Текст книги "Доза красивого яда (ЛП)"

Автор книги: Келси Клейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Ты можешь это сделать, – говорю я себе. – Он не может относиться к тебе так, будто твои чувства ничего не значат, и ему это сходит с рук.

Заканчивая свою ободряющую речь, я собираю всю уверенность, на которую способна, за то время, которое требуется, чтобы пересечь парковку и открыть дверь.

Тут тихо.

Хейс стоит ко мне спиной, когда я вхожу, но звонок сообщает ему, что здесь кто-то есть. – Привет. Добро пожаловать в Wax and Waves.

Я молчу. Гнев, который я испытывала, когда ехала сюда, должно быть, вылетел в окно по дороге, потому что сейчас я стою здесь, и все, что я хочу делать, это плакать.

Быстро, ЧБСМ? Что бы сделала Мали?

Ну, для начала, она бы сказала мне, что я не половик, по которому он может ходить. И она была бы права. Если дерьмо с Крейгом чему-то меня и научило, так это тому, что, если я не хочу, чтобы со мной обращались как с дерьмом, я должна отказаться принимать дерьмовое обращение. Возможно, я не в состоянии контролировать то, что кто-то делает, но я могу контролировать, как я на это реагирую.

Когда он понимает, что никто не ответил, Хейс оборачивается, и его глаза встречаются с моими.

– Лейкин. – Он произносит мое имя так, словно это вздох, и это закаляет мой хребет.

– Ты не можешь продолжать в том же духе, – говорю я ему. – Ты не можешь поцеловать меня, а потом отказаться разговаривать со мной после. Мне все равно, сожалеешь ты об этом или нет. Я заслуживаю лучшего, чем это.

Как будто он полностью осознает, насколько он неправ, он опускает голову и кивает. – Я знаю.

Его ответ застает меня врасплох. Более конкретно, это печаль в его голосе. Это выводит меня из себя, заставляя мой гнев рассеяться – и это отстой, потому что это было моей движущей силой. По крайней мере, если я зла, я не расстроена. И я отказываюсь позволять ему видеть меня расстроенной.

Мы собирались быть менее жалкими, помнишь?

Я захожу вглубь магазина и начинаю разглядывать ожерелья из ракушек на одном из столов. Они прекрасны, но я здесь не из-за них.

– Что мы делаем? – Я выдавливаю из себя, разворачиваясь к нему лицом.

Вопрос, похоже, застал его врасплох. – Что ты имеешь в виду?

– Не прикидывайся дурачком. Что между нами происходит?

Если он собирается положить конец тому, что, черт возьми, это такое, он сделает это лицом к лицу. Не через текст, который он неизбежно отправит позже.

Я наблюдаю, как он изо всех сил пытается найти ответ, терпеливо ожидая, пока он остановится на одном.

– Мы друзья.

Сухой смех вырывается из моего рта, когда я делаю пару шагов к нему. – Да, я на это не куплюсь.

– Это правда, – говорит он, но я не думаю, что даже он сам верит в то, что говорит.

Я скрещиваю руки на груди. – Ммм. Значит, я так понимаю, ты целуешь всех своих друзей так же, как целовал меня прошлой ночью?

Он отводит взгляд от меня и проводит пальцами по волосам. – Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказал.

Конечно, он этого не знает.

Даже я не знаю, что я хочу, чтобы он сказал. Я знаю, что я бы хотела, чтобы он сказал, но мы не собираемся этого делать. Не тогда, когда у меня нет полной уверенности, что он не заберет их обратно на следующее утро.

Прислонившись к прилавку, я излагаю теорию, которую прокручивала в голове. – Ты слышал меня той ночью, когда я была на кухне с Мали и Девин. Ты слышал разговор, а затем сделал вид, что ничего не слышал.

Его глаза закрываются, когда он вздыхает. – Я просил Девин не говорить тебе этого.

– Она этого не сделала. Ты только что сделал.

Он выдыхает, бормоча «черт» себе под нос. – Послушай, я не хотел, чтобы ты чувствовала себя неловко или странно рядом со мной.

Я усмехаюсь. – Так вместо этого ты решил поиметь меня? Ты прав, это намного лучше.

– Нет, Лейкин. – Он качает головой. – Это совсем не то.

