Текст книги "Богиня пустыни"

Автор книги: Кай Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Пристройка, в которую он ее повел, выглядела нежилой. Она располагалась на левой стороне двора и была одним из двух длинных боковых крыльев дома. Снаружи Сендрин заметила, что от него ответвляются и другие пристройки. От тех, в свою очередь, тоже отходили постройки и эркеры, словно за прошедшие годы дом, как дерево, пустил новые ростки, которые постоянно разветвлялись.

Если она не потеряла ориентацию, то флигель, по которому они шли, был восточным крылом. Коридоры были длинными и кривыми, и вскоре ей стало казаться, что они давно уже могли находиться в другой части здания. Большинство переходов имели с одной стороны окна, которые выходили то на посыпанную гравием площадку перед главным входом, то в маленькие несимметричные внутренние дворики.

Коридоры были устланы узорчатыми коврами, стены обиты тканью, а потолки украшены лепниной. Тем не менее Сендрин не могла избавиться от впечатления, что эта часть поместья не была обжитой.

Когда она спросила об этом швейцара, он кивнул:

– Здесь никто не живет. Хозяйка планирует перестроить этот флигель в отель.

Это удивило ее. Мадлен Каскаден производила впечатление женщины, которая превыше всего ценит свою приватную жизнь. То, что она намеревалась допустить в свое поместье посторонних, резко противоречило этому. Следовательно, не стоило спешить с суждениями о характере этой женщины.

По пути еще кое-что бросилось в глаза Сендрин: везде – на стенах и на полу – встречались фрагменты древнего строения, в большинстве случаев это были тесаные камни и наполовину замурованные колонны, поверхность которых покрывали примитивные изображения человеческих лиц и сцен охоты.

В сочетании с британским стилем всего здания это смотрелось весьма оригинально, очевидно, это был хорошо рассчитанный архитектурный прием, используемый для того, чтобы здание вписывалось в окружающий ландшафт. Чем больше она всматривалась, тем больше таких элементов замечала, часто они были наполовину скрыты мебелью, как будто кто-то пытался их спрятать.

Комната Сендрин оказалась довольно вместительной и неожиданно уютно обставленной. Рядом с великолепной кроватью с балдахином, обтянутой бирюзовым шелком, перед открытым камином стояли два кресла с подголовниками и маленький круглый столик из красного дерева. Стены и Потолки были деревянными. Камин обрамлялся каменным рельефом с изображением голов разбойников. В комнате, недалеко от эркера с высокими окнами, находился также письменный стол и книжный шкаф. Окна, забранные деревянными решетками, выходили на усаженный акациями луг, который через сто метров переходил в виноградник. Удивительно, но с этой стороны поместья не было стены, ограждающей сады.

Йоханнес поставил багаж и вышел. Ее несколько обеспокоил тот факт, что она не услышала в коридоре его шагов. Ковры поглощали все звуки.

Первым делом она подошла к книжным полкам и выяснила, что многочисленные старые тома представляли собой исключительно детскую литературу; большей частью это были дорогие, иллюстрированные вручную книги о верховой езде, диких животных и жизни в колониях. Почти все они были эксклюзивными изданиями, с рисунками одного и того же художника.

Сендрин еще раз внимательно осмотрелась и заметила некоторые детали, подтверждающие, что здесь когда-то жил ребенок – девочка. На подоконнике сидели куклы с фарфоровыми личиками молочного цвета, зеркало на туалетном столике было отделано кружевами и шелком. Даже рисунок ковра был более пестрым, чем в переходах. Очевидно, все оставили как было, предполагая, что Сендрин все равно обставит комнату по своему вкусу. Она внесла в оформление интерьера только незначительные изменения. Лишь кукол она убрала в нижний ящик комода, так как ей становилось не по себе при взгляде на пустые фарфоровые глаза.

