Текст книги "Безумие 2. Выдумка (ЛП)"

Автор книги: Кэмерон Джейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Глава 16

Шаги гробовщика, который оказывается слегка грузной женщиной. Мраморный пол скрипит под ее дешевой спортивной обувью. Или мне хочется в это верить. Трудно сказать наверняка.       Шаги тяжелые. Очень медленные. Уставшие.     Я стараюсь дышать медленней, поскольку мне не хватает воздуха внутри мешка. Скоро все должно закончиться. Мне нужно, чтобы она просто выкатила мой стол из этой комнаты. Она, должно быть, ищет мой идентификатор или что-то, чтобы распознать мое тело.     Гробовщица останавливается через пару столов от меня. Затем, она снова передвигается. Я слышу, как она постукивает чем-то, предполагаю, что это медицинская карта. Ее дыхание затруднено, словно дрожащая газовая труба, которая вот-вот взорвется.     Я снова пытаюсь чем-то отвлечь свой ум, чтобы успокоиться. Сначала – это Джек. О, Джек, вместе со своей абсурдностью, глупостями и милыми ямочками. Но затем, образ Джека тает из-за звуков музыки снаружи моего мешка. Гробовщица, скорее всего пользуется А й Падом с маленькими динамиками. Песня мне хорошо знакома: «Не бойся Смерти» Blue Öyster Cult.  Интересно.     Это займет какое-то время. Не думаю, что она спешит. Все, что я могу сделать – это ждать, пока она подберет меня. Словно в замедленной съемке, гробовщица прикуривает сигарету. Я не виню ее. Время, должно быть, самая бесполезная вещь для женщины, которая коротает свои деньки среди покойников.     Она затягивается сигаретой, а затем, кашляя, выдыхает. Дым просачивается сквозь мешок в мои ноздри. Мне удается не чихнуть. Обычно покойники не чихают, воображаю я слова Пиллара. Зато я знаю, женщина рядом. Я слышу, как она снова подбирает документы, и медленно направляется ко мне. Она начинает напевать песенку:       – Не бойся смерти....ла-ла-ла-ла-ла-ла.     Мне хочется отбивать ногой такт, но я сдерживаюсь. Мне любопытно, она слушает одну и ту же песню каждый день. Любимое увлечение Пиллара – безумие, а эту женщину окружает смерть. Быть может, она уже привыкла ко всему этому. Это бы объяснило ее легкость и непринужденную манеру поведения. Я бы даже не удивилась, если бы она заказала пиццу. Два кусочка с отрубленными головами сверху и немного майонеза, пожалуйста. Буду премного благодарна, если мне перепадет еще и М яу – Маффин.       – Алиса Уандер, – бормочет женщина, постукивая карточкой. – Где ж ты? – Она тяжело топает ногами, а затем затягивается сигаретой.     Я представляю ее себе в белом халате, слишком узкий для ее размера. Толстая, почти квадратная; рыжие кудри кустистых густых волос, из которых торчит карандаш. Толстые, круглые и одряблевшие щеки. Ожидание меня убивает. Я уже готова открыть молнию и закричать на нее:  Вот она я. Просто забери уже меня отсюда!       – Так вот ты где. – Она стоит очень близко, воняя сигаретами, фаст-фудом и чем-то таким, чего я даже не могу определить.– Кто-то по ошибке запихнул тебя сюда.     Она убивает скуку, озвучивая все свои действия вслух. Мне это знакомо, потому что я сама привыкла делать то же самое у себя в камере. – Твоей жалкой заднице здесь не место, юная леди.     Эта игра вслепую больше не приносит веселья. Я осознаю, что скорее всего никогда не узнаю, как выглядит гробовщица, после того, как она отправит мое тело шоферу автомобиля. Затем, она снова замолкает и кашляет. На этот раз, она кашляет по-настоящему сильно, словно ее тошнит. Я слышу, как сигарета со свистом падает куда-то.  