Текст книги "Пилюли для феи (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
– Если даёте себе труд, а утруждаетесь нечасто, – тонко усмехнулся альв. – Но я так и не понял, к чему была ваша гневная тирада.
– Да к тому, что вам очень, просто до зарезу необходим козёл отпущения! А кого им делать, как не меня? Конечно, увольнение ничего не решит. Зато потом можно будет с полным на то правом мужественно вздыхать и говорить о справедливости тех, кто женщин на работу не берёт.
– Жаль, что сказанное мной до вас не дошло.
– Да дошли они! Заметьте, я ни слова не сказала о вашей неправоте. Более того, во всеуслышание готова признать: во многом, очень многом, вы правы. Но донести правду можно по-разному, и в мешаться тоже можно по-разному. И разрешить ситуацию. Так вот, господин Росс, на мне вы просто сорвались. Дальнейшее же пребывание в «Следе» зависит не от моих усилий, а от ваших с Мастерсом настроений!
– А ваша готовность нести ответственность за собственные поступки?
– И что с ней? Или вы намекаете на то, что я этого не умею? Что ж, и тут вынуждена согласиться – не умею. Но учусь. Я полностью осознаю: угроза увольнения без рекомендаций близка, как никогда. Но лучше так, чем становится козлом... козой отпущения для всяких истеря... нервничающих мужчин. Да, ещё одно, напоследок! – голова кружилась всё сильнее. Ощущение очень походило на то, когда её Рон напоил. А вот эйфория, пожалуй, была сильнее. – Вы правы и в том, что воспитание в приюте накладывает свой отпечаток. И его следует учитывать при оценке собственных возможностей и действий. Так же как и инстинкты оборотня вместе с благоприобретёнными привычками. И воспитание аристократа, к слову сказать. Альв не перестаёт быть альвом, не так ли, лорд Александр?
Курой выпрямилась. Оказывается, она успела обеими руками опереться о стол, да ещё и нависала над управляющим, вопя практически ему в физиономию. Седьмой! Ведь так хотелось оставаться спокойной...
– Вот теперь я изложила абсолютно всё выводы. Решение за вами, господин Росс.
Каро изобразила книксен и, гордо выпрямив спину, покинула кабинет. Даже дверью не шарахнула. А на Рона с Яте, стоявших в приёмной с вытянувшимися физиономиями, лишь глянула мельком.
***
Маленький коттедж на Вишнёвой улице ничуть не изменился. И ни смотря на осевшие от талой травы сугробы, Алексу по-прежнему казалось, что воздух пахнет розами – меленькими белыми очень скромными цветами. С одуряющим запахом, от которого голова кружится. А иногда – действительно очень и очень нечасто – начинает мучительно ломить виски. Вот как сейчас.
Нет, совсем домик не изменился. Но поменялось многое. Сколько не стой у калитки, входная дверь не распахнётся и хозяйка на крыльцо не выбежит, не прижмётся доверчиво. Да, альва тут всё ещё ждут. Но без радости.
А дверь всё-таки открылась, как и прежде. В слабо освещённом проёме – на крыльцо только дорожка света от горящей в доме лампы падала – появилась нимфа. Встала, ладонь на косяке, будто ей поддержка нужна. Волосы не распущены, собраны в толстую косу. Платье строгое, рукава длинные, воротник под горлышко – никаких ночных сорочек. Смотрит молча.
Впрочем, Ниар всегда молчала.
Росс вздохнул, открыл-таки калитку, пошёл к дому. Девушка улыбнулась. Попыталась, точнее. Вот чего нимфа не умела, так это претворяться. Ни радости, ни даже гостеприимства изобразить не сумела. Губы, пусть и едва заметно, но дрожали. Глазищи блестели лихорадочно, словно у неё жар.
– Я совсем ненадолго, – успокоил девушку альв. – На ночь не останусь и ужинать не буду. А вот чаю бы выпил.
Облегчение, которое её скрыть тоже не удалось, кольнуло. А, может, и резануло, Седьмой разберёт! Больно стало – это точно.
Вошёл в дом, привычно бросив трость, перчатки и цилиндр на резной комодик. Повесил пальто на оленьи рога, тут вешалку заменявшие. Даже полы разгладил зачем-то, пелерину расправил. Хотя почему «зачем-то»? Понятно, зачем. Чтобы не оборачиваться, не видеть, как она хлопочет, накрывая на стол. И тоже старается на него не смотреть.
