Текст книги "Усадьба с приданым (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Марк рассказывал.
– Поня-атно, – протянула Мария Архиповна. – Поправь меня, если ошибусь. Твои письма кто-то выкрал из колодца и начал ими шантажировать Марка Платоныча? Коли он двадцать пять тыщ евро за такой компромат не отдаст, то плоды тваво эпистолярного жанра передадут его супруге? Та наябедничает папеньке и вся российская наука зарулит на десять лет в тупик? Я всё правильно поняла?
– Ну да. В общем так.
– Лиска, ты дура! – рявкнула госпожа Мельге, сама себе напомнив кого-то до боли в резцах. – Не знаю про твоего Марка Платоныча, но вот ты-то такая как умудрилась родиться в Мухлово? Принцесса на горошине, блин!
– Алекс на меня точно так же ругается? – светло улыбнулась ветеринарша. – Думаете, такого в жизни не бывает? Ещё как бывает. Я в книжке читала, мне Марк давал.
– Угу, «Гордости и предубеждения благородного дома Баскервилей» называется. «Никогда не выходите на болота после наступления темноты, потому что орхидеи ещё не зацвели»!
– Нет, как-то там по-другому.
Маша раздражённо рыкнула, с досады саданув кулаком по ни в чём не повинной лавке.
[1] «Мелкашка» – неофициальное название малокалиберной спортивной винтовки ТОЗ8м, и её дальнейших модификаций, под уменьшенный по сравнению с винтовкой Мосина калибр 5,6 мм.
[2] Enfant terrible – крылатое выражение, несносный избалованный ребёнок, иногда по ошибке используемое в значении просто «ребёнок», «малыш», «наследник».
Глава 12
В которой происходит-таки почти настоящее смертоубийство и самое натуральное ограбление, а Маша понимает, что без Пуаро не обойтись
Мария никогда бы не подумала, что дом может быть несчастным, а вот подишь ты, её старенькая дачка именно так и выглядела, пряталась за рождественскими ёлочками, будто занавеской прикрывалась. Свежевымытые окна блестели слюдяно и празднично, отдраенное крыльцо тоже сверкало и никакого ущерба снаружи не видно, а всё равно неудобством от этого веяло, дискомфортом, даже чем-то таким… Ну будто ни в чём не повинную женщину к позорному столбу выставили – по-другому не скажешь.
Внутри же дома царил кошмарный порядок, настоящую жуть нагоняющая чистота. Оксана сказала, что мебель, которую ещё можно починить, «снесли» в сарай, а остальное на помойку отправили. Судя по тому, как старательно «зефирка» глаза отводила, «отправленного» оказалось гораздо больше, чем годного к починке. Так это или нет, Маша проверять не стала, главное, что мебели не осталось вовсе. И занавесок, и покрывал, и подушек, и посуды, и… А от вида ступенек в свежих досочных заплатках – Колька расстарался – хотелось кого-нибудь убить. Например, ту тварь, которая изуродовала дачу. Ведь годами же стояла, столько пережила, стольких хозяев сменила, а тут!
Кстати в том, что дача – это именно женщина, такая добродушная и радушная хозяйка в летах, но далеко ещё не старая, Мария теперь нисколько не сомневалась. Странно, но эдакое открытие и тени удивления не вызывало.
Мария Архиповна, осознав, что ещё немного, и она начнёт рыдать над несчастной дачкиной судьбой, выбралась на крыльцо, да там и осталась, сидя в чудом уцелевшем плетёном креслице, покачивая ногой, думая тяжкие, но конструктивные думы. И в конце концов, додумалась до того, что надо звонить Ирке. Благо разбитый телефон кто-то подлатал, стянул монументальный корпус изолентой, но даже после такого «ремонта» аппарат гудел исправно, солидно.
– Ты где шляешься, шлындра? – с явным облегчением рявкнула Ирина. От настолько горячего приветствия в ухе моментально тоненько зазвенело. – Я уже силы национальной гвардии в штыки поднимаю, чтобы тебя искать!
– У нас в стране нету сил национальной гвардии, – напомнила Маша, улыбаясь сиреневому кусту.
Почему-то Ирка, вместе с её воплями и дивной манерой выражаться, казалась далёкой и не совсем настоящей. Ну как друг, сто лет назад умотавший за границу всерьёз и надолго. Услышать его, конечно, радостно и приятно, студенческие годы там вспомнить, а то и общую песочницу, но всё равно от осознания, что говоришь с, по сути, абсолютно чужим человеком никуда не деться.