Что там происходит?     Тяжелый удар дрожью отдается в моем металлическом столе. Колесики перекашивает набок. Женщина задыхается. На заднем фоне продолжает играть песня «Не бойся Смерти», но женщина прекращает насвистывать, а, может, даже и дышать.       – Помогите! – выдавливает она, пока ее толстые руки, словно тяжелые рыбины, шлепают по моему мешку.      Ну, и что мне делать? Помочь ей, да? И раскрыть себя? Что с ней происходит?     К удивлению, женщина перестает задыхаться.       – Проклятые сигареты, – бормочет она. Я слышу, как она поднимается. Ее голос стал еще злее, музыка на заднем плане обращает все произошедшее в шутку.     Возникает долгое мгновение тишины, прерываемое лишь ее тяжелым дыханием. Ей нужно прекращать курить. И есть... что опять за запах? Ага, она пахнет какой-то выпечкой.     Она решает поменять песню на А й Паде. Я отсюда выйду когда-нибудь или нет?     Новая мелодия мне не знакома. Американская песня шестидесятых. На самом деле, веселая песенка. Забавная и необычная.       – "Я – чокнутый " Лерой Пулинс, – объявляет гробовщица. Затем снова зажигает сигарету. – Обожаю эту песню!       Что? Она снова курит?     На этот раз, она делает долгую затяжку, словно предсмертный опыт не послужил ее легким впрок. Она снова направляется ко мне, постукивая картой. Ее поступь не такая уж и тяжелая. Мне интересно, как.     Она делает еще одну затяжку и насвистывает в такт песне. Певец сам, похоже, чокнутый. Все, что он поет – это «Я – чокнутый», несколько слов, потом снова «Я – чокнутый». Затем она замолкает на ударе аккорда его гитары и произносит:       – Бидли-ди-ба, бидли-ди-ба, бидли-ди-ри-па-дам.     Нужно будет найти эту песню, если я когда-нибудь выберусь отсюда.    Я слышу, как женщина останавливается и кружится на месте, словно она – Элвис Пресли под грибами. Я сдерживаю смех. Что произошло с этой гробовщицей? Может, я уже вернулась обратно в лчебницу Рэдлифф?     Она приближается к моему мешку и шлепает по нему ладонью.      – Вот она ты, Алиса Уандер, – произносит она. Я рисую ее с широкой улыбкой на лице, которая растягивает толстые щеки. – Пора отвезти тебя туда, где тебе самое место.       Наконец-то!  Я вздыхаю. Это длится вечность.     От запаха выпечки в ее дыхании мне хочется есть. Нужно будет хорошенько подкрепиться по возвращении в лечебницу. К чему все эти упоминания еды сегодня?     Мне плевать. Я просто хочу выбраться отсюда.     Вместо того , чтобы выкатить меня отсюда, рука женщины тянется к замку на мешке. Быть может, она хочет взглянуть на мое лицо. Интересно, я для нее достаточно мертвой выгляжу?      Задержи дыхание, Алиса.     Молния медленно отрывает ей мое лицо, и запах выпечки устремляется прямо мне в ноздри. Возникает долгая пауза, за которой следует концовка чокнутой песенки. Тишина лишь удваивает дискомфорт. Я прикладываю массу усилий, чтобы не открыть глаза. Но я не знаю, сколько еще смогу задерживать дыхание.       – Стоит сказать, весьма парадоксально, – произносит женщина с сатирическим оттенком в голосе. – Если продолжишь задерживать дыхание – умрешь. Если начнешь дышать, то ты – чокнутая. Разве не так, Алиса из Страны Чудес?     Мои глаза раскрываются. Я вдыхаю столько воздуха, сколько мне под силу. Я в полнейшем шоке. Тихая дрожь пронизывает мои конечности, а безумие почти застилает мой взор.       Что она только что сказала?      Не смотря на то, что гробовщик выглядит в точности также, как я ее себе представляла, запах выпечки у нее изо рта говорит об обратном. Это запах М яу – Маффина.

