Текст книги "Доза красивого яда (ЛП)"

Автор книги: Келси Клейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Я уже еду на наш пляж и буду ждать там до полудня. Надеюсь, ты придешь, но я пойму, если нет.

Боже, я не знаю, что хуже. То, что он готов ждать шесть часов, чтобы посмотреть, приду ли я, или то, что он так самоотверженно это делает. Дело в том, что Хейс не так часто показывает свою уязвимость. Я думаю, это защитный механизм. В этом смысле он как кирпичная стена. Но за то время, что мы провели вместе, я, как мне кажется, научилась довольно хорошо его читать. И количество уязвимости в этом сообщении достаточно, чтобы заставить меня встать с постели и начать собираться.

Я не знаю, как все пройдет. Вполне возможно, что в итоге я окажусь еще более сломленной, чем раньше. Но я обязана исключить еще одно «а что, если».

Въехав на парковку, я вижу, что его машина уже стоит и ждет. Я ставлю машину на стоянку и делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но все эти мысли летят к чертям, когда я вижу, как он выходит из машины с букетом роз в руках.

Мое сердце начинает болеть, как только я смотрю на него, и я ненавижу это. Ненавижу то, что он до сих пор может заставить каждую частичку моего тела реагировать на него, как проклятый кукловод. Не прошло и двух недель, как он произнес те шесть слов, которые разрушили все мои надежды, и все же мое сердце думает, что это всего лишь проблема давно минувших дней.

Я не уверена, что у меня хватит сил выйти из машины, но если я этого не сделаю, он попытается сесть в нее. А я знаю, что не выдержу такой близости с ним.

С последним глубоким вздохом я открываю дверь и выхожу из машины, сдвигая солнечные очки на макушку. Я обхожу машину спереди и прислоняюсь к ней, пытаясь сохранить дистанцию между нами.

Он открывает рот, но из него ничего не выходит, и он снова закрывает его. Я наблюдаю за тем, как он сжимает губы в линию, как будто мысленно подбадривая себя, и затем пытается снова.

– Извините, просто… ты очень хорошо выглядишь, – говорит он, как только его голос обретает силу.

Я опускаю голову, потому что слышать такое – это как рай и ад, смешанные в одно целое. Но я не могу позволить ему соблазнить меня, чтобы я снова оказалась в его объятиях, и если он будет делать подобные замечания, то именно это и произойдет.

– О чем ты хотел поговорить? – спрашиваю я.

Намек на улыбку пробивается наружу. – Сразу к делу?

Я пожимаю плечами, но ничего не говорю.

– Хорошо, – говорит он, делая паузу, чтобы глубоко вздохнуть. – Ты мне нравишься.

Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и мне потребовалось все, чтобы не отреагировать, пока я ждала, когда он продолжит.

– Очень, – добавляет он. – Не знаю, говорил ли я тебе об этом. То есть, я думаю, я показывал это определенными способами, или, по крайней мере, пытался, но я никогда не говорил этого. А ты заслуживаешь того, чтобы услышать это.

Я выдохнула. – Тебе и не нужно было. Я уловила это. Но потом ты прекратил наши отношения, и я убедила себя, что мне это показалось.

– Это не так, – уверяет он меня, и в его глазах видна уязвимость. – Лейкин, я облажался. Я ничего не могу сказать, чтобы стереть ту боль, которую я тебе причинил, но я хочу, чтобы ты знала, что время, которое мы провели в разлуке, было адом и для меня.

– Я ненавижу каждую секунду без тебя в моей жизни. Единственное, о чем я мог думать, – это снова заключить тебя в свои объятия, и тот факт, что я не могу этого сделать, разрушителен.

Он делает паузу, и я вижу, что ему тяжело, но он все равно делает это.

– Я знаю, что не заслуживаю второго шанса, – признается он. – Обидеть тебя так, как я это сделал, непростительно. Но если ты дашь мне его, я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы искупить свою вину. Прими меня обратно. Пожалуйста.

Я стою в тишине, пытаясь вспомнить, как дышать. Все, что прозвучало из его уст, – это все, что я так хотела услышать. И все, что я хочу сделать, это сказать: «Да». Прыгнуть обратно в его объятия и позволить ему любить меня так, как он умеет.

