Текст книги "Богиня пустыни"

Автор книги: Кай Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

– Если она может поспособствовать достижению такой достойной уважения цели – доставить вам удовольствие, – почему тогда она должна покрываться плесенью у меня в шкафу? Я слишком стар, чтобы принять на себя еще и груз загадок прошедшего столетия. То, что вы видели снаружи – эти раскопки, – это мое последнее дело. Однажды я замертво упаду в одну из этих ям, и все, что останется сделать другим, – это насыпать в нее достаточное количество песка, чтобы гиены не подавились моей жесткой кожей.

Сендрин робко приподняла уголки рта. Нерешительность должна была больше понравиться ему, чем преувеличенное веселье.

– Карта принадлежала самому Селкирку, – сказал Пинтер. – Я нашел ее в его документах через несколько лет после его смерти. Посмотрите внимательно. Вы найдете там его пометки, – и после короткой паузы он добавил: – И если старому Каскадену стукнет в голову идея отправиться к могилам сокровищ, тогда, черт его побери, отдайте ему эту вещь! Он наверняка удвоит вашу зарплату. Выпейте бокал вина за мое здоровье, где бы я к тому времени ни находился.

– Вы очень любезны, профессор Пинтер.

– Расскажите об этом моим рабочим в лагере. Возможно, они придерживаются иного мнения.

Элиас протянул руку к карте, но Сендрин сделала вид, что не заметила этот жест, и оставила карту у себя. Она спросила профессора:

– Как обстояли дела у Селкирка после его возвращения из Калахари? Он сразу после этого начал строительство дома в районе Ауасберге?

– Нет, – покачал головой Пинтер. – Работы над домом начались раньше, за два или три года до его возвращения.

Сендрин обдумала услышанное и с удивлением пришла к выводу, что это противоречило записям в дневнике Селкирка. Но Пинтер мог и не знать всех подробностей.

На всякий случай она переспросила:

– Вы знаете об этом совершенно точно? Согласно тем документам, что я нашла в библиотеке, дом начал строиться после того, как Селкирк завершил раскопки в Калахари.

Профессор продолжал настаивать.

– Нет-нет, я в этом полностью уверен. Я знал еще некоторых из старших рабочих и одного из архитекторов, принимавших участие в строительстве. И я знаю, что они начали свои работы задолго до того, как Селкирк свернул свою экспедицию.

Если все действительно было именно так, тогда что-то не сходилось. Она еще не могла разобраться, что именно, – слишком много появилось новой информации, – но что-то подсказывало ей, что она вот-вот должна наткнуться на нечто действительноважное.

– Я правильно вас поняла? – она цеплялась за последнюю надежду. – Селкирк оставался еще несколько лет в пустыне, а дом тем временем уже строился?

– Так оно и было. – Могло ли это означать, что была и вторая экспедиция в Калахари, проводившаяся настолько тайно, что Селкирк не доверил информацию о ней даже собственному дневнику?

– А вы разве не знали, что Селкирк приказал встроить в дома найденные древние предметы много позднее? – спросил Пинтер.

– Нет, – ошеломленно произнесла Сендрин, – это для меня новость.

– Должно быть, на то, чтобы впоследствии подогнать все эти камни, вделывая их в стены, потребовался большой объем работ и много средств.

Не в этом ли заключался ключ к тайне? Она снова попыталась воспроизвести хронологию событий: сначала Селкирк отправился в Калахари и обнаружил руины Еноха; затем он вернулся и распорядился о строительстве поместья; однако позже, когда работы уже начались, он, возможно, отправился в пустыню во второй раз и, если сведения Пинтера были верными, только спустя два или три года привез с собой загадочные камни и приказал встроить их в почти готовый дом.

Но куда же привела его эта последняя экспедиция? Снова в Енох? Но в своих заметках он утверждал, что завершил там все работы. Или существовало другое место раскопок в Калахари, о котором до сих пор никто не знал? От этой мысли у нее разболелся желудок, она чувствовала, как дрожат ее руки. Сендрин быстро положила руки на подол платья под стол, чтобы другие не заметили их дрожания.