– Ниар, скажи честно, у тебя есть кто-то? – спросил, будто в ледяную воду прыгнул.
И обернулся резко, чтобы не пропустить ту самую, первую реакцию. Впрочем, для этого и оборачиваться не понадобилось. Чашка, как живая, выскользнула из рук, но не разбилась – глухо тренькнула, упав на толстый ковёр.
Ну да, ковёр. Откуда бы девочке знать, что в столовых не принято пол закрывать? Красиво же, ей нравилось. А Россу нравилось всё, что ей по душе.
Нимфа отрицательно помотала головой, нагнулась, доставая чашку. Пошла на кухню, но альв перехватил её, удержал за запястье.
– Постой. Я верю, что ты... Что верность мне хранишь. Ни это имел в виду. Но в твоей жизни появился другой мужчина, верно?
Снова головой решительно помотала.
– Хорошо. Я, кажется, опять неправильно сформулировал. Н-да, не по-дурацки не выходит. А, пусть так... В твоём сердце появился кто-то другой?
Девушка быстро глянула на альва – в романах пишут: «глаза вскинула». Вот и она только вскинула и тут же уставилась куда-то вниз, то ли чашку разглядывала, то ли пол. Но Алексу и этого мига хватило. Не нужно обладать умением по лицам читать, чтобы дикий ужас заметить. Непонятно только, чего боится. Точнее, за кого: за себя или за него, который господину Россу дорожку перебежал. Хотя, зная Ниар, догадаться несложно.
– И чего ты ждёшь? Что я побегу ему голову сворачивать? – усмехнулся Алекс. – Так даже не знаю, кто таков. Поверь, меньше всего я хочу тебе боль причинить.
Девушка закусила губу, но потом решительно поставила чашку на стол. Вскинула руки, замелькали пальцы. Фраза-то короткая, но поди, изобрази её на языке немых. Зато получилось гораздо выразительнее, чем вслух сказанное: «Ты лорд!». Второй раз за день Россу лордство припомнили. Да и вообще о нём в последнее время вспоминают частенько. К чему бы это?
– Ниар, я...
Не дала договорить, прижала к его губам прохладную ладошку. Зажестикулировала быстро-быстро, стараясь убедить его в своей преданности, верности. В том, что «это ничего не значит». Что она «никогда не позволит себе». Было там и про безумную благодарность, и про её понимание: пропала бы, не выкупи господин Росс. Теперь по гроб жизни...
И так далее, и так далее. Бессмыслица, если разобраться.
Алекс молча дал ей закончить. Стоял, улыбаясь, глядя на хрупкую и очень-очень серьёзную нимфу. Нахмуренные бровки ему не нравились. Гораздо приятнее, когда она улыбалась. И не натужно, а от души.
– Глупая, ты давно уже отплатила за всё, – выдавил, наконец.
И только поцеловав в лоб, осознал, насколько это всё пошло, мелодраматично и натужно. Хотел счастья пожелать, но не стал – совсем уж лишнее. Просто оделся и вышел, глотая боль вместе с омерзением к себе.
Вот, кажется, благородно поступил. Ломать девочке жизнь не стал, дом давно на неё переписан, и счёт в банке вполне обеспечит безбедное существование ещё лет на тридцать. А всё равно мерещится, что поступил как подлец. Или это: «Ты лорд!» – так душу царапнуло? Кажется, не избавиться от этого лордства до самой смерти, как будто грех какой.
А, может, он сам и грешит? Может, только сам и считает себя безгрешным? И вовсе это не Семеро мстят, подкидывая одну неприятность за другой? Как бы ещё понять. Других судить легко, гораздо труднее оценить самим сделанное.
Альв глубоко втянул воздух – розами больше не пахло. Лишь снегом, да печным дымом. И пошёл, не торопясь, по дорожке. Трость тихонечко цокала по брусчатке, как будто секунды отсчитывала.
Глава четырнадцатая
Глава четырнадцатая
Глава четырнадцатая
Нашедшего выход затаптывают первым
– И что это было? – поинтересовался Рон, пялясь на входную дверь, в кои-то веки не распахнувшуюся так, словно её ручкой пытались стену продолбать, а захлопнувшуюся.