Но я не могу.

– Нет, – говорю я с грустью.

Улыбка тут же сползает с его лица и сменяется болью. – Ой.

– Просто… – Проводя пальцами по волосам, я понимаю, что должна объяснить. Ему нужно это услышать, а мне нужно выговориться. – Это не будет вторым шансом, Хейс. Дело в том, что ты продолжаешь тянуть и толкать меня, а я продолжаю позволять тебе. Но я больше не могу.

– Я больше не хочу тебя отталкивать, – говорит он мне. – Я просто хочу быть с тобой.

Я поднимаю брови. – А как же Кэм? Как ты думаешь, мы сможем вечно хранить тайну? Родить детей и сказать ему, что отец – молочник?

Судя по выражению его лица, он пришел сюда не с намерением изменить это условие. Условия ясны – мой брат все равно ничего не должен знать. Может быть, в детстве прятки и были моей любимой игрой, но сейчас это уже не так.

– Все, что мне нужно, – это немного времени, чтобы разобраться во всем, – говорит он. – Но я хочу это сделать, потому что ты этого стоишь.

– И я ценю это. Очень ценю. Но ты хоть понимаешь, как сильно ты меня обидел? Я была готова сделать для тебя практически все, а ты просто отбросил меня, как будто это пустяк. – Я грустно улыбаюсь и пожимаю плечами. – Мне жаль, но я должна любить себя больше, нежели рисковать так снова.

Он смотрит в землю, кивает, но ничего не говорит, и тишина становится слишком подавляющей. Мы оба сказали то, что должны были сказать, и как бы больно мне ни было, я должна сесть в машину и уехать – на этот раз навсегда.

Но в тот момент, когда моя рука взялась за ручку двери, его голос остановил меня.

– Ты знаешь, я не хотел заканчивать это.

Я снова встречаюсь с его глазами. – И все же, это ты сделал.

Он качает головой. – Я должен был.

– Не хочешь сказать мне, почему? – спрашиваю я, но на мой вопрос в ответ лишь молчание.

– Я так и думала.

В тот момент, когда я открываю дверь машины, его признание вырывается наружу в панике. – Монти угрожал мне.

Моя кровь начинает закипать от того, что он только что сказал. Почему он опустился до того, что пытается свалить все на Монти, ведь в последнее время он был очень добр ко мне?

– Ты просто нечто, – прорычал я. – Я знаю, что у тебя есть проблемы с ревностью, и я тоже не ангел, но я не думала, что ты действительно попытаешься солгать и свалить все на него.

– Я не лгу, – говорит он, и в его тоне нет ничего, кроме честности. – Утром после соревнований я пошел за цветами для тебя. Я собирался пронести их в раздевалку, потому что мне показалось, что тебе нужно что-то, что заставит тебя улыбнуться. Но на парковке перед цветочным магазином ко мне подошел Монти.

– Он сказал, что если я не покончу с тобой, то он все расскажет Кэму. И на этот раз у него были доказательства на телефоне. Не было никакого способа обойти это. У меня не было выбора.

Я поджимаю губы и скрещиваю руки на груди, сосредоточившись на земле. Сейчас во мне бурлит миллион разных чувств. Ярость. Предательство. Отчаяние. И с каждой из них нужно разобраться, но, услышав его слова, я вдруг точно поняла, в каком положении я с ним нахожусь, и это больно.

Из меня вырывается невеселый смешок, и я качаю головой, снова поднимая на него глаза. – По-моему, у тебя был выбор, Эйч. И когда дело дошло до драки, ты решил, что рассказать Кэму о нас – это худший вариант, чем не быть со мной. У тебя был выбор, но ты выбрал его.

Он делает шаг ко мне. – Лейкин, я—

– Нет, – говорю я, останавливая его. – Я больше не хочу это слышать. Я тебе не нужна. Во всяком случае, не совсем. Ты хочешь чего-нибудь легкого. Менее запутанного.

Мы двое стоим там, уставившись друг на друга, когда сердца обоих снова разбиваются, но на этот раз он бросает цветы на капот моей машины и сокращает расстояние между нами.