Другое место раскопок в пустыне! Вероятно, это означало также и новые находки. Если предположить, что камни были вовсе не из Еноха, а из другого места?

И что это было за открытие, заставившее Селкирка попытаться превзойти даже открытие. Еноха, которое, как он сам утверждал, было вершиной его карьеры? Что могло быть значительнее, нежели открытие первого города человечества? Сендрин внезапно захотелось уехать отсюда как можно скорее обратно в Виндхук или, еще лучше, дальше на восток, в глубь пустыни.

«Девичьи фантазии, – посмеялась она над собой. Твоя любовь к романтике умрет вместе с тобой».

– Вам нехорошо? – внезапно поинтересовался Пинтер. – Вы вдруг так побледнели.

– У меня… просто немного закружилась голова. Я думаю, что нам уже пора домой.

– Не раньше, чем я улажу некоторые дела в лагере, – возразил Элиас несколько резко. – Для этого я сюда и приехал, ты забыла?

Сендрин испугалась, что окончательно злоупотребила его терпением.

– Я распоряжусь установить для вас тахту, – предложил Пинтер. – Здесь, в палатке, если вам угодно, или снаружи, в тени. Отдохните немного. – Он глубоко вздохнул. – Я всегда это говорил, и сегодня повторяю еще раз: Африка – неподходящая страна для женщин. – Несколько тише он добавил: – Собственно говоря, это вообще неподходящая страна для таких людей, как мы.

* * *

На землю уже давно опустилась темнота, когда они на своих верблюдах подъезжали к деревне. Стало очень холодно, изо рта при дыхании шел белый пар. Дом Элиаса возвышался словно черный колосс под потрясающим звездным небом. Звезды горели во мраке, как глаза хищных животных, а снизу доносился неторопливый рокот прибоя.

Верблюд Сендрин стал на одно колено и позволил своей всаднице спуститься на землю. Она молча выскользнула из седла, не заботясь о том, куда Элиас отведет животных, в полном изнеможении поднялась по ступенькам веранды и открыла дверь. Несколько минут спустя она уже опустилась на свою кровать, неспособная размышлять о пережитом и о той информации, которой снабдил ее Пинтер. Когда Элиас вошел в дом, она уже давно погрузилась в крепкий сон.

Гораздо позже, ночью, Сендрин услышала, как кто-то зовет ее по имени. Женский голос, далекий, искаженный расстоянием.

Сендрин!

Она встала и поежилась. Она не надела с вечера ночную рубашку, и ее обнаженная кожа переливалась в свете звезд.

В последнее время по ночам в пустыне было морозно – поздновато для этого времени года. Июль на Юго-Западе был одним из самых холодных месяцев, и ночью кочевники в Намибе тесно прижимались друг к другу, чтобы не замерзнуть. Еще в Каоковельде Сендрин привыкла к холоду зимних ночей, которые следовали сразу же за жарким днем. Но здесь, этой ночью, она замерзла сильнее, чем когда-либо прежде.

Сендрин!

Она уже слышала этот голос раньше, хотя он не принадлежал никому из тех, кого она знала. В ее первом сне о пустыне, когда она смотрела на руины Еноха, женщина так же звала ее.

Но это был лишь сон. А теперь?

Сендрин подошла к окну и открыла его. Снаружи, естественно, было темно, холод волной устремился внутрь.

Что-то было не так. Чего-то не хватало. Море замерло. Не было видно никакого движения. Не было слышно шума прибоя, только слабый шелест ветра доносился до слуха Сендрин.

Она поняла, что море – это не море, а океан дюн, простирающийся в свете звезд серыми волнами до самого горизонта.

Утес также исчез. Дом – если это вообще был дом, а не одна лишь эта комната, перенесшаяся вместе с ней в иные сферы, – одиноко стоял на гребне дюны.

Сендрин!Голос прозвучал в последний раз и затих.