– Нация есть? Гвардия и силы тоже в наличии. Значит, всё на месте, – безапелляционно припечатала Ирка. – Рассказывай!
Маша, откинувшись на плетёную спинку, задрала голову, улыбаясь теперь небу.
– Ир, я, кажется, влюбилась, – сообщила она трубке нежно. – И вполне возможно выхожу замуж.
– Здрасти, приехали! Мельге, ты с какого дуба рухнула? Мне мерещится со вчерашнего перепою или ты до сих пор замужняя дама?
– Делов-то, – безмятежно отмахнулась Мария Архиповна, – разведусь. Долго ли умеючи?
– Ты чего вот только что сказала? – после солидной паузы уточнила Ирка.
– Говорю, не в Италии живём и разводы у нас…
– Да нет, мне послышалось или ты выдала что-то вроде «делов-то»?
– Ага, – с удовольствием согласилась Маша. – Я тут упростилась просто до безобразия. Так сказать, припала к корням и родной природе, вот и… А чего ты хочешь? У нас, чай, не Москва-столица!
– Та-ак, – зловеще протянула подруга. – И кого ты себе накопала? Пастуха или сантехника?
– Дрессировщика, – гордо сообщила Мария.
– Какого ещё дрессировщика? – подавилась дымом до крайности фраппированная Ирка.
– Бывшего. Есть тут такой господин Добренко. Он раньше в цирке работал, то есть укротителем был, тигров дрессировал. А сейчас собак разводит.
– Машка, ты вот сейчас всерьёз? – ещё помолчав, уточнила Ирина. – Я всё понимаю, в постели он может быть настоящий акробат, бог и Зевс-громовержец в одной морде. После твоего законного киселя любой ассом покажется. Но ты подожди с любовью-то, глядишь, само рассосётся? Этот дрессировщик наверняка ни одной книжки не прочитал, разве что букварь, да и тот по слогам.
– В точку, – по-прежнему блаженно щурясь и очаровывая улыбкой солнышко, подтвердила Мария. – Про постель ничего не знаю, хотя многое подозреваю. Но Монте-Карло с Монте-Кристо он путает.
– А я про что?
– Ир, если я захочу книжку почитать, то в библиотеку схожу, – даже для себя неожиданно разозлилась Маша. – А ещё лучше в интернет вылезу. Хотя нет, не вылезу, у нас спутники не летают, так что придется тащиться-таки в библиотеку.
– Какие ещё спутники? – вконец перепугалась Ирка.
– Обыкновенные, с крыльями. Или что там у них есть? Ир, я сама столько книжек перечитала – на десяток нормальных хватит! А дальше что?
– Так и я тебе о том же, дальше-то что? Хотя бы подумай своей убогой башкой, о чём ты с этим циркачом говорить будешь? О приросте надоев на ферме или унавоженности кукурузных полей?
– Это с Павлом говорить не о чем было, – Мария Архиповна успокоилась так же нежданно и разом, как и разозлилась. – И не надо мне тут про мезальянсы, слава богу, я не английская королева, а ты не кузина, королева датская. Я чего звоню? Ириш, продай мне дачу, а?
– А у тебя деньги-то есть, Мельге, чтобы нынче дачи покупать? – ядовитым тоном осведомилась Ирка, явно задетая тем, что она не кузина, королева датская.
– Будут. Если Павел не захочет делить совместно нажитое по-честному, тобишь в суде, то денег даст, никуда не денется.
– А как же гордый уход и «пусть забирает всё, что хочет, мне даже платок с ним делить брезгливо»?
– Ну это я по дури и от расстройства, – самокритично призналась госпожа Мельге. – Знаешь, какую истину я тут для себя открыла? Гордость не в том, чтобы оскорбиться и красиво уйти, а в том, чтобы не позволять себя оскорблять. Свежо, а?
– Главное, актуально, – проворчала Ирка. – В общем, ты как хочешь, а я к тебе приеду, и мозги вправлю.
