Текст книги "Богиня пустыни"

Автор книги: Кай Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Чудо явилось в образе маленького мужчины, который вышел из одной хижины и, дико жестикулируя, набросился на женщин. Кольцо немедленно расступилось, и мужчина вступил в центр круга.

Сендрин сразу узнала это лицо. Это его она видела ночью на руднике. Лицо, которое в темноте склонилось тогда над ней.

– Я говорю на твоем языке, – сказал мужчина почти без акцента. Его голос звучал как шелест ветвей акации, сухо и ясно. – Доверься мне.

Ее внезапный испуг на мгновение сменился надеждой. Но она тотчас сказала себе, что было бы смешно доверять мужчине, который ворвался ночью в ее комнату.

Сан заговорил с женщинами громко и отрывисто, затем вышел вперед и погладил рукой черные курчавые волосы малыша. Он обменялся несколькими словами с женщиной, которая держала ребенка на руках, затем отослал ее прочь.

– Она позаботится о мальчике, – повернулся он к Сендрин. – Не беспокойся больше о нем.

Было так необычно, что он обращался к ней на «ты». Уже на протяжении бог знает скольких месяцев никто этого не делал. Из-за этого она начала ощущать себя старухой.

Сан даже не притронулся к ее плечу, и, тем не менее, она чувствовала силу, исходящую от него. Его народ мог не признавать никаких предводителей, но сразу было видно, что этот мужчина имел большое влияние на соплеменников. Одно лишь то, что разгневанные женщины сразу же удалились к своим очагам, свидетельствовало о силе его слов.

– Иди со мной, – приказал он и указал на хижину, из которой он вышел. Она стояла в нескольких шагах от дороги. Очаг рядом со входом был холодным, пепел уносился ветром.

– Я бы лучше отправилась домой, – ответила Сендрин, пытаясь говорить решительно.

Сан сочувственно улыбнулся. Как у всех мужчин его народа, морщинистое лицо не выдавало его возраста. Другое дело, тело: оно было жилистым, обтянутым потемневшей кожей. Сендрин предположила, что он был не старше сорока лет.

– Я сказал женщинам, что расспрошу тебя о ребенке, – пояснил он. – Если ты захочешь уйти, они подумают, что ты убегаешь от меня. Они задержат тебя.

Она старалась выдержать взгляд его колючих глаз.

– Ты был в моей комнате.

– Мы поговорим, – сказал он твердо, – но не здесь, на улице, – и он снова указал на хижину.

Сендрин неуверенно оглянулась по сторонам. Женщины снова сидели перед своими хижинами, но все напряженно наблюдали за ней.

– Ты не причинишь мне зла?

Он издал кудахтающий смех.

– Почему я должен причинить тебе зло? Кроме того, посмотри на себя. Ты гораздо крупнее, чем я.

– Рост не имеет в этой стране никакого значения.

– Это ты все же усвоила.

Это прозвучало так, словно он знал о ней намного больше, чем ей этого хотелось. Но был ли у нее другой выбор, кроме как пойти с ним? Враждебные взгляды женщин не оставляли никаких сомнений в том, что для нее было бы лучшим повиноваться сану.

– Я пойду, – сказала она. – При условии, что скажешь мне, что ты искал той ночью в моей комнате. – Она находила, что фамильярное обращение между ними выглядело фальшивым или надуманным, но было бы нелепо настаивать дальше на той форме общения, которой он не придавал, судя по всему, никакого значения.

– Как я уже сказал, мы поговорим об этом, – он кивнул ей. – Внутри.

– Скажи мне, как тебя зовут.

– Кваббо, – ответил он. – На твоем языке это означает «сон».

Словно оглушенная, она последовала за ним к хижине. На косяке двери висел полуразложившийся труп щенка. Мухи жужжали вокруг мертвого животного. Кваббо заметил, что вид щенка вызвал у Сендрин отвращение, и объяснил, что это надежное средство от злых духов. Он предложил ей обеспечить себя таким же, утверждая, что скоро ей может понадобиться подобная защита. Она отказалась, выразив на своем лице недовольство. Сендрин не обратила внимания на то, насколько серьезным было его предложение.

