Текст книги "Усадьба с приданым (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Глава 13
В которой Маша оказывается девой в беде, но, как ни странно, рыцарь очень быстро приходит на помощь, правда её на всех не хватает
Если утро начинается с мужа, которого ты уже привыкла считать бывшим, то день, скорее всего, будет потерян. Ну а какие могут быть дела, если настроение на нуле, а, может, даже и ниже? Правда, до попытки с этими самыми делами разобраться ещё дожить надо, желательно, никого не убив, самой не убиться и спровадить возлюбленного супруга куда-нибудь подальше. Например, к чёрту. Чем не адрес?
А начинался-то день совсем не плохо. Остаток ночи, как водится, Маша провела в обнимку с бессонницей, зато приняла ряд стратегически важных решений. На пробежку её звать, понятно, никто не явился и это не удивительно, Арею ещё не до зарядок было. Но время после завтрака, которым на прощание её Алла накормила, всё равно было проведено с пользой: госпожа Мельге тщательно изучила собственную персону в чудом уцелевшем зеркале, которое в ванной висело, скрупулёзно осмотрела себя и спереди, и с боков, и как могла сзади, стараясь относиться к увиденному не только критически, но и объективно. Старое зеркало в жутковатых чёрных пятнах отколовшейся амальгамы странно искажало, вытягивая верхнюю половину тела и плюща нижнюю, но, в общем и целом, уверяло, что Маша ещё не безнадёжна.
Поэтому Мария Архиповна, чувствуя себя отчасти преступником, отчасти лихим махновцем, откромсала у джинс штанины аж по самые задние карманы, не без труда залезла в получившиеся шортики, завязала майку узлом на пузе так, чтобы она время от времени завлекательно приоткрывала голый бочёк, и совсем уж было собралась идти к Добренко мириться, но тут явился Павел.
Вернее, он просто возник без предупреждения и объявления войны, материализовался на пороге комнаты, бывшей некогда спальней, в которой из обстановки, кроме машинных чемоданов, между прочим, почему-то не тронутых погромщиком, осталась лишь приседающая на одну ножку табуретка и жестяной помятый таз.
Против появления Павла Маша ничего не имела, но всё-таки ей хотелось, чтобы случилось это в более… авантажной обстановке. Например, выпархивает так госпожа Мельге из чёрного майбаха, предупредительный шофер – молодой и прекрасный, естественно – услужливо придерживает дверцу, она зябко кутается в серебристые меха, брильянты поблёскивают сдержанно и солидно. Он, не бывший муж, а, понятное дело, другой, спешит навстречу, тут появляется Павел: жалкий, заросший, в захудалом пальтишке и говорит…
– Ты собралась делать ремонт?
Маша, в данный момент пребывающая вовсе не в старой дачке, а в непонятном, но соблазнительном гдетотаме, не сразу и сообразила, при чём тут ремонт. На то, чтобы вспомнить: нет никаких мехов с брильянтами, а есть собственноручно обрезанные джинсы, безразмерная майка, волосы, стянутые в куцый хвостик и босые ноги, к слову, с успевшим облупиться педикюром, понадобилось время.
– Добрый день, – поздоровалась вежливая Мария Архиповна и, обойдя возлюбленного супруга, начала спускаться по лестнице.
– Нам нужно поговорить, – непререкаемым тоном заявил Павел за её спиной.
– Говори, – разрешила Маша. Вот только где им переговоры вести? Наверное, лучше всего на веранде, там хоть кресло есть. – Присаживайся.
Госпожа Мельге радушно указала мужу на плетёного монстра, а сама лихо запрыгнула на перила, правда, немного перебрав с лихачеством и едва не свалившись на сиреневый куст.
– Мария, я тебя не узнаю, – процедил Павел, косо глянув на ни в чём не повинное кресло и остался стоять.
Наверное, правильно сделал. Итальянские брючата – льняные, естественно – вряд ли пережили бы близкое знакомство с мухловской мебелью.
– Странно, а вот ты совсем не изменился, – пожала плечами Маша, болтая ногами.