Правда, захлопнулась она тоже с немалым шумом – стёкла в окнах звякнули-таки, но без эмоций. Видимо, привыкли уже, что в этой конторе покой может лишь сниться и то не каждую ночь. Ну, подумаешь, унеслась теург из офиса как ведьма на помеле, ну, дверью хлопнула. Так всего же одной и то не сильно.
– У кого-то зубы режутся, – меланхолично ответил оборотню Яте. Подумал и добавил скептически. – Правда, только молочные.
– Да какое там режутся! – возмутился Мастерс. – Всю кровь высосать успела!
– Для сосания зубы не нужны – это я как медик говорю, – авторитетно заявил эксперт и полез в шкаф. Поскольку гардероб в «Следе» был глубоким, а Курой габаритами никогда не отличался, то за пальто тегу приходилось именно лезть. – Кстати, а из кого насосаться-то она успела?
– Ну-у, – оборотень поскрёб когтями подбородок, – из всех.
– Лично я донорством принципиально не занимаюсь, – объявил Яте, выныривая из чрева шкафа уже в котелке. – Хочешь совет?
– Нет, – огрызнулся Рон.
– Заканчивай дурью маяться, – желание или нежелание окружающих слушать наставления, тега никогда не останавливало. Коли уж приспичило поделиться мудростью – делись. Благо, желание это настигало эксперта «Следа» редко, раз так в три года примерно. А, значит, мудрость можно считать по-настоящему мудрой, настоявшейся. – Твоё поведение уже перестаёт походить на страдание романтического героя. И начинает напоминать банальную истерику.
– Чего это ты с утра разговорился? – раздражённо рыкнул оборотень. – Красноречие проснулось? Могу усыпить!
– Сам справлюсь, – заверил Яте, деловито натягивая пальто. – А тебе стоит настой валерьянки попить. Или воспользоваться умным советом.
– Не слышал, – отрезал Рон.
– Хватай и трахай, – озвучил тег, поправляя котелок.
– Эксперт! – восхитился Мастерс.
– В договоре так и написано, – согласно кивнул Яте. – И если твои сопли мы жевать перестали, то у меня есть рациональное предложение.
– Уже боюсь и спрашивать.
– Не бойся, я не больно, – заверил медик. – Как говаривал мой дедушка: «Не тот умный правитель, кто всё делает сам. А тот, кто умеет найти достойного мастера».
– Рахат-лукум твоих слов мёдом льётся в уши. Но мудрость их столь сладка, что не достигает моих мозгов, – восхитился сыщик.
– Твои речи остры, как жало пчелы, – не остался в долгу тег, – а голова округла, словно задница верблюда. И столь же наполнена. Ты сторонами света ошибся. Я не с того востока.
– Точно, – задумчиво согласился Мастерс, явно размышляя о чём-то своём. – Кстати действительно, почему Ближний Восток – это восток и Острова тоже восток? Хотя они в разных сторонах и, вообще, пол монтажки по карте? Только я всё равно ни демона не понял.
– А тут и понимать нечего, – Яте натянул перчатки, критически оглядел отражение в зеркале на дверце гардероба и надвинул котелок пониже. Элегантная одежда положения не спасала – качественно и регулярно набиваемая тегская физиономия представительности образу добавлять не желала. – Предлагаю поменяться заданиями. Ты ищешь врача, а я вашего Призрака.
– С чего бы это? – изумился Рон.
– С того, что доктора найти всё равно шансы нулевые. А оборотня для меня разыщут за день.
– Кто?
– Неважно кто и неважно как, – в Курой явно проснулась страсть предков к загадочности. – Важно, чем мотивировать.
– И чем?
– А это тоже неважно. Ну, так что?
– Да иди ты куда хочешь! – сдался Мастерс, – Только с глаз скройся! Достал! И так башка трещит.
– Корень валерианы или...
– Я понял!
«Иди куда хочешь!» – совет, конечно, хороший. А, главное, применим к самому себе. Даже если вычеркнуть из условий задачки собственные переживания и эмоции, ответ найти непросто. Действительно, как разыскать в Элизии врача, если знаешь только имя его пациентки, причём двухгодичной давности?