Стены тесной хижины были снаружи и внутри обмазаны навозом, распространяющим неприятный запах. Вряд ли сам запах навоза вызывал отвращение, к нему примешивались какие-то неприятные запахи трав или растертых цветков. В углу находилась прямоугольная глиняная лежанка, на которую была брошена соломенная циновка. Два сиденья, тоже из глины, выступали из противоположной стены. Рядом с одним из них находился деревянный чан с водой, на краю которого лежал кусок самодельного мыла, сильно пахнущего аммиаком.

– Ты хочешь есть? – спросил Кваббо.

– Нет никакой необходимости быть вежливым, – холодно возразила Сендрин. – Я здесь не по своей воле.

– Но у тебя есть вопросы, которые ты хотела бы задать мне.

– Ты ответишь на них?

– Посмотрим.

Он указал на оба сиденья, и они присели, оказавшись на расстоянии трех шагов друг от друга. Такая дистанция немного успокоила Сендрин.

– Что ты искал в моей комнате? – спросила она.

– Я никогда не был в твоей комнате.

– Это ложь. Я узнала тебя.

– И все же я никогда не переступал порог твоей комнаты.

– Ты будешь отрицать то, что ты был на руднике, когда я с девочками приезжала туда?

– О нет, – спешно возразил он, – конечно, я был там. Я видел тебя.

– Ты стоял рядом с моей кроватью.

Маленький туземец хитро ухмыльнулся.

– Ты видела меня в своей комнате, но меня там не было, – его ухмылка стала еще шире. – Это был только кваббо. Только сон.

– Буквоедство, – проговорила она, – и ничего больше.

– Что это значит – буквоед…

Она прервала его.

– Это значит, что ты говоришь, ничего при этом не рассказывая.

Кваббо поднял бровь.

– Вот как? В вашем языке действительно есть слово с таким смыслом? Это странно.

Она все меньше понимала то, что он говорил, однако постепенно пришла к убеждению, что он был неопасен.

– Ты закрыл мне той ночью рот. Я не могла кричать. Сны не имеют рук.

– О нет, у них есть руки! – сказал он быстро. – У некоторых есть даже зубы. От них ты особенно должна беречься.

– Если ты хочешь посмеяться надо мной, то…

– Нет, – перебил он ее. – Этого я не хочу. Но, вероятно, ты не сможешь это понять. Пока не сможешь. – Он, казалось, задумался, так как помедлил, прежде чем продолжил говорить. – Ты владеешь даром, талантом, но ты не умеешь его ценить. Ты смотришь на вещи и внезапно узнаешь о них что-то, чему на первый взгляд нет объяснения. Дело обстоит таким образом или я неправ?

Она подумала о сооружении термитов, но ей не хотелось признать, что Кваббо прав. Это выглядело так, словно он требовал, чтобы она раскрыла свои самые потаенные желания.

– Ты стыдишься, – сказал он. – Сначала каждый из нас ведет себя так.

–  Из нас?

– Мы – шаманы. Ты – одна из нас.

Она рассмеялась чересчур громко и резко.

– Это самое невероятное, что я до сих пор слышала в этой стране.

– Вот как? – Он пожал плечами. – Ты привыкнешь к этому.

– Я так не думаю, – возразила она и поднялась. – Я могу теперь идти?

– Конечно. – Он остался сидеть и выглядел при этом вполне непринужденно. – Я думал, что у тебя больше вопросов. Важных вопросов. Например, что представляют собой люди-гиены.

Она резко остановилась на выходе и обернулась.

– Ты знаешь об этом?

Он снова кивнул.

– Ты спасла мальчика от сожжения.

Некоторое время она пристально смотрела на него без всякого выражения на лице. Затем вернулась и села на свое место.

– Почему ты не рассказал женщинам об этом?

– Ты в этом уверена? – спросил он хитро. – Я и не знал, что ты понимаешь наш язык.

– Я и не понимаю. Я… – Она замолчала, сообразив, что он направил ее мысли в другом направлении. – Это только мое впечатление. Женщина была добра к малышу. Такого бы не случилось, если бы она знала, что он из себя представляет.

– Возможно, это так и было, – таинственно заметил Кваббо. – Однако ты зналаэто, не так ли? А почему? Потому что ты неосознанно приложила усилия, чтобы понять меня. Ты была настолько обеспокоена участью малыша, что смогла почувствовать, что я сказал женщинам. Великие шаманы владеют этой способностью.

