Текст книги "Самый лучший день (ЛП)"

Автор книги: Кайра Руда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Самый лучший день

Перевод: MonaBurumba

Редактура: MonaBurumba

Русификация обложки: Xeksany

Глава 1

Утро. 9:00 часов.

Я смотрю на свою жену, когда она садится на пассажирское сиденье, солнечный свет отражается от ее блестящих светлых волос, как бенгальские огни, зажженные на Четвертое июля, и меня переполняет уверенность. Все так, как и должно быть.

Вот мы и вдвоем, собираемся провести выходные в нашем домике у озера. Сегодняшний день олицетворяет все, ради чего я работал, все, что мы построили вместе. Солнце бьет в окно со стороны водителя с такой силой, что мне хочется прижать руку к лицу, чтобы прикрыть глаза, хотя мои солнцезащитные очки темные и должны защищать. При любых других обстоятельствах, в любой другой день, они бы это делали, я знаю. Но сегодня между нами что-то изменилось. Какое-то странное напряжение пульсирует в неподвижном воздухе салона автомобиля. Я не вижу его, но оно здесь. Я хотел бы дать ему название. Найти его источник и устранить.

Конечно, это утро выдалось беспокойным. Сегодня пятница, а пятницы всегда кажутся самыми безумными, когда у тебя есть дети. Чего стоило поднять мальчиков и подождать пока они оденутся, а затем отвезти их в безукоризненно благоустроенную и высоко оплачиваемую начальную школу из красного кирпича, где они, без сомнения, преуспеют в первом и третьем классах соответственно.

По правде говоря, я обычно не имею никакого отношения к сценарию, который только что описал. Миа, моя жена, каждое утро справляется со всеми делами, связанными с мальчиками. В этом отношении мы – традиционная семья из пригорода. Утром я готовлю кофе, принимаю душ, одеваюсь и ухожу на работу до того, как проснутся мальчики. Да, в большинстве случаев довольно эгоистично с моей стороны.

Это еще одна причина, по которой сегодняшний день такой особенный. Я сам отвез мальчиков в школу, напомнив, что няня заберет их позже. Вернувшись в дом, поставил грязную посуду в посудомоечную машину. Я могу быть полезен, когда захочу, хотя и не планирую напоминать Мии об этом факте, лишний раз. Покончив с посудой, я позвал Мию, призывая ее поторопиться. Мы не проводили вместе выходных, только вдвоем, уже больше года. Этот день должен стать только для нас, и пришло время уезжать.

Она отозвалась, ее голос летел, как бабочка, вниз по лестнице, прося меня помочь с ее багажом. В следующее мгновение я обнаружил, что тащу два огромных чемодана вниз по главной лестнице нашего дома. Миа последовала за мной с плетенной корзиной, наполненной неизвестно чем.

– Собралась ненадолго? – поддразнил я. Она покраснела, смущенная огромным количеством багажа, который собрала. Но я не жалуюсь. Сегодня ее день. Она вольна набирать столько вещей, сколько считает нужным.

Как только мы погрузили все в багажник машины, как раз в тот момент, когда Миа начала расслабляться, зазвонил мой телефон. Мне не следовало отвечать. Но чего уж теперь. Ответ на звонок был всего лишь одной маленькой ошибкой в этот день, которому суждено было стать блестящим.

Сидя за рулем, я, наконец, заканчиваю синхронизировать свой телефон с системой автомобиля. Нахожу плейлист, который создал для своей жены. Все ее любимые песни будут звучать во время нашей поездки. Музыка – это такая важная часть поддержания романтики.

А теперь мы отправляемся в путь. Миа поворачивается ко мне и улыбается. У нее идеальная улыбка: в форме полумесяца, с блестящими белыми зубами. Моя улыбка больше похожа на прямоугольник. Как бы ни старался, кажется, что ухмыляюсь, я знаю это. Но мои зубы идеальны, благодаря стоматологу. Я улыбаюсь в ответ.

