Текст книги "Усадьба с приданым (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Глава 7
В которой Маша погружается в пучину чувств и знакомится с местными благами цивилизации
Утром Маша осознала, просто-таки всей собой прочувствовала, что значит выражение: «Ничего не хочется, а меньше всего жить». Болело всё, включая пятки, колени, чтоб им совсем пропасть, и даже затылок, что само по себе было странно, так как в давешней экспертизе третейский судья участия не принимала. С постели она всё же слезла, вернее, стекла, а вот на дальнейшие подвиги её уже не хватило, потому Мария так и осталась сидеть рядом с кроватью на вязанном из тряпочек коврике, жутко жалея себя, несчастную: пусть все, кому она понадобилась в такую рань, хоть уорутся, а ей плохо.
Первым в спальню под жизнерадостный цокот когтей ворвался Арей. Пёс наклонил лобастую башку к одному плечу, рассматривая страдалицу, потом к другому и, так ничего не решив, озадаченно сел на задницу: «Ты чего?»
– Ничего, – обиженно буркнула Мельге. – Ещё и морды тут корчит. А кто во всём виноват? Вот надо было так нестись? Я теперь и подняться не могу. Может, ты меня понесёшь?
Зверь свою вину моментально осознал, устыдился и пристроил морду на вытянутые лапы, умильно глядя исподлобья, поигрывая бровями. Даже заскулил тихонечко.
– Вот теперь он извиняется, – проворчала Мария и попробовала-таки встать, опираясь о кроватную раму. Ничего путёвого у неё не получилось, локоть подломился, будто в нём никакого сустава не было. – Думай, что теперь делать!
Зверь думать отказался, заявив, что не его это собачье дело.
– Болит? – без всякого сочувствия поинтересовался Саша, опускаясь рядом с мученицей на корточки.
– На риторические вопросы не отвечаю, – огрызнулась Маша.
Добренко – ну кто бы мог подумать! – пожал плечами.
– Вставай, – велел «командир», ладонью поправляя на лбу бондану.
– Не могу, – так же безапелляционно ответила Мария Архиповна.
– Можешь.
– Не могу. У меня теперь костей нет, а мясо болит.
– Всё у тебя есть, – не поверил садист. И, подхватив болезную подмышки, поднялся вместе с ней. Маша пискнула, взвизгнула, охнула, но на ногах устояла, правда, цепляясь за сашину вылинявшую майку. – Потом я тебя разомну.
– Не надо меня мять! – испугалась Мария. – И, вообще, что ты придумал? Ходишь тут, командуешь. Решил взяться за мою дрессуру?
Саша посмотрел на неё эдаким долгим взглядом – ну невозможные же глаза, слишком светлые, а ресницы короткие, тёмные, прямые! – и серьёзно кивнул.
– А больше ничего не хочешь? – возмутилась госпожа Мельге, поспешно и старательно отводя собственный взгляд.
– Пока ничего, – честно ответил Добренко, без особых церемоний впихивая Машу в штаны. Тренировочные. Пронзительно розового, как жвачка, цвета, да ещё с голубыми лампасами. Новенькие, даже бирка сбоку болталась. – А то ты опять какую-нибудь херню придумаешь. Ногу подними.
– Какую ещё… херню? – не поняла Маша, послушно делая, что ей скажут.
Правда, чтобы вбок не завалиться, пришлось опереться о сашино плечо, потому как тот, заталкивая Марию Архиповну в дивные «треники» будто ребёнка, снова на корточки опустился.
– Да такую, – дрессировщик раздражённо дёрнул плечом, – ну что там у вас бывает? Самостоятельная личность и, вообще, бизнесменша? «Сильная женщина плачет у окна».
– Я не плачу.
– И не надо, – не стал спорить Саша, натягивая на Марию носки, а потом и кроссовки – тоже новенькие.
– Я взрослый, самодостаточный человек! – опомнилась, наконец, госпожа Мельге, пытаясь выдрать из его узловатых пальцев собственную стопу. Из этого тоже ничего толкового не получилось. – И да, сильная!