– Тогда что это? – С каждой секундой я начинаю терять терпение. – Скажи мне, потому что с моей точки зрения, это именно так и выглядит.

Его пальцы запутались в волосах, и он тянет их, постанывая от разочарования.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал? – Побежденный взгляд на его лице угрожает обезоружить меня, но я зашла так далеко не для того, чтобы сейчас отступать.

– Правду! О чем ты думаешь. Что ты чувствуешь.

Он поворачивается и хватается за заднюю стойку, хотя это никак не помогает ему успокоиться. Его спина двигается с каждым вдохом, а от того, как он крепко держится за стойку, костяшки пальцев белеют.

Я делаю все возможное, чтобы убрать яд из своего тона. – Я здесь в неведении, Эйч.

Вскидывая руки в воздух, он смотрит мне в глаза. – Я хочу тебя, хорошо? Когда ты рядом, я, кажется, не могу отвести от тебя глаз. И когда мы наедине, мне не хватает даже самых элементарных основ самоконтроля. – Он делает шаг ближе и кладет руки на стойку передо мной. – Но не важно, насколько ты сводишь меня с ума, в конце концов, ты все еще младшая сестра моего лучшего друга. Мы не можем переступить эту черту.

Заставляя себя отвести от него взгляд, я закатываю глаза. – О, отвали.

Его брови удивленно приподнимаются, когда с его губ срывается невольный смешок. – Прости?

– Нет. Тебе нет прощения, – усмехаюсь я. – Ты можешь взять свой моральный компас и свои дерьмовые оправдания и засунуть их себе в задницу, потому что, как ты можешь утверждать, что мы не можем переступить эту черту? Ты уничтожил ее в тот момент, когда высосал мои соки со своих пальцев.

Не давая ему шанса ответить, я оставляю его с его потрясенным выражением лица позади и марширую своей задницей прямо из магазина.

Мое сердце бешено колотится. Из-за бурлящего во мне адреналина трудно отдышаться, но я благодарна за это. Потому что я знаю, что в ту секунду, когда этого больше не будет, я буду плакать.

Я сажусь в свою машину и выезжаю со стоянки. Впервые с тех пор, как мое сердце решило привязаться к семнадцатилетнему парню с опьяняющей улыбкой и татуировкой на бицепсе, я не хочу, чтобы Хейс был где-то рядом со мной.

Проезжая по улице, я смахиваю несколько слез, которым удается вырваться. Мне не просто больно – я раздражена. Все это время он знал, что никогда не допустит, чтобы у нас что-то получилось, и он все равно это сделал.

Это было эгоистично и безответственно, и я убедила себя, что это не так, несмотря на все красные флажки, которые говорили мне об обратном.

Мали как раз собирается сесть в свою машину, когда видит, что я подъезжаю к ее дому, и вот тогда я теряю самообладание. Я пытаюсь отстегнуть ремень безопасности и выпрыгиваю из машины.

– Мэл, – икаю я.

Она вздыхает и раскрывает объятия как раз вовремя, чтобы я врезалась в нее. Рыдания безжалостно сотрясают меня. Они разрывают меня в клочья, и все, что я могу сделать, это позволить этому случиться.

– Идем, детка, – мягко говорит Мали. – Давай зайдем внутрь.

Я шмыгаю носом и пытаюсь вытереть глаза, но это бесполезно. – Разве ты не собиралась куда-то идти?

Крепко прижимая меня к себе, она начинает вести меня в дом. – Это не имеет значения. Ты на первом месте.

Я лежу, положив голову на колени Мали, пока она играет с моими волосами так, как, она знает, я люблю. Это не то, что я могу объяснить. Это просто одна из тех вещей, которым всегда удается меня успокоить.

Мои глаза горят от слез, и даже нескольким слезинкам все же удается просочиться, но, к счастью, все не так, как раньше. Во всяком случае, на данный момент.

– Итак, что ты собираешься делать? – спрашивает она после того, как я наконец смогла объяснить, что произошло. – Ты не можешь продолжать заставлять себя проходить через это.