Рон постоял, раскачиваясь с носка на пятку, тупо таращась на собственное мутное отражение в оконном стекле. И старательно пытаясь вымести из головы все ненужные мысли, которых там накопилось чересчур много. Собственный череп оборотню напоминал чердак, куда годами стаскивали хлам. Точнее, нужные вещи. Из тех, что выбросить никак рука не поднимается – ведь обязательно пригодятся. Только неизвестно кому и когда. Вот и думы были такими же необходимыми. Но не здесь и не сейчас. А стоило бы и на деле сосредоточиться. Хватит Богов, а заодно, и Росса гневить. Без того на нервах. И Семеро, и начальство.
Мастерс неторопливо натянул куртку, долго искал кепку и не нашёл. Вспомнил, что, вроде бы, оставил её дома – то-то голова мокрая. С утра в Элизии зарядил противный снег пополам с дождём. Пришлось так и идти, натянув воротник по самые уши. А что делать? Если уж жизнь решила повернуться спиной, то выдаёт по полной.
Непонятно, за что судьба – или элизийская погода? – обозлилась на своих любимчиков, населявших модный дом, в котором квотировались и Олэаны, а только здесь тоже было холодно и неуютно. Не в самом здании, понятно – вокруг. Мокрый унылый скверик скучал, лавочки, будто разом вылиняв с небесно-голубого до серого, пустовали – ни строгих нянечек, ни детей. Только на низком кованом заборчике, нахохлившись, словно недовольный воробей, сидел парнишка. При виде Мастерса он едва заметно покачал головой и снова уставился себе под ноги, сунув руки в карманы большого – не по росту – твидового пиджака.
Уличная команда Росса бдила, но всё без толку – ни фат, ни его дочь дома не появлялись. Другого ждать не приходилось.
Оборотень подышал на замёрзшие пальцы – перчатки он тоже забыл – разглядывая парадный вход. Полированные двери, утратившие гордое сияние, выглядели как ворота непреступного форпоста. Или банковского хранилища. Одно на одно выходило: за ними Мастерсу делать нечего. Да и вообще непонятно, зачем сюда заявился.
Ну, допустим, за лекарствами сами господа не ходили, прислугу посылали. Значит, служанки должны знать адрес аптеки, где снадобья готовили. А у фармацевта, скорее всего, хранятся рецепты, выписанные тем самым неуловимым доктором. Да не скорее всего, а наверняка – не микстуру от геморроя продавал. Только вот Олэан с тех пор весь штат поменял и не один раз. Где теперь тех служанок найдёшь? Консьержи и лифтёры тут не помощники. Вряд ли они что-то знают, а знают, так не скажут ни по доброте душевной, ни за деньги. Или скажут, но не сразу, возись с ними...
Мастерс не спеша обошёл вокруг дома, зачем-то подёргал ручку чёрного хода – закрыта, естественно. Огляделся. Короткая кишка переулка была пустынна, тиха и, как ни странно, практически суха. Крыши домов почти соприкасались и чисто выметенная брусчатка только мокро поблёскивала. Оборотень снова глянул на дверь, провёл пальцем по петлям, отёр масло о куртку.
Естественно, что замки и петли тут регулярно смазывали. Этим же ходом пользовались активно. Не станут же горничные, служанки, повара да носильщики через парадный вход сновать.
Рон усмехнулся, шаркнув ногой по брусчатке. Интересно, а дворники тут часто меняются?
***
Желающие разыскать Папашу Руха днём должны были посетить замечательное заведение под названием «Золотой пескарь», в народе больше известное как «Обдираловка». Позиционировала себя шарашка – ни много, ни мало – «кафе со спиртными напитками». Почему именно кафе, а не, допустим, бар или на худой конец ресторан, кажется, не знал никто.
Зато всем любителям чуть-чуть незаконных, полузаконных и совсем запрещённых азартных игр в Элизии было известно: в «Обдираловке» самые высокие ставки, самые понятливые букмекеры и любому доступна игра в долг. Правда, проценты по кредитам тут тоже «самые». А методы убеждения должников совсем негуманные. Но когда хочется сорвать большой куш на халяву, приходится рисковать. Даже целостностью собственных конечностей.