– Но это же смешно. Я из Европы. Там не бывает никаких шаманов.

– Почему ты так в этом уверена?

– Я чужая в этой стране. Я не знаю вашу культуру, я верю в иных богов. Я даже думаю не так, как вы.

– Это все не имеет ничего общего с твоим талантом.

У нее исчерпались все аргументы. Было мало благоразумных доводов в пользу утверждения Кваббо, но столь же мало их противоречило всему сказанному. Это было похоже на то, как убежденного атеиста пытаются обратить в христианство.

– Почему ты последовал за мной в Виндхук? – спросила она наконец. – Ты был в группе охраны или?..

К ее удивлению, на мгновение он опустил глаза. Ей в самом деле удалось смутить его? Но он снова резко поднял голову – в его взгляде блестела усмешка.

– Ты можешь узнать это, – сказал он, – если действительно этого хочешь. Ответ ты найдешь в себе.

Почти такие же слова использовал Адриан. Слушайте голос у себя внутри.Постепенно она начинала чувствовать себя жертвой какого-то тайного заговора. Здесь каждый, вероятно, полагал, что знает ее лучше, чем она себя.

Но внезапно в ней возникло что-то, какое-то знание, которого секунду назад еще не существовало. Знание – и уверенность.

– Ты наблюдал за мной, – тихо сказала она, – когда Тит водил нас с детьми на экскурсию. Ты почувствовал во мне что-то – что-то из этого… таланта. Ты хотел поговорить со мной, поэтому ты пришел в мою комнату и потом отправился за мной в Виндхук.

– И да и нет, – проговорил Кваббо. – Но ты делаешь успехи. Ты больше не противишься тому, что есть в тебе. Это хорошо. – Он одобрительно кивнул ей, словно просил продолжать исследования. – Все, что ты сказала, правда. За одним исключением: я никогда не был в твоей комнате, и это тоже правда. Но ты тоже являлась мне той ночью. Возможно, тебе не было об этом известно, но ты обратила на меня внимание в тот день на руднике. Так же, как я почувствовал твой талант, ты почувствовала мой. Поэтому мы встретились во сне.

Она вспомнила об окне, через которое никто бы не смог проникнуть в комнату, о дважды повернутом ключе в дверном замке. Она уже тогда решила, что ее ночной посетитель – это не более чем сон.

Кваббо, сказал он, на твоем языке значит «сон».Чем дольше она размышляла над всем этим, тем больше запутывалась.

– Я ничего не понимаю.

– Конечно, ты понимаешь. Только ты все еще сопротивляешься. Но это изменится. Вероятно, уже скоро. Тогда ты будешь готова к тому, что произойдет.

– Что ты имеешь в виду?

– Имей терпение. Сначала научись идти по пути, прежде чем подумаешь о цели.

О чем он говорил? Путь, цель, то, что произойдет…С нее хватит, теперь уже окончательно.

Она хотела резко встать и покинуть хижину, как вдруг снова вспомнила о ребенке.

– Что будет с малышом? – спросила она. – Он здесь в безопасности?

– Это человек-гиена, – ответил Кваббо, словно не требовалось никаких дальнейших пояснений.

Озноб охватил ее с головы до ног.

– Значит, вы его убьете?

– Нет, пока никто не узнает правду. Я никому не скажу об этом. – Он пожал плечами, жест беспомощности. – Но ты не знаешь людей-гиен. Участь мальчика предрешена. Он станет человеком-гиеной, когда почувствует голод. Такое происходит не впервые.

– Ты действительно веришь в то, что существуют люди, которые превращаются в животных? – Ей тотчас ударил в нос острый запах аммиака, исходящий от мыла. Он вызывал жжение в носу и в горле.

– Человек-гиена никогда не показывает свое истинное лицо в присутствии своей жертвы, – пояснил Кваббо. – Если бы он показался тебе в своем животном виде, он никогда не смог бы позже съесть тебя. Поэтому он обнаруживает свою настоящую сущность только в тот момент, когда разрывает тебе горло. Это закон богов, которому следуют также и люди-гиены. Если они не голодны, они любезны и приятны на вид. Но если они показывают тебе свое лицо гиены, то с тобой покончено. Тебя удивляет, что он появился перед тобой в образе безвредного ребенка, а не монстра?