– Мань, сильные женщины шпалы укладывают или там лес валят, – невозмутимо заявил Саша, так же невозмутимо завязывая шнурки каким-то диковинным узлом. – А о тебе заботиться надо. На, – Добренко сунул ей ком майки, – это наденешь сама, а то потом не оберёшься.
– Чего не оберёшься?
– Возмущений, чего, – фыркнул дрессировщик, точь-в-точь как Арей глядя снизу-вверх, только без звериной милоты.
– Да не надо обо мне заботиться, – растерянно выдала госпожа Мельге, пытаясь сообразить, что сейчас будет уместнее: заорать, разреветься от умильности или начать ржать полковым конём. Толком ничего не соображалось, поэтому она подумала и повторила: – Что ты придумал?
– Что я должен на тебе жениться, – пожал плечами Саша, так и не догадавшись встать с корточек.
– Чего? – вытаращилась Мария, прижимая к груди майку, как семейную реликвию.
– Ну не сейчас, конечно, – успокоил её Добренко. – Во-первых, я так понимаю, ты ещё не развелась. Во-вторых, между мужиками тебе передохнуть надо. В-третьих, ко мне привыкнуть. Я ж пока чужой, знаю. А вот к Новому году ближе в самый раз будет.
– Да ничего не будет! Я вообще не собираюсь…
– Мань, – новоявленный жених, наконец, встал. – Со мной спорить бесполезно, ты это усвой, ладно? Можно соглашаться, можно не соглашаться, а вот спорить – как об стену горох.
– То есть ты не сомневаешься, что я за тебя замуж пойду? – съязвила Маша, чувствуя себя Алисой в Зазеркалье.
– Нет, ты, конечно, можешь не захотеть, право твоё. Но, вообще, не сомневаюсь.
– Ну и самомнение!
– Не самомнение, а самоуверенность, – весомо поправил Саша. – А иначе-то как? Начнёшь сомневаться, в клетку к зверям лучше не заходить, порвут.
– Но я-то не тигр! То есть не тигрица!
– Уверена? – усмехнулся Саша и легонько чмокнул Марию в кончик носа.
Она ничего и не почувствовала толком, лишь поняла: он её поцеловал. Ну или почти поцеловал. В общем, что-то эдакое случилось.
Ничего подобного просто так Павел не делал лет уже… много, а исключительно с прицелом на продолжение. Правда, с продолжением в последнее время тоже было не ладно. Но всё равно не делал и ей не давал, говорил, что всякие телячьи нежности – это мещанство. Хотя откуда бы бывшему дрессировщику и нынешнему заводчику знать, что мещанство, а что нет?
– Мань, ты думай поменьше, – посоветовал этот самый бывший-нынешний, – и всё нормально будет.
– Точно? – невесть зачем, но очень серьёзно спросила Маша.
– Я тебе говорю, – с непередаваемым мужским апломбом заверил её Саша. – Ты дальше одеваться будешь или так и станешь столбом торчать?
– А где ты это всё взял?
Мария кивнула на футболку, которую так к груди и прижимала.
– Купил.
– Где?
– В магазине.
– В Мухлово есть такие магазины?
– Да нет, в город смотался. В общем, мы тебя на улице ждём.
– Эй, погоди! – вспомнила Мария о главном невыясненном. – А у тебя любовь с первого взгляда случилась, что ли?
– Мань, я в любовях ничего не понимаю, честное слово. В этом ты сама как-нибудь разберись, ладно? И давай быстрей, Арей извёлся совсем.
– Ничего он в любовях не понимает, – сообщила Маша зеркалу, прикидывая на себя футболку с жуткой мордой и какими-то загадочными кровоточащими письменами. Майка была размера на три больше, а вот кроссовки, как ни странно, сидели точно по ноге. – Слышала: «разберись сама»! Это, вообще, нормально?
Зеркало, ясное дело, ничего не ответило, лишь намекнуло, что выглядит Мария Архиповна… ужасно. Вот только настроения это совсем не испортило почему-то. Нет, никакой свадьбы под Новый год госпожа Мельге не планировала, понятно, и всякими прочими глупостями заниматься не собиралась, но всё равно было приятно. А с чего, не очень понятно.