– Приезжай, шашлык забабахаем. Не знаю, есть ли у меня мангал, но у Оксаны или Кольки-то уж точно найдётся. А если нет, то Саша что-нибудь придумает. Он у меня такой… – Маша с чего-то застеснялась, хотя никто её кроме задушевной подруги Ирки слышать не мог, – в общем, надёжный он. Ты, правда, приезжай, Ириш, тут в самом деле чудесно. Вот только Арей на ноги, то есть на лапы поднимется, с Лискиным козлом разберёмся, узнаем, кто дом разгромил, да мебель кое-какую прикупим – и совсем замечательно станет.
– Мельге, у тебя окончательно последние мозги в трусы провалились? – завопила Ирка так, что в телефонной мембране что-то пискнуло испуганно. – Ты чего буровишь? Что там у тебя происходит?!
– Жизнь, – прочувствованно отозвалась Мария. – У меня тут происходит жизнь, Иришка. А о продаже дачи ты всё-таки подумай, пожалуйста.
И положила разразившуюся диким ором трубку на пластмассовые уши. Потому что жизнь на самом деле шла своим чередом и была хороша. Ну да, трудности, а что они? У кого их не случается? Для того и даются, чтобы преодолевать. Вот в данный момент необходимо преодолеть отсутствие посуды и приличных продуктов, а ужин всё же сварганить. И помощников позвать, а то от денег они решительно отказались, даже Колька, правда, этот с оглядкой на сурово насупленную жену, но вот Алла, кажется, всерьёз обиделась.
***
Голые, без всяких абажуров и колпаков лампочки, висящие на толстом чёрном проводе – «времянке», как деловито пояснил Колька – таинственно подмигивали из-за листьев старой яблони, придавая ей совершенно новогодний вид. От ещё алеющего углями мангала тянуло вкусным дымком – пахло всё равно аппетитно, хоть Мария Архиповна чувствовала себя обожравшимся в край щенком. Стоящий на подоконнике распахнутого окна старенький кассетный магнитофон намурлыкивал что-то по-испански с истинно средиземноморской лиричностью и характерным китайским прихрипыванием, обеспеченным его происхождением. Здоровенная, десятилитровая, кажется, бутыль с домашней наливкой, притащенная Оксаниным отцом, загадочным образом не иссякала. На разложенной прямо поверх травы скатерти глянцево поблёскивали недоеденные огурцы с помидорами, пускал слезу вполне приличный сыр в вазе для фруктов, маслилась на разнокалиберных тарелках колбаска и даже раскуроченные консервные банки смотрелись вполне органично, неотъемлемой частью натюрморта.
Было хорошо, сыто и спокойно.
– … я слыхала, что вот только стоит в этом Мёртвом море искупнуться, то выйдешь красивая-прекрасивая, просто глаз не оторвать! – поделилась знаниями Оксана.
Как разговор перескочил со сравнительного анализа марок автомобильных шин, в которых, оказывается, разбирались все присутствующие, на преимущества российских помидор перед израильскими, а уж от них перешёл к мировым чудесам косметологии и здравоохранения, госпожа Мельге понятия не имела, но от этого беседа ни скучнее, ни менее уютной не стала.
– Да был я на вашем Мёртвом море, – проворчал Саша, вдогонку ко всем своим немалым талантам оказавшийся ещё и знатным шашлычником. Или как правильно, шашлыкоделателем? – Гадость редкостная. Потом полдня от соли отплевываешься, а уж воняет там! Хуже, чем в обезьяннике.
– Красота с молодостью требуют жертв, – многозначительно вздохнула Оксана и потрогала собственный лоб, будто боясь обнаружить на нём преждевременные морщины.
– А то как ж! – фыркнула Колькина жена, носившая звучное имя Олимпиада – Полька, если по-мухловски. – Да не надо нам никаких ваших заграничных грязей по тыще за баночку. Огурчик свежий на морду положил и вся красота вместе со здоровьем!
– Огурчик – это хорошо, – протянул Малыш и почему-то оглянулся на Лиску, весь вечер упорно прятавшуюся в тени за яблоней и, несмотря на все уговоры, вылезать категорически отказывавшуюся. – Особенно с утра и солёненький.
– С рассольчиком, – горячо поддержал циркача оксанин отец.
– Вам бы только об одном! – шлёпнула вообще-то молчавшего мужа полотенцем Полька – тот к явной несправедливости отнёсся со спартанским спокойствием. – Всё б с утра да рассольчиком!
– А, между прочим, в Мухлово тоже свои секреты молодости имеются, – подал голос Тёма из наконец починенного гамака. – Да, Алла Николаевна?
