Текст книги "Богиня пустыни"

Автор книги: Кай Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

– Она задавала вопросы – такие, как ты и предполагал. После случая с плащом я, собственно говоря, думал, что она здесь больше никогда не появится. Но ты был прав, она действительно захотела за него заплатить.

Адриан нетерпеливо кивнул.

– Конечно. Я так и думал, я ее уже довольно хорошо знаю. Итак, что еще?

– Если ты это имеешь в виду, то она знает о Селкирке все. Она хотела получить сведения о Енохе и о Каине. Это ведь не случайно, не так ли?

– Нет, – Адриан глубоко вздохнул и начал ходить взад-вперед по магазину. – Она кое-что нашла в своей комнате. Своего рода дневник. Записки Селкирка о его раскопках. Там есть все, гораздо больше того, о чем нам было известно до сих пор.

Взгляд Гаупта помрачнел.

– Почему ты не рассказал мне об этом раньше?

– Потому что не было времени. Она нашла книгу только вчера вечером, и я выкрал ее сегодня ночью из ее комнаты. Я вынужден был подкупить обоих санов, карауливших возле ее двери. Святые небеса, своих собственных служащих…

Гаупт наклонил голову.

– Что, ради всего святого, тебе нужно было среди ночи в ее комнате?

Адриан уклонился от его взгляда.

– Поговорить с нею.

– Ага, – протянул Гаупт и заулыбался. – Она тебе нравится.

– Я не думаю, что это имеет какое-нибудь значение.

– Ты в этом уверен?

Адриан помедлил лишь секунду, но он знал, что Гаупт сможет понять его правильно.

– Мне она нравится, но это и все. Книга лежала на ее кровати. Я взял ее с собой и не стал будить Сендрин. Я читал книгу до обеда. Я не спал ни минуты. Когда я покинул свою комнату, девочки рассказали мне, что Сендрин незадолго до этого отправилась в Виндхук. Я не думал, что мать позволит ей это. Как всегда. Во всяком случае, я вспрыгнул на первую попавшуюся лошадь и успел явиться сюда фактически за несколько минут до ее прибытия. А ты говоришь, что я должен был тебе еще что-то рассказать? Она вошла фактически следом за мной!

– Где дневник теперь? – спросил Гаупт.

– В моей комнате.

– Я хотел бы почитать его.

– Конечно, ты его прочтешь, – проговорил Адриан успокоительно.

Гаупт смотрел на него, сморщив лоб.

– Не обещай мне ничего, что ты не сможешь выполнить. Ты хочешь вернуть его ей, верно?

– Вероятно, когда-нибудь я сделаю это. Он принадлежит ей. Она обнаружила его.

Старый священник, смирившись, покачал головой, словно имел дело с маленьким мальчиком.

– Тогда все, что мы сделали, было напрасным.

– Это неправда, ты знаешь это. Она как раз начинает признавать свою силу, я в этом совершенно уверен.

– Ты вышибаешь клин клином. Это путешествие по краю пропасти, которое легко может закончиться катастрофой.

Адриан скривил лицо.

– Раньше или позже она сама узнала бы о том, каким даром обладает. Юго-Запад – это не Европа. Здесь такие вещи проявляются иначе. В этой стране гораздо легче поверить в это, чем в любом другом месте. Кроме того, ты действительно полагаешь, что саны еще не почувствовали ее способностей?

Гаупт внезапно изменился в лице от пришедшей к нему мысли.

– Она была вчера у санов, здесь, в Виндхуке. Один из туземцев рассказал мне об этом. Твоя фрейлейн Мук долго беседовала с Кваббо.

Постепенно события обрели в голове Адриана логическую связь. Чем она становилась яснее, тем страшнее было ему самому.

– Саны использовали свой шанс, когда Сендрин привезла к ним мальчика.

– Твоя Сендрин начинает постоянно на шаг опережать нас.

– Она не мояСендрин, – резко возразил Адриан.

Гаупт не обратил никакого внимания на его слова.

– Мы не можем допустить, чтобы саны продолжали искать с ней контакт.