Валериан рассказал ей во время поездки, что поместье было сооружено в шестидесятые годы прошлого столетия по приказу английского лорда, археолога по имени Селкирк. Он приехал со своей семьей в Африку, чтобы вести раскопки гробниц в пустынях Намиб и Калахари, на востоке страны, на границе с британскими землями Бечуаналенда. Селкирк прославился своими исследованиями еще на родине, долгое время он жил в Индии и странах Западной Азии, пока его наконец не занесло сюда. Во время восстания гереро в восьмидесятые годы прошлого столетия он и его семья пали жертвами банды туземцев. Поместье несколько лет пустовало, пока его не приобрел и не привел в порядок Тит Каскаден.

Сендрин сняла пальто, пыльные полусапожки и бросилась на кровать. Помимо своей воли она вынуждена была признать, что действительно совершенно измождена и что Мадлен Каскаден, пожалуй, оказалась права, отправив Сендрин в ее комнату. Хотя она и ждала с нетерпением встречи со своими ученицами, а замечания Валериана о его отце пробудили сильное любопытство, все же сейчас она радовалась тому, что не должна была растрачивать свои силы на этикет, произнося вежливые, ничего не значащие фразы. Только лежать, отдыхать и предаваться размышлениям о своем новом окружении – большего в данный момент она, собственно, и не желала.

Она радовалась тому, что наконец добралась до дома, который оказался намного больше и великолепнее, чем рисовался в ее мечтах. Она все еще была сильно взволнована и с радостью предвкушала встречу с обеими девочками и занятия с ними.

Но снова и снова ее мысли о будущем вытеснялись картинами из прошлого. Родители Сендрин погибли четырнадцать лет назад, и через некоторое время, проведенное в сиротском доме, ее воспитанием занялся старший брат Элиас. Он работал день и ночь, стараясь заработать деньги, которые могли бы помочь выжить ему самому и его маленькой сестричке. Он начал свою карьеру в качестве мальчика-курьера в большом торговом доме, но уже в двадцать лет его выдвинули на управленческую должность. Элиас был на четыре года старше Сендрин, и она никогда не забудет, что обязана ему всем. Даже средства для ее образования предоставил он, и, хотя она обещала однажды все вернуть, он никогда на этом не настаивал.

В течение долгих лет они делили единственную комнатку на чердаке старого, сдающегося внаем дома в гавани, и, хотя в их жизни случалось всякое, никогда никто третий не оказывался между ними.

У них не было никаких родственников, за исключением двух дальних тетушек в Бейройте, но Сендрин и Элиас предпочитали ни от кого не зависеть. Их взаимоотношения были более близкими, чем у братьев и сестер, которых знала Сендрин, и она всегда сознавала, как ей повезло, что в братья ей достался именно Элиас.

Тем сильнее, разумеется, она была потрясена, когда он однажды объявил, что уволился со своей должности и хочет заняться разведением крупного рогатого скота в Юго-Западной Африке.

– Но ты же не имеешь ни малейшего представления о разведении крупного рогатого скота, – возразила она после того, как прошел первый шок. Она все еще не была уверена, что он ее не разыгрывает.

Элиас уверил ее, что решение это очень серьезное, и выразил надежду, что сможет однажды забрать ее к себе. Кроме того, он открыл ей, что скопил определенную сумму денег, половину из которых собирается оставить ей, чтобы она спокойно могла продолжить свое образование.

Они вели долгие дискуссии, длинные ночные разговоры, пролилось много слез, но она так и не смогла отговорить Элиаса от принятого им решения. Как выяснилось, он уже купил билет на корабль, так что день отъезда неминуемо приближался. Сендрин стояла в гавани и смотрела вслед кораблю, будучи уверенной, что никогда больше не увидит Элиаса.

Они простились восемнадцать месяцев назад. Сначала Элиас писал ей письма, в которых чувствовалась озабоченность невозможностью встать на ноги в той стране. Затем контакт внезапно оборвался. Никаких писем, никаких признаков того, что Элиас жив.