В общем, желающим встретиться с Папашей прямая дорога к «Пескарю». Другое дело, что желающих находилось немного. С теми, с кем устроитель боев дружил, дварф встречался сам, и время свидания тоже назначал самостоятельно. Ну а тех, на кого у него зуб имелся, находили. Как бы несчастный от рандеву не уклонялся. Яте повезло оказаться в числе немногих нахалов, по собственной воле разыскивающих Папашу. Но Курой такую наглость мог позволить.
Тег едва успел шепнуть бармену о цели своего визита и понюхать пойло, которое в «кафе» за вишнёвый ликёр выдавали, как дварф, сияя в полумраке двенадцатью золотыми коронками, выплыл откуда-то из подсобки. То, что коронок именно двенадцать, а не пять и не двадцать, Яте разглядел без труда – уж слишком широко, радостно и дружелюбно улыбался Папаша. Примерно, как крокодил.
– Те-ег, дружи-ище, – радушно раскрыл объятья дварф, будто и вправду надеялся прижать Курой к своему выдающемуся пузу. – Как же я рад тебя видеть! Рад, рад, даже не сомневайся. В самый раз собирался весточку послать! В среду-то тебя не было. Да я и покумекал, думаю: чего зазря парня тревожить? Пусть отлежится, а я ему пока стоящего бойца предложу. И...
Поток дружелюбно-снисходительного бреда криминалист перебивать не стал. Просто вытянул из кармана пачку купюр – такую толстую, что подкладку вывернуло – и шлёпнул деньги на стойку.
– Это что? – глубокомысленно пыхнув огрызком неизменной сигары, кажется, приросшей к толстой губе, осторожно поинтересовался дварф.
– Деньги, – любезно пояснил Яте.
Хотел было для пущего имиджу залихватски опрокинуть в себя содержимое рюмки, но понюхал и передумал. Имидж имиджем, а печень дороже.
– Эт’ я вижу, – Папаша улыбаться перестал. Кабаньи глазки, выглянувшие из-под умильно расползшихся щёчек, смотрели совсем недружелюбно. Даже недобро. – Только к чему? Вроде как долгов за тобой нету.
– Долг за тобой есть, – Курой меланхолично раздавил большим пальцем таракана, зачем-то вылезшего на стойку. Видимо, и среди насекомых встречаются самоубийцы. – Теперь есть. А это ставка. На меня.
– Так-так-так, – зачастил дварф, возвращая на луноподобную физиономию сияющую улыбку. И, никого не стесняясь, потирая пухлые ладошки. – И против кого это ты, парень, выйти решил, а? Хоть бы меня предупредил по старой дружбе. Всё же не шишка с горы, а считай, импресарио.
– Считай, импресарио, – хмыкнул тег, подвигая пачку банкнот к дварфу, – Тут восемьсот чистыми.
– Ско-олько-о? – сигарный окурок отвалился вместе с нижней губой и, видимо, челюстью.
– Восемьсот, – невозмутимо повторил Курой, – твой процент стандартный. А ставки... Ставки будут высокими. Гарантирую. Но этого парня ещё найти надо. Зовут Арнэ, фамилию не знаю. Армейская кличка Призрак. Оборотень. Росомаха, кажется. По крайней мере, двигается как куница и псих ещё тот. Рожа с левой стороны палёная. Найдёшь, короче.
– Армейский – эт’ хорошо, – протянул дварф, забираясь на табурет, стоящий рядом с Курой. Короткие ножки и чересчур объёмный живот не позволили Папаше взгромоздиться ни элегантно, ни просто небрежно. Но когда речь о деньгах заходит, какой же дварф станет о внешнем виде думать? Тут бы дела обсудить, выгоду просчитать и подумать, как ближнего объегорить. – Только сколько их, армейских? Не слишком это и интересно, слышь, Тег?
– Про ликвидацию императорской семьи знаешь? – поинтересовался Курой, вертя злосчастную рюмку. С ней что-то нужно было решать. Раз заказал – пей, а то слабаком сочтут. Но печень всё же жалко. – Ну, так он активное участие в этом деле принимал.
– Так-так-так, – повторил Папаша, начав барабанить крепкими ногтями по стойке. И заставив Яте вздрогнуть – тег даже обернулся, почудилось, что вместо дварфа рядом альв сидит. – Но ты же ляжешь, Тег, – сказал эдак сочувственно, разве что по головке не погладив.
