Текст книги "Усадьба с приданым (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Глава 15
В которой Маша пытается понять, кто же всё-таки рыцарь, кто конь и почему спасение утопающих дело общественное
Сначала небо в прямоугольнике слухового окна высветлилось окончательно, потом вызолотилось полуденным светом и потемнело, хотя это были ещё не сумерки, а зеленоватая мгла, которая сгущлась, когда солнце, устав висеть в зените, перебиралось на другую сторону остроугольной крыши. Трава, закрывающая окошко, высохла, тени от деревьев и, кажется, фонтана, который заметила Ирка, удлинились, дотягиваясь почти до подвала.
Маша в очередной раз попыталась подтянуться, чтобы увидеть побольше, но у неё опять ничего не получилось. Нахохлившаяся подруга, сидящая у стены, обняв собственные колени, только вздохнула раздражённо. Марии Архиповне перевод со вздохового на человеческий не требовался. У неё тоже разболелась голова, а шишка за правым ухом будто налилась жаром и чувствительно пульсировала. Пить хотелось всё сильнее, голос и тот, кажется, начал шуршать, а во рту стало сухо и неудобно, будто она песок жевала, живот тоже побаливал. А ещё очень хотелось содрать грязную, пропитанную потом и вроде бы даже подванивающую одежду, вымыться, наконец, и убедить себя, что подвал этот на самом деле приснился.
Мария, сложив руки на пояснице, прошлась от стены к стене.
– То разведка, то засада, стричься, бриться мне когда? – Прогундосила госпожа Мельге под нос. – Неизбежная досада – партизану борода.
– Слушай, тебе что, совсем не страшно? – раздражённо, даже почти злобно, проворчала Ирка.
– Нет, – пожала плечами Маша, – а чего бояться? Насиловать нас вряд ли будут – с этим мы определились. Убивать тоже не станут. Ведь сподручнее было грохнуть сразу, пока мы тут… в беспамятстве пребывали.
– Ага, и сюда нас сунули, чтобы отдохнули от мирской жизни, – хмыкнула рыжая.
– Скорее всего, чтобы под ногами не мешались, – не согласилась Мария. – Или чтобы напугать. Или в надежде, что нас тут никто не найдёт и мы помрём таки от голода и холода. Хотя, наверное, от жажды загнёмся быстрее. Я как-то краем глаза смотрела передачу, там мужик один, занимающийся экстремальным выживанием, пил слоновью мочу и…
– Ты совсем обалдела, Мельге? – брезгливо икнула Ирка. – Или надеешься, что сейчас тут материализуется слон и… спасёт нас?
– Надежда умирает предпоследней, сразу следом за надеющимся, – наставительно подняла палец Маша. – Если мой первый вариант правильный, то нам ничего не грозит, как и при третьем варианте. А если правильный второй, то скоро наш похититель объявится. Тогда станет понятно, что делать дальше.
Ирка немного потаращилась на подругу, явно ничего не понимая. Потом начала загибать пальцы, беззвучно шевеля губами, глядя в никуда. А затем так зыркнула на Марию и скривила такую физиономию, что госпоже Мельге немедленно и очень остро захотелось провалиться. К сожалению, сделать она этого не могла, потому как проваливаться было попросту некуда.
– Хочешь сказать, что если нас захотели просто прихлопнуть или дать сдохнуть, то нам ничего не грозит? – гадюкой прошипела рыжая.
– Ну конечно, – пожала плечами Маша. И поймав себя на этом, клятвенно, хоть и мысленно, пообещала больше так не делать, вообще плечами не шевелить. – Не волнуйся, Ириш. Нас обязательно вытащат, надо только подождать.
– Это кто нынче в рыцари записался? Уж не твой ли пастух?
– Понятное дело, он, – пожала плечами поклявшаяся не шевелить ими Мария. – Только Саша не пастух, а укротитель. Бывший. Нынешний заводчик собак. Или разводчик? Ты случайно не знаешь, как правильно? Постоянно забываю у него спросить.
– Слушай сюда, убогая! – От возмущения Ирка даже привстала. Правда тут же села обратно, ойкнув и схватившись за затылок. – Спасение утопающих – дело рук самих утопающих! И никак иначе. Так что начинай думать.