На деньги, которые ей оставил Элиас, Сендрин смогла завершить образование, хотя на работу не было никаких видов. Когда наконец ей пришло предложение от семьи Каскаденов, она не помнила себя от счастья. Эти люди предлагали ей не только работу в собственном доме, но сверх того она получала возможность отправиться на Юго-Запад!

Возможно, каким-то образом она сможет разузнать о том, что произошло с Элиасом, остался ли он – спаси его, Господи, и сохрани! – вообще в живых.

Так и случилось, что она лежит теперь на кровати, почти такой же широкой, как и комната, в которой выросли они с Элиасом, а ее будущее начинает постепенно вырисовываться. У нее больше нет возможности прятаться за спиной Элиаса, школу она благополучно закончила.

«Теперь пришло время действовать самостоятельно», – подумала она и содрогнулась, осознав все вытекающие отсюда последствия. Она – взрослая, независимая и твердо стоит на ногах. Она несет ответственность не только за себя, но также и за обеих девочек семьи Каскаден. И будет замечательно, если ей удастся к тому же узнать что-нибудь об Элиасе.

Вероятно, она задремала, так как, подняв голову, увидела, что свет, который падал через высокие окна эркера, стал заметно слабее. Как долго она спала? Час или больше? Конечно, она бы проснулась, если бы пришла служанка с ужином. Следовательно, не могло быть еще очень поздно.

Она встала и почувствовала головокружение. Ей понадобилось некоторое время, чтобы сориентироваться и, еле передвигая ватные ноги, найти путь к кувшину с водой, стоящему на комоде. После того как она умылась и увлажнила запястья холодной водой, ей стало немного лучше. Она охотно бы предприняла на свой страх и риск экскурсию по дому, по крайней мере, по тому крылу, в котором находилась ее комната, но Сендрин чувствовала себя слишком уставшей и все еще не очень уверенно держалась на ногах. Она вошла в эркер и выглянула на улицу, на луг, на который бросали тени акации.

В первое мгновение ей показалось, что внизу кто-то стоит и смотрит вверх, на нее. Только присмотревшись, она поняла, что контур, который выделялся в свете вечерней зари темным пятном на фоне виноградников, не был человеческим силуэтом. Это нечто было похоже на пень, только гораздо выше. Снизу оно было гораздо шире, чем вверху, и моментами казалось великаном, прячущимся под покрывалом, привидением из детских книжек, стоящих на полке.

Затем глаза Сендрин привыкли к слабому сумеречному свету, и она заметила, что сверху этот объект покрыт слоем песка или глины. Она вспомнила о похожем рисунке в одной из книг об Африке, которую когда-то читала, и наконец поняла, что же это такое.

Это был термитник высотой в три-четыре метра, он находился на расстоянии около тридцати шагов от дома. Две акации, как постовые, стояли по бокам. На Сендрин эта диковинка произвела одновременно и захватывающее, и отталкивающее впечатление. С одной стороны, она охотно подошла бы ближе, чтобы понаблюдать за поведением насекомых, с другой стороны, ей казалось отвратительным все, что имело больше четырех ног.

Она неохотно отвернулась от окна, подошла к двери комнаты и выглянула в коридор. Он простирался влево минимум на десять метров и примерно настолько же вправо, оба его конца были погружены во мрак. Она охотно попросила бы слуг зажечь здесь несколько фонарей, но не смогла обнаружить никаких газовых ламп и уже представила себя бредущей каждый вечер по бесконечным коридорам со свечами в руках, словно привидение. Она задрожала при этой мысли, затем прыснула со смеху. Получалось как-то уж слишком романтично.

Служанка с ужином не появлялась, а Сендрин постепенно начала испытывать голод. Прежде всего, она не отказалась бы от большой чашки горячего чаю. Сендрин закрыла дверь и вновь огляделась по сторонам. Ей следовало бы переложить содержимое дорожных сумок в шкаф, но у нее не было настроения это делать. Все равно кто-то должен был сначала постирать и погладить ее вещи.