Врала Мария Архиповна, как по писаному, муж ей вдруг совсем посторонним человеком показался и такое её удивление взяло, хоть руками разводи: вот из-за этого она убивалась, жить не хотела? Ну, брючата, рубашечка, причёска салонная, нос аристократический. Кстати, ещё три года назад подправленный в Москве-столице весьма именитым хирургом. Тело, правильно и любовно обработанное в спортзале, спа-салоне и массажном кабинете. В общем, мечта, а не мужчина, век бы его такого лощённого и холёного не видеть.
Интересно, чтобы сказал Добренко, предложи ему Маша посетить спа-салон? Наверное, тоже, что и Павел, пригласи его в районную баню с самодельными вениками и пивком в пластиковых «сиськах». Так ведь, кажется, называется полуторалитровая тара? Надо будет у Кольки уточнить.
–… необходимо, чтобы ты вернулась.
Оказывается, пока Маша оценивала супруга новым, незамутнённым взглядом, он что-то говорил.
– Зачем, Паш? – проникновенно спросила Мария, по-прежнему болтая ногами. А муж дёрнулся, как будто его за зад ущипнули. Ну ещё бы! В приличном обществе никакие Паши-Мани недопустимы, там водятся исключительно Павлы и Марии. Только вот как быть с Никки? Или это на старый, так сказать, манир? Помниться, Николая Александровича, который из дома Романовых, родные звали Ники. – Слушай, я чего-то подзабыла, ты у нас откуда родом?
Супруг глянул на неё с такой ненавистью, что умей он взглядом убивать, остались бы от Маши кучка пепла да вонючий дымок. Оно и понятно, на свет Великолепный Павел появился в местечке с дивным названием Похмелкино, что располагалось непосредственно за не менее дивным Рюмкиным.
Нормальная же среднерусская топонимика, но муж на неё реагировал почему-то крайне нервно.
– Ты не слышишь, что я тебе говорю, – раздражённо бросил Павел и попытался нахмуриться, вот только это у него почти не получилось. Ботокс, что ли, уколол? Мама дорогая, вот что значит настоящий метросексуал! – Впрочем, как обычно.
– Ну, я бы сказала, что ситуация обратная – это ты меня не слышишь. Впрочем, как обычно. Я спросила, зачем тебе нужно, чтобы я вернулась?
– Глупый вопрос, – муж принялся раскачиваться с носка на пятку, сунув руки в карманы брюк и, видимо, позабыв, что так делать тоже неприлично. Впрочем, вполне возможно, он всё прекрасно помнил и осознавал. Например, как мужественно выглядит в этой позе – хоть сейчас на обложку. – У нас семья.
– У нас, это у меня, тебя и Никки? – уточнила Маша.
– Перестань! Я тебе уже говорил и не раз, это ничего не значит. Не имеет значения, пойми ты, наконец.
– А что имеет значение?
– Например то, что по твоей милости мы едва не завалили контракт с немцами. А на этой неделе, если ты, конечно, помнишь, приезжают канадцы, а ничего ещё не готово. И Михайлёв…
– Стоп, стоп, стоп, – Мария выставила руки, словно защищаясь. – Паш, давай уже вплотную займёмся точками, ладно? Кто у нас владелец фирмы? Ты. Я лишь управляющий. Имеет право управляющий уволиться по собственному желанию? Имеет. И какое ему после этого будет дело до канадцев и Михайлёва? Никакого. Хотя, если хочешь, конечно, можешь заставить меня отработать две недели или сколько там по закону полагается. Кстати, начал ты не с фирмы, а с семьи. Может, продолжишь? Вдруг лучше получится?
– Наш заработок – это тоже вопрос семейный, Мария, – отрезал супруг, в своих позициях ни на йоту не потеснённый.
Ну а Маша затосковала, да так свирепо, аж зубы заныли. Бесполезно, всё бесполезно. А, главное, бессмысленно. Только ведь по собственной воле он не уедет. И что прикажете делать? На помощь звать?