– Он и есть безвредный ребенок!

– Это покажет будущее. Редко удается поймать человека-гиену. Почти все истории, которые я слышал о них, плохо заканчивались для охотников. На них всегда нападают и съедают.

– Теперь я действительно хотела бы попасть домой.

Он невозмутимо кивнул.

– Как хочешь. Я рад, что мы поговорили друг с другом. Подумай над тем, что я тебе сказал. Задай себе некоторые вопросы. Проверь себя.

– Да… Да, разумеется, – промолвила она, запинаясь, и поднялась. – Удачи тебе, Кваббо.

– До встречи, – попрощался он и посмотрел ей вслед. – До встречи, Сендрин Мук.

Взгляды женщин следовали за нею до тех пор, пока она не покинула поселение санов, только тогда они вернулись к своей работе. Начался легкий моросящий дождь, который жадно поглощался высушенной землей саванны. Когда Сендрин еще раз обернулась, она увидела, что саны обратились лицами к небу, их губы безмолвно шевелились.

* * *

– Извините, – проговорил голос у нее за спиной. – Извините, пожалуйста.

Сендрин как раз пересекала улицу перед вокзалом, когда ей стало ясно, что обращаются именно к ней. Она раздраженно повернулась.

На деревянной веранде, устроенной перед четырьмя маленькими магазинами, стоял старый белый мужчина. Ему наверняка было более шестидесяти лет, и Сендрин бросилось в глаза то, что он держался за опору навеса. Его штаны и жилет были черного цвета, из-под жилета выглядывала светлая рубашка. У него были белые, сверкающие серебром волосы. За его левым ухом торчал карандаш.

– Простите меня, моя госпожа, – сказал он. Дождь в течение последних минут усиливался и покрывал морщинистое лицо старика влагой. – Не сочтите меня, пожалуйста, назойливым. Не найдется ли у вас свободной минутки для меня?

Импульсивно она хотела ответить отрицательно, но врожденная вежливость удержала ее от этого.

– Идет дождь, – сказала она. – Я бы хотела как можно быстрее попасть домой.

– Идите сюда, под крышу, – предложил он. – Я обещаю, что не задержу вас долго.

После беседы с Кваббо и всего того, что произошло в деревне санов, у нее не было настроения для любезной беседы. Она была внутренне взбудораженной и чувствовала, что произошедшие события скоро потребуют от нее какой-то дани. Уже теперь она была изнеможенной до головокружения.

– В другой раз, – извинилась она и хотела продолжить путь.

– Вот, – крикнул ей мужчина вслед. – Это для вас.

Когда она повернулась, старик вытащил из-за спины черный плащ. Он висел на его руке как мертвая ворона с обвисшими крыльями.

– Для меня? – спросила она недоверчиво.

– Как вы заметили, идет дождь. Вы простудитесь.

Она медленно приблизилась к мужчине. Он отступил на пару шагов, чтобы она смогла зайти под навес магазинчика.

– Я видел, что вы несколько раз заглядывали в мой магазин, – продолжал он и движением головы указал на темную витрину с манекеном. Сендрин с облегчением обратила внимание на то, что подтаявшее лицо куклы смотрело в другую сторону.

– Вот как? – спросила она.

– Да, и я подумал, что в такую погоду вы, вероятно, захотели бы зайти и осмотреться, – он улыбнулся, любезный пожилой господин. – Помещение небольшое, но зато сухое. А здесь, снаружи, вы определенно ничего интересного не увидите. – Внезапно он вспомнил о плаще. – Ах, это я хотел бы подарить вам.

Для длительной поездки в открытом экипаже плащ был бы очень кстати, вне всяких сомнений. Однако она покачала головой.

– Это очень любезно с вашей стороны. Но я не привыкла принимать подарки от незнакомых людей.

– О Боже, – вырвалось у него, – я смутил вас. Святые небеса, это вовсе не входило в мои планы. Конечно же, вы можете когда-нибудь вернуть мне плащ. Я уверен, что вы не испортите его. Рассматривайте это так, что вы просто взяли его в долг.

