поскольку мы туда не полетим». Когда я сказал, что не уверен, что понимаю, он резко и довольно нетерпеливо бросил: «Пусть корабль просто летит, капитан, это всё, о чем я прошу». Я поинтересовался, что мы будем делать, когда подойдут к концу топливо и другие припасы, а он странно улыбнулся и сказал, чтобы я об этом не беспокоился.

– Он, видно, был полный псих, – заметил Хэл. – Но это мы уже поняли по его изобретениям.

– Конечно же, он не был психом, – возразила Кейт. – Он автор нескольких величайших…

– Да, да, знаю, – перебил Хэл, – но кто ещё способен погрузить все свои пожитки на корабль и затеряться в небе?

На это нечего было возразить, и я принялся медленно перелистывать дневник Грюнеля. Страницу за страницей покрывали его странные записи. Трудно было поверить, что они могли иметь смысл даже для него самого. По сравнению с его цепочками символов и цифр мои учебники физики казались простыми, как азбука.

Надира прочла ещё кусок из судового журнала.

В первый вечер полета мистер Грюнель обедал со мной и офицерами. Он напомнил нам, что ни при каких обстоятельствах мы не должны сообщать наши координаты кому бы то ни было на земле. С настоящего момента мы больше не существуем. Более того, о нашем курсе и координатах может быть известно только старшим офицерам, а никто из команды наше местоположение знать не должен. Мы, разумеется, уже приняли эти условия, когда мистер Грюнель нанимал нас. В конце обеда мистер Грюнель поблагодарил нас и попрощался. «Вы, возможно, не увидите меня в течение некоторого времени. У меня очень много работы, и я не хочу, чтобы меня беспокоили без крайней необходимости. Доброй ночи, джентльмены».

Когда Надира закончила, я перевернул страницу дневника Грюнеля и наткнулся на целую строчку, написанную убористым четким почерком.

– Тут есть кое-что, – сказал я и прочел:

Мы уже летим, и я смогу наконец завершить свою работу без помех, шпионов и саботажников. Даже Б. не сможет теперь найти меня.

– Он был параноиком, – сказала Кейт, – помню, что я об этом читала.

– Кто такой Б.? – вслух поинтересовался я.

– Может, кто-нибудь пытался украсть у него идеи? – предположила Надира.

– Он был убежден, что все вокругпытаются воровать его идеи, – отозвалась Кейт.

– Ещё одно свидетельство безумия, – заключил Хэл. Его как будто раздражало то, что мы читаем журналы. Он слушал нетерпеливо, покусывая губу и уставившись в дальний угол салона.

– Но над чем он работал? – продолжал я. – В его мастерской десятки разных штуковин.

Но сам непроизвольно подумал об огромном устройстве, похожем на телескоп. На нем одном не было этикетки. У него не было названия. Может, если бы Хэл не кинул чертежи в трубу вакуумной почты, мы бы теперь имели представление, что это такое.

Надира перелистывала разбухшие страницы журнала.

– Тут в основном о погоде. О, вот ещё кое-что.

Этот Грюнель, бесспорно, странный тип. С того первого вечера мы его не видели. Думаю, он сидит в своих апартаментах, а прислуживает ему его вороватый слуга, Хендриксон.

– Мы нигде не видели этого Хендриксона, – обратился я к Хэлу. Мне это казалось немного странным, потому что мы осмотрели всю каюту. Мы точно должны были найти его, особенно учитывая, что стояла глубокая ночь, когда «Гиперион» настигла смерть.

Хэл лишь пожал плечами:

– Может, Грюнель отправил его вниз, на кухню, готовить горячий шоколад.

– Извини, что перебил, – сказал я Надире. – Продолжай, пожалуйста.

Однако матросы говорят, что слышат сильный шум в помещении, которое Грюнель именует своей мастерской, хотя они ни разу не видели его ни входящим, ни выходящим оттуда. У него находится единственный ключ от этого помещения, и от того, что находится напротив, тоже. Уже три недели, как у нас не было никаких контактов с землей.

Мне вспомнился примерзший к штурвалу несчастный капитан, чье сердце перестало биться давным-давно. Начал ли он жалеть о том, что согласился командовать «Гиперионом»? Более необычное путешествие трудно было даже представить. От капитана требовалось лишь, чтобы корабль продолжал лететь. Для меня это звучало даже как-то грандиозно, потому что находиться в воздухе я любил больше всего на свете и всегда испытывал смутную грусть, возвращаясь на землю. Рожденный в небе, я часто гадал, каково это было бы – никогда не покидать его.

– Похоже, – сказал я, – Грюнель собирался летать, пока не закончит работу.

– Это должно было быть нечто впечатляющее, – заметила Кейт. – Если он так искал уединения.

– Оно могло стоить уйму денег, – добавил я.

Кейт испепелила меня взглядом:

– Разве вся ценность вещей измеряется только этим? Это могло быть изобретение огромной научной важности. Мы должны узнать, что это.

– Меня это не интересует, – бросил Хэл.

– Интересно, закончил ли он его, – сказал я.

– На сколько должно было хватить горючего? – пожелала узнать Надира.

– Он мог использовать попутный ветер, а тогда горючее тратить вообще почти не приходится, – пояснил я. – Если его единственной целью было просто лететь куда угодно.

– Каким числом датирована последняя запись капитана? – спросил Хэл у Надиры.

Она перевернула страницы.

– «Двадцатым апреля».

– К этому времени все решили, что они разбились, – сказала Кейт. – Ждали, что они прибудут в Новый Амстердам на четвертые сутки после отлета. А он летал гораздо дольше, чем думали.

– Прочти последнюю запись, – попросил я Надиру.

Наблюдатель докладывает, что за нами погоня. Определить принадлежность судна не удалось, предполагаем, что это пиратский корабль. Он медленно, но верно настигает нас. Я проинформировал об этом Грюнеля. Он очень разволновался и потребовал, чтобы мы полным ходом шли в грозовой фронт, находящийся в двадцати аэроузлах к юго-востоку. Я пытался отговорить его, но он был непоколебим. Он считает, что в облаках мы оторвемся от преследователей. Наш новый курс ведёт прямо в грозовой фронт.

Некоторое время никто ничего не говорил, все понимали, что это последние в жизни слова, написанные рукой капитана. Я начал листать дневник Грюнеля с конца, пока не нашёл его последнюю запись. Там было всего несколько строк, и я прочел их вслух:

Это то, чего я всегда боялся. Капитан думает, что за нами гонятся пираты, но я-то знаю. Это Б. Он многие годы преследовал меня на земле, а теперь каким-то образом нашёл и в небесах. Мучительно думать, что он сумеет отобрать моё изобретение теперь, когда я только что закончил его.

– Но пираты или Б. – кем бы он ни был – так и не высадились на борт, – сказала Надира. – Они не добрались до корабля.

Я кивнул:

– «Гиперион» попал в шторм и угодил в нисходящий воздушный поток.

– Вы имели в виду, восходящий, – поправил Хэл.

Я покачал головой, вспоминая, что случилось с нами на «Бродяге».

– Нет. Сначала в нисходящий. Капитан запаниковал и сбросил весь балласт, пытаясь спасти корабль. Готов биться об заклад, что если заглянуть в балластные танки, то там не окажется ни капли воды. Корабль сделался легким как перышко, и тут его подхватил восходящий штормовой поток и зашвырнул в Небесную Сибирь.