– А я давно начала, – призналась Мария Архиповна. – Кстати, Саша меня спас, когда я тонула. Вроде бы я уже рассказывала. Или нет? Представляешь…
Половицы над их головами громко, просто ушераздирающе скрипнула, просела под чужой каменной тяжестью, с потолка посыпался мелкий мусор и труха. Маша, в мгновение ока избавившаяся от отсутствия страха, как, впрочем, и от логичных мыслей, сама не поняла, каким образом и когда успела оказаться у стены, вцепившись в Ирку, как в спасательный круг. Подруга же, мгновенно побелев глазами от ужаса, ухватилась за Марию, в кровь расцарапав ей предплечье. Правда, Мельге этого даже не поняла, не почувствовала, просто заметила, что на руке появились тоненькие красные полоски. Но они были так незначительны, то есть настолько не имели значения, что…
Пол снова заскрипел под чужими тяжёлыми шагами, мусорный дождь пошёл гуще. Маше на нос упал паук, Мария Архиповна сдула его, не сообразив, что это такое. Доски прогнулись сильнее. Почему-то стало ясно: тот, наверху, присел на корточки.
– Эй, девоньки, – раздался глухой, далёкий и оттого ещё более потусторонний, чем обычно, голос. – Вы там живы или как? – Мария и хотела бы, ничего не смогла ответить. Язык, высушенный жаждой, намертво прилип к нёбу. – Ну, будем считать, что живы. Чего ж ты обманула-то меня, Мария Архиповна? Я думал, ты Кислицина, а ты вовсе никакая не Кислицина. Не говорила тебе мама, врать не хорошо?
– Кислицина – это я, – тоненьким голоском придушенно завопила-зачастила Ирка. – То есть моя бабушка. Она по первому мужу Кислицина, а по второму Маслова. И мой папа тоже Маслов, хотя он Кислицин, потому что второй его муж её усыновил. Вернее, её второй муж его усыновил! А прадед тоже был Кислицин, хотя он отец Кислицина, а не моей бабки. Но она…
Маша, в голове которой неожиданно даже для неё самой развиднелось, тряхнула подругу так, что у той звонко клацнули зубы. Но рыжая замолчала и вроде бы таращилась на столб, подпирающий потолочную балку, уже не так бессмысленно. По крайней мере, глаза у неё явно поуменьшились в размерах.
Наверху разлилась свинцовая тишина, Мария только и слышала, что шорох всё ещё сыплющейся трухи, да тяжёлое дыхание подруги над ухом. Ну и бешеный барабан собственного сердца.
– В общем так, подружки-веселушки, исторички-истерички, краеведы-археологи, – замогильный голос упал в тишину, как камень в воду. – Сроку вам сутки. Если не отдадите чужое, то так и загнётесь в этом подполе. Не надейтесь, что вас отсюда вытащат. Имейте в виду, спасатели тут уже были, но… – Голос мерзенько и неправдоподобно, словно мультяшный злодей, хихикнул, – никого не нашли. Уж больно хорошо спрятан подвальчик, красота прям! Отсчёт пошёл. Решайте, что вам нужнее, бабки или жизнь.
Доски снова скрипнули, теперь облегчённо. По-звериному мягкие, но словно каменные шаги, пробухали, затихая. Вроде бы вдалеке бахнула дверь. Ирка судорожно всхлипнула, обдав Машино ухо влажным жаром. Мельге отодвинулась от рыжей, но выпустить её всё же не решилась – ну точно ребёнок, обнимающий любимого мишку.
– Что это, Машк? – скульнул «медвежёнок». – Чего ему от нас надо? Чего привязался?
– Гораздо интереснее, откуда он знает, что мы историки-археологи, – Мария попыталась всё-таки разжать сведённые судорогой пальцы, но у неё ничего толком не получилось. Пришлось тереть дико зачесавшийся нос о плечо. – Ну, про меня ладно, это же Мухлово, тут все про всех знают. Но откуда дровишки, что мы с тобой вместе учились? И он явно местный. Помню, ещё тогда по телефону резануло, он меня Кислициной назвал. Или не по телефону, что ли?
– Мельге-е, ты совсем с катушек съехала? – неожиданно громким и, главное, абсолютно вменяемым тоном поинтересовалась Ирка.
Маша в ответ только пожала плечами, потому как была не уверена, совсем или всё же ещё не до конца.