Снаружи, под окном, послышался шорох. Приподнялась какая-то фигура, ее контур был четко очерчен на фоне звезд и пустыни. Сендрин отпрянула назад и отступила еще на шаг, когда узнала стоявшего за окном. Хотя на самом деле она его не боялась, ей почему-то было страшно видеть здесь именно его. Она снова начала догадываться, что их что-то связывает, но она предпочла бы ничего не знать об этом.

Кваббо улыбнулся и протянул к ней руку.

– Выйди, – попросил он своим мягким голосом. – Никто не причинит тебе зла. Иди сюда.

– Зачем ты здесь? – спросила она и удивилась, как далеко слышен ее голос и как гулко он звучит, словно она говорила не здесь, а в другом месте, далеко отсюда.

– Выйди, – повторил Кваббо. – Пойдем со мной.

Сендрин направилась было к двери комнаты, но маленький сан внезапно покачал головой.

– Нет, сюда, через окно.

Она секунду помедлила, затем снова подошла к окну и положила обе руки на раму. Внезапно она ощутила нечто вроде удивления: если она хотела, то могла сама принимать решения. Это было совсем не так, как в ее более ранних видениях, где ею почти всегда управляли внешние обстоятельства. Теперь она была достаточно сильной, чтобы оказывать сопротивление. Она совершенно определенно почувствовала, что могла бы просто вернуться назад, в постель, и продолжать спать. То, что она делала, она делала по своему желанию, по собственной воле.

Означало ли это, что она уже чему-то научилась? Обрела ли она больший контроль над своими снами? И не только над снами, но и над другими проявлениями ее… как назвал это Адриан? Даром? Скоро ли она будет в состоянии самостоятельно решать, перейти ли ей на другой уровень, в мир шаманов?

И была ли она, собственно говоря, еще в своем уме, если пыталась размышлять о подобных вещах? И размышляла над этим совершенно серьезно.

Но уже сам факт, что она могла думать об этом так свободно и непринужденно, был ей внове и неожиданным. С нею что-то происходило – какие-то изменения, которые проявлялись не только уверенностью в себе и новым поведением. У нее внутри тоже что-то происходило, в той части ее самой, которая всегда была скрыта от других. Если сейчас она покинула эту комнату, вышла через окно наружу, в пустыню, сделала ли она тем самым следующий шаг к лучшему пониманию того, что в ней происходило? Она надеялась, что это так.

Но потом, когда она уже поставила колено на подоконник, ей пришла в голову еще одна мысль: что, если все было только сном? Не только это помещение и пустыня там, за окном, но и все остальное? Элиас, дом на утесах, ее беседа с профессором – все это могло быть лишь частью масштабного видения, которое кто-то или что-то внушили ей, которое, возможно, она сама и разыгрывала перед собой?

Заканчивалась ли действительность на самом деле тогда и там, где предполагала Сендрин, то есть вчера вечером, когда она заснула в этой комнате? Или она перешла за границу реальности гораздо раньше, еще перед отъездом из Виндхука, или – кто знает? – уже давным-давно, задолго до этого? Может, она потеряла рассудок, не заметив этого?

– Если ты будешь делать то, что я говорю, твой рассудок не пострадает, – проговорил Кваббо, отойдя от окна на несколько шагов.

Сендрин уставилась на него.

– Ты снова читаешь мои мысли.

– Тебя это удивляет? Если постараешься, ты тоже сможешь читать мои.

То же самое говорил и Адриан.

– И не только мои мысли, – продолжал сан, – но и мысли всех людей и вещей в этом и любом другом мире.

– Мысли вещей? – переспросила она с раздражением.

Кваббо ничего не ответил, только кивнул и отвернулся. Он медленно спустился по склону дюны и стал удаляться. Сендрин вынуждена была поторопиться, если не хотела потерять его из виду.

Она еще раз оттолкнулась и вылезла через окно наружу. Она могла ощущать ветер на своей голой коже, нежное прикосновение песчинок, поднятых ее босыми ногами. Холод ночного воздуха в первый момент был всего лишь неприятным, затем стал сковывающим, а потом в теле возникла боль. Мороз кусал ее тысячами маленьких челюстей. В течение нескольких секунд, казалось, кровь ушла в глубь ее тела, словно сама по себе обратилась в бегство. Скоро ее кожа стала такой же бледной, как у трупа. В неясном свете звезд она посмотрела на себя и нашла, что выглядит как привидение.