– Ты действительно веришь в то, что сможешь этому воспрепятствовать?

– Было бы хорошо, если бы она куда-нибудь исчезла.

Адриан покачал головой.

– Мать, конечно, может делать вид, что невысокого о ней мнения, но на самом деле Сендрин ей нравится. И девочки любят ее, прежде всего Салома.

– Равно как и ты сам.

– Прекрати это, в конце концов!

– Ты знаешь, во что ты ввязываешься?

– Мы оба ввязались в это, не так ли? И ты, Якоб, и я.

* * *

Единственное кафе Виндхука находилось в трехэтажном доме на улице императора Вильгельма, наискосок от почтовой станции. Сендрин случайно наткнулась на него, когда бесцельно бродила по улицам. Карета заберет ее от вокзала только в шесть часов, до тех пор у нее еще было больше часа времени. Возможно, горячий чай с лимоном успокоит ее растрепанные чувства.

Владелица кафе приложила много усилий, чтобы придать маленькому помещению легкий колорит Европы. Стулья были обиты плюшем, столы покрывали белые кружевные скатерти. В углу стоял расстроенный рояль, на котором никто не играл. На стенах висели пестрые, небезукоризненные с точки зрения вкуса картины, на которых фланировали элегантные дамы с зонтиками от солнца и маленькими собачками. Занавески были розового и небесно-синего цвета, едва ли можно было представить больший контраст с печальной панорамой дождя за окнами. Женщина в черной траурной одежде была единственным, кроме Сендрин, посетителем. Она молча что-то пила маленькими глотками из чашки, неловко держа в руке кусок песочного пирога. Эта картина навеивала такую меланхолию, что Сендрин решила занять место на свежем воздухе.

На улице, на маленькой веранде, прилегающей к дому, стояли два небольших столика. Полосатая маркиза укрывала посетителей от теплого дождя. Единственная официантка, робкая девушка в белом чепчике и кружевном фартуке, обслужила ее старательно, но молча; ее кожа была столь неестественно белой, словно она вовсе не бывала под открытым небом. Только взглянув во второй раз, Сендрин поняла, что девушка – альбинос. Ее глаза были светло-красного цвета, как недозревшие вишни.

Сендрин обожгла кончик языка – настолько горячим был чай. Погрузившись в свои мысли, она наблюдала, как дождевые капли, падая в грязь немощеной улицы, оставляли на ней следы, похожие на небольшие оспинки. Было столько всего, над чем ей необходимо было подумать. Она попыталась упорядочить свои мысли, но снова и снова получался лишь ужасный хаос.

Фрагменты всего изложенного Гауптом перемешались в ее голове с непонятными намеками Кваббо, с тем, что говорил ей Адриан, и с картинами из заметок Селкирка.

Длинные колонны черных поденщиков, тянущиеся по раскаленной пустыне… Горы трупов – люди, которые умерли от жажды, от голода или от истощения, – и те, которые выглядят едва живыми, полузасыпанные песком… Руины Еноха, гигантские, отшлифованные песком фасады зданий, которые, словно рога, возвышаются на теле гиганта, напавшего из доисторических времен прямо в сердце пустыни… И вихрь, достаточно мощный, чтобы поглотить весь мир, извивающийся гигантским червем по песчаным морям Калахари, ведомый фигурой в белых одеждах…

Молодой мужчина в форменной одежде вышел из здания почты на другой стороне улицы. В первое мгновение Сендрин подумала, что это Валериан. Она уже было открыла рот, чтобы позвать его по имени, как ей стало ясно, что это не мог быть он. Брат Адриана, наверное, как раз в это время мотыгой рубил защитные окопы в соляной корке Омахеке. Теперь было видно, что мужчина, появившийся на другой стороне улицы, хотя и был белокурым, но в остальном не имел никакого сходства с Валерианой. Ее ввел в заблуждение дождь, дождь и замешательство.