Глава 17

Я парализована от ужаса. Все мои желания избавить мир от Чешира испаряются в его присутствии. Его улыбку, вылепленную на лице гробовщицы нельзя ни с чем спутать. Проклятье тому, кто видел эту улыбку слишком много раз, незабываемые впечатления гарантируют пожизненные кошмары.       – Чего ты от меня хочешь? – Я выплевываю каждый слог на своем языке. Подобным способом я хотела замаскировать свой страх ,...может быть, кто-то курит кальян, как Пиллар, а я буду скрывать свои страхи.  Пустяки.       – Я тоже тебя люблю. – Чешир вспыхивает ослепительной улыбкой, а затем делает долгую затяжку сигаретой. Я ощущаю себя муравьем, разглядывая его снизу. Он похож на возвышающуюся махину кошмаров.     Инстинктивно, я выскальзываю из мешка и спрыгиваю с другой стороны стола. Чешир не двигается. Он наблюдает, как я ударяюсь левой коленкой и чуть не вывихиваю лодыжку. Я бегу по направлению к дальней лампочке, той самой, до которой я так и не дошла. Оказывается, она ведет к двойным металлическим дверям, ведущим наружу. Я хромаю, падаю и снова поднимаюсь. Остаток пути, я прыгаю, словно кролик.     Чешир стоит спокойно. Я знаю это из-за запаха маффина. Он позади меня, затягивается сигаретой гробовщицы, наслаждается зрелищем. Я такая трусиха, убегая подобным образом. Я тянусь к тяжелым дверным ручкам. Не думаю, что я пока готова для Чешира.       – Если не знаешь куда идти, любая дорога отведет тебя туда, – издевается Чешир за моей спиной.    Я останавливаюсь, как вкопанная. Не знаю почему. Воспоминание о Льюисе Кэрролле в Викторианской Англии вспыхивает перед глазами. Оно подобно электрошоку. Болезненное, но эффективное. Оно пробуждает меня и избавляет от паутины страха.     Я отпускаю ручку и разворачиваюсь лицом к Чеширу. Это то, что я должна была сделать. Мне не следовало убегать. Я здесь для того, чтобы поймать его, а не сбегать от него.     Не знаю, к чему был сон о Кэрролле, но я знаю, что не хочу в конечном итоге сожалеть как и он. Не хочу, чтобы через неделю я сказала нечто вроде « Я не смогла их спасти».       – Оу. – Чешир облизывает пальцы. Кошачья привычка. Он стоит в проходе между двумя рядами трупов. Это очень забавно, но в зловещем смысле, наблюдать, как гробовщик искрится плохими намерениями. – Значит, в конце концов, ты можешь оказаться Настоящей Алисой.     Я становлюсь спиной к двери, морщусь и качаю головой, недоумевая, почему он говорит это.      – Настоящая Алиса не убежала бы от меня, – объясняет он. – Дверь все равно заперта. Но ты ведь не знала об этом, так? – Он позвякивает брелком в руках. – Кто-нибудь все еще может открыть дверь снаружи, но ведь никто не знает, что ты здесь, Алиса.       – Откуда ты знаешь? – Признаться честно, я в шоке, что дверь заперта. Не знаю, может, он врет мне. Быть может, он обманывает, что увидеть, как я попытаюсь снова открыть ее. Я не двигаюсь, стиснув кулаки.       – Всем плевать на тебя, Алиса. – Усмехается он. – Ты знаешь об этом.     С этим я поспорить не могу. Кажется, только Джеку не все равно. Где же он, когда он мне так нужен?       – Ты всегда была такой, – продолжает он. – Даже в книжках, ты была одинокой, быть может, чокнутой девчонкой, которая бродила по Стране Чудес.... да и то, может все это происходило лишь в твоем воображении. – Он смеется, фыркает и усмехается, чертовски смущая меня своими словами. – Ведь в книге у тебя никогда не было настоящего друга, помнишь?       – Моя сестра ждала меня, когда я проснулась, – бормочу я, поникнув головой. Чешир бьет по больному месту в моей душе. Я не только чокнутая. Я еще и одинокая. Я понимаю это. Пора заканчивать с этим!       – Твои сестры ненавидят тебя, Алиса. Они так сильно тебя ненавидят, что ни одна не потрудилась рассказать тебе детали того, как ты убила своих друзей. А твоя мать слишком слаба, чтобы защитить тебя. – Он наслаждается этим. – А твои друзья? – Он тушит сигарету тяжеленной ножищей и потирает подбородок. – Ах, да, ты же убила их.       – Ты тоже одинок! – Я делаю шаг вперед. Это выбивает его из колеи. Этого он не ожидал. – Ты всегда был одинок, Чешир. Люди убили твоих родителей. Ты поклялся отомстить миру. Одинокий псих , которого никто не любит. – Лицо гробовщицы напрягается. Я нажимаю сильнее. – Даже в Стране Чудес всем на тебя плевать. Ты и твоя глупая ухмылочка; брошенный на кухне Герцогини, затем ты прячешься в лесу, появляешься и исчезаешь, пытаясь привлечь внимание к своему жалкому существованию своими цитатами о жизни.      – Интересно. – Он делает шаг вперед, приглядываясь к моему лицу. – Расскажи больше. Это, правда, ты, Алиса?     Я пожимаю плечами, затем поднимаю голову.       – Почему это так важно, если я окажусь Настоящей Алисой?       – О, это важно. Ты и понятия не имеешь. – Он по-прежнему не отводит глаз, делая еще один осторожный шаг вперед. – Меня озадачивает то, что ты ничего не помнишь. Любопытно почему. Что такого о тебе знает Пиллар, чего не знаю я? Кто ты такая, Алиса?     Чешир приближается, ненависть всего мира сияет в его глазах.