– Кваббо! – позвала она с вершины дюны, но маленький мужчина исчез в темноте.

– Я здесь, – его голос звучал из теней, стекавших во впадину, похожую на черное озеро из смолы. – Иди же! Идем со мной!

Она скрестила руки у себя на груди и почувствовала, что ее соски от холода стали твердыми, как замерзшие капельки крови. Не оглядываясь, Сендрин отправилась в путь, следуя по следам Кваббо. Земля сохранила тепло дня и только потому не была покрыта инеем. Подошвы ее ног заболели уже через несколько шагов.

– Кваббо, подожди меня! – позвала она в темноту и поспешила по склону вниз.

Сан не отвечал.

– Кваббо?

Чернота в центре долины не становилась прозрачнее даже на близком расстоянии, она поглотила туземца, как бездонная дыра в пустыне.

Еще раз она прокричала имя сана, затем остановилась, полная страха. Что же хотел показать ей Кваббо? Действительно ли она должна была следовать за ним в это гнездо теней, которое все больше и больше становилось похожим на черный кокон?

Она повернулась и посмотрела назад, на гребень дюны, но не увидела там ничего, кроме мерцающих звезд. Она неуверенно сделала один шаг, затем другой и начала все быстрее подниматься по своим следам вверх по склону. Добравшись до вершины, она увидела перед собой лишь бескрайнюю пустоту пустыни. Никакого дома, никакого окна. Она была одна. Обнаженная, замерзшая и покинутая всеми.

– Кваббо! – громко закричала она. – Кваббо, зачем ты так делаешь?

Далеко, очень далеко раздался ответ, совсем тихий, похожий на дуновение ветра, со вздохами которого, казалось, она и говорила.

– Почему ты вернулась? Ты должна была следовать за мной…

Голос Кваббо затих, так же как и голос женщины.

«Я хочу проснуться, – подумала Сендрин. – Проснуться!»

Но ее предыдущее воодушевление, когда она полагала, что наконец может все контролировать, исчезло. Оказалось, что она еще не была способна покинуть пределы сна по собственному желанию.

Тем более не тогда, когда в пустыне был кто-то еще, обладающий в тысячу раз большей властью.

Из-за соседней дюны беззвучно выросла фигура в белой одежде. Сендрин показалось, будто температура снизилась еще на несколько градусов.

Белые полосы ткани клубились, взвивались, как стрелы, в ночное небо, извивались волнами, снова опускались на землю и вновь поднимались вверх. Ветер, который обдувал тело Сендрин, был недостаточно сильным, чтобы создавать такие вихри. Казалось, будто одежда жила собственной жизнью, подобно подводным растениям, грациозно качающимся в невидимом потоке.

Фигура замерла, казалось, кто-то пристально смотрит на Сендрин. В тени, между складками развевающихся полос ткани, показалось лицо странника – темное пятно на фоне белой волнующейся ткани.

Следуй за мной.

Сендрин уже ждала этот призыв. Это был тот же приказ, что и тогда. И в конце пути, без сомнения, она пришла бы к той же цели.

Мужчина в белой одежде пошел не в том направлении, в котором хотел увести ее Кваббо. Сендрин почувствовала, что о сопротивлении не могло быть и речи. Кваббо предоставил ей выбор – одинокий странник на дюне не сделал этого.

Следуй за мной.

И Сендрин последовала за ним, дрожа от холода и неизвестности. Она видела, как справа от нее на горизонте в ночном небе открылась черная пропасть и поглотила звезды. Дул ветер, вызывая звуки, похожие на визг; казалось, они исходили из необъятных воздушных масс, которые, надвигаясь, перемалывали даже песок.

Сендрин повернула голову и посмотрела вниз, в соседнюю долину, туда, где исчез странник.

Следуй за мной.

Тонкая черная рука внезапно схватила ее сзади, рванула, заставив повернуться.