– Ты права. Я не хочу тебя. – Он захлопывает дверь моей машины и кладет руки по обе стороны от меня. – Ты мне чертовски нужна.

Его губы прижимаются к моим так, что вся боль уходит. Он избавляет меня от сомнений и страха, что мне снова будет больно. И на секунду я позволяю себе раствориться в нем – мне нравится, как его рот движется навстречу моему. Но я знаю, что все это только фасад. Когда он не будет целовать меня так, словно я – единственное, что имеет значение в мире, все это вернется.

Положив руку ему на грудь, я легонько отталкиваю его, заставляя прервать поцелуй. Я знаю, что не могу смотреть ему в глаза, пока не приду в себя. Но когда я это делаю, то вижу человека, который слишком поздно понял, чего он хочет.

– Я не могу, – бормочу я. – Мне жаль.

Он не пытается остановить меня, пока я сажусь в машину, и когда я выезжаю с парковки, розы скатываются с капота и падают на землю. Я бросаю на него последний взгляд, и кусочки моего сердца, которые я склеивала, снова распадаются на части.

– Пока, Эйч.

Бывало ли так, что вы расстраивались настолько, что не могли удержаться от слез? А потом тот факт, что вы плачете по этому поводу, бесит вас еще больше? Вот примерно в таком состоянии я и нахожусь. Я смаргиваю каждую слезинку, скатившуюся по лицу, и ругаю себя за то, что не должна плакать.

Да, это больно, но на этот раз я знаю, что это необходимо. Все, что было с ним, с самого начала было таким умопомрачительным. И правда в том, что я хочу его, но не так, как он хочет меня. Я больше не могу быть его маленьким грязным секретом. Мне нужно нечто большее.

Я заслуживаю большего.

И уж точно я заслуживаю большего, чем друг, который считает, что может вмешиваться в мои отношения после того, как я уже сказала ему, чтобы он не лез не в свое дело.

Я подъезжаю к огромному особняку Монти – действительно, нужен ли семье из трех человек такой большой дом? Я была здесь всего пару раз, и он показался мне красивым, но сейчас все, что связано с ним, выводит меня из себя.

Я звоню в дверь и слышу звук приближающихся шагов. Когда дверь открывается, по ту сторону стоит мама Монти. Сначала я думаю, помнит ли она вообще, кто я, но быстро понимаю, что зря переживала, когда она улыбается.

– Лейкин, – приветствует она меня. – Так приятно видеть тебя снова. Монти наверху, в своей комнате. Хочешь, я позову его для тебя?

– Нет, все в порядке, – говорю я ей. – Я просто поднимусь туда.

В его спальню – именно туда, где я хочу его видеть. В любом другом месте этой крепости есть люди, которые могут подслушивать. Работники, которые заботятся о его благополучии. Его родители, которые его любят. Нет, я не хочу быть рядом ни с кем из них.

Я хочу, чтобы он был один.

Войдя в его комнату, я обнаруживаю, что Монти лежит в своей кровати и крепко спит. Он выглядит мирным, правда, пока я не хватаю стакан с ледяной водой, который горничная, должно быть, поставила на тумбочку, и не выливаю все содержимое на него.

– Что за хрень? – вопит он, просыпаясь от шока.

– Да, что за хрень, – усмехаюсь я.

Монти щурится, словно пытаясь понять, не мерещится ли ему что-то. – Лейкин?

– Ты угрожал Хейсу, чтобы он бросил меня? И не вздумай врать, потому что, клянусь Богом, я надеру тебе задницу. И мне плевать, насколько ты богат.

Он садится, используя плед, чтобы вытереть лицо, а затем вздыхает. – Я пытался помочь. – Я сухо рассмеялась, и он продолжил, прежде чем я успела что-то сказать. – Я серьезно. Я видел, как сильно ты ненавидишь необходимость пробираться тайком. Я подумал, что если я окажу давление на Хейса, он сам расскажет Кэму, и секрет будет раскрыт.

– Ты его ни хрена не знаешь! – прорычала я. – Ты не можешь заставить Хейса сделать что-либо! – Я задыхаюсь, вскидывая руки вверх. – Все что угодно, кроме как бросить меня, очевидно.

Монти хмурится, выглядя искренне огорченным, но я не испытываю к нему сочувствия.