***
Зуболомательная тоска, навалившаяся ватным одеялом обречённость, а, главное, вопрос: «Как она умудрилась так вляпаться? Ну вот как так-то?» – не давали сосредоточиться. Очень хотелось устроить что-нибудь бестолковое, но эффектное, например, начать орать и желательно матом. Или швырнуть кресло в стену, а лучше в Павла. Или расцарапать его гладковыбритую физиономию.
Маша вцепилась в перекладину перил с такой силой, что ногти заныли.
– Давай так, Павел, – предложила, рассматривая пол. – Мы разводимся. Это решение окончательное и обсуждению не подлежит.
– Перестань дурить, малыш, – супруг неожиданно перешёл на воркующий тон, которого госпожа Мельге от него лет пять не слышала. – Ну хочешь, я извинюсь? Правда, прости меня. В конце концов, все имеют право на ошибку, а я ошибся. Давай съездим в Испанию, как хотели, а там…
– Разведёмся, – процедила Маша. – Но в России это сделать будет всё-таки проще.
Доски веранды были старыми, рассохшимися, со здоровенными щелями, забитыми песком, хотя Оксана с Аллой драили их очень тщательно. Надо будет веранду перекрыть. Или дерево как-нибудь можно восстановить? Жалко менять старые на новые.
– Это действительно твоё окончательное решение? – Откровенно говоря, интонациями Павел владел в совершенстве, вот сейчас он моментально перестал курлыкать, перейдя на отстранённо холодноватый тон. – Хорошо, тогда поговорим, как деловые люди. – Муж таки рискнул своими брюками и уселся в кресло, картинно, по-ковбойски, закинув ногу на колено. – Но я всё же дам ещё один шанс. Ты хорошо подумала, со всеми подругами посоветовалась? Вы уже решили, кому ты нужна такая?
– «Такая» – это какая? – невесть зачем уточнила Маша.
– Желаешь конкретики? Изволь. «Такая» – это неухоженная корова не первой свежести.
Обида, жгучая, как крапива, стегнула, оставив зудящий след. А вот с чего бы? Он и раньше себе подобное позволял, правда, в другом ключе: «тёлочка ты моя», «пончик с кремом», иногда ласковое «свинюшка» – вот какими эпитетами пользовался и оба принимали это за нежность. Видимо, разговор и впрямь пошёл откровенный.
«Мань, ты набитая дура, – послышалось так отчётливо, будто Добренко за плечом стоял, Мельге даже обернуться захотелось. – Если скажу «круглая» или «полная», то ты опять себе что-нибудь придумаешь».
А ещё вспомнилось, как Саша объяснялся в своём… вожделении. Хорошее слово «вожделение», красивое.
Мария Архиповна усмехнулась.
– Я сказал что-то смешное? – от ледяного тона Павла все комары бы передохли, конечно, будь на веранде комары.
– Да, но ты шутки не поймёшь, – Маша выпрямилась, сообразив, что сидит сгорбившись, втянув голову в плечи. – У меня второе рацпредложение, моё пристройство в хорошие руки абсолютно не твоё дело. Лучше реши, как имущество делить будем? Я готова взять деньгами. Только сцену с твоим удивлением, вопросами: «Какое имущество?» и воплями, будто я ни на что претендовать не могу, пропустим, ладно?
– Тебе не кажется, что это мелочно?
Павел брезгливо стряхнул с безупречной брючины пушинку.
– Не кажется. Не такой уж мелкой сумма выходит.
– Сейчас у меня денег нет. Если ты подождёшь…
– Продай квартиру, – посоветовала Мария равнодушно, наблюдая за собой словно со стороны.
Это вот сейчас она правда про квартиру говорит? Про её собственную квартиру, гнёздышко своё, в которое вложено столько нервов, времени и денег? Где всё устроено именно так, как ей нравится? Дичь какая!
А веранду всё-таки стоит попытаться восстановить, а не отстраивать заново.
– И где мне жить прикажешь? – подал голос Павел.
– Тогда продай участок за городом.