***
А люк всё-таки нашёлся, но щели между досками были заделаны так тщательно и аккуратно, что Маша бы их ни за какие коврижки не разглядела, не знай она, где искать. Но ведь злодей же не зря выбрал именно это место, чтобы злодейски вещать свои злодейские речи? Люди, как правило, останавливаются и начинают говорить там, где их услышать могут: у окна, у двери, а значит…
В общем-то, ничего это не значило, конечно, маньяк на то и маньяк, чтобы его действия логике не поддавались, но люк всё же был там, где он – маньяк, а не люк, понятно – на корточки присел. Только вот легче от находки не стало, у Марии не хватало сил не только на то, чтобы открыть крышку, но даже и просто приподнять. Проклятая штука ни на сантиметр не сдвинулась, чтобы госпожа Мельге не делала. Только, вроде бы, шевельнулась, когда Мария Архиповна, шёпотом и стесняясь, но от всего сердца её по матушке обложила, правда, на этом дело и застопорилось. Не помогло и просовывание в щель палок с досками – зазор оказался настолько крохотный, что втиснуть туда что-нибудь, хоть немного смахивающее на рычаг, не удавалось, а всё остальное ломалось, как спички.
В конце концов, роясь в кучах хлама с энтузиазмом собаки, копающейся в отбросах, Маша отыскала ржавый, но крепкий железный прут, сплющенный на конце навроде лома. Решительно сдув с носа прилипшие пряди волос, госпожа Мельге снова залезла на ящик, для удобства поставленный под люки, и…
– Отдай! – Подскочившая Ирка рванула на себя «лом» с такой силой, что Мария едва на землю не навернулась. – Сломаешь!
– Ириш, ты чего? – похлопав глазами, осторожно спросила Маша.
Правильно, кто её знает, рыжую-то? Может, свихнулась на почве переживаний, а, может, травма сказывается? Сейчас как возьмёт этот самый прут, как…
– Он нам нужен! – безапелляционно заявила красотка, в данный момент на самом деле не слишком похожая на нормальную. – Когда этот придёт, мы его!.. Хрясь! – Ирина уверенно махнула «ломиком», как двуручным мечом и Мария едва успела отскочить, чтоб не попасть под «хрясь». – И всё! Будет знать, как совать кого попало куда попало!
– Ты только не навези кому попало, ладно, – горячо посоветовала Маша. – И верни эту штуку на родину. Во-первых, я её при всём желании не сломаю. А, во-вторых, никто сюда не придёт.
– Почему это не придёт? – растерянно скульнула Ирка, прижимая к груди лом, будто любимое дитя. – А маньяк?
– А маньяк тем более. Он что, дурак? Планируй он сюда вернуться, то хотя бы связал нас. Мы хоть дамы и трепетные, но не вот тебе анютины глазки. Логично? Логично. Значит, не сам спускаться, ни нас выпускать товарищ не планирует.
– Как не… планирует? – быстро-быстро моргая слипшимися ресницами, протянула Ирка.
– Никак не планирует, – вздохнула Маша, предполагая, к чему подруга клонит.
И точно! Рыжая ещё поморгала, открыла рот, закрыла, с размаху села на пол, наверняка отбив себе нижние девяносто, и бурно, с чувством, иканием и подвываниями разрыдалась.
– Ну Ир, ну чего ты? – запричитала Мария, усаживаясь рядом и пристраивая буйную подружкину голову у себя на груди. – Всё же хорошо будет, выберемся. И никто нас не тронет, вот увидишь.
– Это тебя не тронет, – сквозь судорожные всхлипы выдавила Ирка, – у тебя вон и рыцарь есть, и вообще!.. Ты у нас… Ты как броненосец «Потёмкин». Наш паровоз вперёд летит, в коммуне остановка…
– Ну спасибо, – обиделась Мельге. Подумала и уточнила. – Только тот, что вперёд летит, не броненосец, а бронепоезд. «Красный Октябрь», называется.
– Да какая разница?! – рыжая в сердцах оттолкнула подругу. – Хоть «Голубой май»! Но ты же лбом стену прошибёшь, всё равно своего добьёшься, а я…
Рыжая разрыдалась ещё горше.
– И чего ты? – не слишком весело усмехнулась Маша. – А как же шашки наголо и на баррикады?
– А то ты не знаешь! Эт-то, – Ирка с чувством икнула, – чтоб никто не догадался. Я и хамлю, потому что стесня-аюсь.