– Мне очень жаль, – говорит он. – Я просто пытался помочь. Такие отношения, когда ты была его грязным секретом, не пошли тебе на пользу.

Я запустила пальцы в волосы и потянула, пытаясь сбросить гнев, прежде чем убить богатого парня. – Это не тебе решать! Боже, как мне надоело, что люди решают, что для меня хорошо!

Сначала это был Кэм с его постоянным властным отношением, говорящий каждому парню, который смотрит на меня не так, как надо, что он недостаточно хорош. Потом был Хейс, который говорил, что я заслуживаю лучшего, чем он. А теперь Монти, которого я знаю всего пять долбаных минут?

Да, нет. К черту все это.

Он окликает меня по имени, когда я выхожу за дверь, но это еще одна ошибка, потому что с меня хватит.

– Нет! Ты сделал достаточно, – усмехаюсь я. – Оставь меня, блядь, в покое. Я больше не хочу тебя видеть.

30

Я шагаю взад-вперед по комнате Мали, мой голос постепенно становится все громче, пока она не останавливает меня, и цикл начинается заново.

– Я просто не могу поверить в его наглость! То, что он сказал после концерта, – это одно, но, чтобы так угрожать Хейсу? Что, черт возьми, с ним не так?

Мали вздыхает. – Я прекрасно понимаю, к чему ты клонишь, и я на твоей стороне. Он не имел права вмешиваться в… что бы там у вас ни было с Хейсом.

Я прищуриваюсь, глядя на нее. – Я чувствую, что скоро будет «но».

– Но, – медленно произносит она, – просто чтобы поиграть в адвоката дьявола, не думаешь ли ты, что, возможно, это действительно было сделано из лучших побуждений?

Хa! – Как можно угрожать кому-то, чтобы он меня бросил, из лучших побуждений?

Она пожимает плечами, делая вид, что сомневается. – Возможно, он действительно думал, что это будет тем самым пинком под зад, который нужен Хейсу, чтобы рассказать Кэму о вас двоих.

Глядя на нее, я сохраняю самое серьезное лицо, на которое только способна. – Мали, слон может дать этому парню под зад, и он все равно не расскажет о нас моему брату.

Мысленный образ заставляет ее смеяться. – Ты это знаешь, и я это знаю, но Монти не знает. Он не знает ни Хейса, ни того, какой он на самом деле.

– И это еще одна причина, по которой ему не следовало вмешиваться.

Я бросаюсь на ее кровать, чувствуя себя измученной от недостатка сна и бурного спектра сегодняшних эмоций. Я не знала, что кто-то может за какой-то час из грустного превратиться в счастливого, расстроенного и совершенно взбешенного, но, я думаю, каждый день узнаешь что-то новое.

– Так что это значит? – осторожно спрашивает Мали. – Ты собираешься вернуться к Хейсу?

Этот вопрос не давал мне покоя с той самой секунды, когда Монти признался, что угрожал ему. Да, я знала, что Хейс не лгал, когда рассказывал мне об этом. Но мне нужно было услышать это из первых уст. И все же ответ на вопрос все тот же.

– Нет, – говорю я ей. – Мы хотим разных вещей, и я не могу продолжать быть его йо-йо.

– О Боже мой! – выдыхает она. – Я люблю йо-йо. Я скучаю по этим вещам!

Я смотрю на нее в ответ, бесстрастно моргая, а она улыбается, как ребенок, попавший в беду.

– Верно. Не время. Извини.

Усмехнувшись, я закатываю глаза и переворачиваюсь на спину, чтобы поспать в единственном месте, где мне, похоже, удается это сделать в последнее время.

Я никогда не думала о том, что наступит время, когда мне не захочется разводить костер… до этого момента. Не то чтобы я их не любила. Они так успокаивают и умиротворяют, и это всегда хорошее времяпрепровождение. Но я знаю, что Хейс не пропустит этот раз. Не после того, как пропустил предыдущий. И уж точно не сейчас, когда он использует любой предлог, чтобы увидеться со мной.

Он думает, что я не замечаю, когда он приходит на каток достаточно рано, чтобы застать конец моей смены, но это так. Я вижу его, когда он стоит наверху в офисе и смотрит в окно. Я просто делаю вид, что не замечаю. Он ничего не пытался мне сказать, поэтому у меня не было причин беспокоиться.