– Я знаю, что не могу. Это несправедливо по отношению ко мне. Что оставляет мне только один вариант. – Я хватаю свой телефон и удаляю его номер. – Я думаю, пришло время ему попробовать свое собственное лекарство. У него было мое внимание. Теперь давайте посмотрим, как ему нравится его отсутствие.

12

Вот одно слово для вас: радиомолчание.

Прошло три дня с тех пор, как Лейкин ворвалась ко мне на работу, набросилась на меня так, как ни одна другая девушка никогда не делала, и ушла, держа в руках мое достоинство. Я всегда знал, что Лейкин из тех, кто не терпит дерьма. Это одна из вещей, которые большинство парней находят в ней такими привлекательными. Но я не думаю, что когда-либо ожидал того, что произошло.

Пока она стояла там, давая мне словесный пинок под зад, которого я по праву заслуживал, я знал, что мне нечего было сказать. Я не мог придумать ей никакого оправдания. Ничего, что могло бы оправдать то, что я сделал, и то, как я обращался с ней.

Я был мудаком, и связываться с ней, когда я знал о ее чувствах ко мне, было хреново. Больше и сказать нечего.

И теперь я вынужден иметь дело с последствиями, которые, по-видимому, проявляются в виде молчания Лейкин.

Хорошо, я признаю, это беспокоит меня больше, чем я думал. Это то, чего я хотел, верно? Чтобы она поняла, что ей не нужен парень, который ничего не добьется, как я? Тогда почему я до сих пор не могу прожить и часа, не думая о ней?

Я прихожу на каток на полчаса раньше, чем обычно. Тренер попросил меня прийти пораньше, чтобы показать ему новые пьесы, которые я придумал. Вид машины Лейкин на парковке говорит мне, что она внутри, и я не совсем уверен, что я чувствую по этому поводу.

Когда я вхожу в парадную дверь, из динамиков звучит классическая музыка, сообщающая мне, что Лейкин, скорее всего, на льду. Желание понаблюдать за ней сильно, но я знаю, что не имею права находиться где-либо рядом с ней. Не после всего. Итак, вместо этого я захожу в раздевалку и бросаю свою сумку на скамейку.

– Привет, тренер, – говорю я, заглядывая в его кабинет.

Он отрывает взгляд от своего сборника пьес. – Привет. Спасибо, что пришел пораньше. Наша предстоящая игра против Бофорта очень важна. Хотя они, возможно, и не являются нашими главными соперниками, в последнее время они произвели много шума.

Я усмехаюсь. – И при этом несут кучу дерьма.

– Точно, – соглашается он. – Итак, я ставлю перед собой задачу немного их усмирить.

– По-моему, звучит неплохо. Мне ничего так не хотелось бы, как сбить их с толку.

Улыбка, которая растягивается на его лице, вызывает у меня легкое беспокойство. – Я рад слышать, что ты это говоришь. Пойдем со мной.

Встав из-за своего стола, он выводит меня из раздевалки на каток. Лейкин полностью погружена в себя, и она скользит по льду со своим обычным непревзойденным мастерством. У нее есть способ сделать так, чтобы это выглядело легко, и единственное, что я могу сделать, – это смотреть с благоговением.

Тренер скрещивает руки на груди. – Она хороша, не так ли?

– Она потрясающая, – почти шепчу я.

Все ее тело взлетает в воздух, и она быстро вращается, делая два оборота и приземляясь двойным акселем, как будто это самая простая вещь в мире. Честно говоря, если бы она постаралась, то, вероятно, смогла бы освоить тройной, но тогда мистер Циммерман никогда бы не оставил ее в покое из-за того, что она бы стала профессионалом.

Видеть ее в своей стихии завораживает. Она уверена в себе вне льда – особенно когда стоит посреди магазина для серфинга, прижимается ко мне и заставляет сожалеть обо всех неправильных поступках, которые я когда-либо совершал. Но на льду? Как будто она единственная, кто существует.

Нет ничего, чего бы она не могла сделать.

Нет никого, кем бы она не могла быть.

Весь ее мир находится внутри этого катка, и ей принадлежит каждый его дюйм.

– Она также станет нашим секретным оружием, – говорит тренер.

Мой взгляд отрывается от Лейкин и переходит к нему. – Она что?