– Я боюсь, что это почти то же самое, – решительно сказала она.

– Нет? – он печально перевел взгляд с нее на плащ и опустил руку. – Ну, я действовал из лучших побуждений и… – он не закончил предложение и сказал вместо этого: – Видите ли, я был священником, прежде чем… ну, прежде чем я открыл этот магазин.

Она удивленно посмотрела на него, пытаясь увидеть его глаза, но он по-прежнему смотрел на землю.

– Вы – священнослужитель?

– Я был священнослужителем, боюсь, что так звучит правильнее. – Он оживился и внезапно снова посмотрел на нее. – Да, я, пожалуй, был им. Позвольте, я представлюсь? Якоб Гаупт – это мое имя – некогда единственный священник Виндхука. Последний миссионер, если хотите. Более или менее выживший из вымершего вида.

Если это был трюк, чтобы заманить ее в свой магазин, то он оказался по меньшей мере очень убедительным. Старик явно был сбит с толку; так мог выглядеть, пожалуй, ученый или духовное лицо. У них, в школе гувернанток, было несколько преподавателей, похожих на него.

– Я сложил с себя сан уже несколько лет назад, – продолжал старик. – Мой преемник моложе и, пожалуй, более подходит к таким… особенным требованиям этой местности.

Сендрин охотно узнала бы, какие требования он имеет в виду, но в последний момент сдержалась. Вместо этого она указала на восковую фигуру в витрине.

– Вашей специализацией является, по-видимому, дамское нижнее белье.

Он улыбнулся.

– О, прошу вас, фрейлейн, не указывайте перстом. Я был священником, и хотя больше им не являюсь, однако…

Она пристыженно закашлялась.

– Я ни в коем случае не намеревалась вас…

– Оставьте, – перебил он ее. – Всегда одно и то же. Люди удивляются. Это их право. Священник, который одевает дам… Думаю, что я уже могу позволить людям немного удивиться.

Сендрин тотчас начала сожалеть о сказанном. Он всего лишь хотел быть любезным, а она дважды нагрубила ему. Она одарила его своей самой сердечной улыбкой.

– Я охотно зайду в ваш магазин как-нибудь в другой раз. А что касается плаща, то, если ваше предложение еще в силе, я охотно приму его.

Его лицо посветлело.

– Видите ли, юным дамам дождь ни к чему. Вот! – Он подал ей плащ, и она надела его. Это была длинная, до щиколоток, накидка с капюшоном, сшитая из водонепроницаемого материала. С воодушевлением Сендрин накинула ее себе на плечи и застегнула застежку.

– Что я вам должна? – спросила она после того, как накинула капюшон. – У меня нет при себе ни пфеннига, но я передам деньги с одним из слуг, когда они в следующий раз будут ехать в город.

Гаупт покачал головой.

– Я ведь сказал, что это подарок. Или залог, если вам будет так угодно. Но мне не нужны никакие деньги.

Она кокетливо улыбнулась.

– Вы же знаете, что дама не может принимать такие подарки.

– Может, если подарок сделан от всего сердца.

– Но вы же совсем не знаете меня, – возразила она, смеясь.

Он ничего не ответил на это, только поклонился, прощаясь. Она задумчиво смотрела ему вслед, пока он не исчез в своем темном магазине, закрыв за собой дверь.

Сендрин повернулась и так быстро, как могла, побежала к упряжке, что ждала ее под навесом у вокзала.

Несколько туземцев молча смотрели, как экипаж, покачиваясь, увозит ее прочь.

Глава 2

Гравий хрустел под обитыми железом колесами экипажа, когда он проезжал под аркой ворот. На Ауасберге давно опустилась темнота. Сендрин не знала, который час, но предполагала, что было уже больше девяти часов, когда упряжка наконец въехала на центральный двор. Из некоторых окон первого этажа на улицу падал бледный свет и освещал шевелящийся дождевой занавес.

Обратный путь тянулся бесконечно. С каждым часом дождь становился все сильнее и превратил некоторые части дороги в коварную трясину. Сан на облучке терпеливо мок под дождем, но когда приходилось далеко объезжать опасные участки дороги, то даже он терял терпение. Он изрыгал проклятия, кричал на лошадей, пока Сендрин в раздражении не разъяснила ему, что животные совершенно не виноваты в том, что погода столь ужасна. Она благоразумно умалчивала о том, что так и вертелось у нее на языке: саны ведь сами умоляли богов о дожде.