***
Странно, но после пробежки – сначала по ровному, потом в горку, с горочки, затем с ускорение, упасть, мыча: «Не могу-у больше», ну и обратным порядком – жить захотелось ещё сильнее, утро радужными красками заиграло и даже собственные кости обнаружились именно в тех местах, где им природой быть положено. Но это, конечно, случилось уже после того, как Маша заново дышать научилась. А вместе со всем этим великолепием пришло желание, со вчерашнего дня надёжно спрятавшееся, общаться и что-то делать, хорошо бы полезное.
Да вот беда, хоть солнце и встало давно, деревня просыпаться не спешила, навстречу попадались лишь дети с неизменными велосипедами, да женщины – немногочисленные, но почему-то смотрящие на Марию Архиповну с явной неприязнью и отвечающие на приветствия сквозь зубы. Какой бы городской наивностью не отличалась Маша, а причину такой общей нелюбви она поняла без подсказок. От этого настроение немного подпортилось. Зато вспомнилось не разъяснённое, но любопытное.
– Слушай, – Мария прибавила шагу, догоняя Добренко, который, по традиции, шагал чуть впереди, сунув руки в задние карманы шорт. – А почему местные твою Лису не любят?
– С чего ты взяла, что не любят? – неохотно, но и без всякого удивления уточнил Саша.
– А это не так? – Дрессировщик – вот же неожиданность! – пожал плечами. – Просто я вчера у Аллы про неё спрашивала и она как-то так… Ну, в общем, не захотела говорить. А Оксана заявила, что сволочи её не интересуют. Правда, ещё один эпитет добавила, мол, твоя Лиса женщина с заниженным порогом социальной ответственности.
– Это как? – хмыкнул Добренко.
– Ты прекрасно меня понял! – огрызнулась Маша. – Или это что, такая страшная тайна?
– Да почему тайна? Всё Мухлово в курсе. Есть у нас один дачник, Марк Платоныч, большого ума человек, аж целый учёный. Вот с ним Лиска роман и закрутила.
– И что? – искренне не поняла Мария.
– И ничего. Женатый он просто. Да и не пацан уже. Сюда наезжает отдохнуть от столичной суеты и тяжести семейных оков.
– Это он так говорит? – догадалась Маша.
– Ну не я же придумал, – кивнул дрессировщик, сунув травинку в зубы. – Жена его тут никогда не появлялась, дети тоже.
– А откуда же тогда узнали, что они вообще есть? – Саша снова покосился на Марию, но отвечать не стал. – Да, чего это я, действительно, – покаялась госпожа Мельге. – Это ж Мухлово, детка. И что, только из-за романа твою Лиску так не взлюбили? Кому какое дело, чем два взрослых человека занимаются у себя в спальне. – Добренко ей явно не поверил, да Маша и сама слышала, что последнее утверждение звучало немного… фальшиво. – Ну, в общем, я поняла. Спасибо, что объяснил.
– Да нет, с этого только началось, – усмехнулся Саша. – Потом этот козёл…
– У тебя все козлы!
– А как мне их ещё называть? Благородными донами?
– Не обязательно, но без козлов тоже можно обойтись.
– Как скажешь, – покорно согласился Добренко. – Этот му…
– Сашь! – Мария дёрнула его за майку и, сама не поняв почему, хихикнула.
– Ладно, ладно. – Дрессировщик уже ухмылялся во всю пасть ничуть не хуже полностью одобряющего его Арея. – Короче, пошёл Марк Платоныч по местным бабам. Уговаривал, чтобы они Лиске мозги вправили.
– Зачем? – ахнула Маша.
– Опасался, что она к его жене нагрянет, – Саша сплюнул изжеванную травинку. – Его, понимаешь, страсть скрутила, любовь, все дела. Но семья же – это святое. А у жены сердце слабое, окочурится ещё, если узнает, про его стрекозлиные пляски.