Он посмеивается, как будто это именно то, чего он ожидал от меня. – Лейкин собирается научить тебя и остальных членов команды навыкам, которые помогут тебе лучше держаться на коньках. Сегодня вы все берете уроки… у нее.

У судьбы всегда была привычка смеяться мне в лицо, и на этот раз она, должно быть, объединилась с Кармой. Время для этого было выбрано как нельзя хуже. Лейкин ненавидит меня до глубины души – и это справедливо, – и теперь я должен провести с ней следующие три часа.

О, и ее брат, который не должен знать, что между нами что-то не так.

Это должно быть потрясающе.

– Ты растрачиваешь свои навыки на маленьких детей, – говорит тренер Лейкин, когда музыка смолкает.

Она подходит к воротам и резко останавливается на коньках, разбрызгивая снег по полу, но все, что я вижу, – это ее ноги. Айзек был прав. Они чертовски идеальны. И меня бесит, что он тоже это заметил.

– Ты этого не знаешь, – возражает она. – Один из этих детей мог бы стать следующим Ильей Малининым.

Он смеется. – Это будет тот, кто ковырял в носу и вытирал его о лед, не так ли?

– Отвратительно, – вмешиваюсь я, используя это как предлог, чтобы поговорить с ней. – Кто из них это делал?

Здесь внезапно становится холодно, и это не имеет ничего общего со льдом. Она бросает на меня взгляд, едва признавая мое существование, прежде чем снова поворачивается к тренеру.

– Я собираюсь чего-нибудь выпить. Дай мне знать, когда я понадоблюсь.

Он кивает в ответ. – Идет. Спасибо, Лейкин.

Она встает со льда и снимает коньки, прежде чем уйти в носках. Как только она уходит, Тренер смотрит в ту сторону, куда она исчезла, а затем на меня, издавая долгий свист.

– Что ты сделал, чтобы разозлить Малышку Бланшар?

Я съеживаюсь, потирая голову сбоку. – Это долгая история.

Его рука поднимается, чтобы похлопать меня по плечу, когда он посмеивается. – О, сегодня тебе будет весело.

Гипотетически, если бы я ударил его по лицу, меня бы исключили из команды? Я имею в виду, что, по крайней мере, это, вероятно, избавило бы меня от жестоких пыток, которые он запланировал. Возможно, риск стоил бы награды.

– Я думал, мы сегодня просматриваем новые пьесы. – Я стону. – Если это был твой план, почему ты заставил меня прийти раньше?

Он окидывает меня беглым взглядом. – Потому что другие парни следуют твоему примеру, и я знал, что ты будешь тем, кто устроит мне наибольшую херню по этому поводу.

– Ну, ты явно не продумал это до конца, – говорю я ему. – Как ты думаешь, что сделает Кэм, когда ты расскажешь ему?

– Ты не думаешь, что он согласится с этим?

Мне требуется все мое мужество, чтобы сдержать смех. – Берет уроки катания на коньках у своей младшей сестры? О, да. Я уверен, он будет в восторге.

Все мы собираемся на катке, перед нами тренер и Лейкин. Половина парней раздражена, в то время как другая половина слишком занята, разглядывая ее – то, что я изо всех сил пытаюсь игнорировать. И потом, есть Кэм.

– Ты издеваешься надо мной, – говорит он, качая головой, в полном отрицании.

Тренер смотрит на меня, и я улыбаюсь, мысленно говоря ему: «Я же тебе говорил». Я могу понять, почему он думал, что я буду его самой большой проблемой, когда дело дойдет до этого. Во мне нет ничего, что кричало бы о балете на льду, и у меня никогда не было проблем с отказом что-либо делать.

Например, тренировка, которую я пропустил. Когда я пришел в следующий раз, тренер сказал мне, что мне придется наверстывать упущенное. Последнее, чего он, вероятно, ожидал, это того, что я скажу ему, что у него было больше шансов, что я разглажу каток своим языком, и что он может отвалить и найти нового второго капитана, если ему это не нравится, но это именно то, что он получил.

Это, однако, другое.