Зная, что он будет здесь сегодня вечером, я испытываю странное чувство. Никто из нас не сказал друг другу ни слова с тех пор, как я отказала ему в том самом месте, где подарила ему свою девственность. Но то, что я не бросилась обратно в его объятия, не означает, что я все еще не хочу этого.

Иногда это все, о чем я могу, блядь, думать.

Но я говорила серьезно, когда говорила, что не могу снова рисковать разбитым сердцем.

И я отказываюсь быть с ним, пока он прячет нас, как будто ему есть чего стыдиться.

На мгновение я задумалась о том, чтобы остаться сегодня в своей комнате. Я не в том настроении, чтобы находиться среди людей, особенно рядом с Хейсом. Но с этой идеей связана возможность того, что он придет и найдет меня, а это было бы еще хуже. По крайней мере, в группе людей у меня не возникнет искушения вернуться к нему.

Поэтому, вместо того чтобы спрятаться в своей комнате, я начинаю готовиться к костру и мысленно готовлюсь к новой встрече с ним.

Говорят, что одна из самых страшных мук – это желание получить то, что не можешь иметь. Но как быть с тем, что можно иметь, но знаешь, что не должна? Когда голова борется с сердцем, а при одном только взгляде на него возникает ощущение, что ты держишь себя в руках из последних сил?

То, что я позволяю кораблю тонуть, не означает, что я не тону вместе с ним.

Я сворачиваюсь калачиком, наблюдая, как огонь превращает дрова в пепел. Тепло окружает меня, но я все равно чувствую холод. Мали настаивает, что это потому, что я мало ем. Возможно, она права, но я все же думаю, что отчасти это связано с Хейсом. Он умел согревать меня изнутри, а теперь мне холодно, как никогда.

Время от времени я чувствую его взгляд. Как будто он наблюдает за мной, пытаясь запечатлеть в своей памяти каждую мою черту. И мне знакомо это чувство, потому что я делала то же самое на протяжении многих лет.

После двадцати минут сопротивления, о котором я даже не подозревала, я наконец сдаюсь и позволяю себе посмотреть на него. Но грустная улыбка, которой мы обмениваемся, заставляет меня пожалеть, что я это сделала. Мы оба умираем внутри – жертвы собственных преступлений. Когда он не отводит взгляд, рискуя тем, что Кэм увидит нас так, как никогда раньше, я заставляю себя разорвать зрительный контакт ради него.

И вот тогда он открывает первое пиво.

На него это не похоже – чрезмерно напиваться. Конечно, у нас бывали вечеринки, на которых он напивался до беспамятства и остаток ночи изгонял алкоголь из своего желудка, как демон при экзорцизме, но это не из тех случаев. На кострах обычно тусуются, шутят и немного выпивают.

Акцент на «немного».

Но сегодня вечером его акцент сделан на выпивке.

Я знаю, что это не моя проблема, и я не должна беспокоиться об этом, но ничего не могу с собой поделать. Хейс Уайлдер – это моя личная вредная привычка, и мне понадобится гораздо больше, чем пара недель, чтобы избавиться от нее. Именно поэтому я начинаю вести в своем телефоне подсчет количества выпитого им пива.

Не быть с ним, потому что я отказываюсь принимать меньшее, чем я заслуживаю, – это не то же самое, что не чувствовать к нему ничего. Я не уверена, что когда-нибудь наступит день, когда я этого не сделаю. Но даже если наступит время, когда романтические чувства угаснут, мне всегда будет не все равно.

И ты не услышишь, как я извиняюсь за это.

– У меня есть идея, – говорит Оуэн. – Давайте сыграем в правду или действие.

Кэм фыркает. – Ну, черт возьми, я не знал, что мы вернулись в среднюю школу.

– Что случилось? Боишься, что я наконец-то заставлю тебя назвать себя цыпленком? – поддразнивает он.

Засмеявшись, Кэм качает головой. – Я никогда не делал этого раньше. И не собираюсь делать этого сейчас.

Оуэн пожимает плечами. – Ну, смирись или заткнись, Бланшар.