Экипаж еще не остановился, а входная дверь дома уже распахнулась. Свет метнулся на блестящий гравий и упал на лошадей. В светлом прямоугольнике двери показалась фигура, одетая лишь в брюки и рубашку, и устремилась навстречу Сендрин.

– Слава богу, фрейлейн Мук! – Это был Адриан, он прилагал все усилия, чтобы, несмотря на потоки дождя, не закрывать глаза. – Наконец-то вы прибыли! Я как раз убеждал мать в том, что нужно послать поисковый отряд в направлении Виндхука.

– Мне очень жаль, что я доставила вам столько хлопот, – ответила она и спустилась в своей развевающейся накидке из экипажа. Сан тотчас припустил лошадей, направляя упряжку вокруг дома, в сторону конюшен.

– Хлопоты? – повторил Адриан недоверчиво. – Вы действительно произнесли слово «хлопоты»? Такая погода, что я едва могу вас видеть…

События дня и жуткая погода привели ее в такую ярость, что выяснение отношений с хозяйкой вряд ли смогло бы испугать ее в данный момент. Она спасла маленькому мальчику жизнь, это было все, что имело значение. Она не будет просить за это прощения.

Вместе с Адрианом она поспешила в дом и откинула с лица мокрый капюшон. Йоханнес закрыл за ними дверь на замок. Шум дождя внезапно прекратился. Вместо него ее окутывало мягкое тепло огня в камине, уютный запах дров и старой обивки и бодрила приятная уверенность в том, что она снова дома. В безопасности.

– Фрейлейн Мук! – разрезал тишину голос Мадлен. – Что вы себе только думали, заставляя всех нас так волноваться?

Голос хозяйки звучал более чем раздраженно, прямо-таки гневно, и Сендрин сразу поняла, что лучше всего удалиться к себе и отложить какие-либо объяснения до следующего дня. Но ярость все еще пылала в ней, она была готова защищаться, и таким способом, который на следующее утро показался бы, пожалуй, невообразимым.

– Вы знаете, что произошло? – в ответ задала она вопрос и скинула на руки Йоханнесу плащ с капюшоном. Маленький швейцар недовольно повел носом, заметив, что плащ намочил его ливрею.

– Что произошло?! – резко спросила Мадлен. – Вы исчезли, никого об этом не предупредив, – вот что произошло! На протяжении нескольких часов никто не знал, что с вами случилось, пока Адриан не разыскал конюха, который смог хоть что-то ответить на наши вопросы. Вы покинули поместье без разрешения, более того, в свое рабочее время, – хозяйка глубоко вдохнула, не позволяяᦵ однако, Сендрин вставить и слово. С возмущением она продолжила: – Однако самое плохое во всем этом – то зло, какое вы причинили девочкам. Как вы только могли?

– Я… – заикнулась было Сендрин, но Мадлен вновь перебила ее.

– Я должна была бы вышвырнуть вас прямо сейчас! Да, Мне следует это сделать! Люди, которых сжигают заживо, – это, по-вашему, тема для занятия?

Адриан вмешался в диалог между Сендрин и своей матерью.

– Ты должна дать фрейлейн Мук возможность немного отдохнуть, мама. Я уверен, что она сможет все объяснить.

Мадлен совсем не обращала на него внимания.

– Святые небеса! Если бы здесь был Валериан! Или Тит! – Обычно не в ее привычках было перекладывать ответственность на других. Что бы Лукреция ей ни рассказала, это должно было сильно потрясти Мадлен.

Сендрин спокойно обошла Адриана, чтобы иметь возможность смотреть хозяйке прямо в глаза.

– Я не знаю, что вам рассказали, но вы сначала должны позволить мне изложить свою версию произошедшего, прежде чем выносить приговор.

Мадлен открыла было рот, чтобы возразить, но затем взяла себя в руки. Она молча кивнула Сендрин и дала Йоханнесу указание разжечь камин в ее будуаре.