Вместо этого ее снова потянуло в эркер. Когда она опять посмотрела из окна на луг, ей показалось, что термитник изменил свою форму. Но это не могло произойти за такое короткое время! Тем не менее было видно, что вершина конуса разветвилась, образовав пять слегка искривленных новых наростов различной высоты – словно рука с растопыренными пальцами. «Глядишь, она еще начнет двигаться, – подумала Сендрин с нервной улыбкой, – пожалуй, она хочет заманить меня».

Она довольно резко отвернулась и, испытывая тяжесть в голове, снова прилегла на кровать. Сендрин тотчас заснула и проснулась лишь тогда, когда ей наконец принесли еду.

Глава 3

Утром ей на серебряном чайном столике подали завтрак в комнату. Служанка сообщила ей, что хозяйка позже зайдет за нею, чтобы отвести в комнату для занятий. Сендрин едва успела выпить первую чашку кофе, как в дверь постучали. Она поспешно вытерла губы салфеткой, затем подошла к двери и открыла ее.

– Доброе утро, фрейлейн Мук.

На Мадлен Каскаден была такая же одежда, как и накануне: узкие брюки для верховой езды и бежевая рубашка. Ее длинные волосы снова были высоко заколоты, правда, немного тщательнее, чем вчера.

Сендрин надела свое лучшее платье, но в таком доме она выглядела в нем как обычная служанка. Она купила его на первые самостоятельно заработанные деньги незадолго до отъезда Элиаса. Тогда она несколько месяцев должна была проходить практику в семье одного бременского купца; люди не были обязаны ей за это платить, но она так пришлась по душе хозяйке дома, что та на прощание подарила Сендрин маленький, туго набитый кожаный бумажник.

Мадлен окинула Сендрин взглядам сверху вниз и сказала:

– Вашу одежду приведут в порядок в течение дня, не беспокойтесь об этом. После такой поездки все должно было смяться. У вас была на корабле возможность отдать в чистку ваши вещи?

– Разумеется.

– Какое счастье! Времена меняются. Когда мы перебирались сюда, не было ничего подобного. Только лохань под палубой, которой пользовались все подряд.

Сендрин вежливо улыбнулась и последовала за Мадлен по коридору.

– Как долго вы проживаете на Юго-Западе?

– Мой муж был одним из первых офицеров, приехавших сюда. Это было… дайте-ка подумать… двадцать девять лет тому назад.

– Ваш муж недолго оставался военным, раз он смог все это построить.

– Он вскоре подал в отставку, правда, против моего желания. Но сегодня я должна признаться, что он сделал правильный выбор. Впрочем, в то время так никто не считал, в том числе и он сам. Он стал старшим рабочим на руднике, сделался незаменимым и за несколько лет дослужился до члена правления. Вскоре после этого у него уже был контрольный пакет акций. Дело расширялось, разрабатывались новые участки, их становилось все больше. Через семь лет после его ухода с военной службы мы смогли обустроить для себя этот дом, а я ожидала первого ребенка.

– Простите мою нескромность, но вы прибыли сюда уже как супруги или…

– Нет-нет, – перебила ее Мадлен. – Мой муж приехал на Юго-Запад со своими родителями. Я была компаньонкой его матери, жуткой женщины, можете мне поверить. К счастью, скоро они отделились от нас. Немного позже мы с Титом сочетались браком.

Что за удивительная женщина! То она казалась чрезвычайно осмотрительной, и в поведении, и в манерах, а в следующий момент могла говорить такие вещи о своей свекрови! При этом она не понижала голос, давая Сендрин понять, что посвящает ее в какие-то тайны; она высказывалась свободно, не оглядываясь на свою спутницу и не беспокоясь о том, что ее может услышать кто-нибудь еще. Мадлен казалась совершенно уверенной в том, что в своем доме она может говорить все, что посчитает нужным. Сендрин оставалось только надеяться, что она не во всем была такой импульсивной.