– Не... – с трудом выдохнул Курой. Пойло оказалось не только мерзким на вкус, но и жутко крепким. Таким драконов потчевать, чтобы огненными очередями плевались. – Не лягу... – теперь горели не только обожжённый рот и горло, но и желудок. Всё-таки сложно удерживать каменную физиономию, когда слезы норовят градом хлынуть. Но Курой справился. – Пусть твои мальчики прошвырнуться по притонам, где опиум курят. Там его и найдёте.
– О как! – вроде бы изумился Папаша, а у самого в глазах столбики цифр стоят – не дварф, а арифмометр.
С другой стороны, озадачишься, когда куш обещает быть не просто немалым, а очень и очень нехилым. Громил-то тег уже разделывал, этим почтенную публику не удивишь. А вот если пустить слушок, будто этот Призрак служил и в чём участвовал, о дурных привычках, естественно, умолчав, то... Как ни крути, а профит изрядный. Пару тысчонок поставить на одного бойца, пару на другого – и при любом раскладе с наваром останешься. Да и репутации такое мероприятие на пользу будет.
– А у тебя-то в этом какой интерес, а, парень? – добродушно прищурился дварф.
– Думаешь, мне деньги не нужны? – усмехнулся Яте.
Папаша смотрел на тега искоса, но эдак проницательно – и впрямь умудрённый жизнью отец на наивного отпрыска. Курой поморщился. Выходило не слишком ладно, причём у обоих. «Импресарио» то и дело забывал о том, что он всего лишь дружелюбный толстячок. А у тега с объяснениями выходило... не очень. От денег он никогда, конечно, не отказывался. Только и особого интереса к ним не проявлял. Его всегда больше сам процесс зарабатывания увлекал.
– Да подумываю завязать я, – попробовал зайти с другой стороны медик, – не мальчик уже.
– Жениться надумал, что ль? – ухмыльнулся дварф. – Уж не на той ли горячей штучке с зелёными глазками? – Курой было далеко до горячей штучки, но глазками тег стрелять тоже умел. Зыркнул так, что Папаша чуть своей сигарой не подавился. – Ладно, ладно... Извиняюсь я. Дело твоё, в него не лезу. А вот по рукам ударить готов. Ты как?
Яте молча протянул ладонь. Пожатие у Руха оказалось неприятным – мягким, липким. И руку Яте он задержал, потянул на себя с нежданной силой.
– Только учти, Тег, мы теперь партнёры. Парня я этого найду и на бой уговорю. Но уж и тебе пятится некуда. Сказал: бою быть, значит, выйдешь. Что случится, ежели ты свинтить захочешь, говорить не стану, сам всё знаешь.
А вот тут настало время Курой давиться. Как-то не рассчитывал он на самом деле снова с громилой в спарринге встретиться – собственные силы реально оценить умел. А вот с просчётом последствий, видимо, промахнулся.
***
Временное помещение, выделенное для ветеранской комиссии, ничем не отличалось от постоянного, так неловко спалённого разгулявшимся альвом. Припоминая сие досадное недоразумение, Алекс даже что-то вроде стыда почувствовал. То есть, не стыд, а, скорее, неудобство, эдакий дискомфорт. Всё-таки он почитал себя законопослушным гражданином. Ну, почти. А тут, получается, попортил имперское имущество ни за что, ни про что. И даже вины не чувствовал, пока снова не попал на улицу Тридцати страждущих. Выжженное до самой земли пятно зияло немым укором.
К счастью, в Казначействе запас унылых особнячков с облезшими стенами, перекошенными рамами, сквозняками и серыми в жёлтых пятнах потолками был безграничен. И комиссия вполне себе уютно устроилась на новом месте: тишина, ни души и пылью пахнет. Часы, вроде как, приёмные, но кого это волнует? Пришлось управляющему «Следом» хорошенько попетлять по закоулкам и этажам, тычась в запертые двери. В открытых же кабинетах Росса встречали неизменным: «Закройте дверь с другой стороны!». И даже типично альвовская физиономия на служащих не действовала. Клерки Комиссии, прибывавшие в раздражении и чёрной меланхолии, раболепствовать перед лордом отказывались. Видимо, потеря родных стен сказалась на них гораздо сильнее, чем предполагал Алекс. А говорят ещё, что у канцеляристов души чёрствые!