Кэм и Лейкин действительно близки. У них есть связь, которой нет у большинства братьев и сестер. Но между ними всегда была какая-то динамика. Кэм – типичный старший брат – пугающий и защищающий до невозможности, когда дело касается ее. Лейкин, с другой стороны, – принцесса в башне. Не поймите меня неправильно, она может вырубить кого-нибудь, даже пальцем не тронув. Если бы кто-нибудь другой попытался относиться к ней так, как будто она в них нуждается, он пожалел бы о своих словах еще до того, как закончил их произносить. Но с Кэмом она это допускает.

Именно поэтому необходимость учиться у нее – удар по самолюбию Кэма.

– Я этого не делаю, – говорит ему тренер. – У всех вас большой потенциал, но больше всего вам нужно совершенствоваться в основах. Умение контролировать шайбу ни к чему тебя не приведет, если ты не умеешь кататься на коньках.

Айзек хмыкает. – Она прославленная танцовщица на льду. Она не может научить меня ничему, чего я уже не знаю. – Он оглядывает ее с ног до головы и ухмыляется. – Если только она не захочет перенести это в более уединенное место.

Моя челюсть сжимается, когда Лейкин закатывает глаза.

Кэм поворачивается и свирепо смотрит на Айзека. – Заткни свой чертов рот, пока я не заткнул его за тебя.

– Только не это снова, – раздражается тренер. – Послушайте. Это не подлежит обсуждению. Если тебе это не нравится, иди и отсидись. Но если вы находитесь на скамейке запасных во время этого, вы можете ожидать, что будете на скамейке запасных и во время игры.

Все стонут, им явно не нравится идея учиться у фигуристки. Некоторые из них даже не согласны с тем фактом, что это Лейкин. И пока я стою здесь, зная, насколько она предпочла бы быть сейчас где-нибудь еще, чем в одной комнате со мной, я не могу на это больше смотреть.

– Хорошо. Этого достаточно, – говорю я достаточно громко, чтобы все меня услышали. – Что случилось? Боитесь, что вас увидит девушка? – Глядя конкретно на Айзека, мои брови приподнимаются. – А как насчет тебя? Потому что лично я думаю, что она сможет обогнать твою медленную задницу.

– Отвали, Уайлдер, – выплевывает он.

Я пожимаю плечами. – Тогда докажи, что я ошибаюсь.

Тренер кивает мне в знак молчаливой благодарности, а затем поворачивается к Лейкин. – Они все твои. Удачи.

– Спасибо. – Ее глаза на секунду встречаются с моими, но она быстро отводит их и обращается к команде. – Хорошо. В хоккее ваш самый важный инструмент – клюшка, но в фигурном катании все зависит от вашего тела. Умение расставлять приоритеты – недооцененный набор навыков. Для меня это означает выполнение двойного акселя. Для тебя это означает возможность кататься быстрее, чем твой противник. И они не смогут помешать тебе забить, если не смогут добраться до тебя вовремя.

Предупреждение о спойлере: Мне следовало отсидеться нахуй. К черту Бофорта, которым нужно надрать задницы. Это того не стоит, когда мне приходится стоять посреди катка с кучей чуваков, отрабатывая чертово деми-плие ((фр. demi-plié) – полуприседание, при котором пятки остаются прижатыми к полу.).

Где кнопка, чтобы прервать гребаную миссию?

– Это смешно, – ноет Оуэн. – Какое отношение к хоккею имеет балет?

На ее лице появляется дьявольская ухмылка. – Хороший вопрос. Позволь мне показать тебе.

Она катится к скамейке запасных и хватает две сломанные хоккейные клюшки и рулон клейкой ленты. Оуэн остается совершенно неподвижным с зажмуренными глазами, пока она приклеивает дерево к задней части его ног. Закончив, она встает и смотрит на Кэма.

– Вы двое собираетесь участвовать в гонках, – говорит она им. – Выигрывает тот, кто первым окажется на другой стороне катка.

Оуэн не выглядит счастливым по этому поводу, но он сам загнал себя в этот медвежий капкан. Они с Кэмом выстраиваются рядом, и когда Тренер дает свисток, Кэм уходит, но у Оуэна возникают небольшие проблемы.

И под небольшими неприятностями я подразумеваю, что он ковыляет, как гребаный пингвин.

Он даже не доходит до середины катка к тому времени, как Кэм пересекает финишную черту. Лейкин хихикает над его разочарованием, доказав свою точку зрения.