Они шли теперь по переходу, окна которого выходили на площадку перед домом. Снова несколько детей санов поливали овальный газон в центре площадки. Сендрин не смогла узнать, были ли это те же дети, что и накануне.

– Мне сложно ориентироваться в доме, – призналась она. – Мы теперь находимся в средней части, верно?

– Представьте себе главное здание в виде подковы, открытая сторона которой указывает на запад, – объяснила хозяйка. – Эта, как вы правильно заметили, короткая часть связывает между собой оба боковых крыла. На первом этаже под нами находятся внутренний и парадный холлы, а также столовая и музыкальная комната. Здесь, на втором этаже, расположен старый салон, которым сейчас редко пользуются, далее утренний салон, молельня, моя спальня и еще несколько небольших помещений. Главное – не теряйтесь. Вы с легкостью научитесь ориентироваться. В южном крыле, то есть в правой части подковы, находятся Каменный зал, классная комната и кабинет лорда Селкирка. Он сейчас пустует. Над ними, на втором этаже, расположена галерея. Вы сейчас ее увидите, она действительно великолепна. Все остальные комнаты – спальные покои моего мужа и детей, помещения для слуг, курительная, бильярдная и кухня с кладовыми для мяса, рыбы, молока и хлеба – расположены в северном крыле и его пристройках. Вероятно, вам нечасто придется там бывать. – Мадлен открыла дверь, которая вела из коридора в просторный салон. Он был практически без мебели. – Я забыла про вашу комнату. Она располагается в одной из задних пристроек к центральной, восточной части здания, недалеко от церкви. Вам не видна из вашего окна башня? Нет? Очень жаль. Красивая архитектура. Когда стоишь перед ней, можно подумать, что находишься где-нибудь в южной Англии.

Сендрин отстраненно кивнула, словно ей об этом уже было известно и она подтверждала слова Мадлен. Этот лорд Селкирк, вероятно, был очень заинтересован в том, чтобы воссоздать кусочек своей родины в такой дикой местности, окруженной саванной и бескрайними пустынями с хищниками и воинственными туземцами. Его нельзя было осуждать за это. Этот мужчина, который всю свою жизнь путешествовал по дальним землям, был, очевидно, очень привязан к своей родине, раз захотел видеть перед собой ее частицу на чужбине. Не оставил ли он после себя что-нибудь подобное в Индии и Западной Азии?

Звук ее шагов громко отражался от стен салона. В углу находилась дверь, через которую они вышли в галерею, – о ней упоминала Мадлен. Ее слова не были преувеличением.

Речь шла, без сомнения, о самом большом в доме зале – длиной свыше тридцати метров, похожем на обшитую деревом узкую ленту, которая обвивала весь верхний этаж южного крыла. Чтобы ступить на сверкающий деревянный пол, Сендрин и Мадлен вынуждены были спуститься на несколько ступенек. По длинным сторонам зала находились большие окна, между ними стояли книжные шкафы, заполненные кожаными фолиантами. Имелись также два открытых камина и целый ряд кресел и диванов. Потолок был сводчатым, каждый его сантиметр, где только возможно, был украшен лепниной.

– Боже мой, – изумилась Сендрин, – где лорд нашел столько мастеров, чтобы создать все это?

– Вся отделка была изготовлена в Англии и переправлена сюда морем, – объяснила Мадлен, – как и большинство аксессуаров в доме. Я не хотела бы узнать, сколько сельских домов приказал он разобрать по камню. Многие части интерьера являются оригинальными произведениями искусства семнадцатого столетия.

– Он, вероятно, был безумно богат, – вырвалось у пораженной Сендрин, прежде чем она успела подумать. Опять она не сдержалась, словно глупая школьница.

–  Мыбезумно богаты, моя дорогая, – проговорила Мадлен без какой-либо гордости в голосе, почти сухо. – Но Селкирк… Я думаю, трудно было сосчитать деньги, которые он заработал на своих раскопках. Говорят, что уже в молодости он раскопал в пустыне вавилонскую гробницу, полную золота. Все, что добавилось позже, было всего лишь деньгами на карманные расходы.