Она так сильно любит меня, и, конечно, то же самое можно сказать обо мне. Мы вместе уже почти десять лет. Мы знаем лучшие качества друг друга, и мы знаем темные стороны. Хотя, честно говоря, я не уверен, что у Мии есть то, что можно назвать подлым альтер-эго. Ее темная сторона просто сварлива, и обычно появляется только тогда, когда она устала или, когда один из наших мальчиков начинает испытывать ее терпение. Со своей стороны, я задаюсь вопросом, думает ли Миа, что у меня есть темная сторона. Скорее всего, она уверена, что я просто ее дорогой любящий муж.

Однако сегодня, сегодня утром, прямо сейчас, она излучает несвойственную ей энергию. Она сочится из ее пор, из ее безупречного лица. Вот причина странного напряжения между нами, решаю я.

– Ты, кажется, напряжена, дорогая, – говорю я. Хочу похлопать ее по ноге и сказать, чтобы она расслабилась, но не делаю этого. Несмотря на ее странное настроение, она все еще красива, почти идеальна во всех отношениях.

– Неужели? Наверное, просто взволнована, – отвечает она, подтверждая мою оценку, протягивая руки к лобовому стеклу. Бриллиант с ее обручального кольца сверкает в ярком солнечном свете, словно подражая ее энергии.

– Я тоже. Но нам предстоит долгая поездка, так что постарайся расслабиться. Давай сделаем сегодняшний день лучшим днем в нашей жизни. – Пытаюсь придать своему голосу должную мелодичность. Мне нужно, чтобы она поверила, что я так же счастлив и беззаботен, как и она. Эта поездка в наш дом у озера в первый раз в этом сезоне – самая захватывающая вещь, которую я могу себе представить в любой день, когда-либо.

– В таком случае, могу я попросить тебя сделать небольшой крюк? В Порт-Клинтоне, как раз перед поворотом на Лейксайд, есть небольшая пекарня. Я бы хотела остановиться там по дороге. За круассанами на завтрашнее утро. Ты помнишь это место? Конечно, сегодня мы не успеем съесть круассаны на завтрак, но завтра будет почти так же хорошо, – говорит она. К счастью, ее ярко-голубые глаза скрыты за темными очками, такими же, как у меня. Когда я смотрю на нее, мы не можем встретиться взглядами. На самом деле.

Интересно, ее комментарий о том, что я не успел вовремя, упрек в мою сторону? И я понимаю, что это так. Конечно. Я ответил на телефонный звонок как раз в тот момент, когда мы собрались, готовые запрыгнуть в машину и уехать. Мне не следовало этого делать. В этом не было ничего нового, но я все еще надеялся, что в этом разговоре нет ничего страшного. Но оказывается я потратил тридцать минут на бесполезный разговор с кадровиком и, тем самым заставил нас опоздать. Круассаны исчезнут к тому времени, когда мы доберемся до пекарни. Я тоже это знаю.

– Да, я помню это место. Уродливый торговый центр, но, конечно, мы остановимся. Я так понимаю, ты больше не беспокоишься о глютене? – Некоторое время Миа и ее очередной врач думали, что расстройство желудка, потеря веса и другие проблемы с кишечником были вызваны глютеном. Я испытал облегчение, когда она решила не поддаваться этой причуде, отказавшись от пшеницы на несколько недель, видя, что нет никаких изменений. Она все еще настаивает на вегетарианстве, что оставляет ей мало выбора для заказа, когда мы идем на ужин, и ей приходится задавать бесконечные вопросы официантам о составе блюд. Это раздражает. Но я отгоняю эти мысли. Моя жена просто делает все, что в ее силах.

– Оказывается, глютен не виноват, – говорит Миа. Она улыбается. – Так что да, я бы с удовольствием заехала туда. Если, конечно, ты не против.