– Я об этом с самого начала подозревала, – проворчала госпожа Мельге, уютно прислонившаяся к Сашиному плечу, и сладко зевнула. – Есть тут источник Макрополуса, есть! Признавайтесь.
– Ну, источник не источник, а родничок почти волшебный бьёт, правда, – загадочно улыбнулась Алла. – Да про него все местные знают.
– Это вы про Прошкин ключик, что ли? – фыркнула Оксана. – То же мне, чудо чудное! Да я к нему не ногой больше, вот хоть режьте!
– Почему? – вяло поинтересовалась Маша.
– Да потому! – насупилась «зефирка». – В последний-то раз, в прошлом годе, пришла водички набрать, а оно как завоет, как дунет, потемнело всё – ужас просто! Так жутко стало! Я оттуда дёрнула, только меня и видели!
– Кто завоет и дунет? – не поняла Мария.
– Подозреваю, что ветер, – под нос буркнул Саша, но продавщица его услышала.
– Ага, ветер, ну ты скажешь! Ветрище такой, хоть стой, хоть падай!
– Ты с молитвой воду-то набирала? – нахмурилась учительница.
– Ну а как иначе, тёть Ал? Чай учёные.
– Странно, меня Варвара никогда не пугала, – пожала плечами Алла.
– Ну вот ещё и Варвара какая-то, – Маша ткнула Добренко пальцем под рёбра – просто так ткнула, от полноты чувств, потому как хорошо ей было. – Что за Варвара?
– Это пусть лучше Артёмка расскажет. А, Тём?
– Ну-у… – будущий краевед от души потянулся, скрипнув гамаком. – Ходит в наших краях такая легенда. Вроде как жили-были две сестры. Старшая, Варвара, как водится, красоты не писанной, все парни её были. Младшая же, чьё имя история не сохранила, видимо удалась так себе, потому что сестре жутко завидовала. Варвара же, как назло, жила – не тужила, замуж удачно вышла, детей родила, хозяйство крепкое. А у не сохранившейся в истории всё шло через пень колоду. Тут грянула революция, младшая возьми да подайся в красные комиссарши. Долго ли, коротко ли, но объявилась она в Мухлово с красноармейцами и решила сестре, а, заодно, и всему миру отомстить. Расстреляла Варвару над Прошкиным ключиком, которые её, понимаешь, красотой обделил. – Тёма замолчал, выдерживая театральную паузу. – А потом напилась воды, смешанной с сестриной кровью! – Вием взвыл вдруг будущее светило так, что Алла за сердце схватилась, Оксана пискнула, а Мария, к своему немалому стыду, вцепилась в сашину руку клещом, – Ну и, понятно, расхохоталась злодейски, – спокойно закончил Тёма, наскрёбывая пятку.
– А проклятье где? – несколько хрипловато, но всё-таки иронично поинтересовалась госпожа Мельге.
– Без него никак, – согласился Артём. – Перед смертью Варвара прокляла и сестру, и родник. Мол, если женщина и без того завлекательная и молодая слишком жадной до красоты будет и водички попить захочет, то случится ей тридцать три несчастья и беды всякие.
– Ну чего ты? – обиделась Оксана. – Вовсе не жадная я!
– Да это он тебе комплимент сделал, – хмыкнул Саша. – Ты и так хоть куда, не надо тебе ничего.
– Вообще-то, история, думаю, имеет реальное основание, – Тёма тоже зевнул громко, даже с хрустом. – Как думаете, Мария Архиповна? Может, речь о Варваре Штейн идёт, жене нашего хранителя софочкиных сокровищ? Могли в самом деле её расстрелять? Вполне.
– Обычно я думаю головой, – призналась Маша, – чего и тебе советую. Заканчивай ты глупостями заниматься.
Честно говоря, болтовня, поначалу милая и занимательная, начинала поднадаедать, да и спать хотелось всё сильнее, съеденные шашлыки настойчиво требовали подушки, одеяла и вдумчивого переваривания. А ещё нужно было успеть допросить Сашу на предмет, куда это он днём ездил и что за папку с собой привёз. Потому как господин Добренко успел лишь многозначительно намекнуть, мол, теперь-то поймать паскудника, стрелявшего в Арея, дело плёвое.
– Слушайте, господа хорошие, а ведь мы и вправду засиделись, – как по заказу ахнула Алла. – Второй час ночи, по домам пора. Сейчас только приберёмся…
– Люди! – прорезал ночной стрекот кузнечиков до тошноты знакомый вопль. – Люди-и! Скоре-е! Уби-или-и!