Глава 18

– Мне и на тебя наплевать. – Я делаю еще один шаг вперед, не зная, чем все это закончится. Неужели я первая нападу на кота?       – Тогда на что же тебе НЕ наплевать? – Его голос полон любопытства.       – Чтобы ты прекратил убивать детей и начинять их головами арбузы по всей Англии.  Он смеется.       – Аккуратно выполненные преступления; признай, весьма артистично.     Я чувствую отвращение. Не знаю, как я выгляжу, когда мне противно, но даже лицо больно.      – Ты вообще знаешь, как трудно запихать голову в арбуз? – Он до жути искренен. Жизни людей для него ничего не значат. – Никто больше не ценит искусство. – Он закатывает глаза. – Это все потому что я – кот? – Волосатые пальцы гробовщицы превращаются в клыки, словно у Россомахи. – Может, мне сменить имя на Д а Винчи или Пикассо, чтобы ты оценила мою работу?       – Ты не хочешь, чтобы тебя кто-нибудь оценивал. Чем больше тебя ненавидят, тем больше тебе это нравится, – отвечаю я. – Но, раз уж ты спросил, как на счет того, чтобы ты просто сдох? Мир просто обожает мертвых художников.       – Тогда меня никогда не полюбят. – Гробовщица приподнимает свою мясистую ручищу и машет ладонями в разные стороны. – Потому что я не могу умереть. – Он скромно улыбается на мою попытку унизить его. – И убийства жирдяев не прекратятся. Настоящие убийства еще даже не начались. – Она указывает на мертвые тела. – Люди всего лишь пешки в этой Войне Страны Чудес.       – Зачем убивать детей с излишним весом?       – Боишься сказать «жирдяев». – Усмехается она. – Это политически некорректно? Или же суровая правда всегда некорректна?      – Вау. Да у тебя зуб на «жирдяев». Мне не нравится, как это звучит на моем языке, но мне необходимо говорит на его безумном языке, чтобы читать между строк.       – Ты поймешь, ЧТО я имею в виду, если выяснишь это, Нэнси Дрю. – Она дышит на свои когти. – Ты и твой курильщик кальянов Испектор Гаджет. – Кажется, это до смерти его позабавило.     – Если все дело в старой вражде между тобой и Пилларом...       – Все не так, – перебивает она.      – Если все дело в обиде, что ты затаил на человечество, прошу, вспомни, что все это произошло так давно. – Я даже не знаю, что я творю, разговаривая с врагом.      – Ничего не давно. – Она по-прежнему разглядывает мое лицо, будто хочет обнаружить доказательства того, что я Настоящая Алиса. Я замечаю, как он/она пялится на мою шею. – Ты хоть смотришь новости? Люди – говорящие мартышки, изможденные от своего варварского поведения спустя стольких лет эволюции. Они могут одеваться лучше, говорить красивей и изобретать крутые гаджеты. Они скажут, что войне предпочитают любовь, но все это чушь. Люди по-прежнему монстры. И всегда ими будут. – Он замолкает и переводит дух, так и не найдя того, что искал во мне. – Но опять же, моя вражда не имеет к Войне Страны Чудес никакого отношения.      – Тогда зачем все это? – Если Пиллар отказывается отвечать, стоит ли ожидать подобных подвигов от Чешира?       – Если бы ты была Алисой, ты бы знала, – отвечает он. – Прямо сейчас, мне необходимо продолжить устраивать тебе тесты, пока ты не докажешь что ты – это она.       – Убивая детей? – Не могу уловить смысл в его логике.      – Все, что потребуется, – отвечает он. – Кроме того, ты по-прежнему можешь минимализировать убийства, решив загадки. – Он склоняет голову набок с еще одной ухмылкой. – Подумай над этим, как в «Уловке – 22». Либо ты не решаешь загадку, и я позволю убийствам продолжаться; либо ты отгадываешь загадку, я узнаю, что ты – Алиса и мы начнем Войну Страны Чудес. – Он почесывает подбородок когтями.       – Да что ж ты за псих такой?       – Довольно злобный, – усмехается гробовщица. – Давай не будем тратить время, Алиса. – Она начинает поглаживать когтями металлические инструменты на столах. – Ты оказалась достаточно умной, чтобы найти послание с маффином, и гораздо умнее, чтобы понять, что все жертвы жирдяи. – Он склоняет голову набок, когда я бросаю взгляд на молоток, прислоненный к стене за столами. Для чего в морге нужен молоток? – Вижу, что ты и Пиллар не воспользовались мудро подсказками, которые я для вас оставил. – Не смотря на то, что он говорил женским голосом, это лишь придавало ему зловещий оттенок. Что-то, что не подвластно объяснению. Что – такое, что могут порождать лишь кошмары. – Так вот моя последняя подсказка. – Он поднимает руку в воздух, средний и большой палец расположены довольно близко друг к другу, он словно вот-вот щелкнет ими. – Ты готова к моей главной подсказке, Алиса?       – Да. – Я бы согласилась на все что – угодно, лишь бы подобраться поближе к молотку. Мне нужно хоть какое-нибудь оружие.     Чешир щелкает пальцами, и несколько тел справа и слева от него оживают. Они резко садятся и ухмыляются на меня. Четверо слева от него. Четверо справа. Я застываю на месте.     Я только-только узнала, как расправляться с психами..., кем-то кроме себя, с этим еще можно поспорить. Но я не готова столкнуться с живыми мертвецами. Это за гранью абсурда. Почему эти восемь тел ожили?       – Ты не знала, что я могу обладать девятью жизнями одновременно? – Смеется она, хватая со стола инструменты, похожие на вилки. Что она собирается делать, разрезать их? – Я даже могу обладать ими, когда они мертвы. Как круто, да? – Кажется, Чешир перешел на свой жаргон. – Давай потанцуем, Алиса. Давай потанцуем.     Как бы мне сейчас хотелось оказаться сумасшедшей. Этого просто не может быть.

Глава 19

Два инструмента в руках Чешира используются крайне необычным способом. Такого я не ожидала.     Он взмахивает ими на тела, словно дирижер, управляя музыкантами оркестра. По сигналу, восемь оживших трупов на столе начинают исполнять нечто вроде мелодии.      Я морщусь, смущенная, озадаченная и подавленная, наблюдая, как первая безголовая покойница берет свою голову. Она прилепляет ее к шее и начинает петь:         – А ты знаешь Пекаря?  – Произносит она, словно послушная школьница.., на самом деле, это и есть одна из пятерых детей. Затем, она склоняет свою отрубленную голову к сотоварищу, лежащему на столе рядом с ней. Другой труп поднимается со своей отрубленной головой, не в силах правильно приложить ее. Поэтому, он решает держать ее обеими руками, после чего раздается пение:        – Пекаря, Пекаря?     Покойник размахивает своей головой вправо и влево, когда говорит «Пекаря», словно счастливое дитя в школьном хоре. Голова в руках поворачивается в сторону следующего трупа, передавая эстафету ему.     Третий труп, с неправильно повернутой головой на шее, по-прежнему довольно пригодной для пения с губами шиворот-навыворот:        – А ты знаешь Пекаря?     Он повторяет фразу, выгибая бровь на четвертое тело ,.. лежащее внизу, конечно же. Четвертый покойник не относится к Арбузным преступлениям. Какая – то старушка с целой головой, около семидесяти, одетая в большой белый поварской колпак. Ее лицо в ожогах.., должно быть, она умерла в печи. Старушка заканчивает песенку хриплым, но тихим голосом.      – Что живет на Друри Лейн?  – На этот раз, старушка смотрит прямо на меня уже без зубов.       Я не собираюсь отрывать себе голову и петь песню!      Чешир бросил на меня взгляд. Также сделали и другие четверо трупов справа от него.        – Еще раз. – Чешир взмахивает вилками. – И с чувством.     В унисон они все запели еще раз:  – А ты знаешь Пекаря?  Пекаря, Пекаря?  А ты знаешь Пекаря?  Что живет на Друри Лейн?     Следуя руководству Чешира, они заканчивают пение двойным хлопком окровавленными ладонями. А затем они повторяют ее еще раз. Громче.     