Вскоре после этого они вошли в личные покои хозяйки дома, освещаемые камином и двумя светильниками в рост человека. Будуар был небольшой комнатой, приблизительно шесть на шесть метров, и примыкал непосредственно к спальне Мадлен. Над камином висела акварель с изображением белой горной вершины. Вероятно, это были Альпы, а не какой-нибудь африканский массив. Вокруг огня стояли полукругом несколько кресел в чехлах, связанных крючком. Возле них стоял круглый столик для игры в карты, и еще один, побольше, – для того чтобы пить кофе с пирожными; кроме того, в комнате находилось несколько полок с книгами. На потолке была нарисована картина – лесной ландшафт, полный фавнов и русалок; в некоторых местах росписи краска облезла.

Мадлен села в одно из кресел, стоявшее непосредственно у огня, и неопределенно указала на оставшиеся места.

– Присаживайтесь.

Сендрин знала, что это было неумно, но все же отказалась:

– Я лучше постою и постараюсь сделать свое сообщение как можно более кратким.

Адриан, тоже присутствовавший в этой комнате, сделал успокаивающий жест и поспешил к ней на помощь.

– После такой поездки и при подобной погоде это неудивительно. Я уверен, что моя мама поймет вас.

Мадлен бросила на него острый взгляд, затем обратилась к Сендрин.

– Рассказывайте.

Таким образом, Сендрин рассказала ей о том, как близнецы пригласили ее отправиться с ними к деревне. Она не спешила упоминать имя Софии; позже она подумает о том, хочет ли она, чтобы госпожа предприняла какие-то шаги против женщины, подстрекавшей Лукрецию на этот поступок. Ей казалось несправедливым перекладывать свою вину на другого человека, даже если она знала, что София была виновата по всем статьям. Вместо этого она рассказала о расправе, учиненной над семьей санов и о том, как она защитила сбежавшего мальчика. Она согласилась, что, вероятно, было ошибкой не поставить в известность о случившемся Мадлен, но объяснила свои действия страхом за судьбу малыша, пока он не оказался на достаточном расстоянии от поместья. Наконец, она рассказала, как доставила мальчика в поселение санов в Виндхуке, опустив, однако, при этом какую-либо информацию о Кваббо.

Разумеется, она сообщила о священнике Гаупте и о том, что он одолжил ей плащ.

Когда прозвучало имя бывшего священника, Мадлен и Адриан обменялись длинными взглядами. Сендрин немедленно пожалела о том, что упомянула о священнике, но было уже слишком поздно идти на попятную.

Сендрин говорила почти полчаса, пока не закончила свой рассказ. Осознавая, что вряд ли получится ограничиться коротким сообщением, она через некоторое время села в кресло, почти против своей воли, и теперь была этому рада. Долгий рассказ утомил ее.

Мадлен внимательно слушала, в то время как Адриан пытался читать по губам каждое ее слово. После того как Сендрин закончила говорить, оба некоторое время помолчали. Только потом Мадлен заговорила:

– Если бы повсюду в стране не бушевали восстания гереро, ваши действия, фрейлейн Мук, пожалуй, можно было бы простить. Однако теперь я не могу принять тот факт, что вы рисковали благополучием всех нас ради жизни туземца. Как знать, может, эти люди именно сейчас, прямо в этот момент, собрались все вместе в деревне и решают напасть на поместье?

– Я так не думаю, – бросил Адриан. – Саны – мирные люди, и они контролируют тех немногих гереро и дамара, которые живут в деревне.

– Они сжигают людей, – возмущенно парировала Мадлен. – Их ты называешь мирными?

– Их вера не имеет ничего общего с мятежом. Они убили эту семью, так как чувствовали угрозу для себя, и тебе не хуже, чем мне, известно, что это произошло не впервые. Но здесь, в доме, мы им не угрожаем. Наоборот, мы помогаем им, оплачивая их работу.

Сендрин посчитала слова Адриана наивными. Но когда их взгляды пересеклись, она поняла, что он просто пытался защитить ее. Он говорил вопреки своим убеждениям, нарушал свои принципы, только чтобы помочь ей. Отныне Сендрин была у него в долгу, хотела она того или нет.

– Я прикажу усилить охрану сегодня же ночью, – решила Мадлен. – Будем надеяться, что мы доверяем надежным мужчинам.