– Ну да, – хмыкнула Мария Архиповна, догадавшаяся про то, о чем никто не должен был догадаться, примерно на второй день первого учебного года.
Случилась тогда одна неприятная история. Учился у них в группе господин с говорящей фамилией Праздник – Сёма Праздник – каким-то чудом умудрившийся в третий раз поступить на первый курс и ни разу не доучившийся до второй сессии, а это тоже надо суметь. Суть в том, что именно он был инициатором идеи отпраздновать начало учёбы и хорошенечко, плотненько так, перезнакомиться в расслабляющей атмосфере. Идею приняли «на ура», скинулись и поручили безответной Анечке Молох закупить горячительного.
Деньги у Анечки, между прочим, приличную сумму, особенно для студентов, вытащили из сумки между третьей и четвёртой парой.
Анечка умывалась слезами, просила прощения и, кажется, готовилась совершить самоубийство, дабы спасти хотя бы честь, все остальные хмурились – было жалко и денег, и несостоявшегося знакомства. Сама Маша изнывала от сочувствия, да и жаба душила: на пьянку идти она не собиралась, но взнос послушно оплатила. А Ирка обозвала всех скопом кретинами, Анечку персонально коровой и в одиночку профинансировала шикарный банкет.
«Спасибо!» – ей, конечно, сказали, но единодушно сошлись во мнении, что у богатых свои причуды и раз уж такая щедрая, то могла бы и в ресторан согруппников сводить. Ирка только презрительно улыбалась и шипения демонстративно не слышала.
А потом Маша застала её ревущей в туалете, согласилась, что некачественная тушь, от которой глаза слезятся – это кошмар; кругом козлы, выдающие навоз, сляпанный на Малой Арнаутской за французский эксклюзив и пригласила рыжую в зоопарк смотреть на жирафёнка, у которого во-от такие ресницы без всякой туши.
Видимо, жирафёнок Ирку добил. И дружба, робко зародившаяся в вонючем институтском сортире, моментально окрепнув, стала непоколебимой, как крепостная стена.
– Помнишь Анечку Молох?
Маша опять обняла подругу за плечи, заботливо убрав с мокрой щеки прядку.
– И чего? – не слишком дружелюбно шмыгнула носом Ирка.
– Да ничего, просто в голову пришло.
– Утешить меня хотела? – огрызнулась подруга, сердито размазывая по щекам грязь. – Между прочим, я тогда узнала, кто у неё деньги спёр. И папе настучала. Ну тот и велел своим мальчикам научить урода жизни, чтоб на чужое не зарился. Вот такая я крутая, папиными бабками расплатилась, папиной охраной попользовалась, никому ничего не сказала. Просто пионер-герой!
– И кто спёр?
– Да какая теперь-то разница!
– Только не говори, что Павел, – опять усмехнулась Маша. – Но, собственно, сейчас на самом деле разницы никакой. А как узнала?
– Да у бабульки-уборщицы спросила, кто в кабинет заходил. Тогда же все в столовую попёрлись, за пирожками. Помнишь, пирожки привозили какие-то там расчудесные? Всё по ним тащились, будто они с коноплёй!
– Помню, – элегически протянула Мария, – пирожки с яблочным повидлом. Жаренные. Я могла зараз штук…
– Эй, что с тобой? – Ирка, сопнув, ткнула подругу локтём в бок. – От сладких воспоминаний столбняк схватила?
Маша в ответ лишь нетерпеливо мотнула головой: ну, конечно! Это же так просто! Бабуля-уборщица, которая видела, кто в кабинет заходил – и всё, никакой тебе загадки, сплошные отгадки.
– Ирка, я тебя люблю! – завопила Мария Архиповна, рьяно пытаясь расцеловать активно отбивающуюся подругу.
– Уйди, корова! – ничуть не тише заверезжала рыжая. – Фу! Я тоже тебя люблю, дура ненормальная.
***
Лом надежд не оправдал, да ещё чуть не прибил Ирку, крутившуюся вокруг Маши и сыплющую ценными, и совершенно бессмысленными советами: железка вывернулась из потных ладоней и пролетела в каких-то сантиметрах от подругиного плеча. Правда, польза от этого тоже получилась, рыжая угомонилась и теперь предпочитала давать советы издалека, от стеночки.