– И чтоб жена не узнала, он всему селу об этом рассказал? – не поверила Мария.
– Примерно так выходит. Ну Лиску, конечно, заклевали. Да ещё слухи всякие нехорошие пошли.
– Что она другого благородного дона соблазнила?
– Хуже. Лиска-то раньше на ветстанции при ферме работала. Ну и так, по левому. Кому скотину подлечить, дачникам кошечек-собачек пользовала. Деньги брала, конечно. А тут начали трепать, что она животных травит, – это Саша почти выплюнул, да ещё со злобой, с его вечной флегматичностью никак не кантовавшейся.
– Зачем ей кого-то травить? – осторожно уточнила Маша, немного даже испугавшись.
– А вот об этом вопрос не стоял. Травит и всё. У кого-то там телёнок издох, свинья заболела, у дороги собаку сбитую нашли, ещё что-то. Кто виноват? Лиска. Ну, может, для того всякую фигню творила, чтобы потом лечить и деньги сшибать. Всё ж ясно.
– Я-асно, – протянула госпожа Мельге. – Одно не понятно. Что-то здесь многовато отравлений.
– Точно, – Саша яростно поскрёб под банданой. – Странно, что ей Михалыча не приписали. А чего? На людей перешла.
– Так это не Оксана у вас Медичи, значит, а Лиска?
– Да туфта это всё. Не знаешь ты её совсем.
– На самом деле она нежная и трепетная душа? – фыркнула Маша, которой адвокатский энтузиазм Добренко очень не понравился.
И уж, конечно, совсем не потому, что она на дрессировщика какие-то виды имела или всерьёз к его утренним словам отнеслась. Просто… Ну просто не понравился – и всё!
– Мань, Лиска всю жизнь с одной матерью жила, а та болела чем-то серьёзным, не знаю чем. Год назад совсем слегла, так Лиска и пахала, как лошадь, за любой приработок бралась, и вместо сиделки при ней. А прошлым летом мать вообще померла.
– Значит, у нас тут никакая не Медичи, а бедная Лиза[1]? – пробормотала Мария.
– Ну да, её Лизой зовут, – ничего не понял эрудированный господин Добренко.
– Саш, а зачем ты мне вот всё это рассказываешь? Только не говори, что тебе просто посплетничать захотелось, не поверю.
– Да, правду говоря, я хотел, чтобы ты… – знатный укротитель смущённо поскрёб кончик не менее знатного гасконского носа, – потрепалась, что ли, с ней. Знаешь, по-женски. С чего ей деньги понадобились, да ещё такие? Явно же дело не чисто.
– Я же её не знаю совсем!
– И что, это повод даже не пробовать помочь? – нехорошо прищурился Саша.
– Не в этом дело, просто с чего она со мной откровенничать будет?
– Попытка же не пытка.
– Я и пробовать не стану! – возмутилась Маша. – Как ты себе это представляешь? Приходит совершенно чужой человек и начинает тебе в душу лезть? Твоя Лиска пошлёт меня куда подальше и будет совершенно права!
– Да не прошу ей в душу лезть. Просто поговори. Может, поймешь чего, ты же не дура.
– Вот потому что не дура, не буду даже и пробовать, – отрезала Мария Архиповна. – В конце концов, соваться куда тебя не просят – это дурной тон.
– Ну раз так, – Саша снова пихнул руки в задние карманы шорт, глядя на Марию странно, задумчиво. – Тогда, конечно, не надо. Всё верно. Соваться нужно, когда «спасите-помогите» кричат. Да ещё стоит подумать, а то вдруг боком выйдет. И прибыли опять же никакой.
– При чём тут прибыль? – опешила Маша. – Я же тебе совсем про другое…
– Да я понял, – кивнул Добренко. – Ладно, ещё увидимся, а то у тебя опять гости.
Дрессировщик мотнул подбородком, указывая куда-то за забор, за которым и впрямь что-то возилось и даже, кажется, материлось. А рядом с позабытой-позаброшенной «японочкой», навестить которую Мария так и не удосужилась, стояла ещё более потрёпанная грузовая «Газель», по самую крышу забрызганная засохшей грязью.