– Ваш сын рассказывал, что после смерти Селкирка поместье несколько лет пустовало, прежде чем вы его приобрели. Почему его не опустошили? Можно было бы предположить, что туземцы, убившие лорда и его семью, разрушили также и дом.

– Да здравствует суеверие этих дикарей! – воскликнула Мадлен. Ее хриплый резкий голос отразился от настенных панелей. – По каким-то причинам они боялись этого дома. Я не знаю, как им удалось взять за горло Селкирка и его банду – черт его знает, вероятно, он устроил пикник в виноградниках, – но дом они не тронули. Я сомневаюсь, что вообще хоть кто-нибудь из них посмел ступить сюда ногой.

– А белые? Почему никто другой не претендовал на него?

– Когда мы, немцы, прибыли на Юго-Запад, британцы уже почти утратили здесь свое влияние. И не стоит недооценивать власть моего мужа. Он увидел это поместье, влюбился в его архитектуру и месторасположение и воспользовался некоторыми своими связями. Это было даже не очень сложно. С трудностями мы столкнулись только тогда, когда начали ремонтировать каменную стену. Радуйтесь, что вас здесь тогда еще не было, – впервые черты лица Мадлен тронула улыбка. Правда, она больше походила на усмешку.

В конце галереи, служившей семье Каскаденов библиотекой, была лестница, ведущая на первый этаж. По ступенькам они спустились в бывший кабинет лорда. Здесь также были полки с книгами, а кроме того – массивный письменный стол с ножками в форме лап дикой кошки, и гарнитур кожаных кресел. На стенах висели пожелтевшие карты и планы мест возможных раскопок. Рядом с письменным столом стоял глобус, вырезанный из дерева, высотой в рост человека, – удивительное произведение искусства.

– Мы не пользуемся этим помещением, – пояснила Мадлен, тихо вздыхая. – У моего мужа, к вашему сведению, есть сентиментальная жилка. Он настаивает на оказании Селкирку последних почестей и хочет оставить здесь все так, как было до нас. Сюда приходят только служанки, чтобы сделать уборку.

– Но мы ведь обе стоим здесь, – заметила Сендрин, улыбаясь.

– Я только потому провела вас к классной комнате этим путем, чтобы немного показать дом. То, что мы не успели, наверстаем сегодня после обеда, если вас это устроит. Сейчас же вы должны познакомиться с Лукрецией и Саломой.

– Это необычные имена, – сказала Сендрин, когда они выходили из кабинета Селкирка.

– Мой муж – большой поклонник древнеримской культуры, как и его родители. Он захотел, чтобы наши дети носили римские имена, так же как и он сам.

Сендрин хотела было заметить, что, хотя имя Лукреция и римского происхождения, имя Салома пришло скорее из Древней Греции. Но, разумеется, ей не подобало поправлять мою госпожу. Кроме того, она находилась здесь, чтобы обучать девочек, а не их родителей. Из коридора они свернули налево и попали в меньшее помещение со светлыми, приятного оттенка обоями и красными занавесками. Оно было обставлено просто. Посередине стояли две школьные парты, перед ними размещалась кафедра преподавателя.

Салома и Лукреция с любопытством смотрели на них. У обеих были длинные белокурые волосы, как и у их матери. Одна собрала волосы в конский хвост, другая заплела две косы. Девочки были удивительно похожи.

– Итак, вот наши близнецы, – проговорила Мадлен. – Салома, встань, пожалуйста, и поприветствуй фрейлейн Мук.

Девочка с косами проворно вскочила, обошла парту, вежливо присев, подала Сендрин руку и любезно улыбнулась.

– Доброе утро, фрейлейн Мук.

– Доброе утро, Салома. Я рада познакомиться с тобой и твоей сестрой.

Мадлен обратилась ко второй девочке.