– Сейчас? Когда там уже фундамент заложен? Не говори ерунды. Кроме того, Никки хочет жить в собственном доме. Ты представить себе не можешь, сколько сил она вкладывает в строительство. – Это вот, которая вроде «ошибка» и «случайность», тоже гнездо вьёт, получается? Интересно, третью дуру Павел себе найдёт? И что та обустраивать станет? Замок? – Но пока всё не закончится, нам надо где-то жить, поэтому сейчас о продаже квартиры речь не идёт.
– А снять приличное жильё ты уже не в состоянии?
– С беременной по чужим халабудам таскаться? – фыркнул супруг. – Ты соображаешь, о чём говоришь.
Но, видимо, сам сообразил что-то такое, потому как опять поморщился, поставил шикарно закинутую ногу на пол, выпрямился.
– Ты должна понять, как женщина, – надавил, даже вперёд подался, – у неё первая беременность, резус-фактор отрицательный. Я не мог настаивать…
Чуть раньше обида обожгла больно, а вот сейчас совсем никаких чувств не было, только кончики пальцев почему-то разом замёрзли. И под рёбрами, кажется, смёрзся лёд. Ведь у неё тоже была первая и отрицательный резус-фактор, а Павел… «Нам надо встать на ноги, всё ещё будет, потерпи!» И ведь в палате сидел, и за руку держал.
Получается, тогда мог, а сейчас не может? Почему?
– Ну вот что, господа хорошие, – голос на самом деле раздался за Машиной спиной, в реальности, а вовсе не в мечтах. – Меня достало. Уши вянут вас слушать.
– А ты не слушай, – вяло посоветовала Мария Добренко. – Подслушивать вообще нехорошо.
– Зато полезно, – хмыкнул дрессировщик, перемахивая через перила. – Значит, это и есть твой козёл?
– Послушайте, уважаемый, – Павел неторопливо встал, так же не спеша поправил пряжку ремня. – Я понятия не имею, кто вы, да меня это и не интересует. Но шли бы вы по своим делам.
– На самом деле, Саш, ты иди, – заторопилась Мельге, испугавшись до съежившегося сердца. Выглядели они… Ну как здоровенный породистый ухоженный пёс рядом с недокормленной дворнягой. Павел высокий, выше дрессировщика почти на полголовы, плечистый, валунки мускулов играют под тонкой рубашечной тканью. Добренко же жилистый, до черна загоревший, ещё бандана эта! – Я потом к тебе приду.
– Как знаешь, Мань, – Саша весьма успешно игнорировал Павла, даже спиной к нему повернулся и смотрел он на Марию эдак пристально, исподлобья. – Решать тебе. Только вот прямо сейчас решай, ладно? Или-или. Надоели мне все эти заходы с подходами. Давай, как скажешь, так и будет.
– Уважаемый!..
– Пасть закрой, – вежливо попросил Добренко, не оборачиваясь. – Ну, Мань, на чём порешим?
Мария Архиповна ничего не сказала, да это, кажется, и не требовалось.
– Смотри, сама напросилась, – усмехнулся дрессировщик. – Обратного хода нет. Теперь с тобой, – Саша наконец развернулся к Павлу. – Сам уйдёшь или помочь?
– А то что? – Супруг, теперь уже определённо точно бывший, тоже умел усмехаться. – Что ты мне сделаешь, доходяга?
– Саш, не надо, не лезь к нему, – опять залепетала госпожа Мельге, хватая Добренко за руку. – Давай сами уйдём…
– Ты за кого испугалась-то, за него или за меня? – дрессировщик глянул через плечо, укоризненно головой покачал, мягко высвободился и переставил Марию поближе к перилам, как куклу. – Обижаешь, Мань.
А потом сделал что-то такое очень быстрое, но не очень понятное, только Павел странно скрючился, почти тычась подбородком в собственные колени, взвыл, зачем-то отставив вывернутую и далеко вытянутую руку за спину – Мария не сразу поняла, что Саша придерживает эту вывернутую и вытянутую будто даже и ласково.