– Господи, боже мой! – учительница судорожно вцепилась в розы у себя на груди.
Тёма то ли вывалился, то ли неловко вылез из гамака, Колян неумело перекрестился почему-то по католически, двумя пальцами, а Добренко покрепче обнял Машу за плечи.
***
Пробиться внутрь дома, украшенного гордой табличкой «Концтовары», оказалось делом непростым. Оно – дело, в смысле, – могло бы стать вовсе не осуществимым, потому что несмотря на позднее время, и двор, и крыльцо, собственно, как и сама легендарная площадь Ленина, были забиты народом разной степени одетости. Даже ребятня и та примчалась, правда, без велосипедов. В общем, по всему выходило: на самом деле приключился настоящий кошмар. И, конечно, ни один здравомыслящий мухловец своего места наблюдателя за очередным разразившимся Апокалипсисом по собственной воли не уступил бы.
Маша совсем уж было намылилась хорошенько локтями поработать, но дурные манеры не понадобились. Как ни странно, выручила Лиска, увязавшаяся смотреть на «убийство» вместе со всеми. Те, кто прибежал раньше, на вновь прибывших оглядывались с неудовольствием, ворча не слишком осмысленно, но сердито. Но в какой-то момент оборачивания приняли осмысленный характер. «Ветеринарша, ветеринарша» – дуновением прошёл по толпе шепоток и люди начали расступаться.
– Лиска, иди сюда! – заорали откуда-то из глубин дома. – Да быстрей, говорю! Он ж кровью изойдёт! Ну?
Саша оказался самым сообразительным и расторопным. Прицепив Марию за собой буксиром, он начал подталкивать мигом оробевшую и, кажется, мечтавшую смыться отсюда куда-нибудь подальше Лизу, пользуясь ей то ли как тараном, то ли пропуском. Мария Архиповна тоже теряться не стала, потащила Аллу, та ещё кого-то ухватила… Короче говоря, прошли.
А внутри местного канцтоварного магазина – он же расчётная касса – было действительно жутко. Нет, никаких погромов-разгромов не наблюдалось, неработающие банкоматы по-прежнему мигали лампочками и переливались рекламой – почему-то никто не догадался их выключить. И подставка с журналами месячной давности стояла на месте, и стеллажи с книгами, и витрины с ручками-карандашами уцелели. Вот только перед этими самыми витринами, прямо на истёртом грязноватом линолеуме лежал старичок-банкомат.
Упал он очень неудобно – Маша так и подумала, мол, неудобно ему – подогнув под себя одну руку, далеко вытянув другую, будто ползти пытался. Лицо его в свете слабенькой настольной лампы, а лишь она тут и светила, казалось лимонно-жёлтым, очки сползли, перекосились на переносице. Виском продавец словно прижимался к полу и из-под седых, пуховых прядок волос натекла тёмная лужица.
– «Скорую» вызвали? – громко спросила Лиска, решительно вставая рядом со старичком на колени и едва не угодив джинсовой брючиной в лужу.
– Вызвали, да когда они до нас ещё доскребутся, – ответил кто-то.
– А фельдшера?
Мария первый раз слышала, что в Мухлово ещё и какой-то фельдшер имелся.
– Да пьяный он, в запое. Будят.
Нет, кажется, настоящая медицина сейчас на помощь не придёт. Может, чуть попозже? Только вот у «банкомата» этого «попозже» в запасе было совсем немного.
– Аптечку, хоть автомобильную, – отчётливо скомандовала ветеринарша, снова превращаясь в совсем не Лиску. – Полотенца. Воду. И света дайте!
Народ вздрогнул, зашевелился, переместился, как готовый двинуться сель. Какой-то детина совершенно ретро-братковской наружности больно саданул Марию локтём в бок. Саша придержал его за плечо – Мельге подумала, её защищая. Вот только Добренко джентльменством был озабочен меньше всего.
– Привет, Андрюха, давненько тебя видно не было, – совершенно будничным тоном, словно вокруг ничего такого экстраординарного и не происходило, вывез дрессировщик. Браток вроде бы тоже удивился, глянул на Сашу, явно не узнавая, потом моргнул белёсыми ресницами раз, другой – узнал и совершенно точно хотел сказать что-то эдакое. – Пойдём, покурим, что ли? Без тебя тут разберутся. Пойдём, пойдём, позовут, когда надо будет.