Игра начинается с мелочей: Оуэн заставляет Кэма выпить целую бутылку пива, а Эйден осмеливается позвонить собственной матери. Хотя то, как она кричит в телефон, что он разбудил ее ради этой ерунды, заставляет меня задуматься, к кому он позже пойдет домой.

Но чем дольше мы играем, тем опаснее это становится.

Видите ли, пьянство Хейса не прекратилось. Оно даже не замедлилось. По моим подсчетам, сейчас он пьет уже седьмую бутылку пива. А всем известно, что алкоголь способен повлиять на ваши суждения.

Наклонившись, я шепчу Мали на ухо. – Мы должны придумать, как заставить его перестать так много пить. Того, что он уже выпил, достаточно, чтобы сделать эту игру плохой идеей.

Она кивает и подмигивает мне, прежде чем встать. – Кому-нибудь нужно что-нибудь изнутри?

Все качают головами, и она направляется к дому, но, проходя мимо Хейса, обязательно опрокидывает его пиво, проливая содержимое на траву. И он слишком пьян, чтобы заметить.

– Хорошо, – говорит Кэм. – Оуэн. Настало время расплаты, ублюдок. Правда или действие?

– Правда.

Все парни смеются, когда Кэм называет его киской. – Это правда, что ты тайно встречаешься со своей сводной сестрой?

У меня отвисает челюсть, когда Оуэн откидывает голову назад, громко смеясь.

– Нет, я с ней не встречаюсь, – отвечает он. – Тем не менее, я трахаю ее.

– Что за черт! – кричит Эйден, размахивая руками в воздухе.

Но Оуэну не стыдно. – Что? Мы же не выросли вместе. Мы даже никогда не жили в одном доме.

Мали возвращается в самый подходящий момент и садится на корточки рядом с креслом Хейса. – Что я пропустила?

Хейс, должно быть, не услышал, как она подошла, потому что он подпрыгивает. – Иисус, блядь, Христос! Откуда, черт возьми, ты взялась?

– Моя мать?

Никто больше не обращает внимания, но я наблюдаю, как она меняет его пролитое пиво на другое. Однако, судя по тому, что оно уже открыто, я знаю, что она наполнила его безалкогольным пивом.

Трюк, который она использовала против меня, когда я однажды ночью немного вышла из-под контроля.

– Но серьезно, – говорит она, вставая и снова садясь рядом со мной. – Что я пропустила? Я слышала крики.

– У Оуэна склонность к инцесту, – шутит Эйден.

Мали съеживается, когда Оуэн защищается. – Отвали. Мы едва ли даже родственники. Они женаты всего около шести месяцев.

– Черт возьми, Оуэн, – дразнит Мали. – Не думала, что ты из таких.

– Да пошли вы все, – ворчит он, а затем поворачивается к Хейсу так, что у меня волосы на руках встают дыбом. – Говоря о людях, которых мы трахаем… Эйч, правда или действие?

На это нет простого ответа. Либо они спросят, кто это, а я не верю в его способность сейчас придумать правдоподобную ложь, либо он придумает, как выведать это у него с помощью «действия». У Мали даже перехватывает дыхание.

– Действие, – уверенно говорит он.

Оуэн откидывается на спинку стула. – Позвони девушке, на которой ты так зациклился в последнее время.

Хейсу удается выдавить смешок, когда он опускает голову. – Мы, э-э… мы на самом деле больше не разговариваем.

– Ну, это объясняет, почему ты был таким придурком на этой неделе, – шутит Кэм, но Оуэн не собирается отпускать это.

– Не совсем то, о чем я спрашивал, братан, – настаивает он. – Если только ты не хочешь назвать себя цыпленком.

Хейс сужает глаза, глядя на Оуэна, и достает из кармана телефон. К счастью, все так сосредоточены на нем, что не замечают, как я быстро убираю телефон под толстовку.

Как только звонок начинает раздаваться из динамика его телефона, я чувствую, как он вибрирует у меня на животе. И Мали, будучи настоящей богиней, которой она является, начинает говорить, чтобы заглушить этот звук.