Это был Кваббо, но его словно и не было. Его тело было прозрачным, лицо исказилось от боли. Едва видимый силуэт, казалось, был в постоянном движении, словно что-то всасывало его края, пыталось утащить его назад. Его коричневая кожа перекатывалась волнами и выглядела как поверхность кипящего масла.

– Назад! – прорычал он, и Сендрин скорее прочла это слово по его губам, нежели услышала его. Это прозвучало как крик боли. – Назад…

И на этот раз она сделала то, что он от нее требовал. Она повернулась спиной к долине и всему тому, что там могло находиться, и бросилась прочь. За ее спиной, по ту сторону песчаного гребня, полотнища ткани выстрелили вверх, словно фейерверк, как щупальца осьминога, в ярости пытающегося поймать воздух.

Спотыкаясь, она побежала по склону вниз, снова вверх по соседней дюне, прочь от всего этого в низину, заполненную мраком, туда, куда спустился Кваббо.

Когда в следующее мгновение она проснулась на своей кровати, вокруг нее еще некоторое время царил мрак, прежде чем она прошла сквозь него, словно сквозь облако угольной пыли.

Дыхание Сендрин успокоилось, все ее тело было потным. Белая простыня, которой она укрывалась, на какое-то мгновенье показалась ей тем, что преследовало ее во сне, щупальцем из ткани, которое хотело утащить ее в неизведанное далекое море дюн. Испытывая страх и неизмеримое отвращение, она резко откинула простыню.

Она заметила, что что-то покалывает ее ноги. Наклонившись, она увидела, что это был песок. Песок пустыни между пальцами ее ног.

Глава 5

Нанна вернулась ранним вечером на следующий день. При виде ее Сендрин застыла от удивления. Она, наверное, с полминуты безмолвно рассматривала свою золовку, пока Нанна не проговорила с широкой улыбкой:

– Ты, должно быть, Сендрин.

– А ты Нанна.

Они одновременно кивнули, на что юная гереро отреагировала очаровательным смехом.

– Замечательно, что я наконец могу с тобой познакомиться, – сказала она и подала Сендрин руку. – Элиас много о тебе рассказывал.

– М-м-да? – хотелось бы и мне сказать тебе то же самое.

Она сидела на стуле на веранде и читала одну из книг, которые взяла с собой в поездку. Это были заметки исследователя, который одним из первых приехал в Калахари и один из немногих вернулся оттуда.

Она встала и пожала протянутую Наиной руку. Рукопожатие изящной гереро было сильным, как у мужчины, а ее улыбка подчеркивала сердечность, с которой она приветствовала сестру своего мужа.

Одного-единственного взгляда на молодую женщину хватило, чтобы Сендрин тотчас поняла, почему Элиас влюбился в нее. Никогда прежде она не встречала женщину, в которой так гармонично сочетались бы девичья загадочность и женская красота.

Нанна была такая же высокая, как и Сендрин, узкие брюки цвета хаки подчеркивали красоту ее длинных стройных ног. Даже ткань рубашки не могла скрыть размер и совершенство формы ее груди. В отличие от большинства женщин и мужчин ее народа у нее было тонко очерченное лицо, без выпирающих скул. Сендрин бросилось в глаза, насколько прекрасным и ровным был коричневый цвет ее кожи; до сих пор у нее никогда не появлялось подобных мыслей, но сейчас она впервые нашла цвет кожи туземки чрезвычайно привлекательным. Даже полные губы Нанны, совсем не соответствующие европейскому идеалу красоты, подчеркивали ее красоту.

У Нанны были абсолютно черные волосы, часть волос была заплетена в четыре косы. Широкие у корней, они постепенно становились все тоньше. Две из них свисали за спиной, две другие обрамляли ее лицо, закрывая при этом уголки глаз. Они немного напоминали рога. Остальные волосы, не заплетенные в косы, были коротко острижены. Это была самая необычная прическа, которую видела Сендрин. Туземцы дома, в Виндхуке, не носили таких причесок, и, вероятно, никто не мог бы выглядеть с подобной прической так очаровательно, как Нанна.