Только вот упорства и уверенности, что они отсюда вылезут – а как иначе? Ведь Мария Архиповна почти обо всём догадалось, лишь деталей не хватало – становилось всё меньше, зато терпеливо поджидающая в сторонке апатия вместе с желанием плюнуть на всё, свернуться клубочком и оплакивать себя, такую совсем пропащую, росли. А, между прочим, темнеть начало уже всерьёз и жажда допекала до рези в желудке.
Маша отчаянно долбанула ломом по доскам, отколов длинную щепку. С той стороны, то есть снаружи, тихо, но явственно поскребли, будто когтями проехались по дереву. Мария замерла, сгорбившись, держа лом наперевес.
– Чего там, Маш? – спросила явно ничего не слышавшая Ирка.
– Скребуться, – придушенным шёпотом ответила Мельге. – Снаружи кто-то поскрёбся. Только что.
– Кто?! – таким же шёпотом крикнула Ирка и зажала себе рот обеими ладонями, снова выпучив глаза.
Откровенно говоря, Марии Архиповне тоже стало страшно так, что лопатки заледенели. Страшно, а ещё противно за собственный испуг и даже смешно. Потому как в голову полезли мысли не о том, кто их сюда засунул, а о восставших мертвецах, оборотнях и прочих упырях. В их ситуации только вампиров бояться, вот точно!
Маша сглотнула совершенно сухим горлом. Подняла руку и тихонько постучала костяшками по доскам.
– Не на-до! – совсем уж едва слышно прохрипела Ирка.
Мария мотнула головой, вслушиваясь в тишину, и уже почти уверилась, что ей примерещилось, никто пол не царапал, как тут, после немалой паузы, снова заскреблись, только звук немного изменился, будто когтями провели не по дереву, а по железу. И словно бы кто-то засопел сердито.
Упырь? Крыса? Ёж?
– Арей? – не слишком уверенно позвала Маша.
Над головой протяжно и очень громко, с эдаким надрывом, как по покойнику, завыло. Ирка завизжала, зачем-то ладонями зажимая собственные уши, хотя это Мельге было в пору свои затыкать.
– Это Арей, – заорала Мария, пытаясь перекричать разразившуюся какофонию и от нетерпения подпрыгивая на угрожающе трясущемся ящике. – Собака. То есть он никакой не собака, а самый настоящий Зверь и альфа-самец! Порода такая, они не лают, а воют. Арей, Ареюшка, мальчик мой, я тут! Ирка, да замолчи ты, наконец!
Вой с той стороны досок поддал, набирая сил и оборотов. Подруга, хоть это казалось невероятным, тоже поднажала, её визг начал стремительно скатываться – или подниматься? – к ультразвуку.
– Тихо! – завопила Маша, сама себя не слыша.
Крышка, наконец, дрогнула, обдав госпожу Мельге настоящим ливнем трухи с мусором, и исчезла, а в тёмном квадрате появилась красная от натуги физиономия Саши.
– Манька! – выдохнул дрессировщик.
Машу рвануло вверх, будто подъёмным краном, она только и успела, что в воздухе ногами дрыгнуть, и тут же облапило, стиснуло так, что под рёбрами пискнуло беспомощно, заставило втиснуться во что-то мягкое и твёрдое одновременно, пахнущее нагретой солнцем тканью, чуть-чуть туалетной водой и мужчиной. Между прочим, не абы каким мужчиной, а любимым, своим.
Над ухом, бубня, монотонно, будто таблицу умножения зачитывая, матерелись. И был этот мат таким восхитительным, таким утешающим, что Мария Архиповна даже зажмурилась от удовольствия.
– Ну вот, ну вот, – чужое квохтание не сразу дошло до переполненной счастьем головы. – Ой, бедные девочки! Вот ведь настрадались-то! Как же это, а?
– Да ладно вам кудахтать-то! – прогудел недовольный бас. – Понятное же дело. Взяли того, – послышался звук, будто кто-то щёлкнул ногтём по натянутой шкуре барабана. – И того! Всё!
– Ой, Колька, ты б молчал, тебе вечно только до того!