Я обхватываю голову обеими руками и подумываю над тем, чтобы закричать. Я знаю, что крик редко помогает решению проблем. Если во всем этом кроется какая-то подсказка, то я ее не понимаю. Если Чешир намерен свести меня с ума, то он проделал исключительную работу. Если ничего из этого не происходит на самом деле, и я всего лишь воображаю себе все это, то я лучше предпочту сеанс шоковой терапии в Мухоморне, чем пение покойников в морге. Я ощущаю себя Алисой из книги, падая в бесконечную кроличью нору, где падение не прекратится никогда.     Пока они продолжают петь, желание ударить Чешира усиливается во мне. Я делаю шаг вперед и подбираю молоток, руки дрожат. Я хочу ударить им Чешира, чтобы безумие прекратилось. Это на меня не похоже ,но я запуталась. Давление слишком велико. И их голоса через чур громкие. Все это заходит слишком далеко.     Я поднимаю молоток в воздух и подбираюсь к нему поближе. Он не двигается. Его ухмылка становится шире.       – Собираешься ударить толстую, бедную работницу морга, Алиса? – спокойно осведомляется он с безумной песенкой на заднем фоне. – Ты ведь даже не знаешь, есть ли у нее дети, быть может, ей приходится заботиться о матери или муже, Алиса. Ты не можешь с ней так поступить.       – Могу! – Я запрокидываю молоток, чтобы как следует размахнуться. – Безумие должно прекратиться!     Я размахиваюсь сильнее, а затем..      А затем..     Я останавливаюсь на полпути.     Как я могу причинить боль невинной женщине, работающей в морге? Знаю, она раздражает, слишком много курит и не заботится о своем здоровье. Но я не могу убить ее. Она мне ничего плохого не сделала. И я не убийца. Даже не смотря на то, что я убила своих друзей на автобусе. Я не убийца. Я не вижу себя таковой. Если я ударю эту женщину, Чешир одержит верх, и завладеет одним из мертвецов. Теперь я знаю, как ему удается делать это, но я не стану. Он загнал меня в угол и я не могу отреагировать должным образом.       – Это все потому, что ты – не Алиса. – Его глаза внимательно меня разглядывают. – Настоящая Алиса ударила бы, и глазом не моргнув. Потому что она знает, что зло должно быть искоренено и сожжено дотла. В этом заключалась вся суть безумия Алисы. Она была сильной. Могущественной. Ничего не боялась. – В его словах столько восхищения, сколько и негодования. – Она была Ч.О.К.Н.У.Т.О.Й. В этом была ее фишка. Но ты – не она. – Его голос печален. Он хочет, чтобы я оказалась ею. Одному лишь Богу известно, почему она так сильно ему нужна. Слезы начинают бежать по щекам.     Не знаю почему. Неужели я расстроена, что я – не она? Неужели я расстроена, что не могу убить его и спасти мир? Я просто не знаю.     – Пиллар наплетет тебе, что не имеет значения кто ты такая, – объясняет он. – Будто не важно, чокнутая ты или нет. Я бы сказал, это имеет огромное значение. Как ты можешь выбирать сторону, не зная, кто ты такая на самом деле? Знаешь, какой самый большой людской грех, Алиса? – Он тянется к молотку, чтобы выхватить его у меня. – Это безразличие. Нерешительность. Неуверенность, когда как пришло время для незамедлительного правосудия.     Ему уже почти удалось вырвать молоток из моих дрожащих рук, когда внутри меня вырывается на поверхность. Что-то такое, с чем я еще не сталкивалась и даже не думала об этом прежде. Огромное желание все исправить, защитить кого-то и помочь стольким людям, скольким смогу. Огромное желание увидеть что под маской Чешира.     Я могу притворяться, что это не я ударила молотком по ноге гробовщицы: достаточно, чтобы ранить, но недостаточно, чтобы убить. Я могу притворяться, что я не такая. Но это я. Настоящая я. Быть может, не та самая Алиса, которую ищет Чешир. Но Алиса, которой отныне я хочу стать.