Странно, но «бык», так ничего в итоге и не сказавший, послушно пошёл, понукаемый Добренко, ну и Маша, плавясь от липкого страха и жгучего любопытства, потрепала следом уже привычным хвостиком.
Далеко они не ушли, всего-то за книжные стеллажи – и дальше в дом, в аккуратненькую, чистенькую комнатку, совершенно точно принадлежащую старичку. Андрюха, не церемонясь, плюхнулся на купеческую кровать, обрушив подушечную горку с кружевной «накидушкой». Бугай то ли всхлипнул, то ли сопнул носом, потянул из кармана тренировочных штанов красно-белую сигаретную пачку, закурил, набычился, странно двигая складками на бульдожьем лбу.
– Вот как так-то, Сашка? – спросил у собственных остроносых лакированных ботинок. – Ну что за падла такая?
– Не менжуйся, – посоветовал Добренко, садясь верхом на венский стул с гнутой спинкой. – Найдём и уроем. Ты лучше расскажи, как оно вышло?
«Бык» снова сопнул-всхлипнул, глянул на Машу злобно, исподлобья, – Марии Архиповне нестерпимо захотелось раствориться в тенях – стряхнул пепел прямо на пол, на плюшевый истрёпанный коврик.
– Твоя? – спросил мрачно, мотнув бритой башкой в сторону Мельге.
– Моя, – не стал спорить дрессировщик.
– Ничё, фактурная, – оценил Андрюха. – Я ведь ему, понимаешь, только сегодня бабла подогнал. Прямо с утра и припёр, прикинь, Сашк!
– Много бабла-то было?
– Да прилично, штук на пять зеленью и рублями ещё. Да бумажки забыл, счета-фактуры там, то, сё. Ну, пришлось возвращаться к вечеру. В доме-то темно, ну, думаю, спит уж, старик. Я: «Бать, бать!», а он не отвечает.
– Спокойно, Андрюх! – Саша очень по-мужски, прям брат брату – или братан братану, что ли? – положил руку на плечо «быку», потряс тихонько.
– Да чего спокойно-то? – взъярился «бандюган». – Моего батю какая-то падла грохнуть хотела. Моего!
– Подождите, – встряла ничего не понявшая Мария Архиповна, за что заработала от господина Добренко очень неодобрительный взгляд. – Так этот… продавец ваш отец? Так получается?
– Ну, – по-слоновьи кивнул Андрюха.
– И вы ему с утра привезли деньги? Зачем?
– Так бизнес ж у него. Это я ему организовал, чтоб не закис. Бабло, понимаешь, обналичивает. И сам вроде как при деле. А чего ему, в грядках копаться, что ль? Он знаешь у меня какой? Ещё при совке два раза по восемьдесят восьмой[1] ходил, чуть «вышку» не дали, семь лет отмотал! Сечёшь?
– Секу, – согласилась Мария, тираду про восемьдесят восьмую осознавшая не полностью. – А зачем вы ему так много денег привезли?
– Сашк, чего это она? – удивился «бык».
– Разобраться пытается, – негромко пояснил Добренко. – Тоже… бизнес-леди.
– А, ну-ну. Бизнес-ляди, – хмыкнул Андрюха. – Моя вон тоже канючит, вынь и положь ей салон, ногти полировать. «У всех, – говорит, – есть, а у меня нету». Я ей: «Дома сиди, шалава. Сына вон воспитывай. А мало, так ещё парочку настрогаем». А она…
– Так зачем вы привезли отцу столько денег, Андрей? – осведомилась Мария Архиповна специальным голосом, каким обычно интересовалась у менеджеров, как это среди французов, приехавших любоваться русскими красотами по линии культурного фонда и горячей любви между нашим и их президентами, затесалась парочка туристов с подозрительно славянскими фамилиями.
– Да в отпуск с моими собрались! – снова вызверился бугай. – В Анталию, приспичило, вишь, ей! Ну и привёз, потому как с запасом и так, на всякий случай.
– А деньги то целы, Андрюх? – подал голос Добренко.
– Ну ты чего, Сашк, совсем лох? – даже вроде бы обиделся «браток». – Нет, ясень пень. Пустой сейф-то. Ключиками открыли и того, тю-тю!