Складки белых одежд похожи на искаженные лица, они корчат гримасы на штормовом ветру… тень одинокого странника, которому предстоит далекий путь, но в какой конец света? Куда он идет, какова его цель? Буря, заметающая след странника, сжирает распростертые километры дюн и соляных морей… И снова Селкирк, который склоняется со сверкающими лезвиями ножей над своей любимой дочерью… Блестящие лезвия, которые сотворяют озеро крови, как когда-то Иов Красное море…

Молодой солдат остановился перед мальчиком-саном. Малыш сидел на корточках под навесом почтовой станции и предлагал немногочисленным пешеходам почистить их обувь. Никто не обращал на него внимания, что было неудивительным при такой погоде. Солдат наклонился к мальчику и обменялся с ним несколькими словами. Затем он занял место на табурете, в то время как маленький сан при помощи щеток и тряпок начал полировать сапоги немца.

По ночам крик гиен… пожар в деревне туземцев… мужчина и женщина, крича и завывая, на четвереньках выпрыгивают из жара и бросаются, словно голодные хищники, на убийц своей семьи… снова кровь, которая беззвучно капает в пыль, кровь гереро…

Взгляд Сендрин был направлен на мальчика. Он сидел лицом к ней, она могла рассмотреть его профиль сквозь занавес дождя. Черты его лица еще не были искривлены в ухмылке, как у взрослых мужчин-санов. Несмотря на примитивную работу, которую он выполнял, казалось, что это занятие его воодушевляло. Быстро и тщательно он чистил сапоги солдата, пока кожа не начала блестеть.

Мужчина и женщина, оба обнаженные, занимаются любовью на каменном полу доисторического храма… Енох-ребенок на фоне Еноха-города, крохотное живое существо перед подавляющей массой камня, дерева и песка.

Маленький сан почти закончил свою работу, как вдруг его тело скрутили сильные судороги. Тряпка выпала у него из рук, пятном распласталась на досках веранды. Солдат озадаченно посмотрел на него поверх своей газеты. Верхняя часть туловища мальчика, продолжавшего сидеть, скрестив ноги, сначала окаменела, затем начала трястись, словно под натиском лихорадки невероятной силы.

Белые, словно вымытые щеткой кости на песке… кости нама… кости гереро… кости дамара… кости санов…

У Сендрин выпала из рук чашка с чаем. Фарфор с дребезгом разлетелся на дощатом полу. За окном кафе мелькнуло что-то белое, за пыльным стеклом скользили призраки. Мальчик-сан на другой стороне улицы начал кричать, его голос звучал высоко и резко, его губы исторгали одни и те же слоги, слова, снова и снова.

Город… высокий как небо… из человеческих костей… по его улицам-каналам устремляется кровь… никогда не иссякнет… бессмертие… навсегда… прибывает песок… песок…

Сендрин вскочила. На той стороне улицы, за грязной дорогой, по земле катался мальчик. Солдат наклонился над ним, затем резко выпрямился, очевидно из страха заразиться непонятной болезнью. Малыш визжал и барахтался, рычал одни и те же слова, задыхаясь в предсмертном страхе. Слова на языке санов. Несмотря на это, Сендрин их понимала.

В тот самый момент, когда мальчик перевернулся, их взгляды встретились. Он протянул руку в ее сторону, указательный палец показывал прямо на Сендрин, затем его маленькое тело снова скрутилось, сотрясаемое спазмами и криками.

Но и без указующего жеста продолжало звучать обвинение на языке, который не понимал никто из немцев, выглядывающих теперь изо всех окон, из-под навесов и маркиз.

Девушка-альбинос склонилась над столом, увидела расколотую чашку, увидела ужас на лице Сендрин, увидела и услышала мальчика на другой стороне улицы. Она что-то сказала. Ленивые звучные слова, прозвучавшие вне восприятия Сендрин, не были ею услышаны.

Никто не знал, что происходило с мальчиком. Никто не понимал, что он кричал, снова и снова, пока не потерял сознание. Даже в бессознательном состоянии его члены продолжали содрогаться, как лапы дикой кошки, сопротивляющейся смерти.

Злой взгляд.

Сендрин вскочила так резко, что ее стул откинулся назад и свалился с веранды в грязь, девушка-альбинос испуганно отшатнулась, головы любопытных повернулись в ее сторону, в надежде на новую сенсацию.