А вот ответить Саше Мельге ничего не успела, потому что когда она снова повернулась, местного Робин Гуда след уже простыл, даже тени не осталось.
***
А в собственном машином, то есть иркином дворе… В общем, за забором на самом деле происходило странное. На дорожке, с совершенно обалдевшим видом сидел владелец магазина, зефиркин отец и сидел он не просто так, а в обнимку с каким-то здоровенным баллоном интенсивно красного цвета. Замечательный перламутровый галстук Семёныча лежал у него же на плече, майка с сиреневыми кольцами задралась на приличном пузике, а раритетный пиджак был основательно порван подмышкой и по шву лопнул на спине. Вокруг отца нарезала круги Оксана и тоже не просто так, а почему-то на полусогнутых ногах, скрючившись и отставив руки назад, будто квочку изображая.
– Давай, давай, папка, клади его мне по спине, чтоб ровнее лёг, – кудахтала новоявленная «квочка». – Сейчас мы его вмиг допрём!
В сторонке же скромно стояла Алла, что странно, без блюд, тарелок и даже завалящей миски, и гениальный воспитанник и будущий краевед Тёмка. Лицо учительницы было строго и даже постно, а вот Артём, кажется, едва сдерживался, чтобы не захохотать.
– Что здесь происходит? – строго поинтересовалась Мария Архиповна.
Маша, конечно, хотела спросить специальным тоном, каким обычно обращалась к менеджерам, застигнутым за распитие пива и просмотром подозрительных сайтов на рабочем месте после окончания рабочего же дня, но почему-то не получилось. Тон этот не дался, а потому вышло хоть и строго, но вполне по-человечески.
– Так мы тут с папкой баллончик вам спроворили, – зачастила «зефирка», останавливаясь, но не разгибаясь. – В благодарность, значит, за вчерашнее. Очень вы нам помогли! Ну мы с утреца смотались на станцию, баллончик-то и взяли. У нас там все знакомые, и Серёга-заправщик, и Ильич, и…
– Какой баллончик? – уточнила Маша, поняв, что подробности про Серёг-Ильичей она сейчас выслушивать не в состоянии, потому как утреннее радужное настроение куда-то слиняло.
Не иначе как следом за местным Робин Гудом.
– Так газовый! – удивилась Оксана, утирая со лба трудовой пот. – Алла сказала, что у вас газу нет, чтоб готовить, ну вот мы и с благодарностью.
– Со всей душой, Архиповна! – грустно пробасил владелец магазина.
А Машу, недальновидно подошедшую слишком близко, качнуло: от Семёныча веяло таким перегаром, что невольно тянуло закусить.
– Вы в таком состоянии куда-то ещё ездили? – совсем невежливо изумилась Мария.
– Ой, да что там! – отмахнулась Оксана и добавила с гордостью. – В папку автопилот встроен! Он куда скажешь довезёт! Это на трезвую заплутать может, а после пузыря ни-ни, всё в цель, у кого хочешь спроси. Вот я его с утреца растолкала и говорю: «Поехали, папка, за газом!». А он что? Он же всегда за правильное дело готов!
«Папка» печально икнул, то ли подтверждая сказанное дочерью, то ли ему просто было очень плохо.
– А почему он теперь… сидит? – опасливо спросила Маша.
– Так упал, – развела руками Оксана. – Радикулит у него случился, спина болит, а баллон-то тяжёлый.
– Не вынесла спина поэта! – радостно прокомментировал Тёма.
– Лучше б помог, остряк, – буркнула Мария.
– Я? – искренне изумился юный гений и растерянно оглянулся на бывшую учительницу. – А чего? Я могу…
– Да что вы, Машенька, – эдаким добрым, всепрощающим голосом вступилась Алла. – У него или баллон взорвётся, или сам ногу сломает, или дверь рухнет, или всё вместе случится.
– Тогда помогать не стоит, – мгновенно согласилась госпожа Мельге. – Но решать проблему как-то нужно.