В итоге Росс справился сам. Метод тыка, то есть открывания всех дверей подряд, помог. И в очередной крохотной каморке обнаружился-таки бывший сержант Три Ригис, больше известный узкому кругу как Три Полбутылки. Приходу альва оборотень не удивился, но и не обрадовался. Хмуро глянул на посетителя из-под кустистых бровей и молча махнул в сторону неизменно колченого стула, приглашая устраиваться.
– Переживаешь? – вместо приветствия поинтересовался Росс, осторожно присаживаясь.
Стоять было глупо, а садиться страшновато – мебель тут выглядела ещё плачевнее, чем в прежнем кабинете. Видимо, собирали с бору по сосенке. А боры и раньше роскошью не страдали.
– Да знаете, капитан, как-то нехорошо мне, – хмуро откликнулся Три. – Только вот методы у вас какие-то... Как у лихих ребят, честное слово! Спасибо, конской головы в постель не сунули! Между прочим, у меня сердце больное. Помру и что тогда? Нет бы просто сказать: «Так, – мол, – и так, мил друг, накосячил!». Контору-то на кой палить? До сих пор я и словами понимал!
– Палить? – осторожно уточнил Росс.
Не то чтобы испугался вдруг разоблачения. Просто то, как события развиваются, не понравилось. Задумывалось, что Алекс станет обличителем, а тут с порога самого обвиняют.
– Дурака-то из меня делать не надо! – раздражённо рыкнул вервольф – щека дёрнулась, шрам натянулся, задирая губу, как в оскале. – А то я вашу зачистку с чем другим перепутаю! Вот сижу какой день, голову ломаю: то ли накапать на вас куда следует, то ли к вам с повинной идти.
– И что надумал? – Росс обеими руками на трость опёрся.
Не ради красивой позы, просто палка сидеть ровно помогала. Стул оказался по-настоящему шатким и грозил вот-вот развалиться под не слишком и тяжёлым альвовским седалищем.
– Да ничего не надумал!
Бывший сержант, посетителя не стесняясь, залез в сейф. Выволок оттуда бутылку с мутноватой жидкостью, заткнутую свёрнутым обрывком газетки. Продемонстрировал богатство Россу и получив в ответ отрицательный жест, влил в глотку полный стакан, обстоятельно занюхнув рукавом.
– На чём прокололся-то? – спросил сипло, продышавшись.
– На красочном описании отказа Олэана от пенсии, – любезно пояснил Алекс. – Перестарался с экспрессией.
– Даже спрашивать не стану, что за дрянь такая, – мотнул головой Три. – А что, поверили бы, скажи, будто я его не знаю, никогда видеть не видел?
– Да просто надо было дать информацию, которую у тебя просили, – пожал плечами Росс.
– Ну, конечно! – скривился Полбутылки, наливая себе новую порцию. – А вы бы к нему явились, слово за слово. Откуда дровишки? От Три, вестимо! Дальше-то что?
– Что?
– А ничего хорошего! – рявкнул оборотень и снова выпил. Залпом. – Ладно. Теперь-то от меня чего понадобилось?
– Всё, что про фата знаешь.
– Да что я про него знаю? – развёл руками бывший сержант. – Познакомились в госпитале. Я долечивался уже, а он с фигнёй какой-то валялся. Дизентерия, что ли? В общем, познакомились. Но так, шапочно. Потом уж здесь встретились. Олэан пришёл бумаги оформлять ну и... Потом опять пришёл, предложил вместе дело делать. А что? Не пыльно и не хлопотно, всё шито-крыто. Денежки-то никуда не деваются, просто задерживаются. Ветераны своё получают, а уж навар никого не интересует. Понятно, с начальником комиссии делиться пришлось, не без этого. Но на жизнь хватало.
– И на какую жизнь хватало? – поинтересовался Росс, поправляя манжет.
Альва мутило. С одной стороны противно. Боевой сержант, орденоносец – и такими делами занимается. Что-то в этом было от крысючиного копания в мусоре: мелко, гадостно и вонюче. Если уж красть, так миллион, да с пальбой, погонями и прекрасной блондинкой. А с другой стороны понятно. Безногий инвалид с пенсией, которую в лупу-то не разглядишь – и рядом с деньгами. Вроде как и осуждать совестно.