Глава 20

По моей щеке катится слеза, когда гробовщица падает на колени. Я совершаю нечто невообразимое и ловлю слезинку ладонью, прежде чем она успевает удариться о землю. Если я хочу выиграть, я не могу позволить себе заплакать. Если бы я могла вернуть эту слезу, я бы так и сделала. Эта слезинка удерживает меня на грани безумия, коим меня обрекли.     Я придерживаю женщину, чтобы она не ударилась головой обо что-нибудь во время падения. На ее лице читается ужас от неведения, что с ней случилось. Отсутствие усмешки у нее лице говорит о том, что Чешир покинул ее тело. Почему бы и нет? Он хочет, чтобы я страдала от вины за то, что ударила невинную женщину.  Гробовщица продолжает безостановочно рыдать, больше нуждаясь в объяснениях, чем в лечении. Трупы прекратили петь и улеглись обратно в свои мешки для тел. Я нигде не вижу Чешира.        – Кто ты? – Женщина начинает истерически трясти меня. Ее нога распухла и кровоточит.       – Прошу, успокойтесь, – говорю я ей. – Мне нужно, чтобы Вы доверились мне. Зло рядом.     Глаза женщины широко распахиваются. Она изучает меня с головы до самых пят, затем останавливается на бирке, что привязана к моей ноге. Медленно и неохотно она поднимает палец, указывая на опустевший мешок для тела.       – Ты мертва.., – заикается она. Прежде чем я успеваю объяснить что-либо, она теряет сознание.     Я бережно опускаю ее на пол. Грех жаловаться. Она оказала мне огромную услугу и сэкономила мне кучу времени.     Я оборачиваюсь с молотком в руках в поисках Чешира. Не знаю, каким образом работает это его порабощение душ, но он просто обязан быть в комнате, поскольку дверь до сих пор закрыта.      Что за игру он теперь со мной играет?     Я медленно направляюсь к двери, трупы, якобы, покоятся с миром по обе стороны от меня. Я держу молоток, словно меч и это каким-то образом придает мне храбрости.     Удивительно, что способен сотворить с вами страх, когда вы, наконец, решаетесь взглянуть ему в глаза. Мои босые ноги и тело по-прежнему изнемогают от леденящего холода морга.     Уже ближе к двери, я слышу эхо собственных шагов. Необъяснимо, но я продолжаю идти. Если Чешир обладает способностью быть невидимым, тогда у меня на самом деле нет шансов, чтобы дать ему отпор.       Почему я слышу эхо собственных шагов?     Я продолжаю стучать по двери молотком в руке. Фильмы ужасов и близко не сравняться с моим состоянием в данный момент. Приблизившись к двери, я понимаю, что слышу не собственные шаги. Это чьи-то другие шаги. И они приближаются с другой стороны двери.       Как Чеширу удалось уйти, не открыв дверь? И почему шаги зеркально повторяют мои собственные? Должно быть, он пытается напугать меня, вот и все.     Я хватаюсь за дверную ручку, молоток зажат в другой руке. Глубокий вдох помогает мне снизить давление, достаточно, чтобы мыслить ясно. Все, что мне требуется – открыть дверь, а затем посильнее ударить. Вот и все. Надеюсь, я и в самом деле, рассуждаю трезво. У меня нет боевой подготовки, в конце концов.., если и есть, я не помню.     Я хватаюсь за дверную ручку покрепче, а затем тяну. Такого я не ожидала. Но, как и сказал Чешир, дверь заперта.      Связка ключей в руке гробовщицы!     Я оборачиваюсь, чтобы выхватить ключи из рук женщины только затем, чтоб увидеть, что она снова на ногах. Вот только в ее позе сейчас небольшая проблемка. Ее голова отрублена, и она держит ее одной рукой. В другой она сжимает ключи.       – Не это ли ищешь? – Усмехается она.     Чешир вернулся. Кто же тогда приближается к двери с обратной стороны?     На мгновение я замираю при виде этой ужасной сцены. Но я уже на грани того, чтобы спустить тормоза против Чешира и ударить его. Пора уже заканчивать со всем этим.     Дверь позади меня внезапно распахивается. Я закрываю глаза, поскольку думаю, что позади меня еще один одержимый Чеширом человек. Как же мне убить его? Мне что, всех девятерых придется убивать?       – Алиса! – восклицает голос за моей спиной. – Вот ты где!     На моем лице сверкает широченная улыбка. Голос за моей спиной так дорог мне. Это Джек Даймондс.