– Похмелиться бы, Архиповна, – жалобно пробасил пострадавший Семёныч. – Тогда мы враз…
– Я тебе похмелюсь, алкоголик проклятый, – нежная дочь как-то очень привычно отвесила родителю затрещину. – Давай лучше подмогни, забрось баллон мне на хребтину, да только ровнее ложь.
– Лучше обойдёмся без экстрима, – поспешно вмешалась Мария, которой идеи феминизма были вовсе не чужды, но и к полному равенству не стремящаяся.
Понятие «сильный пол» – это, конечно, чистой воды дискриминация, но право тяжести таскать она с готовностью оставляла за мужчинами. Только их рядом, к сожалению, не наблюдалось.
– Эй, Архиповна, – сипло окликнули от ворот. Маша, передёрнувшись, всё-таки обернулась. На калитке висел давешний бугай Колька – зелёноватый, мятый и даже какой-то сдувшийся, как испорченный воздушный шарик,. – Я это, за расчётом пришёл. За экспертизу. Мы там проверили.
– И как? – заинтересовалась Мария Архиповна.
– Да вроде все живы, – не слишком уверенно протянул «лаборант», – но к обеду виднее будет. Так что там с расчётом-то?
– Расчёт ему! – фыркнула Оксана, суя в сторону страдальца сложенную из пальцев фигу. – А вот накось, выкуси! Магазин-то закрыт! По техническим причинам. Так что топай ты со своим расчётом не полечившись.
– Каким таким причинам? – опешил Колька.
– Потому что сотрудники магазина в полном составе таскают газовые баллоны, – буркнула под нос Маша, критически рассматривая «эксперта». Доверия парень не внушал и случись дело где-нибудь в другом месте, не в Мухлово, Мельге ему не денег бы дала, а «скорую» вызвала. Но тут свои законы. – Значит так, Коль, помоги донести баллон до кухни и будет тебе расчёт, даже сверху накину, хорошо? И Оксана освободиться.
– Да какие вопросы, Архиповна? – возрадовался бугай, трясущейся рукой нашаривая задвижку на калитке. – Это мы мигом. И донесём, и подключим.
– Вот этого не надо! – испугалась Мария, представляя, что там наподключают уставшие эксперты. – Алла, проследи, пожалуйста, я только до машины сбегаю.
– Ну конечно, Машенька, не волнуйтесь, – улыбнулась учительница.
– Слышь, Архиповна…
Мельге скрипнула зубами.
– Зовите меня просто Мария, пожалуйста, – попросила ласково.
– Да как же? – даже вроде бы обиделся Колька. – Мы ж со всем уважением! Вон старуха Филипповна всегда и совет толковый даст и чирий полечит. Так её всё Мухлово так и зовёт Филипповной. А вот Лиску-шалаву никто по батьке никогда не назовёт, потому что она гулящая. Хоть, правду говоря, она моложе вас с Филипповной будет.
– Ясно, – покивала Маша и, развернувшись на пятках, потопала к воротам.
Желание дать Кольке затрещину, чтобы слегка вправить его младенчески незамутнённое сознание, было очень сильно, почти непреодолимо. Но недаром же Вероника Германовна втолковывала внучке, что по-настоящему воспитанный человек никогда не аргументирует свою позицию с точки зрения силы.
Впрочем, здесь, кажется, воспитанность стоила не слишком дорого. Возможно, заветы любимой бабушки и подлежали пересмотру.
Покинутая «японочка», между прочим, на самом деле не запертая, встретила хозяйку злым зарядом спёртой духоты – то ли уже прогреться на солнышке успела, то ли со вчерашнего дня не остыла. Маше даже стыдно стало: сколько говорено было о любви к машинке, а ведь забыла про неё совсем.
– Извини, маленькая, – шёпотом покаялась Мария, залезая в салон, – потерпи, я тебя и помою, и заправлю, вот только кошелёк найду. Куда я его дела? Или всё-таки в сумку сунула?