– Мне хватало, – веско пристукнул кулаком по столу Три, – про остальных не знаю, не спрашивал. Но вряд ли Олэан лишь тут кормился. Скорее уж ему наши медяки только на закуску шли.
– Кто вас сверху покрывал?
– Капитан, ты головой нигде не бился? – скептически поинтересовался оборотень, предварительно одарив Росса долгим взглядом. – Меня с ним или с ними не знакомили. Да и предложи – откажусь. Меньше знаешь – крепче спишь.
Алекс кивнул, будто соглашаясь.
– Олэана когда в последний раз видел?
– Да уж недели две тому, – пожал плечами Полбутылки, – срок ещё не подошёл. Вот дней через десять должен появиться. Могу маякнуть.
Росс снова кивнул, упорно глядя на трость, которую крутил между ладонями.
– Значит, поступим мы следующим образом, – велел глухо. Просто к тошноте ещё и головная боль присоединилась – затылок свинцом налился. – Бери лист и пиши.
– Чего писать?
Оборотень и не думал спорить, словно заранее к такому исходу готовился. Деловито опрокинул ещё один стакан, пододвинул к себе чистый лист, чернильницу, перо взял – ну просто прилежный ученик.
– Письмо. Анонимное, – едва заметно скривился альв. – В полицию. Мол, больше не можешь смотреть, как руководство комиссии злоупотребляет своим служебным положением. Совесть тебя замучила.
– Это называется донос...
– Значит, пиши донос! – сорвался-таки, повысил голос. Нервы в последнее время ни к демону. Но в руках себя всё равно держать нужно. – Документы, подтверждающие факт мошенничества, прилагаешь. Давно начал подозревать, что директор захочет скрыть следы своей деятельности. Поэтому ты хранил компрометирующую отчётность у себя дома.
– Кто б мне это позволил, – буркнул Три, послушно строча.
– Вот такой ты хитрый, – порадовался за бывшего подчинённого альв. – Факт пожара подозрения подтвердил. И ты не желаешь, чтобы злоумышленники ушли безнаказанно. Дату и подпись можешь не ставить. Хотя нет, поставь. Пойдёшь свидетелем. Так делу быстрее ход дадут.
– Спасибо, – косясь в сторону, поблагодарил оборотень, протягивая Россу исписанный лист, – показания я дам.
Алекс ничего отвечать не стал. Сложил бумагу вчетверо, сунул во внутренний карман и больше ни слова не говоря, вышел. Вроде бы опять правильно поступил. И проблему решил, и официальный ход делу смог дать. Ну а Три... Не сажать же сослуживца, пусть и бывшего, за решётку! Не так уж сильно он и виноват.
А на душе всё равно маятно.
***
До семи вечера Каро металась: чистила единственное платье, в котором не стыдно в публичное место выйти, надраивала туфельки, мыла волосы. Вспомнила даже, что девушки в пансионате перед свиданием лицо мазали смесью желтка и постного масла. Зачем это делать нужно, тега понятия не имела. Но раз опытные советуют...
Вот как раз после того, как желток – вместе с белком – не в чашку, а на пол угодил, теург резко успокоилась. Конечно, желание выглядеть привлекательнее похвально. Наверное. Но она же не на свидание собирается, а на... дело? Нет, на дело домушники ходят. В общем, старается ради расследования. И внешность тут никакой роли не играет. Тем более глупо пытаться улучшить то, что в принципе улучшению не подлежит.
В общем, когда пришло время из дома выходить, Курой сумела накрутить себя до такой степени, чтобы кусаться начать. Платье было повешено обратно в шкаф – вместо него тега повседневный костюм надела. Волосы скручены в обычный узел. Яйцо выкинуто, а фат стал почти ненавидим. Заодно и со всем остальным мужским населением Элизия.
Напомнив себе раз двадцать: её цель заключается в профессиональном, холодном и взвешенном сборе информации, Каро отправилась на встречу с Алоа. И дико пожалела о своём решении. Ну, кто ж знал, что «Тихое местечко» окажется вовсе не тихим, а очень даже шумным. В смысле, популярным. Причём у весьма почтенной публики.