Остановка по пути в дом у озера в пекарне, в которой, без сомнения, не будет круассанов, не входила в мои сегодняшние планы. Она знает, что я человек действия, и когда у меня есть план, я следую ему. Я просто хочу уже добраться туда. Но сегодня каждое желание Мии – приказ для меня.

– Как пожелаешь, моя дорогая. – Я идеальный муж. Я улыбаюсь, когда звучит песня из наших ранних дней знакомства. Существует искусство создания идеального плейлиста. Эта песня, «Незабываемая», была саундтреком к нашей первой ночи вместе. Невинная Миа, девственница даже после четырех лет учебы в колледже, каким-то образом не тронутая всеми этими развратными парнями из братства. Она ждала кого-то постарше, кого-то искушенного, кого-то, кто мог бы позаботиться о ней. Она нашла все это во мне.

Я забронировал номер в лучшем отеле в центре Колумбуса, с видом на сверкающую внизу реку. К тому времени мы встречались уже пару месяцев, и я ждал столько, сколько мог ожидать любой мужчина. Миа нервничала, неловко сидя на краешке кресла в красно-белую полоску, сжимая свой бокал с шампанским, как оружие, которое она использовала для защиты. На ней было светло-голубое платье в тон глазам. Платье легко соскользнуло, как только я притянул ее к себе и пригласил на танец. Воспоминания о той ночи живы. Мне потребовалось время до восхода солнца, чтобы убедить ее пройти весь путь до конца. Ее беспокоило обещание, данное матери. Я сказал ей, что если в лесу падает дерево, но рядом никого нет, чтобы это услышать, то можно ли действительно быть уверенным, что оно упало? Она рассмеялась, и я скользнул на нее сверху, нежно сжав ее руки над головой, крепко прижавшись губами к ее губам. И она сдалась. Я облизываю губы при воспоминании об этом и ерзаю на сиденье.

– С кем ты разговаривал по телефону? Звонили с работы? – спрашивает она, когда я выезжаю с нашей подъездной дорожки.

– Кто же еще? Иногда мне кажется, что они и минуты не протянут без меня, – отвечаю я. Какое-то чувство мелькает на лице Мии, прежде чем она поворачивается к окну со стороны пассажира. Думаю, мы закончили с этой темой. Я должен извиниться за задержку, но я этого не делаю. Между нами воцаряется дружеское молчание.

Лично я должен признать, что мне нравится подразумеваемый успех, который я чувствую, когда могу выехать из моего очень хорошего района, моя жена рядом со мной, в пятницу утром по дороге в мой второй дом. Я езжу на кроссовере «Форд-Флекс», темно-синего цвета, который выбрал сам. Поддерживая Америку, демонстрируя, что мое эго не нуждается в модном спортивном автомобиле или роскошном седане. Нет, я уверен в своем статусе успешного человека и семьянина, все в одном лице. Американская мечта – вот чем мы живем прямо здесь.

Моя жена все еще смотрит в окно. Кажется, она замечает признаки весны вокруг нас. Лужайки красиво зеленеют, а деревья, такие суровые во время долгих, унылых зимних месяцев, распускаются и цветут. Наш пригород снова становится прекрасным местом для жизни, как раз вовремя. Мы выезжаем на автостраду, ведущую на север через центр Колумбуса, и я чувствую гордость за свой родной город, который выходит за рамки спортивной франшизы колледжа. Город вырос. Люди со всего мира считают его теперь утонченным, космополитичным местом, а не просто университетским городком или пастбищем для скота. Мне больше не нужно говорить: «Колумбус запятая Огайо». Мы находимся на международных картах погоды как город в Огайо. Наша погода имеет большее значение, чем погода Кливленда или Цинциннати. Для меня это признак того, что мы живем в великом городе.