– Правильное сгибание колен имеет решающее значение для вашей скорости. Она смотрит на Кэм и кивает в сторону стартовой линии.

Идея участвовать в гонках с Лейкин его нисколько не пугает. Его самоуверенность проявляется, когда он выстраивается рядом с ней. Но он должен знать, что она никогда не ставит себя в ситуацию, которая не пойдет ей на пользу.

Свисток раздается еще раз, и они трогаются в путь. Вы можете сказать, что Кэм напрягает себя больше, чем раньше, но у него нет ни единого шанса. Лейкин пересекает финишную черту на целых три секунды раньше него, и при этом она даже не вспотела.

– Чувак, – смеется Эйден. – Твоя сестра только что надрала тебе задницу.

Это выводит Кэма из себя. – Я никогда не утверждал, что я самый быстрый в команде. Если она победит Хейса, то я буду впечатлен.

Лейкин отводит взгляд при упоминании обо мне, но она бормочет тихое «хорошо» и направляет коньки к линии ворот. Я следую ее примеру, разбрызгивая немного снега в ее сторону в попытке поднять настроение, но это не работает.

– Вы двое готовы? – спрашивает тренер. – Лейкин, тебе нужна минутка? Ты только что закончила гоняться с Кэмом.

– Нет, – уверенно отвечает она. – Давайте покончим с этим, чтобы они могли извиниться, и мы могли вернуться к балету.

Посмеиваясь, он дает свисток, и мы одновременно отталкиваемся ото льда.

Я должен победить ее в этом. Не то чтобы я не уважал Лейкин. Я уважаю. Но у меня есть репутация, которую нужно поддерживать. И все же, даже если я буду стараться изо всех сил, этого недостаточно. Она по крайней мере на фут впереди меня, когда мы пересекаем черту.

Оба наших конька поворачиваются в сторону, и снег забрызгивает стену.

Я опускаю голову и тихо смеюсь про себя.

Это уже второй раз за одну неделю, когда она дает мне пинок под зад.

Положив руку на бедро, она поворачивается к остальной команде. – Кто-нибудь еще?

Все знают, что у них нет ни единого шанса; они качают головами.

– Отлично. – Она жестом приглашает их продолжать. – Теперь, когда мы с этим разобрались, давайте вернемся к деми-плие.

– Подожди! – кричит кто-то, и Кэм выглядит так, словно попал в свой личный ад, когда Мали выбегает на трибуну с телефоном в руке. – О, спасибо, черт возьми. Я думала, что пропустила лучшую часть.

– Амалия! – кричит тренер. – Мы не записываем тренировки. Ты это знаешь.

Она широко улыбается, но не опускает телефон. – Не волнуйся, тренер! Это видео предназначено только для целей шантажа. Я обещаю.

Лукас останавливается и наклоняет голову к Мали. – Тебя зовут Амалия?

– Осторожно, – рычит она. – В этом видео ты меньше похожа на Лукаса, а больше на Люси. Ты не хочешь быть на моей плохой стороне.

Его глаза расширяются от страха.

Ни для кого не секрет, что Мали не блефует.

Если ты ей не нравишься, ты в значительной степени облажался.

К концу тренировки я совершенно выбиваюсь из сил. Измученный даже не начинает это объяснять. Мои ноги болят в таких местах, о которых я и не подозревал, что они могут болеть. Но просто выполнив некоторые из тех вещей, которые она нам показала, я могу понять, насколько они будут полезны.

– Мали, ну же, – умоляет Кэм.

Она качает головой, улыбаясь, как кошка, поймавшая канарейку. – Ни за что. Ты не можешь заплатить мне за удаление этого видео.

– Эй, просто радуйся, что у нее не получилось, как у Лейкин обыграть тебя в гонке, – говорю я ему.

У Мали отвисает челюсть, когда она поворачивается, чтобы посмотреть на Кэма, и он вздыхает.

– Большое тебе спасибо за это, – процедил он сквозь зубы.

Лейкин подходит со своей сумкой на плече. – Если бы он не сказал ей, я бы сказала.