Сендрин разделяла ее сомнения. Если действительно дело дойдет до нападения на поместье, ей казалось весьма сомнительным, что охранники-саны могут поднять оружие против мужчин и женщин своего народа.

– Саны ничего не предпримут, – настаивал Адриан. – Я знаю их достаточно хорошо. Они никогда не будут с нами воевать.

– Ты называешь это – воевать? – в голосе Мадлен слышались чуть заметные истерические нотки. – Если они и впрямь нападут, не будет никакой войны. Или ты хочешь вооружить девочек? А может, мы втроем выступим против целой армии туземцев? – Она откинулась в кресле и на несколько секунд закрыла глаза. – Эти люди просто войдут внутрь, убьют всех нас и разграбят поместье.

– С каких пор ты стала черной пророчицей? – голос Адриана звучал почти легкомысленно. Он, кажется, и правда был убежден в том, что нападения не будет.

Его мать вздохнула.

– Вероятно, нам следовало бы отправиться в форт. Там мы, по крайней мере, были бы в безопасности.

– А дом? – бросил Адриан. – Ты бы оставила его гереро?

– Поэтому я хотела бы, чтоб твой отец был здесь. Он принял бы правильное решение.

– Не стоит все усложнять.

Мадлен резко выпрямилась, и ее взгляд с холодной яростью устремился на Адриана.

– Я все эти годы, видит Бог, пыталась ничего не усложнять, и тебе это известно! Твой отец никогда не бывал здесь в нужный момент, если на то пошло. Он никогда… – Она замолчала, сообразив, что Сендрин все еще в будуаре и смотрит на нее. Она откинулась в кресло, словно у нее в один миг закончились все силы.

– Это не имеет смысла. Давайте не будем спорить еще и друг с другом. – Повернувшись к Сендрин, она проговорила: – Вы можете идти. У вас был тяжелый день.

Сендрин внезапно почувствовала сострадание к ней. Ведь Мадлен фактически одна управляла всем домашним хозяйством и прилагала массу усилий, чтобы совместить семейную жизнь с необходимостью управлять десятками слуг. Ее строгость была не чем иным, как вывеской, которая должна была защищать ее от наваливающихся проблем.

Сендрин поднялась и направилась к двери. Прежде чем она вышла, Адриан вскочил со своего места.

– Мы сможем договорить завтра, мама. – Он наклонился и поцеловал Мадлен в щеку. Понизив голос, он добавил: – Ты не нуждаешься в советах отца или Валериана. Ты и без них поступаешь правильно. Ты всегда так делала.

Мадлен посмотрела на него сначала с недоверием, затем с благодарностью. Ее рука мимоходом коснулась его руки.

– Спокойной ночи, Адриан. И вам также спокойной ночи, фрейлейн Мук.

Адриан и Сендрин покинули комнату и молча вышли в коридор.

Внезапно Сендрин остановилась. Она подождала, пока он повернется к ней и сможет видеть ее губы.

– Пожалуй, я должна поблагодарить вас. Вы только что сохранили мне место.

– Ну что вы, – возразил он небрежно. – Если бы мама действительно хотела вас уволить, она бы сделала это самое позднее завтра утром.

– Я думаю, вы оцениваете ее неправильно. Ваша мама – это чрезвычайно сильная женщина.

– Сильная, но также и нерешительная.

– На меня она производит другое впечатление.

Он улыбнулся.

– Я знаю ее намного лет больше.

Свет масляных ламп колыхался у него на лице, и впервые ей бросилось в глаза, что он выглядит старше своих двадцати лет. Но в любом случае прожитые годы отразились на нем иным образом, нежели на Валериане, которого пустыня сделала старше на несколько лет. В противоположность своему брату-близнецу Адриан был худощавым, даже костлявым. Валериан уже вполне был похож на бравого вояку – об этом говорили дерзкий взгляд и сильные мышцы, а на лице Адриана отпечатались другие признаки взросления. В его глазах светился острый разум, сочетаемый с высокой степенью человечности, отсутствующей у остальных членов его семьи, включая и Тита. В нем было еще кое-что, какая-то загадка. Сендрин никогда не могла угадать, что сделает Адриан в следующую минуту. Так было и сейчас.