Сендрин устремилась прочь, не заплатив, не оборачиваясь назад. Она мчалась под дождем до тех пор, пока не почувствовала, что ее легкие вот-вот разорвутся, мчалась, пока не увидела перед собой вокзал, карету и перед ней маленького черного мужчину в ливрее швейцара.

Йоханнес посмотрел на нее безучастно и не промолвил ни слова.

Глава 4

Через два с половиной месяца, в начале июля, Сендрин получила письмо. На обратной стороне конверта стояли только три слова.

Элиас, берег Скелетов.

Она чуть было не уронила конверт в яичницу на своей тарелке. Присутствующие удивленно посмотрели на нее, но, даже если кто-то к ней и обратился, она ничего не слышала. Единственное, чего она сейчас хотела, – это убежать в свою комнату и, закрыв за собой дверь, разорвать конверт.

Но она овладела собой, положила письмо рядом со своей тарелкой и постаралась сохранить спокойствие.

– Сообщение из дому? – спросила Мадлен, не глядя на Сендрин.

Салома была менее сдержанной.

– От кого письмо? – воскликнула она взволнованно. – Ох, фрейлейн Мук, ну расскажите же!

– От… ни от кого, – ответила она, совершенно сбитая с толку.

– Это, должно быть, очень интересное письмо, если его написал никто, – заметил Адриан. – Совершенно ни о чем, надо думать.

Сендрин хмуро посмотрела на него, и Адриан, ухмыльнувшись, вновь сконцентрировался на бутерброде с джемом.

Мадлен еще некоторое время делала вид, что письмо ее не интересует, но затем она внезапно положила нож и вилку, и широкая улыбка озарила ее лицо.

– Оно от вашего брата? – спросила она напрямик.

Совершенно озадаченная, Сендрин уставилась на нее. К этому времени она уже тринадцать месяцев жила в доме Каскаденов, и за все это время она ни единой душе не рассказывала об отъезде Элиаса на Юго-Запад.

– Откуда вы знаете? – спросила она тихо.

Улыбка Мадлен оставалась сердечной. Сендрин не могла вспомнить, видела ли она свою хозяйку когда-нибудь столь же любезной. Создавалось такое впечатление, будто она радовалась письму так же, как и сама Сендрин.

– Моя дорогая, – нараспев протянула Мадлен, – вы действительно думаете, что я могла бы не знать о вашем брате?

– Но откуда?

– Вы, кажется, недооцениваете нас, дитя мое, – так Мадлен еще ни разу не называла Сендрин – дитя мое! – Прежде чем мой муж принял вас на работу, он, само собой разумеется, получил о вас некоторые сведения. О, пожалуйста, не сердитесь! В этом нет ничего странного, поверьте мне.

Сендрин автоматически кивнула. Так было принято, хозяева хотели больше знать о женщине, которая должна была воспитывать их детей.

– Насколько мне известно, мой муж поручил кому-то в Бремене проверить ваши документы, просмотреть несколько свидетельств и тому подобное. – Мадлен махнула рукой, словно все это не имело большого значения. – Конечно, не составило труда догадаться, что ваше согласие приехать сюда не в последнюю очередь связано с вашим братом. Вы уже давно ничего о нем не слышали, не так ли?

Сендрин перевела взгляд с Мадлен на девочек и Адриана. Все они смотрели на нее выжидающе, даже Адриан смотрел прямо на нее, хотя так он не мог понимать, что говорит его мать.

Они все знали об этом, мелькнуло у нее в голове. Они знали все это время!

– Как вы знаете, на Юго-Западе наша семья довольно влиятельна, – продолжала Мадлен без тени самодовольства. – Тем не менее было непросто найти вашего брата. Сразу после того, как мой муж познакомился с вами, он задействовал все рычаги, чтобы разыскать вашего Элиаса. То, что это заняло больше года, говорит о том, как ваш брат тщательно замел за собой все следы.

Голова Сендрин гудела, перегруженная информацией, словно туда запустили полчища насекомых. Ее мысли неистово вращались по кругу, в ушах раздавались свист и потрескивание, словно у нее лопнули барабанные перепонки.