Как у всех гереро, ее верхние резцы были сточенными, заостренными к нижнему краю, нижние, наверное согласно местному обычаю, были полностью удалены, скорее всего, во время ритуала на восьмом или девятом году ее жизни.

– Элиаса нет, – сказала Сендрин. Прозвучало это немного не к месту.

– Я знаю, – ответила Нанна. – Я встретила его на рынке. Он сказал мне, что я найду тебя здесь.

Сендрин, разумеется, не ожидала, что Нанна окажется покорной, запуганной девушкой, для этого она слишком хорошо знала Элиаса, но теперь она почти испугалась от ощущения силы и уверенности, исходящих от нее. Только что Сендрин задумчиво сидела, погруженная в чтение книги о Калахари и в то же время витая мыслями очень далеко. Она пыталась понять сон прошлой ночи. Теперь эти мысли испарились – присутствие Нанны занимало ее полностью.

Гереро наклонилась и бросила заинтересованный взгляд на книгу.

– Калахари – это странная местность, – проговорила она, вновь подняв голову.

– Прежде всего смертельно опасная, если верить тому, что написано в книге.

Нанна пожала плечами.

– Это заколдованная страна.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего, – засмеялась Нанна и махнула рукой. – Ты же знаешь, что мы, туземцы, иногда говорим подобные вещи.

– Конечно. А мы, белые, – мучители людей, для нас нет лучшего занятия, чем с утра до вечера размахивать кнутом.

Нанна наклонила голову.

– Я знаю, что вы не такие.

– И я знаю, что вы, туземцы, говорите не просто какие-то вещи.

Юная гереро кивнула. Казалось, ее действительно заинтересовали эти слова.

– Мне очень жаль, – сказала она затем. – Я не хотела тебя расстроить.

Как только Нанне удавалось, извиняясь, оставаться все такой же сильной? Сендрин вздохнула, не понимая причины своей внезапной ярости.

– Это было не самое удачное начало разговора, верно?

– Попробуем еще раз?

Сендрин улыбнулась, затем обняла Нанну. Она сразу почувствовала, что молодая женщина ответила тем же не только из вежливости.

– Как тебе удалось так хорошо овладеть нашим языком? – спросила Сендрин.

– Твой брат научил меня, – в ее голосе слышалась гордость, – не за себя, а за Элиаса. – Он говорит, что я быстро учусь.

– Это фантастика… я имею в виду – даже акцента не слышно!

– Мои люди говорят, что у меня немецкий акцент.

Сендрин улыбнулась, но заметила, что Нанна осталась очень серьезной.

– Это плохо? Я хочу сказать, твоя семья относится к тебе неуважительно?

– Собственно говоря, они делают вид, что меня не замечают, – это прозвучало без горечи, как простая констатация факта.

– Но Элиас говорил, что ты несколько дней была у них. Как они могут.

Нанна мягко перебила ее.

– Они разговаривают со мной, но не смотрят на меня при этом.

– Потому что ты замужем за чужеземцем?

– Потому что я, по их мнению, сама стала чужеземкой.

Сендрин нашла это абсурдным. Ей казалось, будто Нанна была отражением всех чудес Африки. Когда же она сможет наконец хотя бы немного понимать эту страну и ее людей?

– Давай прогуляемся вдоль утесов? – предложила она.

Нанна обрадовалась.

– Охотно.

Вскоре после того, как Нанна вежливо осведомилась о поездке Сендрин, больше не распространяясь о своей семье, Сендрин еще раз повторила свой вопрос:

– Что ты имела в виду, когда назвала Калахари заколдованной страной?

– Ты, похоже, очень этим интересуешься?

– Я просто интересуюсь страной, в которой теперь живу. Разве так не должен делать каждый?

– Конечно. – Нанна, казалось, задумалась на мгновение, затем сказала: – Имеется много легенд о Калахари. Много странных историй.

– Ты мне их расскажешь?

– Я – гереро. Калахари – это земля санов. Саны знают об этом в сто раз больше, чем я.

Сендрин смущенно улыбнулась.