А ключики, надо полагать, у старичка-банкомата взяли. Непосредственно после того, как его… Как ему…
Машу затошнило, кислый ком подкатил к языку, не давая дышать. На самом деле и до этого момента ей было страшно, но так, немножко, не по-настоящему, а вроде как бывает, когда криминальные новости смотришь. А вот сейчас дошло: то, на полу, теперь, может, уже и не живое – это на самом деле смешной старичок с одесскими замашками, который величал госпожу Мельге сударыней.
***
Всё повторялось с завидной дотошностью, разве что сейчас на дворе не день, а глухая ночь стояла. В остальном же одно к одному: парни, тащащие носилки; рядом докторица в синей форме, несущая высоко в руке прозрачный пакет, от которого тянулись гнусные трубки; на носилках человек, накрытый клетчатым одеяльцем и с совершенно неузнаваемым лицом. А ещё толпа, молча провожающая тяжко переваливающуюся по горбылям засохшей глины машину скорой помощи.
– Дежавю, – пробормотала Маша.
– Ты о чём? – Саша, стоящий рядом, вопросительно мотнул подбородком снизу вверх.
– Михалыча вот точно так же, – горестно вздохнула госпожа Мельге. – Прямо один в один.
– У него тоже спёрли пять штук зеленью и ещё рублями? – хмыкнул непрошибаемый Добренко.
– Ну при чём тут это? – обиделась Мария на эдакую бесчувственность. – Его же тоже по голове…
– Мань, я тебе ещё раз говорю, ты валишь всё в одну кучу. Они ж разные, даром, что и то, и то дерьмо. Пойдём спать, а? Хоть пару часов урвём, а всё наше.
– Какое спать? Ну вот какое спать?! Ты, конечно, большой специалист по… кучам, но уж супер-героя из себя не строй!
– Ладно, не буду, – покладисто согласился Добренко. Обнял активно вырывающуюся Марию как-то странно, со спины, и в таком вот совершенно идиотском положении пошагал вместе с ней вперёд. То есть дрессировщик и сам шёл, и её заставлял идти, на попытки Мельге вырваться никакого внимания не обращая. – Не хочешь спать, давай думать. Что с Михалычем случилось, ты знаешь?
– Пусти, да пусти ты! – шипящим шёпотом заорала Маша.
Ночь всё-таки, негоже прямо на улице сцены устраивать, даже если дрессировщик решил, будто сейчас самое время дурака валять.
– Нет, ты мне скажи, знаешь или не знаешь?
Никакого желания перестать дурить у Саши не наблюдалось.
– Знаю! Его отравили, а потом тоже… ударили.
– А откуда ты это знаешь? – Добренко умудрялся и идти, и Марию волочь, и говорить эдак основательно, размеренно, с расстановкой. – Потому что слухи такие ходят, правильно? А что там на самом деле случилось, узнать никто не удосужился. Вот ты в больницу к Михалычу ездила? Не ездила. Поэтому ничего и не знаешь.
– Можно подумать, ты знаешь!
– А я и не говорю.
– Стой, Добренко! – Маша, вдруг вспомнив, засадила локтём в сашин бок, но почти промахнулась.
– Стою, – подчинился дрессировщик, так и не получивший желаемых увечий.
Не им желаемых, понятно, но какая разница?
– Где ты сегодня пропадал и что за папку привёз? Только не говори, что сейчас не время это обсуждать!
– Ездил я, Мань, в местный спорткомитет, – мученически вздохнул Добренко. – А в папке списки мухловцев, занимавшихся биатлоном.
– Каким ещё биатлоном? – голоса не повышая, но очень экспрессивно возмутилась Мария Архиповна.
– Биатлон, Манечка, это спорт такой, – ещё горше вздохнул Саша. – Там тётеньки с дяденьками на лыжах бегают и из винтовок стреляют. По мишеням.
– Я знаю, что такое биатлон, – окончательно рассердилась Мария, умудрившись-таки развернуться к укротителю лицом, хотя тот и не думал её отпускать. – И прекрати надо мной издеваться!
– Даже и не начинал, – почти искренне признался Добренко. – Просто двадцать пять лет назад у нас в районе была вполне приличная команда, оказывается.
– И что?
– А то, Мань, что в Арея стреляли из «мелкашки». Это спортивная винтовка такая. Правда, раньше её запросто можно было купить в любом охотничьем магазине. Но у нас тут пушного зверя не стреляют, а ни за чем другим она на фиг не нужна. Пальбой же по баночкам народ начал развлекаться, когда достать такой ствол стало посложнее. Comprenez-vous?