По иронии судьбы, пока мы проносимся по периферии центра города, небоскребы разрезают чистое голубое небо, и мы направляемся в сельскую местность. Похоже, большая часть Огайо все еще аграрна, как бы сильно ни изменился Колумбус. Мы с женой в основном проводим время в районе пригородов, не часто выбираясь в центр. Я понимаю, что нам действительно нужно больше исследовать центр города. Всегда кажется, что за день нужно сделать гораздо больше, чем вы вообще можете. Вот почему я строю планы.

Миа ерзает на сиденье, поворачиваясь ко мне всем телом, насколько это возможно для человека, пристегнутого ремнем безопасности, и спрашивает:

– Ты правда думаешь, что клубника приживется? Я имею в виду, кусты выглядели так, как на фотографиях, которые прислал мне Бак. Возможно, они даже немного подросли. Но все может измениться. – Я замечаю, что теперь она держит телефон в руках. Ее прекрасные пальцы, подчеркнутые веселым красно-клубничным лаком для ногтей, быстро двигаются по маленькой клавиатуре. Когда я познакомился с ней, она работала копирайтером в рекламном агентстве, и до сих пор у нее потрясающая скорость работы на клавиатуре.

– Здесь говорится, что рассаду клубники следует покупать в уважаемом питомнике. Я просто не уверена, что выбрала правильный вариант. И кустам нужны глубокие лунки, достаточно широкие, чтобы вместить всю корневую систему, не сгибая корни. Очень привередливые растения, – продолжает она. Ее губы сжаты, как будто она съела кислую ягоду.

– Уверен, что с ними все в порядке, – успокаиваю я ее. – Никто не будет заботиться о них больше, чем ты. – Справа от нас проезжает черная спортивная машина, на самом деле только вспышка металла, потому что она движется слишком быстро. Я даже не заметил ее в зеркале заднего вида. Забавно, как что-то может подкрасться к тебе, появиться из ниоткуда.

– Это все равно, что снова иметь детей или щенков, – говорит она, игнорируя гоночную машину, когда я включаю поворотник и выезжаю на полосу встречного движения. – Не сажать слишком глубоко, говорится здесь. Корни должны быть покрыты, но крона должна находиться прямо на поверхности почвы. Я должна позвонить Баку и попросить его проверить кроны.

Она смотрит на меня, без сомнения, уловив мою ухмылку. Во-первых, что это за имя такое Б-А-К? Ну вот, правда. Но, несмотря на свое нелепое имя, Бак Оверфорд, я думаю, достаточно хороший парень. Он наш сосед на озере, вдовец, хотя примерно моего возраста, который любит говорить о садоводстве с моей женой. Я должен быть предельно честен. Мне сорок пять, а Мии всего тридцать три. Бак ближе к моему возрасту, чем к ее, может быть, даже немного старше. Я все равно выгляжу моложе. Не то чтобы нас с ним можно было назвать старыми чудаками. Хотя у Бака действительно есть эта склонность к садоводству, которая, я считаю, в большей степени присуща женщинам, так что это делает его в моих глазах старше и слабее.

По крайней мере, Миа рассказала мне, что они с Баком болтают о садоводстве с тех пор, как мы познакомились с ним прошлым летом. Это было сразу после того, как наш грузовик уехал. Он принес бутылку «Мерло», хорошую, если мне не изменяет память, и мы втроем провели приятный вечер на крытой веранде, пока не пришло время найти наших мальчиков и подготовить их ко сну. Мальчики итак проводили время у озера каждое лето, пока мы арендовали дом. Теперь, когда мы стали владельцами, членами клуба, они, похоже, увеличили продолжительность своих прогулок.

На озере было бесчисленное множество полезных занятий, чтобы привлечь их внимание, от уроков парусного спорта до шаффлборда, скейтбординга и езды на велосипеде. Иногда мы находили их сидящими у кромки воды, прыгающими по камням, как будто они сошли с картины Нормана Рокуэлла. Все это было совершенно безопасно, эти бесконечные летние развлечения, которые радовали наших мальчиков и заставляли их умолять нас отправиться в Лейксайд при любой возможности. Однако, когда приходило время ложиться спать, найти их, загнать в угол, а затем уложить в постель – это тот процесс, который лучше оставить только для семьи. Ни к чему свидетели этого изнурительного упражнения.