Уничтожил… свои следы? – повторила она, совершенно сбитая с толку.

– Не беспокойтесь, дорогая моя, – быстро проговорила Мадлен. – Это ничего не значит, действительно ничего. Здесь, на Юго-Западе, люди теряются так, как в другом месте авторучки. Пустыня и ветер стирают следы, для этого не требуется ничья помощь. – Она сделала короткую паузу и отпила глоток кофе, явно для того, чтобы несколько смягчить возникшее напряжение. – Как уже было сказано, поиски вашего брата продолжались очень долго, но мы нашли его, наконец-то это удалось сделать. Я сама написала ему письмо около четырех недель тому назад, и, как вы видите, уже пришел ответ, – она указала на конверт, который Сендрин снова взяла в руки и держала трясущимися пальцами. – Это должен был быть сюрприз. Рассматривайте это просто как запоздавший подарок ко дню рождения.

Сендрин исполнилось двадцать три года шесть недель тому назад, в конце мая, и она чуть было не сказала: но ведь я уже получила свои подарки. Затем ее мысли постепенно прояснились, и она сообразила, что выставит себя на посмешище, если будет продолжать молча сидеть или глупо заикаться. Все они смотрели на нее. Все ждали того момента, когда она откроет письмо.

Сендрин хотела поблагодарить хозяйку, но по-прежнему не могла вымолвить и слова, и, когда Мадлен с благосклонной улыбкой кивнула ей, она поняла, что сейчас никто не ждет от нее благодарности. Внезапно рядом с нею оказался Йоханнес и молча подал ей чистый нож. Она взяла его дрожащей рукой и через секунду открыла конверт. Она нетерпеливо вытащила письмо. В конверте находился один лист, сложенный вдвое, простой белый лист, а не тисненая почтовая бумага.

Почерк Элиаса с тех пор не изменился. Буквы были тонкими и высокими, с легким наклоном вправо. Кроме того, он по прежнему не ставил черточку над буквой «т». Четыре года назад, когда Сендрин стала обучать детей письму, эта его причуда доводила ее до безумия.

Письмо оказалось коротким, а его стиль не был таким же легким и ироничным, как раньше. Элиас ни словом не упомянул о том, поразился ли он известию о пребывании Сендрин на Юго-Западе. Вместо этого в нескольких предложениях он сообщил, что, пожалуй, не приспособлен заниматься разведением крупного рогатого скота, поэтому делает то, чему был обучен. Он управляет теперь маленькой торговой точкой на северо-западе страны, на Побережье Скелетов, недалеко от устья реки по названию Энго. Он писал, что дела у него идут хорошо и он часто вспоминает Сендрин. Он ничего не написал о том, почему перестал писать ей.

Только в конце письма, когда она уже чувствовала, что у нее в глазах стоят слезы разочарования, он наконец приглашал ее к себе. «Ты можешь приехать в любое время, маленькая сестричка», – писал он, и в этих словах впервые она почувствовала прежнее отношение к ней Элиаса. «Приезжай, как только сможешь. Не знаю, как ты это сделаешь, только приезжай скорее. Я буду рад тебя видеть». И затем еще: «Мне очень не хватало тебя».

Она хотела прочесть письмо еще и еще раз, но все еще чувствовала взгляды Каскаденов и стеснялась влажного блеска своих глаз. Она неохотно опустила письмо, но не могла оторвать от него глаз.

– Ну, расскажите же! – прорвалось у Саломы, и Лукреция поддержала ее: – Что пишет ваш брат, фрейлейн Мук? Почему вы ничего не говорите?

– Дети, – строго проговорила Мадлен, – вы можете идти в комнату для игр. Прямо сейчас.

– Но ведь у нас занятие, – с наигранным возмущением произнесла Салома. Это было впервые, чтобы одна из девочек напоминала об уроках.

– На сегодня занятия отменяются; – улыбаясь, заявила Мадлен. – А теперь кыш, исчезните!