– Лукреция, будь так любезна, теперь ты поприветствуй вашу новую гувернантку.

Сестра Саломы перекинула конский хвост со спины на плечо, как будто этот жест относился к ритуалу приветствия, затем поднялась, вышла из-за парты и, также присев, стала перед Сендрин.

– Добрый день, – проговорила она.

Лукреция держала себя бесстрастно, скорее выжидающе. Сендрин хорошо понимала их: все-таки девочки еще не знали, чего им от нее ожидать.

Мадлен наблюдала за сценой знакомства Сендрин и ее дочерей так внимательно, как знаток-искусствовед рассматривает картину, в подлинности которой хочет убедиться. Наконец она пошла к двери и, остановившись возле нее, сказала:

– Фрейлейн Мук, я бы хотела, чтобы вы каждое утро перед занятием читали с девочками молитву.

– Конечно.

– Не забудьте об этом, – с этими словами Мадлен покинула классную комнату и закрыла за собой дверь.

Сендрин предложила близнецам снова занять свои места.

– Кто обучал вас до меня? – спросила она.

Салома подняла руку, и Сендрин с улыбкой кивнула ей, радуясь хорошему воспитанию девочек.

– Господин Моргенрот. Он живет в Виндхуке.

– Он каждый день приходил сюда издалека, – добавила Лукреция. – Он очень любил нас, поэтому расстояние не было для него препятствием.

– Мне кажется, что ему не составляло особого труда относиться к вам с любовью, – сказала Сендрин, желая сделать девочкам что-нибудь приятное. – Господин Моргенрот обучал вас по всем предметам?

Девочки кивнули, и Сендрин продолжила опрос, чтобы получить представление об успехах обеих. Она очень обрадовалась, обнаружив, что преподаватель из Виндхука хорошо поработал. Салома и Лукреция обладали неплохими для их возраста знаниями. Дополнительно Сендрин планировала познакомить обеих, несмотря на их юный возраст, с основами философии – предмета, который она особенно любила. Учения античных философов всегда воодушевляли ее, в то время как домоводство приводило в отчаяние.

Однако первый учебный день она спланировала таким образом, чтобы рассказать немного о себе, но прежде всего выслушать самих девочек, узнать об их пристрастиях и антипатиях.

Салома оказалась более разговорчивой. Она держала себя свободно, веселилась, иногда даже шалила, главным образом тогда, когда речь шла об их лошадях. Когда Сендрин спросила ее о том, что она любит, Салома начала со своих любимых кушаний, много рассказывала о слугах, которые ей нравились, и закончила своими любимыми книгами. При этом она постоянно играла своими косами, наматывала их на руку или задумчиво подергивала.

Лукреция была совершенно другой. Она выглядела задумчивой и вела себя по отношению к новой гувернантке сдержанно. Казалось, что она обдумывает каждое сказанное слово. Девочка постоянно следила за тем, чтобы ее белокурый хвост свешивался через плечо и не падал на спину. Она разделяла воодушевление своей сестры по поводу верховой езды, но не путалась, как Салома, в длинных рассуждениях о причинах этого. Ей были по душе старые сказки и легенды Африки, которые иногда рассказывали детям некоторые слуги. Она любила истории о черте в глубине пустыни и о львах-демонах, о духах песка и о богах, которые бродили по саванне. Сендрин не могла не признать очарование этих историй, однако она не была уверена, что ее радует увлечение столь маленькой девочки подобными вещами. Но пока Лукреции не снились плохие сны, можно было оставить все как есть. Она заметила также, что Салома оставалась равнодушной к этой теме; казалось, что на девочку рассказы слуг не произвели такого сильного впечатления, как на ее сестру, и Сендрин отметила, что Салома была не из боязливых.

Первая половина дня была заполнена рассказами о туземцах и диких животных, описаниями жизни в доме и распорядка дня девочек, а Сендрин снова и снова предлагала вопросы в игровой форме, помогавшие ей получать дальнейшие сведения об уровне образования сестер. При этом она все больше утверждалась во мнении, сложившемся у нее с самого начала: Лукреция и Салома были весьма умными детьми. Мадлен и Тит Каскадены могли ими гордиться.