– Видите, у печки пол железом оббит? – частил высоковатый даже для него голос Тёмы. – Это чтоб угли на половицы не попали. Ну и крышка-то тоже оббита и не заметишь. Вроде лист и лист. Нет, ты смотри, смотри! Вот гвоздики и вот гвоздики. Здесь шов между листами и здесь вроде шов. А это совсем и не шов! Щель между крышкой и полом! Здорово, да? Если б не Арей…
Ирка ревела с подвыванием, будто профессиональная плакальщица и её, кажется, тоже кто-то утешал. А Маша, наконец, что-то начала соображать. Она подалась чуть назад, отлипнув носом от почему-то мокрой, хоть выжимай, майки, снизу вверх заглянула в очень серьёзные, даже, наверное, сердитые и светлые, совсем как у Зверя, глаза.
– А где Арей? – спросила девочкиным голоском и сочно шмыгнула носом.
Оказывается, она тоже ревела, да ещё как! Вот и майка у Добренко промокла. Опять. Кажется, Мельге на его груди уже рыдала. Полное дежавю.
А Саша ничего не ответил, только Маша почему-то сразу сообразила посмотреть вниз, под ноги.
Пёс, перемотанный странно белыми бинтами, пластом лежал на полу, положив ушастую голову на лапы. И вид у него был бы совсем несчастным, если б не жмурящиеся, хитрющие и дико довольные глаза.
– Я не сразу сообразил его выпустить, – негромко признался Саша, но Мария дрессировщика прекрасно слышала, его голос даже хоровые причитания не заглушали. – Хоть он и рвался. Это уж потом, когда всё обыскали… А он тебя нашёл.
– Ты меня нашёл! – восхитилась Мария Архиповна, присаживаясь на корточки и робко, кончиками пальцев, погладила мохнатое ухо. – Ты меня нашёл. Ты мой настоящий рыцарь. Ты же собака!
И Маша снова разревелась, подвывая Ирке бек-вокалом, утирая ладонью капли, с завидным постоянством натекающие на кончик носа.
Арей прикрыл глаза чёрными прямыми ресницами, соглашаясь, что он собака. А ещё супермен, в смысле, супердог, герой и, вообще, молодец.
– Ну так, граждане и гражданочки, – раздался над Машиной головой чей-то очень решительный голос. – За-аканчиваем групповой плач и причитания. Предлагаю приступить к конструктивизму.
Мельге задрала голову, разглядывая раскомандовавшегося, позволившего вмешаться в её счастье.
Мужик оказался очень большим, просто огромным, ну или, по крайней мере, таким снизу виделся. Да нет, по сравнение с Иркой, которую он одной рукой отечески приобнимал за плечи, а другой не совсем отечески за талию, даже чуть ниже – успокаивал так, надо полагать – новоявленный руководитель и впрямь мерещился горой. В плечах косая сажень, грудь бочкой и вроде бы на животе, туго обтянутом футболкой, «кубики» бугрились. Зато уши почти размазаны по черепу, как у боксёра, нос откровенно кривой и на голове ежик волос длинной в палец.
Кто тут в супермены после Арея записывался? Хотя нет, этот больше на Капитана Америка смахивал. Или на морского котика, какими их в сериалах показывают. В смысле, не на того, что с ластами, а того, что с автоматами и зверскими ножами. Впрочем, у тех, кто с автоматами, тоже, кажется, ласты имелись.
– Здрасти! – неожиданно выпалил «котик», покивав Маше почти бритой башкой. – С возвращеньицем.
– Спасибо, – всё тем же девочкиным тоном отозвалась Мария Архиповна. – А вы кто?
– Конь в пальто! – радостно отрекомендовался громила. – А по совместительству Санёк, дружбан этого вот.
И указал совершенно квадратным подбородком на Добренко. Саша пожал плечами.
***
Утихомириться удалось не всем и не сразу, но, в конце концов, вроде бы поуспокоились. Поскольку дома даже сидеть было не на чем, решили переместиться «на воздух», к гамаку, где давеча пикником баловались – Маше вдруг показалось, что пикник этот случился давным-давно, в прошлом столетии, например, а то и вовсе в другой жизни.
Расторопная Алла при поддержке колькиной жены и Оксаны мигом организовала чай «с закусками»: двумя жаренными курицами, громадной сковородкой с жаренной же картошкой, тазиком салата и ещё чем-то таким, а так же эдаким. Тёма, с перемотанной как у красноармейца головой, приволок самовар с трубой. Невесть откуда появилась бутыль домашней наливки, кажется, всё та же.