– О-о-о! – хором воскликнули близнецы, подчеркнуто медленно встали и направились к двери. Там Салома еще раз остановилась и обратилась непосредственно к Сендрин: – Он ведь написал что-нибудь приятное? Вы обрадовались, не правда ли?

Сендрин кивнула, и в ее глазах блеснули слезы. Она подарила девочкам самую веселую улыбку, на которую была способна в этот момент. Салома довольно просияла, затем развернулась и последовала за сестрой, выходящей из комнаты. Сендрин услышала, что за дверью они стали шептаться друг с другом.

– Вы не производите впечатление слишком счастливого человека, – заметил Адриан и посмотрел на нее пронизывающим взглядом.

– Нет-нет, что вы, – поспешила она уверить их в обратном. – Просто… я ничего не слышала о брате уже два года. Это все так…

– Неожиданно? – спросила Мадлен. Она выглядела очень довольной тем, что они с Титом смогли это сделать.

– Необычайно! – сказала Сендрин.

Мадлен подбадривающе улыбнулась ей:

– Вы скоро привыкнете к этой новости. Он приглашает вас к себе, я права? Я думаю, это минимум того, что он может сделать для вас.

– Да. Он просит меня навестить его. Но ведь у меня здесь, в доме, много работы. Занятия девочек…

– Они могут подождать, – заметила Мадлен. – Сестры, естественно, будут только рады нескольким неделям каникул.

– Вы имеете в виду…

– Вы также имеете право на отпуск, дитя мое. Хотя иногда вторая половина дня бывала у вас свободной, все же за тот год, что вы провели с нами, у вас не было достаточно времени в личном распоряжении. – Она весело рассмеялась. – В Виндхуке о нас уже ходят сплетни, что мы держим рабов. Нет-нет, фрейлейн Мук, вы посетите своего брата, и так быстро, как только сможете.

– Но этот Берег Скелетов – я имею в виду место, где он живет, – это так далеко, наверное, до него не менее тысячи километров!

– Не совсем, – сухо проговорил Адриан. – Около восьмисот.

– Пройдут недели, пока я доберусь туда! – вырвалось у Сендрин.

Мадлен пожала плечами.

– Это будет утомительная поездка, в этом я уверена. Хорошо было бы, чтобы она того стоила.

У Сендрин все еще кружилась голова, и у нее не было уверенности, что ее замешательство скоро пройдет.

– Я не знаю, что сказать, – проговорила она. Ее голос звучал так, будто она забыла вдохнуть.

Улыбка Мадлен стала еще шире, как у матери, которая заарканила для своей дочери самого лучшего из всех возможных женихов.

– Сначала успокойтесь. Подумайте над всем этим. И начинайте складывать большой чемодан.

Сендрин механически кивала. Мысленно она уже находилась в пути. Затем она вспомнила о том, о чем давно уже хотела спросить:

– Почему вы делаете это для меня?

Мадлен ответила быстро, не раздумывая.

– Вы теперь член нашей семьи, дитя мое. Для своей дочери я сделала бы то же самое. Тит, вероятно, понял это несколько раньше, чем я, но я считаю, что нам с вами очень повезло.

– И вы действительно хотите, чтобы я поехала туда?

–  Выведь этого хотите?

– Конечно! Да… Я думаю, да.

– Обдумайте все хорошенько, – посоветовала Мадлен. – И ничего не бойтесь. Вы преодолели путь из Бремена сюда, точно так же сможете преодолеть и гораздо меньшее расстояние до жилища вашего брата, ведь так?

* * *

Когда решение было принято, Сендрин стало ясно, что все размышления и колебания теперь бессмысленны. Она решилась бы принять приглашение Элиаса даже в том случае, если бы ей для этого нужно было двигаться напрямик через поля сражений с мятежниками гереро – пешком, без воды и еды, с толпой окровавленных туземцев за спиной. Она просто должна была снова увидеть своего брата.