– Ладно, хорошо, мне не нужно беспокоить Бака. Я могу проверить клубнику, как только мы туда доберемся, – говорит Миа в мою сторону, прежде чем снова переключить внимание на экран телефона.

– Верное решение. – Я смотрю в зеркало заднего вида, нет ли еще каких-нибудь мчащихся спортивных автомобилей. Конечно, раньше и у меня была дорогая спортивная машина. Вероятно, однажды у меня снова будет такая, когда мой образ жизни потребует перемен, размышляю я, рассматривая интерьер моего разумного «Форд-Флекса». Салон для всей семьи и стольких клубничных растений, сколько Миа сможет посадить. Я могу везти столько спортивного инвентаря мальчиков, сколько они захотят взять с собой. Это разумный, практичный автомобиль. Для ответственного семьянина. Она мне идеально подходит, эта машина. Мне и моей горячей, недавно похудевшей жене. Но если она еще немного похудеет, то исчезнет. Это настоящий позор из-за тошноты, с которой она боролась. Последний врач убежден, что это связано со стрессом. Он велел ей медитировать.

– Ты знаешь, что побеги клубники называются «дочками»? – спрашивает она. Воздух между нами пульсирует, я чувствую это. Тревожный сигнал.

– Нет, не знал, – говорю я, делая глубокий вдох, прежде чем осознаю, что делаю это. Забавно, как от отсутствия у нас дочери перехватывает дыхание в самые странные моменты, на самые глупые темы. – Никаких «сыночков» растений? Какой сексизм.

– Я все еще жалею, что мы не попытались, – тихо говорит Миа, помешивая землю в старом горшке. Только эта тема, эта старая болезненная рана заставляет меня проглотить что-то горькое. Я кашляю, пытаясь прочистить горло, мои темные мысли.

– Может быть, мы не будем сегодня это обсуждать? – спрашиваю я. Сосредотачиваюсь на сельскохозяйственных угодьях, которые начинают открываться по обе стороны дороги. Мы наконец-то за пределами города, наконец-то свободны от ответственности, блестящих офисных зданий, сшитых на заказ костюмов и загородных клубов, которые ценит эта часть цивилизации. Конечно, я бы скучал по гольфу, если бы мне пришлось жить в деревне. И многому другому. Поездки в деревню на выходные – это возможность пообщаться с нашими более простыми земляками-селянами. Не то место, где я был бы готов жить на постоянной основе. Надеюсь, что мы не будем расходиться во мнениях в начале нашей поездки по стране.

Миа поворачивается ко мне, и я слышу нежную, приятную улыбку в ее следующих словах.

– Конечно, никаких неприятных тем. Это наш счастливый день, начало замечательных выходных. До этого момента я просто не знала о саженцах клубники и «дочкиных» побегах. Надо было выращивать перец. – Ее голос мягок, но проникает в мое сердце как кинжал. Это заявление, этот перец, – это удар. Конечно, мы могли бы попытаться забеременеть еще раз, но я был убежден, что снова будет мальчик. У нас было два таких идеальных маленьких экземпляра, каждый из которых оказался миниатюрной версией меня, как и должно быть. Я понимаю, что Мии было бы приятно увидеть маленькую версию самой себя, идущую по этому миру, следуя по ее стопам. Но зачем искушать судьбу?