– Нам, белым, все еще сложно учитывать то, что ваши народы сильно отличаются друг от друга.

– Саны и гереро, нама и овахимба, и все остальные… Нас всех объединяет только цвет кожи, и он вовсе не воспринимается нами самими как то, что делает нас разными. Точно так же, как европейцы, общаясь между собой, не смотрят на цвет кожи.

Солнце стояло уже довольно низко над океаном, проложив золотую огненную дорожку по волнам до самого берега. На востоке уже смеркалось. Элиас, наверное, скоро возвратится домой и наверняка удивится, куда исчезли обе женщины.

– Калахари – это страна Первой расы, – внезапно проговорила Нанна. Они уже некоторое время молча шли вдоль изгиба утеса. – Так, по крайней мере, рассказывают.

– Кто подразумевается под этой расой?

– Никакого другого названия нет. Первая раса существовала раньше всех других в мире. В Калахари росло дерево жизни Белой богини, и люди Первой расы были его хранителями.

– Саны происходят от них?

– Если ты спросишь их самих, то они ответят утвердительно. Другие смотрят на это иначе. Да, саны называют себя первыми людьми, которые разошлись потом по всему миру. Тем не менее я никогда не слышала, чтобы они говорили о дереве жизни или Белой богине.

– А ты? Что ты об этом знаешь? – спросила Сендрин.

– Ничего. Только эти названия. Кто была эта Белая богиня, и существовало ли растение, которое называли деревом жизни… возможно, саны знают об этом больше.

– Тебе самой саны симпатичны?

– Они не такие, как мы. Мы, гереро, любим землю, на которой мы живем, мы верим, что она слышит каждого, неважно, чернокожий он или белый. Каждый имеет право повсюду пасти свой скот и поить его водой. Поэтому некоторые из моих народов сражаются против вас, немцев, – потому что вы устанавливаете изгороди и стреляете в тех, кто взбирается по ним с наружной стороны. – Нанна глубоко втянула носом свежий ветер, дувший с Атлантики. – Саны совершенно другие. В то время как мы, гереро, любим всех животных, саны – это племя охотников. Они всегда в пути, всегда кочуют. Элиас назвал их однажды цыганами пустыни – наверное, ты знаешь лучше меня, что он подразумевал под этим. В любом случае, саны полны загадок для нас, так же как и для вас. И если ты меня спрашиваешь, симпатизирую ли я им, я должна сказать так: я их слишком мало понимаю, чтобы дать тебе на это положительный ответ. Я их не люблю – это точно, но я не испытываю к ним никакой антипатии.

После короткого промедления она добавила:

– Нет, это неправда. Я считаю их заносчивыми. Как и вас, белых. Да, можно было бы, пожалуй, сказать, что саны – это белые Африки, – при этом она засмеялась так весело, что Сендрин не оставалось ничего другого, как поддержать ее смех.

– Насколько? – спросила она через некоторое время.

– Они не только верят, что они – первые люди. Они утверждают также, будто они принесли в мир свет.

– Свет?

– Солнце, – кивнула Нанна. – Саны рассказывают, что когда-то, когда мир еще был молодым, господствовала большая тьма. Но однажды они увидели вдали как вспыхивает красный жар. Тогда они отправились в путь и обнаружили старика, лежащего на песке. Он спал. Каждый раз, когда он переворачивался и вытягивал руки, у него под мышками загорались красные светила. Саны решили подбросить старика высоко в небо, чтобы его свет сиял на весь мир. Высоко в воздухе мужчина широко раскинул руки, вероятно пытаясь лететь, и чем выше он поднимался, тем белее и ярче становился свет. Свет озарил пустыню и все земли по ту сторону дюн, и саны смогли наконец отправиться на охоту и найти добычу. Но затем, через некоторое время, мужчина, охваченный красным огнем, опустился обратно на землю. На следующий день саны снова подбросили его вверх, так же они делали и во все последующие дни, пока старику это не начало нравиться, и с тех пор он добровольно поднимается утром на небо, а вечером, раскаленный, снова опускается на землю. – Нанна, смеясь, указала на солнце, край которого касался теперь горизонта на другой стороне моря. – Так что этим мы обязаны санам. Разве это не звучит чересчур самонадеянно?