В общем, расселись.
– Ну, рассказывай! – приказал «конь в пальто», залихватски махнув первую рюмку.
Не чая, понятно.
Отмытую, переодетую и подлеченную Ирку он больше не обнимал, даже не смотрел на неё, да и она отсела от громилы подальше, поглядывая на «котика» почти испуганно. Но Алла, смерив их задумчивым взглядом, загадочно улыбнулась. Маше это показалось подозрительным.
– Да я тебе уже всё ещё вчера обрисовал. Ну так, в общих чертах, – отозвался Саша, безрезультатно пытаясь подцепить вилкой лепестки румяной картошечки.
Безрезультатно, потому что орудовать ему приходилось левой рукой, в правой была Маша, притиснутая к его боку так плотно, словно дрессировщик хотел её к себе приклеить. Откровенно говоря, Марии было жаль Добренко: умаялся человек, проголодался, ему б нормально поесть. Но сейчас Мельге не отлипла бы от него, даже если б любимый от голода помирал.
– А он кто? – шёпотом спросила Маша из-под добренковской подмышки.
– Друг, – также тихо ответил дрессировщик. – Мы с ним ещё с больницы. Он там… В общем, тоже неприятность случились.
– Не-е, – протянула Мария, – а предметнее? Полицейский? Военный? Фсбешник?
Саша пожал плечами. Подумал и всё-таки уточнил:
– Друг.
– Сашка! – рявкнул «друг», – кончай с любимой миловаться, успеешь ещё. Выкладывай тактическую обстановку!
– Кончай орать, Сань, – поморщившись, отозвался дрессировщик. – Какая ещё обстановка? Видишь, пропали наши… девушки.
– Эт’ я вижу, – покивал «котик», многозначительно покосившись на странно притихшую Ирку. – Девушки у вас… да-а! Значит, говоришь, пропали?
– Ну да, ночью вчера, – встряла Алла. – Я совсем спать легла, десятый сон уж видела, а тут прибегает Саша, аж белый весь! Говорит, Машенька пропала, пошла домой за вещичками и как в воду канула. И мы сюда кинулись, к ней, то есть, домой, хоть Саша сказал, что всё обыскал, но мы всё равно… Нету! Ну вот ни следочка! Мы на речку, а там…
Алла прижала кулаки ко рту, видимо заново переживая весь этот ужас.
– А там вон он, – Добренко мотнул головой в сторону радостно оскалившегося и даже грудь выпятившего Тёмы. – Прямо на пляже лежит, голова в кровище.
– Так уж и в кровище? – усомнился бугай.
– Да ой! – восторженно пискнула Оксана. – Прям текло, я аж чуть в обморок не грохнулась! Побежала паку будить, говорю: заводи тарантайку, в больничку ему надо. А он мне…
– А вы, пардон, кто? – со слоновьей деликатностью осведомился «котик».
– Я то? – тяжко поразилась «зефирка». – Я Оксана, у нас с папкой магазин туточки, бизнес, значит. Так вот он мне и говорит…
– А откуда вы узнали, что вот ему, – «котик» тяжело шевельнул ящиком-челюстью в сторону Тёмы, – в больницу надо?
– Ну как? – растерялась девушка, даже покраснев от невозможности объяснить такие очевидные вещи. – Все ж уже знали, ну и я.
– Я-асно, – протянул бугай. – Значит, пострадавшего в больницу так и не отвезли?
– А на кой? – бравым петухом откликнулся Тёма, – так справились. Что, в первый раз, что ли?
– Ну понятно, – загадочно усмехнулся «котик». – И что было дальше?
– Да понятно, что, – проворчал Саша. – Всё Мухлово на ноги подняли. Как рассвело, так вон Колька…
– Я в армии в водолазах служил, – послушно пробухтел Николай, словно ему режиссер реплику передал, – и потом тоже. Ну понырял в Мухлоньку, пошарил по дну. А что я могу один-то? Без фонарей толковых, без снаряги, без ни хрена.
– Ага, один, как же! – возмутилась его супруга. – Все пацаны следом полезли, чуть не перетопли! А он…
– Фёдорыч Злотников мужиков организовал, – ещё мрачнее перебил его Добренко, – они лес прочесали. Хотя какой тут лес, одно название, а я…
– Фёдорыч – это кто? – шепнула Маша Оксане на ухо.