– Давайте не будем тут мусорить, уважаемый, – с непередаваемым сарказмом сказал дрессировщик, свёл супруга со ступенек, а потом дал такого пинка коленом под облитый итальянским льном зад, что Павел, явно против собственной воли пробежавший несколько шагов, вломился в сиреневый куст, как кабан.
***
Кустами экзекуция с вразумлением не ограничились. Саша, кажется, готов был оставить педагогику, но Павел, как, наверное, и любой нормальный мужик, которому даже не морду начистили, не пощёчину дали, а пинка отвесили, полез на рожон. Понятно, сделал он это абсолютно зря, но слов из песни не выкинешь. Пришлось Добренко его до калитки провожать, волоча за шиворот и периодически придавая ускорения всё тем же коленом. Строго говоря, бывшего супруга он не бил, Мария Архиповна с чистой совестью могла в суде клясться: даже пальцем не тронул. Но выглядело всё это и смешно, и унизительно, и мерзко, как в дурной комедии, когда от «испанского стыда» уже изнемогаешь, а выключить почему-то не можешь.
Маша шла по дорожке следом за воспитуемым и воспитателем, прикусив кулак, чтобы не заржать, потому как боялась: смех выйдет истеричным. А когда за ними калитка закрылась – дрессировщик что-то ещё дообъяснял супругу на улице – разревелась. И вот вроде бы не с чего, всё неплохо получилось, на самом деле, а слёзы лились даже не градом, вовсе каким-то водопадом, мигом затопив нос и горло. Ещё и подвывание какое-то наружу рвалось, но его Мельге всё-таки удалось проглотить.
– Ну ты чего? – Мария и не заметила, когда Саша успел вернуться. – Нашла из-за чего реветь.
– Я не из-за него, – прогундосила Маша, бессмысленно размазывая ладонью слёзы по щекам.
– А из-за кого?
– Не… не зна-аю, – в изнеможении простонала Мария Архиповна, тычась насквозь, кажется, мокрым носом в вылинявшую майку.
– Вот дурочка-то, – пожаловался Добренко неизвестно кому, благородно подставляя грудь, плечо и всё, что там ещё могло понадобиться в качестве носового платка, ну и попутно Машу обнимая. – Ну ведь дурёха же!
Да, дурёха! Маша и не спорила и хлюпала теперь по совершенно определённому поводу: жалости к себе и неспособности объяснить, что ведь её никто никогда ни от чего не защищал. Поклонника отогнать – это да, это пожалуйста. А вот, например, разобраться с Мишкой Ивановым, отобравшим и сломавшим куклу; с Потаповой, запустившей до боли в животе обидное прозвище Тётя Лошадь; с вконец обнаглевшими конкурентами, некому было. «Девочка должна самостоятельно находить способы социализации» – и всё, социализируйся, как знаешь хоть в песочнице, хоть в школе, хоть где. Ну а потом и вовсе: «Мария, реши этот вопрос сама!»
И ведь решала, худо-бедно социализировалась ровно до тех пор, пока не пришёл Робин Гуд мухлоньского разлива и очень неизящно, совершенно по-плебейски не выкинул бывшего супруга за ворота. Почему-то именно в этот момент Мария Архиповна осознала, что больше не хочет ничего решать сама и никогда не хотела. А хочет она, чтобы как за каменной стеной, чтоб без её участия, чтобы потом жалели и утешали. И обидно от того, что раньше никогда этого не было. Ну вот где этот чёртов Добренко до сих пор гулял? Явись он раньше, то, может, никакого Павла в её жизни вообще бы не случилось.
– Сам дурак, – пробубнила Маша, не в силах ничего объяснить.
– Может и дурак, а тебе теперь никуда от меня не деться, сама выбрала.
– Я бы, может, и раньше выбрала, да тебя не было. Он, видишь ли, тигров дрессировал и женился там на всяких!
– Л-логика, – явно ничего не понял тупой, как и все мужские особи, Саша.
И за это Мария полюбила его ещё больше. Она, оказывается, уж и так его любила, что переполненное сердце гудело тихонько, того и гляди лопнет.