Кошелёк нашёлся в бардачке, только денег в нём оказалось до обидного мало, едва-едва с экспертом расплатиться. А ведь стоило ещё и Оксане за баллон отдать, хотя, конечно, она отказываться будет… Интересно, в Мухлово есть банкоматы?
– Нам нет преград на море и на суше, – задумчиво затянула Маша, тихонько постучав кошельком по лбу. – Нам не страшны, ни льды, ни облака-а…
Льды современному человеку, может, и не были страшны, а вот без благ цивилизации жить становилось не слишком комфортно.
***
Несмотря на уверения Аллы, что этот магазин найти совсем не сложно – чего его искать? Прямо на площади стоит! – Маше пришлось тяжко. Она и через саму площадь умудрилась аж три раза пройти, не сообразив, что это она и есть. Не миновать бы четвёртого, не заметь Мельге на стене дома табличку «пл. Ленина».
Между прочим, памятник вождю мирового пролетариата тут тоже имелся, только очень уж облупленный, стыдливо спрятанный в кустах разросшейся сирени и похожий на все произведения гипсового советского искусства скопом. Честно говоря, бюст мог с равной долей вероятности принадлежать как Ленину, так и какой-нибудь девушке с веслом.
А больше на то, что это место было именно площадью ничто и не намекало: улица как улица, куры у забора дрыхнут, на штакетнике половая тряпка сушится, а вот на одном доме действительно имелась слабо приметная табличка, намалёванная от руки: «Концтовары».
Почему товары были «конц» Маша так и не поняла. Может, конец им пришёл?
А вот внутри дома, на самом деле оказавшемся магазином, госпожу Мельге ожидал сюрприз и даже легкий шок. Канцтовары тут действительно были представлены в довольно широком ассортименте, имелась стойка с газетами и журналами, даже глянцевыми, довольно дорогими, но как минимум месячной давности, а так же пара книжных шкафов, что удивительно, с книгами. Но окончательно Марию добили аж два банкомата, весело подмигивающие разноцветными глазками.
Но на этом везение закончилось. Какие бы карточки не пыталась Маша скормить первому аппарату, банкомат с упорством, достойным куда лучшего применения, сообщал, что «операция не может быть выполнена». Второй же на усилия Марии вообще никак не реагировал, лишь на экранчике радугой переливалась реклама, обещающая сказочные условия кредитования при покупке жилья в элитном поселке почему-то в Литве.
Чёрные подозрения, поначалу мелькающие тенями, становились всё материальнее. Павел, конечно, счета заблокировать не мог просто потому, что ему бы такая идея в голову не пришла, а вот его мадам с совершенными коленями…
– И не пытайтесь, сударыня, – раздался от книжных шкафов поскрипывающий стариковский голос. – Не работает аппаратура. Наличных нет. Считай, с марта не заправляли.
– Может, хоть безналичные найдутся? – довольно зло отозвалась Мария – страх не страх, но беспокойство, рождённое подозрениями, отпускать не хотело, заставляя огрызаться.
– У вас, приезжих, удивительно однообразное чувство юмора, – грустно констатировал старичок, здорово похожий на сверчка и сказки про Буратино. – Ну вот что я могу сделать? Нету денег и нету. А если нету, так что ж?
– Зачем же они тут стоят?
– Ну а как же, сударыня? – удивлённо вздёрнул брови продавец. Вместе с бровями вверх пополз лоб, мигом собравшийся шарпейными складками, а за ним и очки, плотно сидящие на лысине. – Поставили вот и стоят. Сейчас же у всех эти карты, и пенсию на них кладут, и всё. А финансовые организации-то ведь дают гарантии, что денежки свои вы сможете снять где угодно, хоть в глухой тайге. Ну вот и пожалуйста!
Старик простёр руку к банкоматам, будто призывая Марию восхититься эдакой доступностью.
– Так ведь не могу, – возразила Мельге.
– Ну, если говорить с точки зрения жёсткой логики, снять вы можете, пожалуйста. При условии! – продавец наставил палец в потолок. – Если аппараты заправили деньгами. Вам же никто не гарантировал, сударыня, что в тайге будут наличествовать банковские билеты, то есть банкноты.