– Да дядька тот, – пояснила «зефирка», скривившись, – который больше всех орёт. Ну, теперь он служит бригадиром у тех, кто нам пляж делает.
– Ага, – покивала Мельге, чутка ошарашенная вестью, что нынче у «делателей пляжа» даже свой бригадир организовался.
– … поехал в город, нашёл там этого Павла, – договорил Добренко. – Тот, конечно, не в курсах оказался.
– Какого Павла? – вскинулась Мария.
– Обыкновенного, – буркнул Саша, подозрительно отводя глаза.
– Павлуша-то наш хоть жив? – видимо, от потрясений Ирка окончательно оправилась, по крайней мере, язвительность к ней вернулась в полной мере.
– Да чего ему, – пробормотал дрессировщик. – Главное, чего я понять не мог, – повысил голос Саша, – обе машины-то их тут остались, и манькина тарантайкая, и эта… Не за грибами же собрались!
– Это-то понятно, – прогудел «котик». – А потом, значит, ты догадался пса своего выпустить?
– Да как выпустить? – сплюнул сквозь зубы Добренко, – На руках понёс. У него ж лапы заплетаются, а сам рвётся, скулит.
Маша ещё глубже запустила пальцы в шерстистый ареин загривок. Пёс, навалившийся на её бедро всем своим немалым жарким весом, блаженно зажмурился и милостиво слопал кусок курицы, подсунутый сердобольной Оксаной. Кажется, этот кусок был уже шестым или седьмым, Мельге их не считала, да ей и плевать было, она бы сама зверю обе тушки скормила.
Правда, вроде бы, он и так их в одну морду умял.
– Так, подытожим, – скомандовал бугай. – Что мы имеем? А имеем мы двух неожиданно потерявшихся прекрасных дам, пустую бутылку шампанского на пляже, парня с пробитой башкой рядом и следы пьянки на кухне в доме одной из пропавших барышень…
– Какой пьянки? – вскинулась Маша.
– Бурной, – невозмутимо уточнил «котик». – Бутылки и остатки закусона налицо, их рота свидетелей видели. Могу предъявить, на кухне, кажется, никто не прибирался. Хотите? Не хотите, как хотите. Значит, события развивались следующим образом. Одна из прекрасных дам пошла с кавалером на речку ночь коротать. Там они распили «пузырь» на двоих и мадам огрела кавалера по башке.
– Ты чего городишь-то? – почему-то басом спросила Ирка.
Бугай поднял палец.
– Минуту. Значит, после того, как огрела, гражданочка направилась в дом к подружке, где они вместе ещё немного и вполне душевно посидели. Потом им зачем-то приспичило слазить в подпол, а крышка возьми, да захлопнись. Сами они люк открыть не смогли, а другие его просто не нашли, потому что он высокопрофессионально замаскирован под противопожарную облицовку пола. Конец истории.
– Да вам всё Мухлово подтвердит, что я был трезв, как стекло! – почему-то оскорбился Тёма, хотя он-то как раз выходил пострадавшей стороной. – Что я, не запомнил бы, как меня по голове били?
– Но ведь не запомнил же, – резонно возразил «котик». – И потом, ты, может, и не пил, дама всё в один носик усосала, потом обиделась, долбанула, а дальше мы знаем. А ты не сознаешься и тень на плетень наводишь потому, что любимую выгораживаешь. Пытаешься, так сказать, скрыть её неблаговидное поведение.
– Нет, ну я сильна, конечно, – возмутилась Ирка, – но чтоб одна с бутылкой расправиться?
– Вас только это удивляет, гражданочка? – вкрадчиво поинтересовался громила.
– Машка, а ты чего молчишь? Это же, это!..
– Чушь собачья, – закончила за подружку Маша. – Прости Ареюшка, не собачья, а кошачья. Короче, бред полный.
– Давайте сформулируем политкорректно: всё шито белыми нитками, – миролюбиво предложил бугай. – А улики явно подсунули в расчёте на дурака. На том пока отправимся спать, утро вечера мудренее.
– Как спать, какое спать? – завопила Ирка. – Да вы все тут с ума посходили! Машк, да хоть ты скажи что-нибудь.
– Что-нибудь, – послушно повторила Мельге и сладко зевнула. – А поспать – это хорошо.