– Полиглот! – фыркнула оскорблённая в лучших чувствах Мария. – И, по-моему, твои выводы притянуты за уши, а во всей этой каше только какой-нибудь Пуаро разберётся. У него серые клеточки есть.
– Вполне возможно, – пожал плечами Добренко. – Но я всё равно прав. Просто надо списки посмотреть, а я не успел.
– И как их тебе только дали! – съязвила Мария Архиповна.
– Подход к людям надо иметь.
– А у меня, по-твоему, подхода нет?
– Есть, но кривой. Больно уж начальственный, – сообщил Саша и полез целоваться.
И вот как с ним быть? Даже не поругаешься толком. Да ещё берёза, под которой они оказались, так романтично листочками шелестела, тени от тонких веток покачивались на заборе, луна застенчиво выглядывала из-за печной трубы, где-то вдалеке элегически орал кот, то ли просто заскучавший, то ли не к сроку возжелавший любви. А так тишина стояла оглушающая, будто всё Мухлово пропало вместе со всеми тайнами и бедами…
– Погоди! – снова скомандовала Мария, чувствуя, что ещё немножко, ещё совсем чуть-чуть и она… Короче говоря, в данный момент излишний романтизм стоило пресечь на корню, а то безобразие бы вышло. – А откуда ты этого Андрюху знаешь?
– Манька! – раздражённо рыкнул Добренко, ладонью надвинув бандану на лоб.
– Что? – Маша вытаращила честные глаза. – Я просто спросила.
– Лучше б ты просто помолчала, – проворчал Саша. – Ну с какого перепуга я могу знать? Ты чего? Это ж Мухлово. Тут все друг друга знают.
– Знают, – задумчиво протянула Маша. – Вот именно, что знают. Как думаешь, откуда преступник узнал, когда Андрюха отцу деньги привезёт?
– Мань, – кажется, дрессировщик едва сдержался, чтобы пальцем у виска не покрутить. – Это. Мухлово. Скорее всего, старик сам кому-нибудь сказал, что деньги сегодня будут. Ну, типа: «Приходи после обеда» – и пошла писать столица.
– Губерния, – Мария куснула ноготь на большом пальце. – Пошла писать губерния.
– А, по-моему, ты мне просто зубы заговариваешь, – сообщил Саша, глядя на Мельге, наклонив голову к плечу точь-в-точь как Арей.
– И зачем бы мне это понадобилось? – пожала плечами Мария Архиповна, поймав себя на том, что старательно в сторону косится. – Сам вечно придумываешь, а потом меня…
– Значит, всё нормально и ночуем на улице? Попутно обсуждая дела наши многогрешные?
– Почему на улице?
– Потому что одну я тебя не отпущу, это ясно. К тебе идти смысла нет, на голом полу спать неудобно. Остаётся одно: топать ко мне.
– Я ещё к Алле попроситься могу...
– Маш, в чём дело?
Ого, уже и не Маня, а Маша! Значит, по-настоящему сердиться начал. И в принципе, опять же, его понять можно. Но вот как тут объяснишь, что струсила, да ещё так, что и сравнить-то не с чем, потому как Мария Архиповна не помнила, пугалась она тогда, первый раз с Павлом, или нет. Ну да, ну да, непостоянство женской натуры: совсем недавно злилась, что он никаких таких попыток не предпринимает и даже заподозрила под это дело в нехорошем, а теперь сама прятаться готова. Не логично? А кто и где в таких-то делах логику видел?
– Я на самом деле к Алле пойду, – куда решительнее повторила Мария Архиповна.
– Не передумаешь? – посмурнел Саша. – Ладно, навязываться не буду.
А больше ничего не сказал до самого дома учительницы, даже на робкое пожелание доброй ночи лишь хмуро кивнул.
[1] «По восемьдесят восьмой ходил» – статья 88 Уголовного кодекса РСФСР 1960 года (на сленге валютчиков – «бабочка») «Нарушение правил о валютных операциях» предусматривала уголовное наказание за операции с иностранной валютой и валютными ценностями. Осуждение по ст. 88 предполагало в зависимости от состава преступления лишение свободы на срок от 3 до 15 лет, конфискацию имущества, ссылку на срок до 5 лет и смертную казнь.