Ее волосы собраны в беспорядочный пучок на макушке, и на ней шорты и толстовка с капюшоном, но, черт возьми, она так хорошо выглядит. Может быть, это то, как она продолжает ставить меня на место, или то, что я отчаянно хотел увидеть ее с того момента, как она выбежала из магазина, но так легко потеряться во всем, чем она является.

Я позволяю себе взглянуть на нее на мгновение, а затем отвожу глаза, не желая, чтобы Кэм уловил это. Хотя, кажется, он уходит.

– Хорошо, хорошо, прежде чем ты дашь ей еще больше боеприпасов, я собираюсь уйти. – Он пятится к двери, а затем уходит. Остались только Мали, Лейкин и я – за исключением Эйдена, который еще не оторвал свою задницу от льда.

– Если бы только его суд еще не состоялся, – говорит Мали. – Мы могли бы показать это видео судье. «Ваша честь, эта принцесса с острыми носочками выглядит для вас как угроза?».

Лейкин хихикает и качает головой. – Ты стерва.

– Я знаю, – с гордостью отвечает она.

– Смотрите, ребята! – кричит Эйден.

Мы все оборачиваемся, чтобы увидеть, как он скользит, задрав одну ногу за спину. Когда он понимает, что завладел нашим вниманием, он выпрямляется и поднимает руки над головой, как в балете.

– Я чувствую себя потрясающе, – кричит он, но когда он собирается проделать трюк, он падает, как только что родившийся детеныш газели.

Мали медленно качает головой. – Как тренер не заставляет его постоянно носить шлем?

– Я чувствую, что на данный момент ущерб уже нанесен, – отвечает Лейкин. – Ты готова идти?

– Да. Ты собираешься следовать за мной?

Она кивает, и как раз перед тем, как они уходят, я не могу сдержаться. Моя рука двигается, прежде чем я успеваю обдумать это, и Лейкин останавливается, когда чувствует, как мои пальцы слегка хватают ее за руку.

– Могу я поговорить с тобой минутку? – Спрашиваю я, ненавидя то, как ей на самом деле удается заставить меня нервничать.

Бросив взгляд на наши руки, она выглядит так, будто могла бы согласиться, но затем вырывается.

– Нет. – Моя рука опускается, когда она делает шаг назад. – Время поговорить было примерно в то же время, когда ты игнорировал меня и заставил меня почувствовать, что я для тебя просто игра. Теперь для этого слишком поздно.

Мали выглядит впечатленной, когда Лейкин хватает ее за руку и уходит с катка, оставляя у меня ощущение, что я, возможно, облажался даже больше, чем думал.

13

Что вы делаете, когда другая команда дает интервью и говорит гадости о вашей? Когда их недавняя удача бьет им в голову, делая их невыносимо самоуверенными, и вы полны решимости заставить их пожалеть об этом? Это просто. Вы все согласны прийти на пару дополнительных тренировок.

Тренер стоит на одном конце льда с секундомером в руке, засекая каждую из наших скоростей. Он записывал их, чтобы сравнить, где мы были, когда начинали, с тем, какие мы сейчас, и я не думаю, что есть хоть один из нас, кто не улучшился.

Ну, за исключением, может быть, Эйдена, но он в любом случае парень, который чаще всего просто подает нам воду. По-прежнему ценный член команды, просто не тот, кого мы поставили бы в последний тайм игры. Или даже в последний тайм игры, в которой мы выигрываем с перевесом в три очка.

– Хорошо, – говорит тренер. – Я определенно доволен этими результатами. Кэм, ты увеличил скорость до той, что была у Хейса изначально.

Кэм поджимает губы и кивает. Достижение моей скорости всегда было одной из его целей. Он просто никогда не понимал, как это сделать – до Лейкин.

– Эйч! – рявкает тренер. – Ты опережаешь свое время на целых три секунды. Если бы ты сейчас соревновался с Лейкин, я думаю, ты бы поборолся с ней за победу.

Да, невелик шанс, что она когда-нибудь снова добровольно подойдет ко мне.

Он просматривает результаты по каждому из парней. У некоторых дела идут отлично; другим не помешало бы еще кое-что улучшить. Они, вероятно, провели время во время урока Лейкин, следуя ее указаниям, но полагая, что на самом деле им ничего из этого знать не нужно.

Чертовы идиоты.