– Машенька, – Алла стояла за забором, махала руками, как Робинзон Крузо проплывающему мимо кораблю, а в калитку почему-то не заходила. – Машенька, Саша, скорее, там такое!
– Ну вот, опять что-то случилось, – всхлипнула Мария Архиповна, вытирая нос о майку Добренко.– Так, всё, отставить рыдания.
– Дело хорошее, – одобрил дрессировщик. – Ведь ты у меня сильная и умная.
Да уж, действовать у него получалось куда эффективнее, чем утешать.
– Я слабая и глупая, – из чистого упрямства не согласилась Маша.
– Хорошо, ты слабая и глупая, – не стал спорить покладистый дрессировщик. – И, вообще, мышь зарёванная.
– Добренко! – Мария сердито ткнула его кулаком в грудь.
– Манька! – тут же отозвался Саша.
– Иди к чёрту!
– Машенька! Ну чего вы там? Нашли время миловаться!
– Пошли, что ли? – тяжко вздохнула Мария Архиповна.
– А, может, это их к чёрту? – почему-то шёпотом спросил дрессировщик, перехватывая Машу половчее, чтобы обниматься удобнее было и Марии в его руках оказалось побольше.
– Нельзя, без нас они никак не обойдутся, – с чувством полного осознания собственного достоинства и удовлетворения заверила его Мельге.
В чём-то, конечно, она была не права, пока прекрасно обходились без них, но вот происходило что-то на самом деле настолько странное, что от удивления Марию Архиповну оторопь хватанула. Дело в том, что прямо перед Лискиным домом стояла грязная, сильно побитая жизнью машина с надписью «Полиция» на поеденом ржавчиной боку. И как раз когда Маша с Добренко подтянулись к месту событий, эта самая полиция, в лице двух молодцев, запихивали в кабину ветеринаршу. Лиза, в общем-то, и не сопротивлялась, но со скованными за спиной руками лезть было неудобно, вот парни и старались, пихали, а тот, что справа, ещё и рыжую голову заботливо придерживал, чтоб не ударилась.
Маша уже хотела поинтересоваться специальным тоном, что здесь происходит, да не успела, потому как невесть откуда, может даже непосредственно из-под земли, выскочил Малыш и налетел на боровика-участкового, безмятежно обмахивавшегося папочкой в сторонке – жарко ему было.
– Ты что, совсем охренел, капитан? – заорал маленький циркач. – Отпустил её! Бегом!
– А вы кто такой будите? – вполне дружелюбно поинтересовался толстяк, рассматривая Малыша, как занятную диковину.
Циркач коротко и емко охарактеризовал, кто он такой будет, правда, Маша сильно усомнилась, что это имеет хоть какое-то отношение к его реальному происхождению.
– Я сказал, быстро отпустил девушку! – рыкнул Малыш, сжимая кулаки.
Кто-то в толпе, как водится, собравшейся весьма оперативно, неуверенно хихикнул. Собственно говоря, ярость маленького и впрямь могла бы смотреться смешно, не выгляди она страшновато.
– Ты иди, иди себе, – отмахнулся боровик папкой, как от комара.
– Саш, надо что-то делать, – решила Мария.
– Например что?
– Ну, хоть оттащить его.
Добренко глянул на Машу с гнусной мужской снисходительностью. Видимо, кодекс настоящих мачо не позволял мешать другу упорно лезть непосредственно в задницу.
– Мань, сейчас мы только хуже сделаем. Сначала разобраться надо, что к чему.
– Ты вечно сначала разбираешься, а потом становится поздно! – окрысилась Мария Архиповна и начала пробираться вперёд.
Правда, и на сей раз она опоздала. Малыш, подпрыгнув мячиком, врезал кулаком то ли по капитанскому носу, то ли по челюсти, только участковый ошалело хлопнул глазами, попятился и сел прямо на землю, потеряв и папку, и фуражку. А один из бравых молодцев, запихавших-таки Лиску в полицейский УАЗ, лапнул кобуру на собственном бедре. Толпа ахнула, подалась назад и Маша вместе с ней.