– Ой, я забыла тебе сказать, – говорит она, как будто обращаясь только ко мне. – На днях на работу пришел парень с женщиной, которая явно не была его женой. Его жена приходит постоянно, так что я, конечно, знаю, кто она такая. Так вот, он попросил эту сучку выбрать себе нижнее белье.

Пока Мали продолжает свой рассказ, я не могу не смотреть на Хейса. С каждым вибрированием телефона боль в груди становится все сильнее. А на третьем звонке он поднимает на меня глаза, давая понять, что его намерения очевидны.

Я могла бы ответить на звонок.

Я могу взять трубку прямо сейчас, и мой голос будет звучать из динамика, показывая всем, что это я. Что я – та девушка, с которой он провел последние пару месяцев.

Он полностью отдает власть в мои руки.

Но то, что у нас было, значит для меня больше, чем то, что вполне может стать пьяной ошибкой на утро.

Звонок переходит на голосовую почту, и оставшаяся в нем крупица здравого смысла вешает трубку как раз в тот момент, когда произносятся первые три цифры моего телефонного номера. Но код города им ни о чем не говорит. Это может быть кто угодно.

Я вздыхаю, стараясь не обращать внимания на то, что мое сердце как будто снова разрывается, и Мали прислоняется ко мне, чтобы дать понять, что она рядом. Тем временем Эйден в шоке смотрит на Мали.

– Подожди, – говорит он. – Вы действительно отправили квитанцию на электронную почту его жены?

Мои глаза расширяются. Очевидно, я не уделила достаточного внимания ее истории. Но Мали ухмыляется, небрежно пожимая плечами.

– Ага, – говорит она ему. – Ну, технически система так и сделала. Я просто записала его на ее счет. Я не виновата, что он свинья.

Она права. Надеюсь, что ее дикие наклонности не приведут к тому, что однажды ее задницу убьют.

Теперь очередь Хейса, и он выглядит совсем не так, как хотелось бы. Но когда он смотрит прямо на меня, в его глазах что-то меняется.

– Лейкин, – мое имя впервые за всю ночь слетает с его губ. – Правда или действие?

Прямо сейчас я ни за что не доверяю ему настолько, чтобы выбрать «действие», так что у меня остается только один вариант. – Правда.

Уголки его губ приподнимаются. – Какой твой любимый день лета на данный момент?

Эйден насмехается. – Это дерьмовый вопрос. Что за ерунда?

Но он не знает, что мы провели вместе почти все лето и что большинство моих воспоминаний за последние пару месяцев связаны с ним. Я знаю, что он делает. Он ищет что-то, хоть что-то, за что можно ухватиться. Чтобы сказать ему, что я не стерла все из памяти.

И я не могу не подарить ему это.

– Я видел концерт Томаса Ретта. Это было довольно эпично. – Я сделала паузу и провела пальцами по волосам. – Но мой любимый день был, когда я каталась на лодке Монти. В тот день закат был идеальным.

Мы не отводим друг от друга глаз, но то, как он произносит: «и мой тоже», бьет меня прямо в грудь, пробиваясь внутрь и занимая место рядом с моим сердцем.

И я чувствую это еще долго после того, как все двигаются дальше, как будто ничего не произошло.

Игра длится, кажется, часами, но, к счастью, это в основном тупое дерьмо, которое вы придумываете, когда у вас заканчиваются идеи. Но Оуэн полон решимости наконец-то победить Кэма.

Видите ли, мы играем так: если ты называешь себя цыпленком, ты выбываешь из игры. И игра продолжается до тех пор, пока ты не останешься один, и тогда ты становишься победителем в игре «Правда или действие». Обычно игра заканчивается тем, что все называют себя цыплятами, пока не остаются двое, и Кэм говорит им сделать что-то настолько возмутительное, что он побеждает по умолчанию.

Однако в этот раз все по-другому. Мы все начинаем называть себя цыплятами из-за вещей, которые нас на самом деле не волнуют, просто ради того, чтобы не играть дальше. Я – за то, что не хочу, например, чтобы Кэм выпил еще пива. Мали называет это, когда ее спрашивают, когда у нее в последний раз был секс, и она отвечает буквально сразу после этого. А Хейс даже не выбирает правду или действие. Он просто говорит это, как только произносят его имя.