Прежде всего Сендрин поразил тот факт, что девочки были гораздо более открытыми в отношениях с туземцами, чем Валериан и Мадлен. Очевидно, обе находились под влиянием их отца, который, исходя из того, что слышала о нем Сендрин, кажется, вел себя абсолютно непринужденно в обращении с чернокожими.

Над входом в классную комнату висели застекленные часы, и Сендрин обнаружила, что было уже около двенадцати часов, но вдруг краем глаза заметила какое-то движение. Сначала она поразилась тому, что движение стрелки было столь заметным, но затем нашла этому движению иное объяснение: в стекле часов отражались большие окна классной комнаты. В отражении светлых прямоугольников вырисовывался чей-то силуэт.

Когда она посмотрела в окно, силуэт передвинулся вправо. Ей хватило времени разглядеть знакомое лицо, прежде чем фигура исчезла. Секундой позже двор снова был совершенно пуст, даже детей туземцев не было на газоне.

Девочки явно ничего не заметили. Лишь теперь, обратив внимание на реакцию Сендрин, они посмотрели в окно.

Сендрин сморщила лоб.

– Это был ваш брат. Валериан часто прогуливается перед окнами?

Лукреция посмотрела на свою парту и нарисовала пальцем на дереве невидимый рисунок.

– Я не думаю, что это был Валериан.

– Вне всякого сомнения, – возразила Сендрин.

– Лукреция имеет в виду, – проговорила Салома, – что это был Адриан.

– Кто такой Адриан?

– Наш второй брат, – ответила Лукреция, а Салома добавила: – Он и Валериан – близнецы. Так же, как и мы.

Сендрин никогда прежде не слышала, чтобы женщина дважды рожала близнецов. К тому же до сих пор не было никаких упоминаний об Адриане, в том числе и за то время, которое она провела с Валерианом.

– Адриан странный, – сказала Лукреция, но Салома ей немедленно возразила:

– Адриан глухой, а не странный.

– Он точно странный, – не согласилась с ней Лукреция, и тотчас между сестрами завязался спор, в который пришлось мягко вмешаться Сендрин.

– Вероятно, вы сможете представить мне вашего брата как-нибудь потом.

– Если мы его найдем, – заметила Лукреция, и снова Салома бросила на нее неодобрительный взгляд.

– Что это значит? – В воображении Сендрин сразу же возникли картины из старых романов со всякими ужасами, которые она поглощала, будучи молоденькой девушкой. Вспомнились истории о нелюбимых членах семьи, которых прятали на чердаках или в потайных комнатах, о странных чудаках, преследовавших молодых женщин в лесу и следивших за ними через окна, когда героини меньше всего о том подозревали.

– Адриан любит бывать на виноградниках, – пояснила Салома. – К тому же он часто ездит в Виндхук. Мы только иногда встречаемся с ним за обедом.

– И он действительно глухой? – спросила Сендрин. Салома кивнула:

– Ребенком он перенес тяжелую форму кори. Он чуть было не умер. С тех пор он больше ничего не слышит. Зато он умеет читать по губам.

Лукреция захихикала.

– Туземцы говорят, будто бы он даже может читать мысли. Ее сестра тоже засмеялась.

– Они не могут понять, как он может не заметить, если за его спиной разобьется ваза, но совершенно точно знает, о чем говорят люди, глядя им в лицо.

– Ну да, – заметила Сендрин немного растерянно, – я наверняка скоро с ним познакомлюсь.

Девочки посмотрели друг на друга, затем обе кивнули и проговорили хором:

– Сегодня вечером.

– А что будет сегодня вечером? – захотела узнать Сендрин.

Лукреция ухмыльнулась, при этом она выглядела почти взрослой.

– Сюрприз. Потерпите.