***
– … да не арестовали мы её, а задержали. Разницу чуете? Понимание же надо иметь! – гнусаво тявкнул участковый, прижимая к переносице лёд, завернутый в салфетку. – А вот вашего… шпенделя я на самом деле арестую. За оскорбление чести и достоинства. И нанесении тяжких телесных. При исполнении.
– Он вам всего лишь нос разбил, – негромко напомнила Маша.
– Вот именно! – Боровик убрал салфетку, запрокинул голову, бессмысленно моргая в небо, на пробу сопнул пару раз и вернул лёд на место. – И нечего мне тут!
– Кваску? – заботливо подсунулась Алла. – У меня холодненький, из подпола.
Капитан покосился на неё подозрительно, видимо, раздумывая, не счесть ли это взяткой, да не загрести ли учительницу за компанию, но на квасок милостиво согласился.
– Да брось ты, капитан, – дружелюбно, даже весело сказал Саша. – Ну чего зазря воду мутить? Как там с Лиской и чего, согласен, надо выяснять. А вот парня моего ты бы отпустил, а? Ну, погорячился, с кем не бывает? Да любой начнёт кулаками махать, когда на его девушку наручники нацепят.
Мария открыла было рот, чтобы уточнить: Лиска вовсе не девушка Малыша, но вовремя сообразила, что сейчас лучше обойтись без лишних фактов, и язык прикусила.
– Вам бы, гражданин Алексис, вообще помолчать, – побулькав квасом, посоветовал участковый, отдуваясь. – А то пойдёте у меня, как соучастник. Полна коробочка получится. Как, говорите, фамилья этого припадочного?
– Цверг. Кристоф Эдгардович Цверг, – ответил Саша, почему-то не пытаясь больше спорить, дрессировщик даже отошёл на шаг, будто самоустраняясь.
– О как! – крякнул капитан. – А с нормальными-то Ф.И.О. у вас тут люди есть или все сплошь бароны?
– Бароны не бароны, – обиделась Мария, – а Мал… то есть Кристоф никаких тяжких телесных вам не нанёс. Только нос чуть-чуть.
– А это ещё разобраться надо, – многозначительно покачал пальцем полицейский. – Может, у меня сотрясение мозгов? Это раз. Пнул, когда я в беспомощном состоянии находился, оставив кровоизлияние в подкожные слои или, правильнее назвать, гематому – это два и три. Мишке вон колено чуть на бок не своротил и в зубы дал. А Гошку вообще кусанул. Может, он заразный этот ваш как там? Может, у него вообще бешенство? Тогда его изолировать надо.
Мария Архиповна снова прикусила язык, чтобы не начать выяснять у кого тут бешенство.
–Тогда хотя бы объясните, за что вы Лиску задержали, – процедила госпожа Мельге.
– А эт’ запросто, эт’ хоть сейчас! – вроде бы даже обрадовался боровик. – И расскажу, и покажу. Вот вы-то у меня понятой и пойдёте. Документики при себе?
– Нет, но я могу сходить или вот Аллу попросить.
– А и попросите, оно вернее будет. Всё ж дело о покушении на убийство идёт и грабеже. Статьи…
– Погодите вы со статьями, – отмахнулась Мария Архиповна. – Я так и не поняла…
– Чего ж тут непонятного, – развёл руками боровик. – Покушалась ваша Соловьева Елизавета Александровна на жизнь гражданина Эпштейна Льва Эдуардовича. Вот тоже ещё имечко! А попросту дала ни в чём не повинному дедуле по башке тупым предметом округлой формы и денежки попятила.
– Лиска дала круглым предметом? – не поверила Маша.
– Округлым, – занудно поправил капитан. – Она и саданула, точно говорю.
– Это прокурор в суде такие доказательства предъявлять будет? Вроде: «Точно вам говорю»? – не на шутку разозлилась Мельге.