Тем не менее теперь, когда ее брат наконец был в пределах досягаемости – и неважно, сколько сотен километров лежало между ними, – она не ощущала ничего, кроме беспокойства. Она неоднократно сама себе задавала вопрос, действительно ли ей хочется покидать поместье? Это здание, каким бы большим, запутанным, таящим множество загадок оно ни было, стало теперь ее домом, здесь ее жизнь была комфортной и достаточно безопасной. Должна ли она отказываться от всего этого, пусть всего лишь на оговоренные два месяца, чтобы посетить брата, который даже не посчитал нужным время от времени писать ей письма?

Два месяца, один из которых полностью уйдет на путь туда и обратно, внезапно показались ей бесконечно долгим отрезком времени. В течение этих недель она не будет видеть девочек, к которым так привязалась, теперь она знала, что ей будет не хватать обеих. Наверное, она будет скучать и по Адриану с его таинственными намеками, Адриану, который вопреки всем его странностям становился все ближе ее сердцу. Они нечасто говорили друг с другом, а если и говорили, то оба прилагали максимум усилий, чтобы не упоминать ничего, имеющего хоть отдаленное отношение к шаманам, поразительной силе духа и скрытым талантам. Но все же было нечто, таящееся уже в самой возможностипоговорить с ним на эти темы, и это делало ее душу чрезвычайно умиротворенной.

Она нашла дальнейшие доказательства своих способностей, не такие эффектные, как ее видения убийства Кимберли Селкирк, и не такие жестокие, как ее воздействие на маленького сана в Виндхуке, – конечно, если это она так подействовала на него! Постепенно она перестала искать причины таких явлений. Есть волшебное слово верить, сказал священник Гаупт. И действительно, постепенно она поверила в себя, в свои внутренние силы. Она обнаружила, что это было самым простым выходом из создавшейся ситуации: вера не требовала аргументации. А как раз этого ей всегда и не хватало.

Путь к Берегу Скелетов проходил через северную часть страны. Сендрин изучила картографическую литературу, имеющуюся в библиотеке галереи, о чем скоро пожалела. Маршрут поездки проходил от Виндхука на север, через Кирибиб, затем пролегал напрямик по Каоковельду, пользующейся дурной славой северной частью пустыни Намиб.

Названия «Берег Скелетов» она не нашла ни на одной карте. Так назвали местные жители часть Каоковельда – побережье океана, так как там столетиями волны выносили на берег бесчисленные останки жертв кораблекрушений. Если вдруг потерпевшим крушение матросам удавалось выбраться на сушу живыми, они оказывались лицом к лицу с кошмарами Намиба – километрами безжизненных дюн, отсутствием людей, пищи и питьевой воды. Побережье было усеяно обломками разбитых кораблей – результат сотен кораблекрушений, об этом говорилось в записках одного из путешественников. До белизны отшлифованные песком скелеты принадлежали не только погибшим морякам, но и авантюристам, которые последовали сюда, наслушавшись легенд о выброшенных на берег ящиках с золотом, о несметных богатствах этих краев, но вместо этого нашли здесь свою смерть.

Ночью Сендрин долго не могла заснуть и спрашивала себя, не покинули ли её все добрые духи, заставив совершить путешествие в такое место. Но у нее, разумеется, не было другого выбора. Встреча с Элиасом была важна для нее.

На следящее утро за завтраком она сообщила всем о принятом решении. Мадлен обняла ее, а девочки, волнуясь, прыгали вокруг нее, еще не решив, радоваться ли свободным от занятий неделям или сожалеть о разлуке с Сендрин. Адриан, напротив, вел себя сдержанно. Внешне он делал вид, что радуется за нее, но Сендрин видела, что мысль о том, что он так долго ее не увидит, причиняла ему боль. Ни за что на свете она не призналась бы, что в глубине души чувствует то же самое.

Мадлен предоставила в ее распоряжение одну из карет, кучера и двух вооруженных охранников. Все трое были санами, но Сендрин довольно скоро выяснила, что они относились к числу тех, кто был безмерно предан Каскаденам. Охранники оказались теми санами, которые в тот день, когда она с Саломой и Лукрецией ходила к деревне, стояли на воротах. Теперь они выказывали Сендрин должное уважение, один даже обеспокоенно осведомился, все ли с ней в порядке. Сендрин решила, что может доверять обоим. Кучера она знала только в лицо, но он также был одним из самых преданных слуг, как уверяла ее Мадлен.