Я бросаю взгляд на жену. Неужели Миа вытирает глаз? Нет, уверен, что это, должно быть, выпавшая ресница. Эта тема почти такая же старая, как Сэм, наш младший, которому шесть лет. Мы спорили, не соглашались, скажем так, из-за нашей призрачной дочери – ее звали бы Лили, снова и снова повторяла Миа – на протяжении шести лет. Все это абсурдно. Она должна помнить свои благословения, как, например, ее дочки-клубники в ее прекрасном доме у озера. Она должна быть благодарна за все, что у нее есть, за все, что я ей дал, а не страдать от того, что она что-то упустила, за кого-то, кого никогда не существовало. Я чувствую, как сжимаю руль, вижу, как побелели костяшки пальцев.

– Или бобы. Зеленую фасоль. Было бы забавно ее вырастить, – говорю я, прилагая усилия, чтобы подыграть. У меня есть страсть к зеленой фасоли, и я люблю ее с детства. Я научился не задаваться вопросом, почему. Это просто факт, как невозможно голубое майское небо или коричнево-зеленые поля, простирающиеся на мили по обе стороны от машины.

Я помню, когда был ребенком, и мои родители водили нас в модный ресторан в городе – это было задолго до их трагической гибели от несчастного случая, конечно. До того, как все изменилось. Просто хочу сказать вам, что может случиться одна вещь, и пуф, все летит к чертям.

Люди говорят, что это был странный поворот судьбы, несчастный случай, что оба моих родителя решили вздремнуть днем. Мамины подруги-соседки рассказали полиции, что моя мама почти никогда не отдыхала днем. Но у нее была болезнь Альцгеймера на ранней стадии, так что все постоянно менялось. Суть в том, что в тот день она действительно уснула. Мой отец старел, хотя был упрям и не признавал этого. Он дремал каждый день. Хотя болезнь моей мамы прогрессировала, она все еще оставалась деятельной, у нее все равно было больше энергии, чем у него. Конечно, она забывала такие мелочи, как имя своего соседа, но до тех пор она не забывала о больших вещах, таких как выключение автомобиля, особенно, когда она парковала его в гараже.

Но мой отец всегда дремал, с двенадцати тридцати до двух каждый день. Он вытаскивал слуховые аппараты, включал по телевизору канал для гольфа и начинал противно громко храпеть. Он звучал как неуправляемый поезд, скрежещущий по рельсам. Я почти представляю, как моя мама возвращается после своих дел, заводит машину в гараж и нажимает кнопку, чтобы закрыть дверь гаража. Она входит в дом, случайно оставив дверь, соединяющую гараж с домом, открытой, с работающей машиной. Она услышала бы храп моего отца, доносящийся из спальни, но по какой-то причине в тот день она решила присоединиться к нему в постели. Может быть, она слишком много съела за обедом и у нее болел живот, может быть, поэтому она решила вздремнуть? Следователи нашли на ее прикроватном столике упаковку таблеток от изжоги.

Меня утешает то, что они оба легко умерли, как при анестезии во время операции. Медсестра вставляет капельницу тебе в руку, и прежде чем ты успеваешь сосчитать от одного до десяти, ты засыпаешь. Но в их случае они так и не проснулись. Бесшумный убийца, вот как называют угарный газ. Я позаботился о том, чтобы установить детекторы в нашем доме после того, как это произошло, хотя только около четырехсот человек в год умирают от бесцветного, без запаха токсичного газа. Тем не менее, вы должны быть осторожны, учитывать каждую угрозу. Будьте на шаг впереди всего, всех. Вот как устроена вселенная в наши дни.

Но до трагедии, когда я был ребенком, мои родители иногда водили нас в самый модный ресторан в городе. Это случалось только тогда, когда мой отец был в хорошем настроении, когда он получал премию и еще не потратил ее на выпивку или что-то в этом роде. Мы наряжались в свои маленькие костюмчики и галстучки, мама сияла и говорила, что мы самые красивые мужчины на свете, а потом мы ехали в ресторан «Старая часовня». Весь персонал пребывал без ума от нас с братом. Именно там я впервые попробовал прекрасно приготовленную зеленую фасоль, нарезанную тонкими ломтиками и окрашенную маслянистым горчичным соусом. Я помню, как бобы блестели в свете свечи на столе. Я все еще чувствую вкус того первого кусочка, улыбку, которую он вызвал на моем лице. Эти бобы совсем не походили на те, что были у нас дома.