Глава 21

Лицо гробовщицы искажается от гнева, когда она слышит голос Джека Даймондса. Джек предпочитает не входить в комнату. Сложно понять почему. Он всего лишь отпер дверь со своей стороны. Чешир не в силах разглядеть Джека со своего угла. Я тоже не вижу Джека, лишь слышу его голос.      Господи, пожалуйста, пусть это окажется не просто голос в моей голове. Но, черт подери, дверь открылась. Не голос же ее открыл.     Женщину приводит в ярость то, что меня кто-то спасает.       – Давай же, Алиса, – зовет меня Джек. Я вижу его руку, которая тянется ко мне из-за двери. – Здесь так холодно, не думаю, что смогу зайти.       – Но, сперва , мне нужно убить его, Джек, – отвечаю я.       – Кого убить? С тобой в комнате кто-то есть? – Он машет рукой. – Они же все мертвы.       – С кем ты разговариваешь, Алиса? – со злости выпаливает Чешир. – За дверью никого нет.       – Не нужно играть со мной в эти твои игры, Чешир. – Я поднимаю молоток, готовая ударить, как только он снова приблизится ко мне. – Кто, по-твоему, открыл дверь снаружи?       – Не знаю. – Он пожимает плечами и надевает голову на место. Порой я не понимаю его намерений. Или он пытается оставить мне некое послание, чтобы я продолжила свое расследование, или же он пытается навредить мне? Чем больше времени я провожу с ним, тем больше все теряет смысл. – Но я знаю, что там никого нет. – Теперь он снова ухмыляется. – И я знаю, что ты не можешь убить меня. Ты можешь поранить и искалечить бедную женщину, но меня это не убьет.       – Алиса! – Джек, наконец, вытаскивает меня наружу. Он проделывает это столь быстро и стремительно. Никогда бы не подумала, что он такой сильный. Он закрывает дверь за моей спиной и запирает ее цифровым кодом на панели на ближайшей стене. Код – 1862. Дата из моего видения; когда я повстречала Льюиса, был 1862. Для чего все эти загадки, и что они должны означать?       – Ты в порядке? – Его руки исследуют мое лицо, в поисках ран. Он убеждается, что со мной все в порядке. Мне еще не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь так беспокоился обо мне. – Слава Богу, ты в порядке, Алиса. Я так волновался. – Его очарование не вполне подходит его серьезности, но оно и понятно. Когда я смотрю на Джека, все, о чем я могу думать – это веселье.       – Я так рада видеть тебя, Джек. – Я обнимаю его, пока он нежно касается пальцами моего лица. Его прикосновения приятны. Мне это нужно, даже внутри морга.      Кто же ты, черт подери, такой, Джек? Почему ты всегда приходишь спасать меня?     С бурлящими во мне эмоциями, я крепко обнимаю его. Обвивая его тело и ощущая, что мне хотелось бы спрятаться в его объятиях. Быть может, он смог бы защитить меня от этого безумного мира; быть может, он смог бы защитить меня от собственного безумия.       – Вау,– шутит он, гладя меня по спине. – Для этого слишком рано, не находишь? Мне нравятся девушки, которые не любят торопить события, которая, сперва , отвела бы меня на ужин, и травила анекдоты.     Я крепко прижимаюсь к его груди, пока я в его объятиях. Его глупые шутки наводят меня на мысли, что этот мир не заслуживает ни капли гнева. Как бы мне хотелось быть похожей на него.       – Я думала о тебе, Джек. – Я смотрю на запертую дверь, ожидая, что Чешир откроет ее в любую секунду. – Ты заставляешь меня...        – Веселиться? – Он проводит ладонями по моим волосам. Я ощущаю его дыхание у своего уха.     Я киваю.       – Ты тоже забавная девчонка, – говорит он. – Вот только вкус в одежде у тебя отвратительный. Вечно вся измазана кровью.       – Да перестань, в Ватикане ты признался, что я тебе нравлюсь. Я слышала тебя в исповедальне, – дразнюсь я.       – Признаю себя виновным. – Он прижимает руку к груди.       – Мы должны идти, Джек. – Я смотрю на дверь. – У него ключ.       – У кого ключ?      – У Чешира.      – У кого?       – Помнишь, противную старушенцию , что преследовала меня в Бельгии?      – Вау. Должно быть, она сильно тебя ненавидит. – Он закатывает глаза, даже не спрашивая меня о том, что произошло. Я киваю, мне даже не хватает смелости ответить.     Внезапно, во время нашего разговора снаружи морга раздаются звуки сирен. Я смотрю на Джека в ожидании объяснений.       – Это полиция, – произносит он. – Нам нужно вытащить тебя отсюда.