– Лукас. – Тренер останавливается и качает головой. – Каким-то образом тебе удалось стать медленнее. Как, черт возьми, это произошло?

Остальные из нас хихикают, пока он потирает затылок. – Я не знаю, тренер. Может быть, мне нужно несколько индивидуальных уроков от Малышки Бланшар. Я уверен, что это мне поможет.

Все мое тело напрягается при мысли о том, на что он намекает. В том, что Лукас приударяет за Лейкин, нет ничего нового. Он делал это годами. Но сейчас я ничего так не хочу, как впечатать его в доски с такой силой, чтобы вызвать перелом.

Кэм закатывает глаза. – На днях я собираюсь убедить ее добиться судебного запрета в отношении тебя.

Вот с этой идеей я мог бы согласиться.

– О, да ладно, – возражает Эйден. – Ты хочешь сказать, что не хочешь, чтобы я однажды стал твоим шурином?

Этот ублюдок собирается отправить меня на испытательный срок за нападение при отягчающих обстоятельствах, если будет продолжать в том же духе. С другой стороны, мне, вероятно, не повезло бы так, как Кэму. Я бы закончил жизнь в тюрьме, проводя ночи в мечтах о супружеских свиданиях с девушкой, которую я не могу заполучить.

Изо рта Кэма вырывается лающий смех. – Чувак, я бы даже не позволил тебе жениться на моей четвероюродной сестре.

Лукас выглядит оскорбленным. – Вот это уже просто подло. Ты вмешиваешься в мою судьбу.

– Не держи на него зла, – вмешивается Оуэн. – Кэм не хочет, чтобы ты был в его семье, но это не имеет никакого отношения к тому, почему ты не женишься на Лейкин.

– Что ты хочешь этим сказать? – спрашивает он.

Тренер щиплет себя за переносицу. – Это значит, что Лейкин не согласилась бы выйти за тебя, особенно если ты продолжишь называть ее Малышкой Бланшар, как какой-нибудь педофил. Теперь мы можем вернуться к делу?

Выражение лица Лукаса бесценно – как будто все его надежды и мечты только что растоптали. Оуэн кладет руку ему на плечо и улыбается.

– Все в порядке, чувак, – говорит он. – Она просто не в твоей лиге.

Кэм фыркает. – Она вне всех ваших гребаных лиг. Ни у кого из вас нет с ней ни единого шанса, и даже если бы он у вас был, я бы никогда этого не допустил. Моя сестра под запретом для каждого из вас, придурков.

Если это не знак от чертовой Вселенной, то я не знаю, что это такое. С годами Кэма все больше раздражало, что парни пристают к ней. Однажды, когда о ней заговорили в раздевалке, он, черт возьми, чуть не пробил Оуэна сквозь стену. Похоже, Лукас может быть следующим – если только Кэм не узнает, что я натворил.

Я никогда не предполагал, что настанет время, когда я буду чувствовать себя немного неуютно в доме Кэма. Не после тех лет, что я провел здесь. Последнее, что я хочу сделать, это проявить неуважение к Лейкин, и находиться здесь, когда я знаю, что я в ее списке дерьма, кажется неуважением. Но когда Кэм спросил, пойду ли я к нему домой поиграть в видеоигры, как мы обычно делаем, я не смог достаточно быстро придумать оправдание.

Поэтому сейчас я сижу на диване и играю в видеоигры.

Их родители уехали вскоре после того, как мы приехали сюда, чтобы поужинать с парой друзей. Они бросили Кэму немного денег на пиццу и велели ему сказать Лейкин, когда он закажет ее, и вышли за дверь. Это и тот факт, что ее машина стоит на подъездной дорожке, – единственная причина, по которой я знаю, что она в доме.

Может быть, она спустилась вниз и, когда поняла, что я здесь, убежала обратно наверх. Я имею в виду, если она возненавидит меня до такой степени, что больше никогда не захочет находиться рядом со мной, я не могу сказать, что стал бы ее винить. Но, черт возьми, это было бы отстойно.

– Я собираюсь взять еще пива, – говорю я Кэму. – Хочешь еще одно?

Он берет свою банку с кофейного столика и встряхивает ее. – Да, моя почти пустая. Спасибо, чувак.