Сендрин, не мигая, смотрела на заходящее солнце, а когда она вновь взглянула на Нанну, у нее перед глазами заиграл калейдоскоп искр.

– Ты веришь в то, что саны являются магами?

– Для белой ты задаешь странные вопросы.

– Я пережила странные вещи.

– Да, это я чувствую.

Сендрин удивленно посмотрела на Нанну и спросила себя, говорит ли та серьезно. Но на лице гереро она не увидела ответа, а поставить вопрос прямо она не решилась.

Нанна опустилась на край скалы, выступавшей из утеса словно большой, в рост человека, нос. Постепенно начинала ощущаться прохлада, но что-то в Сендрин восставало против возвращения домой. Возле Нанны она чувствовала себя удивительно защищенной и умиротворенной.

– Саны могут быть магами, так же как могут быть магами и все остальные люди, – загадочно пояснила Нанна. – Возможно, они все же могущественнее, чем каждый из нас.

Сендрин села рядом с ней. Она коснулась бедром Нанны и ощутила при этом чудесное тепло ее тела.

– Элиас все мне рассказал о тебе, – неожиданно проговорила Нанна. – О тебе и о нем.

– Да, – тихо ответила Сендрин, – я так и думала.

– Он тебя очень любит.

– Как сестру.

На это Нанна ничего не ответила. Сендрин охотно узнала бы, что сейчас происходит в ее голове, но все же предпочла помолчать.

К ее удивлению, Нанна снова сменила тему. Она повернулась и спросила, протягивая руку в сторону пустыни, на восток:

– Ты видишь звезды?

Сендрин кивнула.

– Их пока немного. Остальные появятся, когда зайдет солнце.

– Ты должна попытаться послушать их. Ведь звезды учили первых людей языку земли, животных и растений.

– А почему мы его потом забыли?

– Не все забыли его, – поправила Нанна. – Все еще есть люди, которые могут его понимать. Но только в том случае, если они слушают.

Сендрин почувствовала легкое помутнение сознания. На какой-то миг она испугалась, что снова окажется во власти очередного видения. Но побережье вокруг нее оставалось прежним, и сидящая возле нее Нанна тоже не изменилась. Вдруг ей показалось, что бедро Нанны сильнее прижимается к ее бедру.

– Ты действительно веришь в то, что звезды могут разговаривать? – спросила Сендрин.

– До тех пор, пока их кто-то еще слушает. Одно зависит от другого. Когда последний человек разучится слушать, звезды также замолчат.

– Тогда их разговор – это одна из форм магии?

– Разве не говорится в вашей Библии, что слово Господне создало человека? – спросила Нанна. – Ты когда-нибудь задумывалась над этим?

Сендрин покачала головой.

– Нет.

– Как слово Господне может создать человека, если человек создал слово?

Сендрин на мгновенье задумалась, затем сказала:

– Это как у звезд, – ты ведь это имеешь в виду или я ошибаюсь? Одно зависит от другого. Замкнутый круг.

– Но, вероятно, все же есть конец, – заметила Нанна.

– Какой конец?

Нанна мечтательно подняла лицо, подставляя его свету тонущего солнца.

– Конец возникает с вопросом об отличии. Или, собственно говоря, не с вопросом, а с ответом на него.

– Честно говоря, Нанна, я не поняла ни слова.

– Вопрос звучит так: что отличает слово Бога от слова человека?

– А ответ?

– Ответ – это конец всему. Я рада тому, что не знаю его.

– Я думаю, я слишком устала, чтобы…

Нанна не дала ей закончить.

– Давай предположим, что ответ на вопрос – это конец круга, точно так же, как и само отличие тоже означает конец круга. Итак, что произойдет, если ответ звучит так: нет совершенно никакого отличия? Кончается ли тогда круг или нет?

Замешательство Сендрин возрастало с каждым словом. Она снова не была уверена, окружает ее действительность или это уже сон, мир по ту сторону мира. Уровень шаманов.