Поскольку Эйден уже выбыл из игры, отказавшись прыгать через костер, остаются только Оуэн и Кэм. И теперь очередь Оуэна.

Все понимают, что это его единственный шанс. Выражение лица Кэма говорит о том, что у него уже есть что-то безумное, что заставит Оуэна отказаться от участия, так что если Оуэн не сможет заставить Кэма впервые в жизни назвать себя цыпленком, Кэм останется непобежденным.

Кто-то может назвать это впечатляющим, но я называю это отсутствием стыда.

– Хм, – говорит Оуэн, поглаживая свой подбородок, глядя на Кэма. Когда он наконец что-то решает, он садится и наклоняется вперед. Его руки лежат на коленях, и он ухмыляется. – Я предлагаю тебе поцеловать Мали.

Я нахмуриваю брови, задаваясь вопросом, какого черта он тратит возможность на что-то подобное, но уверенное выражение исчезает с лица Кэма. Он смотрит на Мали, а затем на свое пиво. Слышен только треск костра, пока Кэм не выдыхает.

– Цыпленок.

Его голос звучит так низко, что я почти думаю, что мне это показалось, но то, как Оуэн торжествует, говорит мне, что это не так. Я никогда не думала, что увижу день, когда Кэм проиграет в «Правду или действие». Я буквально видела, как он открывал дверь туалета в ресторане со штанами на лодыжках и кричал, чтобы ему принесли туалетную бумагу, прикрывая член руками. Ему просто наплевать. Так было всегда.

У меня в голове вертятся только три варианта. Либо он просто отдал Оуэну игру просто так, либо у него есть девушка, о которой я не знаю, и он не хочет изменять ей, либо у него есть какие-то чувства к Мали.

Но если бы это было последнее, разве бы он не ухватился за возможность поцеловать ее, вместо того чтобы бросать игру?

Эйден встает. – К черту, я сделаю это.

Он делает шаг в сторону Мали, но Кэм действует быстро и поднимает ногу как раз вовремя, ставя подножку и отправляя его лицом вниз на землю.

– Оставь бедную девочку в покое, – говорит Кэм Эйдену. – Никому не нужен твой герпес.

Мы все смеемся, и Мали выглядит благодарной за спасение. Но есть в ней и что-то еще, чего я, кажется, не могу уловить.

Огонь потух, когда все начали уходить, и, обрызгав яму из шланга, Кэм направился внутрь. Я бегу в свою комнату, чтобы взять кое-какие вещи, пока Мали ждет меня снаружи. Так будет безопаснее, если я переночую у нее дома, а не буду рисковать тем, что Хейс постучит по моему мансардному окну, когда не сможет уснуть.

Но когда я выхожу за дверь, я вижу, как он направляется к своему грузовику.

Меня охватывает паника, и я чуть не роняю свои вещи, когда бегу к нему. Как только он садится за руль, я протискиваюсь между ним и грузовиком.

– Какого черта ты делаешь? – рычу я, вырывая ключи из его рук, так как он застыл на месте. – Ты пытаешься убить себя? Или кого-то еще, если на, то пошло?

Он опускает глаза, имея хотя бы немного разума, чтобы устыдиться. – Я просто пытаюсь дать тебе свободу.

Я тяжело вздыхаю. – Я ценю это, но я ночую у Мали, так что все в порядке. Просто иди спать в комнату Кэма.

Но он не двигается. – Я не могу этого сделать.

Что? – Хейс, я серьезно, – настаиваю я. – Ты не можешь ехать домой. Ты слишком пьян. Так что иди в дом и ложись спать.

– Я не могу. – На этот раз его голос звучит немного громче, а я слишком измотана для этого спора.

– Почему бы и нет? Ты делал это миллион раз. – Я разворачиваю его и подталкиваю в направлении дома. – Ты можешь поехать домой первым делом утром. Просто иди немного поспи.

– Я же сказал тебе, я не могу! – кричит он. – Ты что, не понимаешь? Все в этом доме напоминает мне о тебе! Я не могу так мучить себя!

– Тсс! – говорю я, закрывая ему рот рукой и оглядываясь вокруг, чтобы посмотреть, мог ли кто-нибудь его услышать. – Ты что, с ума сошел? Кэм собирается тебя услышать.