– В общем, денег мне не получить, – сдалась Маша.
– Почему же? – старик охнул, крякнул и выволок на свет божий терминал, какие бывали в особо продвинутых магазинах, когда Маша ещё в универе училась. – Вот тут у нас имеется аппаратура. Вставляете свою карту в данное техническое отверстие, вводите код, кнопочками набираете необходимую сумму… Нет, сначала нужно вот сюда нажать, кажется.
– А деньги? Тоже мне оно выдаст? – Мария, полная сомнений, указала подбородком на «аппаратуру».
– Ну что вы, сударыня, – осудил её недогадливость продавец. – Деньги выдам вам я. По чеку.
– И как это работает? – помолчав, спросила всё-таки госпожа Мельге.
– А бог его знает, – грустно признался «кузнечик». – Это всё сын мой, с него надо спрашивать, а моего ума на сии изыски уже не хватает. Но всё по закону, вы не сомневайтесь. Который год уж эдакие дела творим. Ну как, будете денежки получать или в город поедите?
Получать денежки таким загадочным способом Маше не хотелось, да и в город ей действительно стоило съездить, но и наличные нужны, хотя бы «японочку» заправить. В конце концов, небольшой суммой и рискнуть можно.
– А давайте! – решительно махнула рукой Мария.
Прежняя, домухловская госпожа Мельге где-то на краю сознания покрутила пальцем у виска. Маша и от неё отмахнулась.
Процесс добывания наличных оказался штукой непростой и долгой. Старик то спускал очки на самый кончик носа, то опять задирал их на лоб, кряхтел, сверялся с книжкой, потом с тетрадкой. В общем, страдал безмерно. Мария, которой на самом деле было жалко продавца, по совместительству банкомат, заскучала. А от скуки сначала изучила книжные полки, потом стойку с журналами, а там и до доски с местными объявлениями дело дошло.
«Продаётся коза дойная, небодливая, красавица!». Интересно, красота козы увеличивает её стоимость? «Продам ГАЗ-21 без колёс, двигателя и бензобака». Маша хмыкнула. «Продам колёса (2 шт), двигатель (1 шт) и бензобак (1 шт) для ГАЗ-21». Маша почесала кончик носа, внимательно перечитала объявление, потом предыдущее – адрес, по которому следовало обращаться, на обоих был одинаковый. «Продаётся суперэкологичное, эффективное, совершенно натуральное, чистое (без примесей) удобрение (навоз)».
– А вы случайно не знаете, какие примеси могут быть в навозе? – негромко поинтересовалась Мария.
– Не в курсе, сударыня, – отозвался старик, на слух, видимо, не жаловавшийся и хорошо знавший содержание объявлений. – Но русский же народ всегда славился смекалкой.
Маша ещё раз хмыкнула. Её фантазия, в общем-то, достаточно богатая, перед смекалкой русского народа пасовала.
«Продам дом. Срочно. Не дорого» – и подпись, советовавшая обращаться к некой Елизавете Соловьёвой.
Мария насторожилась.
– Скажите, пожалуйста, а Елизавета Соловьёва – это кто?
– Ветеринар местный, – охотно отозвался продавец, прицеливаясь кривоватым пальцем к кнопкам терминала. – Домик решили прикупить? Дело хорошее. Вложение капиталов, опять же. Только там-то дом плохонький, развалюха, прямо скажем. Но если решите сами строиться, то конечно. Дело выгодное, у нас тут земля дорогая, так просто не укупишь.
– Да она везде не дешёвая, – согласилась Маша.
Это что же получается? Госпожа бедная Лиза оказалась настолько бедной, что решила робингудовой помощи не дожидаться, справляться с финансовыми проблемами собственными силами и оперативно влиться в ряды бомжей? Или не такая уж она и бедная, а в загашнике у сиротки этих домов, как грязи?
Нет, странные всё-таки дела творились в этом Мухлово.
[1] «Бедная Лиза» – сентиментальная повесть Н.М. Карамзина.