У нас с Мией нет ресторана, куда мы регулярно водим мальчиков. По крайней мере, не с мерцающими свечами и хрустящими белыми скатертями. Нам удается довольно регулярно садиться вместе за кухонный стол. Но не за обеденный, пока. Мальчики слишком неаккуратны, чтобы обедать над нашим прекрасным тебризским ковром. Подарок от родителей Мии, сувенир из одного из их экзотических путешествий, конечно. Однажды я проверил в Интернете. Ковер стоит почти семьдесят тысяч долларов. Поэтому мы придерживаемся кухни для семейных обедов, хотя ни Миа, ни я не считались бы хорошими поварами, ни в коем случае.

Иногда я помогаю приготовить что-нибудь, но, по правде говоря, обычно за еду отвечает Миа. Очевидно, это имеет смысл: она домохозяйка. Я не понимаю, почему тогда, после всех наших лет вместе, она не выросла и не развила свои кулинарные навыки. Знаю, что она тратила деньги на кулинарные книги и даже на кулинарные курсы, но все же ее лучшие усилия могут быть отмечены только на троечку. Ее еда едва съедобна, на самом деле, по сравнению с изысканной кухней. Каждую неделю по итальянским вторникам мы с мальчиками с трудом пробиваемся через «Лазанью мамы Мии». Каждый раз она сырая и почти безвкусная. Это действительно позор.

В тех редких случаях, когда я отвечаю за прием пищи, мне нравится водить мальчиков в «Панеру». Это не совсем то же самое, что пойти в «Макдоналдс» или «Венди» на ужин – хотя, конечно, я, как известно, это делаю. Только, пожалуйста, не говорите Мии. Нет, «Панера» – это почти сидячее заведение, на ступеньку выше, скажем, пиццерии или фаст-фуда.

Иногда я пытаюсь уговорить мальчиков есть там зеленую фасоль, знаете ли, ради традиции. Хотя им она не особо нравится. Майки на самом деле хватает себя за горло и издает сдавленные, рвотные звуки. Миа говорит, что он не ест ничего зеленого цвета. Она говорит, что он подрастет и его вкусовые рецепторы созреют. В мое время у этих вкусовых рецепторов не было бы выбора, благодаря дорогому старому папе. Вы ели то, что вам подавали. Но я люблю своих детей. Этих маленьких ребят. Несмотря на семейное сходство, иногда мне нравится вслух задаваться вопросом, в меня ли они такие идеальные.

– Зеленые бобы, – эхом отзывается Миа, отрывая меня от мыслей о родителях, потомстве и крошках на дорогих коврах. Она сидит ко мне спиной. Она кажется зацикленной, полностью сосредоточенной на фермерских угодьях, катящихся за окном. Хотя я не могу видеть ее лица, я улавливаю тон ее голоса, что-то похожее на чувство, которое возникает, когда ты не можешь понять шутку. Как будто ты – шутка, как будто ты идиот. Только тот, кого ты любишь, может заставить тебя чувствовать себя так. – Я могу спросить Бака, возможно ли это летом. – Замечаю, что она кивает, пейзаж катится, и общий эффект головокружителен. Я снова перевожу взгляд на дорогу.

С каких это пор мы консультируемся со старым добрым Баком по всем вопросам, связанным с садом? Я удивлен. А что еще обсуждают Бак и Миа: погоду, плюсы и минусы удобрений, наш брак? Скоро дорога сузится, и она сократится до одной полосы в каждом направлении. Вот тогда мне действительно нужно будет сосредоточиться. Вот тогда-то и становится опасно. Если вы совершите ошибку, вам не будет прощения на двухполосной проселочной дороге.