Конечно, эти трое санов, хотя и были вооружены винтовками и револьверами, не могли бы выстоять против толпы мятежных гереро. В их обязанности входила скорее ее защита от хищников или отдельных кочевников; к более серьезным конфликтам они вряд ли были готовы. Во всяком случае, территории, где проходили ожесточенные стычки повстанцев и защитных подразделений, в течение прошедших недель отодвинулись дальше на восток; ходили слухи, что мятеж гереро практически подавлен. О преждевременности таких оптимистических заявлений говорил тот факт, что воинская часть Валериана по-прежнему располагалась в Омахеке, и о скором его возвращении не было и речи.

Волнение, вызванное предстоящей встречей с Элиасом, отодвинуло для Сендрин все препятствия и неприятности на задний план. Она не думала над тем, что может произойти, если она попадет в руки мятежников. Кроме того, Адриан сообщил ей, что несмотря на то, что Каоковельд традиционно считается землей гереро, тамошние племена не поддерживают восстание на востоке. Гереро, которые жили на севере Намиба, редко вступали в контакт с белыми колонистами, поэтому они и не испытывали к ним ненависти. Сендрин позволила себя успокаивать этим, так как хотела быть спокойной.

Через два дня после получения письма от Элиаса она села в карету. Йоханнес проверил, весь ли багаж на месте, достаточно ли хорошо он уложен и закреплен. Сендрин оставила под рукой большую стопку книг из галереи, которые она разместила под обеими скамейками кареты. Затем она вышла, обняла Мадлен, а затем крепко прижала к себе плачущих девочек.

– Это всего лишь на два месяца, – пыталась утешить она сестер.

Лукреция согласно кивнула, а Салома крепко закусила губу. У нее не переставали капать слезы, но она пыталась выглядеть взрослой и благоразумной. При взгляде на них у Сендрин защемило сердце.

Адриан подал ей руку на прощание в последнюю очередь. Он вел себя очень сдержанно, почти официально. Сендрин сказала себе, что так, наверное, было лучше. Вероятно, она просто переоценила его расположение к ней. Хотя это и доставляло ей боль, она пыталась выглядеть доброжелательной и корректной, насколько это было возможно.

Наконец карета тронулась Сендрин высунулась из окна и махала рукой четырем членам семьи Каскаден, которые выстроились в ряд перед порталом. Только скрывшись в глубине кареты, она дала волю слезам. В этот момент она радовалась занавескам на окнах; она не хотела, чтобы ее охранники, ехавшие верхом по обе стороны кареты, видели, что она плачет. Она твердо решила не проявлять во время поездки никакой слабости и не требовать к себе особого внимания.

С востока дул резкий ветер, теплый и сухой, небо было безоблачным. Дожди, типичные для начала африканской зимы, прекратились почти две недели назад, и во многих местах между травой саванны пробивались цветы. Незадолго до отъезда Сендрин посмотрела на ртутный термометр за окном кухни т он показывал 24° тепла. В здешних местах это была самая благоприятная температура для путешествия.

Карета и эскорт едва проехали несколько километров в направлении Виндхука, как за ними раздался крик. Она сразу же узнала голос кричавшего.

Кучер остановил лошадей, и Сендрин удивленно раздвинула занавески.

Адриан улыбался ей. Он сидел на самой быстрой лошади, которую только можно было найти в конюшнях Каскаденов, – темно-коричневом мерине с умными глазами. Сендрин хотела было выйти, но Адриан покачал головой, ловко спрыгнул с седла и направился к карете. Сендрин слышала, как снаружи перешептываются и смеются саны, но в настоящий момент ей это было безразлично. Она храбро боролась с тем, чтобы не покраснеть, хотя ей было ясно, что она делает только хуже.

Адриан сел на скамью напротив нее, наклонился вперед и схватил ее руку. Он ничего не говорил, словно неожиданно потерял голос, только слегка сжимал ее пальцы и смотрел ей в глаза.