– А вы не умничайте, гражданочка, а не то…
– Прицепом пойдёте, я помню, – окрысилась Мария.
Добренко предостерегающе положил ей руку на плечо, но Маша раздражённо скинула его ладонь.
– Не умничай, говорю! – прикрикнул полицейский. – Доказательств же выше крыши. Во-первых, всё Мухлово знает, что ей деньги до зарезу были нужны. А во-вторых и в-десятых, мы сейчас поищем и обязательно кое-что найдём. Вот и документики как раз ваши поднесли. Так что пойдём, граждане понятые. Гош, где там следователь? Уснул, что ль? Ну так буди, нам тут работать надо, пока всякие разные под ногами не мешаются.
Всякие разные, то есть Мария Архиповна и мужик-активист, вызвавшийся вторым понятым, под ноги решили не лезть, стояли в стороне, старательно наблюдая. Но и полицейским слишком утруждаться не пришлось. Боровик что-то шепнул на ухо господину в гражданском, похожему на сонную шиншиллу, тот кивнул и укушенный Малышом мальчонка – то ли Миша, то ли наоборот Гоша – вытащил из-под умывальника свёрнутый полиэтиленовый пакет.
– Ну а я вам о чём говорил? – возликовал капитан, утирая платочком лысину. – Вот и улики. И что мы имеем? Перчаточки медицинские, синего цвета со следами бурового вещества, предположительно крови. И купюры, имеющие хождение на территории РФ, так же со следами бурового вещества в виде брызг. Ваше, гражданка Соловьёва?
Лиска, заново добытая из УАЗа и приведённая в дом, но от наручников так и не избавленная, равнодушно пожала плечами.
– Перчатки, может, и мои, вон в шкафу таких же целая коробка. А деньги не мои, у меня столько и не было никогда.
– «Столько» – это сколько? – подозрительно прищурился боровик, но добился в ответ только ещё одного пожатия плечами. – Что-то тут маловато будет, и пятидесяти тыщ, поди, не наберётся. А остальные где, гражданочка? Инвалюту куда дели?
Лиска молчала, упорно глядя куда-то в угол и было понятно: обвини её сейчас в убийстве Кеннеди и краже Луны, она отреагирует точно так же – никак.
– Подождите, – проворчала Маша, пытаясь сообразить, что обо всём этом думать. – Лиза врач, то есть ветеринар. Она недавно собаку оперировала. Может, это Арея кровь?
– Экспертиза разберётся, чья там кровь. – Капитан от удовольствия едва руки не потирал. – И куда денежки спрятала, и чем старичка шибанула.
– Да не может такого быть! – выдвинула неоспоримый аргумент Мария, оглянувшись растерянно.
Но судя по лицам второго понятого и мухловцев, толкающихся в дверях, быть могло ещё и не такое, а ветеринарша уж совершенно точно виновата, угробила ни в чём не повинного дедушку и деньги того, стырила.
– Лиска, а ты-то что молчишь?
Рыжая улыбнулась кривовато, почесала ухо о плечо и вдруг оживилась, вскинулась, глядя куда-то поверх машинного плеча, даже глаза у неё будто вспыхнули фарами. Маша опять обернулась, но ничего необычного не увидела: всё те же, всё о том же. Да и Лиска уже погасла, снова сгорбилась.
– Я заявление делаю, – сказала ветеринарша тускло, – записывайте. Я старика убила и деньги тоже я.
– Вот так бы сразу! – возликовал участковый.
– Чем убила-то? – очень громко и очень чётко спросил от дверей Саша.
Лиза глянула на него испуганно, нервно облизав губы.
– А я вот про это, – совсем уж непонятно подвёл итог Добренко и вышел, очень невежливо распихивая людей.
– Там разберутся, – повторил капитан, но куда менее уверенно, чем раньше. – Давайте, пакуйте подозреваемую и поехали, а то до ночи тут провозимся.
Что они там дальше делали, Мария досматривать не стала, она следом за Сашей рванула, но дрессировщик куда-то подевался, как сквозь землю провалился. Или, может, специально от неё прятался?
